Текст книги "Сияющие высоты"

Катарина Макги
Сияющие высоты

Katharine McGee

THE DAZZLING HEIGHTS

Copyright © 2017 by Alloy Entertainment and Katharine McGee

All rights reserved

Published by arrangement with Rights People, London

Produced by Alloy Entertainment

© Ю. Белолапотко, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство АЗБУКА^®

* * *

Посвящается моим родителям

Пролог

Тело в реке найдут не скоро – пожалуй, лишь через несколько часов. Стояла поздняя ночь, почти готовая перейти в раннее утро, – этот мистический, таинственный, сумеречный час, когда завершается вечеринка и начинается новый день. Когда границы реальности размываются и все кажется возможным.

Тело девушки плавало на поверхности воды, лицом вниз. Над ней раскинулся город-башня, облепленный светлячками: каждая точка света – словно отдельный человек, крошечная искра жизни. Сверху равнодушно смотрела луна, будто око древнего божества.

Картина дышала умиротворением. Волны мерно раскачивались вокруг тела, как темное покрывало, создавая ощущение, что девушка просто прилегла подремать. Волосы мягким облаком окружали голову, платье льнуло к ногам, словно пытаясь защитить от предрассветной прохлады. Но холод ей более не страшен.

Рука была вытянута, словно покойная тянулась к любимому человеку или закрывалась от неведомой угрозы, а может, сожалела о том, что сделала. За свою недолгую жизнь девушка не раз совершала ошибки, но откуда ей было знать, что сегодня ночью они приведут ее к гибели?

Кто ожидает смерти, отправляясь на вечеринку?

Мэриель

Двумя месяцами ранее

Скрестив ноги, Мэриель Валконсуэло сидела на клетчатом пледе в своей тесной спальне – на сто третьем этаже Башни. Со всех сторон, в двух-трех метрах за металлическими стенами, ее окружало бесчисленное множество людей: на кухне возилась мама, по коридору гурьбой бегали дети, соседи, в очередной раз затеяв ссору, что-то раздраженно выкрикивали. Но Мэриель казалось, что она на Манхэттене совершенно одна: на остальных она не обращала никакого внимания.

Подавшись вперед, Мэриель прижала к груди старенького игрушечного зайца. На лицо ей падал блеклый свет от низкокачественного головидео, подчеркивая нос с горбинкой и выступающий подбородок. В темных глазах сверкали слезы.

Перед Мэриель прыгало нечеткое изображение девушки с огненно-рыжими волосами и пронзительными глазами, в которых искрились золотые крапинки. На губах ее играла улыбка, словно девушка хранила сотни немыслимых секретов; возможно, так и было. В углу кадра мелькала крошечная белая эмблема некрологов «Интернэшнл таймс».

– Сегодня мы провожаем Эрис Додд-Рэдсон, – произнес голос молодой актрисы, которая так нравилась Эрис.

Интересно, сколько денег отвалил за это мистер Рэдсон? Актриса говорила слишком оживленным для подобного случая тоном: словно обсуждала свою любимую тренировку по фитнесу.

– Трагическая случайность отняла у нас Эрис. Ей было всего семнадцать лет.

Трагическая случайность! И это все, что можно сказать, когда молодая девушка при подозрительных обстоятельствах падает с крыши? Наверное, родители Эрис боялись, как бы окружающие не решили, что она спрыгнула сама. Но те, кто ее знал, не могли бы такого подумать.

За месяц Мэриель миллион раз пересмотрела это похоронное видео. И знала весь текст наизусть. Она до сих пор ненавидела эту запись: слишком причесанную, продуманную и по большей части лживую. Но от Эрис у нее почти ничего не осталось. Мэриель крепче стиснула потрепанного зайца и продолжила терзать себя, просматривая видео о подруге, погибшей в столь юном возрасте.

По голоэкрану побежал фотопоток с участием Эрис в разные годы жизни: малышка танцует в электромагнитной пачке, излучающей яркий неоновый свет; маленькая девочка спускается на ярко-желтых лыжах по горному склону; девушка-подросток отдыхает с родителями на роскошном, залитом солнцем пляже.

