Текст книги "Последние часы. Книга I. Золотая цепь"

7. Слова лжи и правды

 
Неспешно сказитель ведет разговор,
Сплетается слов разноцветный узор.
Певец прикасается к струнам рукой,
Чудесная музыка льется рекой.
 

Роберт Стивенсон, «Песни странствий и другие стихи»

– Ты должен понять, – повторял Чарльз с лихорадочным блеском в глазах. – Анклав крайне недоволен твоим поведением, Джеймс. Некоторые из них, я бы даже сказал, в ярости.

Разговор происходил в кабинете Уилла Эрондейла наутро после злополучного «визита» в Чизвик. Джеймс сидел за рабочим столом отца. Тесса оставила в неприкосновенности интерьер кабинета главы Института, и в этой комнате с темно-зелеными обоями и обюссонскими коврами витал мрачный викторианский дух. Подлокотники тяжелого кресла из красного дерева, в котором обычно сидел отец, покрывали царапины и зазубрины. Чарльз Фэйрчайлд стоял у двери, прислонившись к стене; войдя, он закрыл за собой дверь и заперся изнутри. В свете колдовского огня его рыжие волосы поблескивали, словно потускневшая медная монета.

Мать еще после завтрака забрала с собой Люси, помогать в лазарете. Безмолвные Братья при помощи чар погрузили Барбару, Пирса и Ариадну в глубокий сон без сновидений; они надеялись, что во время отдыха тела больных смогут более эффективно сопротивляться действию яда. В доме чувствовалось незримое присутствие беды, царила атмосфера, какая бывает в больницах. Обстановка в кабинете постепенно накалялась.

– В таком случае, можно сделать вывод, что это происшествие сильно расстроило Анклав, – сказал Джеймс. – А это плохо для пищеварения.

Он старался не смотреть Чарльзу в лицо, но понимал, что преимущество не на его стороне. Он почти не спал этой ночью после того, как вместе с отцом вернулся в Институт. Джеймс еще мог бы вытерпеть гнев отца, но было ясно, что Уилл прежде всего расстроен и озабочен, и уверения Джеймса в том, что он просто отправился погулять и случайно забрел в Чизвик, отнюдь не помогли делу.

– Ты должен отнестись к происшедшему со всей серьезностью, Джеймс, – нудным голосом продолжал Чарльз. – Для того, чтобы тебя отыскать, пришлось применить руну Отслеживания…

– Почему ты говоришь, что вам пришлось искать меня? – защищался Джеймс. – Я не нуждался в помощи и не заблудился.

– Джеймс, – спокойно произнес отец. – Ты исчез.

– Согласен, мне следовало сказать тебе, что я ухожу, – вздохнул Джеймс. – Но… вчера демоны напали на нас при свете солнца. В лазарете лежат раненые Сумеречные охотники, и средство против неизвестного яда до сих пор не найдено. Почему Анклав именно сейчас заинтересовался моими поступками?

На щеках Чарльза выступили красные пятна.

– Ситуация с нападением будет обсуждаться на сегодняшнем собрании Анклава. Но для нас, Сумеречных охотников, жизнь не останавливается из-за появления кучки демонов. А вот ты, по словам Татьяны, явился в ее дом среди ночи и потребовал свидания с Грейс, а когда она отказала тебе в этом, разгромил ее оранжерею…

Уилл поднял руки в примирительном жесте.

– Скажи, неужели Джеймс стал бы бить стекла в какой-то теплице только из-за того, что ему не разрешили увидеться с девушкой? Рассказ Татьяны звучит просто смехотворно, Чарльз, и ты это прекрасно понимаешь.

Джеймс прикрыл глаза. Ему не хотелось смотреть прямо в лицо отцу, видеть его в таком взъерошенном состоянии: галстук съехал набок, пиджак был измят, под глазами – темные круги, следы бессонной ночи.

– Я уже говорил тебе, Чарльз. Я не видел ни миссис Блэкторн, ни Грейс. А в оранжерее сидел демон-цербер.

– Возможно, – процедил Чарльз. Он сейчас напоминал Джеймсу пса, который мертвой хваткой вцепился в изгрызенный башмак и отказывается отдать его хозяину. – Но ты не встретил бы этого демона, если бы не забрался на территорию Чизвик-хауса и не вломился в оранжерею.

