Текст книги "Убивать осознанно"

10. Счастье

Счастье никому не дают. Источник счастья в нас самих. Поэтому не нужно напрягаться и искать счастье где-либо вне себя. Мы можем найти его только в самих себе.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

После того как мы пожарили маршмеллоу, мы еще некоторое время оставались на берегу. Эмили сидела у меня на коленях, прижавшись ко мне. Я рассказывал ей сказку о счастливом Гансе[11]11
  Сказка братьев Гримм.


[Закрыть], ее любимую. Не успел Ганс обменять золотой слиток на лошадь, как Эмили уже спала у меня на руках. Я отнес ее в дом, уложил в кровать и включил радионяню. В кухне я достал бутылку вина, взял штопор и бокал и уселся на причале.

На кухне я первый раз задумался, не посмотреть ли, как там Драган. Недоволен, поди. Я вдруг остолбенел. А он, вообще, жив? Я вспомнил сегодняшнюю жару и тот факт, что Драган не взял с собой в багажник воду, идиот. В ту же секунду меня охватила паника. Когда я открою багажник, вариантов развития событий будет только два: либо я убил своего клиента, либо мой клиент убьет меня. Но до тех пор, пока багажник закрыт, этой проблемы у меня нет. Так зачем же открывать его сейчас? Из любопытства? Чтобы испортить прекрасный день? Каким дураком нужно быть, чтобы сделать это добровольно! Гора работы не станет меньше, если на нее смотреть. И в тот момент я просто не хотел заморачиваться предстоящей работой, которая, как ни крути, не доставит мне никакого удовольствия. Потом – так уж и быть. Но пожалуйста, не сейчас.

Я встал, расставил ноги на ширине плеч, слегка согнул колени, выпятил грудь вперед. Я дышал. Я чувствовал. Примерно минуту. Этого было достаточно. Я почти успокоился. И вспомнил о том, что мне сказал Йошка Брайтнер на прощание: для счастья требуется осознанная дисциплина. «Не всегда просто – быть просто счастливым». Я с улыбкой повторил мантру, которую сегодня мне подарила дочка: «Сначала прогулка, потом работа». Создай себе островок времени. Придерживайся принципа однозадачности. Тему Драгана отложи до конца выходных.

Я сел на причал и стал смотреть на воду. Впервые за долгое время я почувствовал приятную беззаботность, мне было как-то… легко. Я не мог подобрать правильные слова. Я чувствовал себя просто… счастливым. Да, именно счастливым. Я наслаждался тем, что сидел с бокалом вина на теплых досках причала и слушал спокойное дыхание дочери, доносящееся из радионяни. Лодки исчезли. Осталась только одна, она, очевидно, встала на якорь на глубине. Под плеск воды о деревянные опоры моста я задумался об истории счастливого Ганса. Ну что за придурок этот Ганс. Получил от своего мастера золотой слиток и свободу. Идет домой. По дороге меняет золотой слиток на лошадь, которая хочет сбежать от него. Лошадь меняет на корову, которая слишком стара, чтобы давать молоко. Корову меняет на свинью, которая, как выяснилось, была краденой. Свинью меняет на гуся, гуся – на точильный камень, камень падает в колодец. Вернувшись домой с пустыми руками, Ганс радуется, что свободен от всего.

Эмили очень нравилось постоянно менять эту историю. В последней версии Ганс обменял корову на чемодан, набитый жевательными конфетами, и четырех лошадей. Ганс съел все и с четырьмя лошадьми в брюхе пришел к матери. И обрадовался. В первую очередь потому, что четыре лошади в брюхе – это, должно быть, очень весело. Но мораль сказки оставалась неизменной: полный неудачник в делах радуется, как дитя, когда ни с чем приходит домой. Ни с чем, с одной свободой.

По какой-то причине моя дочка любила этого слабоумного менялу-неудачника, который позволял всем одурачивать и обирать себя, а в конце остался ни с чем. С одной только свободой.

Что такого было в этой свободе? Сегодня я это узнал: свобода заключалась в том, чтобы избегать того, чего вы не хотите делать.