У Мэриель такой юбки-пачки никогда не было. Снег она видела лишь за городом да на общественных террасах нижних этажей. Она и Эрис жили совсем разной жизнью, но, когда они проводили время вместе, это не имело значения.

– Эрис навсегда останется в памяти своих дорогих родителей Каролины Додд и Эверетта Рэдсона, а также тетушки Лэйн Арнольд, дяди Теда Арнольда, кузенов Мэтта и Саши Арнольдов и ее бабушки по отцовской линии Пегги Рэдсон.

И никакого упоминания о подруге Мэриель Валконсуэло. А ведь она единственная среди скорбящих, за исключением мамы Эрис, искренне любила ее.

– Поминальная служба пройдет во вторник первого ноября в епископальной церкви Святого Мартина, на девятьсот сорок седьмом этаже, – прозвучал голос голоактрисы, наконец лишившись веселых ноток.

Мэриель ходила на ту службу. Стояла в заднем ряду, держа в руках четки и стараясь не закричать при виде гроба, который словно напоминал: исправить ничего нельзя.

На экране появился случайный снимок Эрис: в клетчатой юбке, она сидела на школьной скамье, изящно скрестив ноги и запрокинув голову от смеха.

– В память об Эрис вы можете внести пожертвования в новый стипендиальный фонд Подготовительной академии Беркли – организована памятная премия имени Эрис Додд-Рэдсон для малопривилегированных студентов льготной категории.

Льготная категория. Считается ли любовь к погибшей, в честь которой учредили стипендию, основанием для льготы? Мэриель чуть сама не подала документы на эту премию, чтобы доказать, насколько гнилые эти люди без их денег и привилегий. Эрис посмеялась бы, узнав про стипендию, ведь она никогда не увлекалась учебой. Вот если бы в ее честь организовали выпускной бал… Больше всего на свете Эрис любила несуразные блестящие платья и туфли под стать.

Мэриель протянула руку, будто хотела коснуться голограммы. На последних секундах некролога показали снимки смеющейся Эрис в кругу друзей – той блондинки, Эйвери, и других девушек, имен которых Мэриель не знала. Во всей записи ей нравился только этот момент: ведь Эрис казалась такой счастливой. Но в то же время Мэриель злилась, что сама не принадлежит к тому миру.

Но вот по экрану пробежала полоска с логотипом продюсерской компании, и голография потускнела.

Так выглядит официальная история жизни Эрис, утвержденная чертовым штампом «Интернэшнл таймс». Но Мэриель в ней не было места. Ее имя стерли из повести, словно они с Эрис никогда не встречались. При этой мысли по щеке оцепеневшей Мэриель скатилась слеза.

Она до ужаса боялась забыть единственную девушку, которую любила. Просыпалась среди ночи, испуганная мыслью, что не может вспомнить, как изгибаются в улыбке губы Эрис, как она яростно щелкает пальцами, когда в голову приходит новая идея. Оттого Мэриель и пересматривала поминальное видео. Она не могла лишиться последней ниточки, связывавшей ее с Эрис.

Мэриель откинулась на подушки, собираясь помолиться.

Обычно молитва успокаивала ее изможденную душу. Но сегодня Мэриель не могла сосредоточиться. Мысли прыгали из стороны в сторону, словно летевшие по скоростному пути ховеры, и она не могла ухватить ни одну.

Может, почитать Библию? Мэриель дотянулась до планшета и открыла текстовый файл, кликнула на голубое колесико, чтобы выбрать наугад строку, – и потрясенно заморгала. Второзаконие[1]1
   Пятая книга Моисея, глава 19, стих 21. (Примеч. перев.)


[Закрыть].

«Да не пощадит [его] глаз твой: душу за душу, око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. [Какой кто сделает вред ближнему своему, тем должно отплатить ему.]»

Мэриель вцепилась в планшет.

Смерть Эрис не была несчастным случаем по причине алкогольного опьянения. Мэриель интуитивно знала это. В ту ночь Эрис даже не пила: она сказала, что ей нужно «помочь другу», а потом, по непонятной причине, поднялась на крышу над апартаментами Эйвери Фуллер.

И больше они не виделись.

