Текст книги "Выше ножку!"

Картер Браун
Выше ножку!

Перевод Д. Сурко

Глава 1

Ну и утречко прикатило! Дернуло же меня распахнуть окно и выглянуть на улицу. И что же такое безумно интересное я могла увидеть там? Привычно унылый поток машин? До смерти надоевшую шапку смога над Лос-Анджелесом? Зато каков результат: лопнула бретелька бюстгальтера!

Я подбежала к зеркалу. Ка-та-стро-фа! Если посмотреть слева, то конус ориентирован строго по линии, параллельной линии пола. А вот конус груди справа ни к черту не годится: слегка опустился и портит фигуру своим пессимистическим видом. Конечно, я иногда обхожусь и вовсе без бюстгальтера: моя грудь достаточно упруга и высока сама по себе. Я и сейчас могла бы снять эту деталь туалета, но – кто знал, что случится подобное! – на мне сегодня полупрозрачная блузка! И я нахожусь на рабочем месте. Вдруг войдет клиент, особенно молодой, особенно симпатичный... Сможет ли он объяснить суть дела – по какой-такой надобности ему приспичило бежать в частное сыскное агентство, если глаза его будут прикованы к определенной части моего тела?

К счастью, я умею быстро и точно выходить из сложных ситуаций. Я – герлскаут в недалеком прошлом, а потому готова к любым неприятностям. Мой друг, сержант морской пехоты, говаривал, что я как была, так и осталась сорвиголовой. Но, когда я пыталась показать ему, что умею свирепо драться, он от хохота падал наземь, а отсмеявшись, учил разным приемчикам, три из которых я прочно взяла «на вооружение».

Что мне лопнувшая бретелька, если в ящике письменного стола у меня целый швейный набор. Одно плохо: может войти Джонни Рио. Пойду-ка я в гардеробную, где Джонни хранит клюшки и мячи для гольфа, а также прочий свой любимый хлам. Зато туда проведено электричество, там есть даже маленькая табуреточка.

Я прошла через кабинет Джонни, нырнула в гардеробную и включила свет. Конечно, апартаменты отнюдь не королевские. И табуретка плохонькая. Но на моих косточках в достатке имеется то, что по-ученому называют мышечным корсетом, и потому в отличие от полудохлых синюшных мымр, что изводят себя голодными диетами, моя собственная «подушка» подо мной меня вполне устраивает – даже на самом жестком табурете.

Я повесила блузку, сняла свой аварийный бюстгальтер и привычно взялась за иголку с ниткой.

Шитье приводит мысли в порядок. Вот, скажем, за монотонным вязанием сосредоточиться труднее, зато можно напевать, мечтать и даже вздремнуть. Шитье требует трезвого расчета и собранности: надо все время думать, куда ткнуть иголкой. Я, разумеется, не собираюсь становиться швеей или портнихой, упаси бог. Но как за таким старинным женским рукоделием не порассуждать о своей жизни, не перебрать, словно ниточки, события последних лет... Все же мы с Джонни Рио неплохо ладили, пока ему не вздумалось рвануть в Детройт. Я понимаю: его соблазнили деньгами, а Джонни любит звонкую монету. Но как он мог бросить меня! И все-таки бросил. Я, конечно, не растерялась, открыла собственное агентство и даже заказала красивую табличку: «Мэвис Зейдлиц. Консультант по конфиденциальным вопросам». Не скажу, что клиенты валили валом. Те, кто соблазнился моей рекламой на телевидении, были полны решимости провести свое личное расследование, начав с моих симпатичных подколенных ямочек. И тут явился с поникшей головой мой Джонни. Я обрадовалась ему... ну не скажу, как. Джонни утверждал, что в Детройте все, естественно, ценили особый нюх «сыскаря и детектива мистера Рио», но конкуренты – чтоб их! – все же сумели его обставить... Джонни предложил возобновить работу агентства «Рио инвестигейшн», причем, начальный капитал был моим, а он сам в качестве вклада внес свою бурлящую умственную энергию. Вот так мы и стали опять партнерами. Представляя меня клиентам, Джонни иногда ненароком может обмолвиться: «Мэвис Зейдлиц, мой младший компаньон» или «Мэвис Зейдлиц, моя стенографистка». Но я снисходительно прощаю ему это. Мужчин надо прощать, иначе не о чем будет вспомнить в тихой старости.

