Текст книги "Кто, если не я?"

Наконец, почти через три часа, Роберт пошел к Магде, а мы вместе с Олей вернулись домой к Игорю. Я совершенно не представляла себе, что с ней делать. Сняла с малышки куртку, посадила ее перед телевизором и включила какую-то передачу, которая, как мне показалось, подойдет ребенку. Оля была такая тихая, не протестовала, когда я одевала ее и забирала из больницы. Она вообще все время молчала, и я даже начала беспокоиться. Все время обнимала ту плюшевую собачку, что я ей дала. Я сидела рядом с девочкой и все думала, где же Роберт с Игорем и когда они наконец вернутся домой. Не знаю почему, но я очень на них рассчитывала. Надеялась, что они смогут ее развеселить и хоть что-то изменится. Тишина уже начала меня пугать.

– Оля, а ты кушать хочешь?

– Де мама? – спросила она, глядя на меня огромными грустными глазами.

– Я же говорила. Мама сейчас не может прийти.

– А де она?

– Господи, – вздохнула я. И зачем полезла, сидели бы тихо, смотрели эти дурацкие мультики. Я начала объяснять. – Понимаешь… мама… ну, она… не знаю, где мама, – сдалась я через минуту.

– На аботе?

– Аботе? А что это значит?

– Мама на аботе?

– А, на работе? Ты спрашиваешь, на работе ли мама? – переспросила я с надеждой в голосе.

– Ага, мама на аботе?

– Нет, Оля, мама не на работе, она не может прийти к тебе, но она очень скучает и очень тебя любит.

– Мама не на аботе?

– Нет, нет, не на работе. Кушать хочешь?

– Ага.

– Что у нас тут? – спросила я, открывая холодильник, радуясь тому, что мне удалось отвлечь внимание девочки. – А у нас тут колбаска, а в шкафчике есть булочки. Хочешь бутербродик?

– Ага, бодик, – поддакнула она.

Я делала ей бутерброд, когда Оля опять спросила:

– Папа в гаязе?

– Что? – переспросила я.

– Папа в гаязе?

– Ты спрашиваешь, где папа?

– Папа гаязе, – заявила она. Видимо, сама себе отвечала.

– Да, папа гаязе, – подтвердила я. Решила, что так будет лучше, чем рассказывать ей, что папа болеет, или выдумывать еще какую-нибудь ложь. Пусть остается версия Оли, что бы ни означало это «гаязе».

– Олечка, бутерброд готов, держи.

– Момидолка?

– Помидорка? Хочешь помидорку?

– Да, – подтвердила она.

– Хорошо, сейчас сделаем тебе помидорку.

Порезала помидор на тонкие ломтики и всунула кусок ей в ротик. Она его почти сразу выплюнула мне в руку.

– Невкусно? Ты же хотела помидорку?

– Похая, – заявила она со стоическим спокойствием.

Я взяла кусочек в рот, может, помидор гнилой или жесткий, или вообще с ним что-то не так. Все в порядке, помидор как помидор. Проглотила кусочек и чуть не подавилась. Шкурка! Конечно, ее же нужно было обрезать. Аккуратно поснимала шкурку с каждой тоненькой дольки.

Потом мы решили все остальные насущные проблемы и еще пописали.

– Знаешь что, Оля, а поехали за покупками, в магазин? – предложила я.

– Мазин?

– Да, в магазин. Купим что-нибудь поесть, подгузники, горшок и все, что тебе нужно. Будешь подсказывать, что купить.

– Бошой?

– Хочешь купить что-то большое?

– Бошой мазин?

– В большой магазин? – Видимо, я говорила слишком быстро, и она не успевала за мной. – Да, поедем в большой магазин.

– И Оля?

– Конечно, и Оля тоже, ты же мне должна помочь – ведь я не знаю, что ты кушаешь.

Наверное, она любила ездить за покупками, потому что явно обрадовалась. Одеть ее у меня получилось уже намного проще, чем в больнице, мы взяли собачку и поехали. По дороге в супермаркет она меня о чем-то спрашивала, но поняла я только один вопрос:

– А мама?

