Текст книги "Последние часы. Книга I. Золотая цепь"

Из нижней части «стебля» росло множество длинных щупалец, напоминавших щупальца кальмара. Щупальца были усеяны какими-то странными полупрозрачными «стручками» и тянулись по полу оранжереи, как корни. Гадостные скользкие отростки извивались между деревьями и цветочными горшками, огибали цветущие кусты и ползли прямо к Корделии и Джеймсу.

Щупальце, отрубленное Корделией, валялось на земле, из него толчками выливался ихор. Однако за ним ползли другие – медленно, но неотвратимо.

Корделия сунула колдовской огонь в карман. Она знала: если придется сражаться, ей потребуются обе руки.

У Джеймса, видимо, возникла та же мысль; он извлек из ножен кинжал и, прищурившись, прицелился.

– Маргаритка, – произнес он, не глядя на девушку. – Беги.

Неужели он действительно намеревается идти против этого монстра с метательным ножом, подумала она. Это было бы просто самоубийством. Корделия стиснула левую руку Джеймса и потащила его за собой. От неожиданности он даже не стал сопротивляться. Она в последний раз оглянулась, увидела за спиной стену черных когтей и, напрягая остатки сил, рванулась к выходу. Во имя Разиэля, почему эта оранжерея такая огромная?

Корделия миновала последнее апельсиновое дерево и резко остановилась. Сердце у нее упало. Выход был совсем близко, но черные щупальца опередили своих жертв; они извивались, ползли по стенам, присасывались к двери, чтобы не дать ей открыться. Девушка сжала запястье Джеймса.

– Это выход? – прошептал он. Она бросила на него удивленный взгляд – почему он спрашивает, ведь он сам недавно вошел в оранжерею? Разве существует какой-то другой выход?

– Да, – ответила она. – У меня есть клинок серафима, но только один… мы можем попытаться…

Джеймс швырнул кинжал, и руны, тянувшиеся вдоль лезвия, вспыхнули. Он действовал со сверхъестественной быстротой: только что он держал кинжал в пальцах, а в следующее мгновение острие уже вонзилось в полупрозрачное крыло демона, и стекло позади него разлетелось вдребезги. Демон издал пронзительный вопль и начал отделяться от стены. Джеймс выругался, вытащил еще два ножа, и в ту же секунду они описали в воздухе две серебристые дуги. Демон взвизгнул – это был высокий, потусторонний, душераздирающий визг, от которого кровь стыла в жилах. Ножи попали в туловище, чудовищная «бабочка» задергалась, и Охотники поняли, что сейчас ей придет конец. Странные кожистые стручки дождем посыпались на пол, и тварь, испустив последнее хищное, но бессильное шипение, растаяла в воздухе.

Дверь, которую больше ничто не удерживало, широко распахнулась. Джеймс, увлекая Корделию за собой, прыгнул к выходу, прочь от сыпавшегося с потолка стекла, от демонической вони, висевшей в воздухе. Вместе они вывалились в ночной сад.

Некоторое время Корделия и Джеймс бежали куда глаза глядят, путаясь в колючих сорняках. Очутившись на некотором расстоянии от кошмарного логова демона, недалеко от ворот, за которыми некогда располагался итальянский сад, Джеймс резко остановился.

Корделия от неожиданности едва не натолкнулась на него. У нее кружилась голова, перед глазами стоял туман. В ноге снова пульсировала боль. Она сунула Кортану в ножны и бессильно опустилась на землю.

Они находились в небольшой впадине, заросшей одичавшими садовыми растениями; вдали, на гребне невысокого холма, темнела громада оранжереи. Древние деревья с узловатыми сучьями склонялись над ними. Дул свежий, прохладный ветерок.

Джеймс опустился на колени рядом с Корделией.

– Маргаритка, дай мне посмотреть.

Она кивнула. Джеймс легко прикоснулся к ее щиколотке над невысоким кожаным ботинком и осторожно приподнял подол платья. Кружева на нижней юбке пропитались кровью, и Корделия невольно ахнула, увидев свою ногу.

Рана выглядела так, словно ее нанесли зазубренным ножом. Верхняя часть ботинка также была в крови.

– На вид страшновато, – негромко заметил Джеймс, – но это всего лишь порез. Яд в рану не попал.