Итак, я пришивала бретельку и предавалась размышлениям.

И вдруг до меня явственно донесся обрывок фразы: – ...повешу только плащ, мистер Хетчик, и мы... Я не успела ничего придумать, как дверь гардеробной распахнулась, и Джонни своими наглыми глазищами уткнулся в мою обнаженную грудь. Наверное, он вообразил, что лицезрит похищенный из музея и зачем-то спрятанный в его задней комнате бюст римской патрицианки, ценный экспонат, и захотел этот экспонат идентифицировать.

Из-за спины Джонни выглянул какой-то замухрышка. Его слегка вытянутую мордочку пугливого суслика украшали-портили огромные очки в роговой оправе. Он тоже таращился на меня изо всех сил. Потом задышал так часто, как будто заболел – внезапно и смертельно. Очки запотели, «суслик» стал лихорадочно шарить по карманам в поисках носового платка.

– Мэвис?.. Мэвис!.. Черт побери! – сказал Джонни.

Обычно я понимаю его с полуслова. Он мог вообще ничего не говорить. Я улыбнулась, удостоверяя, что действительно являюсь Мэвис Зейдлиц, а не древнеримской скульптурой, сказала джентльменам «доброе утро» и, вытолкав Рио из гардеробной, закрыла дверь.

Мне осталось сделать пару стежков. В следующую минуту я уже была облачена в свои «доспехи», а потом и в блузку, вернув себе – и миру – привычную меру вещей. Моя линия груди была безупречна.

После того, что произошло, иная девушка вышла бы из гардеробной красная, как перезрелый томат. Но Мэвис не из тех, кто делает из пустяка проблему. Я мило улыбнулась и небрежно сказала Джонни и «суслику»:

– Привет, ребята!

Джонни и клиент сидели за столом и смотрели на меня так, как если бы к ним вышла одетой сама леди Годива, любившая прогулки верхом в чем мать родила и безапелляционно утверждавшая при этом, что у ее лошади врожденная аллергия на дамскую одежду.

– Мэвис, что ты делала в моей гардеробной? – сдавленным шепотом произнес Джонни.

– Проводила проверку одной гипотезы: резус-фактор и влияние кондиционера на женское тело сквозь двухдюймовую стену, – быстро, четко и невозмутимо ответила я. – Проверка прошла успешно, хотя вы чуть все не испортили.

– Проверка? – Джонни мучительно пытался понять, что же это я такое сказала: он, как всегда, соображал туго.

– Мэвис Зейдлиц, – представилась я клиенту, который так и не протер запотевшие очки. – Партнер Джонни Рио, консультант по конфиденциальным вопросам.

– А я – Стюарт Хетчик Третий.

Его голос напомнил мне то самое бульканье, которое производят люди, страдающие от простудных заболеваний, а потому вынужденные регулярно полоскать горло лечебными отварами. Воспитание, видимо, не позволяло ему протереть очки рукавом, поэтому он снял их и попытался рассмотреть меня без помощи оптики. Мистер Хетчик прищурился, и выражение его лица стало умильным: я ему, безусловно, понравилась. Кое-что он углядел, а кое-что дорисовало его пылкое воображение.

– Простите, а что значит – Третий? – спросила я. – Третий, если считать – откуда?

Он скривился, словно внезапно раскусил лимон. Я попыталась исправить промашку:

– Вас у мамы родилось сразу трое? Могу я познакомиться с остальными тройняшками? – Я старалась говорить искренне и заинтересованно. – Это мальчики? Девочки?

