Текст книги "Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров"

Число читателей увеличилось… до такой степени, что не только в библиотеках, но буквально на каждом шагу вы встречаетесь с какой-нибудь газетой. Всякий лавочник и приказчик, пользуясь минутой досуга хватается за газету. В мясных лавках и даже на улицах постоянно встречаются их листы, где-нибудь на скамейке присядет с газетным листом какой-нибудь грамотей, и вокруг собирается группа слушателей. Иной с трудом разбирает текст по складам, а все-таки читает, и притом вслух. Политические известия от этого популяризируются чрезвычайно быстро и понятия читателей успешно обобщаются230230
  Цит. по: [Есин 1971: 29].


[Закрыть].

Новый читатель требовал нового писателя. Если журналистика традиционно была прерогативой интеллигенции, то массовая пресса была «укомплектована людьми, не обремененными интеллектуальной традицией» [von Geldern, McReynolds 1998: xviii]. Массовые ежедневные газеты, как, например, «Голос», занимали среднее положение между толстым журналом и так называемыми «народными газетами», намеренно упрощенными для грамотных крестьян и ремесленников. Эти непритязательные издания, в отличие от ежедневных газет общего характера, обычно обращались к читателю свысока, что не способствовало их популярности в социальных кругах за пределами предполагаемой аудитории231231
  Подробнее о газетах для народа см. в [Березина 1965: 40]. Подробнее о стилизации см. в [Есин 1989: 117]. О литературе для народа в целом см. в [Brooks 1985].


[Закрыть].

Для поддержания открытого диалога между газетой и читателем издатель «Голоса» Краевский предлагал подписчикам из провинции присылать для публикации актуальные сведения, связанные с их родными городами и деревнями. Более того, он представил газету как заботливого спутника: чтобы угодить читателю из всех слоев общества, газета даже разрешала подписчикам платить в рассрочку. Краевский подчеркивал важность «деятельной инициативы самого общества» для достижения гражданского духа. Стимулирование этой гражданской активности было самопровозглашенной ролью «Голоса», который «расширил основу того, что составляло “публику”, приглашая все больше и больше разных русских объединяться в орган мнения»232232
  Краевский А. А. Новая газета на 1863 год. «Голос», газета ежедневная, политическая и литературная, издаваемая А. А. Краевским // Санкт-Петербургские ведомости. 1862. № 177; [McReynolds 1991: 30–31]. Британская периодическая печать начала XIX века предлагает интересное сравнение относительно того, как работают техники создания аудитории. Дж. П. Клэнчер пишет: «Периодические тексты и их многочисленные авторы дают нам увидеть новый способ, как “создание аудиторий” означало развитие интерпретационных рамок у читателей и формирование их идеологического сознания» [Klancher 1987: 4]. Я благодарна Энн Лаунсбери, которая привлекла мое внимание к этому источнику.


[Закрыть]. Современники признавали его своего рода конструктом (что всегда неизбежно). Журналист С., например, критично расценивал «Голос» как носителя «готовых “мнений”, пригодных для среднего класса людей»: «Читатели “Голоса” могут чувствовать себя свободными от необходимости размышлять самостоятельно; за них мыслит и рассуждает газета»233233
  С. Типы современных газет. II. «Голос» // Слово. 1879. № 9. С. 169–171.


[Закрыть]. Являясь одним из распространителей общественного мнения, «Голос» действительно отражал средний образ широкой читающей публики в России середины XIX века234234
  С. Типы современных газет. III. «Московские ведомости» // Слово. 1879. № 10. С. 200. Согласно этой серии очерков в «Слове», в 1870-е годы было лишь три газеты, выражавших общественное мнение: «Новое время», «Голос» и «Московские ведомости».


[Закрыть].

В своей самопровозглашенной задаче формирования и выражения общественного мнения «Голос» позиционировал себя между обществом и государством в пространстве, известном как гражданское общество, или, используя термин Хабермаса, «публичной сфере»235235
  По определению Хабермаса, публичная сфера – это «сфера, которая выступает посредником между обществом и государством, в которой общество организует себя как носитель общественного мнения». Модель Хабермаса построена непосредственно на доминирующей буржуазной публичной сфере, возникшей в начале капитализма. [Habermas 1974: 50]. Ср. утверждение Дж. Эли, что «Россия XIX века представляет собой прекрасный контрпример роста публичной сферы» [Eley 1994: 323].


[Закрыть]. Дух Великих реформ требовал, чтобы «“общество” было приведено в контакт со своим “правительством”, если нация хочет следовать курсу Запада после крымского поражения» [Lincoln 1990: 40]. «Голос» отвечал провозглашением «новой эпохи – эпохи согласного действия сверху и снизу»236236
  Краевский А. А. Новая газета на 1863 год. «Голос», газета ежедневная, политическая и литературная, издаваемая А. А. Краевским // Санкт-Петербургские ведомости. 1862. 15 августа. № 177.


[Закрыть]. Если в России традиционно диалог между официальной и частной сферами был мало возможен, то либеральная политика сдержанности Краевского способствовала установлению своего рода шаткого равновесия между ними [McReynolds 1991: 38–39]. В эпоху гражданского пробуждения «Голос», претендующий на то, чтобы говорить от лица среднего сословия, отражал ритм стремительно расширяющейся публичной сферы. Все больше русских хотели принять участие в споре о делах своей нации, и все больше газет предлагали площадки для таких открытых дискуссий. Издатель «Санкт-Петербургских ведомостей» В. Ф. Корш уловил это общее настроение в рекламе своего издания: «Русская газета должна, прежде всего, заниматься русскими делами и интересами»237237
  Корш В. Ф. С.-Петербургские ведомости с 1863 года // Санкт-Петербургские ведомости. 1862. 14 сентября. № 200.