– А мама тоже с тобой в магазин ездит? – Я казалась себе полной дурой, словно не понимала, о чем спрашиваю.

– Мама мазин?

– Может, мама тоже поехала в магазин.

– Оля к маме.

– Хочешь к маме?

– Ага.

– Но мы не можем сейчас к ней поехать. Понимаешь? А пойдем потом есть мороженое? – попробовала я сменить тему. Чем бы еще подкупить такого маленького ребенка? А ей вообще можно мороженое? – Мы приехали, выходим, – сообщила я с облегчением.

Мы вышли из машины, и Оля сразу побежала к магазинным тележкам.

– Катася.

– Хочешь, чтобы мы взяли тележку? – спросила я.

Оля не ответила, но сразу начала залезать в тележку, и я поняла, что нужно ее туда посадить. Если честно, мы с ней провели едва ли больше часа, но я уже вымоталась. У меня мозги закипали.

Для начала мы поехали за хлебом.

– Буля, буля! – закричала Оля.

– Хочешь булочку? – спросила я. Это было легко.

– Да! Купи!

– Пожалуйста. Какая ты у нас вежливая!

Что же ей купить покушать? Чем кормить такого маленького ребенка? Она уже нормально ест? Не могу же я кормить ее только бутербродами с ветчиной. Ну, мороженое ей можно, как я уже выяснила, но одним мороженым кормить не будешь.

– Оля, а что ты будешь на ужин? – рискнула спросить я. Хотя скорее подумала вслух, чем и правда обращалась к малышке.

– Ы…ыок.

«Ыок»? А что это такое, «ыок»? Чеснок? Песок? У меня пекло под шапкой, пришлось ее снять.

– Оля, а что такое «ыок»? – спросила у малышки, не рассчитывая на объяснение.

– Ыок, – повторила та.

Ыок! Ну конечно, все понятно! Ыок! Да какой, к чертям, ыок! Вдруг у меня в голове прояснилось. СЫРОК! Все так просто! «Ыок» это сырок.

– Оля, ты сырок ешь?

– Да, ыок.

– Супер! – Я радовалась, как ребенок. – А какой ты любишь? Творог или обычный сыр? Может, плавленый? Или творожок? – щебетала я, пихая тележку к холодильнику. – Хочешь такой сырок? Или такой? – спрашивала я у малышки, показывая ей разные виды и сорта сыров. Через пару минут я во всем разобралась! Оля на ужин ест гомогенизированный сыр! Ванильный и клубничный! Так, значит, с ужином мы разобрались, теперь нужно решить вопрос с завтраком.

– Оля, а что ты на завтрак ешь?

– Касю.

Ну, это совсем просто. Каша! Вот только какая? Я начала толкать тележку в сторону стеллажей с мукой, рисом и кашами. Выбор был огромный: гречневая, ячменная, кускус, но мне казалось, что маленькому ребенку они не подходят. Как называлась та каша, которую мама нам в детстве варила?

– Извините, пани, – позвала я девушку из персонала, – а где у вас тут манная каша?

– Там, внизу, – показала она. – Вот только у нас быстрой каши нет.

«Быстрой? А какая есть? Медленная?» – чуть не ляпнула я.

– Мне для ребенка надо, – ответила несмело.

– Для ребенка? Детское питание у нас вон там, на третьем стеллаже, справа.

Я покатила тележку в ту сторону и потеряла дар речи. Целый стеллаж товаров для детей. Кашки, десертики, баночки с детским питанием, закусками и супами, соки, чай и молоко с разными вкусами. Ну, просто как в раю!

– Писять! – попросила Оля, и меня окатило ушатом холодной воды.

– Как писать? Тут негде пописать!

– Писять!

– Оля, ты должна потерпеть еще немного, – твердо сказала я, попытавшись улыбнуться.

– Писять!

Я сняла ее с тележки, поставила на пол и начала с глупым видом смотреть по сторонам, сама не зная, чего искать.

– Пописяла! – заявила Оля.

– Я знаю, милая. Сейчас мы что-нибудь придумаем. – Я уже начинала сердиться. – Есть! Ура! Вон там туалет. Давай оставим покупки здесь, а сами пойдем пописаем.