Хетчик смотрел на меня с открытым ртом, и я поняла, что не угадала. Поэтому пришлось напрячь извилинку и поискать другой вариант:

– А! У вас один брат и одна сестра.

Джонни все это надоело, и он, зыркнув на меня недобрым глазом, нравоучительно изрек:

– Мэвис, очевидно, никогда не слышала про генеалогию. Видишь ли, дорогая, дедушку мистера Хетчика звали Стюартом Хетчиком Первым, отца – Стюартом Хетчиком Вторым. Ну, а наш гость, само собой, – Стюарт Хетчик Третий.

– Вот как! Извините, мистер Хетчик! – воскликнула я. – Но к чему так экономить на именах? Ваши дедушка и папочка не могли придумать чего-нибудь получше? Например, есть красивое имя Майкл. Или Эдди, Юджин, Ричард... Да вот хотя бы – Джонни!

– Мэвис! Ты просто говорящая машина, – простонал Джонни. – Мистер Хетчик зашел к нам совсем не для того, чтобы слушать твою болтовню. У него важное дело, и мы должны сейчас сосредоточиться на нем.

– Да нет, я не возражаю, – «суслик», наконец, хоть что-то сказал.

Он нашел платок, протер очки и по-настоящему рассмотрел меня. Его восхищенное выражение сменилось умеренно спокойным. Я, в свою очередь, тоже рассмотрела «продукт генеалогии». Коротконогий. Глаза такого невыразительного цвета, как если бы в чай добавили бульону и сдобрили это месиво изрядной порцией апельсинового сока. Я даже пожалела, что мой неотразимый бюст лицезрел такой хлюпик. В следующий раз, когда лопнет бретелька, я для починки бюстгальтера буду искать место поукромнее.

– У Мэвис сегодня очень много работы, утро расписано буквально по минутам, – Джонни глазами показывал мне, чтобы я проваливала. – Так что мы с вами, мистер Хетчик...

– Нет! – вскричал Стюарт Третий. – Я рассчитываю на то, что ваш партнер, мистер Рио, будет присутствовать при нашем разговоре.

Вот тебе и «суслик»! Да он просто орел!

– В некоторых случаях, там, где пасует мужской ум и логика, выручает женское чутье и интуиция, – веско закончил господин Хетчик.

– Ладно, – Джонни проглотил свой язык.

Я уже собиралась взять стул и сесть поближе к мужчинам, как Хетчик снова закричал:

– Нет!

Боже мой! Он не хотел меня утруждать и не мог допустить, чтобы женщина таскала мебель! Поэтому Хетчик вскочил и предложил мне усесться на его стул.

– Пожалуйста, мисс Зейдлиц!

При этом он так забавно кланялся, что я чуть не расхохоталась. Потом я вспомнила, что именно так поступали все настоящие джентльмены, начиная с сэра Уолтера Ралея, бросившего в грязь собственный плащ, подбитый ценным мехом, чтобы королева прошла по нему, не замочив ног.

Я послала мистеру Стюарту лучезарную улыбку. Он уже нашел свободный стул и уселся.

Джонни откашлялся.

– У мистера Хетчика возникла проблема... Точнее, не у него самого, а у его невесты, которая... как тут выразиться... – Джонни замялся. – Может, вы, мистер Хет-чик, сами все расскажете? А Мэвис послушает...

– Да-да, конечно.

Во взгляде «суслика» мелькнула непонятная мне агрессия.

– Видите ли, мисс Зейдлиц, у меня есть невеста, которую зовут Ирма Бузен. Вы, наверное, догадались, что это псевдоним, точнее, сценическое имя.

Подумать только: у такого замухрышки невеста Ирма Бузен! Сразу не выговоришь.

– Ирма мечтает сделать карьеру. Она прекрасно знает, что я боготворю ее и могу окружить роскошью, но предпочитает работать! Все же я надеюсь, что когда-нибудь Ирма бросит сцену и станет моей женой. Однако это в будущем, а пока... Пока Ирма в опасности!