Он вытащил стило из футляра, укрепленного на поясе, очень осторожно приложил острие к коже повыше раны и изобразил исцеляющую руну. В эту минуту Корделии почему-то пришло в голову, что мать, наверное, неделю приходила бы в себя от шока, увидев, как посторонний молодой человек прикасается к ноге ее дочери.

Корделии показалось, что кто-то вылил прохладную воду на ее пылающую щиколотку. Прямо у нее на глазах рана начала затягиваться; разрезанная кожа срасталась, как будто несколько недель заживления были сжаты и втиснуты в считаные секунды.

– У тебя такой вид, словно ты никогда не видела действия руны иратце, – сказал Джеймс с легкой усмешкой. – Неужели ты за всю свою жизнь не получала ни ран, ни увечий?

– Таких серьезных – никогда, – пробормотала Корделия. – Я знаю, что я должна была… ты, наверное, думаешь, что я еще совсем ребенок. А этот демон… тьфу… я должна была заметить его вовремя, а я, как дурочка, позволила ему сбить себя с ног…

– Прекрати это, – твердо произнес Джеймс. – Каждый из нас время от времени получает трепку от демона; если бы мы всегда выходили из схваток целыми и невредимыми, то не нуждались бы в исцеляющих рунах. – Он улыбнулся; это была одна из тех редких улыбок, которые словно «разбивали» Маску и освещали его лицо. – Я сейчас подумал… ты чем-то напомнила мне Кэтрин Эрншо из «Грозового перевала». У моей матушки есть любимый эпизод, там рассказывается о том, как Кэтрин укусил бульдог: «Она не взвизгнула, нет, она не стала бы визжать, даже если бы ее подняла на рога бешеная корова»[18]18
  Пер. Н. Д. Вольпин.


[Закрыть].

Хотя Корделия уже несколько лет не перечитывала «Грозовой перевал», она невольно улыбнулась. Невероятно, подумала она, Джеймс сумел заставить ее улыбнуться после всего, что им пришлось пережить.

– Это было здорово, – сказала она. – Ты расправился с невиданным гигантским демоном при помощи пары метательных ножей.

Джеймс слегка откинул голову назад и негромко рассмеялся.

– Это, скорее, заслуга Кристофера, – фыркнул он. – Именно он изготовил для меня ножи. Он несколько лет разрабатывал новые материалы, которые способны выдержать на себе самые мощные руны. Большинство металлов, если нанести на них такие руны, рассыпаются на куски. И это означает, что всякий раз, лишившись одного из клинков, я вынужден здорово раскошелиться, – добавил он, печально глядя на оранжерею.

– Ну уж нет, – строго произнесла Корделия. – Туда ты больше не пойдешь.

– Конечно, я ведь не могу оставить тебя, – просто сказал он, и эти слова растопили ей сердце. – Маргаритка, если я кое-что тебе расскажу, ты пообещаешь никому больше об этом не говорить?

Она не могла сказать «нет», когда он называл ее так.

– Тебе известно, что я могу превращаться в тень, – начал он. – И что сначала я не мог контролировать это превращение.

Корделия кивнула; она знала, что никогда не забудет тот вечер в ее доме, когда он лежал в постели со жгучей лихорадкой. Она пыталась сжать его руку, но пальцы его обратились в ничто.

– Несколько лет я под руководством твоего кузена Джема учился контролировать это – превращение, видения. – Он прикусил нижнюю губу. – Но сегодня я перенесся в царство теней добровольно. Мне удалось проникнуть туда, но потом меня «выбросило» в эту оранжерею.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Корделия. – Почему именно сюда?

Джеймс пристально взглянул девушке в глаза.

– Там, в темной пустыне, я увидел огонек, – сказал он. – И пошел на этот огонек. Мне кажется, это был свет Кортаны.

Корделия подавила желание протянуть руку, прикоснуться к оружию, укрепленному у нее за спиной, убедиться в том, что Кортана по-прежнему на месте.

– Да, это особенный меч, – признала она. – Отец всегда говорил мне, что нам неизвестны его истинные возможности.

