Текст книги "Разящая наповал Долорес"

Глава 8

– Священник, врач и цветовод, – радостно заговорил доктор Мэрфи, – мы все являемся непременными участниками рождений, свадеб и смертей. Счастливо-горестный триумвират!

– Человек разнес себе голову, а наш неунывающий доктор продолжает философствовать! – с негодованием воскликнул Лейверс. – У вас неверное представление об уместности подобных высказываний, доктор!

– Вам следует помнить, шериф, что главным образом смерти дают нам обоим средства к существованию!

– Похоже, вы не верите, что Стерн сам разнес себе голову? – недоверчиво спросил я.

Пару секунд Лейверс холодно взирал на меня, затем тяжело вздохнул.

– Все как всегда! – проворчал он. – Человек, который не выносит ясных и логических объяснений чего бы то ни было! Наверное, в психиатрии существует какой-то термин для таких людей, доктор?

– Конечно, – не задумываясь ответил Мэрфи. – Я бы давно мог сообщить его вам: «придурки».

– Когда вы закончите свое танцевально-песенное представление, – спокойно произнес я, – может, мы сумеем уделить какое-то время логике?

– Человек застрелился, – отрезал Лейверс. – Это говорит само за себя. Он оставил подписанное письмо, объясняющее причину такого поступка. Чего еще вы хотите? Чтобы он повторил свое признание из могилы во время погребения?

Два парня в белых халатах положили тело на каталку и повезли его прочь из офиса, что было первым этапом путешествия в морг. Я закурил сигарету, стараясь перебить тошнотворный запах цветов, который в данный момент казалс мне невыносимым.

– Мне все это кажется уж слишком аккуратным, – угрюмо произнес я, – картина слишком просто собирается, как будто кто-то специально подложил нам нужные кусочки.

– Возможно, для вас это сюрприз, лейтенант, – забасил Лейверс, – но иногда именно так все и бывает, аккуратнейшим образом!

– Док, – я обратился к Мэрфи, – Пэтти Келлер ведь не была беременна, верно?

– Не была, сэр. Не была.

– Это ничего не доказывает, – быстро вмешался Лейверс. – Возможно, она это сказала Стерну, пытаясь женить его на себе, а когда он не согласился, тогда она пригрозила ему покончить с собой, а он ответил, что мысль великолепна, и это послужило последней каплей. Она была одинокой девушкой, ей не к кому было обратиться за помощью, реакция Стерна оказалась выше ее сил. Как вы думаете, доктор?

Сатанинская физиономия Мэрфи слегка «очеловечилась», пока он обдумывал ответ.

– Возможно, – наконец изрек он, – это было слишком ужасно для нее, все от нее отвернулись, крах иллюзий.

– Что-нибудь еще, Уилер? – торжествующе осведомился шериф.

– Ну а как насчет апоморфина?

– Дался вам этот апоморфин! – раздраженно рявкнул он и повернулся к Мэрфи:

– Док, вы продумали возможность того, что она решила применить это снадобье как средство от кашля? Вы ведь говорили, что так его тоже используют?

– Да, но это весьма сомнительно. С такой целью никто не введет себе внутримышечно огромную дозу!

– У нее же не было медицинского образования, – заупрямился Лейверс. – Посмотрите на всех тех людей, которые зачастую принимают в пять раз большую дозу лекарства, чем нужно, воображая, что это принесет им в пять раз большую пользу. Такое случается сплошь и рядом!

– Когда я вошел в цветочный магазин, там было темно. Я включил свет и отправился в его офис, а когда я вошел сюда, эта комната тоже была погружена в темноту.

– Ну и что?

– Стерн позвонил мне и сказал, что он готов заговорить, и попросил мен немедленно приехать. Что произошло после этого? Он уселся за свой стол и принялся обо всем размышлять, решил, что не сможет перенести, если правда выйдет наружу, так что он предпочитает умереть. Поэтому он печатает весьма аккуратную записку, объясняет в ней все причины, кладет ее в конверт и адресует мне. Достает пистолет из стола или из какого-то другого места, отправляется погасить всюду свет, ощупью возвращается к своему столу и стреляется. Будь вы на его месте, стали бы вы беспокоиться о свете?

