Текст книги "Первый день вечности"

– Нет. – Любимый замялся, словно размышляя, говорить ли мне все или утаить половину информации, как он поступал обычно. Видимо, в этот раз он решил не скрытничать. – Я уже некоторое время копаю под одного дельца. Не будем называть имен: тебе ни к чему проблемы. А он в ответ решил «приглядеть» за мной. До сих пор я удачно уходил от слежки. У меня везде свои люди, так что было не слишком сложно. А сегодня я расслабился, вернее, я понимал, что тебе я нужен. А ради тебя я готов совершать любые безумства. Даже если это будет стоить мне… репутации.

Я догадалась, что Женя перестроился на ходу. Он собирался сказать что-то другое, но ужас, застывший в моих глазах, заставил его подобрать более мягкое слово вместо того, что так и вертелось на языке. Даже про себя я не решалась произнести его, боясь накаркать беду.

Я уставилась в окно.

Весенние оптимистичные пейзажи пролетали мимо на скорости сто сорок километров в час. В «ягуаре», который Женя использовал, когда собирался на неофициальные встречи, скорость практически не ощущалась. Глаза щипало от подступающих слез. Я не хотела, чтобы любимый видел, в каком я состоянии, хоть и осознавала, что он и без того прекрасно знает: этот день точно не лучший в моей жизни.

Теплая рука легла поверх моей ладони.

– Ксю, не переживай, все будет хорошо, – мягко проговорил Женя. – И с сестрой, и со мной.

– Я знаю, – всхлипнула я. Уверенности не было, да и не могло быть в сложившихся обстоятельствах.

– Не знаешь, – Женя словно прочитал мои мысли, – но ты должна верить.

– Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня.

– Будем надеяться, что мне показалось и мы имели дело не с чокнутым папарацци или сыщиком. Но если все же это так, у меня есть один план, как избежать нежелательных последствий.

– Какой?

– Вначале я должен обсудить кое-что с Севой.

– Мне бы стало намного легче, если бы ты сперва поговорил со мной, – призналась я.

– Ладно. Твоя помощь тоже понадобится, – кивнул Женя, не отрываясь от дороги, изумрудной лентой раскинувшейся перед нами. – Если наше с тобой фото появится в газетах, ты представляешь, что подумают люди? Я – известный журналист. Ты – вчерашняя школьница. В лучшем случае общественное мнение приплетет мне домогательства. А в худшем? Найдутся те, кто скажет, будто я воспользовался твоей неопытностью и за определенные… э… услуги свел тебя со своим другом-фотографом. А ты, желая стать моделью, просто не могла мне отказать. В таком случае моей карьере конец. Кто поверит в разоблачения, которые я делаю, если у меня у самого… рыльце в пушку? Кто, вообще, захочет их читать?

Я кивнула. Все это мы уже не раз обсуждали, но никогда с такими подробностями.

– Придется, – продолжил Женя, – давать опровержение. Мол, ничего такого не было и быть не могло. Мы просто друзья и все такое. Естественно, ты тоже попадешь под прицел журналистов. А учитывая твою известность, сенсация получится еще та. Но ты модель, а значит, любые скандальные связи только поднимут твой рейтинг. В вашем бизнесе – чем больше скандалов, тем лучше. Но я не могу в этом участвовать, понимаешь? – Он посмотрел на меня, словно извиняясь. – Если Сева согласится, мы выставим все так, будто ты встречаешься вовсе не со мной, а с ним. Модный фотограф имеет право и на причуды, и на романы со школьницами. Это не страшно и всем привычно. К счастью, тебе уже семнадцать, а значит, закон в данном случае не нарушается. Ну а этот несчастный снимок… Случайность… Дружеский акт… Скажем, что я всего лишь выступил в роли твоего утешителя после вашей бурной ссоры. Как и любая девчонка, ты первым делом побежала к лучшему другу своего парня, чтобы выяснить, в чем проблема. Наши объятия вполне могут сойти за дружеские, – повторил он и кивнул, словно пытался убедить прежде всего самого себя.