– Пописяла! – повторила девочка. Я посмотрела на нее, и тут до меня дошло. Оля стояла в луже. Штанишки и низ рубашки промокли насквозь. Какое счастье, что я куртку вовремя сняла.

– Холера, да что ты натворила? – вырвалось у меня. – Не могла подождать немного? И что нам теперь делать? Как ты домой поедешь, такая мокрая? Холодно же. Зима! – кричала я. Малышка искривила ротик и чуть не плакала. – Надо это убрать. Ты что, раньше сказать не могла? – ругала я ее.

Оля разревелась. Вокруг начали собираться покупатели. Ребенок орал во весь голос.

К нам подошла какая-то женщина из персонала.

– Пожалуйста, не нервничайте, – сказала она холодно. – Позаботьтесь о внучке, а мы тут уберем.

– Позаботиться? – спросила я, перекрикивая Олю.

– Да, пожалуйста, успокойте и переоденьте ребенка. И не кричите на нее. Тележку с покупками можете оставить здесь. У нас есть комната матери и ребенка. – Она указала на табличку метрах в двадцати от нас. Судя по тону и выражению лица, она хотела сказать: «Да убери отсюда этого психованного ребенка, а то уже покупатели собираются! Скандала в магазине нам еще не хватало!»

Я попробовала взять Олю на руки так, чтобы самой не замочиться, но не получилось. Я сняла куртку, подняла малышку, забрала сумку и наши вещи и отправилась в сторону «комнаты матери и ребенка». Пока мы шли, Оля заходилась в громком плаче и душераздирающим голосом выкрикивала «мама». Я чувствовала на себе взгляды всех покупателей магазина и была готова провалиться сквозь землю. Мы обе промокли, и я сама уже почти плакала.

Возле касс меня осенило, что мне не во что переодеть Олю. Есть тут какие-то тряпки? Что-то вроде было. Кажется, краем глаза я замечала какие-то одежки. Вернулась к тому стеллажу, где осталась наша тележка. Как я устала! Не обращая внимания на выражения лиц персонала и крики Оли, усадила ее в тележку, взяла какую-то кашу, две крайние баночки с едой, подгузники, пару пакетиков сока и пошла за стеллаж, надеясь, что там найдется какая-нибудь одежда. Там были целые ряды вешалок с чем-то гадким, по цвету и качеству напоминающим туалетную бумагу. Я взяла штанишки, блузку, трусики, рубашечку и носки, которые, как мне казалось, подходили Оле по размеру. Потому двинулась в сторону касс, везя в тележке красного, заплаканного ребенка. Пыхтела как паровоз. Мне повезло, что в день Вигилии народу было не так уж много. Я заплатила, и мы поехали со всеми нашими пожитками в «комнату», которая должна была стать нашим спасением, нашим Ноевым ковчегом. Там я обнаружила что-то типа столика, умывальник и стул. Комнатка была чистой, и еще там нашлись бумажные полотенца, так что я смогла вытереть Олю насухо. Когда мы остались одни, она немножко успокоилась, тихонечко хныкала и всхлипывала. Все время звала Госю.

– Мама, хочу к маме.

Хотя я вся была на нервах, но мне стало жаль эту осиротевшую малютку.

Худшее, однако, было еще впереди. Когда я попробовала надеть Оле подгузник, у девочки началась истерика. Она вырывалась, падала на пол, срывала подгузник и кричала: «Нет, нет». Я не могла понять, откуда у такой маленькой девочки столько сил. Я убрала подгузник, но штаны, носки и туфли надеть все равно пришлось. Мы сражались за каждый сантиметр одежды. Она сопротивлялась. Не слышала меня, а я умоляла, кричала, грозила ей. Я ужасно разозлилась, но решила, что не поддамся, и все-таки наконец мне удалось ее одеть. Мы провели в той комнате почти полчаса. Полчаса я одевала ребенка! За это время можно кесарево сечение сделать! Я промокла от ее мочи и собственного пота. Радовалась, что не успела переодеться в те вещи, которые купила утром, и теперь меня дома ждали чистые брюки и блузка. Наконец, я запихнула Олю вместе с покупками в машину, села на место водителя, заперла двери и зарыдала вместе с малышкой.

