Текст книги "Пять ящиков золота"

Картер Браун
Пять ящиков золота

Глава 1

– Ар-линг-тон, – повторил я по слогам девушке с телефонной станции, – мисс Бланш Арлингтон. Ее дом в бухте Канеоха.

С ума можно сойти от этих гавайских названий! Прежде чем выговоришь их, нужно сначала несколько раз произнести про себя.

– Ждите, мистер Бойд, – ответила девушка.

А еще в этом языке слово может иметь несколько значений, и каждый раз нужно соображать, что в данном случае имеется в виду. Тонкости, в которые еще предстоит врубаться. Мой номер, например, называется номер-ланаи – хотя чем он отличается от других? Что-то вроде веранды с прямым выходом к бассейну. Или леи[1]1
  Леи – сплетенная из цветов и листьев гирлянда (или венок). Возлагается на голову или надевается на шею.


[Закрыть]... Оказывается, это отнюдь не только гирлянда из цветов. А ты молодец, Бойд. Всего несколько часов в Гонолулу, а уже осваиваешь местное наречие. Ждите... Ладно, подождем.

Ждать пришлось недолго – зазвонил телефон, и я взял трубку.

– Алло, – женский голос на другом конце провода был сдержанным и мелодичным.

– Бланш Арлингтон?

– Да.

– Меня зовут Бойд. Эмерсон Рид должен был...

– Я поняла, – перебила она меня, снизив голос. – Он пристал телеграмму, что вы приезжаете.

– Когда мы сможем поговорить?

– Минутку, подумаю, – несколько секунд глухого молчания в трубке. – Ко мне вы смогли бы приехать?

– Нет проблем, – ответил я. – Когда?

Снова глухая тишина – словно трубку там, далеко, сунули в вату. Или зажали рукой. Что-то не нравится мне это. Явно она там не одна.

– Полдевятого вас устроит? – наконец сказала она. – Посидим, выпьем...

– Очень хорошо, – ответил я. – Мой отель называется «Гавайян Виллидж». Это далеко от вас?

– У вас своя машина или будете брать такси?

– Считайте, что своя. Взял напрокат еще в аэропорту. А что?

– Так, ничего. До меня примерно час езды. Только на перевале Пали-Пасс сильно не гоните. Там опасный участок, может плохо кончиться. Впрочем, сами увидите.

– Ясно, – ответил я. – О наших общих друзьях что-нибудь новое слышали?

Она засмеялась.

– Кое-что слышала. Только это не телефонный разговор...

– Хорошо, – согласился я, – как найти ваш дом?

– Это несложно. Вдоль залива по дороге мили три, все время на север. Домов здесь немного, так что сразу заметите белое бунгало. У ворот большой красный гибискус[2]2
  Гибискус – цветок семейства мальвовых.


[Закрыть].

– Найду, – ответил я.

– Жду вас с нетерпением, мистер Бойд, – в голосе послышалась чуть заметная насмешка. – Эмерсон говорил, вы, вроде, мужчина на все сто!

– Так и говорил? Догадливый какой! Может, сегодня и проверим? Знаете, мой чеканный профиль...

– Представляю, – язвительно сказала она. – До встречи. И повесила трубку.

В одном из ближайших ресторанчиков я перехватил пару стаканчиков виски и покантовался до семи вечера. Потом пошел на стоянку, где утром поставил взятый напрокат автомобиль – «додж». Уже темнело и звездная, бархатная, южная ночь должна была вот-вот наступить.

Бланш не зря предупреждала насчет Пали-Пасс. Сначала я долго крутился на серпантинах, потом выскочил на гребень, и тут – я-то подумал, что самое неприятное уже позади! – шквалистый порыв ветра буквально остановил «додж». Я включил первую скорость и нажал на газ. Машина не сдвинулась ни на дюйм. Более того! – ветер раскачивал ее, приподнимал и медленно, но неуклонно подталкивал к самому краю пропасти. Я жал на газ, пот струился по спине от дикого напряжения, в голове было пусто и холодно, а машина все сползала и сползала к обрыву. Вдруг ветер так же неожиданно сменил направление, автомобиль рванулся вперед, я тормознул – и еще с полминуты отходил от пережитого, с нежностью вспоминая Нью-Йорк и его такие родные и понятные, обычные проблемы уличного движения.