– Я не вламывался в оранжерею, – заявил Джеймс, что было в каком-то смысле правдой.

– Тогда скажи мне, что ты делал в чужом саду! – Чарльз ударил сжатой в кулак правой рукой по ладони левой. – Если Татьяна лжет, почему ты не рассказываешь, что там на самом деле произошло?

«Я перенесся в царство теней, чтобы узнать, не существует ли связи между моими видениями и атакой демонов. Я пошел на огонек, решив, что это Кортана, но внезапно очутился в оранжерее Чизвик-хауса и увидел Корделию Карстерс, на которую напало чудовище с гигантскими щупальцами».

Нет. Никто ему не поверит. Хуже того, они сочтут его опасным сумасшедшим, а у Корделии, Мэтью, Люси, Томаса и Кристофера из-за него будут неприятности.

Джеймс стиснул зубы и не произнес ни слова.

Чарльз тяжко вздохнул.

– Ты вынуждаешь нас предположить самое худшее, Джеймс.

– Что он безумец и вандал? Честное слово, Чарльз, это уже слишком, – вмешался Уилл. – Ты прекрасно знаешь, как Татьяна относится к нашей семье.

– Я убил в оранжерее цербера, – стараясь говорить ровным голосом, произнес Джеймс. – Я выполнил свой долг. Но почему-то Анклав подозревает во всех смертных грехах меня, а не эту женщину, Сумеречного охотника, которая держала демона у себя в поместье.

Настала очередь Уилла тяжко вздыхать.

– Джейми, всем известно, что Бенедикт развел в Чизвик-хаусе целую стаю церберов.

– Не волнуйся, я верю тебе насчет цербера, однако тварь, которую ты там видел, вызвала вовсе не Татьяна, – поддакнул Чарльз. – В свое время поместье тщательно обыскали, но тебе просто не повезло. Ты наткнулся на единственного демона, которого упустили Сумеречные охотники.

– В этой оранжерее полно растений, которые используются в черной магии, – упорствовал Джеймс. – Наверняка кто-то из вас это заметил.

– Да, заметили, – признал Чарльз, – но, принимая во внимание серьезность обвинений Татьяны, никто не собирается поднимать шум вокруг нескольких кустиков белладонны, затесавшихся среди сорняков. Повторяю: если бы ты не проник на территорию без позволения хозяйки, ты не напоролся бы на демона.

– Передай Татьяне, что мы оплатим ремонт оранжереи, – устало произнес Уилл. – Должен признаться, вы действительно поднимаете много шума из ничего, Чарльз. Джеймс случайно оказался там, столкнулся с демоном, а дальше произошло лишь то, что должно было произойти. Ты предпочел бы, чтобы Джеймс оставил демона в покое, и тот отправился пожирать соседей?

Чарльз откашлялся.

– Давайте не будем отклоняться от сути дела.

Иногда Джеймсу с трудом удавалось вспомнить, что Чарльз являлся Сумеречным охотником, а не одним из сотен банковских служащих в котелках и мешковатых костюмах, наводнявших Флит-стрит каждое утро по дороге в Сити.

– Сегодня утром у меня состоялся долгий разговор с Бриджстоком…

Уилл выругался по-валлийски.

– Как бы вы к нему ни относились, он является Инквизитором, – изрек Чарльз. – И в данный момент, поскольку моя мать находится в Идрисе в связи с делом Элиаса Карстерса, я представляю ее здесь, в Лондоне. Когда Инквизитор говорит, я обязан его выслушать.

Джеймс вздрогнул. До сих пор он не связывал возвращение Шарлотты в Идрис с обвинениями, выдвинутыми в адрес отца Корделии, и сейчас удивился, почему это не дошло до него раньше. Он вспомнил, как случайно услышал разговор сестры и ее подруги в Кенсингтонских садах. Корделия сказала, что ее отец совершил ошибку. У нее дрожал голос.

– Пока что мне не рекомендовали применить к Джеймсу каких-либо мер наказания, – продолжал тем временем Чарльз. – Но, Джеймс… я бы посоветовал тебе не появляться поблизости от Чизвик-хауса и постараться по возможности избегать встреч с Татьяной Блэкторн и ее дочерью.