Я шумно выдохнула. Как быстро в его голове созрел план! Отчего-то вдруг стало очень обидно. Выдать меня за девушку Севы! Возмущение плескалось внутри, готовое вот-вот вырваться наружу. И все же слабенький голос рассудка упорно твердил, что любимый прав. Так будет лучше для всех. Репутация Жени останется незапятнанной, в то время как наши с Севой рейтинги наверняка поползут вверх. Индустрия моды просто обожает интимные скандалы, а вот в политике для них места нет. Уже через минуту я взяла себя в руки. К счастью, ничего лишнего я сказать не успела.

– Ксюнь, я понимаю, что все это не очень приятно, и постараюсь придумать, как минимизировать потери, – извиняющимся тоном добавил Женя. Он, как обычно, безошибочно угадал мое настроение.

– Не надо ничего придумывать, – оборвала его я. – План отличный. Небольшая шумиха вокруг моего имени не повредит. А с ролью девушки Севы я справлюсь. Это не сложнее, чем позировать вниз головой. Уверена, агент придет в восторг от идеи немного потрепать мое имя в прессе.

Я, скорее, почувствовала, чем услышала, как Женя выдохнул с облегчением.

Все оказалось хуже и куда сложнее, чем я предполагала. Проблемы ударили сразу со всех сторон с такой мощью, что сопротивляться их шквалу обычной старшекласснице было явно не по плечу. Состояние Леры вызывало у врачей огромные опасения. И дело было не столько в физическом состоянии сестры, сколько в душевном. Пока она находилась без сознания, мы молились, чтобы она пришла в себя. Но когда сознание вернулось, стало ясно, что их отношения с покойным Олегом были куда серьезнее, чем мы полагали. Лера впала в глубокую депрессию, и это мешало ее выздоровлению. Мама практически не отходила от постели больной дочери, а отец начал частенько прикладываться к бутылке. Я больше, чем когда-либо прежде, оказалась предоставлена самой себе. Единственным лучиком света в сгустившейся тьме стал для меня Женя. Хотя, если быть до конца откровенной, Сева и Настя тоже помогали чем могли, не оставляя меня одну и неизменно проявляя участие.

Школу я окончательно забросила, даже не явилась на последний звонок, а от экзаменов получила освобождение по причине какого-то труднопроизносимого диагноза, который сокращался до трех емких букв ВСД. Мне не хотелось видеть одноклассников, читать в их глазах неискреннее сочувствие, бороться с их антипатией и завистью. Не было ни малейшего желания выбирать платье на выпускной и наряжаться, будто Золушка, чтобы проторчать целый вечер в углу какого-нибудь ресторана, заедая стресс булками. На подиуме я ощущала себя вареной курицей и только природному таланту была обязана тем, что такую хмурую модель продолжали терпеть и даже приглашали участвовать в крупных рекламных кампаниях.

Так продолжалось чуть больше месяца. Наступил июль. Синхронизируясь с моим настроением, зарядили бесконечные дожди. Леру выписали из больницы, и теперь, вся в гипсе и расстроенных чувствах, сестра с утра до вечера лежала в своей комнате, пялясь в потолок. Она практически ничего не ела и не пила, спала, только когда мама умудрялась впихнуть ей в рот успокоительное. Обстановка дома была такой, что появляться там стало не меньшей пыткой, чем недавно в школе.

Мне удалось получить приглашение на показ в Нью-Йорк. Я приняла его с таким облегчением, словно мне дали путевку на Луну в один конец. Хотя бы пять дней не видеть убитую горем сестру и трясущихся за ее будущее родителей казалось счастьем.

Женя бросил все свои дела и полетел вместе со мной. Это было вдвойне рискованно после нашей встречи с папарацци в аэропорту месяц назад, но оставить меня одну любимый не решался. До сих пор наши фотографии нигде не появились, и с каждым днем крепла надежда, что так и не появятся, но Измайлов был настороже. Я же не могла думать еще и об этом, предпочтя позабыть все, что только можно, едва моя нога ступила на американский континент.