До бухты Канеоха я добрался в четверть девятого. Заросли вдоль дороги напоминали джунгли, изредка мелькали за стеклом темные силуэты одиноких домов. Белое бунгало с красным гибискусом у ворот стояло далеко от дороги, и горы, нависавшие над ним, казались неестественно живописными, словно театральная декорация. После приключения на перевале я чувствовал себя постаревшим на несколько лет и вдруг с наслаждением представил, как возьму из ласковых рук хозяйки стаканчик с двойным виски. Если предложит, конечно. Хотя обещала же...

Кстати, какая она из себя – Бланш Арлингтон? Несколько лет назад она ходила в подружках у Эмерсона Рида – а это показатель! Рид девочек подбирать умел, денег у него хватало.

Лестница. Деревянная веранда. Дверь. Я постучал. Слышно было, что в доме играет радио – и больше никаких звуков. Я постучал громче. Опять никто не ответил. Толкнул дверь. Открыто. Приготовил вежливую улыбку на случай, если окажется, что Бланш была под душем и сейчас вдруг выскочит нагишом.

Но хозяйка и не думала выскакивать – ни голая, ни одетая. Я стоял посреди большой гостиной с мебелью из плетеного камыша. На стенах – полки, уставленные безделушками, картины. Одна – пейзаж, местная достопримечательность – потухший вулкан Дайямонд-Хед. Напротив – портрет. Кто же это? Ах, прошу прощения, как же я сразу-то не узнал!

Длинное лицо с острыми чертами, крючковатый хищный нос. Художник так старался, выписывая ваш облик, мистер Эмерсон Рид! Интересно, хозяйка с намеком повесила друг против друга изображение вулкана умиротворенного и вулкана действующего? А с чем еще сравнить Эмерсона Рида, шумного, поминутно впадающего в гнев и в этом состоянии грохочущего, бурлящего, выплескивающего во все стороны раскаленную лаву? Впрочем, когда два дня назад мы с Ридом виделись в Нью-Йорке, он был спокоен и даже весел. И говорили мы с ним о вас, дорогая мисс Арлингтон.

Однако где же вы, милочка? Где ты, душа моя? Дэнни Бойд так мчался к тебе, столько преодолел на пути!

По радио звучала «Песня островов», но даже эта столь полюбившаяся мне в последнее время мелодия уже не могла исправить стремительно ухудшающегося настроения. Я закурил. Эмерсон Рид смотрел на меня с портрета в упор. Казалось, я слышу его резкий голос: «Ты знаешь, голубчик, за что я тебе плачу, так что, прежде чем смыться, изволь осмотреть дом».

В гостиной было две двери. Одна вела в коридорчик, где по бокам располагались комната для гостей, ванная и кухня. Там было пусто и ничего подозрительного я не обнаружил. За второй находилась уютная спальня, слабо освещенная ночником. Широкие окна, задернутые бамбуковыми шторами. Изящные, искусно сплетенные циновки на полу. И на одной из них – Бланш Арлингтон. То есть, если быть совсем точным, я догадался, что это она. Сама же обнаженная женщина, лежащая на полу, не могла ни подтвердить, ни опровергнуть мое предположение – горло у нее было перерезано от уха до уха.

Я осторожно спустился на колени рядом с телом. Кровь залила леи из красного гибискуса, висевшее у женщины на шее, от крови тяжело набухла циновка под головой и плечами убитой. Широко раскрытые глаза смотрели на меня – они уже ничего не могли видеть, но еще хранили выражение ужаса. Пальцы сжаты в кулаки. Рана широкая, рваная – экий мясник работал! Я вдруг почувствовал приступ тошноты и поспешно отвел глаза. Спальня была чистой и заботливо ухоженной, свет ночника ласков и призывен, звуки нежной мелодии долетали до гостиной – и посреди всего этого труп в луже кровищи. Бланш, не в вашу ли честь названо Арлингтонское кладбище[3]3
  Знаменитый мемориал в Нью-Йорке.


[Закрыть]?

