Текст книги "Первый день вечности"

– Нам надо поговорить! – безапелляционным тоном заявила эта дама. На ватных ногах я вышла следом за ней во двор и, не задавая вопросов, уселась на заднее сидение шикарного «мерседеса», рядом с которым туда-сюда расхаживал какой-то мужчина, как я поняла, шофер.

Марианна Арсеновна устроилась рядом и вперилась в мое лицо испытующим взглядом.

– И что в тебе нашел мой сын? – неожиданно спросила она. – Чем ты, малявка, соблазнила его?

От страха, я понятия не имела, как реагировать. Я была в курсе, что во время скандала Жене пришлось ответить на множество вопросов, в том числе тех, что задавали его родители. Я даже знала, что им врать он не стал. Но я не была готова к разговорам на тему своей любви, тем более со столь агрессивно настроенным собеседником.

– Я не соблазняла его, – пролепетала я.

– Лучше бы уж соблазнила, – скривилась Марианна Арсеновна. – Хоть не так обидно было бы, но ты даже на такую малость не способна. Одни неприятности от тебя.

Я молчала, уставившись на собственные руки с крепко переплетенными пальцами. Чувствовала я себя до того ужасно, что хотелось провалиться сквозь землю, куда-нибудь в Канаду, чтобы никто и никогда не нашел.

– Оставь его в покое! – после внезапной паузы потребовала женщина. – Оставь, пока не испортила ему жизнь окончательно!

– Нет! – Я сама не понимала, откуда вдруг взялись силы противостоять напору матери Жени. Но я была уверена, что никто и никогда не заставит меня отказаться от своей любви. Если только Женя сам решит порвать наши отношения. Но, судя по всему, он был так же далек от этой мысли, как и я. Иначе зачем бы здесь появилась эта несносная дама?

– Что нет? – опешила от моей наглости Марианна Арсеновна.

– Не оставлю. Я люблю вашего сына и не собираюсь расставаться с ним. Я буду делать все, что от меня зависит, чтобы не портить его карьеру, но не оставлю.

– Будешь выставлять себя шлюхой на весь свет, а потом надеяться, что он женится на тебе, как только стукнет восемнадцать? И не мечтай!

Прежде мне никогда не доводилось слышать столько желчи в словах, обращенных ко мне. Да, поистине, Литовцева просто ребенок рядом с этой стервой!

– Я не выставляю себя шлюхой, – спокойно проговорила я. Сегодня я сама себя поражала, и с каждой минутой все больше. – И ваш сын никогда не обещал на мне жениться. Но это не значит, что наша любовь стала от этого меньше.

Не дожидаясь ответа, я выскочила на улицу, громко хлопнув дверью ее навороченного «мерса», и, не оборачиваясь, бросилась к подъезду. Марианна Арсеновна что-то кричала мне вслед, но догонять не потрудилась, за что я благодарила судьбу. Злые слезы уже наворачивались на глаза. Почему-то очень захотелось умереть, но я знала, что это скоро пройдет.

Женя узнал о визите своей матушки в тот же вечер. Не представляю, что между ними произошло, но он, плюнув на конспирацию, бросился прямо ко мне. В руках у него была охапка белых роз. Часы показывали двенадцать ночи, и мои родители уже давно спали. Мы с Лерой пялились в телевизор, каждая думая о своем. Это был первый визит любимого ко мне домой. Я совсем не так представляла себе его знакомство с моей семьей. Но это не имело никакого значения. Я зарылась в мягкую ткань его рубашки, с жадностью вдыхая густой запах одеколона, и старательно не обращала внимания на оторопевшие лица отца и матери, застывших в дверях спальни. Лера что-то прошипела на ухо папе, и после секундного колебания мои родные скрылись в своих комнатах.

Это была лучшая ночь в моей жизни, хоть я и не получила того, что желала больше всего. Мы по-прежнему не были близки физически, но духовно стали во сто крат ближе. Неприятности пошли только на пользу нашей любви, укрепив ее во всех отношениях. Мы сидели в гостиной до пяти утра. Отец каждый час заходил проверить, чем мы занимаемся, и к утру выглядел больным и помятым.