По сути, я ведь являлся полной противоположностью Ганса. Только по окончании университета у меня был не золотой слиток, а два сданных экзамена и моя свобода. Свобода от вынужденного обучения, свобода наконец-то начать жить так, как я хотел. И избегать того, чего я не хотел. Но в отличие от Ганса я не отправился в какой-то одиозный «дом». Тогда у меня и дома-то не было. Я отправился в мир. И при этом обменивал не свою зарплату, а свою свободу. И что я получил за это?

Я променял свою свободу на финансовые обязательства, чтобы жить с женщиной, с которой, по сути, у меня не было ничего общего. Я променял все открытые мне дороги этого мира на одну довольно узкую карьерную лестницу, которая вела в никуда. Я променял свое абстрактное представление об успехе на реальный служебный автомобиль. Променял свое правосознание на груды денег от преступника. И с каждым новым обменом я попадал во все большую зависимость от преступного синдиката. Все, что я получил за свою свободу, лежало сейчас в багажнике моей «ауди». И не значило для меня ровным счетом ничего.

Почему же именно я считал этого Ганса идиотом?

С другой стороны, не совершив никакого обмена, я абсолютно даром получил «дом», о котором даже мечтать не мог: Эмили. И теперь она значила для меня абсолютно все.

Настало время сбросить точильный камень в колодец. Но не сегодня.

Сначала прогулка. Потом работа.

Бутылка вина опустела, и я отправился в дом. Одинокая лодка на озере осталась. Да, я был счастлив.

11. Пробуждение

Быть осознанным означает фокусировать свой взгляд на мир. Быть осознанным не означает, что вы закрываете глаза. Спустя время, когда вы наберетесь сил, настанет пора эти силы использовать. Переход между этими фазами подобен пробуждению. Не сопротивляйтесь. Дышите спокойно. Пусть все идет своим чередом. Осознанно посвятите себя стоящей перед вами задаче.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

Мне ничего не снилось, я спал глубоким сном и был счастлив. Лишь однажды проснулся, потому что маленький человечек со словами «папочка, я хочу спать в большой кровати» попросил переложить его к себе и крепко обнять. В благодарность за это я получил удар ногой в лицо, от которого и проснулся воскресным утром. Босой ногой двадцать второго размера. Эмили сама проснулась от этого и заспанными глазками осмотрелась вокруг. Когда ее взгляд упал на балконную дверь, за которой виднелось озеро, она удивилась, глубоко вдохнула и прокричала:

– Папочка, озеро все еще тут!

Это что-то из области фантастики, когда дети дают нам понять, что все прекрасное, что нас окружает, не является таким уж само собой разумеющимся фактом, а служит причиной для радости.

Какими же мимолетными становились все заботы на этом фоне. Раздражение на работе? Завтра его сменит новое раздражение по другому рабочему поводу. А озеро останется. Оно останется даже тогда, когда работы уже не будет. Почему же человек должен просыпаться утром серьезным и забивать себе голову мыслями о раздражении на проклятой работе, если он может посмотреть на озеро? Итак, я тоже глубоко вдохнул и посмотрел на озеро. Еще одно упражнение из учебника по осознанности, которое отлично работало. Тем самым я успешно вытеснил из головы пришедшие туда мысли о том, что кто-то из моего рабочего окружения, прибывший с нами на озеро живым, сегодня впервые в жизни не проснется, как просыпался каждое утро.

Но сегодня еще была прогулка. Сначала прогулка. Потом работа.

На балкон села сорока и вызывающе посмотрела на нас.

– Птичка хочет, чтобы мы шли завтракать на улицу, – объяснила Эмили поведение сороки.

Поэтому мы завтракали на террасе. Сорока составила нам компанию, а затем стащила со стола две ложки и солонку. После завтрака мы с Эмили достали из эллинга деревянную моторную лодку, чтобы немного прокатиться по озеру. Когда мы вернулись, я приготовил спагетти, и мы съели их на причале, а заодно и половили на них рыбу. Спагетти оказались многофункциональны и незаменимы в качестве удочки, лески и наживки.

