Текст книги "До самой неизвестности"

Катрин Корр
До самой неизвестности

Пролог

Что такое любовь?

Может, прикосновение?

Да. Оно самое. Когда хочешь касаться человека. Вот так: пальцами, губами… Не боишься нарушить его зону комфорта, просто протягиваешь к нему руку и только регулируешь силу этого касания. Оно может быть легким, едва ощутимым, а может заключаться в настолько крепкой хватке, что после себя обязательно оставит болезненный след.

Любовь – это уважение, искренность, доверие, благодарность и ответственность…

Да чепуха это все! Слышите? ЧЕ-ПУ-ХА!

Можно жениться или выйти замуж за человека, которому вы благодарны, которому вы доверяете, уважаете, чувствуете свою ответственность, но это ничто, когда вы не хотите касаться его! Это не та любовь, о которой каждый-каждый-каждый грезит в самых глубоких и самых потаенных своих мечтах. Это не то чувство, когда хочешь растворяться. Когда хочешь падать в пропасть и успеть схватить того самого, с кем этот полет можно разделить.

Отбросьте все эти благодарности и уважения, что – да! – важны, как колеса автомобилю. Без них он естественно не поедет. Но, послушайте! Ведь можно как в том мультике про семейку Флинстоунов! Просто проделать дыру в днище, просунуть ноги и вместе «топать» в самом охрененном автомобиле, которым владеют немногие. Вот это и есть любовь. Когда без этих чертовых колес, которые всем так нужны, ваш автомобиль едет. Когда все эти правильности в шоке переминаются с ноги на ногу, а вы просто касаетесь друг друга и понимаете, что без этих прикосновений вас разломает на части. Нет, это не похоть. Не сиюминутное желание, которое следует немедленно удовлетворить. Это все аккуратно и бережно. К кончику носа, к краешкам глаз… Именно так и на целую вечность.

Глава 1

Я замерзаю.

На улице ветрено, дождливо, хмуро. Холодный воздух пропитан неприятным запахом поездов. Дышишь им и задыхаешься. Он, как дым от сигарет, проникает в волосы, в кожу, цепляется за ткань одежды. Такой раздражающий, что хочется вылить на себя несколько флаконов с гелем, шампунем, мылом – да, что угодно, лишь бы это зловоние исчезло.

Мои пальцы заледенели. Я прячу их в карманы парки, сжимаю кулаки, но тепла совершенно не чувствую. Откуда ему браться, когда всё во мне как будто засыпает снегом? Я не могу припомнить такого своего состояния. Паршивого, как будто меня обманули.

Поднимаюсь по серым ступенькам в здание железнодорожного вокзала. Голову не поднимаю, капюшон на мне глубокий. До моего отправления еще полчаса, поэтому если останусь ждать на улице – замерзну насмерть. Останавливаюсь у серо-коричневой стены и сбрасываю на пол свою сумку. Я бы присела куда-нибудь, но здесь в просторном холле нет ни одной скамьи. Они все там, дальше, где уйма всяких ларьков с журналами и сувенирами. Но туда я не пойду. У меня как будто все силы остались в той квартире, где на меня, наконец, снизошло озарение.

Грузовики. Они всегда маячили перед глазами.

«Немецкое качество!» – кричат рекламы.

«Мне нравится имя Кирилл, а тебе?»

Футбол.

Аэропорт.

Сколько еще слов, выражений и деталей вынуждали что-то во мне шевелиться? Мое тело и разум инстинктивно реагировали на всё это. Возможно, что я неосознанно тянулась или притягивала к себе эти подсказки. Почему? Потому что восемь лет назад это был он! Тот, с кем я буду девочкой, с кем мой поганый характер превратится в скромную лужицу. Вселенная как будто специально подбрасывала мне их и явно поражалась моему исключительному дебилизму. О, я не удивлюсь, если там наверху делали ставки на мои решения, выигрывая супер-полироль для своих нимбов, чтобы те сверкали еще ярче, ведь я на протяжении длительного времени просто бездействовала.

«Делаем ставки, ангелочки! Кто за то, что эта глупая смертная свяжется с этим человеком до его свадьбы?»

«Ставлю на то, что она сделает это именно в день его свадьбы! Не раньше, не позже!»