На парковке погасли фонари. Магазин уже закрывался, и нужно было ехать домой. Неужели так поздно? Я обернулась и увидела, что Оля уснула. Завела машину и поехала к Игорю. Под домом встретила Роберта. Он когда увидел мою машину, чуть под колеса не бросился.

– Господи, Анька, где вы были? – закричал он, и глаза у него были бешеные. – Я тут чуть не умер! Где вы пропали? Хоть бы записку написала, когда уходила.

– Успокойся, мы ездили за продуктами, – ответила я. Сейчас я чувствовала себя такой старой, не было сил даже на то, чтобы злиться.

– Успокойся! Успокойся! Ты забрала ребенка, и вы исчезли на полдня, – продолжал кричать на меня Роберт. На него это было совсем непохоже.

– Тихо, малышка спит, – пробормотала я, – лучше помоги мне с покупками.

Увидев спящую Олю, он замолчал, но вид у него все еще был взбешенный. Я осторожно взяла малышку на руки и занесла в квартиру. Положила на диван, на котором спала сама, и осторожно, стараясь не разбудить, сняла с нее ботиночки, шапку и куртку. Укрыла ребенка одеялом и вышла. Роберт метался по кухне, пытаясь заварить чай.

– Дай мне, – сказала я, забирая у него горячий чайник. – А то еще обожжешься. Где Игорь?

– Поехал вас искать, – ответил он тихо, садясь за стол.

– Искать? А ты не подумал, что я уже взрослая и в Торуне бы не потерялась?

– Не знаю, Аня, я просто не знаю, – ответил он так тихо, что я едва услышала.

Я повернулась к нему. Роберт неподвижно сидел за столом, спрятав лицо в ладонях.

– Тебе плохо? – спросила я безразлично.

Меня не волновало его самочувствие. Я уже почти перешла свой предел прочности. Всего три дня назад я была дома, у себя дома. Лежала на любимом диване, смотрела сериалы и попивала коньячок. Боже, как же я скучала по этому сейчас. Как мне всего этого не хватало.

– Послушай, Роберт, может, выпьем? Игорь говорил, у него тут что-то есть. Ну как? – предложила я. От одной мысли у меня слюнки потекли.

Тишина. Он продолжал сидеть в той же позе.

– Нет, мне решительно нужно выпить! – заявила я, обыскивая шкафчики в поисках алкоголя.

В этот момент входная дверь с шумом распахнулась.

– Нашлись? – заорал Игорь.

– Тихо, Ольку разбудишь, – крикнула в ответ.

– Да где вы, к чертям, были? – повысил на меня голос этот щенок. – Мы тут с отцом чуть с ума не сошли.

– Если б с Олей что-то случилось, я бы этого не пережил, – еле слышно прошептал Роберт.

– Ты о чем? – спросила я удивленно.

– Ты совсем из ума выжила? Видишь, чего добилась? Хочешь еще и отца до могилы довести? – заорал на меня Игорь.

– Никого я не доводила, и не смей так со мной разговаривать, говнюк! – Я подошла ближе и встала с ним лицом к лицу.

– Ясно, извините, уважаемая тетушка. А теперь, если тетушка позволит, я покину это изысканное общество и немного посплю, – заявил он с иронией, брызгая слюной мне в нос, и покинул комнату.

– Подожди! – заорала я. – У тебя здесь есть что-нибудь выпить?

Он повернул голову и нехотя посмотрел на меня. Потом снова отвернулся и зашел в свою спальню, нарочито громко хлопнув дверью.

– Тихо, Оля спит, – крикнула я ему вслед.

Через минуту я нашла в морозилке бутылку водки «Абсолют» и разлила по стаканам. Потом полезла в холодильник за апельсиновым соком и обернулась. Стакан Роберта был уже пуст. Сам он сидел прямо, вот только голова опущена. Мой зять был страшен, как смертный грех.