– Вы уверены? – не выдержала я.

– Ее могут убить! – Я увидела, как расширились глаза Хетчика, когда он произнес это.

– Где же работает ваша Ирма? В какой-нибудь мышеловке с бархатным занавесом? Или она модная стриптизерка?

Джонни перекосило, и он издал странный, но едва ли приличный звук, похожий на всхлипывания беременной кошки.

– Моя невеста – танцовщица! – Хетчик почему-то выдвинул нижнюю челюсть и зло посмотрел на нас с Джонни. – Она танцует в клубе «Берлин».

– Клуб... «Берлин»...

Н-да... А ведь это новый шикарный ночной клуб с суперстриптизом!

– Значит, я не ошиблась, когда ляпнула, что она стри... Впрочем, что это я говорю? Ваша Ирма, конечно, классическая танцовщица. А может, она танцует латиноамериканские танцы?

Хетчик проглотил слюну и посмотрел на меня с благодарностью.

– Вы поняли: Ирма – настоящая артистка. Но что делать, если ей приходится работать среди бездарей и интриганов, – он тяжело вздохнул и покачал головой. – Хозяева заведения делают ставку на низкий интеллект и откровенную похоть. Что им великое искусство танца! Их интересует только прибыль. Мисс Зейдлиц, мне стыдно признаться вам, что... – он понизил голос, – находится немало представителей мужского пола, которые приходят в клуб удовлетворять свои низменные инстинкты! Они не замечают, что творит Ирма на сцене, они смотрят только на ее тело!

– Это же надо!

Все-таки хорошо, что я прошла школу бойскаутов, иначе мне пришлось бы сконфузиться: никогда прежде мне не приходилось обсуждать с мужчиной такие вещи, как стриптиз и похоть. Быть может, и Хетчик надеялся, что я покраснею? Не дождавшись, он заерзал на стуле и пробормотал:

– Но, конечно, Ирма не обращает на пошляков ни малейшего внимания. Она выше этого.

– Я полагаю, вы должны порекомендовать ей как можно реже пользоваться веерами из страусовых перьев и чаще – воздушными шариками, – наставительно произнес я. – Дело в том, что жизненные соки мужчин кипят как раз тогда, когда...

– Мэвис, уймись, – зашипел Джонни. – Мы еще не выслушали нашего гостя до конца.

– Какого именно? Того самого, когда он узнает, что один из посетителей ночного клуба увез его невесту в Австралию или отправился вместе с ней в кругосветный круиз?

Хетчик как будто не слышал нашей перепалки.

– Я спокоен за Ирму – в смысле пошляков, которые посещают клуб, – сказал он. – Меня не волнует и то, что хозяин клуба далек от высокого искусства и делает деньги на таланте моей невесты. Страшно другое... С Ирмой могут расправиться! Особенно после того, как... что...

Во мне проснулся частный детектив, и я опередила Джонни, быстро спросив:

– Что-то случилось в клубе «Берлин», после чего вы и примчались сюда? Что?

– Именно об этом я и хотел поговорить с вами! – вскричал Хетчик.

Я заглянула в его глаза и увидела одно только страдание. Бедный Стюарт Хетчик Третий! Его глаза напомнили мне, как однажды детьми мы затащили на верхушку дерева маленького песика. Он смотрел на нас вот так же, потом долго спускался, визжа от страха и поджимая хвостик, и, даже очутившись на земле, никак не мог очухаться от пережитого ужаса.

Вдруг Хетчик пододвинул ко мне свое лицо, его глаза в огромных очках-линзах оказались совсем рядом, и я словно заглянула в подводный мир какого-то бездонного океана.

– У Ирмы в труппе есть недоброжелательница, – тихо сказал Хетчик. – Кривляка, ничтожество, завистница... Ну, понимаете... – и он вдруг ни с того ни с сего рассмеялся жидким смехом. – Саломея Кёнигин!