– Очутившись в этой оранжерее, я, естественно, не понял, куда попал, – продолжал Джеймс. – Я задыхался, какая-то сероватая пыль, похожая на пепел от сожженных костей, забила мне нос и горло. Я прихватил с собой пригоршню этого вещества из иного мира… – Он сунул руку в карман брюк и вытащил щепотку порошка, действительно напоминавшего золу. – Я хочу отдать это Генри и Кристоферу. Может быть, они смогут его исследовать и определить, что это такое. Никогда до сегодняшнего дня мне не удавалось ничего принести с собой из царства теней; может быть, на сей раз получилось потому, что я отправился туда по собственному желанию.

– Ты думаешь, что перенесся в этот сад потому, что я вытащила Кортану и пыталась сражаться с демоном? – переспросила она. – Не знаю, что это была за тварь…

Джеймс снова оглянулся на зловещее сооружение.

– Это был демон-цербер. Скорее всего, он сидел там уже много лет.

– Я видела изображения церберов. – Корделия с трудом поднялась на ноги. Джеймс тоже встал, обнял ее за плечи, чтобы поддержать, и Корделия замерла, почувствовав его близость. – Они выглядят совсем не так.

– Бенедикт Лайтвуд был большим любителем демонов, – заметил Джеймс. – Когда Охотники наводили порядок в этом поместье после его смерти, они обнаружили дюжину церберов. Эти существа подобны сторожевым псам; Бенедикт держал их для охраны своей семьи и имущества. Могу предположить, что при «уборке» пропустили одного, того, который жил в оранжерее.

Корделия немного отстранилась от Джеймса, хотя ей меньше всего на свете этого хотелось.

– И ты считаешь, что эта тварь изменила облик за прошедшие годы? Стала частью этого сада и теплицы?

– Ты не читала «Происхождение видов»? – спросил Джеймс. – Это книга о том, как животные за множество поколений приспосабливаются к условиям окружающей среды. У демонов не существует смены поколений, они не умирают, если мы их не убьем. Эта тварь адаптировалась к существованию в оранжерее.

– Как ты думаешь, здесь есть еще такие?

Резкая боль, терзавшая Корделию, постепенно утихла и стала вполне переносимой. Девушка сделала несколько шагов в сторону и оглядела сад в поисках подруги.

– Если демон был не один, нам угрожает опасность. Люси…

Джеймс побелел, как полотно.

– Люси здесь?

У Корделии чуть сердце не остановилось. «Во имя Ангела, только этого не хватало».

– Мы с Люси приехали сюда вместе.

– Ну как, как вы могли совершить такую глупость… – Он смолк и нахмурился. Его охватила тревога, она видела это на его лице, в его глазах. – Но зачем?

– Люси хотела удостовериться в том, что с Грейс все в порядке, и попросила меня поехать с ней, – солгала Корделия. – Вообще-то, она пошла в дом, к Грейс и Татьяне. А я решила побродить по саду. Согласна, довольно глупый поступок…

На лице Джеймса промелькнуло странное, незнакомое Корделии выражение, словно он только что вспомнил нечто крайне важное.

– Грейс… – прошептал он.

– Я понимаю, тебе хочется увидеть ее, – сказала Корделия. – Но я должна тебя предупредить, что у Татьяны очень плохое настроение.

Джеймс молчал, уставившись в одну точку. Внезапно послышалось какое-то шуршание, и из-за кустов, ломая ветки, появилась Люси.

– Корделия! – задыхаясь, произнесла она, и на лице ее отразилось облегчение. – И Джейми! – Она изменилась в лице и замерла на месте. – Боже мой, Джейми, что ты здесь делаешь?

– Можно подумать, у тебя имеется уважительная причина для того, чтобы шнырять по чужим поместьям глухой ночью, – отозвался Джеймс, в считаные секунды превратившись из озабоченного юноши в сурового и мудрого старшего брата. – Папа и мама тебя убьют.

– Только если ты им расскажешь. – Глаза Люси вспыхнули. – А откуда еще они могут об этом узнать?

– Узнают, можешь в этом не сомневаться, – мрачно ответил Джеймс. – Вряд ли удастся утаить от Анклава присутствие демона-цербера в оранжерее…

Глаза у Люси от изумления сделались круглыми.

– Присутствие чего… где?