Наша прогулка подходила к концу. Так как на следующей неделе сюда должна была прийти горничная и прибраться в гостевых комнатах и на кухне, то мне оставалось только поставить наши сумки в машину и отвезти Эмили к ее матери. Когда я собрал наши вещи в кухне, мой взгляд упал на инфракрасный термометр на полке. С ним я вышел на порог дома, направил на багажник машины и увидел результат – пятьдесят девять и семь десятых градуса.

Я составил наши сумки – как и по дороге сюда – на заднее сиденье. Когда я пристегнул Эмили в детском кресле, она наморщила носик и сказала:

– Папочка, тут странно пахнет.

Я тоже стал принюхиваться и ощутил легкое сладковато-кислое зловоние. Смесь пота, мочи и… разложения. Но едва уловимое. Что-то подобное ощущаешь, когда, приняв душ, надеваешь свитер, который неделю пролежал в спортивной сумке. Явно чужеродный фактор в новой машине, пахнущей кожей и дорогим пластиком.

– Это… работа в багажнике.

– Ты можешь ее убрать?

– Я потом ее уберу, солнышко. А пока мы можем открыть окно, хорошо?

– У тебя есть мармеладные мишки?

Я дал Эмили маленький пакетик мармеладных мишек и опустил боковые стекла. Через десять минут Эмили уснула, сытая, счастливая и обессилевшая от впечатлений дня, проведенного у озера.

Не знаю, то ли из-за открытого окна, то ли из-за того, что спящая Эмили уже не могла отвлечь меня от медленно всплывающих в голове негативных мыслей, но меня охватил легкий озноб. В ближайшее время мне предстояло решить проблему – как избавиться от проблемы в багажнике. Показания термометра в сочетании с запахом позволяли заключить, что Драган мне в этом не помощник.

Мне еще никогда не приходилось ломать голову над тем, как утилизировать труп. Я знаю, что Тони и Саша уже не раз этим занимались. В смысле, утилизировали трупы, а не ломали себе голову. Как бы там ни было, я не собирался привлекать к этой новой стороне своей адвокатской деятельности ни Тони, ни Сашу. Промолчу уже о персонале мусоросжигательной установки, к услугам которого прибегали Тони с Сашей.

Однако, когда мы утром вытаскивали лодку из эллинга, я заметил, что в передней части домика есть очень хорошо оснащенная мастерская. Там были топоры, бензопилы и даже профессиональный шредер – девятнадцать лошадиных сил, измельчает стволы до восемнадцати сантиметров в диаметре, четырехтактовый бензиновый двигатель, большой бункер выходного сырья. Там были также брезент, лопаты и тачки. Что-нибудь да найдется, с помощью чего можно утилизировать тело человека. А в прачечной в доме мне попался еще и отбеливатель в бутылках.

Я посмотрел на своего спящего ангела. Высоко стоящее теплое солнце светило Эмили прямо в лицо, свет ритмично мелькал, затеняемый деревьями, растущими вдоль дороги, по которой мы ехали. Солнце, тень, солнце, тень. Будто цветной фильм показывали в замедленном темпе, и можно было видеть, как сменяются кадры – и на каждом была моя дочь. Мне нравился фильм, который я недавно смотрел и который смотрел сейчас. Но в сюжет этого последнего фильма входил еще один эпизод, где мне предстояло разбираться с содержимым багажника. Ну и пусть.

Мы подъехали ко въезду на автобан, и я быстро помчался в город. Когда я наконец съехал с автобана, Эмили проснулась:

– Мы еще на озере?

– Нет, солнышко, мы уже скоро будем у мамы.

– Было прекрасно, там, на озере. Съездим туда еще разок?

«Было прекрасно, там, на озере», – отметил я для себя новую мантру.

– И не один раз, солнышко.

