Текст книги "Чеширский сырный кот"

Глава восьмая

«Я в жизни не смогу убедить их довериться коту, – думала Пип. – Особенно после того, что случилось с Малдуином».

Мыши, обитающие в «Старом чеширском сыре», собрались на затхлом чердаке. Пип забралась на верхушку деревянного манекена в углу комнаты и оглядела сцену перед собой. Всего лишь четверть часа прошла с тех пор, как она подала сигнал. Пип сделала так, чтобы газовое освещение в доме мигнуло.

Дважды.

Это был старый код, придуманный и разработанный одной мышью-основательницей, имя которой было давно забыто. Одна вспышка созывает мышиный совет. Две объявляют о всеобщем мышином сборе. Три – что ж, хвала Провидению, к такой чрезвычайной мере прибегать на памяти Пип не приходилось.

Мыши, собравшиеся по зову Пип, спешили по трубам, карабкались по верёвкам, бежали по старым тропкам за штукатуркой в стене. Казалось, будто чердак ожил, в каждом уголке бурлило движение. Зеркала, и лампы, и сундуки, и трубы – всё исчезало под дрожащим, волнующимся потоком бегущих мышей.

Тысячи мышей.

Все они сгрудились в помещении, способном вместить лишь четверть от их числа. Даже на двух настенных фонарях разместилось около сотни молодых и особенно ловких мышей.

Пип облизала лапу…

Потёрла нос…

Облизала лапу…

На памяти Пип лишь однажды происходило подобное собрание. Причиной разбирательства тогда тоже было появление нежданного гостя. Пип отбросила эти мысли в сторону. К худшему или к лучшему, но та проблема была разрешена. Сейчас перед ней была другая сложная задача.

Пип заметила, что даже те, кто опоздали на сбор просунули головы и носы в трещины на потолке.

Настало время призвать собравшихся к порядку. Она подняла переднюю лапу. На ней лежал кусок сыра, сияющий, как слиток золота. Медленным движением, поводя из стороны в сторону, Пип продемонстрировала его изгибавшимся, качавшимся мышам и посмотрела сверху на десять тысяч пар зачарованных глаз.

«Назвалась груздем – полезай в кузов», – подумала Пип.

Она вздохнула так глубоко, насколоько позволяли мышиные лёгкие, и начала:

– Мои уважаемые друзья и соседи, сегодня на нас опустилась тяжёлая длань* судьбы… не в самом плохом смысле. Кот пришёл в «Сыр»…

Поднялся гам.

– Тише, пожалуйста!

Пип снова подняла над головой кусок чешира. Болтовня стала затихать и сменилась звенящей тишиной.

– Я сказала: «Не в самом плохом смысле». Это означает, что там, где мы должны были ждать вражды, нас ожидает дружба. Где мы вправе были ждать угрозу, нам уготована милость. Этот кот необычный. Этот кот не ест мышей. Он ест… – Пип выдержала паузу для пущего эффекта. – Он ест сыр.

К сожалению, скромные таланты автора не позволяют описать реакцию собравшихся во всей полноте. Представьте, если хотите, Палату Общин, заполненную десятью тысячами миниатюрных членов парламента, и все они пищат в голос, колотят хвостами с тревогой, недоверием, несогласием.

Глава девятая

На чердаке было ещё одно существо. Оно наблюдало за мышами с возраставшим чувством смятения. Кот в «Старом чеширском сыре»?

Глупость.

Хуже, чем глупость.

Катастрофа.

Его здоровый глаз метался туда-сюда, стараясь в хаосе разобрать что-то сквозь узкую щель в штукатурке. Его незрячий глаз моргал и отказывался участвовать в этом.

Старая часть чердака, кусочек, затерянный после перестройки, была его храмом и тюрьмой последние девять утомительных месяцев.

Конечно, ему стоит быть благодарным своим тюремщикам, которые старались обеспечить его хоть каким-нибудь комфортом – свежей соломой и кусочками сала, – но «Старый чеширский сыр» оставался для него, натуры тонко чувствующей, без сомнения, тюрьмой не хуже Ньюгета*.