[Закрыть].

В начале 1840-х годов Белинский писал: «Русская литература положила у нас основание публичности и общественного мнения» [Белинский 1953–1959, 5: 653]. В то время как литература определенно продолжала делать это и в следующем поколении, ежедневная газета все больше брала на себя ведущую роль в выполнении этого «гражданского долга». Когда в 1862 году Краевский впервые рекламировал «Голос», он недвусмысленно выразился о важной роли журналистики в обществе: «Журналистика служит у нас едва ли не единственным гласным органом общественного мнения страны и средством заявлять об общественных нуждах»238238
  Краевский А. А. Новая газета на 1863 год. «Голос», газета ежедневная, политическая и литературная, издаваемая А. А. Краевским // Санкт-Петербургские ведомости. 1862. 15 августа. № 177.


[Закрыть]. Похожим образом «Сын отечества» продвигал свой новый облик ежедневной газеты, обещая читателям, что она будет «помогать выработке общественного мнения»239239
  Листок // Сын отечества. 1862. 1 января. № 1.


[Закрыть]. Некоторые ученые считают, что эта тенденция была общей для всех «либерально-буржуазных» газет, которые были в авангарде в 1860-е годы [Есин 1971: 31]. Но что означало общественное мнение? И кто была эта публика? Эти вопросы не были новыми; еще Гоголь задавался вопросом, кто такая русская публика. Это занимало и Белинского, предложившего условный ответ – интеллигенция, публика, которая является «единичной живой личностью, исторически развившейся, с известным направлением, вкусом, взглядом на вещи» [Тодд 1996: 119–123].

В 1859 году журналист и идеолог славянофильства К. С. Аксаков определял культурную «публику» как полную противоположность простому народу: «Публика говорит по-французски, народ – по-русски. Публика ходит в немецком платье, народ – в русском, у публики – парижские моды, у народа – свои русские обычаи»240240
  Аксаков К. С. «Публика – народ», цит. по: [Западов 1973: 321–322]. Впервые опубликовано в газете «Молва» (1857 год, № 36). Газета «Голос» также затрагивала тему различия между публикой и народом; см.: Вседневная жизнь // Голос. 1864. 2 августа. № 211.


[Закрыть]. Аксаков прямо критиковал западнические тенденции, отделявшие образованную публику от простого народа. Даль также определял публику как включающую в себя «общество, кроме черни, простого народа» [Даль 1903–1909, 3: 1403]. Грамотность является маркером в этой оппозиции: читающее среднее сословие является частью общества, в то время как безграмотный народ не является. Главной предпосылкой для допуска в публичную сферу было образование, а не сословие. Другими словами, простые люди (за исключением, может быть, по оценкам, шести процентов грамотных крестьян) были риторически исключены из культурной публики, которая играла центральную роль в процессе построения нации241241
  О центральной роли культурной публики в процессе построения нации см. в [Eley, Suny 1996: 23].


[Закрыть].

То, что публичное мнение всегда отчасти является вымыслом, распространяемым «проводником публичного мнения», также известным как издатель, было, среди прочих, убедительно продемонстрировано Хабермасом [Хабермас 2016: 255, 326]. Но еще задолго до этого журналисты XIX века полностью осознавали его смоделированный характер. В 1826 году Булгарин впервые ввел понятие «общего мнения» – голоса большинства, который ведет толпу и управляет поведением публики – в тайном докладе государству242242
  Н. Д. К истории русской литературы. Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч (Как издатели журналов) // Русская старина. 1900. Сентябрь. № 9. С. 579–581.


[Закрыть]. К 1860-м годам, однако, когда на страницы ежедневной прессы вылилось множество голосов русского общества, соревнующихся за аудиторию, общественное мнение перестало быть государственной тайной. Как заявлял Данилевский, «газеты, следовательно, имеющие действительно общественное значение, суть как бы акушеры общественного мнения, помогающие ему явиться на свет Божий» [Данилевский 1995: 239–240]. Журналист С. предложил другой образ общественного мнения, которым, например, промышляла газета «Голос»: «Общественное мнение должно по необходимости облекаться в чиновничий мундир, чтобы безбоязненно обсуждать многочисленные вопросы, подлежащие обсуждению и решению в соответственных канцеляриях и комиссиях»243243
  С. Типы современных газет. II. «Голос» // Слово. 1889. № 9. С. 168. Интересно, что этот комментатор для олицетворения общественного мнения выбрал государственного служащего. В начале века издатель массового журнала «Библиотека для чтения» О. И. Сенковский сравнивал вкус русского общества с «прихотью беременной женщины». Цит. в [Тодд 1996: 118].


[Закрыть]. Другими словами, общественное мнение «Голоса» отражало мнение его собственной читающей публики, по большей части мелкого чиновничества и купечества. Его конкуренты также культивировали свою собственную аудиторию: предположительно, «общественных мнений» было столько же, сколько и читающих обществ244244
  Подробнее об образовании различных читательских аудиторий см. в [McReynolds 1991: 26; Березина 1965: 38–39].