Катарина была рада вновь увидеть Эмили. Эмили была рада рассказать матери о рыбках, лодке и маршмеллоу. Я был рад, что Эмили не может ничего рассказать о мафиози или о том, как изменились планы нашей поездки.

Катарина тоже выглядела вполне отдохнувшей. Когда я еще жил дома, она в течение трех месяцев не могла найти в себе сил поговорить со мной хоть о чем-нибудь, сейчас же с радостью рассказала о том, как провела выходные в спа-отеле и как там было классно. Забавное совпадение – это был тот самый отель, где я нашел флаер Йошки Брайтнера, когда ненадолго заезжал туда.

Мы втроем хвастались друг перед другом, перечисляя, у кого вода была лучше, кровати мягче, а солнце ярче.

В какой-то момент Катарина перестала смеяться и сказала поразительно серьезно:

– Как прекрасно вместе смеяться над вещами, которые мы пережили по отдельности.

Возразить ей мне было нечего.

Мы выпили кофе, и Катарина спросила меня, не мог бы я уделить ей час на следующей неделе. Она хотела прояснить кое-что насчет заявки в садик. Все остальное шло своим чередом. Но сейчас, под конец этих замечательных выходных, она не хотела бы обсуждать этот вопрос.

Я пообещал сообщить, когда смогу увидеться, попрощался с Эмили и с Катариной и отправился обратно на озеро.

«Было прекрасно, там, на озере», – сказал я про себя. И немалая часть прекрасного заключалась в том, что я оставил Драгана в багажнике. И когда я теперь на обратном пути мысленно концентрировался на моем клиенте, то отчасти думал и о прекрасных выходных с дочерью. Это лишало некоторой доли драматизма то, что мне предстояло сделать. Наступило время применить накопленные за выходные силы для выполнения нового задания.

Прежде всего, осознанное субботнее убийство было для меня, по сути, решением всех проблем. Я защитил свой островок времени. Я сдержал данное Катарине обещание. И как бы там ни было, Драган больше не будет тем фактором, который еще хоть раз нарушит мое пребывание на островке времени.

Если трезво разобраться в ситуации, то и для Драгана эти выходные были настоящим успехом. Еще вчера мы исходили из того, что у него было два варианта: тюрьма или Борис. Сегодня оба варианта разрешились разом. Полиция уже больше не сможет арестовать его, потому что он мертв. Борис не сможет его убить, потому что это уже сделал я.

Минус моего гениального решения заключался в том, что хоть я и избавился от всех важных проблем, но взамен получил несколько незначительных проблемок.

Прежде всего, я теперь очевидно являлся убийцей. Вследствие бездействия. Я прислушался к своей совести. Слушал долго. Но ничего серьезного касательно этого вопроса не уловил. Перефразируя это осознанными словами: я не сделал ничего плохого. Совсем наоборот. Благодаря своему бездействию я сделал нечто хорошее. Я предотвратил нечто гораздо худшее для себя и своей дочери. С точки зрения морали меня нужно было только похвалить за содеянное.

Основываясь, однако, на своем адвокатском опыте работы с полицией, я знал, что последняя не склонна измерять все мерками осознанности. Что у нее совсем другие представления о похвальном деянии. Когда полиция узнает, что Драган мертв, она пустится разыскивать его убийцу. Все равно, хорошим или плохим человеком был Драган. Меня совершенно не радовала перспектива стать подозреваемым в деле об убийстве Драгана только потому, что я, будучи его адвокатом, вчера успешно вытащил его с линии огня.

Вслед за этой проблемой вылезали следующие две: я не смогу выставить счет за свои блестящие адвокатские достижения. Как только в фирме узнают, что Драган мертв, я лишусь своего единственного клиента и фирма сможет избавиться от «паршивого» адвоката за неимением работы для него. Итак, смерть Драгана спасла мне жизнь, но если о ней станет известно, то моей карьере придет конец.