Женя несколько раз порывался уйти, но я не отпускала. Слишком дорого было каждое мгновение, которое мы могли провести вместе, особенно сейчас, когда мы так редко оставались наедине.

Жизнь постепенно начала налаживаться. Даже самым отъявленным сплетникам надоело перемывать нам кости. Кто бы ни расставлял капкан на Евгения Измайлова, в этот раз ему не повезло. Никакого вреда его репутации он нанести не смог. Я вернулась к своей работе. Поступление в институт пришлось перенести минимум на год. За столькими проблемами мне точно было не до экзаменов. Сева улетел в Австралию на несколько недель. Почему-то пиарщики решили, что именно там лучше всего проводить съемки для рекламы шуб. Чем именно занимался Женя, помимо почти ежедневных встреч со мной, не знаю, его работа была для меня тайной за семью печатями.

После всего случившегося мы все стали осторожнее. Любимый больше не летал со мной на каждую фотосессию и не встречал в аэропорту. Мы виделись у меня дома, благо родители вспомнили, что мне давно не четырнадцать, и решили проявить понимание. Но чаще мы встречались на его квартире. Теперь Женя постоянно жил там, так как скандал с матерью закрыл для него двери родного дома, и он не стремился снова их открывать.

Год постепенно подходил к концу. На улицах появились разноцветные елки и блестящие гирлянды. Снег укрыл улицы, припорошив грязь и накопившийся за осень мусор. В конце декабря я в последний раз перед праздниками участвовала в показе. Благо проходил он в Москве.

В тот год я была счастлива. Счастлива по-настоящему, как бывает только в юности. Никакие тревоги не омрачали моего бытия, а все проблемы казались разрешимыми. Я витала в облаках, и реальность никак не могла повлиять на сей факт.

За неделю до Нового года я приехала к Жене на полчаса раньше условленного времени. Дверь его квартиры была слегка приоткрыта. Подобная небрежность моему парню была несвойственна. Я немного встревожилась, но, отбросив в сторону неприятные мысли, смело шагнула внутрь. Из кухни доносились приглушенные голоса. Я тут же узнала мелодичный баритон Жени и густой бас Севы. Парни о чем-то спорили, что для них было совсем не характерно. Обычно отношения между ними оставались ровными и приятными. Я невольно прислушалась к взволнованным голосам.

– Не лезь в это дело, Жека! – почти кричал Сева.

– Успокойся, я не занимаюсь ничем таким, чего не делал прежде! – ответил Женя. Он явно был недоволен тем, что друг сует свой нос, куда не просят.

– Маркин тебе не по зубам! – настаивал Сева. – Если ты не прекратишь сидеть у него на хвосте, это может плохо кончиться. Попомни мои слова.

– Маркин опасен, я и сам знаю. Но ты сгущаешь краски. Он ничем не хуже Воеводина или Лившица. Зато я раскопал отличный, я бы даже сказал, сенсационный материал.

– Вот этого я и боюсь! – Сева ударил кулаком по столу. От резкого звука я невольно подпрыгнула, но моего присутствия никто не заметил. Парни были слишком увлечены своей беседой.

– А ты не бойся. – Я буквально видела, как Женя пожимает плечами. – Тебе-то какая разница.

– Мне есть разница! Ты – мой кровный брат, и я люблю тебя!

Услышав последнюю фразу, я закатила глаза. Вроде взрослые мужчины, а, как малолетние мальчишки, верят во всякие глупости. Историю о том, как в возрасте семи лет они разрезали себе запястья и обменялись кровью, доведя до истерики обеих мамаш, я знала наизусть. По моему мнению, это было обычной игрой, но парни по сей день относились к этому серьезно. Вернее, только Сева, Женя давно считал это детской шуткой.

– Оставь, Сев. Все будет нормально, вот увидишь. Я же везунчик, не забыл? – примирительно добавил Женя. – У любого везения есть предел.