Я отстранилась и сделала скучное лицо.

– Боже мой! Что за имена! Что за претензии! Что за французская придурь!

– Это немецкие фамилии! – не выдержал Джонни. – Ирма Бузен! Саломея Кёнигин! Тебе же сказали, Мэвис, это сценические псевдонимы, потому что клуб имеет такой имидж – уклон во все немецкое. Вспомни, и сам клуб называется «Берлин». Ты поняла, наконец?

– Уж не такая я и тупая, как ты тут представляешь меня, – гордо поджала я губы. – Одного только не пойму: разве нельзя раздеться без этого... как его... имиджа?

– Мэвис! – трагически возопил Джонни. – Ты все такая же!.. Боже, почему я не остался в Детройте мыть машины!..

– А разве я сказала что-то не то? – Мне иногда действительно бывает очень трудно понять, чем я так раздражаю своего компаньона. – Ладно, будем считать, что имидж – это такой особый способ расстегивания бюстгальтера...

Джонни обхватил голову руками, закатил глаза и что-то забормотал.

«Суслик» решил вежливо напомнить о себе легким покашливанием. Надо честно отметить: это был весьма деликатный человек.

– В клубе «Берлин», мисс Зейдлиц, – доверительно сказал клиент, – творится нечто ужасное... подозрительное... Так показалось Ирме, так теперь кажется и мне, – уверенно закончил он это страшное сообщение.

После всего, что выделывал Джонни, я решила промолчать. Я вспомнила случаи, когда клиент приходил к нам просто потому, что хотел выговориться. Быть может, и Хетчик такой? Поэтому я смотрела на него во все глаза и молчала, что, впрочем, давалось мне с большим трудом.

– Моя Ирма и эта мерзкая Саломея поссорились, – сказал Хетчик. – Произошло это во время выступления, прямо на сцене. Я там не присутствовал, а Ирма передала мне в основном эмоции, а не факты. Суть ссоры в том, что Саломея сорвала с шеи Ирмы талисман... Ирма называет этот талисман как-то странно: джи-стринг. Вроде бы это медальон на струне от скрипки. Саломея, как я только что сказал, прошипела Ирме, что медальон принадлежит ей, и сорвала его...

Только я открыла рот, чтобы прокомментировать это, как Джонни сотворил глаза – как два блюдца, и я решила опять промолчать, что было весьма и весьма нелегко.

– А потом... – тут Хетчик набрал полную грудь воздуха, так что я испугалась, как бы он не лопнул от натуги, – когда выступление кончилось, Ирма пошла в гримерку Саломеи, чтобы высказать ей все... Надо сказать, Ирма была страшно разозлена и вошла без стука.

Хетчик выпустил из легких воздух и скукожился. Он стал таким маленьким, что мне захотелось посадить его себе на колени, ласково погладить и тихонько спеть что-нибудь успокаивающее.

– К сожалению, когда Ирма в гневе, она становится настоящим стихийным бедствием, которое невозможно ни предотвратить, ни остановить, – надо только пережить...

– Это знакомо, – быстро сказал Джонни и глянул в мою сторону.

Что он воображает, черт побери! Я очень терпеливая и выдержанная девушка! А вот кто у нас действительно психованный, так это... Ладно, пока не буду поднимать этот вопрос. Лучше улыбнусь клиенту, пусть побыстрее завершает свою историю.

– Так вот, когда Ирма вошла в гримерную Саломеи, там было трое: сама Саломея, директор клуба и незнакомый человек со шрамом на лице. Они что-то обсуждали и были разгорячены так, что не сразу заметили Ирму. Человек со шрамом сказал: «Штамм теряет терпение, так и сообщите ему! У него только один выход – доставить Штамму товар в течение недели. В противном случае...» – Хетчик неожиданно затрясся. Указательным пальцем правой руки он резанул себя поперек горла. – Ирма видела, как человек со шрамом сделал такой жест – показал, что будет с тем, кто не слушает этого Штамма. Ирма застыла на пороге как вкопанная. И тут они ее увидели...