Встретились с любимым мы, как обычно, в гостинице. Его номер был на другом этаже – еще одна мера предосторожности, которой раньше мы всегда пренебрегали. Тем вечером мы не пошли ни в ресторан, ни бродить по улицам и осматривать достопримечательности. Просто сидели на диване под гудение местного МТВ и целовались до головокружения. Мне хотелось перейти к следующему этапу, но Женя был непреклонен.

– Ты не хочешь меня, – выдохнула я, когда он отстранился и, стараясь выровнять дыхание, облокотился на спинку дивана.

– Очень хочу, моя маленькая, ты даже не представляешь как. Но ты такая молодая, такая хрупкая, такая невинная. Я очень боюсь, что ты пожалеешь об этом или что все выйдет не так, как ты мечтала.

Женя смотрел на меня совершенно серьезно. В карих глазах плескалась такая нежность, что мне становилось больно даже соприкоснуться с подобным чувством. Я сама испытывала нечто подобное. Но одно дело маленькая девочка и совсем другое взрослый мужчина. Я никогда не забывала о нашей разнице в возрасте, молясь, чтобы это стало неважным как можно скорее. Девять лет не так много. Уже совсем скоро мне будет восемнадцать, а ему даже не успеет исполниться двадцать семь. Я официально стану совершеннолетней, а значит, в руках тех, кто мечтает погубить Женю и его репутацию, чтобы спасти свою, цифра в моем паспорте уже не будет таким серьезным козырем, как сейчас. Надо просто потерпеть. Но эти пять месяцев казались сроком слишком долгим.

– Я мечтаю только об одном, – честно призналась я, – чтобы ты стал моим первым мужчиной. Первым и единственным.

– Что ты во мне нашла? Такая яркая, красивая, успешная… Тебе бы найти какого-нибудь актера или спортсмена с идеальным прессом, пережить головокружительный роман на глазах у всего мира. А со мной и моей работой для тебя одни проблемы, сплошные тайны и… – Женя сжал мою руку и снова притянул к себя. Я слышала, как бьется его сердце под тонкой тканью рубашки.

– Ты – лучший, – перебив его, просто ответила я.

– На твой день рождения я устрою для нас романтический праздник. И, если твои чувства останутся прежними… – он не договорил, нежно поцеловав меня в губы. Я замерла в предвкушении. До дня рождения остались все те же пять месяцев. Но он дал мне обещание, которое сделало будущее чуть более определенным.

Нашу идиллию прервал звонок Севы. Он что-то озабоченно говорил в трубку. Я видела, как меняется любимое лицо.

– Что случилось? – Я не была уверена, что хочу знать ответ, но вопрос задала сразу же, как Женя нажал отбой.

– Наши фотографии появились в сегодняшнем выпуске нескольких газет, – сообщил любимый. По его лицу я поняла, что все еще хуже, чем мы опасались. – Мне придется немедленно вылететь в Чикаго, оттуда в Бостон, – выдохнул Женя. – Нас не должны видеть вместе, и мне придется делать вид, что в Штаты я прилетел по делам. Сева завтра приедет в Нью-Йорк и поселится в соседнем с тобой номере. Вам надо будет вместе выходить в свет. Желательно засветиться как можно больше.

Я только кивала, выслушивая план, который мы обсуждали почти месяц назад и который я предпочла бы забыть. Слезы сделали мир смазанным и нечетким, но я не позволяла им вырваться наружу. Вот когда Женя уедет, я дам им волю и прорыдаю всю ночь.

Уже утром на пороге моего номера стоял улыбающийся Сева с букетом роз. Он стучал очень громко, рассчитывая перебудить весь этаж. Его лицо было как раз напротив камеры внутреннего слежения. Когда я открыла, он заключил меня в медвежьи объятия и поцеловал в губы. Очень коротко, почти по-дружески, за что я была ему благодарна.

Когда мы оказались в комнате, друг моего парня тут же отпустил меня, и я вздохнула с облегчением. Слишком уж сильные у него руки. Я даже немного испугалась, что Сева просто раздавит меня.

– Собирайся, – приказал Басаргин. – Я провожу тебя на съемочную площадку и попрошусь посмотреть на процесс. Фотограф – мой давний знакомый. Он не откажет. Зато при случае подтвердит, что между нами что-то есть.