Что на самом деле случилось на той невероятной высоте, среди холодного, разреженного воздуха? Свидетели подтвердили официальную версию: Эрис была пьяна и соскользнула с края. И кто эти свидетели? Одна из них – определенно Эйвери, но сколько еще людей находилось на крыше?

Око за око, зуб за зуб. Слова эхом отдавали в голове Мэриель, будто кто-то бил над ушами в тарелки.

«Падение за падение», – добавил внутренний голос.

Леда

– Леда, какой фон выберем сегодня?

Леда Коул прекрасно знала: не надо закатывать глаза. Вытянувшись в струнку, она сидела на самом краю темно-серой кушетки в кабинете психолога и наотрез отказывалась прилечь, сколько бы доктор Вандерштайн ее ни уговаривал. Он явно не в своем уме, если решил, что в горизонтальном положении Леда скорее распахнет ему душу.

– Не стоит. – Леда дернула запястьем и закрыла голографическое окно, представлявшее десятки вариантов декора стен: британский розовый сад, жаркую пустыню Сахару, уютную библиотеку. Пусть останется безликая базовая настройка – бежевые стены и ковер невыразительного цвета.

Возможно, Леда в очередной раз провалила некий экзамен, зато испытала извращенное удовольствие от мысли, что доктору придется сидеть с ней целый час среди гнетущей атмосферы. Раз уж Леду ждет этот сеанс-пытка, то пусть и он помучается.

Как обычно, он ничего не сказал по поводу ее решения.

– Как ты себя чувствуешь?

Ах, он хочет знать, как она себя чувствует! Во-первых, ее предала лучшая подруга и единственный парень, который был ей дорог, – парень, лишивший ее девственности. Хуже всего, эти двое теперь вместе, хотя они приемные брат с сестрой. Кроме этого, она поймала отца на измене с ее же одноклассницей – у Леды язык не поворачивался назвать Эрис подругой. Ах да, и Эрис умерла, потому что Леда случайно столкнула ее с крыши Башни.

– Нормально, – коротко сказала она.

Леда знала: если она хочет побыстрее закончить сеанс, стоит заменить «нормально» на более развернутый ответ. После реабилитации она это хорошо запомнила. Сделав глубокий вдох, она попыталась снова:

– Учитывая все обстоятельства, я иду на поправку. Мне совсем не просто, но я рада поддержке друзей.

Сейчас Леду совершенно не волновали друзья. Она на горьком опыте познала: доверять не стоит никому.

– Вы с Эйвери обсуждали то, что произошло? Я знаю, она тоже была наверху, когда Эрис упала…

– Да, мы с Эйвери говорили про это, – торопливо сказала Леда, а про себя подумала: «Черта с два!»

Эйвери Фуллер, ее так называемая лучшая подружка, оказалась настоящей гадиной. А говорить про Эрис Леде совершенно не хотелось.

– И помогает?

– Очень.

Она ждала, что доктор Вандерштайн задаст очередной вопрос, но он лишь нахмурился, сосредоточившись на проекции, доступной одному ему. Леду вдруг замутило. А что, если он использует детектор лжи? Комната была оборудована многочисленными сканерами жизненно важных функций, пусть и невидимыми для нее. В эту секунду доктор, возможно, отслеживал ее пульс или давление, ведь показатели, скорее всего, подскочили.

– Леда, – Вандерштайн устало вздохнул, – мы не раз встречались с тех пор, как погибла твоя подруга, но так и не продвинулись вперед. Как думаешь, что способно тебе помочь?

– Мне уже лучше! – возразила Леда. – И все благодаря вам.

Она слегка улыбнулась Вандерштайну, но он не купился.

– Насколько я знаю, ты не принимаешь лекарства, – сменил он тему.

Леда закусила губу. За последний месяц она не притронулась ни к ксенпергейдрену или нормотимикам, ни даже к снотворному. После произошедшего на крыше она больше не баловалась искусственными препаратами. Может, Эрис и была охотницей за деньгами и разлучницей, но Леда не хотела…

«Нет, – напомнила она себе, сжимая кулаки, – я не убивала ее. Произошел несчастный случай. Это не моя вина. Не моя». Она мысленно проговаривала эту фразу, будто мантру на занятии йогой в Сильвер-Бэй.