«Но, послушайте, ведь мы засыпали её подсказками и знаками. Ваша ставка слишком точна и маловероятно, что сыграет!»

«Бросьте! Сколько лет мы делаем это, а она все никак понять не может очевидного. Вы ведь и сами знаете, что она притягивает к себе сложности. Она никогда не выберет простой путь, а всегда свернет туда, где полным-полно преград. Поэтому, я и ставлю на столь исключительную точность, ведь этот путь окажется самым сложным и тяжелым!»

А спустя время:

«Надо же! Вы оказались правы! Она сделала точь-в-точь как вы и предсказывали! И теперь в вашем распоряжении нескончаемая супер-полироль для нимба и бальзам-ополаскиватель для ваших крылышек, чтобы они всегда были мягкими и шелковистыми! Еще никто и никогда не срывал такой куш!»

И небеса трещат от оглушительных аплодисментов!

У меня едет крыша. Мне хочется топать ногами, кричать и истерить ведь это всё – какая-то гребаная несправедливость! Так не должно было быть, чтобы я своим крошечным мозгом не додумалась послушать себя, свое сердце и просто написать человеку, к которому меня так непреодолимо тянуло! Ну, неужели так сложно было послать свою долбанутую ответственность, у которой не было еще ни рук ни ног, в самую задницу мира и продолжать общаться с человеком, чей взгляд…

Какой же у него взгляд. Он захватил меня еще тогда, восемь лет назад, и надо было, – Катя! – надо было понимать, что это все не просто так. Я чувствую вибрацию в кармане парки и очень надеюсь, что звонит не мама. Здесь по громкоговорителю объявляют о прибытии поездов и если она услышит этот протяжный голос, то я уже никак не смогу правдоподобно врать. Я слишком устала.

На дисплее телефона фотография Иры.

– Привет.

– Привет, Катюш. Ты как?

Хреново.

– Да пойдет.

– Как твои дела?

Погано.

– Тоже так.

Она молчит, я тоже. В моей голове томится образ Кирилла, вроде бы цельный, объемный, а потом раз – и растворяется в воздухе, как табачный дым. И мне не зацепиться за него, никак не удержать, потому что он – не мой. Потому что я опоздала. Потому что как идиотка полагала, что всё делаю правильно.

– Катюш?

– Мм?

– Ты что, плачешь?

Совсем нет. Даже не думала. Хорошо, что капюшон глубокий и я стою лицом к стене.

– Знаешь, я такая дура… Можно смело сказать, что у меня дефицит серого вещества.

– Эй, ты что… Катюш…

Я шмыгаю носом и безразлично опускаю рюкзак на сумку. Конечно же, тот валится на пол, но я не спешу поставить его ровно.

– Все нормально. Я хочу в поезд уже скорее и лечь спать.

– Увидимся же на днях? Позвонишь мне?

– Конечно. Но не завтра.

– Да-да, как сможешь и захочешь… Если вдруг что – набирай, хорошо? Я приеду.

Мы прощаемся и, снова шмыгнув, я прячу телефон в карман. В моем купе занятым оказывается одно нижнее место, напротив меня. Женщина с деловым видом и кучей бумаг не обращает на меня внимания, а сразу принимается за чтение документов. Должно быть готовится к какой-нибудь конференции. Я расстилаю хрустящее белье и наверное впервые не протираю полочки у своего места, столик, ручки от пыли и микробов, которые всегда приводили меня в ужас. Не помню, чтобы когда-нибудь за все мои многочисленные поездки, я поленилась вскрыть огромную упаковку влажных антибактериальных салфеток и пройтись ими по всему, к чему я так или иначе могу прикоснуться. А сейчас всё равно, появятся ли у меня прыщи от грязи, что соберется на моих пальцах, или будут ли в воздухе летать частички пыли, когда я пошевелю конечностями… Всё равно. Мне сейчас так всё равно.

Подключаю наушники к телефону и отворачиваюсь к стенке, чтобы мое заплывшее от не прекращаемых и тихих слез лицо никому не было видно.

Где я была раньше? Что было в моей голове?

«Значит, так и должно было быть» – слышится мне чей-то голос.