Джеймс сидел совершенно неподвижно. Стрелки старинных часов, медленно двигавшиеся по циферблату, напоминали ему кинжалы, которые нарезают на куски время.

– Позвольте мне хотя бы извиниться перед ней, – пробормотал Джеймс. Серебряный браслет жег ему запястье. Он сам не знал, кого имел в виду – Татьяну или Грейс.

– Ну-ну, Джеймс, – укоризненно заметил Чарльз. – Ты не должен вынуждать молодую женщину выбирать между тобой и матерью. Это некрасиво по отношению к ней. Грейс сказала мне, что если она выберет неподходящего, по мнению ее матери, жениха, Татьяна откажется от нее и перестанет считать ее дочерью…

– Ты едва ее знаешь, – резко ответил Джеймс. – Один раз проехавшись в карете…

– Я знаю ее лучше, чем ты думаешь, – заявил Чарльз мальчишеским тоном.

– Вы уверены, что говорите об одной и той же девушке? – удивился Уилл. – О Грейс Блэкторн? Я не понимаю…

– Ничего. Все нормально. – Джеймс не мог больше этого переносить. Он поднялся, застегивая пиджак. – Мне нужно идти – в Кенсингтонских садах осталась еще парочка уцелевших оранжерей. Дамы, закрывайте ворота понадежнее. Джеймс Эрондейл уже здесь, и он страдает от неразделенной любви!

Чарльз изобразил оскорбленную гримасу.

– Джеймс, – воскликнул он, но Джеймс стремительно обошел его, выскочил в коридор и с силой захлопнул за собой дверь.

Корделия нервно пощипывала юбку платья для визитов. К ее немалому удивлению, официальное приглашение на чай от Анны Лайтвуд – на бумаге с монограммой, ни больше ни меньше – пришло в это утро дешевой почтой. Корделию поразило, что даже после всего происшедшего Анна не забыла о своем случайном приглашении. И Корделия уцепилась за возможность вырваться из дома, подобно утопающему, который хватается за соломинку.

Вернувшись к себе среди ночи, она не могла уснуть почти до утра. Она свернулась в клубок под одеялом, пыталась отключиться, но ее преследовали неотступные мысли о кузене Джеме и об отце. Потом нахлынули воспоминания о Джеймсе, о том, как он осторожно прикасался к ее раненой ноге, о выражении его лица в ту минуту, когда он рассказывал о царстве теней, видимом только ему. Она не могла даже представить себе, чем ему помочь, и тем более – чем помочь отцу. И Корделия думала: наверное, ощущение бессилия, неспособность что-либо сделать для близких и любимых – это самое страшное на свете.

На следующий день, за ланчем, мать и Алистер обсуждали последние новости – одному лишь Разиэлю было известно, где они добывали эти сплетни. Так Корделия узнала, что члены Анклава обнаружили Джеймса на территории поместья Татьяны Блэкторн; якобы он перебил все окна в доме и до смерти перепугал хозяйку и ее дочь, в пьяном виде отплясывая на лужайке. Даже Райза, наполнявшая чайник, улыбнулась. Корделия пришла в ужас.

– Все было совсем не так!

– А ты откуда можешь об этом что-либо знать? – обратился к ней Алистер таким голосом, словно точно знал, что она делала прошлой ночью. Но ведь он никак не мог об этом догадаться, откуда ему знать, утешала себя девушка. Однако Корделия ни в чем не могла быть уверена: ей часто казалось, что Алистеру известно гораздо больше, чем он рассказывает. И она с тоской подумала о тех далеких временах, когда они улаживали свои разногласия, колошматя друг друга по голове игрушечными сковородками.

А теперь она благодарила судьбу за приглашение Анны, несмотря на то, что у нее не было приличного платья. Стоя в вестибюле, Корделия бросила последний взгляд на свое отражение в высоком зеркале, висевшем в простенке между окнами. Да, яблочно-зеленое платье с пышной юбкой и рукавами-буфами, украшенное розовой вышивкой, было само по себе модным и симпатичным, но бесчисленные оборки делали его обладательницу похожей на старинный абажур, а ее лицо над высоким кружевным воротником почему-то имело желтоватый оттенок. Корделия со вздохом взяла со столика перчатки и ридикюль и направилась к выходу.