Сева резко встал, уронив стул. Тот с грохотом упал на пол, а торопливые шаги раздались в коридоре. Я кашлянула, заранее привлекая к себе внимание. Почему-то я не сомневалась в том, что слышать их разговор мне не полагалось.

– Привет, Котенок, – поздоровался Сева.

Он был страшно зол. В янтарных глазах плескалась досада, взъерошенные волосы топорщились во все стороны. Судя по всему, Басаргин ночевал у друга и, по свойственной ему привычке, проснулся далеко за полдень. На нем были только обтягивающие джинсы, а верхнюю часть груди и большую часть спины занимала огромная татуировка в виде припавшего к земле тигра. Это было что-то новенькое, прежде такого украшения у Севы я не видела. Я невольно хмыкнула, вспомнив, какую кличку для него придумала. Неужели ему так понравилось, что он решил воплотить ее в нечто более осязаемое?

– Теперь ты тигр в полном смысле этого слова, – не удержалась я от замечания.

– Решил послушаться твоего совета, – мрачно бросил Сева, – и стать чуть больше тигром.

– Я так и подумала, – улыбнулась я, поражаясь мрачному настроению вечно веселого фотографа.

Недавний разговор, которому я случайно стала свидетелем, уже вылетел из моей головы. За спиной друга появился Женя и протянул ко мне руки. Вселенная сжалась до одной точки. Меня не интересовало ничего, кроме нежных объятий и жарких поцелуев.

– Не буду вам мешать, – буркнул Сева, натягивая свитер, неизвестно откуда появившийся в его руках. – Подумай о том, что я тебе сказал, – обратился он к Жене, но тот не отреагировал на его слова, впившись в мои губы. – Ты не знаешь всего, Жека, и лучше оставайся в неведении.

Еще минуту Сева помялся у порога, а потом, махнув рукой, схватил куртку и вышел в коридор. Дверь хлопнула, отгородив нас с любимым от окружающего мира.

Новый год я ждала, словно маленький ребенок. Если бы я все еще верила в Деда Мороза, то обязательно попросила бы его, чтобы наша с Женей любовь не кончалась никогда. Только в этом я видела свое счастье и ничуть не сомневалась, что у нас получится.

Бой курантов, отделивший год ушедший от года наступающего мы встретили вместе, прижавшись друг к другу на его теплом, покрытом пушистым пледом диване. Всю ночь мы любовались мигающими огнями гирлянды, пили шампанское и целовались до черных мушек в глазах. Я буквально задыхалась от нерастраченной страсти и чувствовала, как тает решимость любимого терпеть еще целых шесть дней до моего восемнадцатилетия. К моему огромному разочарованию, он выдержал испытание с честью, не перейдя ни одной из воздвигнутых им границ.

– На твой день рождения я приготовил настоящий сюрприз, – целуя меня в нос, прошептал Женя мне на ухо. – Уверен, тебе понравится.

В этом я не сомневалась. Как и в том, что никто и ничто не сможет мне помешать отпраздновать свое совершеннолетие идеально. Ведь именно в этот день между нами больше не останется преград. Разве может быть что-то слаще, чем принадлежать любимому до самого конца? Я была готова считать часы до шестого числа. И лишь ежедневные встречи помогали отвлечься от того, что волновало сильнее всего.

Утро перед Рождеством выдалось на редкость пасмурным. С неба валил снег, будто предвещал конец света. Деревья превратились в разветвленные сугробы, дворники, отчаявшись справиться с непогодой, попрятались по домам. Машины встали в глухие пробки. Но для меня этот день был самым счастливым. Я буквально летала в небесах, предвкушая предстоящий вечер.

– С днем рождения, любимая! – родной голос разбудил меня в десять утра. Я улыбнулась, едва приоткрыв глаза, и поцеловала телефонную трубку, раз уж не могла прикоснуться прямо сейчас к родным губам.

– Спасибо, – мурлыкнула я и потянулась. Жаль, что он не видел меня в тот момент. Сама себе я казалась очень сексуальной, несмотря на растрепанные со сна волосы и отсутствие макияжа.

– Я люблю тебя. И хочу эгоистично пожелать, чтобы ты отвечала мне взаимностью.