Да черта с два! Как обычно, я просто не туда свернула. Все идут своей дорогой, знают её, как будто уже шли по ней когда-то, а я же частенько сворачиваю не туда. И, пожалуй, тогда, восемь лет назад, меня вообще занесло на чужие земли.

* * *

6 часов назад

После ухода Кирилла я долго лежала на кровати и смотрела в белый потолок. Я слышала как яростно завывал ветер, как громкий рев самолетов пролетал над самой головой. Я замерзала в свитере и теплых носках под легким одеялом. Не будь мои мысли одурманены воспоминаниями о прошлой ночи, я бы точно позаботилась о том, чтобы как можно скорее согреться, ведь стоит мне только промерзнуть хорошенько, как я тут же заболевала. Но я продолжала лежать в постели с окоченевшими от холода пальцами на ногах, ледяным носом и слабой дрожью в теле.

Мне не верилось, что я находилась в Перми. По-прежнему мое сознание отказывалось понимать, что несколько часов назад парень из Шереметьево лежал здесь, рядом со мной и молча смотрел в мои глаза.

О чем он думал? Тогда ли появилось это слабое зарождение сожаления, что я заметила перед уходом в его голубых, но вдруг поникших глазах?

Постаравшись взять себя в руки, я, стуча зубами, приняла душ, а после спустилась в итальянский ресторанчик, что находился на первом этаже соседского дома. Нехотя закинула в себя немного пасты, выпила зеленый чай и изо всех сил старалась не погружаться в свои мысли еще глубже.

«Как ты?»

Несколько минут я таращилась на сообщение от Кирилла, потом долго смотрела на его статус «В сети», почему-то отказываясь верить, что он написал мне и ему было до меня какое-то дело.

«Пойдет. А ты?»

«Так же. Что ты делаешь?»

Я огляделась.

«Спустилась вниз, перекусила. Сейчас обратно пойду».

«Я приеду?»

Мое сердце подскочило к самому горлу. Пару минут назад я совершенно не чувствовала холода, согревшись горячим чаем. А теперь снова…

«Конечно».

«Через 15 минут буду».

Я наспех расплатилась за завтрак и пулей устремилась в квартиру. Невозможно было побороть эту дурацкую дрожь в теле, потому что холод и волнение во мне как будто замутили какой-то зажигательный микс. Я растирала ладони, металась от одного зеркала к другому, выпила два стакана воды и как полнейшая идиотка шептала себе, что необходимо успокоиться и вести себя, как взрослая девочка. Мне не шестнадцать лет, чтобы испытывать такие сверх-эмоции, когда от предвкушения встречи с молодым человеком сносит крышу. Мне двадцать семь. Я взрослая. Уже разведенная. Самостоятельная.

– Взрослая, разведенная, самостоятельная…

Домофон издал громкий звонок, и я, на заплетающихся от волнения ногах, побрела в прихожую. Нажав на кнопку, я открыла все двери и снова, как и вчера, точно трусливый заяц, спряталась за выступом у лестницы, прислушиваясь к доносившимся из коридора звукам.

Когда Кирилл закрыл за собой дверь, мое тело как будто покрылось плотным слоем железа. Я не могла ни двинуться, ни моргнуть.

– Привет, – сказал он мне тихо, обнаружив меня у лестницы. – Ты чего?

– Я тут… Ничего. Привет. – Поставив руки в боки и вцепившись пальцами в бедра, я улыбнулась. – Как… Как дела?

Я чувствовала себя глупо. Мне никак не удавалось сжать челюсти так, чтобы не был слышен стук собственных зубов.

– Хорошо. – Кирилл стоял напротив и снова долго и молчаливо смотрел на меня. Этот взгляд прожигал меня, как сигарета салфетку, я понятия не имела, что творилось в его голове и это несомненно вынуждало тревожиться еще сильнее. Я вообще не понимала, как мне удавалось стоять на собственных ногах, когда всё внутри так сильно вибрировало. – Ты не голодная?

– Нет. Я покушала.

Его руки вдруг сомкнулись на моей талии и притянули меня к себе. Теплые, а потом такие крепкие объятия разломали мое существование в ту секунду на самые щепки. Я обмякла, превратилась в губку, которую смочили водой.