[Закрыть]. Объединяло это множество публик именно то, что они читали. Один фельетонист, кстати, вскользь приравнял «публику» к «читателям»245245
  Листок // Сын отечества. 1862. № 1.


[Закрыть].

В условиях газетного бума появилась возможность регулярно подавать искусство как новости. Между первой и последней четвертями XIX века публичность художественной жизни выросла в пропорции к выставкам, публикациям и читателям. Приветствуя эту перемену, историк искусства П. П. Гнедич, подписывавший свои фельетоны об искусстве для ежедневной газеты «Новое время» псевдонимом Старый Джон, писал в 1900 году: «Письма, полученные мною, дороги мне не столько как выражение симпатии моим взглядам, но как показатель того, насколько у нас не только среди художников, но и в публике выросла отзывчивость в вопросах искусства»246246
  Старый Джон. Об искусстве // Новое время. 1900. № 8649. Ср. [Warner 1993: 238]. См. также [Crow 1985].


[Закрыть]. Массовые газеты, такие как «Голос» и «Новое время», помогали создать эту недавно ставшую образованной публику, давая ей голос и мнение.

«Фельетон есть хорошая вещь, – писал литератор и критик А. В. Дружинин в ежемесячном выпуске журнала «Современник» в статье «Письма иногороднего подписчика». – Если б наш век не выдумал ничего кроме фельетона, он все-таки не мог бы считаться бесполезным веком». Особенным фельетон делала, по мнению Дружинина, сама простота формы и большое разнообразие содержания. Фельетон был непринужденной текстовой формой, не требующей «ни сюжета, ни глубоких чувств, ни выстраданной оригинальности», что представляло своеобразную аллюзию Дружинина на художественную литературу. Вместо единого повествования фельетон предлагал случайную коллекцию фрагментов на самые разные темы: от театра до художественных выставок и народных зрелищ [Дружинин 1865: 223–225].

К. А. Полевой, один из старших современников Дружинина, писавший для газеты «Санкт-Петербургские ведомости», определял фельетон как «сборник городских новостей, приправленных милыми шуточками»247247
  К. П. Заметки // Санкт-Петербургские ведомости. 1848 год. № 230. Цит. по: [Журбина 1979: 91–92]. Все фельетонисты, упоминаемые в этой главе, были мужчинами, таким образом, мы последовательно используем местоимение «он». Конечно, в русских оригиналах авторы также называли фельетониста «он». Среди немногих женщин, писавших для газет в то время, была Евгения Тур, автор парижских рецензий в «Голосе».


[Закрыть]. Эта рубрика предлагала срез городской культуры, включавший в себя «все: театральные разборы, повести, анекдоты, болтовню гостиных – настоящую всякую всячину, стол со всякого рода блестящими вещицами»248248
  Отечественные записки. 1843. № 26. С. 41. Цит. в [Журбина 1969: 252]. Ср. своеобразный литературный проект, которым увлечена Лиза в «Бесах» Достоевского: в одном томе она намеревается собрать именно тот вид мимолетных «фактов», которые принадлежали газетным фельетонам (пожары, курьезы и т. д.). См.: Достоевский Ф. М. «Бесы» [Достоевский 1972–1990, 10: 103–104].


[Закрыть]. Хотя массовый фельетон обыгрывал знакомые пары противоположностей, такие как Москва – Санкт-Петербург, он не разделял читателей; в этой всеохватывающей форме учитывалось разнообразие вкусов и материалов и в итоге создавался общий культурный опыт, доступный для всей грамотной публики.

Фельетон XIX века был городским явлением, связанным с распространением массовой прессы и расширением публичной сферы в современной столице. Традиционно считается, что фельетон «появился на свет» в одно прекрасное утро в Париже 28 января 1800 года, когда издатель газеты «Journal des Débats» вставил дополнительный лист (франц. ‘feuilleton’) в направлявшуюся в печать газету249249
  Томашевский Б. «У истоков фельетона», в [Тынянов, Казанский 1927: 59].


[Закрыть]. Все еще являясь новшеством в России в 1820 году, когда иностранный термин ‘feuilleton’ (в его оригинальном французском написании) был впервые представлен читателям, орфографически русифицированное слово получило новое «гражданство» на страницах «Северной пчелы» в середине 1820-х годов. Эту раннюю версию русского фельетона было принято сравнивать с журналистской рубрикой «Смесь», содержавшей похожие сенсационные, часто переводные материалы (анекдоты, сплетни, отчеты о судебных заседаниях и т. д.) и также лишенной связности и повествовательного единства [Оксман 1930: 5–6]. Типичными в этом отношении были фельетоны «Северной пчелы», бо́льшая часть которых была написана самим Булгариным: в каждом последующем абзаце выдвигалась свежая тема или вводилась новая тенденция без особого обстоятельного анализа [Журбина 1969: 219–220]. В отборе и представлении материала газета Булгарина опиралась на традицию мимолетности в журналистике, как она практиковалась преимущественно во Франции. Один из критиков описывал французскую прессу 1830-х – 1840-х годов следующим образом: «Жадные до прибыли издатели больших газет не желали требовать, чтобы их фельетонисты писали критику, основанную на убеждении и правде. Их убеждения также часто менялись»250250
  Hunt H. J. «Le Socialisme et le romantisme en France: Étude de la presse socialiste de 1830 à 1848», цит. по: [Benjamin 1999: 777]. Русская провинциальная пресса подняла беспринципный характер фельетона на новый уровень банальности. См., например, [Шелгунов 1895а: 536–538].