Ладно, кладбище – это для могильщиков, а пока что – твоя работа, Дэнни Бойд. Нужно успокоиться и еще раз осмотреть труп. Так, в правом кулаке что-то зажато. Ну-ка, ну-ка... Я осторожно разжал пальцы. Это был спичечный коробок. Я вернулся в ярко освещенную гостиную, чтобы разглядеть его получше. Коробок фирменный, из бара «Хауоли». На этикетке – темноволосая девушка с чуть затуманенными сладкой истомой глазами. Снизу надпись: "Бар «Хауоли», Гонолулу. Только у нас! Два раза в неделю – настоящая гавайская хула[4]4
  Танец гавайских туземцев с элементами пантомимы.


[Закрыть] в исполнении обнаженной Улани!"

Фирменный коробок... Во всей нынешней истории он, может быть, и ни при чем, но это единственная ниточка...

Телефон в гостиной зазвонил резко и громко, от неожиданности я сам чуть не исполнил настоящую гавайскую хулу. Нервы, нервы... Хотя попробовали бы вы за один вечер совершить этот жуткий рейс через Пали-Пасс, а потом полюбоваться перерезанным горлом Бланш Арлингтон. Спокойней, Дэнни...

Телефон продолжал звонить, я поднял трубку и просипел полушепотом: «Алло». Пусть голос будет невнятным и простуженным, тогда звонящему труднее понять, кто отвечает – мужчина или женщина. Главное – ограничиваться короткими репликами.

– Бланш? Что с тобой? – тот, кто звонил, говорил резко и отрывисто. – Простыла, что ли?

– Да, – тихо просипел я.

– Ладно, слушай. Ты уже поговорила с Бойдом?

– Нет.

– И не говори, поняла? Ничего ему не рассказывай. Ничего! Я передумал, ясно? Слишком многое стоит на карте, нечего ему тут вынюхивать. Усвоила?

– Да.

– Выздоравливай. Увидимся завтра утром.

Короткие гудки отбоя звучали в трубке, а я внимательно рассматривал портрет на стене. «Милый друг, – говорил я нарисованному Эмерсону Риду, – а ты-то что делаешь в Гонолулу?» Но нарисованный Рид молчал, и это значило, что я еще не свихнулся окончательно. А может, я ошибаюсь и на том конце провода был вовсе не он?

Глава 2

«Хауоли» был бар как бар. Их, наверное, в этих краях штампуют на конвейере, а потом пририсовывают название – для каждого свое. Вон «Джои» в квартале отсюда: такая же стойка, такой же зальчик, такие же орущие динамики, такая же публика, такой же спертый воздух, такая же пелена табачного дыма.

Молодой гаваец-официант усадил меня за столик и быстро принес джин с тоником. Он был профессионально учтив и не преминул сообщить, что до выступления осталось пятнадцать минут, а Улани стоит дороже, чем две экскурсии по острову.

– Я хочу сказать, сэр, – то, что вы увидите здесь, гораздо интереснее, а обойдется дешевле.

Что еще мне обойдется дешевле? Я вытащил купюру в десять долларов, сложил ее пополам, протянул официанту и пристально посмотрел ему в глаза. Он хмыкнул:

– Еще одиннадцать бокалов джина с тоником?

– У нас с Улани общие друзья, – сказал я, – мне бы хотелось повидаться с ней после представления. Меня зовут Дэнни Бойд, а друзей – Эрик Ларсон, Вирджиния Рид и Бланш Арлингтон. Запомнил?

– За десять долларов, сэр, – улыбнулся он понимающе, – можно телефонный справочник запомнить.

Официант ушел, а я, потягивая джин, стал размышлять о том, сколько глупостей я наделал за последнее время. Глупость номер один: не позвонил в полицию, обнаружив тело Бланш. Глупость номер два: объявил, что являюсь одним из друзей Улани. Рискованно работаешь, Дэнни Бойд. Ладно, поживем – увидим, как крикнула невеста, падая в брачную постель...

Мои мысли прервало появление здоровяка, похожего на ярмарочного силача. Только одет он был не в трико с блестками, а в элегантный кремовый костюм.