Сегодня, стоило признать, изолированность его комнаты оказалась преимуществом. Он позволил себе с возраставшим смятением наблюдать и слушать за происходившим по другую сторону тонкой стены. Предложение, выдвинутое на голосование, было крахом, бедой, катастрофой.

Он с трудом сдерживал негодование. Как они могли забыть, что безопасность Англии всегда висит на волоске? Если бы они только спросили его совета! Но он знал, почему они не спрашивали. Он должен немедленно пресечь любые разговоры об этой сделке… с котом.

Кот.

Само это слово было ему отвратительно. Это крохотное словцо всегда означало что-то грубое и непременно злое.

Существо многое знало о котах. Оно вздрогнуло от боли в плече, вернее больше от воспоминания, чем от боли. Никогда прежде оно не чувствовало так остро, что необходимо спешно принять какое-то решение.

Смятение уступило место более сильному чувству – всеподавляющему чувству долга. Её Величество Королева: она наверняка беспокоится из-за его отсутствия… и всего, что это означает.

Он должен попасть в Тауэр.

Но как?

Глава десятая

«Старый чеширский сыр»! В его стенах Ловкач обнаружил дивный лабиринт

А в центре всего наседкой сидит повариха Крумс.

Кулинарный тиран, она управляет на кухне железной поварёшкой.

Её медные горшки и кастрюли

пузырятся,

и бурлят,

и кипят,

и пенятся

в непрестанном процессе приготовления супов и вторых блюд.

И через все кирпичи и балки её владений доносится сладостный аромат истории вместе с затхлым запахом прошлогоднего йоркширского пудинга, жаркого из ягнёнка, битков из баранины, стейка и пирога с почками.

Ловкач отыскал кухню.

Но что тут?

Вращающаяся дверь?

Будто обычные двери недостаточно опасны.

Повариха Крумс

Нужно идеально рассчитать время, чтобы проскочить внутрь. Запахи соединялись в соблазнительную смесь пряного и сладкого. И – о, звон и лязг! Для ушей Ловкача они были точно колокольчики, звон которых складывался в весёлую песню о… еде, еде, еде!

Он проскользнул в дверь и спрятался за корзиной с луком, откуда мог обозревать великолепную картину, открывавшуюся перед ним. По всей видимости, он стал свидетелем пьесы, разыгрываемой кулинарным гением.

Огонь на плитах прыгал и трещал, служанки беспрестанно входили и выходили, крутящиеся двери скрипели и трещали, мальчишки-разносчики, загруженные кружками с пенистым элем, ныряли, вертелись, суетились, смеялись и кричали друг на друга.

Вскоре голова Ловкача уже раскачивалась в такт этой сложной мелодии. Это была настоящая симфония…

– Что, чёртова кочерыжка, делает этот зверь на моей кухне?

Глава одиннадцатая

Тишина наступила мгновенно – тишина абсолютная.

Даже огонь отпрянул, испуганный грозным голосом, прогромыхавшим – нет, не изо рта, из зияющей пасти, способной проглотить весь флот Англии в один присест.

Ловкач посмеялся бы над курьёзностью этой сцены: в суматохе мальчишка ловит на лету кота, ещё не зная, что сейчас его же ловкость обернётся против него.

Крумс приближалась к мальчику. На её лбу блестели капельки пота.

Ловкач видел её раньше лишь однажды: устрашающих размеров женская фигура, не то круглая, не то квадратная, в ширину примерно такая же, как и в высоту. Её мясистая рука вытянулась вперёд, деревянная ложка указала на Ловкача. Но только на мгновение. Тут же ложка поднялась и треснула мальчишку по самой макушке.

– А ну-ка вышвырни этого ловца блох прочь отсюда!

Мальчишка уронил кота и попытался поймать, но тщетно.

– Кот, – рычала женщина. – Быстро…

Вдруг её перебила кастрюля, заклокотавшая, зашипевшая на плите за спиной.

– О, черти! – завопила она. – Моё фрикасе*!

Чары разрушились. Кухонный танец закрутился вновь. Повариха сосредоточилась на спасении соуса. И, пока она была занята этим делом, связка ключей, привязанная к её переднику, упала и отлетела в другую часть кухни.