– Возможно, – заупрямился Лейверс. – Кто знает, о чем станет беспокоитьс человек, когда он настроился покончить с собой?

– Ох, братец! – с чувством воскликнул я. – Тогда как же быть с загадочным Джорджем Крокером, которого вы откопали в этих личных делах? Как объяснить странное совпадение, что, именно когда вы приказали разыскать его папку в клубе одиноких сердец, она неожиданно исчезла?

– Это может быть случайным совпадением, – не сдавался Лейверс. – Вполне возможно, что произошел какой-то скандал, связанный с Крекером, который Аркрайты не пожелали делать всеобщим достоянием.

– Могло случиться, что у окружного шерифа вместо мозгов в голове требуха! – произнес я с отвращением. – Что вы на это скажете?

– Как я уже и прежде говорил, Уилер, вы не желаете мириться с простыми, очевидными объяснениями чего бы то ни было. Я искренне считаю, что вам необходимо проконсультироваться с врачом-психиатром и сдать требуемые анализы. У вас стало своеобразным фетишем усложнять решительно все, вы готовы подвергать сомнению очевидные вещи!

– Если мне нужен врач-психиатр, то вам тем более, – заявил я. – К счастью, мне не требуется массажист, чтобы сбросить с себя столько лишнего веса, который мешает правильно функционировать вашей голове!

Я выскочил из офиса, а следом за мной несся раскатистый хохот Мэрфи. Мне потребовалось целых два часа, пара стаканчиков спиртного и отбивная в ресторане, чтобы достаточно остыть и позабыть хотя бы на время и шерифа, и его ослиное упрямство. Но все равно вечер пропал, мне не оставалось ничего иного, как отправиться домой. – Попал я туда в половине двенадцатого. Войд в квартиру, я обнаружил, что у меня гостья. С первого взгляда мне показалось, что кто-то ухитрился похитить на Дальнем Востоке закат и сбросил его на мою кушетку. При втором взгляде закат превратился в светлую блондинку, облаченную в шелковую блузку радужной расцветки и оранжевые узкие брюки до колен. На правой руке был надет целый десяток браслетов из какого-то желтовато-зеленого металла в комплекте с длинными сережками, которые восторженно позвякивали каждый раз, когда она двигала головой.

– Я думала, вы вообще никогда не возвращаетесь домой, Эл Уилер. Мы тут с Бобо просидели в тоскливом одиночестве весь вечер, верно, собачка?

Комок меха, пристроившийся на ее коленях, пошевелился, откуда-то изнутри раздалось жалобное негромкое потявкивание.

– Долорес Келлер, – сказал я, – черт побери, как вы сюда попали?

Она лениво улыбнулась:

– Я сказала швейцару, что я ваша двоюродная сестра, только что неожиданно приехала сюда из Монтаны, и он впустил меня. Ой, кстати, заметил, что у вас большое количество двоюродных и троюродных сестер…

Бобо внезапно поднял голову и издал звук, который даже несколько походил на собачий лай.

– Вы считаете, что «двоюродная сестра» является ругательством на собачьем языке? – поинтересовался я.

– Точно так же, как и на языке швейцара, – мило улыбнулась Долорес. – Во всяком случае, вы появились. Вы не собираетесь предложить мне чего-нибудь выпить?

– Непременно, – ответил я. – Выбирайте. Скотч со льдом и чуточку соды, это я так люблю, или же без содовой?

– Не морочьте мне голову со всякими подробностями. Приготовьте как вам заблагорассудится, я выпью.

Я принес с кухни кубики льда и фужеры, приготовил напитки и поднес их к дивану.

– Терпеть не могу задавать личные вопросы, – сказал я, усевшись рядом с ней, – но этот ваш пес получил домашнее воспитание?

– Не слушай его оскорбления, сладенький! – виновато засюсюкала Долорес. – Он не в состоянии распознать настоящего джентльмена, когда видит его.

Она поднялась, отнесла Бобо на ближайшее кресло и осторожно опустила на сиденье. Песик недовольно поскулил секунд пять, затем снова заснул.