– Неужели это так важно, встречается Женя с совершеннолетней девушкой или нет! Мы же, в конце концов, не в Америке живем. У нас все проще, личная жизнь не мешает строить карьеру, даже если она скандальная. И, вообще, какой скандал? Я не Моника Левински, а он не Билл Клинтон, и мне уже не пятнадцать – быть со мной не противозаконно. Вон Настькиному парню двадцать три, и что-то я не припомню, чтобы у него были хоть какие-то проблемы. А они ведь… – Я не договорила, почувствовав неловкость. Обсуждать интимную жизнь подруги с Севой в мои планы не входило. Закрыв лицо руками, я упала в кресло, не уверенная в том, что смогу пошевелиться. Я не спала всю ночь, убеждая себя, что все будет хорошо и Женя не бросит меня из-за этой дурацкой шумихи.

– Дело не в законах, – принялся объяснять Сева, присаживаясь рядом. – Если бы Женя, как и парень твоей Насти, был простым, никому не известным офисным клерком или, например, фотографом, – Басаргин ткнул огромным пальцем себя в грудь, – то эта несчастная разница в возрасте осталась бы вашим личным делом. Но он занимается тем, что устраивает людям неприятности, причем крупные. У него очень много врагов, и врагов опасных. Малейший промах, и они прижмут Измайлова к ногтю, причем за то, на что не обратили бы внимания в другой ситуации. Их ищейки начнут копать, а потом станут интерпретировать факты по своему усмотрению, выворачивать наизнанку самые невинные вещи. Поднимется шумиха. На его репутации появится пятно. Никто уже не будет верить его разоблачениям. А Женя… Он не переживет, если ему придется бросить все это, заняться светской хроникой или, вообще, забыть о журналистике. Такой уж он человек – хочет торжества справедливости. Свою работу он любит почти так же сильно, как тебя.

– Думаешь, он правда любит меня? – с сомнением уточнила я. Что-то я окончательно раскисла.

– Уверен. У нас нет друг от друга тайн, так что могу поклясться в своих словах. Никогда и ни к кому Женя не относился так, как к тебе.

– Я давно хотела спросить, он… у него… – Я замялась, не зная, как подступиться к интересующей меня теме. Мне не давала покоя личная жизнь моего избранника до нашего знакомства. Как и любая женщина, я стремилась знать малейшие детали его прошлого, но всегда боялась задать прямой вопрос. – Были ли у Жени серьезные отношения раньше? – на одном дыхание выпалила я.

– Один раз, – тут же ответил Сева. Видимо, ничего странного или неприличного в моем любопытстве он не нашел. – Это было курсе на втором, если не ошибаюсь. Ее звали Ольга, она училась вместе с ним и была дочкой одного видного деятеля, которого пристрелили через пару лет после их романа. Они встречались два с половиной года. А потом она захотела замуж. Женя был не готов к столь ответственному шагу. – Сева пожал плечами.

– Что же произошло дальше? – не выдержала я затянувшейся паузы.

– Да ничего. Оля нашла парня посговорчивее и выскочила за него буквально за несколько месяцев. Сейчас у них уже есть ребенок. Короче, до Жени ей нет никакого дела, хотя они остались друзьями и созваниваются на Новый год и дни рождения.

– Ясно. А она… была красивая? – почему-то ответ мне казался очень важным.

– Обычная, я бы сказал. Не уродина, конечно, но до тебя, Котенок, ей было далеко.

– Я не котенок, – привычно огрызнулась я. Мне страшно не нравилось, когда Сева так меня называл. Причину я даже не могла объяснить. Просто слово раздражало. – Когда вырастешь, станешь кошкой, – улыбнулся Басаргин, потрепав меня по макушке.

– Я тебя ненавижу, Тигр, – это прозвище я дала Севе в отместку, но ему, как ни странно, оно понравилось. Конечно, тигр ведь не котенок. Я бы, наверное, тоже не была против.

– Ладно, собирайся, а то мы уже опаздываем.

Последующие четыре дня мы с Севой всюду ходили вместе. Откровенно нарывались на сплетни и делали умильно-удивленные рожицы, если нас кто-то заставал в самых интересных местах. Что нафантазировали ребята из съемочной группы, мне даже представить было страшно. Но ни один из них даже отдаленно не приблизился к истине.