Он поцеловал меня. Мои ласточки разлетелись по комнате, тихонько кружили вокруг нас, пели. Я теряла силы, а потом из неоткуда находила их вновь и так миллион раз, пока в какой-то момент не поняла, что мы снова сплелись на этих белых простынях и не можем оторваться друг от друга. Мое сознание отключалось, когда я чувствовала тяжесть руки на своей шее. Меня неумолимо поглощало, тянуло, засасывало куда-то очень стремительно и я нисколько не противилась этой силе. Я открывала глаза и сквозь мутную пелену видела его взгляд: темный, диковатый, страстный и такой… Родной. Между нами как будто собиралась огромная игрушка Лего и каждая деталь в ней была отточена и идеальна. Мое тело болело, ныло под самой сладкой и плавящей всю меня тяжестью. И зависнув на мгновение в космосе, воспарив над вселенной, я глубоко вдохнула горячий воздух с губ Кирилла и провела пальцем по его щеке.

Не отпускающий меня взгляд светился живостью. Кирилл часто хлопал ресницами, тяжело дышал и смотрел на меня так, словно что-то понял, осознал и не знал, как поделиться этим со мной.

– Всё хорошо? – спросила я шепотом.

Кирилл кивнул.

– О чем ты думаешь? Как будто… Как будто что-то не так.

Я заметила, как уголки его губ чуть поднялись. Он осторожно перекатился на бок, но по-прежнему глядел на меня. Молчал. Моргал. Смотрел.

– Когда ты молчишь, я нервничаю. Лучше скажи мне что-нибудь, но только не делай так… Я как будто что-то не то сделала. То есть… Я давно уже не то делаю.

– Все хорошо.

– Мм. – Я увела взгляд в сторону.

– Не понимаю, что в голове творится.

Наши глаза встретились. Я чертовски не хотела, чтобы его возможное сожаление вновь проникло в мои мысли.

– Да. Есть такое.

– Ты думала, что так будет? Что это произойдет?

– Не знаю… Я только хотела увидеть тебя, чтобы… – я нервно усмехнулась, побоявшись признаться в своих странных желаниях. – Почему ты сейчас приехал?

– Захотел. Я не могу не думать об этом, зная, что ты здесь. В Перми, – уточнил он с легкой усмешкой.

А потом мы снова замолчали. Тишина длилась так долго, что стала ощутимо покусывать кожу. Я перевернулась на живот, подобрав под себя одеяло, и уставилась в голубые глаза.

– Если хочешь сказать мне что-то – скажи, пожалуйста. – Я прочистила горло и заправила прядь волос за ухо. – Я ведь больше не приеду сюда.

– Ты уверена? – вдруг резко спросил он.

– Думаю, да… Всё, что случилось, это очень… Странно и неправильно. Чертовски неправильно, но…

– Но?

Я часто заморгала.

– Ты жалеешь?

Кирилл вдруг улыбнулся и опустил веки.

– Ни капельки.

– Тогда, почему ты так смотришь на меня, словно…

– Словно что?

Я – твоя самая страшная ошибка.

– Я всегда такой, говорил уже. Сдержанный, неразговорчивый. Но это не значит, что внутри меня ничего не происходит. Я просто привык держать все в себе.

– Зачем?

Он пожимает плечами.

– Мне сложно осознать, что ты здесь. И всё, что с этим связано… Это что-то необъяснимое. Мне понадобится время… Понимаешь?

– Конечно, – тихонько сказала я, в сотый раз поспешно прокрутив в голове наше знакомство восемь лет назад и то, к чему оно привело на сегодняшний день. – Мне тоже.

А потом он снова резко поднялся с постели, как и несколько часов назад, оставив меня одну с разбросанными подушками. Задумчивое и отстраненное, его лицо все равно наталкивало меня на мысль о глубочайшем сожалении, что спешит нахлынуть сразу же после падения. Пока он поспешно натягивал на себя одежду, подбирая её с пола, я как зачарованная глядела на его грудь и торс, покрытые густыми темными волосами. Я поймала себя на мысли, что этот парень – реальный мужчина. Тот, что был мифом, а теперь стал реальным. Сильный и глубоко-задумчивый, внешне крепкий и (боги!) мохнатый – как раз то, что делает мужчину – мужчиной. Высокий ростом и собственным «я», что остановившись рядом, покажется, будто вот-вот и он просто разломает вас на части. Такому не получится перечить, да и не захочется, ведь он в миллион раз сильнее и одержать над ним верх не удастся в любом случае. Даже не совершая какие-либо наглядные действия, он будет подавлять. И это давление… Оно делает из меня ту девочку, какой я, разве что в мечтах, могла быть. И Кирилл именно такой.