– Вам никогда не приходило в голову, что его когда-то укусила муха цеце? – спросил я.

– Бедняжка, он никак не может приспособиться к моим ночным часам работы в клубе, – пояснила она, усаживаясь снова рядом со мной.

– Уж если речь зашла о ночных клубах, как получилось, что сегодня вы не на работе?

– Даже стриптизерка изредка имеет свободный вечер. А я его потратила зря, сидя здесь в одиночестве в ожидании вашего возвращения.

– Знай я о вашем визите, я бы вернулся домой рано и угостил вас своей музыкальной машиной… С какой стати вы удостоили меня своим неожиданным посещением?

– Вы безумно спешили сегодня днем, уезжая из владений Ровака, Эл… Все те восхитительные вещи, которые вы наговорили мне, не выходят у меня из головы, мне захотелось, чтобы вы их еще разок повторили…

– Вы шутите?

– Возможно. Чуть-чуть… – Она повернулась ко мне, на лице ее было серьезное выражение, а темные глаза придирчиво следили за мной. – Ну и потом, вы сказали, что Пэтти убили.

– Таково было твердое убеждение службы шерифа, – угрюмо ответил я, – но сейчас я единственный человек, который все еще ставит свою подпись под этой версией.

– Что заставило остальных изменить мнение? – с любопытством спросила она.

Я рассказал ей про Стерна, про оставленную им записку и про то, как Лейверс заявил, что это решает дело ко всеобщему удовлетворению. Лицо ее все сильнее напрягалось, глаза глядели печально.

– Я не верю, что Пэтти могла сказать, будто она беременна, и пригрозила наложить на себя руки, если он не женится на ней, – тихо произнесла она. – Она была совсем не такой. У нее просто не хватило бы решимости так действовать. Она оставалась наивным ребенком, который всю жизнь прожил под пятой родителей. Он солгал, Эл.

– Я тоже так считаю, – согласился я. – Харв сочинил свое письмо по единственной причине: кто-то приставил дуло пистолета к его виску, пока он писал. Но я должен это доказать, а это очень трудно сделать, несравненная.

– Я вам помогу! – заявила она горячо. Я с сомнением посмотрел на нее:

– Как получилось, что вы так внезапно изменили свое отношение к деревенской кузине? Когда я впервые заговорил с вами о ней, в ответ раздавались одни только шуточки: клуб одиноких сердец и прочая ерунда. Тогда вам эта история показалась необычайно веселой.

– Мне думается, я просто старалась убедить себя, что ничего страшного не могло произойти, – прошептала она. – Знаете, этакая страусиная манера. Боялась принять слишком близко к сердцу случившееся. Можете ли вы это понять?

– Возможно… – Я пожал плечами. – Как вы предполагаете мне помочь?

– Я сделаю все, что вы мне скажете, Эл. Решительно все!

– Не искушайте меня… По роду вашей деятельности вам нельзя быть мягкосердечной. А то, не дай Бог, в самый неподходящий момент вы раскиснете.

– Серьезно, Эл. Скажите мне, чем я могу помочь.

– В данный момент я даже не знаю, – откровенно признался я. – Может быть, вы могли бы рассказать мне про Ровака? Вы знали, что ему принадлежат пятьдесят процентов акций «Клуба счастья Аркрайта»?

Долорес широко раскрыла глаза:

– Нет, не имела понятия. Вы предполагаете, что он имеет какое-то отношение к гибели Пэтти?

– Не непосредственное, – правдиво ответил я. – Но я убежден, что он знает гораздо больше, чем говорит. В этом клубе одиноких сердец есть что-то фальшивое, дутое, а поскольку Ровак является его совладельцем, он не может этого не знать.

– Лично я не могу представить никакой связи между бурлеск-клубом и клубом одиноких сердец, – пожала плечами Долорес. – А вы?

– Я тоже, именно по этой причине я с каждым днем все больше и больше утрачиваю способность соображать… Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Джордж Крокер?

– Нет, не могу припомнить. – Она покачала головой. – А он какое имеет отношение к этой истории?