Второй проблемой был Борис, главарь конкурирующей преступной группировки. До тех пор пока он считает, что Драган жив, он будет пытаться отомстить. Если же он, напротив, узнает, что Драган мертв, он уже не захочет ему ничего делать, но захочет прикарманить бизнес покойного. Это вызовет массу неприятностей и борьбу за территорию. И в ходе этих разборок много людей, чьи судьбы я изменил от имени Драгана, захотят вновь вернуть свою жизнь в прежнее русло. За неимением клиентов у меня было бы на все это время, но точно – ни малейшего желания.

Мне было совершенно неясно, кто и зачем заманил Драгана фальшивой наводкой на ту парковку. Это в любом случае предстояло обсудить с Сашей. Тот неизвестный тип и в моих расчетах был самой большой неизвестной.

А в довершение всего – бандиты Драгана не погладят меня по головке, узнав, что их шеф отбросил копыта под крышкой моего багажника, который должен был его защитить.

Следовательно, для всех замешанных в этом деле было бы лучше, если бы никто не узнал, что Драган, ввиду отсутствия пульса, перестал быть моим подопечным.

Все должно было выглядеть так, будто Драган снова залег на дно. Как он делал много раз прежде. И когда-нибудь он снова появится. Разве он не сказал Саше открытым текстом, что во время его отсутствия я буду представлять его? Ну вот пожалуйста. Мне всего-то и надо, что время от времени давать Саше какие-нибудь идиотские псевдоуказания, и тогда никто не будет сильно скучать по своему боссу. В качестве доказательства того, что Драган жив, мне не нужно было все его тело. Достаточно его большого пальца.

Этому имелось простое объяснение. Драган выстроил очень простую и эффективную систему коммуникации со своими офицерами. Он брал какую-нибудь газету, обводил слова, буквы или цифры и соединял их линиями. На этой странице он оставлял отпечаток своего большого пальца, на подушечке которого имелся рубец в форме большой буквы Д. Эту страницу доставляли офицеру. По дате на газете и отпечатку большого пальца офицер устанавливал актуальность и подлинность приказа, читал его, а потом сжигал листок. Так не оставалось никаких улик.

Поэтому все, что мне было нужно, чтобы Драган неопределенное время оставался живым, – это большой палец его правой руки. Все остальное могло исчезнуть. Вообще-то, выдать смерть Драгана за желаемое исчезновение было не так уж сложно. Ведь, по сути, смерть отличается от долгого отсутствия лишь тем, что возвращение так никогда и не наступает.

Несомненно, в какой-то момент возникнут вопросы, и вопросы неудобные. Но не сейчас. Я принял решение с этого момента жить осознанно здесь и сейчас и не забивать голову разными вопросами из неопределенного будущего. Шаг за шагом. То, что Драган сейчас мертв, было результатом моего нового осознанного отношения к работе. И следующие шаги я намеревался делать осознанно и с любовью к себе. Первым делом нужно было вытащить эту жирную свинью вместе с явно обоссанным спальником из моего багажника.

12. Намеренная концентрация

Даже самый долгий путь начинается с маленького шага. Если вы станете делать каждый шаг осознанно, то в конце пути будете чувствовать не измождение, а облегчение. Поэтому сфокусируйтесь при каждом шаге на том, что составляет суть этого шага:

1. Осознайте цель того, что вы собираетесь сделать.

2. Глубоко вдохните и выдохните.

3. Произведите действие спокойно и сконцентрированно».

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

Около шести часов вечера я снова въехал на участок у озера, убедился, что ворота за мной закрылись, проехал слева от дома и припарковался у эллинга. Вышел из машины и удостоверился, что меня не видно ни с озера, ни с улицы.

Размерами эллинг был примерно как удлиненный сдвоенный гараж. В передней части бетонный пол, слева и справа стеллажи с инструментами и разными лодочными принадлежностями – более чем роскошно оснащенная столярная мастерская.

В задней части был устроен спуск на воду. Там стояла деревянная моторная лодка, на которой еще только сегодня утром я катался с Эмили по озеру. Слева и справа от резервуара находились мостки, по которым можно было пройти к воротам, открывающимся на озеро.

Я распахнул их, прыгнул в моторную лодку и отвел ее к другому концу причала, чтобы закрепить там.