– Цербера в оранжерее, – повторил Джеймс, – куда ты совершенно случайно отправила свою будущую парабатай совершенно одну…

– О нет, что ты, Люси здесь совершенно ни при чем, я сама решила туда войти, – поспешно перебила его Корделия. – Я собиралась убрать карету от ворот. Если бы Татьяна увидела ее из окна, она пришла бы в ярость.

– Нам надо убираться отсюда поскорее, – сказала Люси. – Джеймс, ты поедешь с нами или вернешься тем же путем, каким пришел? – Она прищурилась. – Кстати, а как именно ты сюда попал?

– Это тебя совершенно не касается, – криво усмехнулся Джеймс. – Идите к карете. Скоро я вас догоню и отвезу домой.

– Насколько я поняла, Джеймс остался там потому, что хочет повидаться с Грейс, – негромко сказала Люси, когда они с Корделией спешили к выходу из заросшего сада Чизвик-хауса. Прошмыгнув в ворота, они обнаружили свою карету на том самом месте, где оставили ее; видимо, Ксанф ее охранял.

– Собрался страдать у нее под окном или что еще ему там надо. Надеюсь, Татьяна не откусит ему голову.

– Да уж, она не желает видеть незваных гостей, можешь мне поверить, – согласилась Корделия, забираясь в коляску. – Мне стало даже жаль Грейс.

– Джеймсу тоже все время было ее жаль, – хмыкнула Люси, когда карета тронулась. – Выходит, постепенно он в нее и влюбился. Вообще-то говоря, это кажется мне очень странным. Я всегда считала, что любовь и жалость – взаимоисключающие чувства…

Она смолкла, и кровь отхлынула от ее лица. Сквозь спутанные ветви деревьев был виден какой-то свет. По улице к воротам поместья спешили люди.

– Это папа, – упавшим голосом произнесла Люси. Вид у нее был такой, словно за окном показался очередной цербер. – И не только – там они все.

Корделия осторожно выглянула из кареты, и в этот миг всю улицу залил яркий свет колдовских огней. Теперь были ясно видны ржавые ворота Чизвик-хауса и ряды буков, которыми была обсажена дорога; вдалеке вырисовывался силуэт дома. Люси, конечно, преувеличила, говоря, что здесь собрались абсолютно все, однако довольно многочисленный отряд пеших Сумеречных охотников действительно вломился в поместье Блэкторнов. Корделия узнала несколько лиц, Габриэля и Сесили Лайтвуд; мелькнула рыжая голова Чарльза Фэйрчайлда, и, конечно, возглавлял отряд Уилл Эрондейл.

– Что они здесь делают? – вслух удивилась она. – Может, нам надо вернуться, предупредить Джеймса, чтобы он убирался оттуда?

Но карета уже набрала скорость, и Ксанф быстро увозил своих пассажирок прочь. Последние члены Анклава скрылись в заброшенном парке, черная громада дома растаяла во мраке. Люси с мрачным выражением лица покачала головой.

– Нет, не стоит; он нам за это спасибо не скажет, – пробормотала она и вздохнула. – Еще разозлится, что мы с тобой угодили в передрягу вместе с ним. А кроме того, Джеймс не девчонка, ему сойдет с рук, если его застукают в чужом саду. Если бы они нашли там нас с тобой, тебе бы здорово досталось от матери. Это ужасная несправедливость, но такова жизнь.

Серебристые лучи луны проникали в оранжерею через дыры в крыше. Нефилимы давно ушли, обследовав сад и поговорив с хозяйкой дома. Наконец, в Чизвик-хаусе воцарилась тишина.

«Стручки», выброшенные демоном-цербером во время предсмертной агонии, зашевелились и задрожали, словно яйца, из которых с минуты на минуту вылупятся птенцы. В кожистых оболочках появились дыры – это острые, как иголки, зубы прорвали их изнутри. Новорожденные демоны, покрытые липкой слизью и шипящие, как тараканы, выкатились на утрамбованную землю оранжереи. Твари были еще совсем крошечными и могли уместиться в детской ладони.

Но такими им суждено было оставаться совсем недолго.