– Этого я тоже не знаю… Что вам известно о Лумасе?

– Не более того, что я знала, когда вы впервые спросили меня о нем. Он работает у Ровака, следит за его катером, часто бывает в клубе… – Она грациозно пожала плечами. – Вот и все.

– Вы не знаете, был ли он когда-то актером?

– Если и был, я об этом ничего не слышала. Мне он страшно не нравится, не в состоянии найти в нем ничего положительного. Страшный бабник, но это характерно для многих мужчин. Просто я инстинктивно чувствую, что под этой бронзовой мускулатурой скрывается сгусток отвратительно злобного насилия. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Он отсидел пару лет в Сан-Квентине за участие в групповом нападении, – сказал я. – Трудно предположить, что подобный тип способен отличить современный быстроходный катер от обычной ванны. Кстати, Ровак часто пользуется своим судном? Или оно просто стоит на приколе у пристани, украша его владения?

– Он действительно использует катер, – без колебаний ответила Долорес. – Уходит на нем не реже раза в месяц далеко в море на несколько дней.

– Полагаю, нет ничего преступного в том, если Лумас является настоящим моряком, – рассудительно изрек я. – Пожалуй, мне следует снова сходить к Аркрайтам и начать все с самого начала… – Я устало поднялся с дивана. – Думаю, нам нужно выпить еще по стаканчику…

Возвращаясь назад с полными стаканами, я угрюмо думал, что тема моих расспросов не стала яснее, я как блуждал в темноте, так и блуждаю.

– Вам необходимо немного отвлечься, Эл Уилер, – деловито заявила Долорес. – Для разнообразия подумайте о чем-то другом. Как вы ладите с этой страстной красоткой, с которой вы приходили в клуб?

– С Шерри? Нормально. Кстати, она загорелась идеей стать стриптизеркой.

– О Боже! – ахнула Долорес. – Ей надо помочь.

– Немножко. Вообще-то у нее имеется вся необходимая материальная часть. Вчера вечером она здесь практиковала разные движения, еще немного – и из нее получится настоящая профессионалка.

– Необходим профессионал, чтобы обучить профессионала! – холодно заявила Долорес. – Я понимаю, что вы пришли в восторг, находясь рядом с ней в своей собственной квартире. Разумеется, вы вообще пускаете слюнки, наблюдая, как раздевается женщина возле вашего дивана.

– Ошибаетесь, – заявил я еще более ледяным голосом, нежели ее, – случайно тоже профессионал, только в несколько иной сфере бизнеса, нежели вы. Так что я в состоянии отличить нечто стоящее от нестоящего.

– Разумеется! – коротко хохотнула она. – Два глаза, оба вылезают из орбит.

– Она весьма удачно имитировала все ваши приемы. – Я вздохнул и медленно покачал головой. – Причем это же было ее первое выступление, так сказать. Но по всей вероятности, все приемы у вас настолько отработаны, что стали практически автоматическими, верно?

– Автоматическими? – Она вскочила с кушетки, на которой так уютно свернулась. – Я сейчас покажу вам этот автоматизм! У вас есть музыка? Люба музыка?

Я подскочил к проигрывателю:

– Безразлично какая? Вас устроит увертюра к «Вильгельму Теллю»?

– Ставьте пластинку, – бросила она, – и пошире откройте глаза!

Я поставил пластинку, закурил сигарету и повернулся к Долорес. Впервые в жизни я почувствовал себя султаном, наблюдающим за своей одалиской.

Долорес сняла сандалии и аккуратно поставила их возле дивана, рассеянно расстегнула рубашку, внимательно прислушалась к звукам музыки. Затем рубашка полетела на диван, на нее бюстгальтер. Ловким неуловимым движением она освободилась от своих узких штанишек, перешагнула через них и двинулась к середине ковра.

Какое-то время она стояла неподвижно, сплетенные пальцы рук были высоко подняты над головой, верхний свет придавал шелковистый отблеск всем линиям ее потрясающего тела, на котором остались лишь крошечные шелковые трусики.

Неожиданно Долорес задвигалась с поистине вулканической энергией, ее тело поворачивалось и извивалось в фантастической симметрии движений и звуков музыки.