Черт возьми, это ведь он!

– Кушать не хочешь? – спросил он меня, положив на кровать мои вещи и белье.

– Нет. Ты хочешь, да? Там пицца осталась внизу…

Кирилл молча покачал головой и слабо, но по-доброму улыбнулся.

– Уезжаешь?

Он пожал плечами и с ощутимой грустью усмехнулся.

– Это всё так… Катя, это немыслимо. Я в принципе много не говорю, но здесь вообще слов не подобрать. Что это и…

– Я ничего не прошу у тебя. Не надо объяснять мне что-то, я и так все понимаю.

– Что ты понимаешь?

– Это всё, – с нервной улыбкой оглядела я комнату, – можно обозначить одним матом. Одним словом. Не знаю, как это произошло. Вообще всё! Не только то, что здесь было. А с самого начала.

– Я хотел. Не приехал бы сюда, если бы не желал снова тебя увидеть… Но есть вещи, которые я пока не могу себе объяснить. Во сколько поезд?

– В три. – Хотела добавить слова протеста, мол, не стоит меня провожать и всё такое, но в ту же секунду поняла, что Кирилл и подумать о таком не смел. Я прикусила язык. – Иди вниз. Я оденусь и спущусь.

Кирилл молча кивнул и всё с той же импульсивной резкостью спустился на первый этаж, а я же, погруженная в собственную пучину самых необъяснимых мыслей, небрежно одевалась, не в силах увести взгляд от крошечного темного вкрапления на светлом полу. Ко мне неизбежно подкрадывалось чувство утраты. То неприятное ощущение, когда опаздываешь на рейс или забываешь в номере отеля что-то очень важное, а вернуться уже не можешь. Я тряхнула головой, расправила низ туники и на выдохе спустилась на первый этаж.

Он стоял лицом к широкому окну, и мои глаза не упустили возможность хотя бы пару секунд полюбоваться видом его точеной и крепкой фигуры. Но вдруг Кирилл обернулся и оглядел меня поспешным, но теплым, как летняя ночь, взглядом.

– Всё хорошо?

Я кивнула, остановившись на последней ступеньке. Потом со странным порывом спрыгнула на пол и подошла к столу, чтобы налить в стакан воду. Внезапно крепкие руки обхватили меня со спины и прижали к твердому, но чертовски горячему телу.

В этой колющей тишине я едва не подавилась от переизбытка нахлынувших на меня чувств. Мои челюсти сжимались, мышцы лица ныли, ведь я так старалась не заплакать от этой убивающей меня безысходности. Я знала, что потеряла свой шанс восемь лет назад. Я понимала, что человек, о котором вселенная не давала мне забывать, больше никогда не обнимет меня вот так, потому что я всего лишь оставшийся без внимания малюсенький момент из прошлого, не более. Мы поговорили вчера, мы смотрели друг другу в глаза и оба понимали, что ничего изменить уже невозможно.

Возможность быть с этим человеком навсегда для меня утеряна.

– Я хочу обнимать тебя так, – прошептал Кирилл. Он уткнулся носом в мои волосы и громко задышал. Потом усмехнулся.

Ничего не ответив, я просто развернулась к нему и крепко обняла. Мои пальцы впивались в его шею, нос жадно вдыхал самый теплый и уютный запах на свете, а мое сердце то замирало, то вдребезги разносило грудную клетку.

– Напиши мне, пожалуйста, когда сядешь в поезд.

Я промолчала.

– И когда приедешь в Тюмень.

Я усмехнулась.

– Твой запах – теперь мой самый любимый.

Глубоко-глубоко я заревела.