– Я тоже тебя люблю, – выдохнула я. – Во сколько ты заедешь?

Как же мне хотелось, чтобы он ответил: прямо сейчас. Но я знала, что у него есть дела даже в праздники.

– Извини, маленькая, тебе придется самой приехать ко мне. Сева будет ждать у моего подъезда ровно в восемь и отдаст запасной комплект ключей. Я, к сожалению, вынужден буду задержаться. У меня важная встреча.

– И когда ты вернешься? – капризным голосом спросила я. Разочарование затопило меня с головой, и я едва удерживалась на плаву, чтобы не сорваться на плач. Это было бы глупо и неуместно. Я по опыту знала, что бывают форс-мажорные ситуации, когда приходится жертвовать личными планами ради поставленной задачи.

– Не знаю, любимая, – честно признался Женя. – В любом случае, когда я приеду, ты не пожалеешь о том, что потратила время на ожидание. Обещаю тебе…

Я весь день торчала перед зеркалом. Слава Богу, у меня не было толпы любящих друзей и родственников, которые бы наперебой поздравляли с днем рождения, отвлекая от действительно важных вещей и мыслей о том, что произойдет этой ночью. Я так нервничала, что макияж пришлось накладывать трижды, и результат мне все равно не нравился. Я сомневалась, что мандраж вызван исключительно естественным волнением каждой девушки перед первой в жизни ночью любви, даже если она заранее запланирована. В памяти невольно всплывал подслушанный две недели разговор и резкие слова предупреждения, которые бросил Сева. Я очень жалела, что проявила любопытство. Наверное, теперь любая отлучка Жени будет вызывать у меня истерику.

Ровно в семь я вышла из дома. Снег валил как из мешка. Дойдя до метро, я раз двадцать чуть не утонула сугробах и примерно столько же поскользнулась на заметенном пургой льду.

Подземка встретила меня привычным шумом, толпой суетящихся людей, спешащих по домам или клубам отмечать Рождество, и обычным для метрополитена запахом мазута, который в детстве мне очень нравился. У дома Жени я была без двух восемь. Точность – вежливость королей, как любил повторять мой отец. Я никогда (ну или почти никогда) не опаздывала и очень этим гордилась. Сева уже ждал под дверью. В его пальцах дымилась сигарета. В черных волосах поблескивали снежинки. Куртка была расстегнута нараспашку, словно Басаргин вообще не чувствовал холода, кусавшего за нос всех остальных.

– Привет, Котенок, – улыбнулся Сева, увидев меня прежде, чем я вышла под свет тусклого, разбитого вандалами фонаря.

– Я не котенок, – привычно огрызнулась я, испытывая легкое раздражение. Неужели нельзя обойтись без дурацких кличек даже в мой день рождения!

– Ну, ладно, ладно. Здравствуй, Ксения! Так лучше?

Губы искривила немного ироничная улыбка. Ветер подул в мою сторону, принеся с собой стойкий запах перегара. Сева, как обычно, перебрал с выпивкой. Так что удивляться его странному юмору не приходилось.

– Ключи давай!

Я протянула руку ладонью вверх. Давно минули времена, когда я робела перед знаменитым фотографом. Он превратился в близкого друга, и, как бы мне ни было за это стыдно, я с ним целовалась, а весь мир считал нас чуть ли не любовниками.

– Держи, – Сева спорить не стал, и я отчетливо поняла, что он торопится.

– Очередное свидание? – поинтересовалась я скорее из вежливости, чем испытывая любопытство.

– Типа того, – неопределенно ответил Сева.

Я безразлично пожала плечами и шагнула к подъезду. Сегодня у меня были дела поважнее, чем слушать об очередной пассии неутомимого Казановы, как в шутку друзья называли Басаргина.

– Приятно провести ночь, котенок, – поддразнил меня Сева, когда входная дверь уже захлопывалась за моей спиной. Я была ужасно рада, что румянец на моих щеках не заметил никто, кроме обшарпанных стен лестничной клетки и дремавшего в углу бомжа, не просыхавшего с самого Нового года, скорее всего, еще восьмидесятого.