– Корделия! – Сона спешила к ней, стуча каблуками по паркету. – Куда ты?

– Я на чай к Анне Лайтвуд, – сообщила Корделия. – Сегодня я получила от нее приглашение.

– Да, твой брат что-то подобное упоминал, но мне, честно говоря, не слишком понравилась эта новость. Я хочу, чтобы ты завела здесь друзей, Лейли. – Сона редко называла Корделию детским прозвищем, которое дала ей сама в честь героини их любимой поэмы. Это означало, что мать взволнована. – Ты знаешь, что это правда. Однако я не уверена в том, что тебе следует посещать мисс Лайтвуд.

Корделия почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо. Алистер вышел из столовой, чтобы послушать разговор матери и сестры, и стоял, прислонившись к косяку и злорадно ухмыляясь.

– Я уже приняла приглашение, – возразила Корделия. – Так что мне нужно идти.

– Позавчера на балу я наслушалась немало разговоров об этой Анне Лайтвуд, – продолжала Сона, – и никто не отозвался о ней положительно. Многие члены Анклава считают ее образ жизни и поведение непристойным и вызывающим. Мы приехали сюда для того, чтобы обзавестись полезными связями и влиятельными друзьями, а не для того, чтобы вызвать неодобрение властей. Ты уверена, что посещение дома этой молодой женщины – наилучшее начало твоей светской карьеры?

– Я не увидела в ее поведении ничего неприличного, – сказала Корделия и потянулась за новой соломенной шляпкой, украшенной шелковыми лентами и букетиком искусственных цветов.

Алистер со своего места подал голос:

– Возможно, кое-кто из старшего поколения и не одобряет образ жизни Анны, но в нашем кругу Сумеречных охотников она очень популярна. Я считаю, что со стороны Корделии было бы неразумно отказаться от этого приглашения.

– Вот как? – удивилась Сона. – Даже не верится.

– И тем не менее, дело обстоит именно так. – Алистер поправил желтые пряди, упавшие на лоб. Корделия вспомнила брата в детстве и ранней юности, его волосы, черные, как вороново крыло. – Дядя Анны – глава Института. Ее крестная мать – Консул. Никто не может оспаривать тот факт, что самыми влиятельными и могущественными семьями в Лондоне являются Эрондейлы, Лайтвуды и Фэйрчайлды, и Анна связана родственными узами со всеми этими кланами.

– Что ж, очень хорошо, – заговорила Сона после небольшой паузы. – Но ты, Алистер, отправишься с ней. Не задерживайтесь там надолго и соблюдайте все правила приличия. А потом, если хотите, можете отправиться за покупками на рынок Лиденхолл-маркет.

Корделия думала, что Алистер начнет возражать, но он лишь пожал плечами.

– Как скажешь, матушка, – произнес он и, обойдя Корделию, направился к входной двери. Корделия со смесью удивления и радости заметила, что он уже одет в темно-серую визитку, цвет которой подходил к его черным глазам. Несмотря на пиджак, было заметно, что на нем надет пояс с оружием; Анклав рекомендовал всем Сумеречным охотникам в качестве меры предосторожности выходить из дома только в полном вооружении, даже днем. Сама Корделия прихватила с собой Кортану; меч был укреплен за спиной и заколдован, чтобы его не заметили простые люди.

Возможно, Алистеру действительно было известно больше, чем он хотел показать.

Яркие лучи вечернего солнца заливали Гровнор-сквер, когда отец Мэтью, Генри, открыл Джеймсу дверь дома Консула.

Молодой человек, который стучал дверным молотком изо всех сил, шагнул назад. Генри улыбнулся при виде гостя. У него было ничем не примечательное, но доброе лицо, рыжие волосы, в которых виднелось немало седых прядей, и улыбка, очень похожая на улыбку Мэтью.

– Входи, входи же, Джеймс, – произнес он, отъезжая от порога. В результате серьезного ранения, полученного двадцать пять лет назад в битве у горы Кадер Идрис, у Генри отнялись обе ноги. Ему пришлось передвигаться в кресле для инвалидов, но он, будучи одаренным изобретателем, переделал стандартное кресло и для удобства оснастил его колесами относительно небольшого размера. Над плечом у Генри на изогнутом металлическом пруте висела электрическая лампа. Над другим плечом располагалась механическая «рука», позволявшая инвалиду доставать предметы, находившиеся высоко над головой. Под сиденьем на специальной полке лежали необходимые хозяину книги.