Вернувшись в эллинг, я закрыл ворота. Таким образом, рабочее пространство было более или менее подготовлено. Сейчас мне предстояло обратить свой взор на рабочий материал – на Драгана.

Когда я поднял крышку багажника – впервые за тридцать шесть часов, – мне в нос ударил отвратительный запах. Шикарный господин Гангстер обмочился, проблевался, испражнился, он уделал свою одежду и спальный мешок и, согласно законам биологии, стал разлагаться, начиная с пищеварительного тракта. С большим трудом я смог сдержаться, чтобы меня не стошнило прямо здесь, рядом с машиной.

Я отошел на несколько шагов от машины – переждать, пока выветрится ужасное зловоние. Я попытался сконцентрироваться на приятных запахах из сада. Почувствовал смолистый аромат сосен у эллинга. Воздух с озера был прохладным и пах мхом. Со стороны эллинга доносились запахи резины, масла и бензина.

Чем яснее становились мои мысли и обоняние, тем четче я понимал, что труп должен исчезнуть без следа. Я убил человека. Результат был отвратительным. Но изменить уже ничего нельзя. Сейчас я собирался оставить это убийство позади как можно скорее. Поэтому на участке не должно быть никакой могилы. Никаких костей, которые спустя месяцы или даже годы могли бы найти собаки-ищейки. Даже в качестве трупа Драган не мог более существовать. Вот моя сегодняшняя проблема, и у меня были силы на то, чтобы сегодня же разрешить ее. Нужно каким-то образом растворить тело, сжечь… или что-то в этом роде.

Я вошел в эллинг и осмотрел имевшиеся там инструменты. Пилы, лопаты, топоры – все это прекрасно. Но старомодно. Все же профессиональный шредер наилучшим образом подходил для того, чтобы измельчить Драгана. Однако для начала его нужно было разрезать на куски, которые вошли бы в этот шредер, а это значило развезти невероятную грязищу. Но если бы тело прошло через шредер и вышло в направлении озера, то рыбы позаботились бы обо всем остальном. С крыши эллинга за мной наблюдала сорока-воровка. Поскольку она сама была преступницей, то точно не стала бы сильно осуждать меня за то, что мне предстояло сделать.

Затем я прошел в переднюю часть эллинга и поискал какие-нибудь сподручные средства, чтобы вытащить своего экс-клиента из багажника. На полках обнаружил резиновые перчатки и полную рыбацкую экипировку: сапоги, штаны, куртку и шапку. Так как на улице по-прежнему было двадцать пять градусов жары, я полностью разделся, прежде чем облачаться в это обмундирование. В углу нашел лопату, с помощью которой можно было попытаться извлечь Драгана из багажника.

Когда я наконец снова подошел к машине, первая же попытка быстро показала, что одними перчатками и лопатой тут не обойтись. С таким же успехом я мог пробовать сдвинуть с места обломок древнего ледника весом в два центнера.

Я осмотрелся. В эллинге имелся подъемный кран для маленьких лодок, который располагался на рельсах на крыше. Можно было загнать лодку обратно в эллинг, краном снять ее с прицепа и передвинуть краном же так, чтобы она опустилась на воду в резервуаре. С тем же успехом можно было бы с помощью крана поднять из багажника «Ауди А8» окоченевший труп и положить его на пол эллинга.

Итак, я сел в машину и заехал задом в эллинг. Там опустил кран и с небольшим усилием просунул ремни Драгану под колени и под шею. Я поднял его краном и оставил болтаться, пока выводил машину из эллинга. Вернувшись, расстелил на полу брезент, положил на него мокрый спальник, а поверх спальника – самого Драгана.

Я обыскал его одежду. Взял бумажник, золотые часы и ключ. А также все, что могло сломать шредер или стало бы разлагаться: пряжку от ремня, ботинки, запонки…

Нагрудные или поясные сумки – это для путешествующих дикарями или по туристической путевке. На Драгане была куртка с несколькими вшитыми внутренними карманами. В свой тур в Братиславу Драган хорошо снарядился: сто десять тысяч евро наличкой, разделенные на одиннадцать пакетиков по двадцать пятисотенных в каждом.