Я быстро поднялась на восьмой этаж, напрочь проигнорировав лифт. В моем возбужденном состоянии мне казалось, что старомодный агрегат ползет, словно обкурившаяся черепаха. Ключ отказывался попадать в замочную скважину, но я была настырнее и с пятой попытки все же засунула его куда следует.

В уютной прихожей было темно. На стене красным огоньком мигала сигнализация. Я быстро отключила ее, набрав на специальной панели необходимый ряд цифр.

Оглядев себя в огромном зеркале, я осталась вполне довольна. Платье, которое мне подарили на одном из показов, очень шло моей фигуре и придавало всему облику некоторую распущенность. Я уже усвоила, что лучшее сочетание – это невинность, скрытая под маской напускной сексуальности. Сегодня за не имением чего-то более существенного я решила использовать свой любимый прием по полной.

В гостиной стояла высокая живая елка и пахло хвоей. Разноцветные шарики и переливающаяся мишура привносили атмосферу праздника. Я вспомнила, как мы с любимым целовались под мерное сияние фонариков в новогоднюю ночь, и на душе тут же полегчало.

Заняться мне было совершенно нечем. Женя запретил расставлять свечи, готовить еду или делать что-то еще. Мой день рождения – это мой праздник, а значит, все должен был организовывать он. Разговор об этом, правда, состоялся еще до того, как ему пришлось срочно отправляться на встречу.

Я тяжело вздохнула. Насколько все было бы проще, если бы Женя работал простым менеджером или фотографом. Ну, моделью или актером, на худой конец. Короче, если бы он не наступал на пятки очень опасным людям и мне не приходилось бы нервничать всякий раз, когда он пропадал из поля моего зрения на пять минут. В такие вот моменты я страшно завидовала несимпатичной Насте, чей парень до сих пор жил с родителями, клянчил у них деньги на пиво и считал верхом экстрима драку в ресторане с соседями по столику.

Минуты текли, словно резиновые. Мне даже казалось, что все часы в доме резко вышли из строя. Стрелки почти не двигались, может, это от того, что я смотрела на них не отрываясь. Через полчаса безостановочного бдения я включила телевизор, надеясь, что он поможет мне расслабиться. Переключив все каналы по очереди и не найдя ничего, что хотелось бы посмотреть, я плюнула на «голубой» экран и ушла в спальню. Там всегда царил полумрак, который не могли рассеять желтоватые лампы, расставленные по периметру комнаты. Плотные шторы отгораживали помещение от внешнего мира, а потолок украшали сверкающие огоньки звезд, складывающиеся в созвездия. Я легла на кровать и прикрыла глаза, погружаясь в мир собственных фантазий. Я любила грезить наяву – так время текло быстрее. Уже давно я не прибегала к подобным трюкам, но сегодня не сдержалась. Слишком напряженным выдался день. Слишком сильно я не любила ждать.

Я вымоталась гораздо больше, чем думала, и незаметно для себя погрузилась в тревожный сон…

Мне снилось, что я бегу по холодной пустой улице между высотными домами в незнакомом районе. Дождь льет как из ведра. Ледяные капли касаются кожи, но я не чувствую холода. Длинное серебристое вечернее платье насквозь промокло и липнет к телу, мешая шевелить ногами так быстро, как мне бы хотелось. Шпильки еще больше замедляют движение, особенно правая (каблук сломался), и я хромаю на одну ногу. Но, несмотря на неудобство, я упорно двигалась вперед, зная, что если остановлюсь хотя бы на секунду, чтобы снять обувь, то опоздаю. Я торопилась, но не так, как бывает, когда опаздываешь на встречу или догоняешь автобус. Казалось, от скорости зависела вся моя жизнь, само существование. По щекам текли слезы отчаяния. Как бы я ни старалась, я не могла сделать невозможное, не могла превратиться в ветер и лететь, подобно ему. Впереди маячила фигура, такая знакомая, что ныло сердце, а скулы сводило от желания немедленно оказаться рядом и впиться в родные губы долгим поцелуем. Женя шел расслабленной походкой, но расстояние между нами неуклонно возрастало. Кажется, я кричала, но он то ли не слышал меня за шумом ливня, то ли не хотел слышать. Я споткнулась и упала, больно ободрав колени. Платье треснуло по шву, но я не обратила на это внимания, быстро вскочив на ноги. Я не сразу осознала, что впереди только пустота ночного двора. Знакомой фигуры нигде не было видно.