– Мистер Бойд? – голос у него, как ни странно, оказался достаточно высокий и при этом какой-то тусклый. – Я Эдди Мейз, хозяин бара. Можно присесть?

Блекло-голубые глазки целлулоидного пупсика на широком красном лице не выражали ни одной эмоции, блестящие черные волосы были тщательно прилизаны на прямой пробор. Определенно, в жизни этого шкафа имел место период, когда он стоял на балаганном помосте, а зазывала приглашал желающих из толпы померяться силой с нашим атлетом Эдди. Или как там его тогда звали...

– Садитесь, если хозяин, – я пожал плечами.

Он улыбнулся. Улыбка на его лице выглядела так, будто ее нарисовали отдельно, а потом прилепили между носом и подбородком.

– Хотите посмотреть на Улани, мистер Бойд? – спросил он, отодвигая стул напротив. – Изумительно красивая девушка. Настоящая туземка, ни капли примеси в крови, это, между прочим, в наше время большая редкость.

– Не может быть! – покачал я головой.

– Поверьте, мистер Бойд! – приклеенная улыбка снова появилась на его лице. – Она с Ниихау – есть такой маленький островок, там очень обособленно обитают коренные гавайцы в большой деревне. Около двухсот человек. Островом владеет семья Робинсон, без ее согласия посторонний на острове появиться не может.

Он откинулся на стуле и щелкнул пальцами – у столика мгновенно вырос уже знакомый мне официант. На подносе у него была еще порция джина для меня и виски с содовой и льдом для Мейза. Ставя бокалы на стол, официант старательно отводил глаза. Мои десять долларов в кармане его куртки в этот момент, наверное, прощально махали мне рукой.

– У гавайцев с Ниихау закон: стоит кому-то из них покинуть остров, и этот человек никогда больше не сможет вернуться, – продолжал Мейз. – Очень чтут свои традиции и ненавидят отступников. Я это к чему, мистер Бойд: вы должны понимать, что Улани выросла в определенной среде, жила и живет весьма замкнуто...

– Я поражен вашими познаниями в местной этнографии.

– Мистер Бойд, – укоризненно сказал он, – я просто хочу, чтобы вы понимали, что это за девушка. Она работает у меня, и я обязан ее защищать.

– От кого?

– От кого угодно, – с расстановкой произнес он. – Извините, мистер Бойд, думаю, вам понравится ее танец. Кстати, можете не беспокоиться о счете.

– Не думаю, что моим друзьям понравится наш разговор, – сказал я.

Он пожал своими мощными плечами.

– Я просто посчитал нужным вас предупредить.

– Вы всех так предупреждаете?

Он не успел ответить, потому что из динамиков грянула громкая музыка. Мейз показал на помост в середине зала.

– Улани начинает! – крикнул он сквозь грохот барабанов. – Сейчас встряхнетесь!

– Такие слова, наверное, говорят тем, кто идет в газовую камеру.

Но он уже не слышал мой ответ. Погас на мгновение свет, а потом прожектор выхватил одно место на помосте – то, где стояла Улани.

Для портрета на спичечном коробке ее снимала сущая бездарь. Как можно было такую девушку превращать в стандартную рекламную красотку! Если Мейз не врет – ясно, почему гавайцы на том острове так не хотят пускать к себе чужаков. Эти огромные глаза, эти иссиня-черные, длинные, слегка вьющиеся, рассыпанные по плечам волосы, это тело, вдруг затрепетавшее в медленном страстном ритме...

Спокойней, Бойд, ты же не мальчик. Да, красивая, да, отличная фигура, но все прочее – дешевая экзотика. Конечно же, леи из красного гибискуса на шее – здесь что, других цветов нет? Юбка чуть выше колен, единственное, что на ней надето, смотрится эффектно, но танец вполне обычный. Движения бедер, взмахи рук, ничего особенного...

– Это и есть настоящая гавайская хула? – спросил я Мейза.

Он приложил палец к губам: «Подождите!»

Барабанный ритм накатил стремительно, ноги Улани начали двигаться все быстрее, бедра раскачиваться, леи на груди задвигалось, как живое, я поставил бокал на стол – и забыл обо всем.