Глава 2

На станции в Екатеринбурге поздно ночью выходит моя деловая соседка. Когда шлейф её сладкого парфюма исчезает из купе, я закрываю дверь на щеколду и отключаю авиарежим в телефоне. Через несколько секунд на дисплее загораются уведомления из «Инстаграм», «Вайбера» и ставшего таким родным WhatsApp. Пять часов назад я всё же написала Кириллу сообщение, хотя совершенно не видела в этом никакого смысла. Зачем ему знать, что я уже в поезде? Чтобы лишний раз не додумывать, а не прибил ли меня какой-нибудь таксист и не закопал в лесу? Я не стала дожидаться ответного сообщения, хотя видела, что статус Кирилла был «В сети». Включив авиарежим, я с жгучей, как самая термоядерная горчица обидой, отвернулась к стенке и пролежала так, пока поезд, наконец, не сделал длительную остановку здесь, в Екатеринбурге.

«Хорошо. Надеюсь, купе женское?»

Я усмехаюсь.

Опять сообщения. Снова буквы создают слова, которые не удастся услышать. Мои глаза закрываются, а мозг ставит пластинку с голосом, который я хочу слушать вечно.

«Я хочу обнимать тебя так».

Челюсти сжимаются. Невозможность получить то, что до крайней степени сумасшествия жаждет тело и разум – разрушает, губит, убивает. Тут же сыпятся сожаления, обиды, жалость к самой себе, а чувство вселенской несправедливости визжит в центре этого жуткого хаоса, что творится во мне сейчас.

«Катюш, спасибо, что ты приехала. Спасибо, что ты есть… Мне нужно время, чтобы всё это осознать и принять что ли. Я не знаю пока, как это сделать. Я многое сказать тебе хочу, но не могу, понимаешь? С тобой я не узнаю себя… Это сложно объяснить. Ты к моей жизни плюс 20 лет прибавила! Я знаю, есть вероятность, что нам придется прекратить общение, но я не хочу, чтобы это случилось. Я не хочу, чтобы это было навсегда… Я хочу знать, что ты, как ты, где ты? Всё, что между нами – какое-то странное, нереальное. Я не могу слов подобрать, потому что никогда прежде даже подумать о таком не смел. Ты космос мой».

Меня обдает теплом. Глаза вновь и вновь проходятся по буквам, а сердце то колотится, то замирает. С этим человеком оно работает именно так.

«Как ты? Думаю о тебе».

Новое сообщение заставляет замереть. Я и подумать не могла, что когда-нибудь буду чувствовать это сладкое волнение, щекочущее кожу, от простой переписки. Хотя, нет. Это не простая переписка. Все это вообще не просто.

«Тоже думаю о тебе. Остановка в Екб».

«Приедешь домой – сообщи мне, пожалуйста. Обнимаю тебя».

«Прижимаюсь».

Я вновь ставлю авиарежим, боясь сама не зная чего. Возможно собственной импульсивности, что может заставить меня написать то, что ему знать не следует.

«Я была дурой! Черт, Кирилл, просто конченой дурой! Из-за моей трусливости и эгоизма я украла восемь лет жизни у человека, который все эти годы пытался примириться с моей вредностью. Я лишила себя и его возможности быть счастливыми! И я упустила тебя».

* * *

Для встречи с Ирой мне понадобилось несколько дней. Она звонила мне, интересовалась делами, самочувствием и предлагала пройтись по магазинам. Полагаю, она и без моей помощи выбрала бы для себя прекрасную осеннюю шапку, однако не в этот раз. Я понимаю, что её катастрофически интересует причина, по которой я нежданно-негаданно отправилась в Пермь, а меня саму буквально разрывает от эмоций и чувств, которыми нужно с кем-то поделиться. Мне это действительно нужно и прежде всего для собственного здоровья.

Мы встречаемся в огромном торговом центре, ходим из одного бутика в другой, пока Ира не находит ту самую вязаную шапку с бело-серым пушистым бубоном, которая так идеально подходит к её новому пальто. После покупок, как и всегда, мы усаживаемся в каком-нибудь заведении и обедаем, пьем ароматные чаи и болтаем о… Привычные темы сегодня вообще не будут затрагиваться, потому что есть одна – чертовски сумасшедшая.

С Ирой мне легко говорить о Кирилле. Точнее, я рассказываю обо всем, что с ним связано, а она только глазами хлопает и есть забывает.