Ключи, звеня, оказались рядом с лапами Ловкача. Самым заметным из них был латунный. Крупнее остальных и более старый, он тускло блестел.

Какая удача! Ловкач догадался, какой замок отпирается этим ключом. Вот удивится Пип! Но он, конечно, не стремится впечатлить мышь, нет.

– Ах! Угольные поджарки!

Ловкач оглянулся. Повариха сердито смотрела на ложку с соусом, который только что попробовала.

– Уродство! Выливайте его! Начинайте заново, тупицы!

Пока Крумс забыла о нём, Ловкач обнюхивал связку ключей. Он подтолкнул её носом и схватил зубами. Крадущейся походкой, на какую только способен кот, он повернул к двери, но вынужден был притормозить: ключи, раскачиваясь, звенели. В это самое мгновение душераздирающий крик раздался над головами и горшками:

– Мои ключи!

Никогда прежде на кухне не было такого балагана: мальчишки и судомойки отпрыгивали, отскакивали, бросались в стороны. Тяжёлая поступь поварихи сотрясала кухню.

Пока Крумс приближалась, Ловкача пронзила догадка. Вместо того чтобы скрываться, он ринулся прямиком в центр кухни, не поднимая глаз на кипящую от злости повариху. Несчастный мальчик-разносчик, которого она оттолкнула, схватил её за рукав и показал на кота одной рукой, другой защищая свою голову.

Взгляд, брошенный дамой на Ловкача, остановил бы самого чёрта, но Ловкач благополучно продолжал движение. Все взгляды были прикованы к нему, когда кот положил ключи прямо к носкам громадных ботинок. Яростная гримаса на красном лице сменилась чем-то ещё более пугающим. Было бы преступлением назвать это улыбкой. Однако это была именно она.

Люди не придумали более точного слова, чтобы описать это выражение лица: широко растянутые губы, пятнистые зубы, пухлые щёки, похожие на два перезрелых граната.

– Ты принёс мне ключи, да? – заворковала Крумс. Её напев, сладкий, как патока*, был ещё более странным, чем улыбка.

Она наклонилась, чтобы поднять ключи, потрепала Ловкача за подбородок.

– Какой славный котик, – сказала она.

Затем она наклонилась ближе и глубоко вздохнула. Странно посмотрев на него, она прошептала как будто с покорностью:

– А ты странный парень. Ладно. Держу пари, мышей здесь хватит для нас обоих.

Легонько шлёпнув его по голове (так, что он растянулся на каменных плитах), она подняла ключи. Ткнув пальцем в воздух, она произнесла:

– Учитесь послушанию у этого хвостатого, бездельники!

Ловкач задрал подбородок и гордо прошествовал из кухни. Он точно подгадал, когда дверь повернётся. При этом Ловкач едва держался на лапах от страха. Успокоившись, он твёрдо решил в дальнейшем избегать Крумс.

Глава двенадцатая

Наступила полночь.

Ловкач прошёл мимо всё ещё работающей кухни и начал спускаться по тёмным ступеням. Чем ближе он был к сводчатому погребу, тем сильнее чувствовал специфический, сырой запах старых кирпичей, дерева и пыли. На нижнюю часть лестницы падал отсвет ламп, висящих в зале. Ловкач вошёл в помещение с арочным потолком. Кладка казалась очень старой.

Так вот она какая, самая старая часть паба! Всюду стояли бочки с вином, соленьями, мешки с зерном. И среди всего этого добра – тяжёлая пористая дверь, сколоченная ещё в прошлом столетии. Там-то, за этой дверью, наверное, Крумс и хранит свой знаменитый сыр.

Ловкача охватила дрожь.

Двери.

Он присел в углу и стал ждать. Кот явился за полчаса до назначенного времени.

Откуда он знал, что сейчас половина двенадцатого? На самом деле все умные создания (за исключением разве что рассеянных людей) обладают безошибочным чувством времени. Им не нужна римская нумерация на глянцевых циферблатах часов или тень солнечных стрелок – никаких отрезков часа, осколков минут, крупиц секунд, – чтобы узнать о тайне, сокрытой в них самих.