Я закричала и распахнула глаза. Сердце учащенно билось о ребра, словно я только что на самом деле пробежала марафон. Дыхание сбилось, ладони стали холодными и влажными. Я громко сглотнула, приходя в себя, и посмотрела на электронные часы на прикроватной тумбочке. На табло горели зеленью цифры – 2:09.

– Женя! – позвала я, судорожно глотая ртом воздух, почти как в недавнем кошмаре. Наверное, любимый уже давно вернулся, но решил не будить меня, посчитав, что мне важнее выспаться. Вот сейчас он войдет в комнату с неизменной улыбкой на губах, и я устрою ему настоящую головомойку за то, что дал мне проспать собственный день рождения, да еще такой важный.

Дверь не открылась, и Женя не появился на пороге. В квартире стояла странная, пугающая тишина, прерываемая лишь навязчивым грохотом басов, долетавших из соседней квартиры. Иногда до меня доносился женский смех и пьяные мужские крики. Кто-то вовсю отмечал Рождество.

Я встала на ватные ноги и побрела к выходу из комнаты. Голова кружилась, сердце отплясывало сальсу. Желудок несколько раз кувыркнулся вокруг своей оси. В квартире я была по-прежнему одна. Я подозревала это с того мига, как открыла глаза, но, убедившись, ощутила не волнение, нет… Скорее, это была самая настоящая паника. Я тяжело рухнула на пол, обхватив колени руками. Прежде никогда Женя не заставлял меня ждать. «Наверное, он звонил или написал СМС, – родилась в голове спасительная мысль. – Но я не услышала незатейливой мелодии мобильного, потому что очень крепко спала». Я снова вскочила и бросилась в прихожую, где одиноко валялась моя сумочка. Найдя телефон, я уставилась на экран. Ни одного пропущенного вызова.

Дрожащими пальцами я нашла номер любимого в записной книжке. Набрать его на память я не могла. Иррациональный страх сковал все мои члены, и я забывала даже дышать.

«Абонент не отвечает или временно недоступен…» Холодный женский голос говорил безразлично, не понимая, какое значение слова имеют для одной перепуганной насмерть девчонки.

Несколько минут я стояла на месте, погрузившись в транс отчаяния. На память пришел недавний сон. В нем я испытывала почти то же, что и сейчас, разве что страха меньше, а тоски намного больше. Пройдясь из угла в угол раз пять, я нервно сосчитала до двадцати, пропустив половину цифр, и, глубоко вздохнув, набрала номер Севы. Больше с моей проблемой обратиться было не к кому. Если что-то произошло с Женей, так кому, как не его лучшему другу, или, как они любили называть друг друга, кровному брату, знать, что приключилось.

Я ждала гудков тридцать, но Сева не ответил. Я пыталась успокоить себя, раз за разом повторяя, что Басаргин либо не слышит звонка, кувыркаясь в объятиях очередной красотки, либо пьян в стельку и спит крепким сном невинного младенца, но логические доводы сегодня не действовали.

Еще недавно время тянулось, словно резиновое, теперь же оно понеслось галопом. Половина третьего… Три… Полчетвертого… Четыре…

Каждые пять минут я звонила по очереди то Жене, то Севе, но результат был прежним. Телефон любимого был выключен, а его друг не отвечал. Если два часа назад меня с головой накрыла паника, то сейчас это был настоящий нервный шок. Я либо сидела, уставившись в одну точку и ни о чем не думала, прислушиваясь к бешеному галопу сердца, либо металась по комнатам, включая и выключая свет. Раза три я выходила на лестничную площадку. Один раз даже выскочила на улицу, прямо в платье и тапочках.