А вдруг, если повторять эти слова почаще, это станет правдой?

– Я хочу справиться собственными силами. У меня ведь уже есть опыт.

Леда ненавидела говорить о клинике, но она попала в тупик и не знала, что еще сказать.

Вандерштайн кивнул с толикой уважения:

– Понимаю. Но этот год очень для тебя важен, впереди – колледж, и я не хочу, чтобы эта… ситуация плохо повлияла на твою успеваемость.

«Это больше, чем ситуация», – раздраженно подумала Леда.

– По показаниям твоего комнатного компьютера, ты не очень хорошо спишь, – проговорил Вандерштайн. – Меня это беспокоит.

– С каких пор вы следите за моим комнатным компом? – возмутилась Леда, моментально позабыв притворное равнодушие.

Доктор даже смутился:

– Я всего лишь просмотрел данные о сне. Твои родители дали согласие, и я думал, они предупредили тебя…

Леда сдержанно кивнула. С родителями она разберется позже. Даже если она пока несовершеннолетняя, они не имеют права лезть в ее личное пространство.

– Со мной правда все нормально.

Вандерштайн снова замолчал. Леда терпеливо ждала. Что он еще предпримет? Станет отслеживать состав ее мочи, как было в клинике? Да пожалуйста! Ничего он не найдет, черт его дери.

Доктор коснулся встроенного в стену диспенсера, и оттуда выскочили две малюсенькие таблетки. Оптимистично розовые – как детские игрушки или любимый вишневый десерт Леды.

– Даю тебе это снотворное без рецепта, минимальную дозу. Попробуй выпить его сегодня, если не сможешь заснуть, хорошо?

Вандерштайн нахмурился, возможно отмечая темные круги у нее под глазами и заострившиеся черты и без того худого лица.

Конечно, доктор был прав. Спала Леда плохо. Она боялась засыпать и оттягивала время ложиться в кровать, потому что знала – ее ожидают кошмары. Стоило отключиться, как она просыпалась в холодном поту, мучаясь воспоминаниями о той роковой ночи – того, что она скрыла ото всех…

– Хорошо. – Леда забрала таблетки и сунула в сумочку.

– Подумай, пожалуйста, насчет других наших курсов – методе светоузнавания или посттравматической терапии погружения.

– Сомневаюсь, что возврат к травме поможет, учитывая ее характер, – резко ответила Леда.

Она не верила в теорию, что повторное переживание болезненных воспоминаний в виртуальной реальности поможет перешагнуть через них. Да и сейчас совсем некстати, чтобы компьютеры ковырялись у нее в мозгу: вдруг прочтут то, что похоронено в глубине.

– Что насчет твоего Творца Снов? – не отставал доктор. – Можем загрузить туда несколько стимулирующих воспоминаний с той ночи и проверить реакцию подсознания. Ведь сны – это всего лишь глубинная работа мозга, пытающегося осмыслить все, что произошло с тобой, как хорошего, так и не очень…

Доктор что-то еще объяснял, называя сны «безопасным местом» для мозга, но Леда его больше не слушала. Она вдруг вспомнила, как в девятом классе Эрис хвасталась, что взломала родительский контроль Творца Снов и получила доступ к полному набору сновидений «для взрослых».

«Можно даже выбрать знаменитостей», – с многозначительной улыбкой сообщила Эрис восхищенной публике. Леда вспомнила, как неловко ей было слушать о жарких снах Эрис с участием голозвезд, когда сама она не представляла, что такое секс.

– Придется пораньше закончить сеанс. – Леда резко встала. – Я только что вспомнила про одно важное дело. Увидимся в следующий раз.

Она быстро вышла за дверь из матового оргстекла. Клиника «Лионс» занимала восточную сторону восемьсот тридцать третьего этажа. В ушных антеннах раздался громкий рингтон, с нотками ударных инструментов. Звонила мама. Леда тряхнула головой, отклоняя импульс-вызов. Илара наверняка хотела узнать, как прошел сеанс, и удостовериться, что дочь едет домой на ужин. Но Леда пока не была готова к их повседневности, полной фальшивой бодрости. Она хотела побыть наедине с собой, успокоить муки совести и мысли, крутившиеся безумным вихрем.