Недавнее прошлое. Идрис, 1900 год

Решиться на тайную «экспедицию» в Блэкторн-Мэнор было несложно; гораздо сложнее оказалось осуществить это намерение. В течение нескольких дней после того, как Грейс попросила его выкрасть браслет, Джеймс находил себе всяческие оправдания, чтобы отложить «экспедицию». То отец поздно засиживался в гостиной и мог заметить его исчезновение; то погода была слишком плохая для того, чтобы высовываться на улицу; то луна светила слишком ярко, что лишало его возможности подобраться к особняку незаметно.

А потом, однажды ночью, Джеймс проснулся оттого, что ему приснился неприятный сон; он задыхался, сердце бешено колотилось, и ему казалось, будто он только что чудом спасся бегством от какого-то монстра. Простыни были сбиты, одеяло валялось на полу. Он поднялся с постели и какое-то время расхаживал по комнате, пока не понял, что заснуть сегодня уже не удастся. Тогда он надел брюки и рубашку и вылез в окно.

Все это время он думал вовсе не о Грейс, а о Корделии, но в конце концов каким-то образом ноги принесли его к стене Блэкторн-Мэнора. Зайдя так далеко, Джеймс уже не мог возвращаться назад; он напряг силу воли и превратился в тень. Он довольно быстро просочился сквозь стену, миновал заброшенный сад и проник в вестибюль дома.

Оказалось, что он не был готов видеть Блэкторн-Мэнор глухой ночью. Здесь царила мертвая тишина, но в этой тишине Джеймсу чудилось нечто жуткое, как будто он стоял у края открытой могилы. Толстый слой серебристой пыли покрывал перила лестницы, мебель и висевшую по углам паутину. По краям поля зрения расползался серый туман – Джеймс знал, что это граница между миром живых и царством теней. Он прекрасно понимал, что, добровольно превратив свою плоть в тень, может навсегда остаться в призрачном мире.

Но он дал обещание.

Джеймс мог видеть призраков, а здесь призраков не было. И тем не менее, он чувствовал, что дом населен потусторонними существами. Ему представлялось, будто тени внимательно прислушиваются к его шагам. Но самой поразительной вещью были часы. Все часы в доме, мимо которых проходил мальчик, были остановлены и показывали одно и то же время: без двадцати девять.

Джеймс поднялся по лестнице на второй этаж. У стены длинного коридора, который заканчивался дверью в башенку, вырисовывался наводящий жуть силуэт. Высота его в два раза превышала человеческий рост, но, к счастью, это оказался всего лишь декоративный предмет, комплект доспехов. Доспехи были сделаны из стали и меди и напоминали массивный скелет: нагрудник был выполнен в виде грудной клетки, а шлем с забралом походил на оскаленный череп. Увидев латы, Джеймс застыл на месте и несколько мгновений стоял, пристально глядя на страшную фигуру, пока до него не дошло, что это такое. Перед ним было одно из знаменитых механических созданий Акселя Мортмэйна, пустая оболочка, в которой прежде обитал демон. С такими монстрами родители Джеймса сражались, когда были немногим старше, чем он сейчас – и одержали победу.

Грейс говорила ему, что Татьяна, поселившись в доме, оставила особняк медленно рассыпаться в прах и ни к чему не прикасалась, но оказалось, что это не совсем верно. Она внесла кое-что новое – установила эту механическую штуку у себя в галерее. Зачем? Что этот механизм значил для нее? Может быть, это была некая «дань уважения» Мортмэйну, который едва не уничтожил расу Сумеречных охотников?

Джеймсу очень не хотелось поворачиваться к железной штуке спиной, но он взял себя в руки, двинулся дальше и вскоре обнаружил дверь, ведущую в кабинет Татьяны. Комната была заставлена какими-то ящиками и коробками, завалена кипами пожелтевших бумаг и стопками заплесневелых книг. На стене висел портрет юноши – он был чуть старше Джеймса, на худом изможденном лице сверкали огромные зеленые глаза. Джеймс понял, кто это такой, хотя никогда не встречал его. Джесс Блэкторн.

Под портретом юноши стоял низкий столик из кованого железа, украшенный извилистыми терновыми ветками – судя по всему, Блэкторны были просто помешаны на этом орнаменте. На столе Джеймс увидел металлическую шкатулку. Замок был встроен в крышку, и на гладкой поверхности виднелась лишь замочная скважина.