Чувство времени обычно получают с рождения.

Поэтому Ловкачу не нужно было иметь карманных часов, чтобы понять, что он явился рано. Весь день он боролся со страстным желанием, снедавшим его, – желанием найти сыр. Но теперь минуты тянулись, и кот начал сомневаться, а не сделали ли из него дурака…

– Эй, – пропищал тонкий голосок. Ловкач обернулся. Он был удивлён.

– Ты пришла, – сказал он.

– Разумеется, я пришла. Я мышь слова.

Ловкач заглянул ей за спину в поисках обещанного сыра. Из-за спины Пип достала ароматную жёлтую крошку. Держа её на ладонях, мышь торжественно протянула крошку коту.

– В соответствии с нашей сделкой, я принесла этот кусок чеширского сыра, – произнесла она.

– А-а-а… у-у-у… э-эм… да… – ответил Ловкач в недоумении.

– Ты выглядишь разочарованным, – заметила Пип.

– Ну… Не совсем, – вздохнув, Ловкач поглядел на крошку. – Как-никак это чеширский сыр.

– Красная его разновидность. Обрати внимание на его золотистый оттенок. И, – добавила Пип с гордостью, – это лучший сыр в Англии.

– Спасибо, – сказал Ловкач. Ему нужно было заново обдумать их соглашение. Конечно, они не ожидали, что он будет жить…

– Нет, спасибо тебе, – вдруг Пип прервала сама себя и, обернувшись, махнула кому-то лапой. – Эй! Входите!

Кот и мышь ждали. Прошло двадцать секунд. Никто не появлялся. Пип, как бы извиняясь, взглянула на Ловкача.

– Прости, я на секунду, – сказала она. – Боюсь, что потребуются небольшие переговоры.

Она исчезла в кромешной тьме.

До Ловкача донёсся едва различимый сердитый шёпот:

– Но он всё-таки к-к-кот! – прошипел чей-то голос.

Ещё какое-то время мыши шептались, и наконец Пип появилась снова.

– Прости, пожалуйста, – сказала она. Затем обернулась и обратилась к стоящим в темноте. – Помните: у нас есть соглашение.

Ловкач уставился во тьму, пытаясь понять, кто или что скрывается там.

Затем мышь (гораздо меньше и моложе Пип) вышла из темноты. В лапках она держала кусок сыра размером с горошину. Для такого маленького существа это была солидная ноша. Она положила на пол своё приношение, замерла и уставилась на кота, чуть не падая от страха. Пересилив себя, она юркнула за спину Пип как в убежище.

Два кусочка сыра – вполне достаточно, чтобы удовлетворить мышь, но вряд ли этим можно соблазнить кота. А, ладно. Ловкач подумал, не будет ли слишком невежливым съесть их прямо сейчас (кусочки сыра, не мышей), или лучше оставить эту закуску для…

Но постойте.

К Ловкачу направлялась третья мышь – скрипучий старик с рваными ушами. Его пушистые усы свисали с подбородка, как борода. При каждом шаге он помогал себе видавшей виды деревянной палочкой. Он бросил на пол третий кусок сыра, затем палочкой подтолкнул его к Ловкачу. Склонив голову в сторону, он поднял вверх хвост в знак доверия Пип.

Ещё две мыши показались из темноты, за ними последовали три, четыре, пять – и каждая с приношением в лапах. Вскоре из темноты вытянулась ровная колонна мышей-сыроносцев, а перед Ловкачом выросла золотая гора чеширского сыра.

Но лента мышей, теперь всё больше любопытствующих, чем несущих что-то, всё тянулась и тянулась. Некоторые грызуны никогда не видели кота живьём. Остальные никогда не подходили к коту так близко, не рискуя быть пойманными. К тому же, сам по себе Ловкач казался им любопытным.

«Это не мне, – думал кот. – Это Пип они доверяют».

– Спасибо, – сказал он Пип. На этот раз он благодарил искренне.

– Это кусается? – спросила самая маленькая мышка.

– Он может укусить, – ответила Пип. – Но только сыр.