Сказать, что это был танец – значит не сказать ничего. Да и можно ли назвать танцем то, что заставляет вдруг просыпаться где-то глубоко-глубоко что-то древнее, дремлющее еще с языческих, с первобытных времен, ненужное в мире цивилизации, но такое сладкое, такое прекрасное... Леи металось из стороны в сторону, обнажая маленькие крепкие груди, юбка разлеталась, открывая длинные, стройные ноги, а иногда и то, что над ними, и все в баре сидели, открыв рты, и хотелось, чтобы Улани не останавливалась, не останавливалась никогда... Но вдруг будто щелкнул выключатель – вмиг стих грохот барабанов, и девушка в танце застыла на месте, как в детской игре «Замри». Тишина казалась оглушительной, и все, словно завороженные, следили за руками танцовщицы. А они грациозно скользнули к талии, юбка упала на пол, и Улани вдруг предстала в луче прожектора – обнаженная, смуглая, словно сошедшая с гогеновских картин. А потом – темнота в зале, через мгновение – яркий свет, Улани уже не было на помосте, а мои барабанные перепонки чуть не лопнули от взрыва аплодисментов.

– Теперь ясно, мистер Бойд? – Мейз повернулся ко мне. – После каждого выступления мужики вьются вокруг нее роем. Приходится разгонять. Никто не верит – а она ведь в душе ребенок, маленькая наивная туземная девочка.

– Ага. И вас зовет папочкой, – после увиденного я не сразу нашелся с язвительным ответом.

Ничего не выражающие глаза целлулоидного пупсика скользнули по мне.

– Остроумно. Но я все-таки хочу, чтобы вы поняли: вам не стоит встречаться с Улани. Если не усвоили – добавить нечего.

– Все? – спросил я. – Спасибо за совет. Но я предпочитаю остаться при своем мнении.

– Мне очень хочется избежать эксцессов, мистер Бойд, – Мейз произнес это с подчеркнутым сожалением в голосе. – А вы этого не хотите... Почему, мистер Бойд? Я ведь не желаю насилия.

Его огромные плечи выразительно напряглись под пиджаком – прямо благородный герой из дешевого романа.

– Объясняю последний раз, мистер Бойд. Улани действительно прекрасная танцовщица. Удивительная танцовщица. И на сцене нет никого прекраснее нее. Но стоит ей сойти со сцены... Вы не представляете, мистер Бойд, какое разочарование постигает каждого, кто пытается с ней поговорить. Примитивное, неразвитое, даже туповатое существо. Похоже, играть в куклы ей гораздо интереснее, чем общаться с мужчинами. Ребенок, что вы хотите!

– Я сейчас заплачу от сочувствия к вам!

Мейз пропустил шпильку мимо ушей. Он вообще был подчеркнуто вежлив. Глянул на часы.

– Может, вам лучше отправиться к вашим друзьям? Уже четверть двенадцатого. Они наверняка на месте.

– Это где?

Он поднял брови.

– Отель «Принцес Каиулани». Коктейль-бар. Они всегда там в это время.

– Кого именно вы имеете в виду?

– Капитана Ларсона и миссис Рид, само собой, – его глаза по-прежнему не выражали никаких эмоций. – Вы ведь о них вспоминали, говоря с официантом?

– Да, – кивнул я. – Вы точно знаете, что они там?

– А где ж им быть? Знаете, где этот отель?

– Первый раз в Гонолулу.

– Это центр Вайкини[5]5
  Пляж на острове Оаху. Часть Гонолулу.


[Закрыть]. Хорошее место. – Он встал, приклеенная улыбка вновь появилась на красном широком лице. – Рад был познакомиться, мистер Бойд. Заходите еще посмотреть на Улани.

– Не откажусь.

Мейз ушел, и через несколько секунд у столика появился официант. Я попросил счет, он оскалил зубы и сказал, что все уже оплачено.

– Да? – я хмыкнул. – Тогда вот что, милый друг: мне кажется, ты не отработал десять долларов. Вернешь сам?

– Мистер Бойд! – официант быстро оглянулся по сторонам. Похоже, моя купюра стала уже ему родной и близкой, и достать ее из кармана было для него все равно, что вырвать у себя кусок мяса. – Понимаете, мистер Мейз каждый раз строго предупреждает нас, чтобы мы сообщали обо всех, кто интересуется Улани...