Не глядя на металлический ящик, Джеймс положил ладонь на крышку. В течение нескольких секунд он чувствовал, как его тело рывками переносится из реальности в призрачный мир и обратно, и на какой-то ужасный миг перед ним предстал потусторонний пейзаж, выжженная земля и уродливые черные деревья.

Джеймс сунул призрачную руку внутрь шкатулки, почувствовал, как пальцы его сомкнулись на холодном металлическом предмете, напоминавшем змейку, и выдернул руку. Это был браслет матери Грейс, именно таким она его описывала.

Он выбежал из кабинета, бросился прочь из особняка. Тусклые лучи света, проникавшие сквозь пыльные стекла в окнах коридоров, покачивались и извивались, подобно клубкам серебристых змей.

Приближаясь к собственному дому, Джеймс вдруг вспомнил, что по-прежнему пребывает в облике тени. Он тут же остановился на пустом, ничем не примечательном участке дороги, окруженном с обеих сторон густым лесом; ни Блэкторн-Мэнор, ни поместье Эрондейлов не были видны отсюда. На черном небе сияла серебристая луна. Снова по краям поля зрения появился серый туман, но Джеймс крепко зажмурился и приказал себе возвращаться в свое физическое тело. Ничего не произошло.

В эту минуту он был существом, которому не требовалось дышать, но, несмотря на это, он услышал собственное дыхание, тяжелое, прерывистое. Во время недавней болезни он превращался в тень на считаные мгновения, в Академии Сумеречных охотников он также проводил в виде тени не больше минуты. Но в те времена он не совершал это превращение по собственной воле.

Как это ни странно, мысли его обратились к Корделии, и он услышал голос девушки, доносившийся до него сквозь лихорадочный туман, сквозь завесу теней. Он упал на колени, но руки его не оставили отпечатков на земле. Он опустил веки. «Позволь мне вернуться. Дай мне вернуться. Не бросай меня одного в темноте».

Джеймс почувствовал какой-то рывок, словно упал на землю с большой высоты, и невольно открыл глаза. Он больше не был тенью. Кое-как он поднялся на ноги, жадно хватая ртом холодный, свежий воздух. Серый туман, наступавший на него, исчез.

– Ну, – произнес он вслух, ни к кому не обращаясь, – больше никогда в жизни я этого не сделаю. Даю слово. Больше никогда.

На следующую ночь Грейс ждала его под большим тисовым деревом на опушке Леса Брослин. Не говоря ни слова, он вложил ей в руку браслет.

Некоторое время она с задумчивым видом вертела украшение в белых пальцах, и свет играл на серебряном ободке с выгравированными на нем словами.

«Loyaulté me lie». Джеймс знал, что означает эта фраза. Таков был девиз давно умершего английского короля. «Верностью связан».

– Это был девиз семьи Картрайтов, – очень тихо произнесла Грейс. – Когда-то меня звали Грейс Картрайт. – Улыбка, призрачная, словно лунный свет зимой, коснулась ее губ. – Пока я ждала тебя, я вдруг сообразила, как глупо с моей стороны было просить тебя украсть эту вещь. Я же не могу его носить, матушка обязательно заметит. И не рискну держать браслет в комнате, ведь она в любой момент может его найти. – Грейс подняла взгляд на Джеймса. – А ты не хотел бы носить его? – спросила она. – В знак нашей дружбы. Ведь ты мой единственный друг. И всякий раз, встречая тебя, я буду вспоминать о том, кто я на самом деле.

– Конечно, – согласился он, потому что сердце его обливалось кровью, когда он слушал ее тоскливый голос. – Конечно, я буду его носить.

– Дай мне руку, – прошептала Грейс едва слышно, и он повиновался.

Позже он говорил себе, что никогда не забудет прикосновение ее пальцев к своей коже, не забудет, как сам Лес Брослин, а может быть, и весь Идрис, испустил глубокий вздох в тот миг, когда Грейс осторожно застегнула замок браслета у него на запястье.

Он взглянул ей в лицо. Как же это случилось, почему он никогда прежде не замечал, что глаза у нее имеют точь-в-точь такой же цвет, как серебро, из которого сделан браслет?

Он носил его все лето, на следующий год, и на следующий. Он до сих пор ни разу не снимал его.