В пять я схватила пачку сигарет и впервые в жизни закурила. Отец и Женя любили говорить, что никотин успокаивает нервы. Прежде я в это верила, но сейчас решила попробовать. Кроме кашля, который не останавливался минут десять, я ничего не почувствовала. Я вытащила из бара бутылку коньяка. После одной стопки голова закружилась, а паника подкатила буквально к горлу. Я снова взяла телефон и начала безостановочно звонить Жене, примерно раз в десять минут отвлекаясь на Севу. Вскоре и второй абонент стал недоступен. Я знала, что сама довела аппарат друга до разряженной батарейки, но мое состояние от понимания сего факта не улучшилось.

В шесть наконец легли спать неугомонные соседи. Стихли басы и смех. Я осталась совершенно одна со своим горем. Никогда не думала, что в огромном мегаполисе можно быть такой одинокой. Я больше не металась взад-вперед и никому не звонила, просто сидела, сжавшись в комочек в огромном кресле в гостиной, и тихо плакала. Я ждала новостей и рисовала в уме ужасные картины. Я знала, Женя не оставил бы меня одну в день рождения, если бы не случилось что-то очень плохое. Как хорошо, что в юности мы не обладаем достаточным багажом знаний и жизненного опыта, которые позволяют людям более зрелым выдумывать катастрофы и апокалипсисы на ровном месте, в деталях визуализируя их перед мысленным взором. Если бы я имела хоть малейшее представление о реальных опасностях, грозящих каждому, кто вышел из дома, то, наверное, сошла бы с ума в ту ночь. А так мои мысли метались между «мне страшно» и «где же Женя», иногда устремляясь к другим, более взрослым женщинам или страшным дядькам в дорогих костюмах, которые могли сотворить с моим любимым то, не знаю что. Конечно, порой в мою голову заглядывали дикие мысли об автокатастрофах, бандитах, вооруженных ножами или пистолетами, и иных подобных страшилках больших городов. Но я быстро отгоняла их от себя. Подобное может произойти и происходит каждый день с кем-то другим, но не со мной и не с моим любимым мужчиной. Смерть ходит где-то по свету, но не в этом районе, не на этой улице, не рядом с нами.

Город медленно просыпался. В выходной день люди не торопились вскакивать с постели и нестись по своим делам. В восемь утра было почти так же тихо, как в пять. На лестничной площадке залаяла собака, что-то громко бухнуло этажом выше. С шоссе доносились гудки пока еще редких машин. В окне напротив зажгли свет. Где-то далеко проехал трамвай.

В дверь позвонили. Я так увлеклась собственными страхами, что отреагировала не сразу. Сердце пропустило удар, а затем на меня накатила волна облегчения, смешанная со злостью. Пока я бежала в прихожую, сметая все, что попадалось под ноги, мозг строил коварные планы мести за каждую проведенную без сна секунду. Но когда я распахнула дверь, все мысли куда-то улетучились. Не глядя по сторонам, больше ни о чем не думая и ничего не слыша, я кинулась навстречу любимому и уткнулась в широкую грудь…

Грудь была слишком широкой. Сквозь тонкую ткань рубашки просвечивали рельефные мышцы. Одеколон пах чересчур сладко. Распахнутая куртка спортивного кроя была тонкой не по сезону.

Разум отказывался замечать очевидное, сердце отчаянно цеплялось за последнюю надежду. Целую минуту я провела в блаженном небытии, старательно игнорируя многочисленные знаки.

– Мне жаль, котенок, – голос Севы дрогнул.

Я не понимала, о чем он говорит. Я не была уверена, что хочу понять смысл его слишком мягких, но таких жестоких слов. Я подняла глаза. Было очень неловко прижиматься к груди чужого мужчины на пороге квартиры любимого человека. За одну ночь Сева осунулся и постарел не меньше чем на десять лет. В его лице не осталось и следа задорного веселья, которым светились его глаза, когда несколько часов назад он передавал мне ключи. Глаза покраснели и опухли, будто совсем недавно он рыдал. Губы обветрились и потрескались до крови, словно он кусал их на пронизывающем ветру.