Кристофер обожал своего крестного отца и долгие часы проводил в лаборатории Генри, работая над всевозможными изобретениями и усовершенствуя инвалидное кресло. Некоторые из этих изобретений оказались весьма полезными, например, лифт на паровой тяге, позволявший Генри быстро спускаться на цокольный этаж, где располагалась лаборатория. Другие смелые начинания, подобно попытке Генри и Кристофера создать мазь, отпугивающую демонов, как комаров, не увенчались успехом.

Генри по натуре был очень доброжелательным человеком и относился к Джеймсу как к побратиму Мэтью еще до того, как совершилась соответствующая церемония в Безмолвном городе.

– Мэтью сейчас в саду, – объяснил он, улыбаясь. Морщинки собрались в уголках его глаз. – Он сказал что-то насчет чтения книги в окружении безусловных, не подлежащих критике красот природы.

Джеймс усмехнулся. Мэтью питал пристрастие к излишне цветистым книжным выражениям.

– Он один?

– Один, если не считать Оскара.

Оскаром Уайльдом звали пса Мэтью. В свое время именно Джеймс нашел бездомное животное на одной из лондонских улиц и подарил его другу. Любовь пса к хозяину была безусловной, подобно красотам природы.

Джеймс откашлялся.

– Я тут кое-что нашел, какую-то странную пыль или песок – и хотел спросить у вас, не окажете ли вы мне любезность и не взглянете ли на нее? Ну, вы знаете, в своей лаборатории.

Большинство людей сочли бы подобную просьбу по меньшей мере странной, но только не Генри Фэйрчайлд. У него загорелись глаза.

– Вот как! Дай-ка мне.

Джеймс протянул хозяину дома небольшой флакончик с «пеплом», который принес с собой в кармане вчера ночью.

– Я постараюсь изучить это как можно быстрее. Скоро я уезжаю в Идрис, увидеться с Шарлоттой, но я пробуду там недолго. – Генри подмигнул Джеймсу и уехал в сторону лифта, соединявшего первый этаж дома с лабораторией.

Джеймс прошел через гостиную, столовую и кухню. Очутившись среди кастрюль, он на ходу поклонился кухарке, которая в ответ махнула ему половником, то ли в знак приветствия, то ли приказывая убираться прочь. Через черный ход он вышел в сад, где они с Мэтью в свое время провели за тренировками много часов. Сад был небольшим, но уютным, а в центре зеленого газона красовался огромный гибридный платан. Мэтью читал в тени дерева. Внимание его было полностью поглощено книгой, и он даже не услышал, как открылась дверь, и не заметил приближавшегося Джеймса, пока тот не очутился совсем рядом.

Мэтью поднял взгляд, и его зеленые глаза распахнулись.

– Джеймс, – произнес он, и это слово прозвучало как вздох облегчения. Однако лицо молодого человека почти сразу приняло озабоченное выражение. – Я не знаю, обнять ли тебя как друга или стукнуть посильнее, как врага.

– Голосую за первое, – усмехнулся Джеймс.

– Наверное, несправедливо сердиться на тебя сейчас за вчерашнее происшествие, – вслух размышлял Мэтью. – Насколько я понимаю, ты не можешь полностью контролировать то, что происходит с тобой после перемещения в царство теней. Но твой отец, закончив орать на нас по-валлийски за то, что мы разбили окно в его доме и позволили тебе испариться в неизвестном направлении, обнаружил тебя в Чизвик-хаусе, и тогда я задал себе вопрос.

– Какой вопрос? – поинтересовался Джеймс, примостившись на спинке белой садовой скамьи.

– Не использовал ли ты это самое «царство теней» для того, чтобы повидаться с Грейс, – ответил Мэтью. – Сам подумай: что еще может быть интересного в Чизвике? Ничего.

– Я попал туда случайно, – возразил Джеймс.

– В таком случае расскажи мне, что именно там произошло, – попросил Мэтью, засовывая свой роман в щель между веткой и стволом дерева. – То есть нет, подожди. – Он поднял руку, не давая Джеймсу открыть рот. – Подожди… подожди…

– Если ты будешь продолжать в таком же духе, я тебя убью, – пригрозил Джеймс.