– И селёдку иногда, – добавил Ловкач, подмигнув малышке, всё ещё прятавшейся за спиной Пип. – Когда рыбная торговка замечтается.

Старик с палочкой подался вперёд:

– Союз с тобой важен для нас, несмотря на твою дурную наследственность. Прошу только: держись подальше от Малдуина, и будешь…

– Тссс, – зашипели со всех сторон.

Старик с испугом прикрыл рот лапой.

– Кто такой Малдуин? – спросил Ловкач.

Старый чудак направил свою трость на кота.

– Кое-кто, кого тебе следует избегать, – произнёс он.

Пип кивнула:

– Эта информация не является частью нашего соглашения.

– Но как я смогу избегать Малдуина, если…

Вдруг кто-то ущипнул его. Ловкач обернулся. Маленькая мышка, размером не больше лесного ореха, отступив на шаг, сложила лапки, и прочитала нараспев:

 
Истина эта довольно проста.
Знай: любопытство убьёт и кота.
 

Ловкач рассмеялся от такой дерзости. Он хохотал, закинув голову назад, а, насмеявшись вдоволь, приблизил свой нос к носу мышки и произнёс:

– Но любопытный ответы найдёт. Так возродится кот.

В ответ мышка завизжала. К ужасу Ловкача, она прыгнула на его морду, обхватила, как могла, лапками и поцеловала в кончик носа.

– Та! – её отец, изрядно волнуясь, подскочил к ним. Он был так же обескуражен поступком дочери, как и кот.

Он попытался спустить её на пол, но она, повернув голову, пропищала:

– О, папа, Той нравится этот кот. Он пахнет, как мы.

– Той? – Ловкач вопросительно взглянул на Пип.

– Та, – ответила мышь с усмешкой. – Это её имя. Та слишком громкая, слишком любопытная, слишком импульсивная. Если кто-то может быть слишком в чём-то, то это Та.

Мыши неодобрительно зашептались и захихикали.

Смущённый отец Той пожал плечами и усадил её на закорки. Обхватив папину шею, она упёрлась подбородком в его затылок и улыбнулась Ловкачу.

Глава тринадцатая

Рай на земле. Вот что это было.

Идеальный сыр. С тонким вкусом, в меру пряный, в меру гладкий и твёрдый.

Да, бесспорно: это и вправду лучший сыр в Лондоне.

Уж это Ловкач знал наверняка. Ведь он был рождён у печи на кухне работного дома. Его первыми детскими воспоминаниями были творог, сыворотка и сыр. Он таскал сыр у каждого молочника и зеленщика с тех пор, как его вышвырнули на улицу.

Нет. Он не будет сейчас об этом думать.

Каждая крошка лежала на его языке до тех пор, пока ей на смену не приходила другая. Гора уменьшалась, а его восхищение росло.

Пип зачарованно наблюдала за ним.

– Превосходно, не правда ли? – спросила она.

– Ммм, – Ловкач вспомнил слово, которое услышал однажды от одной милой дамы, когда пробегал под окном шляпного магазинчика. Объектом её восхищения была шляпа в перьях и лентах.

Пип, если когда и считала, что уличные коты не способны красиво выражаться, могла теперь убедиться в обратном.

– Боу-у-у-у-уженственно, – протянул Ловкач, закатив глаза.

– Божественно. Прекрасное слово, – сказала Пип. – Видишь, ты тоже знаешь замечательные слова.

Ловкач вспомнил господина, сопровождавшего милую леди. «Что он ответил ей, увидев шляпу? Там было какое-то более сильное слово. Ах, да».

– Неисуразно, – громко проговорил он.

– Понимаю и согласна, – засмеялась Пип. – Несуразный сыр, в самом деле.

– Не хочешь кусочек? – предложил Ловкач.

– Нет, нет. Ну разве что крошечку. Но я не считаю себя вправе. Он всё-таки твой.

Наступил исторический момент: кота и мышь объединила любовь к сыру. И хотя эта ситуация казалась странной им обоим, хотя Ловкач и Пип поглядывали друг на друга украдкой, тем не менее всё это происходило на самом деле.