Она зашла в кабину лифта линии С и проехала несколько остановок вверх по Башне. Вскоре Леда оказалась перед огромной каменной аркой, перевезенной из старого британского университета. Высеченные там огромные буквы складывались в название – «Беркли-скул».

Пройдя под аркой, Леда облегченно выдохнула – ее линзы автоматически выключились. До гибели Эрис она и не думала, что будет радоваться школьной техсети.

Шаги Леды эхом отдавались в безмолвных коридорах. Ночью атмосфера здесь была зловещей, повсюду лежали мрачные сизые тени. Ускорив шаг, Леда миновала пруд с водяными лилиями и спортивный комплекс. Целью ее была синяя дверь в самом конце школьной территории. Во внеурочные часы эту комнату запирали, но, как член студенческого совета, Леда имела доступ ко всем помещениям. Она шагнула вперед, позволяя системе безопасности сканировать ее сетчатку, и дверь послушно распахнулась внутрь.

Леда не бывала в Обсерватории с прошлой весны, когда закончился курс астрономии. Все здесь осталось по-прежнему: просторное круглое помещение, оборудованное телескопами, экранами с высоким разрешением и громоздкими устройствами для обработки данных, с которыми Леда так и не научилась управляться. Над головой возвышался геодезический купол. А в самом центре, на полу, находилось главное достояние этой комнаты: сверкающий клочок ночного неба.

Обсерватория была одним из немногих мест Башни, выходивших за пределы этажа. Леда не знала, как администрации школы удалось получить разрешение, но ее это лишь радовало, поскольку здесь создали Овальное Око: вогнутое окно в полу, около трех метров в длину и двух в ширину, сделанное из трехкратно усиленного оргстекла. Оно напоминало о том, как высоко они находились, почти на самом верху Башни.

Леда приблизилась к краю Овального Ока. Внизу раскинулась темнота, густой сумрак, где иногда мелькали огоньки – возможно, фонари общественного парка на пятидесятом этаже. В голове Леды пронеслась дикая мысль: а что, если ступить на оргстекло? Пусть все катится к чертям!

Конечно, такой поступок был за гранью дозволенного, но Леда знала, что конструкция выдержит ее вес. Она посмотрела вниз. Под балетками простиралась пустота – обширное, бесконечное пространство между Ледой и всепоглощающей темнотой. «Вот что увидела Эрис, когда я толкнула ее», – с отвращением к самой себе подумала Леда.

Она села на корточки, не думая о том, что от падения с двухмильной высоты ее отделяют лишь несколько сплавленных слоев углерода. Подобрав колени к груди, Леда опустила голову и закрыла глаза.

Комнату перечеркнул луч света. Леда испуганно вскинула голову. Никто, кроме членов студенческого совета и преподавателей астрономии, не имел доступа в Обсерваторию. Чем она объяснит свое присутствие?

– Леда?

Сердце сжалось, когда она узнала голос.

– Эйвери! Ты что здесь делаешь?

– Наверное, то же, что и ты.

Леда была в замешательстве. Она не оставалась наедине с подругой с той ужасной ночи – когда уличила Эйвери в их с Атласом отношениях и та повела ее на крышу, где все в итоге пошло кувырком. Леде хотелось что-нибудь сказать, но мысли притихли. Да и что говорить после всех секретов, которые они с Эйвери хранили? Точнее, похоронили.

Повергая Леду в ужас, раздался звук приближающихся шагов. Эйвери подошла и села на противоположной стороне Ока.

– Как ты сюда попала? – не удержалась от вопроса Леда.

Общалась ли Эйвери до сих пор с Ваттом, хакером с низов, который помог Леде узнать главный секрет подруги? Сама она не встречалась с ним после той ночи. Ватт мог взломать что угодно: у него имелся квантовый компьютер, который он ото всех прятал.

Эйвери пожала плечами:

– Я попросила директора дать мне допуск к этой комнате. Здесь мне становится лучше.

«Ну конечно!» – со злостью подумала Леда. Ей ли не знать, что ответ окажется столь банальным: для идеальной Эйвери Фуллер не существовало запретов.

– Я тоже по ней скучаю, – тихонько проговорила Эйвери.