Мэтью ухмыльнулся, затем раздался лай и громкие приветствия. Томас и Кристофер появились на крыльце, остановились почесать за ухом весело размахивающего хвостом Оскара и спустились в сад.

– Джеймс! – крикнул Кристофер, подходя к платану. – Что с тобой случилось вчера ночью? Куда ты исчез?

– Ну вот, Джеймс, – самодовольно произнес Мэтью. – Теперь тебе не нужно будет повторять свою историю несколько раз.

– Да, что с тобой случилось, рассказывай, – повторил Томас. – Ты взял и растворился в воздухе. Мэтью уже собрался разобрать особняк по кирпичику, чтобы проверить, не провалился ли ты в крипту, когда твой отец при помощи руны Отслеживания нашел тебя в Чизвике.

– Но почему именно в Чизвике? – вслух размышлял Кристофер. – Там же нет ничего интересного.

– Теперь есть, – жизнерадостно объявил Мэтью.

Испугавшись, что разговор примет нежелательное направление, Джеймс вмешался и быстро объяснил, как он попал в царство теней, как увидел там загадочный огонек и, пытаясь выяснить, что это такое, внезапно перенесся в оранжерею. Он описал цербера-мутанта и сражение. Когда речь зашла о Люси и Корделии, Мэтью растерял весь свой жизнерадостный вид.

– Какого дьявола они там делали? – воскликнул он.

– Они приехали немного раньше, чтобы навестить мисс Блэкторн и проверить, все ли с ней в порядке, – сообщил Джеймс, отнюдь не будучи уверенным в том, что так оно и было на самом деле. Глаза Люси сверкали точь-в-точь как в те минуты, когда она включала фантазию. Что касается Корделии, он с неприятным чувством понял, что не мог бы определить, лжет она ему или нет. Он не настолько хорошо знал ее, а внутренний голос говорил, что ему следовало бы знать.

– Мне кажется, что после этого нападения опасно высовываться из дома по ночам и бродить где попало, – заметил Мэтью. – Люси… девушкам нельзя так рисковать.

– Только не говори мне, что ты больше не намерен выходить из дома по ночам, – усмехнулся Томас. Пока Джеймс рассказывал свою историю, они с Кристофером растянулись на траве. Мэтью сидел, прислонившись к платану, и рассеянно почесывал Оскара за ухом. – У меня возник вот какой вопрос: почему ты оказался именно в Лайтвуд… то есть в Чизвик-хаусе? И почему именно в оранжерее?

– Понятия не имею, – сказал Джеймс, решив оставить при себе смутные соображения насчет Кортаны, которые могли лишь запутать его друзей. – Возможно, потому, что там находился демон.

– Да, демоны любят селиться в развалинах, особенно там, где сохранились остатки черной магии, – согласился Кристофер. – А мы все знаем, чем занимался дед Бенедикт в этом поместье. И почему он превратился в гигантского червя.

– Ах, – произнес Мэтью, – милые семейные воспоминания.

– Конклав придерживается такого же мнения, – заметил Джеймс. – Они считают, что демон сидел в оранжерее со времен Бенедикта. И хотя это на первый взгляд никак не связано с нападением в парке, я должен заметить, что в последнее время мы уж слишком часто встречаем демонов во всяких необычных местах.

– «Демоны в необычных местах» – таков был девиз Бенедикта, – ухмыльнулся Мэтью, бросая Оскару палку. – Откуда тебе известно мнение Конклава? Чарльз молчит, как про́клятый, что для него нехарактерно.

– В разговоре со мной он не молчал, уверяю тебя, – пожал плечами Джеймс. – Он явился к нам в дом сегодня утром.

Томас помрачнел.

– Только не говори, что он верит в этот вздор, будто бы ты отправился встретиться с мисс Блэкторн, а тебя прогнали…

– По-моему, он в это верит, – перебил его Джеймс, не желая заново выслушивать версию Конклава. Он уже разозлился на себя из-за того, что позволил Чарльзу вовлечь себя в разговор о Грейс; разумеется, Чарльз не мог знать о ней ничего особенного. – А я не сумел дать ему другого, более убедительного объяснения. Я же не мог сказать, что бродил по царству теней. Пусть лучше они думают, что я схожу с ума от любви.