Позабытая сигарета давно погасла, зажатая между моими пальцами. Я был в полном смысле слова околдован. Глаза у нее были полузакрыты, на лице сохранялось отрешенное выражение, в то время как тело исполняло нечто немыслимое, невероятное и невозможное.

Это был танец практически без особых движений исполнительницы, гимн откровенному чувственному восторгу, горделивая демонстрация безукоризненно великолепного тела, контролируемого железной дисциплиной. Возможно, именно так танцевали в языческих храмах под жестокими, неуловимыми глазами их каменных идолов, когда мир был еще очень молод.

Но вот музыка закончилась, и потрясающее тело Долорес постепенно замерло, уподобилось мраморному изваянию. Руки медленно опустились, она покачала головой, как будто пробуждаясь от глубокого сна.

– Я могла бы после этого еще чего-нибудь выпить, Эл Уилер, – сказала она будничным тоном.

Я поднялся с места и на цыпочках отправился через комнату туда, где на столике стояло все необходимое. Когда я возвратился, Долорес снова лежала на диване, единственным признаком ее напряжения было учащенное дыхание.

Она забрала у меня ближайший стакан и осушила его залпом, вернула мне пустой и расправилась со вторым так же молниеносно, как с первым.

Я бросил пустые стаканы за спинку дивана, подражая старому русскому обычаю, почерпнутому из какого-то кинофильма.

– Ну и как теперь котируется ваша сексуальная куколка? – осведомилась Долорес неприятным голосом.

– Она действительно всего лишь любительница, – честно признал я. – Это же было потрясающе! Почему вы не демонстрируете это вместо своего обычного номера в клубе? Все попадают замертво.

– Разве вы не знаете старой пословицы о том, что нет смысла метать бисер перед свиньями? – небрежно бросила она. – Средний посетитель «Экстраваганцы» платит деньги, рассчитывая получить именно то, что ему там и преподносят.

– Очевидно, вы правы, – согласился я. – Хотите выпить еще? Или на этот раз просто принести сюда бутылку?

– Хватит пить, Эл, – вкрадчиво произнесла она, – мне бы хотелось еще немного поэзии, вроде того, что вы мне сказали сегодня утром. Помните?

– Помню. Комплименты вашей внешности. Вам этого хочется?

– Совершенно верно, – прошептала она. Она схватила меня за руки и направила их так, чтобы они оказались под ее тяжелыми грудями, а ее длинные ногти впились в мои запястья.

– Знаете, Эл, мне хотелось бы задумать слово, а вы должны отгадать его и изобразить, как в шараде. О'кей?

– Ну что ж, ладно. Что я должен изобразить?

– Вы помните, как вы употребили такое хитрое словечко – «изнасилование»?

– Иными словами, вам хочется оказать мне сопротивление?

– Только совсем недолго, вы, трус! Я очень быстро устаю!

Это было враньем, во всяком случае, полуправдой. Действительно, сопротивлялась она совсем недолго, но сказки о том, что она скоро утомляется… Ох, братцы!

Глава 9

Вероятно, в каждой семье есть своя особая беда, о которой не любят говорить за пределами домашних четырех стен, и Уилеры – не исключение. Один из членов нашей семьи в каждом третьем поколении наследует проклятие Уилеров, и в нынешнем поколении это я. Тут нет ничего серьезного – просто возникает в самый неподходящий момент внезапная режущая боль в солнечном сплетении. Я испытал ее на следующее утро в ту самую минуту, когда переступил порог приемной в «Клубе счастья Аркрайта». Приступы с возрастом стали реже, и я надеюсь со временем вовсе избавиться от них – ведь просто смешно, что такой парень, как я, мучается из-за угрызений совести. Но пришел именно в такое состояние, едва увидел приветливую улыбку на лице Шерри Рэнд.

– Привет, Эл, дорогой, – протянула она мелодичным голосом. – Где вы пропадали прошлым вечером? Я-то предполагала, что вы мне позвоните.