То, что счастье не в деньгах, – неправда. Деньги – это материализованная свобода. Многие люди отказались от своей свободы и работали ради этих денег не покладая рук: дилеры, проститутки, контрабандисты. Искрошить эти деньги вместе с Драганом в шредере было бы невежливо по отношению к этим людям.

Останки Драгана я собирался бросить в шредер. Ручной труд никогда не давался мне легко. Но к счастью, устранение трупа требует не художественной работы, а просто эффективной. То есть: в первую очередь речь идет о том, чтобы оставить как можно меньше следов. Поскольку было довольно очевидно, что я не смогу протиснуть Драгана целиком через шредер, нужно было его сначала разрезать на части. Мой взгляд упал на цепную бензопилу. Чтобы не разбрызгивать ошметки ДНК Драгана по всему эллингу, с помощью крана я воздвиг над его телом нечто вроде палатки. Я растянул второй лист брезента над трупом, закрепил середину на кране и приподнял его – так и получилась палатка. Углы я закрепил, поставив на них разные предметы: канистру, трос, ящик с инструментами, ящик с бутылками, огнетушитель. На этой импровизированной лесопилке вскоре воцарилась атмосфера, как в кемпинге на третий день фестиваля: свет приглушен, вонь жуткая и с присутствующими не поговоришь.

Весьма напряженная рабочая обстановка. Чтобы сделать все как надо, я вернулся к машине и достал из портфеля справочник по осознанности. Я вспомнил о «триаде», которая в теоретическом изложении показалась мне довольно глупой идеей, но на практике при распиливании трупа могла, пожалуй, оказаться вполне полезной. Нужный мне отрывок стоял под заголовком «Намеренная концентрация»:

«Даже самый долгий путь начинается с маленького шага. Если вы станете делать каждый шаг осознанно, то в конце пути будете чувствовать не измождение, а облегчение. Поэтому сфокусируйтесь при каждом шаге на том, что составляет суть этого шага:

1. Осознайте цель того, что вы собираетесь сделать.

2. Глубоко вдохните и выдохните.

3. Произведите действие спокойно и сконцентрированно».

Когда я вновь оказался в палатке, то вполне осознанно отметил свое намерение: для начала нужно отрезать Драгану голову. Я сделал глубокий вдох… что было ошибкой. Горло тут же перехватило спазмом, я инстинктивно вдохнул еще несколько раз смердящий воздух и стал бороться с приступом кашля. Полноценно дышать в палатке было просто немыслимо. Я немного приподнял верхний слой брезента, вдохнул свежего, влажного воздуха и только этим немного успокоил свои легкие и органы обоняния. И потом спокойно и сконцентрированно отрезал Драгану голову. Сработало!

Я разделил Драгана на двадцать четыре небольшие части, которые хорошо прошли бы в шредер. Когда сознательно начинаешь воспринимать человека не как человека, а как работу, когда четко понимаешь цель – какую часть тела нужно отпилить следующей, когда делаешь глубокий вдох свежего воздуха, а затем спокойно прилаживаешь бензопилу, то работа действительно идет как по маслу.

Но, сказать по правде, это как на скотобойне. Когда я закончил, оба куска брезента и вся моя экипировка были целиком и полностью в крови. Я люблю порядок и ценю чистую одежду. Поэтому я по брезенту дошел до причала и, как был, прыгнул в воду. Глубина там небольшая, максимум полтора метра. Так я смог хоть немного отмыть свою экипировку и лицо.

Освежившийся и чистый, я снова поднялся по трапу и начал снимать верхнее полотнище брезента. После этого сложил все двадцать четыре части Драгана на середину нижнего полотнища. Я постелил спальный мешок в тачку и щедро облил его отбеливателем, взятым из прачечной. Затем подвинул шредер на край причала, ближе к озеру, подтащил брезент и под конец подвез тачку со спальником. Я открыл ворота и насладился панорамой спокойно раскинувшегося передо мной озера. Выходные закончились, не было видно ни одной лодки.