– Но ты же всего пару раз виделся с мисс Блэкторн, – заметил Кристофер, грызя травинку.

Джеймс встретился взглядом с Мэтью. Мэтью смотрел на него с сочувствием, но взгляд его зеленых глаз недвусмысленно говорил Джеймсу: «Пора».

– Ты ошибаешься, – тихо сказал Джеймс. – Я хорошо знаю Грейс. И я действительно ее люблю.

Потом он рассказал друзьям о летних каникулах в Идрисе, по соседству с Блэкторн-Мэнором, о том, как он проводил время с Грейс в Лесу Брослин, рисуя ей картины жизни в Лондоне, огромном городе, которого она никогда не видела. Он сказал, что Татьяна его ненавидит, что Чарльз велел ему держаться подальше от Блэкторнов. Когда он закончил свой рассказ, на вечернем небе уже загорались первые звезды.

Первым заговорил Кристофер.

– Я не знал, что у тебя есть возлюбленная, Джеймс. Прости меня. Наверное, я был невнимателен к тебе.

– И я не знал, – сказал Томас, – хотя я внимательно за тобой наблюдал.

Джеймс ответил:

– Извините, что я раньше вам не рассказал. Грейс всегда очень боялась, что ее мать узнает о наших отношениях и придет в ярость. Даже Люси ничего не известно.

Хотя, подумал он вдруг, Корделии известно. Он даже не испытал особого смущения, рассказывая ей о своей любви.

Томас нахмурился.

– Моя тетка – сумасшедшая. Отец мне это часто повторял, говорил, что его сестра лишилась рассудка после трагедии с ее отцом и мужем. В их гибели она обвиняет наших родителей.

– Но Джеймс ничего плохого ей не сделал, – возразил Кристофер, и брови его сомкнулись над переносицей.

– Он носит фамилию Эрондейл, – заметил Томас. – И этого для нее достаточно.

– Это просто смехотворно, – воскликнул Кристофер. – Как будто, например, человека однажды укусила утка, и через десять лет он убивает на охоте совершенно другую утку, съедает ее на обед и называет это местью.

– Прошу тебя, давай обойдемся без метафор, Кристофер, – вмешался Мэтью. – Твои метафоры наводят на меня тоску.

– Мне и так несладко приходится, не хватало еще уток, – добавил Джеймс. Он с детства терпеть не мог уток после того, как одна из этих птиц чувствительно укусила его в Гайд-парке. – Извини, Томас. Я отвратительно себя чувствую, все из-за того, что ничем не смог помочь Барбаре.

– Ничего, – быстро ответил Томас. – Мы еще только начали. Я как раз сейчас подумал: может, вам с Мэтью стоит пойти в «Дьявол» и покопаться в книгах? Там есть труды, которые нельзя найти в библиотеке Института. Вдруг в сочинениях по черной магии вам попадутся какие-то упоминания об этих тварях, выползающих средь бела дня.

– А чем будет в это время заниматься Кристофер? – поинтересовался Мэтью.

Кристофер продемонстрировал флакон, наполненный какой-то алой жидкостью.

– Мне удалось раздобыть немного крови, которую Безмолвные Братья забрали у больных вчера вечером, – гордо сообщил он. – Я планирую разработать противоядие, применяя не только магию Сумеречных охотников, но и достижения современной науки. Генри сказал, что я могу воспользоваться его лабораторией, пока он будет в Идрисе.

Томас прищурился.

– Надеюсь, что это не кровь моей сестры.

– Это кровь Пирса, – поспешил добавить Кристофер, – хотя для науки не имеет никакого значения, кому именно принадлежит образец.

– Итак, у всех имеются задания, – подытожил Джеймс. – Мэтью и я идем на Флит-стрит; Кристофер, тебе не требуется помощь в лаборатории?

Томас тяжело вздохнул.

– Каждый раз выходит так, что Кристоферу требуется помощь в лаборатории, причем именно моя.

– Это все потому, что у тебя исключительно ловко получается прятаться от взрывов, – с серьезным видом объяснил Джеймс, – а кроме того, ты умеешь браниться по-испански.