Какое-то мгновение меня подмывало сказать ей правду, но какого черта? Дамочки в этом отношении странные создания: я был уверен, что она ни за что не поймет, зачем мне понадобилось играть в шарады с Долорес.

– Я был очень занят, дорогая, – сказал я, что было чистой правдой.

– Я читала об этом в утренних газетах. – Она слегка вздрогнула. – Это тот невысокий толстяк с гвоздикой в петлице, с которым вы разговаривали в бурлеск-клубе в тот вечер, верно?

– Совершенно верно. Харви Стерн, одна из маленьких трагедий, которые нам так часто преподносит жизнь. В данный момент Аркрайты заняты распределением счастья?

– Я им сообщу о вашем приходе, – сказала Шерри. Она подняла телефонную трубку и через несколько секунд сообщила, что я могу войти. – Прошлый вечер не был полностью потерян, – с довольным видом сообщила она. – Я потратила почти три часа на отработку своей программы. Мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели, каких успехов я добилась, Эл.

При этих ее словах я почувствовал, что темные тени у меня под глазами сделались шире.

– Это звучит великолепно, Шерри, воистину великолепно. Я позвоню вам, договорились?

– О, конечно, – холодно ответила она. – Это «не-звоните-мне-я-сам-позвоню-вам», Уилер, довольно неожиданная перемена, верно? Или я уже превратилась в еще один трофей, прикрепленный к стене в вашей комнате?

– Да нет, это сырая погода виновата, – пробормотал я, направляясь к двери кабинета Аркрайтов. – Она лишает меня жизненной энергии.

– Уже неделю не было дождя! – огрызнулась Шерри.

– Только на Западном побережье, – слабо возразил я и скрылся во временном убежище внутреннего офиса.

Сара Аркрайт сидела неподвижно за своим письменным столом, Джейкоб Аркрайт на этот раз стоял позади нее, его рука легонько касалась ее плеча. Именно в этот момент я начал всерьез сомневаться, являются ли они настоящими людьми. Они могли быть восковыми куклами, управляемыми звуковыми волнами, каждое утро Шерри должна была в первую очередь пылесосить их и настраивать на день грядущий.

На Джейкобе был надет другой костюм, такой же мятый, но коричневого цвета, и ярко-красный галстук в розовую точечку с традиционным крошечным узелком, казавшимся отвратительным нарывом на его высоком крахмальном воротничке. Он нервно улыбнулся мне, в то время как хорошо протертые стекла его очков только что не пускали солнечных зайчиков.

– Доброе утро, лейтенант, – проскрежетал он. – Мы читали про Харви Стерна…

– В утренних газетах? Как же это так? – спросил я с упреком. – Я полагал, что вы не удовлетворены уровнем современной журналистики.

На угловатой физиономии Сары появилось обиженное выражение, когда она холодно взглянула на меня. Она заменила бесформенное черное платье на бесформенное синее, это не сделало ее привлекательнее. Только сейчас мне пришло в голову, что она постоянно сидела потому, что, если бы надумала передвигаться, было бы слышно, как стучат одна о другую ее кости, а кому бы захотелось такое услышать перед обедом?

– Теперь, когда закончилась печальная история Пэтти Келлер, – резко заговорила она, – может быть, вы будете любезны возвратить нам все папки с делами, которые вы конфисковали у нас, лейтенант?

– Непременно, – кивнул я, – сегодня же пришлю их вам, если только шериф уже не сделал этого. Кстати, меня интересует, папка Джорджа Крокера не нашлась ли?

– Нет! – отрезала она.

– Я не могу этого понять, лейтенант, – в полнейшем недоумении закачал головой Джейкоб. – Совершенно не понимаю. Такого еще ни разу не случалось!

– А я бы хотела узнать, – прервала его излияния супруга, – зачем теперь-то она вам нужна? Она же утратила свое значение!

– Не думаю, – покачал я головой, – но, кстати сказать, я также сомневаюсь в том, что и Пэтти Келлер и Харви Стерн покончили с собой.

Ее выцветшие голубые глаза внезапно помутнели, когда она воззрилась на меня.

– Вы сошли с ума? – спросила она, причем это прозвучало с неожиданной непосредственностью.