[Закрыть]. В связи с коммерциализацией печатной культуры и сама художественная литература грозила обратиться к фельетонному формату, как предполагает Беньямин [Беньямин 2000: 167]251251
  В оригинале у Беньямина сказано: «Literature is subjected to montage in the feuilleton». В русском переводе [Беньямин 2000: 167] – «Поэзия в иллюстрированном издании подчиняется закону монтажа». – Прим. ред.


[Закрыть].

Несмотря на очевидное сходство, фельетон развивался в России совершенно иначе, чем его французский предшественник. Корш описывал по случаю, чем русский фельетон должен был отличаться от других европейских вариантов: если французский фельетон был легким, а немецкий, в отличие от него, – «полновесным», и в то время как в Англии вообще не существовало никаких фельетонов, русская версия этой популярной рубрики сочетала в себе как актуальные ежедневные репортажи, так и более изысканные произведения художественной литературы252252
  С.-Петербургские ведомости с 1863 года // Санкт-Петербургские ведомости, 14 сентября 1862 года. № 200.


[Закрыть]. Русский фельетон, особенно в своей газетной разновидности, будет сохранять этот смешанный характер на протяжении всего XIX столетия, в отличие, например, от своего французского аналога, позднее ставшего формой сериализованной беллетристики253253
  Как отмечал Шкловский, понятие «фельетон» включает в себя как «маленький фельетон», размером со статью, так и большой фельетон-роман [Шкловский 1928: 63]. Подробнее о различных национальных разновидностях фельетона см. в [Ryan-Hayes 1993: 1–3]. О сериализованном романе-фельетоне, практиковавшемся как во Франции, так и в России в XIX веке (Эжен Сю, Достоевский), см., например, в [Фридлендер 1964: 126 и далее]. Подробнее о фельетоне XIX века, в частности, см. в [Frazier 2010: 925–943; Klioutchkine 2002].


[Закрыть].

Регулярная рубрика, располагавшаяся внизу страницы ниже «отрезной» линии, отделяющей основную часть газетного текста от вспомогательной информации, фельетон представлял переменчивый материал: статьи литературного, полемического или научного характера, а также рассказы, очерки, путевые впечатления, корреспонденции с мест, романы, стихи и т. д., – все эти различные текстовые формы могли быть опубликованы как фельетоны (с явным обозначением или без такового)254254
  Груздев И. А. «Техника газетного фельетона» [Тынянов, Казанский 1927: 13].


[Закрыть]. Особенной популярностью пользовались воскресные обзоры культурной жизни Санкт-Петербурга – знакомое попурри городских происшествий и анекдотов [Frank 1976: 226]. Но география фельетонов не ограничивалась российской столицей, о которой действительно было написано немало. Фельетон открывал доступ простому читателю ко всем граням городской публичной культуры – как в России, так и за рубежом. Фельетоны в «Голосе» включали в себя следующие регулярные разделы: «Вседневная жизнь», «Московская жизнь», «Парижское обозрение», «Заграничная хроника», «Отовсюду», «Художественная хроника», «Театральные заметки» и «Музыкальные беседы». Другие категории охватывали библиографию и журналистику, искусство и науку, художественную литературу, этнографию и путешествия, биографии, светские новости, празднования юбилеев, некрологи, полемику, сплетни и другие разнообразные сюжеты [Михневич 1878]. Помимо этих повторяющихся тем, большое количество фельетонов было опубликовано в связи с конкретными событиями в культурной сфере под отдельным заголовком. В 1867 году, например, «Голос» запустил «мини-сериал», озаглавленный «Этнографическая выставка в Москве». Он знакомил читателей по всей стране с экспозицией и публичными дискуссиями вокруг нее.

Как текстовая форма, фельетон охватывает «высокую культуру» толстых журналов и «обывательскую» культуру массовой ежедневной прессы. Однако на страницах толстых журналов малый жанр фельетона получил «более высокий» литературный статус. Д. Фэнгер определяет эту общую тенденцию следующим образом: начиная с середины 30-х годов

традиционно легкий фельетон как форма мимолетной журналистики стал претендовать, по крайней мере в руках некоторых писателей, на более достойную литературную форму. К середине сороковых годов его использовали некоторые из талантливых молодых писателей, среди них В. А. Соллогуб, А. А. Григорьев, Д. В. Григорович, А. Н. Плещеев, И. И. Панаев, И. С. Тургенев и И. А. Гончаров [Fanger 1965: 136].

Многие известные русские писатели в то или иное время обращались к фельетону. Эти тексты были впоследствии включены в антологии и довольно подробно изучены255255
  Существует ряд важных исследований русских формалистов и советских критиков, посвященных этой теме. См., например, [Тынянов, Казанский 1927; Шкловский 1928; Оксман 1930; Западов 1958] и две монографии Журбиной: [Журбина 1969] и [Журбина 1979].


[Закрыть]. Здесь, однако, меня больше интересует другой вариант этого жанра – фельетон в массовой газете, или «низшая» форма, которая часто считается недостойной критического внимания.