И, без сомнений, это событие достойно упоминания.

Глава четырнадцатая

Ночью буфетчица Адель положила под барную стойку диванную подушку в цветочек – для Ловкача. Увидев её, Генри усмехнулся:

– Он уличный кот, ему ни к чему такая чепуха.

– А вот и к чему, – ответила Адель, откинув с лица прядь волос. – Я точно знаю. Всё что угодно, только избавиться от этих вредителей. Так что буду давать ему всё, что надо.

Заинтересованный в том, чтобы заслужить благосклонность Генри, Ловкач взглянул на подушку и, вздохнув, презрительно покривился. Вместо неё он отправился в холодный угол, где и устроился на ночлег.

– Видала? – сказал Генри. – Нормальный кот, не неженка.

Но когда паб закрылся и последний посетитель был отправлен за дверь, а все лампы в зале погашены, когда Адель пожелала коту доброй ночи, а хозяин поднялся в свою квартиру наверху, Ловкач покинул унылый угол, перебрался на мягкую подушку и устроился поудобнее.

Прекрасное место. Тёплая постель – как раз то, что нужно, когда твой живот набит до отвала.

Ловкач провалился в сон с ошеломляющей быстротой. Он уже закрыл глаза и увидел первые сладостные образы – такие прекрасные, каких не видел никогда прежде, – как вдруг где-то наверху раздался грохот.

Кот пересилил себя и открыл глаза.

– Эти мыши, что, никогда не спят? – пробурчал он.

Он перевернулся на спину и успел разве что вздохнуть, когда послышался глухой удар, следом – стук. И будто бы приглушённый треск. Судя по звукам, их издавало что-то большее, чем новоиспечённые союзники Ловкача. И, кажется, они доносились с самого верху, с чердака.

«Крысы», – предположил он.

И тут же странный, нечеловеческий крик донёсся до ушей Ловкача. Подпрыгнув, он добежал до середины пролёта, идущего наверх, когда здравый смысл остановил его.

«Не будь дураком, – говорил он ему. – Возвращайся в постель. Завтра ты…»

Ещё один истошный вопль.

И падение.

Он рванул вверх по ступеням, не желая лежать на подушке и гадать, что за ужасное создание бродит по верхним этажам паба.

Добежав до чердака, кот остановился и вздрогнул, увидев силуэт человека в тёмном углу. Он скользнул за коробку со шляпами, жалея о том, что не остался в постели. Он принюхался, но различил только запахи мышей, пыли и чего-то, что не смог распознать – не мышиного, не кошачьего и не человеческого. Чего-то гнилого… Что же это могло быть?

Его хвост дрожал от страха. Человеческая тень в углу не шевелилась. Разглядев в ней женские черты, Ловкач был потрясён собственным предположением.

Тут по стене, у которой сидел Ловкач, громко застучали. Он выскочил из укрытия, преодолел несколько пролётов с прыткостью, которой сам от себя не ожидал, и обнаружил себя под подушкой в цветочек. Он провёл так следующие несколько часов, успокаиваясь только от равномерного тук-тук, тук-тук кошачьего сердца.

* * *

В конце концов сон всё-таки пришёл к Ловкачу. Крепкий сон, не прервавшийся ни с восходом солнца, ни с тихим шелестом где-то наверху, возвещавшем о скором приходе людей.

Очнулся он, только когда Генри вошёл в обеденную залу, ещё одетый в ночную рубашку и наполовину застёгнутый халат. Ловкач поглубже зарылся под тёплую подушку. Оттуда ему было слышно бормотание трактирщика:

– Тёмные силы! Почему именно мой паб? Почему не «Старый колокол»? Всю ночь я не мог сомкнуть глаз. А ты как, кот? Спишь? Что ж, отдыхай. Сегодня подходящий день для мышиной охоты.

Ловкач не двинулся с места. Он не пошевелился, даже когда Адель положила перед ним его завтрак – аппетитный ломтик бекона. Он продолжал спать, хоть и некрепко, когда доставляли продукты.

Только когда ему стали сниться ужасы с костями и черепами, Ловкач проснулся, встречая новый день.

Генри