Свой стакан я выпила одним махом, сока уже расхотелось.

Глава 4

Новый день начался с Олиных криков:

– Мама, мама.

– Привет, Оля. Выспалась? – Я старалась улыбаться.

– Де мама? – спросила малышка.

– Мамы нет, милая. Ой, смотри, снег идет. – Я показала в окно.

– Де мама?

Боже, ну до чего же упрямый ребенок.

– Мама болеет! Я же тебе говорила. Она не может к тебе прийти. И папа тоже болеет, – предупредила я ее следующий вопрос. – А давай в твоих вещах порядок наведем, все разложим. Поищем, что бы нам сегодня надеть. Еще мы тебе игрушки из дому привезли – пошли посмотрим.

Я собрала постель, перетащила ее с дивана на кресло и начала потихоньку выкладывать одежду и другие вещи из чемоданов. Оля живо реагировала на каждую мелочь. Она так радовалась, когда видела свои вещи. Честно говоря, я удивилась, что такой маленький ребенок может узнавать свою собственность.

– Это Оли, – выкрикивала она радостно, хватая каждую вещь и прижимая к себе. Через пару минут в ее маленьких ручках уже ничего не помещалось.

– Да, это все твое. А чья это такая красивая блузочка?

– Оли, – подтвердила малышка.

– Хорошо. А давай выберем, во что ты сегодня оденешься. Смотри, какое красивое платьице.

– Не хочу, – наотрез отказалась она.

– А что хочешь? Ты же не можешь все время ходить в том, в чем спала. Давай наденем это платьице! – сказала я строго.

– Не, не хочу! Олеля!

Я бросила одежку и подошла к окну. Погода была ужасная, шел дождь со снегом. Двадцать пятое декабря, Рождество. Я глубоко вдохнула. Это же всего лишь маленький ребенок, подумала я и вернулась к Оле. Всего лишь маленький осиротевший ребенок.

– А посмотри, какие тут у нас мишки красивые и цветочки, ой, а это у нас бабочки или пчелки? Смотри, какие красивые, – попробовала уговорить ее по-доброму.

– Не, не хочу!

– Хорошо, а давай тогда вот эти красивые голубые штанишки и блузку с цветочками? – Я уже почти умоляла.

– Не!

– Что тут у вас происходит? – спросил Роберт, войдя в комнату.

– Проблемы с выбором одежды, – проворчала я.

– А именно?

– Она не хочет одеваться.

– Оля, ты почему не хочешь одеваться? – спросил он у малышки.

– Не хочу! – крикнула та и разрыдалась еще громче.

– Тетя тебя оденет, и мы пойдем гулять, хорошо? – Роберт попробовал подкупить малышку.

– Не, мама!

– Что мама? – не выдержала я.

– Мама дене Олю, – заявила девочка.

– А где ты тут маму видишь? – Я уже кричала.

– Оля, иди к дедушке. – Роберт протянул к ней руки и взглянул на меня с укоризной.

Я поняла, что должна выйти из комнаты, и вышла. В конце концов, это не мое дело. За закрытой дверью плач Оли зазвучал еще громче. Я почувствовала, что мне нужно пойти к ним. Кто, если не я? Мне и не с такими проблемами в жизни пришлось справляться – неужели не справлюсь с маленькой девочкой?

Я вернулась в комнату. Роберт попробовал взять Олю на руки, но та брыкалась и вслепую била ногами. Я подошла к чемодану и высыпала все вещи на пол. Потом выбрала три комплекта одежды: трусики, белье, блузки и разложила их на диване.