– Но в газетах написано – они приводят слова шерифа Лейверса, – слабо запротестовал Джейкоб. – Меня ваше заявление буквально ошарашило, лейтенант!

– Такова моя версия, и я задался целью доказать ее. Лично я сейчас почти не сомневаюсь, что именно Джордж Крокер является ключевой фигурой ко всей загадке, найдя его, мы отыщем все ответы. Я бы хотел, чтобы вы сообщили мне о нем все, что помните.

Они беспомощно переглянулись, затем снова уставились на меня.

– Он был высоким или низкорослым? Худощавым или толстым?

– Худощавым, – твердо заявил Джейкоб.

– Толстым! – возразила Сара.

– Высоким, – сказал Джейкоб.

– Коротышкой! – бросила Сара.

– Давайте попытаемся сделать иначе, – попросил я. – Кто из вас первым беседовал с ним?

Они долго смотрели один на другого, затем одновременно закричали: «Я!»

– Может быть, ваш третий партнер, Майлс Ровак, привлек в клуб Джорджа Крокера? – высказал я предположение.

– Что за абсурд, он даже ни разу не входил в наш офис! – ответила Сара.

– Мне бы хотелось вам верить, миссис Аркрайт, – любезно заявил я, – но как-то не могу заставить себя относиться доверчиво ни к вам, ни к вашему супругу.

– Вы всегда были грубым и несговорчивым, когда мы встречались с вами в этом офисе, лейтенант!

Она наклонилась ко мне, что-то выстукивая костлявым пальцем на столе.

– Больше мы не намерены это терпеть. Если вы пожелаете снова разговаривать с кем-то из нас в будущем, мы будем настаивать на том, чтобы при этом присутствовал наш адвокат. До свидания, лейтенант!

– Сара? – Голос Джейкоба немного дрожал. – Я не думаю…

– Вот именно. И за тридцать пять лет нашей совместной жизни ты никогда ни о чем не думал! Зазвонил телефон, она схватила трубку:

– В чем дело? – Выслушав ответ, она не просто побледнела, кожа на ее щеках приобрела голубоватую окраску. – Безмозглый болван, почему же он?.. Ну да ладно. Да, полагаю, вы правы, это единственное, что вы можете сделать, увеличить партию груза еще на одну единицу. В данный момент я занята, так что мне придется позвонить вам позднее. – Она положила трубку на рычаг и слегка приподняла свои взлохмаченные брови. – Вы все еще здесь, лейтенант?

– Еще один вопрос, и я ушел… Вы боитесь Ровака? Именно из-за этого вам изменила память, когда я стал расспрашивать про Джорджа Крокера?

– Ваша грубость не уступает вашему воображению, лейтенант. Это же нелепо!

Я вышел снова во внешний офис. Шерри склонилась над какими-то бумагами и не заметила, когда я проходил мимо. Это был мрачный недружелюбный мир, и если бы я не был безумно усталым, возможно, я бы предпринял что-то в этом отношении.

Из «Клуба счастья Аркрайта» я поехал в Берлогу Лейверса дл Разочарованных Лейтенантов, но его самого на месте не оказалось, так же как и Аннабел Джексон. Я сел на стул и выкурил пару сигарет, затем в помещение ввалилась живая глыба со страшно разочарованным выражением глуповатого лица.

– Премерзкое утро, верно, лейтенант? – угрюмо осведомился сержант Полник. – Вся эта работа оказалась ненужной. Это не правильно, должен существовать закон, запрещающий людям стреляться и оставлять записки, которые перечеркивают всю работу, проделанную нами, честными копами.

– Вне всякого сомнения, в стране имеются тысячи честных копов-работяг, – холодно заметил я. – Я не думаю, что мы из их числа, сержант.

– Это просто фрагмент речи, которую я подготовил для своей старухи, лейтенант, – пробормотал он. – Мне была такая головомойка за то, что я вчера поздно вернулся, она ни за что не хотела верить, что я работал. – Он поскреб затылок. – Потом, когда я пришел сюда утром, шериф говорит мне, что все закончено, он даже не хочет выслушать мой отчет. Он орал и размахивал руками, словно моряк на тонущем судне…

– Сигнализация флажками? – догадался я.