– Охренеть. Просто… Охренеть! – ахает она в изумлении. – Черт… Знала бы, что такое будет, так вино бы заказали!

Я хмыкаю и опускаю глаза в свою тарелку с остывшей пастой.

– То есть, ты хочешь сказать, что все эти годы этот парень из твоей головы не вылазил?

– Нет, он вылазил, конечно, но незамедлительно возвращался.

– Черт! – снова ахает подруга. – Я тут думаю, что моя личная жизнь – полнейшая засада, а тут такое! Божечки, ты все эти годы любила его?!

– Никого я не любила! Просто помнила о нем и всё.

– И почему же ты о нем помнила? – сощуривается она. – Я без всякого, просто ответь: зачем ты искала его страницу в день своей свадьбы?

Поджимаю губы.

– Потому что хотела увидеть его, – честно отвечаю я. Чего врать то? – Я хотела увидеть его глаза, может, хотела убедиться, что его личная жизнь сложилась, как надо.

– Типа, увидеть на его аватарке фотку, где он обнимает какую-то девушку?

Пожимаю плечами и продолжительно вздыхаю.

– Наверное. Не знаю. Не помню. Да и это не столь важно. На данный момент меня мучает кое-что другое. И я думаю, ты прекрасно знаешь, что именно.

Ира едва заметно кивает и уводит взгляд в сторону. На самом деле, я очень жду, что она как следует пройдется по мне. Хочу услышать от неё ругательства, грубости – всё, что угодно, но только чтобы это так или иначе вынудило меня ещё больше осознать степень своей бессовестности. Но подруга молчит. Она с какой-то странной для меня полуулыбкой ест остывший рис с овощами и украдкой поглядывает в мою тарелку.

– Может, уже хоть как-то прокомментируешь то, что я рассказала тебе? – не выдерживаю я. – Ты можешь есть и негодовать.

– Негодовать? – смеется Ира. – С чего это? Думаешь, то, что ты переспала с женатым парнем, должно меня хоть как-то удивить? То есть, я, конечно же, удивлена по самые яйца, если бы они у меня были, но… – Ира замолкает и снова загадочно улыбается. – Я просто знаю тебя, Кать. Ты до ужаса правильная. Да настолько, что блевать иногда хочется.

– Я ожидала другого.

– А чего же? Что я стану разносить тебя в пух и прах, узнав, что ты занималась сексом с чужим мужиком?

– Надеялась.

– И зачем мне это? – улыбается Ира. – Я понимаю, что есть вещи, которые делать никак нельзя, что они предосудительны и всё такое. Но этого не случилось бы, если бы кто-то из вас этого не захотел. И я вижу твои глаза.

– Они красные, я знаю. Не могу толком спать, а когда думаю о том, что было… Я сразу же вспоминаю маму. Черт! Мой папа делал тоже самое, что и Кирилл.

– Я вообще-то не про это. – Ира снова смотрит на меня. – Тебе понравилось.

– Секс? О! – я нервно хмыкаю и прикрываю рукой глаза.

– Он самый. Что скажешь, он был таким же, как и с Димой?

Не знаю почему, но мои губы сами по себе расползаются в довольной улыбке. По правде говоря, мне стыдно за это. Страшно стыдно, но я никак не могу заставить себя удерживать эту виноватую маску.

– Вот видишь, – кивает Ира и выпивает остывший чай. – Твое довольное выражение лица говорит красноречивее любых слов. И всё же… Я хочу знать подробности?! – заявляет моя подруга, потирая ладошки. – Как и что?!

– Фантастично, – отвечаю я после некоторого молчания. – Просто… Я поняла, что это.

– Что? – хлопает Ира глазами. – Оргазм?

– Вообще… Чувство это, когда летишь в пропасть. Когда хочешь, чтобы он был ближе настолько, что мог бы и раздавить тебя. И взгляды… Ира, – обращаюсь я не своим голосом, – ты представляешь, какое значение имеет визуальный контакт?

– Во время секса?

– Это даже не секс… Это что-то другое, я не знаю, как объяснить. Это как будто какой-то свой космос между двумя людьми. Я раньше это воспринимала за физическое действие. Грубо говоря, бессмысленное трение. А здесь просыпается инстинкт. Здесь тело отключает мозг и делает именно то, что серое вещество бы явно запретило. И самое удивительное, что когда этот космос заканчивается – непременно хочется ещё.