Басаргин легко оторвал меня от пола и шагнул в квартиру, плотно притворив за собой дверь. Бережно, как фарфоровую статуэтку, он отнес меня на кухню и, не церемонясь, вынул из шкафа два бокала, наполнив их до середины виски.

– Выпей, – распорядился он, протягивая мне один. Второй быстро осушил сам и закурил сигарету.

Я по-прежнему ничего не понимала. Сознание сопротивлялось изо всех сил. Я будто спала наяву, не до конца осознавая, что творится вокруг. Послушно я протянула руку и взяла свой бокал. Губы обожгла сорокоградусная жидкость, но я заставила себя сделать большой глоток. Как только виски коснулись горла, вернулся дар речи.

– Где Женя? – выдавила я, даже не удивившись, что голос так отличается от моего обычного. Я никогда не говорила так хрипло, словно заядлая курильщица с тридцатилетним стажем.

Сева опустил голову на руки, закрыв полностью лицо. Мне показалось, что его плечи несколько раз вздрогнули.

– Где Женя? – снова задала я вопрос, но в этот раз визгливо, с истерическими нотками.

Сева только шумно выдохнул, будто его ударили под дых, выбив из легких кислород. Он поднял на меня мутные, покрасневшие от недосыпа глаза. Я могла бы поклясться, что их заволокло слезами. Несколько раз мой друг бесшумно открыл и закрыл рот, не в силах сказать то, что должен. – Мне жаль, котенок, – повторил Сева бессмысленную фразу, которую впервые произнес, когда я открыла дверь. – Женя попал в автомобильную аварию. Он не справился с управлением на гололеде и въехал в бетонное ограждение. Со слов очевидцев, машина взорвалась на месте.

Я смотрела на Севу во все глаза. Время остановилось. Он, безусловно, пьян. Насмотрелся страшных фильмов на ночь, а потом спутал с реальностью. Я слышала, что с нашим соседом, алкоголиком дядей Васей, однажды случилось нечто подобное. В жизни машины не теряют управления и не врезаются в ограждения. Не в моей жизни. Это придумывают репортеры, охочие до сенсаций, чтобы было что показать в вечерних новостях, и режиссеры, которым нужно снять кассовый фильм.

Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказать свои опасения за здоровье друга, но где-то очень глубоко внутри крохотная часть моего сознания уже знала: Сева не врет, и он трезв, что не часто с ним случается утром по выходным. Иногда все же такое бывает в реальной жизни. Нечто подобное в сентябре случилось с моей сестрой и ее парнем Олегом. Этого просто не могло приключиться со мной, но произошло с Женей.

Я не сразу поняла, почему заложило уши и кто так громко кричит. Свет померк. Мой мозг накрыло непроглядной чернотой, будто кто-то накинул на него черную ткань. Ледяной холод могилы ворвался в уютную квартиру, заморозив мое тело.

– Ксюша, Ксюшенька, девочка… – шептал Сева, легонько шлепая меня по щекам.

Я лежала на полу, а мир, обезумев, вращался вокруг своей оси так быстро, что я едва успевала удержаться на его поверхности, чтобы не улететь в далекий космос. Говорят, там очень холодно. Именно так оно и было. Не в космосе, нет… по ту сторону жизни. Там, где кончается земное существование и начинается бескрайняя вечность, называемая смертью. В аду совсем не жарко, как пишут в Библии, так кругом лед. Я точно знаю. Я там была…

…Следующие полгода слились для меня в сплошную черную полосу. Я не помнила, как добралась до дома. Остались лишь обрывки воспоминаний… Машина, несущаяся по едва проснувшемуся городу… Большие руки Севы, уверенно держащие руль… Янтарные глаза, полные боли… Две дорожки слез на смуглых щеках… Мамин голос, спрашивающий, что случилось… Лера, замершая в дверях своей комнаты… Слова… Уговоры… Несъедобный бульон, отдающий сырой землей и слишком горячий для моей ледяной кожи…