– Понимаю, – сказал я. – Гони деньги обратно – и я все забыл.

Он снова оглянулся, наклонился ко мне и быстро зашептал на ухо:

– Я бы мог с ней договориться. Но вы должны учесть: для меня в этом случае есть опасность потерять работу.

– Еще десять долларов, – сказал я.

– Не скажете, где вы остановились? Я попробовал бы вас найти завтра утром.

– Отель «Гавайян Виллидж», – я говорил тихо, но жестко. – И если утром тебя там не будет, то вечером ты потеряешь не только деньги, но и зубы.

– Понимаю, сэр, – он начал делать вид, что смахивает со стола крошки.

* * *

Коктейль-бар отеля «Принцес Каиулани» был погружен в полумрак, и я сначала подумал, что туристский сезон на Гавайях нынче, наверное, неудачный, вот и экономят на электричестве. Но, взглянув в широкое окно, понял, какой я примитивный и наивный вахлак.

Бар размещался на верхнем этаже отеля, и отсюда открывался потрясающий вид на Дайямонд-Хед – а уж он-то сверкал огнями, как елка на Рождество. Огни вспыхивали в ночной темноте, переливались, гасли и загорались снова то там, то тут. Я не мог оторваться от этого зрелища, стоял, хлопая глазами, пока метрдотель не тронул меня за руку и не спросил, хочу ли я выпить. Я опомнился и ответил, что ищу приятелей – капитана Ларсона и миссис Рид. Он кивнул и сказал, что проведет к ним.

Глаза к полумраку бара привыкали не сразу, но еще на полпути к нужному мне столику я понял, что там сидят не два человека, а три. Три? Кто третий? Случайный подвыпивший турист, подсевший поболтать и сейчас не соображающий, как в темноте отыскать выход? Или?..

Посередине, конечно же, была Вирджиния Рид – и этой женщиной стоило полюбоваться! Красавица с белокурыми волосами, взбитыми нарочито небрежно, поскольку так лучше подчеркивалась прелесть лица – широко расставленных больших голубых глаз, высоких скул, прямого носика, ярких пухлых губ, надменно вздернутого подбородка. В декольте белого платья была видна грудь, высокая и полная. Все это бросилось мне в глаза сразу – и, поверьте, в данном случае не требовалась долголетняя практика профессионала-сыщика.

Угадать капитана Ларсона тоже не составляло труда. Загорелый блондин, крепкий, уверенно посаженный нос, властное, жесткое выражение лица, синяя куртка, под ней белая рубашка с воротом, расстегнутым на сильной шее; типичный морской волк, смотришь – и чувствуешь вкус морских брызг на губах.

Третий, несомненно, был китаец. Отличный белый костюм. Умные насмешливые глаза, на вид лет тридцать – сорок. Точнее не скажу, попробуй определить возраст у китайца! Но, несомненно, папу его звали Чарли Чен (или что-то вроде того), и в семье их было двадцать шесть детей.

Метрдотель подвел меня к столику и растворился в темноте. Ларсон отставил бокал и внимательно взглянул мне в глаза.

– Вам что-то нужно?

– Вообще-то я люблю джин с тоником, – улыбнулся я, присаживаясь, – но готов согласиться на то же, что пьете вы.

– Класс! – воскликнула Вирджиния (похоже, она уже была сильно под градусом). – Это, наверное, один из тех ребят, которые сначала корчат из себя крутых парней, а потом предлагают купить у них порнографические открытки!

Китаец сидел с невозмутимым видом.

– Меня зовут Бойд, – сказал я. – Дэнни Бойд, – и положил на стол визитку. – Видите, что здесь написано? «Частное сыскное агентство Бойда». А здесь координаты моей конторы в Нью-Йорке.

Никакой реакции мои слова не вызвали.

– Ну и что? – пожал плечами Ларсон.

– Да поболтать хочу. В непринужденной обстановке обменяться мнениями по кое-каким вопросам. Клиент попросил. Эмерсон Рид его зовут. Не забыли такого? – я улыбнулся Вирджинии. – Это ведь, если не изменяет память, ваш муж?