– Вот-вот… Я всегда считал, что человек имеет право на личную жизнь, лейтенант! А наш шериф просто взбесился. Вопил, что я никуда не годен, как и этот пустоголовый лейтенант, простите мне, что я повторяю его слова, который тратит время и деньги избирателей на охоту за дикими осами.

– Дикими гусями?

– Какая разница? – с чувством сказал Полник. – Я потратил целый день и полночи, работал, не жалея сил, и в благодарность получил только выволочку от моей старухи и шерифа.

– Жизнь порой бывает очень трудной, сержант, – посочувствовал я ему. И тут внезапно вспомнил:

– Постойте, вы же проверяли всех дамочек, числящихся в списке Харви Стерна, так?

– Чего ради я этим занимался? – мрачно осведомился Полник.

– Садитесь, сержант! – Я его даже подтолкнул к стулу. – Расскажите мне решительно все об этом, ничего не упускайте. Меня интересуют даже самые пустяковые подробности.

– Лейтенант, – сказал Полник, внимательно вглядываясь в меня, – вы опять подшучиваете надо мной?

– Честное слово, нет! Это очень важно. Медленная улыбка разлилась на его уродливой физиономии.

– Вы на самом деле так считаете? Здорово! – Он глубоко вздохнул от радости. – Страшно благодарен, лейтенант. Ну что же', первая дама по списку Глэдис Влотник, она живет на Кейси-стрит, но когда я пришел туда…

Мне некуда было идти и нечем заняться, кроме как слушать его, и это было неплохо, потому что Полник принадлежал к старательным копам. Если только он раз прошел по улице, он мог сообщить в точности, какого цвета занавески висят на окнах, причем будет настаивать на том, чтобы ты все выслушал.

Он вытянул пустышку на первых четырех именах по списку, ни одна из этих особ больше не проживала по данному адресу. Все переехали неизвестно куда. Пятой оказалась школьная учительница среднего возраста, которая закатила истерику при первом упоминании о «Клубе счастья Аркрайта» и Харви Стерна, затем выставила Полника из своей квартиры, пустив в ход острый кончик своего зонта.

– Я подумал, что она немного того, понимаете, лейтенант? – Полник многозначительно постучал себя по лбу. – Зато вторая… вторая оказалась настоящим кладом. Лола Ланди. Она работает танцовщицей в одном из пригородных ночных клубов и спала, когда я позвонил. Полагаю, что она только что поднялась с постели, чтобы отворить мне дверь. – Полник даже покраснел при этом приятном воспоминании. – На ней была надета ночная сорочка, прозрачная как стекло, понимаете? Один взгляд – и ты видишь дамочку до последней родинки. Кстати, о родимых пятнах, странная вещь у этой…

– Давайте не станем обсуждать наиболее деликатные пункты анатомии Лолы, сержант! – взмолился я. – Сказала ли она вам что-нибудь интересное о клубе одиноких сердец?

– Да, и очень много, – с чувством ответил он. – Я пришел туда около трех часов дня, она еще не завтракала из-за того, что так поздно работает и все такое. Поэтому она откупорила бутылку «Канадиан Клаб» и…

– К завтраку?

– Заявила, что это поддерживает ее силы, – пояснил он, защищаясь. – Затем она предложила мне разделить с ней компанию, мы разговорились, и не успел опомниться, как бутылка опустела. За окнами уже стемнело, а она все говорила и говорила… Поверьте, мне не удавалось заткнуть ей рот…

– Ну и что же она сообщила?

– Ах да, про «Клуб счастья Аркрайта». Ну, она только что приехала в город, это было шесть месяцев назад, здесь она была совершенно одна, ей хотелось, чтобы какие-нибудь парни знакомили ее с городом и не давали ей скучать. Поэтому она вступила в этот клуб.

– Может, она обращалась к дантисту, чтобы он запломбировал ей коренные зубы? – зарычал я на сержанта. – Хватит чепухи! Меня интересует Харви Стерн и все с ним связанное, вам понятно?