Текст книги "Жена"

При этом у моих одноклассников не было обиды на меня – я не была заучкой, задиравшей нос. Не дает списать, ну и ладно. Зато, когда нашему классу нужно было участвовать в каком-нибудь школьном мероприятии, я сразу вставала у руля. Начинала раздавать указания и распределять ребят по их ролям в команде. К этому привыкли достаточно быстро, и никто не оспаривал мое место «у руля», поскольку все получалось быстро и слаженно.

Школьный аттестат у меня был на «отлично», поэтому в университет я поступила без особых нервов и проблем. Там история повторилась. Я прилежно училась в течение недели, пользовалась популярностью и умела отдыхать. На первой же неделе занятий один из пожилых преподавателей объяснил нам, что школа закончилась, здесь все гораздо серьезнее, и первые годы мы должны работать на зачетку, которая позже будет работать уже на нас. И действительно, три курса я училась с еще большим усердием, чем в школе. Позже я могла позволить себе немного расслабиться и даже пропускать какие-то пары, но только если уже полностью понимала предмет и могла показать его хорошее знание на экзамене.

Это моя позиция: возможности у всех равные, другое дело – кто и как ими пользуется.

В свое время я задумалась: а вот эти мои самостоятельность и стремление к большему и лучшему – не от того ли, что в 5 лет моя жизнь пошла по новому сценарию? А если бы я оставалась папиной дочкой, которую балуют и носят на руках? У которой есть отец, способный защитить и решить все проблемы? Что, если бы я выросла изнеженным и капризным цветком, неспособным выжить вне тепличных условий? Не знаю, какой бы была моя жизнь, если бы в детстве рядом со мной был отец или тот, кто смог бы заменить его фигуру, его роль в воспитании.

Да, у меня есть брат Дима. Как я говорила выше, он старше меня на 10 лет. Сейчас, когда мы уже оба взрослые, у нас весьма теплые и родственные отношения. Но в детстве этой близости не было – сказывалась существенная разница в возрасте. У нас не было и, наверное, не могло быть общих интересов, а потому и особой близости. Я просто была его маленькой сестрой, о которой он должен заботиться, а он – моим старшим братом, которого я должна слушаться. Он помогал маме и по хозяйству, и со мной. Возил на велосипеде в детский сад, присматривал во дворе, нянчился, когда мама задерживалась на работе или если ей нужно было уехать. Но из того периода я помню не так много, да и длилась наша жизнь под одной крышей недолго. Когда Диме исполнилось 18, он съехал от нас с мамой и стал снимать квартиру. Потом мы виделись преимущественно на каких-то общесемейных посиделках и особо не вникали в жизнь друг друга.

Когда я стала чуть постарше, то поняла, почему брат решил жить отдельно. Мы жили в двушке. Стандартной, советской, со всем ее классическим и непритязательным набором: стенка, ковры, раскладной диван. Поскольку брат был старше, он жил в отдельной комнате. Я же жила вместе с мамой, в спальне. Уже тогда, в возрасте 7 лет, мне хотелось иметь какое-то личное пространство, где я бы могла поиграть, почитать, пригласить друзей или просто побыть одна. Но даже когда Дима съехал, и я перебралась в его комнату, я продолжала чувствовать сильный контроль со стороны мамы, вплоть до того, что дверь в мою комнату не закрывалась. Я не могла долго болтать по телефону, как и унести его к себе в комнату, или смотреть телевизор, если мама ложилась спать. А работала она много и часто уставала. Хорошо это понимая, я не спорила. Просто знала, что так будет не всегда и однажды у меня будут своя квартира и свои правила.

Я была очень благодарна маме за то, что она делала для нас. Да, мне всегда давали меньше денег, чем моим подругам. Да, мы никуда не ездили отдыхать, не ели деликатесы и одевалась я во многом проще, чем мои сверстники. Но я каждый день видела, как старается мама, как во многом она себе отказывает ради своих детей. Косвенно уход отца повлиял и на мое представление о роли женщины в семье. Я видела, как мама день за днем буквально прошибает своей головой стены, и потому выросла с представлением о том, что женщина может быть не только домохозяйкой.

Я видела, как мама день за днем буквально прошибает своей головой стены, и потому выросла с представлением о том, что женщина может быть не только домохозяйкой.

Скорее даже, я выросла с некоторым отрицанием такой роли. По крайней мере, для себя. Помню, когда мы с Димой, поженившись, переехали в Китай, я смогла просидеть дома только неделю и едва не сошла с ума от этого бездействия. После он еще несколько раз пытался усадить меня на мягкое и скучное место домохозяйки, но все это заканчивалось громким скандалом и его отступлением. Я видела, как, не жалея себя, работала наша мама, и для меня это стало примером. Нет, не загонять себя в кровавую пену, но не бояться труда и не отлынивать, прикидываясь слабым полом.