– Та-а-а-к. Оргазм прошел и надо опять? В смысле, опять хочется?

Я молча киваю.

– Вау! Послушай, а у тебя же Дима один был, да?

– Угу.

– И как это, когда ложишься в постель с другим? Черт, я не могу пока правильно сформулировать…

– Я поняла, о чем ты. Всё абсолютно по-разному. Совершенно разное отношение к телу, к тебе, к самому процессу… Здесь оно такое диковатое, но в то же самое время очень заботливое что ли. Необузданное и… – Я замолкаю и тяжело вздыхаю, ведь каждое воспоминание той ночи отдается во мне болезненной теплотой. Приятной, согревающей, но слишком болезненной. – Мне очень стыдно за это. Никогда не думала, что сделаю такое, ведь своими же глазами видела, сколько бед это приносит. Но то, что я узнала, каково это вообще – растворяться, исчезать и наслаждаться там, в постели – это бесценно. По крайней мере, теперь я знаю, что это наслаждение действительно существует и никакая не выдумка сумасшедших домохозяек.

– Я тебе завидую. Как же я тебе завидую и ещё миллионы таких же, как и я женщин, которые никогда не получали настоящего удовольствия от секса. Ой, не просто секса, а от целого космоса! Старания моего Паши по-прежнему ничего толкового не приносят. Кроме цистита.

Когда-то я страшно страдала этим недугом, что давал о себе знать каждый раз после близости с Димой. Тогда не было и месяца, чтобы я, содрогаясь от режущей боли, не металась в аптеку за антибиотиком. Помню, даже в четыре утра побежала!

– Так и что дальше? – прерывает мои воспоминания Ира. – Вы общаетесь или…

– Да. На самом деле я думала, что уже всё. Просто… Это такой странный момент был: я видела в его глазах разочарование и сожаление. Мне показалось, что он съел долгожданную шоколадку, а она у него вызвала тошноту.

– Началось! – протягивает моя подруга. – Самобичевание.

– Это не самобичевание, а правда. Жуткая и грязная правда, с которой мне теперь приходится жить.

– Значит, ты сожалеешь о том, что между вами случилось?

Я молчу и вспоминаю голубые глаза. Мои любимые голубые глаза…

– Нет, – отвечаю я тихо и опускаю глаза на свои руки. – Я не жалею.

– Что между вами сейчас?

– Мы общаемся. Переписываемся почти каждый день и, наверное, может показаться, что нам уже и говорить то не о чем, но это не так. Мы смеемся, дурачимся, отправляем фотографии, смешные видео – всё как у близких друзей, понимаешь? Но иногда, особенно ближе к ночи, вспоминаются те несколько часов вместе.

– Тот волшебный и сказочный трах.

Я закатываю глаза и прикрываю улыбку рукой. Моя Ира… Такая Ира.

– Ну, вы то ещё увидитесь?

Отрицательно качаю головой и тянусь к кружке с холодным чаем.

– Нет. Во всяком случае я больше никуда не поеду. Потому что понимаю – это опасно и чревато последствиями.

– Например, снова попрыгать на красавчике-футболисте.

– Ира!

– Что? – веселится она. – У тебя такое лицо, словно ты совершила самую страшную ошибку в своей жизни! Ну, переспали и переспали! Ты же не собираешься трезвонить об этом всему белому свету!

– Ещё чего.

– Вот именно! Улыбайся и радуйся, что в твоей жизни были эти минуты. Когда тебе крышу сносило от удовольствия и ты даже не задумывалась над тем, чтобы изображать из себя пылающую желанием любовницу! Я вот, например, делала это прошлой ночью. И позапрошлой. И ещё черт знает сколько раз. Так вы больше не собираетесь встречаться?

– Нет, – резко отвечаю я. Не хочу даже слабую толику надежды ощущать.

Ира пожимает плечами и подзывает к нам официантку.

– Зря. Раз вы в постели так идеально сошлись, значит, и в жизни должны. А можно нам повторить чай? – с улыбкой спрашивает она темноволосую женщину. – Мы с подругой ещё не наговорились.