Хетчик перевел дух и поискал глазами стакан с водой. Удостоверившись, что детективы воду не пьют, он продолжил:

– Незнакомец заорал на бедную Ирму, чтобы она убиралась, а директор грубо вытолкал ее из гримерки. Вечером того же дня он явился к Ирме, извинился и порекомендовал позабыть обо всем, чему она была свидетелем. Объяснил, что это обычный розыгрыш, шутка, не более. Но надо знать Ирму! Моя невеста заявила, что умеет различать жанры, а здесь шутками даже не пахнет! Директор сбросил маску добряка и заорал на Ирму, что она права: здесь нет места шуткам, все очень серьезно, но пусть она не задирает нос и помалкивает. Иначе...

Хетчик повторил свой жест – указательным пальцем поперек горла. Понятно, что его невесту пытались запугать. Я не выдержала, всплеснула руками и горестно произнесла:

– Боже мой! И такое творится в цивилизованной стране!

Хетчик затрясся еще больше: наверное, он решил, что его ненаглядная невеста уже мертва. Поэтому я поспешила его успокоить:

– Как все это глупо и смешно! Пустяки, одним словом.

Не знаю, успокоился ли «суслик», но он должен был закончить свой рассказ:

– Я хотел немедленно бежать в полицию, однако Ирма меня не пустила. При слове «полиция» с ней началась истерика. При том, что она понимает смысл угроз, Ирма очень ценит работу в клубе «Берлин» и считает, что именно здесь она может в полной мере демонстрировать свое искусство.

Глаза мистера Стюарта Хетчика наполнились грустью:

– Конечно, я хочу, чтобы и мне она уделяла столько времени, сколько своей работе, но, – он покачал головой, – Ирма так увлечена танцем, что становится просто невменяемой, когда дело касается сцены.

– А как при этом ведут себя зрители? Вменяемы ли они? – скороговоркой произнесла я.

Джонни мог хотя бы хихикнуть, но он продолжал дуться на меня и молчал, сцепив зубы. Джонни – человек своеобразный. Порой мне кажется, что я – единственная женщина, которая может его выносить. Во-первых, у него нет чувства юмора, во-вторых, это чувство ему заменяет скаредность, и, в-третьих, он не ценит меня. Надо полагать, что и этот замухрышка Хетчик – тот еще зануда!

Выражение моего лица навело клиента на какие-то мысли, и он благодарно пожал мою руку:

– Мэвис, вы меня понимаете! – Хетчик опять вздохнул. – Короче, в полицию я не пошел, а решил обратиться к частным детективам, то есть к вам. И вот я здесь. Мистер Рио сказал еще по телефону, что вы оба постараетесь мне помочь, – при этом Хетчик смотрел в основном на меня. – Ну, что вы скажете, мисс Зейдлиц? Каковы ваши соображения?

Джонни разжал губы.

– Соображать – это больше по моей части, мистер Хетчик, – произнес он. – Мэвис есть Мэвис, хотя, надо это признать, иногда она довольно лихо стучит на машинке и делает неплохой кофе...

От такой наглости я опешила и не сразу нашлась, что сказать компаньону. А Джонни продолжил:

– Судя по всему, нельзя точно определить, была ли это шутка, розыгрыш, как заявил директор клуба, или нет. Все очень серьезно, тут я директору верю.

Хм... Джонни ко всем своим «достоинствам» еще и косноязычен до неприличия!

– Прежде всего хотелось бы знать, кто этот человек, которому угрожает «мистер Ствол»? Мэвис, я вижу тебе не понятно, что я сказал. Так вот «ствол» по-немецки – это «штамм». Кстати, а кто этот Штамм? И что ему должны доставить через неделю? Мистер Хетчик, вы правильно сделали, что не пошли в полицию. Там подобной чепухой не любят забивать себе головы. Но, как я понимаю, самое главное – сделать так, чтобы ваша невеста была в безопасности. Ирма Бузен должна жить под надежной охраной. Я правильно говорю?