В Москву Сева полетел тем же рейсом, что и я. Он сел рядом со мной, отодвинув моего провожатого аж в соседний ряд, и всю дорогу держал за руку. Мне это не нравилось. Я ощущала себя предательницей, хотя понимала, что Женя сам просил об этом.

Мое терпение подверглось серьезному испытанию, когда мы вышли за пределы Шереметьево и, увлекаемые толпой, направились к стоянке такси. Нам навстречу вылетел папарацци. Откуда он взялся, я не заметила. Тигр, как и положено, отреагировал быстрее котенка и ровно за миг до того, как камера нашего преследователя щелкнула затвором, впился в мои губы требовательным поцелуем. От его медвежьих объятий я буквально задохнулась. Рука сама потянулась вверх – то ли оттолкнуть от себя Севу, то ли дать пощечину. Мой жест был истолкован неверно: он лишь схватил меня за пальцы и с силой сжал их. Было больно… И, как ни странно, приятно. Хотя в последнем я вряд ли решилась бы признаться даже самой себе.

– Что ты делаешь? – прошипела я, когда хватка стальных рук немного ослабла, а лицо моего друга отстранилось на приличное расстояние. Я все еще не могла восстановить дыхание, нервная дрожь пробегала по телу, заливая щеки краской. Никого с камерой рядом с нами уже не было.

– Садись в машину.

Сева приоткрыл передо мной дверь своего «БМВ». Я неуклюже плюхнулась на переднее сидение и, не потрудившись пристегнуть ремень безопасности, откинулась на спинку. Мне хотелось плакать, перед глазами стоял туман.

– Зачем? – не унималась я, старательно глядя в окно.

– Затем, – отрезал Сева, резко выруливая со стоянки. Судя по всему, извиняться он и не думал. – Надо, чтобы наш маскарад смотрелся достоверно, особенно для тех, кто в этом заинтересован. Видела того папарацци? Жене пришлось приложить массу усилий, чтобы он налетел прямо на нас в таком людном месте, как Шереметьево. Было бы не слишком убедительно, если бы мы шли друг от друга за километр.

Я почувствовала себя оскорбленной. Любимый знал о затеваемом спектакле и никак меня не предупредил, хотя только сегодня утром мы разговаривали по телефону. Он сейчас находился в Бостоне и в Москву должен был вернуться не раньше чем через неделю. Сердце ныло, а в голове крутились самые неприятные мысли. Если бы я точно знала, что Женя целует не только меня, я бы, наверное, умерла на месте. А ему все равно!

– Ему это не нравится так же, как и тебе, – словно прочитав мои мысли, сказал Сева. Он положил одну руку мне на плечо. По-дружески, без каких-либо признаков недавней страсти. – Но так надо. Наше фото появится в вечернем выпуске некоторых газет, а светская хроника начнет трепать языками часа через два.

Я молча кивнула и закрыла глаза. Надо было подготовиться к назревавшему скандалу, а главное, к тяжелому разговору с отцом, которому это все наверняка не понравится.

Как я и предполагала, папа рвал и метал. Он видел мои фотографии с Женей, опубликованные несколько дней назад. Читал комментарии некоторых деятелей – врагов моего парня. И когда обнаружил новые снимки в вечернем выпуске любимой газеты, едва не получил инфаркт. Я буквально испугалась за его здоровье, до того покраснело всегда спокойное лицо папы.

– Что все это значит? – орал он на весь подъезд. – Они тебя домогаются? Пристают? Да я засужу обоих! Ты делаешь это для того, чтобы получать работу? Ты спишь с ними? Нет, ответь мне! Я требую объяснений.