В то время как в толстом журнале в фельетоне все больше преобладали литературные и полемические темы, фельетоны, публикуемые в «Северной пчеле» и «Голосе», как правило, обходили политику и полемику, сохраняя преимущественно информативный, произвольный характер. Конечно, не все газетные фельетоны относились к тому, что советский ученый Е. И. Журбина называла «мещанским, обывательским жанром»; Н. А. Некрасов и Ф. М. Достоевский, например, публиковали фельетоны в «Литературной газете» и «Санкт-Петербургских ведомостях» соответственно [Журбина 1979: 104–108, 96]256256
  См. также: Станько А. И. «Сатирическая библиографическая заметка и фельетон в литературных газетах 1830–1840-х годов», в [Емельянов 1969: 25–41].


[Закрыть]. Но как правило, газетный фельетон представлял собой нетребовательное чтение, ориентированное на массового читателя257257
  Тынянов Ю. Н., Казанский Б. В. «От редакции», в [Тынянов, Казанский 1927, 7]; Шкловский Вл. Б. «Фельетон и эссе», в [Тынянов, Казанский 1927: 78].


[Закрыть]. Часто меняющиеся новости о современных событиях, обыкновенно публикуемые по воскресеньям, способствовали привлечению читателей к газетной рубрике и делали ее своевременным (хотя и не всегда надежным) источником информации. Фельетон был бесконечно воспроизводимой текстовой формой, способной удержать внимание читателя от одного номера к другому258258
  Томашевский Б. В. «У истоков фельетона», в [Тынянов, Казанский 1927: 70].


[Закрыть].

Вехой в истории русского фельетона считается 1847 год, когда газета «Санкт-Петербургские ведомости» ввела в качестве регулярного элемента фельетонную рубрику «Петербургская летопись». Один из современников охарактеризовал этот еженедельный обзор как «легкую статью об общественной жизни и ее вседневных интересах». Среди прочих в новую рубрику был приглашен и Достоевский [Журбина 1979: 91, 100; Березина 1965: 56]259259
  «Петербургская летопись» Достоевского была напечатана в «Санкт-Петербургских ведомостях» в 1847 году в четырех частях. Подробнее о фельетонах Достоевского см. в [Fanger 1965: 134–151; Frank 1976: 217–238; Morson 1981: 17–22].


[Закрыть]. Десять лет спустя писатель заметит в «Петербургских сновидениях в стихах и прозе»: «фельетон в наш век – это… это почти главное дело» [Достоевский 1972–1990, 19: 68].

Когда к началу 1860-х годов фельетон стал непременным атрибутом периодической печати, изменился и его автор, фельетонист. Из случайного коллажа городских новостей и личных наблюдений фельетон превратился в площадку для журналистской полемики. Фельетонист эволюционировал из забавного «болтуна» в социального критика и чуть ли не главного героя своих собственных творений260260
  Белинский описывал фельетониста как стилизованный типаж: «это болтун, по-видимому добродушный и искренний, но в самом деле часто злой и злоречивый, который все знает, все видит, обо многом не говорит, но высказывает решительно все, колет эпиграммою и намеком, увлекает и живым словом ума и погремушкою шутки…». [Белинский 1953–1959, 10: 89]. О роли фельетониста как социального критика см. в [McReynolds 1991: 66–67].


[Закрыть]. Как заметил в своих мемуарах известный деятель этой рубрики, Боборыкин, профессия фельетониста стала пользоваться особенным почетом261261
  В 1868 году Боборыкин раз в две недели писал фельетоны «С Итальянского бульвара» для «Санкт-Петербургских ведомостей» Корша. [Боборыкин 1965, 1: 398, 445].


[Закрыть]. Это была и огромная ответственность, как отмечал в конце столетия другой автор: «Страшно быть публицистом! Дело в том, что ваш голос, – обыкновенный человеческий голос, имеющий свои достоинства и свои недостатки, – пройдя сквозь печатный станок, вдруг усиливается в десятки, в сотни, в тысячи крат»262262
  Сторонний. Заметки о художестве // Новое время. 31 октября 1900 года. № 8865.


[Закрыть].

Будучи исторически простым дополнением, фельетон перерос в отдельную, хотя и проблематичную, текстовую форму. Подытоживая его развитие в первой половине XIX века, Г. С. Морсон пишет:

Первоначально фельетон был журналистской смесью, в которой излагались разрозненные новости из культурной жизни города, но постепенно он стал связываться воедино свободными и причудливыми переходами повествователя, блуждающего от темы к теме – а иногда, в соответствии с традиционной ролью фланера, и с места на место. Тематика этого жанра была характерно широкой – на самом деле, настолько широкой, что проблематичная целостность фельетона стала темой как для фельетонистов, так и для их критиков (иногда нападавших на фельетоны в фельетонах) [Morson 1981: 16]263263
  См. также [Fanger 1965: 135–136; Frank 1976: 219].


[Закрыть].

В «фельетонах о фельетонах», своеобразной автореферентной категории журналистского текста, раскрывались и часто пародировались и знакомый характер фельетониста, и все «тайны» его ремесла. В то же время фельетонист XIX века – мало чем отличающийся от нынешнего обозревателя – считался ключом к успеху газеты: ее тираж и стоимость подписки во многом зависели от фельетона и его автора. «Благодаря фельетонистам издатели подчеркивали образ газеты как спутника», – пишет Макрейнольдс [McReynolds 1991: 66]. Дружинин отобразил социально значимую роль фельетона в своем весьма ироничном «Драматическом фельетоне о фельетоне и фельетонистах» (1855). В ходе этой инсценированной беседы издателя одной санкт-петербургской газеты с фельетонистом Ч-р-к-ж-и-вым (псевдоним Дружинина) становится ясно, что судьба издателя – и его публикации – полностью зависит от талантов фельетониста. Издатель был готов заплатить любую цену, чтобы нанять сообразительного Ч-р-к-ж-и-ва в качестве постоянного автора и тем самым превзойти конкурентов [Дружинин 1958: 122–128]264264
  Впервые опубликовано в «Санкт-Петербургских ведомостях» в 1855 году в фельетонной рубрике «Заметки петербургского туриста». Даже художественный журнал «Северное сияние» (1862–1865) считал, что присутствие фельетона необходимо: Художественный фельетон // Северное сияние, 1862. № 1. С. 253–256.