Мне было неприятно оттого, что я нарушаю живописную тишину ревом шредера. Кусок за куском я бросал своего самого невыносимого клиента в шредер. Каждый кусок поднимал над сине-зеленой поверхностью озера пурпурно-красный фонтан из обрезков моего клиента. На горизонте оранжевым заревом пылал весенний закат. Вид был великолепный. Еще ни разу в жизни я не видел Драгана таким красочным.

Внезапно меня охватил панический страх. Я как раз закинул в шредер первую руку, и тут меня осенило, что я не отрезал большой палец правой руки Драгана. Тот самый, с помощью которого собирался в будущем подписывать газетные послания.

В пылу осознанности я не заметил, какую руку только что спустил через шредер в озеро.

В панике я начал рыться в заметно уменьшившейся горе останков на брезенте. Еще одна рука лежала на месте. Но какая это была рука: правая или левая? Не так-то просто это выяснить, когда рука уже больше не связана с плечом и телом. Как там говорилось? Если ладонь обращена кверху, то большой палец правой руки указывает вправо, а большой палец левой руки – влево. Итак, я уложил оставшуюся руку на брезент ладонью вверх. Большой палец смотрел вправо! И на подушечке был рубец в форме буквы Д… Но самые простые истины приходят на ум, только когда проходит испуг.

Из-за отсутствия опыта я не имел понятия, как нужно отрезать пальцы, чтобы потом их можно было использовать в качестве печати. По первому суставу, по второму или по третьему? К счастью, на руке имелось еще четыре пальца, чтобы поупражняться. Так что я отрезал четыре пальца в разных местах. Мизинец удалось без всяких проблем, как куриную косточку, отрезать по среднему суставу. Но в результате мизинец получился коротковат. Безымянный палец с кольцом-печаткой я отрезал по третьему суставу. Этот, напротив, оказался слишком длинным и хрупким. Опробовав первые суставы на среднем и указательном пальцах, я решил отсечь большой по вторую фалангу включительно.

Я отложил в сторону отрезанный палец и собирался уже бросить остальные четыре в шредер, как вдруг заметил, что пальцев осталось только три. Не хватало безымянного пальца с кольцом. Я огляделся и увидел сороку. С безымянным пальцем в клюве. Она, вероятно, приметила блестящую печатку и залетела в эллинг сквозь открытые ворота. Теперь же она вознамерилась вылететь наружу уже с пальцем и кольцом.

Это кольцо с печаткой я заказал для Драгана много лет назад вместе с аналогичным кольцом для Бориса. Оно было массивным, из чистого серебра, с довольно дорогим бриллиантом посередине. На внешней стороне кольца были изображены стилизованный цветок мака, автоматический пистолет и обнаженная женщина на шесте. Эти одинаковые кольца должны были увековечить их дружбу. Борис уже много лет не носил кольцо. Единственной причиной, почему Драган продолжал его носить даже после разрыва с Борисом, был тот факт, что пальцы Драгана слишком растолстели и кольцо было невозможно снять.

По правде сказать, кольцо было не в моем вкусе. Но и птичке я, конечно, не собирался его оставлять.

Этого мне еще только не хватало, чтобы какая-то вороватая птица стащила палец Драгана и разрушила мой тщательно продуманный план ликвидации. Я взял в руку первый попавшийся предмет и бросил его в сороку. Вышло как нельзя глупо, так как этим предметом оказался большой палец Драгана. Он пролетел мимо сороки, которая, взмахнув крыльями, поднялась в воздух. С безымянным пальцем и печаткой в клюве она вылетела сквозь открытые ворота эллинга и скрылась в направлении соседнего участка. Все получилось… нелепо. Более чем нелепо. Я еще пробежался за ней несколько метров. Но догнать ее было абсолютно невозможно. А ведь именно этого я и боялся: что на этом свете сохранится хоть один кусочек Драгана.