Я упрямо смотрела себе под ноги, стараясь не встречаться с разъяренным взглядом родителя. Вот уж не думала, что он настолько старомоден. В конце концов, мне уже почти восемнадцать. В двадцать первом веке девственниц и в пятнадцать не сыскать. Что-то я не слышала, чтобы кому-то из моих бывших одноклассниц читали подобные лекции. Хотя много ли я знала об их семейных скандалах? Настиным предкам, например, было просто не до нее. Они и дома-то редко появлялись, занятые своими вечными поездками, развлечениями и работой. В любом случае, что бы там ни происходило у остальных, сейчас надо было решать собственные проблемы, а я понятия не имела как. Могу ли я рассказать отцу правду или Женя посчитает это слишком опасным? Что мне делать?

Ничего убедительного придумать не получилось, и я решилась открыться родителям до конца. Возможно, если не множить секреты, гроза пройдет стороной.

– У нас с Севой ничего нет и не было, – выдохнув, начала я. – Это было специально для камеры. Все должны считать, что мы встречаемся.

– Зачем? – Отец, далекий равно от политики и шоу-бизнеса, был поражен мои ответом. Судя по выражению недоумения на суровом лице, я поставила его в тупик.

– Я на самом деле встречаюсь с Женей, еще с прошлой осени, – призналась я. Сердце билось о ребра, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди.

– Значит, святоша Измайлов связался со старшеклассницей! Значит, правда все, что говорят о нем в последнее время! Вот как ты нашла свою работу! Благодаря тому, что уступила домогательствам! Потому что он воспользовался твоей юностью, доверчивостью и взамен на некоторые… эээ… вольности подарил тебе твою мечту!

Отец рвал и метал. Я не знала, как остановить бурный поток словоизвержения, который он вылил на моего любимого. А уж от его угроз по коже бежали мурашки, а ноги стали ватными. Даже мать, которая в нашей семье всегда была главной, не вмешивалась в наш разговор, уставившись в окно. Судя по всему, она не разделяла строгих взглядов своего мужа, но ничего не говорила. Я не знала, радоваться этому или, наоборот, переживать еще сильнее. – Помолчи! – не выдержала я. Впервые в жизни я повысила голос на кого-то из родителей. В целом я всегда старалась быть образцовой дочерью. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Я люблю Женю! Люблю! И ни ты, ни кто другой не в силах этого изменить. Без него я не могу жить. Если из-за тебя его карьера рухнет и он меня бросит, ты меня больше никогда не увидишь! Я тогда тебе больше не дочь!

От моих угроз отец замер на месте, а мать тихо вскрикнула, зажав рот рукой.

– Что ты такое говоришь? – Мама вскочила с дивана и бросилась ко мне. В ее глазах стояли слезы, и мне искренне стало жаль ее, но отступать я не собиралась. Сейчас важнее наши с Женей взаимоотношения, чем спокойствие родителей.

– Правду, – невозмутимо продолжила я. – У нас с Женей любовь. Он меня не домогался. Наши отношения никак не повлияли на мою карьеру. И, вообще, если вам это так важно, можете сводить меня к врачу и удостовериться, что я все еще девственница!

Отец заметно остыл. Я не знала, что повлияло на него – мои угрозы или последнее признание. В любом случае он замолчал и отвернулся. Я посчитала это хорошим знаком и продолжила говорить.

– Нас снял один фотограф, когда Женя встречал меня в аэропорту после возвращения из Милана. Отношения со мной не пойдут на пользу его карьере. Мы это понимали и потому придумали, как сбить журналистов со следа. Если всем станет известно, что на самом деле я встречаюсь с Севой, то про гипотетический роман с Женей забудут. А нам с Басаргиным нисколько не повредит, если наши имена пополощут в прессе. Такая реклама всегда приветствуется в шоу-бизнесе. Если вы не будете в это лезть, все обойдется.

– А с чего ты взяла, что мы не будем лезть? Я хочу, чтобы ты зарубила себе на носу! Я не допущу, чтобы имя моей дочери смешали с грязью! Чтобы все кругом думали, будто она… какая-то доступная девица, которая готова обжиматься с каждым, кто предложит! – снова взорвался отец.

– Не позволишь? – от возмущения у меня перехватило дыхание. – У тебя нет права что-либо мне позволять и решать, с кем мне встречаться. А попробуешь – я уйду из дома, – отрезала я.