– И какой от этого толк? – удивился Томас.

– Толку от этого нет, – сказал Джеймс, – но Кристоферу твоя ругань нравится. А теперь…

Со стороны дома донесся голос Генри.

– Джеймс!

Джеймс побежал к черному ходу.

Молодые люди молчали. Оскар уснул в траве, вытянув лапы. Мэтью взял свою книгу, заткнутую за ветку дерева, и отряхнул с обложки крошки коры.

– Грейс, – наконец, заговорил Томас. – Какая она? Мы с ней в жизни и двумя словами не перемолвились.

– Очень застенчивая, – медленно проговорил Мэтью. – Очень тихая. Вид у нее постоянно какой-то испуганный, но ею всегда восхищаются в обществе.

– Очень странно, – заметил Томас.

– Ничего странного, – возразил Кристофер. – Мужчинам нравятся женщины, которых нужно спасать и вызволять из беды.

Мэтью и Томас взглянули на друга с изумлением, но тот лишь пожал плечами.

– Я однажды услышал это от матери, – объяснил он. – Мне кажется, в данном случае она права.

– А как ты считаешь, эта Грейс влюблена в Джеймса? – спросил Томас. – Насколько я понял, он просто без ума от нее. Надеюсь, что это взаимно.

– Лучше бы это было взаимно, – процедил Мэтью. – Меньшего он не заслуживает.

– Не всегда человек любит именно того, кто заслуживает любви, – тихо произнес Томас.

– Может быть, ты и прав, – усмехнулся Мэтью. – Но еще чаще бывает так, что человек не любит тех, кто не заслуживает любви, и вот это вполне справедливо. – Он с такой силой стиснул книгу, что костяшки пальцев побелели.

Томас приложил палец к губам – в дверях появился Джеймс с каким-то письмом. Когда он приблизился к друзьям, те смогли разглядеть надпись на конверте, сделанную определенно женской рукой:

«Мэтью Фэйрчайлду, для Дж. Э. СРОЧНО».

– Кто-то прислал сюда письмо для тебя? – с любопытством спросил Томас. – Это от Грейс?

Джеймс, который успел пробежать глазами несколько строчек, кивнул.

– Она не хотела писать мне домой, боясь навлечь на меня гнев Конклава. Она знала, что меня можно найти здесь; в любом случае, Мэтью обязательно нашел бы меня и передал письмо.

Он не сомневался в том, что во время его отсутствия друзья обсуждали его любовные дела, но сейчас это не имело значения. Увидев почерк Грейс, он испытал громадное облегчение, у него словно камень с души свалился. Завитушки ее почерка были знакомы ему так же хорошо, как леса, окружавшие Эрондейл-Мэнор.

– Ну, что она пишет? – поинтересовался Мэтью. – Она жаждет заглянуть в твои колдовские глаза и не может дождаться минуты, когда можно будет бесконечно перебирать твои черные, как смоль, локоны?

– Она хочет встретиться со мной сегодня в десять вечера, – рассеянно пробормотал Джеймс, занятый своими мыслями, и сунул письмо в карман. – Я лучше пойду. Я не могу отправить ей ответное сообщение, и мне придется идти к назначенному месту пешком. Улицы сейчас забиты экипажами.

– Ты что, собираешься топать пешком отсюда до Чизвика? – удивился Томас.

Джеймс покачал головой.

– Конечно же, нет. Она предложила мне встретиться в Лондоне, на том месте, где мы с Мэтью раньше тренировались в сохранении равновесия. Я когда-то рассказывал ей об этом.

– И все-таки… – На лице Мэтью отразилось сомнение. – Ты считаешь, это разумно? Мой братец – идиот, но если Анклав желает, чтобы ты держался подальше от Блэкторнов…

– Я должен идти, – отрезал Джеймс, не желая вдаваться в объяснения; он знал своих друзей и знал, что они увяжутся за ним, если он передаст им содержание письма. Он счел за лучшее уйти немедленно – пусть думают, что он озабочен исключительно романтическими проблемами. Он наклонился, чтобы почесать Оскара, и продолжал: – Томас, Кристофер, идите в лабораторию и займитесь противоядием. Мэтью, я зайду за тобой после встречи с Грейс, и мы вместе отправимся к «Дьяволу».