– Оля, – обратилась я к ней уже почти спокойно, – посмотри, тут твои вещи. Можешь сама выбрать, во что одеться, а потом мы кое-что сделаем вместе. Поиграем или… – Я не знала, что сказать дальше, и на мгновение растерялась. Чем любят заниматься трехлетние девочки? Какие у них любимые развлечения? – Поедем, посмотрим на что-то хорошее. Но сначала нужно одеться. Скажи, что ты хочешь делать? Может, потом заглянем во второй чемодан? Что-то мне кажется, что там были какие-то мышки и кубики. А еще я там красивую куклу видела. Не знаешь, чьи это игрушки? – Я разговаривала с ней беспрестанно, как заведенная, и сама себе удивлялась, откуда берется этот словесный поток. – Давай наденем вот эти симпатичные штанишки с божьими коровками. Божья коровка, улети на небко… Знаешь эту песенку? А может, знаешь еще какую-нибудь про божьих коровок? Потому что я больше песенок не знаю. Да и вообще тетя у тебя совсем не музыкальная, никогда петь не умела. Может, ты мне что-нибудь споешь? А ты знаешь, что сегодня Рождество? Давай возьмем дедушку и поедем вместе смотреть на большую-пребольшую разноцветную елку. Знаешь, что такое елка? Помнишь, какая елка у вас была в прошлом году? – Горло начало пересыхать, но толк от моей болтовни все-таки был.

Я говорила и делала свое дело. Оля уже была в колготках, штанишках, майке, и я как раз надевала ей блузку.

– Помнишь такое дерево? Красивое, разноцветное, с шариками и огоньками. Ура! – закричала я и облегченно вздохнула. – Мы уже оделись! Теперь можем навести порядок в волшебном сундуке, полном сокровищ! – сказала я, показывая на чемодан с игрушками. Оля тут же начала в нем копаться.

Я бросила на Роберта взгляд, исполненный гордости.

– Экзамен по гинекологии – сущие мелочи по сравнению с этим, – сказала я с усмешкой.

Мы пили кофе и наблюдали, как Оля наводит порядок в своих игрушках. Вдруг, ни с того ни с сего, она сказала:

– Мама, ам, ам.

– Олечка, ты кушать хочешь? – спросила я. Глупый вопрос, учитывая, что мы еще не завтракали. Игорь спал, во всяком случае, не выходил из своей комнаты.

– Да.

– А что ты хочешь? – спросил Роберт.

– Касю, – твердо заявила она. Надо же, какой решительный и самостоятельный ребенок. Знает, чего хочет.

Я приготовила кашу, поставила тарелочку на стол, набрала немного в ложку и поднесла к ее ротику.

– Нее, мама! – завопила Оля и отвернулась от ложки.

– Оленька, но мамы сейчас нет. Тебе тетя кашки даст, хорошо? – уговаривал ее Роберт.

– Не, мама, – ответила Оля с упрямством, которое было нам уже хорошо известно.

– Мама придет позже. Она очень рассердится, если узнает, что ты не позавтракала, – соврала я.

– Я хочу к маме!

– Я тоже хочу к маме, но сейчас ее здесь нет. – Я уже начинала злиться.

– А де она?

Я взглянула на Роберта со страхом и укоризной, а он сидел тихо и делал вид, что его здесь нет. Мужская храбрость! Помог бы мне, ну хоть как-то. Вчера я была сама, сегодня сама…

– Дедушка тебе объяснит, где мама, а я пока покормлю, хорошо? – с предвкушением заявила я.

– Оля, мамочка не может прийти, потому что… – начал Роберт и тут же замолчал. Малышка смотрела на него и ждала.

– Потому что… она очень занята… и… – запинался бедняга.

– Оля, доедай быстренько кашку и поедем искать маму. Но ты должна все съесть, а то у тебя не будет сил ее искать. И мама будет сердиться.

– Хочу к маме!

– Тогда давай ешь, – не отступалась я.

– Не! Мама! – упорствовала Оля. Похоже, мне достался достойный соперник.

– Ну, раз нет, так нет. Тогда я выбрасываю кашку, – сказала я спокойно и пошла к раковине.

– Аня, что ты делаешь? – спросил Роберт, устало уставившись на меня.

– Ничего, если не хочет, пусть не ест.

– Да ты что? Это же ребенок. Ей надо поесть.

– Когда проголодается, поест.

Он посмотрел на меня испуганно. На самом деле я понятия не имела, могут ли такие дети заморить себя голодом из-за стресса, от упрямства или отчаяния. Но что-то мне подсказывало, что Оля зла себе не причинит. Что она сильнее, чем все мы, вместе взятые, и умнее, чем нам кажется. Я выбросила кашу и помыла мисочку. Потом налила себе чаю.