– Что здесь происходит? – Лера возникла на пороге неожиданно для всех. Она стояла бледным призраком, облокотившись одной рукой на костыль, другой – на стену. Голубая сорочка подчеркивала неестественную белизну ее лица. В спутанных волосах проглядывали перья от подушки. Так плохо сестра еще никогда не выглядела.

– Лерочка, доченька, иди, ложись, тебе вредно нервничать, – запричитала мать, подбегая к старшей дочери.

– Что здесь происходит? – повторила свой вопрос Лера, отмахнувшись от назойливой опеки.

– Твоя сестра встречается с Евгением Измайловым, которому, между прочим, двадцать шесть лет, – заявил отец, скрестив на груди руки. – За это он познакомил ее с другом-фотографом. В качестве… эээ… благодарности за… услуги… Об этом стало известно газетчикам, и, чтобы спасти свою драгоценную репутацию, он теперь заставляет Ксюшу целоваться с другим на камеру, – он перевел дыхание. – Я запрещаю ей даже близко подходить к этому человеку!

– А я говорю, что уйду из дома, если он, – я гневно ткнула пальцем в сторону отца, – станет лезть в мои дела. Моя личная жизнь никого не касается.

От резкости моих слов мать снова вскрикнула, будто ее ударили, но я уже разошлась. Мне стало на все плевать. Меня трясло от бешенства, и я еле сдерживалась, чтобы не начать колотить мебель.

– Пап, остынь, а, – голос Леры звучал устало, будто она не провела целый месяц в постели, а пахала на трех работах без сна и еды. – Я потеряла девственность в тринадцать. Моему парню было восемнадцать. А в пятнадцать у меня была связь с тридцатилетним женатым мужиком. И ничего, как видишь, жива пока.

Отец громко втянул ртом воздух. Он явно не ожидал подобных признаний. Воспользовавшись его замешательством, я проскочила мимо сестры и заперлась в своей комнате. Слезы хлынули из глаз неудержимым потоком. Я вытащила сотовый и набрала номер любимого, чтобы рассказать ему о ссоре с родителями, но в последний момент передумала и повесила трубку. Вначале надо выяснить, что станет делать отец, а потом уж волновать Женю. С него станется прилюдно обвинить моего парня в домогательствах и приплести что-нибудь еще, например, что он воспользовался моим желанием попасть в модельный бизнес и склонил… уж не знаю к чему. Может быть, Женя был прав, когда отказывался сближаться со мной. По крайней мере, сейчас я могла опровергнуть подобные обвинения, если родители окончательно съедут с катушек и решат ступить на тропу войны.

Примерно через час в комнату осторожно постучали. Нехотя я распахнула дверь. Лера едва держалась на ногах. Я помогла сестре дойти до моей кровати и тяжело опуститься на измятое покрывало.

– Отец не станет раздувать шумиху, – известила меня сестра. – Но на твоем месте я не стала бы показываться ему на глаза еще пару дней. Он очень зол и на тебя, и на меня, и на маму.

– На маму-то за что? – удивилась я.

– Ну… – сестра замялась, словно раздумывая, говорить мне или нет. По-видимому, решив, что я достаточно взрослая для подобных открытий, она все же решила рассказать мне все, что произошло после моего бегства. – Мама немного просветила папу о собственном прошлом и в своем стиле надавила на него. Короче, возразить ему стало нечего. Но он все равно очень зол. Мол, имя его дочери будут полоскать в прессе, словно какой-то светской львицы без чести и совести, – она пожала плечами. – Боюсь, тебе придется пережить несколько трудных недель.

Лера даже не представляла, насколько окажется права. Последующие недели были не просто трудными, а по-настоящему ужасными. Правда, отец тут был ни при чем. Нам с Севой пришлось дать весьма откровенное интервью одному знакомому Жени, который знал правду, но оттого не задавал более приличных вопросов. Я краснела минимум от половины.

– Какие отношения связывают вас с известным журналистом Евгением Измайловым? – допытывался он.

– Дружеские, – скрепя сердце, отвечала я. Как и любой девчонке моего возраста, мне хотелось кричать о своей любви на каждом углу.

– Как вы прокомментируете фотографию, которую все мы видели неделю назад в газетах?