[Закрыть].

Десятилетием ранее Белинский также отмечал, что фельетонист был «одним из самых характеристических петербургских явлений» [Белинский 1953–1959, 9: 220–221]265265
  Цит. по: [Панаев 1984: 301].


[Закрыть]. После публикации очерка И. И. Панаева «Петербургский фельетонист», включенного в «Физиологию Петербурга» (1845) Некрасова, читатель мог узнавать этих журналистов как определенный «тип»266266
  Под заголовком «Русский фельетонист (Зоологический очерк)» очерк Панаева был впервые опубликован в 1841 году в «Отечественных записках». Планировалось, что он будет переиздан в составе альманаха А. П. Башуцкого «Наши, списанные с натуры русскими»; однако новое издание произведения, под нынешним заглавием, появилось только в «Физиологии Петербурга» Некрасова в 1845 году. См. [Панаев 1984: 251–269]. Физиологический очерк и фельетон – родственные формы; как замечает Франк, «трудно однозначно отличить фельетон от физиологического очерка» [Frank 1976: 219]. Фельетонисты знали о (настоящих и воображаемых) ожиданиях читателей. См., например: Сын отечества. 20 ноября 1860 года. № 47.


[Закрыть]. В обычной журналистской манере Панаев набросал коллективный портрет петербургского фельетониста как продажного персонажа среднего таланта, в котором современники могли легко распознать, среди прочих, таких литературных дельцов, как Булгарин и В. С. Межевич [Панаев 1984: 300–301]. Панаев разоблачил коммерцию и конкуренцию как истинные источники вдохновения, стоящие за «литературными» произведениями такого рода авторов. Коммерциализация массовой прессы подчеркивалась и в более позднем произведении Панаева «Петербургский литературный промышленник» (1857), название которого отсылает к другому небезызвестному литературному предпринимателю, издателю ежедневной газеты «Голос» Краевскому [Панаев 1958: 130–139]267267
  Впервые опубликовано в декабрьском выпуске «Современника» (1857) в фельетонной рубрике «Петербургская жизнь. Заметки Нового поэта».


[Закрыть]. Панаев собирательно представил всех этих русских журналистов как современные версии Тряпичкина, пресловутого персонажа гоголевского «Ревизора».

Календарь диктовал, какие материалы должны были быть опубликованы в том или ином выпуске газеты268268
  Комарович В. Л. «Петербургские фельетоны Достоевского», в [Оксман 1930: 93]. Журбина утверждает, что определяющей чертой фельетона является «конкретность». См. [Журбина 1969: 222].


[Закрыть]. Фельетоны предоставляли самую свежую информацию о культурных новинках столицы; они также предлагали опосредованный допуск к разным зрелищам в городских центрах от Москвы до Парижа. Благодаря фельетону русский читатель мог путешествовать не вставая с кресла даже на всемирные выставки в Лондоне, как это было в 1851 и 1862 годах. Журналист собирал и отбирал факты: «Публицист есть прежде всего летописец, отмечающий беспристрастно те факты, которые в данную минуту проходят мимо него»269269
  Сторонний. Заметки о художестве // Новое время. 31 октября 1900 года. № 8865.


[Закрыть]. Но фельетон представлял собой нечто большее, чем просто фактический репортаж. «На фоне обычного, регулярного газетного материала, фельетон ощущается, как материал сверхобычный, сверхрегулярный, как “приложение” к основной части газеты»270270
  Груздев И. А. «Техника газетного фельетона», в [Тынянов, Казанский 1927: 13]. «Подвал» как раздел газеты впервые появился в «Северной пчеле» Булгарина в 1830-е годы. См. [Есин 1971: 20].


[Закрыть]. Между тем его репутация в значительной степени зависела от более крупного контекста газеты, в которой он был напечатан: «судьба» фельетона отражала судьбу газеты271271
  См. [Тынянов, Казанский 1927: 13, 29, 7].


[Закрыть].

Фельетон – это газетная рубрика и малая литературная форма272272
  Журбина, признанный авторитет в этом вопросе, настаивает на разделении двух значений понятия «фельетон» – газетной рубрики и литературного жанра. Согласно ее интерпретации, говорить о ранних фельетонах в «Северной пчеле» как о фельетонах неправомерно; газетный фельетон следует, скорее, рассматривать лишь как перерождение рубрики «Смесь». Таким образом, она отвергает как легенду предположение Ю. Г. Оксмана, что русский фельетон родился на страницах булгаринской «Северной пчелы». Вместо этого она прослеживает истоки жанра в произведениях А. А. Марлинского, К. Ф. Рылеева и А. С. Пушкина. Оксман и Есин, со своей стороны, подчеркивают тот факт, что в XIX веке фельетон был тесно связан с его специфическим расположением в нижней части страницы газеты. См. [Журбина 1969: 212, 214–215; Журбина 1979: 104; Оксман 1930: 5; Есин 1971: 38]. В начале XX века фельетон эволюционирует в фельетон-рассказ: см. [Оршер 1930: 96–100].