Тут меня озарило. Я кинулась в прихожую и отыскала в сумке фотографии, которые забрала из дома Госи.

– Оля, иди сюда, я тебе что-то покажу, – позвала я, а когда девочка прибежала, я устроилась в кресле и усадила ее на колени.

– Смотри, – показала я фотографию, на которой она была с родителями. – А кто это?

– Оля, – ответила малышка, показывая пальчиком себя на фотографии.

– А кто еще?

– Мама.

– И..?

– Папа!

– Так, это ты, мама и папа. Видишь? Вот они, на фотографии, тебе улыбаются. Они тебя очень любят. Мама тебя любит, и папа тоже любит. Но они не могут быть сейчас рядом с тобой, потому что они на небе у Бога и прийти не могут, – объясняла я ей, глядя на Роберта. В его глазах я видела страх. Я сама ужасно боялась, но когда-нибудь мы должны будем ей это сказать.

– У Бози? Мама и папа у Бози? – спросила Оля.

– Да, родная, у Бози, – выдохнула я. Оказывается, этот ребенок уже знал кое-что о религии.

– Оля тоже к Бозе? – заявила она.

Конечно, можно было предвидеть, что она тоже захочет пойти к Богу, как и ее родители.

– Нет, это не так просто. Бог сам решает, кто к нему пойдет и когда, – ответила я.

– Оля сильно плоси! – сказал ребенок. На мои глаза навернулись слезы.

– Когда-нибудь, Оля, ты тоже пойдешь к Богу и встретишься там с мамой и папой. Каждый из нас туда пойдет.

– Тетя?

– Да, Оля, и тетя туда пойдет.

– Когда?

– Этого никто не знает.

– А Бозя?

– Может, он и знает, вот только нам он не скажет.

– Почему?

– Потому что Бог обиделся на тетю много лет тому назад, дорогая! Но когда-нибудь придет тот день, когда мы все встретимся.

– Оля, Аня, смотрите, снег идет, – позвал нас Роберт.

Оля побежала к окну, а у меня камень с души упал.

Остаток праздничного дня прошел без особых проблем. Вечером тихий стук Роберта вырвал меня из дремы. Оля спала на диване, а я сидела перед телевизором.

– Смотришь? – спросил Роберт, заглядывая в комнату.

– Нет, просто сижу.

– Может, хочешь чаю или еще чего-нибудь? Ты вообще ужинала?

– Нет, сейчас на кухню прийду.

Я не сразу смогла встать с кресла. Должна признать, Оля меня замучила.

Чтобы присматривать за таким маленьким ребенком, нужно иметь отличное здоровье. Я потянулась, поправила одеяльце на спящей Оле и вытащила собачку из-под головы девочки. Она ее все время с собой носила. Только когда мы выходили из дома, удалось ее убедить, что собачку лучше оставить. Она и имя щенку придумала – его теперь Гав-гав звали.

Когда я зашла на кухню, то увидела, что Роберт и Игорь сидят за пышно накрытым столом. Такой приятный сюрприз!

– Ой, я, наверно, квартирой ошиблась, извините, – сказала я с улыбкой.

– Тетя, сегодня же праздник, Рождество, – напомнил мне Игорь.

– Вы что, сами все наготовили? Бутербродики. Салатики. Глазам не верю! Рыба? – Я не могла прийти в себя от удивления.

– А что, шикарно должно получиться. Разве нет? – с гордостью произнес Игорь.

– Я же говорил, что у нас рыночная экономика. Даже в рождественский вечер найдется ресторан, где продают навынос, – вернул нас Роберт с неба на землю.

– Не так мы должны были праздновать, – грустно сказала я, садясь на стул и накладывая себе рыбу по-гречески.

– Да, Аня, не так, – меланхолично поддакнул Роберт.

Ну, я бы точно праздновала по-другому. Лежала бы на диване перед телевизором, как и все последние месяцы, выпила бы море спиртного, проглотила десятки таблеток и была бы совсем не рада услышать телефонный звонок. Да, это была моя жизнь. По крайней мере так она выглядела еще пару дней назад. Все было так, как должно быть, – я отдыхала в отпуске за свой собственный счет.