– Никак. – Я демонстративно пожала плечами, зная, что каждый мой жест если не покажут по телевизору, то уж точно опишут в комментариях к интервью.

– На снимке видно, как Евгений обнимает вас. Что вы скажете на это?

– В тот день я была очень расстроена. Моя сестра попала в серьезную автомобильную катастрофу, в которой погиб ее парень, она находилась в реанимации. Женя проявил дружеское участие.

– Почему именно он? У вас нет других знакомых или родственников, которые должны были бы встречать несовершеннолетнюю девушку в аэропорту?

– Есть, конечно, но в тот день у меня были вопросы именно к Жене. Поэтому он приехал забрать меня из аэропорта и заодно ответить на мои вопросы.

– Если не секрет, о чем идет речь? Я уверен, общественности будет очень интересно узнать об этом.

– Вам должно быть известно, так как об этом тоже писали в газетах, что я нахожусь в близких отношениях с лучшим другом Жени – Всеволодом Басаргиным. Мы познакомились, когда работали над моим первым портфолио, и с тех пор не расставались, – врала я, чувствуя, что каждое слово, словно яд, отравляет мою кровь. – В то утро мы повздорили по телефону. До меня дошли слухи, будто Сева мне изменяет. Естественно, я захотела выяснить, так ли это.

О бесконечных романах Севы со всем, что шевелится, слагали легенды не только близкие друзья, но и каждый, кто имел хоть какое-то отношение к модельному бизнесу или даже не имел такового вовсе. Мой предполагаемый парень менял девушек примерно три раза в два дня, и лишь наивная девчонка, вчера закончившаяся школу, могла об этом не подозревать. Именно на эту мнимую неискушенность делалась ставка в моем унизительном интервью, и я неплохо играла свою роль. Увы, судя по невозмутимому виду моего мучителя, он не был поклонником актерского мастерства.

– И что вам сказал Евгений? – продолжил он допрос с пристрастием.

– Что это не имеет значения и Сева любит только меня.

– И вы поверили?

– Не сразу. Слишком много на меня свалилось в тот день, и я немного расклеилась. Вот Женя и пожалел меня. – Какие у вас отношения с Всеволодом Басаргиным?

– Любовные. Хотя не такие, как вы можете подумать.

– И о каких же я могу подумать?

– Я все еще девственница.

Этот ответ входил в сценарий, который вчера под покровом темноты привез мне Женя. Мы нормально не встречались с тех пор, как он прилетел из Америки, и я страшно скучала.

Журналист сделал какие-то пометки на огромном листе и, не выключая диктофона, продолжил выполнять свою работу. Теперь его вопросы были столь интимными, что я краснела каждые пять секунд. В любом случае из этой битвы я вышла победительницей.

Севе тоже пришлось дать несколько интервью, после чего мы вместе участвовали в ток-шоу, где обсуждались проблемы отношений в парах с большой разницей в возрасте… Большой? Серьезно? Тигр старше меня всего на восемь лет. Если бы не было так горько, я бы хохотала до колик.

К сожалению, как мы ни старались спасти положение, ничто не мешало прессе трепать имя Жени. Коллеги-журналисты, завидовавшие его успеху, вцепились в него, как настоящие акулы, и не собирались выпускать из зубастых пастей.

Через две недели этого кошмара я чувствовала себя совершенно опустошенной. Мой агент бесился оттого, что я занимаюсь «не пойми чем», вместо того чтобы участвовать в выгодных дефиле и рекламных акциях. Бывшие одноклассники подкарауливали на улице и засыпали вопросами похлеще всех журналистов, вместе взятых. Все соседи от детсадовцев до их прадедов внимательно следили за выдуманными перипетиями моей личной жизни. Но апогеем обрушившихся на меня неприятностей стал визит пожилой, явно богатой женщины с высокомерным взглядом и дисгармонирующими с платьем от-кутюр широкими рабоче-крестьянскими ладонями. Я не сразу догадалась, что передо мной возникла мать Жени. Естественно, в силу обстоятельств, с родителями мы друг друга не знакомили. Увидеть Марианну Арсеновну Измайлову в своем подъезде я ожидала меньше всего.