– О, мистер Рио! – просиял Хетчик. – Именно ради этого я и пришел к вам!

Так как на стертом лице Хетчика выделялись только глаза и очки, то я все время наблюдала за этим двуединством. Например, сейчас при мысли о невесте глаза «суслика» увлажнились, а очки слегка съехали по носу вниз.

– Защитите Ирму! Пожалуйста! Я заплачу! Установите за ней постоянное наблюдение!

– Да... Но как? – Джонни развел руками. – Как уследишь за танцовщицей, которая постоянно вертится? И о каком вообще наблюдении можно говорить, когда поздно вечером девушка покидает сцену? У нее много дел такого деликатного свойства, что... хм... присутствие частного детектива будет раздражать ее...

Хетчик переменился в лице:

– Какие дела деликатного свойства? На что это вы намекаете?

– Я имею в виду купания, переодевания, охорашивания... Неужели мисс Ирма допустит, чтобы в ее гримерной, в спальне, в ванной находился совершенно чужой человек?

– Ах, вы об этом... – К Хетчику вернулось его скорбное выражение и способность вздыхать. – Вы правы, мистер Рио. Я не подумал, как вы будете охранять Ирму. Теперь я вижу, что здесь есть определенные трудности. Но, может быть, вы сумеете все организовать?

– А может быть, это вы, мистер Хетчик, обратитесь к какой-нибудь девушке, которая работает в клубе? Скажем, к костюмерше или визажистке... Попросите ее присмотреть за Ирмой.

– Это плохая идея! – «Суслик» решительно поправил очки. – Все девушки, начиная от билетерш и кончая танцовщицами, заражены той же завистью и ревностью к красоте и таланту Ирмы. Вы не представляете, какие нравы царят в этом клубе! Сопернице запросто могут подсыпать яд в кофе!

– Жуть. – Джонни перенял от клиента привычку вздыхать. – Как вы понимаете, сам я в клуб не могу внедриться: у меня нет подходящей профессии... В официанты я не гожусь – никогда не мог удержать поднос одной рукой. Конечно, если бы у меня была в резерве какая-нибудь стрип... то есть танцовщица... И если бы при этом она могла выполнять специальные поручения... Но это из области фантазий. Ни профессионалки, ни любительницы у меня нет. Вот так!

– Но что же делать?! – в отчаянии вскричал «суслик».

– Я бы и сам хотел это знать, – вздохнул Джонни. – Где найти такую девицу, чтобы она не побоялась войти в это германское логово, где подсыпают яд в кофе, и при этом имела такие «буфера», которые сами гипнотизируют мужчин?! Где этот редкий гибрид начинающей стриптизерки и матерого разведчика? Скажите мне только, и я...

Вдруг я заметила, что глаза Хетчика округлились, зрачки расширились, и он стал хватать ртом воздух. Это же надо так убиваться из-за невесты!

– Что с вами, мистер Хетчик? – любезно поинтересовалась я. – Не расстраивайтесь.

Только бы у него выдержало сердце! Губы клиента беззвучно шевелились, руками он что-то показывал, словно рисовал в воздухе шары. Мы с Джонни ничего не понимали.

И вот Хетчик произнес вслух то, что безуспешно пытался нам объяснить столько времени:

– Я знаю... где можно найти... такой гибрид...

– Где? – закричали мы с Джонни в унисон.

– Среди клюшек для гольфа и ваших плащей, мистер Рио.

Я посмотрела на Джонни, он – на меня: все ясно, у клиента крыша поехала, надо вызывать психбригаду.

– Вам еще не ясно? – Хетчик снова принялся размахивать руками. – Мистер Рио! Вы же видели ее! В своей собственной гардеробной, или как там у вас называется эта комната!