Леда уставилась в безмолвную, безграничную ночь, лишь бы не видеть глаз Эйвери.

– Леда, что произошло той ночью? – прошептала ее бывшая подруга. – Что ты приняла?

Воспоминание о многочисленных таблетках, проглоченных в тот день, еще глубже повергло Леду в омут раскаяния.

– День выдался тяжкий. Я о многих узнала правду – о людях, которым доверяла. И которые использовали меня! – воскликнула она и с проблеском наслаждения отметила, как вздрогнула Эйвери.

– Леда, прости меня. Но прошу, давай поговорим.

Больше всего Леде хотелось излить душу: рассказать, как она раскрыла роман своего подлого отца с Эрис, как гадко ей было оттого, что Атлас переспал с ней в жалкой попытке забыть Эйвери. Как пришлось опоить Ватта, чтобы выпытать крупицу истины.

Но стоит узнать правду, назад дороги нет – так уж все устроено. Сколько бы таблеток ни закидывала в себя Леда, правда не уходила, прячась в уголках ее сознания. Всех лекарств мира не хватило бы, чтобы прогнать эту назойливую гостью. Поэтому-то Леда и сорвалась на Эйвери – накричала на нее на крыше, не осознавая, что именно говорит. Среди разреженного воздуха у нее кружилась голова, мешая ориентироваться в пространстве. И тут по лестнице поднялась Эрис и заявила Леде, что ей жаль! Можно подумать, ее чертовы извинения поправили бы тот вред, который она нанесла семье Леды. Зачем Эрис шла к ней, ведь Леда просила ее остановиться? Ей просто пришлось ее оттолкнуть.

Она не виновата, что не смогла рассчитать силу.

Леде ужасно хотелось признаться во всем своей лучшей подруге, выплакаться, как ребенок.

Но из-за упрямства и стойкой гордыни слова застряли в горле. Она сощурилась и высоко подняла голову.

– Тебе не понять, – устало сказала Леда.

Да и какая теперь разница? Эрис больше нет.

– Тогда помоги мне понять. Леда, нам не обязательно кидаться друг в друга угрозами. Почему ты не можешь рассказать всем, что произошел несчастный случай? Я знаю, ты не хотела навредить Эрис.

О том же самом Леда думала сотни раз, но, услышав это от Эйвери, оцепенела от страха.

Эйвери ничего не понимает, потому что получает все на блюдечке. Но Леда знала, что произойдет, стоит ей рассказать правду. Скорее всего, начнется расследование, затем будет суд. И то, что она пыталась скрыть правду, еще ухудшит ее положение. А в итоге всплывет то, что Эрис спала с ее отцом. И семья Леды, ее мама пройдут через ад. Нет уж, она не такая дура. Уж слишком бросается в глаза мотив, заставлявший ее желать смерти Эрис.

Как смела Эйвери вот так заявляться сюда и выносить ей оправдательный приговор! Она кто – богиня правосудия?

– Никому не рассказывай! А иначе, клянусь, ты пожалеешь.

Ее яростная угроза повисла в тишине. Леде показалось, что воздух в комнате остыл на несколько градусов.

Испытывая острое желание уйти, она поднялась на ноги. Сойдя с Овального Ока на ковролин, Леда заметила, что из ее сумки что-то выпало: две ярко-розовые таблетки снотворного.

– Рада видеть, что некоторые вещи неизменны, – отстраненно проговорила Эйвери.

Леда не стала ее переубеждать. Эйвери увидит все так, как захочет.

На пороге Леда обернулась. Эйвери опустилась на колени в центре Овального Ока, прижав ладони к поверхности оргстекла. Ее взгляд устремился вниз. Было в этом что-то тоскливое и безнадежное, будто она молилась, пытаясь вернуть Эрис к жизни.

Спустя пару секунд Леда поняла, что Эйвери плачет. Наверное, во всем мире она была единственной, кого слезы красили: глаза ее еще больше наливались синевой, блестящая влага на щеках лишь подчеркивала совершенство лица.

В этот момент Леда вспомнила, почему ненавидела Эйвери.

И отвернулась, оставляя бывшую лучшую подругу одну на крошечном лоскутке неба.