– Нам нужно обсудить, что мы будем делать дальше, – сказал Роберт, выводя меня из задумчивости.

– Что именно? – спросила я, делая вид, что не понимаю, о чем речь.

На самом деле я не хотела ничего знать: догадывалась, к чему он клонит, и не хотела этого слышать.

– Магда выйдет из больницы через три-четыре недели. К сожалению, появились определенные осложнения, о которых мы тебе не говорили.

– Осложнения? Да что там могло осложниться? Я всегда считала, что инфаркт есть инфаркт. А что врач говорит?

– Аня, не знаю, хочешь – сама у него спроси. А вообще я не об этом хотел поговорить. Пора нам отсюда съезжать.

– Конечно, – перебила я его. – Мне не во что переодеться, я не знаю, что происходит дома. Выскочила в чем была, а сколько уже прошло? Три дня?

– Аня, ты можешь взять к себе Олю? – попросил Роберт, словно о какой-то мелочи: сигарете, стакане воды или денег в долг дать. Я дар речи потеряла. Не могла выдавить из себя ни слова.

– Когда Магда выйдет из больницы, она все равно будет слишком слаба, чтобы за ней присматривать, – пытался он мне объяснить. – Я должен возвращаться в Варшаву, у меня там куча неотложных дел. Игорь займется похоронами, и, ко всему, мы не представляем себе, как заботиться о таком маленьком ребенке.

«Ага, а я, можно подумать, представляю?» – хотела спросить его, но голос куда-то пропал. Я сидела с полным салата ртом и не могла ни прожевать, ни выплюнуть. Просто тупо глазела на скатерть, а голова шла кругом.

Да какое право он имеет просить меня об этом?! Он вообще понимает, о чем говорит? Я должна взять себе Олю? Забрать к себе домой? Да я же не представляю себе, как надо заботиться о детях. Вообще не представляю. Я и о себе заботиться не умею – вон, за два месяца довела себя до ручки, а они мне хотят такую малышку доверить. И как надолго? На месяц? На год? Я им что, камера хранения? У меня своя жизнь. Да, она пустая и бессмысленная, бесцельно потраченная, но пусть уж такой и остается.

Все во мне бунтовало и кричало, но где-то в глубине души я понимала, что должна это сделать. Такова реальность. У меня нет выхода – придется взять на себя заботу об Оле, пока Магда не придет в норму.

– Извините, но я пойду полежу, – сказала я им и пошла в «свою» комнату.

– Аня, Аня, пожалуйста! Нам надо поговорить! – кричал Роберт.

Бесполезно. Я ввалилась в комнату, заперла дверь и просидела там до утра. Да, я не вышла бы, даже если бы начался пожар, даже если бы лопнул мочевой пузырь. Я не хотела ни с кем разговаривать.

В ту ночь я почти не спала, лежала на кровати и крутилась с боку на бок, но осторожно, потому что рядом спала Оля. Я попробовала представить себе ее в своем доме и в своей жизни, но понимала, что там ей не место. Однако факты были неумолимы – я единственная, кто сможет о ней позаботиться, пока бабушка болеет. Потом Магда за ней присмотрит – она всегда была прекрасной матерью, станет и отличным опекуном для внучки.

У Игоря мы прожили до Нового года. Я ничего не ответила Роберту, не сказала ни «да», ни «нет», несколько долгих дней держала его в неуверенности, но к Новому году все же приняла решение.

– Я сегодня домой еду, – сообщила я утром, когда открыла двери комнаты и встретила Роберта в коридоре. И добавила через секунду, отвратительно долгую секунду: – С Олей.

– Не обязательно ехать сегодня, – сказал он, даже не пытаясь скрыть облегчения.

Я отвернулась на мгновение – мне показалось, что в комнате проснулась Оля.

– Спасибо, – робко пробормотал он мне в спину.

– Только на два, максимум, три месяца, – твердо заявила я, глядя в стену.