– В моей гардеробной? – Джонни смотрелся дурак дураком.

– Вспомните! Вы сказали, что вам надо повесить плащ. Открыли дверь, а там девушка, которая...

Джонни хлопнул себя по лбу:

– Так вы говорите про Мэвис?!

– Разумеется! Мэвис справится... Мэвис – такая подходящая особа... Она умница... Она красивая... – заворковал, замурлыкал Хетчик.

– Стоп... Мне... Но это же просто ерунда! – Вот теперь уж точно я краснела и бледнела, как будто никогда не была герлскаутом. – Элементарное сумасшествие! Я никогда не раздевалась... в смысле при людях... Ну, разве что при враче лет десять назад... Я не знаю, как это делается, когда сорок мужиков, да еще подвыпивших, пялятся...

Внезапно до меня дошло, что я напрасно распинаюсь: мистер Хетчик, будь он неладен, и мистер Рио, чтоб он провалился, не слушали меня, а лишь придирчиво и оценивающе осматривали меня со всех сторон. Глаза их при этом блестели, языки прищелкивали, губы сладострастно причмокивали.

– Да, вы правы, мистер Хетчик, – противно и гадко улыбался Джонни. – Мэвис – именно та девушка, которая поможет обезопасить жизнь вашей невесты. Мэвис – именно то, что вам надо!

– Не сомневаюсь!

«Суслик» ухмылялся так, словно мысленно уже видел, как я упражняюсь с шестом или веерами в костюме своей прапрабабушки Евы.

– Никто, кроме Мэвис, не справится с этой ролью!

– Без сомнений!

– Нет! – заорала я что есть мочи.

– Мэвис! – жестко сказал Джонни.

– Мэвис... – просительно тявкнул Хетчик Третий.

– Что вы надумали?! Не буду... не стану... не хочу.... Я – частный детектив, а не... Я – Мэвис Зейдлиц, в конце концов, и меня знают...

– Да! Имя! – встрепенулся Джонни. – Мэвис, да помолчи ты хоть минуту. Мне надо придумать тебе имя...

– Ах, так ты, оказывается, умеешь думать? – разъярилась я. – А я полагала, что ты умеешь лишь одно – посылать меня на самые опасные, сложные и мерзкие задания! А сам...

Мои слова отлетали от него, не причиняя ни малейшего вреда. Ну, зверь, ну, сукин сын, погоди... Он ковырял пальцем в переднем зубе, не смущаясь ни меня, ни клиента, и о чем-то напряженно размышлял.

– Имя... Тут нужно что-то звучное и в немецком стиле, – сказал Джонни. – Кёнигин – это королева... Бузен...

– О! Бузен – это очень красиво! – вскинулся мистер Хетчик. – Но Ирма уже взяла это для себя.

– Кстати, а что означает это «бузен»? – сквозь зубы процедила я.

«Суслик» прикусил губу и наконец выдавил:

– Ну... это переводится как «бюст»... «грудь»...

– И вы хотите меня тоже наградить какой-нибудь немецкой кличкой?! – ужаснулась я. – Неужели зазорно быть Мэвис Смит или Мэвис Джонсон?

– Эврика! – Джонни поднял руку и щелкнул пальцами. – Мэвис фон Циркус!

– Циркус? Цирк?

Наверное, у меня был совсем несчастный и убитый вид, потому что Джонни смягчился и бросился меня увещевать:

– Солнышко наше, Мэвис, – он противно подмигнул мне. – Ведь ты так часто устраиваешь цирк на работе, так почему бы тебе хоть разок не использовать свои способности ради такого большого и святого дела, как то, о чем просит нас мистер Хетчик?

– Ни за что! Нет! Никогда! – отпихивала я его.

Я тогда не знала, что в специальной литературе «о роли подсознания в жизни человека» слово «никогда», которое столь часто употребляют девушки, на самом деле означает нечто прямо противоположное...