[Закрыть]. В своей новаторской работе о фельетонах формалисты подчеркивают именно гибридный характер жанра и его двойную принадлежность как к журналистике, так и к литературе [Тынянов, Казанский 1927: 7]273273
  Подробнее о критических интерпретациях фельетона см. в: Симкина С. К. «Жанры русской периодики и мастерство критиков, публицистов и очеркистов XIX века в советской критической литературе (Материалы к библиографии)», в [Емельянов 1969: 139–142].


[Закрыть]. В. Б. Шкловский, например, определяет современный фельетон как «нечто среднее между статьей практического характера, излагающей факты, и тем, что принято называть художественным произведением». Более того, фельетон – «это особый метод (способ) обрабатывать факты» [Шкловский 1930: 27–28]274274
  Журбина аналогичным образом подчеркивает пограничный характер фельетона [Журбина 1969: 6, 249–250].


[Закрыть]. Не так давно Морсон квалифицировал этот «пограничный жанр» как форму, созданную по случаю, открытую изменениям и склонную к игривости и пародии [Morson 1981: 15–16, 21].

В фельетоне литература обращается к внелитературным категориям, фактам повседневной жизни, истории, гражданской культуре и т. д. [Тынянов, Казанский 1927: 6–7]. Расположенный между фактом и вымыслом, фельетон соединяет категории материального и литературного: он переводит ежедневные культурные события в тексты. Написанные с чувством юмора и с определенной долей авторитетности, такие «легкие» тексты служат рекламе и популяризации событий в публичной сфере. В середине XIX века фельетон был единственной формой письма, которая могла непосредственно передавать современную гражданскую культуру грамотному населению в целом, выходя за пределы культурных центров Санкт-Петербурга и Москвы, где происходило больше всего публичных зрелищ. Информативный, злободневный и понятный для широких кругов читающей публики, фельетон в дореволюционной России представлял собой своего рода популярный ежедневный путеводитель по культуре и площадку, где высказывалось общественное мнение.

Автор такой популярной статьи, фельетонист, позиционировал себя как дружественно настроенный спутник читателя. Так, фельетонист В. П., который в 1851 году освещал Великую выставку в Лондоне для «Санкт-Петербургских ведомостей», в качестве предисловия к своему репортажу объявил, что намерен разговаривать с читателем без каких-либо притязаний, как беседуют друзья после ужина «entre la poire et le fromage (‘между грушей и сыром’)»275275
  В. П. Фельетон. Заметки // Санкт-Петербургские ведомости. 1851. № 22.


[Закрыть]. Именно сугубо персонализированный голос рассказчика отличал фельетон от остальных видов публицистического материала и захватывал массового читателя. Номинально представляя собой форму репортажа, основанного на фактах, фельетон не претендовал на объективность в изложении своего материала. Напротив, язык фельетона был, как правило, «украшен» каламбурами, остротами и всевозможными псевдолитературными метафорами. Дружинин, один из признанных знатоков этого вида текстов, советовал: «Счастье поставщику фельетонов, если в его душе есть маленький запас поэзии и светлых воспоминаний, бросающих яркий свет на все предметы, о которых он говорить хочет» [Дружинин 1865: 224–225]. Хотя большинство фельетонов, особенно в газетах, публиковались анонимно, личность автора с его или ее индивидуальным литературным опытом и идеологическими представлениями была до такой степени вплетена в полотно повествования, что в результате эта изначально журналистская текстовая форма стала граничить с художественной литературой.

Притягательный язык фельетона использовался и в других целях. Так журналист Михневич составил целый словарь современной публичной культуры, написанный в стиле фельетона – «Наши знаковые. Фельетонный словарь современников». В нем были собраны 1000 статей, посвященных хорошо известным общественным деятелям, среди которых было немало фельетонистов. Представляя это оригинальное произведение, Михневич подчеркивал, что его задачей было собрать воедино на всеобщее обозрение всех замечательных современников и представить их читателю в подобающем легком, юмористическом тоне. Таким образом, рядом с историком Бестужевым-Рюминым и государственным деятелем Валуевым мы находим дантиста Вагенгейма, сына некогда знаменитого Вагенгейма, чье имя по воображению Достоевского украшало русский Хрустальный дворец в «Записках из подполья». Серия миниатюрных фельетонов в словаре Михневича юмористически отображала старания, ежедневно вкладывавшиеся в создание этой популярной газетной рубрики [Михневич 1884].

Общественное мнение об изобразительных искусствах также формировалось на основе фельетона, служившего своего рода выставочным пространством внутри газеты. От ежегодной выставки в Академии художеств до показа дрессированных блох в Пассаже, торговой галерее Санкт-Петербурга со стеклянной крышей, газетный фельетон регулярно освещал всевозможные публичные выставки. Сенсационные новинки пользовались особым успехом. Среди наиболее широко рекламируемых мероприятий были следующие достопримечательности городской культуры Санкт-Петербурга: публичные выставки великанов, карликов и египетских мумий в Пассаже, музыкальные концерты в Павловске, канкан на балах по всему городу и зрелищные представления мировых знаменитостей – канатоходца-виртуоза Ж. Ф. Блондена, «резинового человека» О. Прескотта и бородатой женщины Юлии Пастраны, – все они давали представления в российской столице в 1860-е годы276276
  В. П. Далматов передает очень личное, трогательное свидетельство о судьбе бородатой женщины в своем психологическом очерке «Юлия Пастрана. Психологический очерк» [Далматов 1908: 22–64]. Здесь перечислены аттракционы, наиболее часто упоминавшиеся в газетах того периода. Более подробный рассказ о популярной культуре в Санкт-Петербурге см. в [Алянский 1996]. Подробнее о газетных фельетонах см. в [Dianina 2003b: 186–208].


[Закрыть]. В «Преступлении и наказании» есть великолепная пародия на газетный фельетон, где Достоевский упоминает еще одну группу «знаменитостей» развлекательной сцены Петербурга – И. И. Излера, Бартола и Массимо:

Старые газеты и чай явились. Раскольников уселся и стал отыскивать: «Излер – Излер – Ацтеки – Ацтеки – Излер – Бартола – Массимо – Ацтеки – Излер… фу, черт! А, вот отметки: провалилась с лестницы – мещанин сгорел с вина – пожар на Песках – пожар на Петербургской – еще пожар на Петербургской – еще пожар на Петербургской – Излер – Излер – Излер – Излер – Массимо… А вот…» [Достоевский 1972–1990, 6: 124]277277
  Излер считался основателем народных увеселений в Петербурге. См., к примеру: Голос. 24 июня 1864 года. № 172. Летом 1864 года Излер привлек двух знаменитостей, «резинового человека» и «человека-муху», которые с большим успехом выступали в Минеральных водах, собрав около 4000 зрителей. См.: Голос. 10 июня 1864 года. № 158. О народных развлечениях в целом см. в [von Geldern, McReynolds 1998].


[Закрыть].

Частота, с которой повторяется имя Излера, современного короля индустрии развлечений, помогает нам представить тот избыточный и обыденный материал, который, как правило, составлял колонку сенсаций. Пародия Достоевского имитирует не только типичную тематику фельетона, но и сам способ его репрезентации.

Фельетоны извлекали пользу из «выставочной мании», возникшей после Великой выставки 1851 года. Журналисты со всей Европы, в том числе первые русские иностранные корреспонденты, отправились на поиски как реалистичных, так и фантастических показов. Следующий отрывок из британской прессы демонстрирует эту склонность к сенсационному и экстраординарному, которую разделяли европейские и русские журналисты:

У нас есть выставки почти всех возможных и невозможных вещей под солнцем – выставки свиней, картин, выступающих блох, попугаев, <…> паровых двигателей и младенцев. У нас есть национальные и международные собрания, местные, вокальные и сельские шоу. Список кажется почти завершенным; тем не менее, поскольку нет ничего более плодотворного, чем воображение выставляющегося человечества, свежие дополнения продолжают появляться каждый день278278
  «Illustrated Weekly News», 12 октября 1862 года, цит. по: [Hoffenberg 2001: xiii].


[Закрыть].

Сопоставление свиней и картин в этом сообщении свидетельствует о неразборчивом энтузиазме журналистов по поводу любого вида публичных показов.

В России санкт-петербургский Пассаж был магнитом как раз для таких представлений. Одна из выставок, получившая широкое освещение в газетах, была запечатлена в сатирическом произведении Достоевского о массовой печати того времени, «Крокодил. Необыкновенное событие или пассаж в Пассаже» (1865)279279
  Подробнее см. в [Dianina 2003a].


[Закрыть]. Среди многих других демонстраций в Пассаже, которые занимали постоянных фельетонистов, была пара великанов и труппа дрессированных блох из Германии. Фельетон, посвященный последним, подробно останавливается на этом миниатюрном цирке, состоящем из восьми умелых блох, управляющих маленькой тележкой и катающихся на карусели. Читатель также узнает о трагической истории выступающих блох: во время морского путешествия из Германии большинство труппы, кроме восьми, погибли. Владелец оплакивает потерю и сокрушается о нецелесообразности привлечения местных исполнителей, так как русские блохи оказались «как-то непонятливы»280280
  Голос. 20 октября 1863 года. № 277.


[Закрыть]. Граница между фактом и вымыслом в этом типичном воскресном фельетоне размыта. И все же есть что-то заманчивое в таких сочинениях, что-то, что привлекает внимание читателя, несмотря на очевидную пошлость сюжета и бедность литературных средств. В чем же заключается удовольствие, получаемое от этих текстов? Во-первых, рассматриваемые популярные выступления представлены как сенсационные новинки, представляющие интерес для массового потребителя, ищущего развлечений в городе. Фельетонист подогревает любопытство читателя, передавая разрозненную информацию посредством слитного повествования. Что еще более важно, он дает наглядное представление о современных выставках: в разговорной, легкодоступной манере фельетонист пишет в итоге рассказ, полный подробных описаний, хорошо определенных характеров и обширных диалогов. Часто бывает непонятно, что автор действительно видел, а что придумал ради того, чтобы удержать внимание читателя. Более того, фельетонист строит свое повествование в терминах, знакомых читателям газеты, и тем самым приглашает их отождествить себя с посетителями Пассажа. Возможно, самой привлекательной чертой воскресного фельетона было то, что читатели практически читали о себе в газетной рубрике.