Сперва мама устроилась работать в ателье, бухгалтером. В 90-е годы в Благовещенске не пробовал челночить только ленивый. Мама тоже решилась. Она стала ездить в Китай, привозила одежду. Все вещи продавала своим друзьям и знакомым. Когда удалось подкопить денег, она сняла небольшое помещение на центральном рынке и занялась торговлей уже там.

Немного позже она познакомилась с Николаем Ивановичем, своим нынешним мужем. У него тогда уже был свой довольно успешно развивающийся бизнес по продаже сантехники. Сперва мама просто помогала ему по финансовым вопросам. У них закрутился роман, после чего они уже начали работать вместе. Она отвечала за бухгалтерию, открытие новых точек и управление магазинами. Вот тогда финансовый уровень нашей новой семьи заметно вырос.

В старших классах я уже не чувствовала такой глобальный разницы между мной и моими подругами как раньше. Дело в том, что я изначально ходила в одну из лучших школ города – туда своих детей отдавали учиться состоятельные семьи. Нам же просто повезло жить с ней рядом. Да, мама с отчимом неплохо зарабатывали, но и только. Мы не жили на широкую ногу, в отличие от многих моих одноклассников, которых родители могли на лето отправить на Мальту или в Англию – в летнюю языковую школу. Для нашей семьи это казалось чем-то сверхъестественным. И еще долгое время моей заграницей был только соседний Китай.

Я видела, как, не жалея себя, работала наша мама, и для меня это стало примером. Нет, не загонять себя в кровавую пену, но не бояться труда и не отлынивать, прикидываясь слабым полом.

Когда я была на втором курсе университета, мама с отчимом купили землю в Анапе, построили дом и переехали туда жить. Сперва мама хотела, чтобы я поехала с ними и продолжила учиться там. Но мне, как ни странно, не хотелось уезжать, хотя в детстве я была уверена – в Благовещенске я не задержусь. Но в тот момент ни семья, ни теплый климат и море не смогли меня убедить. Мне нравилась моя учеба, здесь жили все мои друзья, уже были романтические отношения. В итоге мама согласилась, чтобы я осталась здесь. Конечно, ей это решение далось нелегко. Оторваться от собственных детей! Как же они будут здесь одни? Но я успокаивала ее тем, что благодаря ее воспитанию я самостоятельная и разумная девушка. И маму в этом смысле я не подвела.

Да, у меня была собственная двухкомнатная квартира на втором курсе, когда мне еще не было и 20 лет. Когда можно было всю ночь гулять с друзьями, а утром как ни в чем не бывало бежать на пары. Но я не ударилась в загулы, не собирала у себя дома большие и шумные компании. Жила одна, довольно спокойно, но с невероятным чувством свободы. Двушка, которая в детстве казалась такой маленькой и тесной, сейчас казалась чуть ли не просторным дворцом. В первое время это ощущение полной самостоятельности даже опьяняло. Я принадлежала сама себе, никто не контролировал. Сама решала, что буду есть, в чем буду ходить, как расставлю мебель, кого смогу позвать в гости.

При этом Дима – первый и единственный мужчина, с которым я стала жить под одной крышей, и произошло это только после того, как мы поженились и уехали работать в Китай. В студенчестве за мной всегда старательно ухаживали молодые люди. И до знакомства с Димой, и в тот период, когда мы просто дружили и не думали встречаться. Многие мои воздыхатели были довольно успешными людьми (по меркам Благовещенска), но свой выбор я ни на ком не останавливала. Одно, максимум два свидания. Во-первых, не было такого страстного запроса на отношения. Во-вторых, большого интереса эти кавалеры не вызывали.

Почти за каждым парнем тогда чувствовалась попытка меня купить. Сейчас я понимаю, что это глупость. Парни просто хотели сделать мне приятное. Но я строго пресекала такие вещи, хотя часто они предлагали то кофточку, то часики, то сотовый телефон или какие-то иные «подарки». Я отказывалась их принимать, считая, что это будет меня к чему-то обязывать. И, как понимаю, расчет большинства мужчин был именно на это. В конце концов, если мне нужен был новый телефон, я нашла бы способ купить его самостоятельно, не будучи при этом обязанной никому, кроме самой себя. Я считала и считаю, что любимый человек – это не тот, кто будет тебя содержать и опекать, а тот, с кем ты будешь чувствовать себя целостной и счастливой. Да, подарки – это приятный способ проявить внимание и заботу. Но если мой муж чего-то не может или не хочет мне дать – о’кей, не вопрос, я заработаю на это сама или мы сделаем это вместе.

Я считала и считаю, что любимый человек – это не тот, кто будет тебя содержать и опекать, а тот, с кем ты будешь чувствовать себя целостной и счастливой.

Как я уже говорила, уход отца нанес мне сильную травму, степень которой маленький ребенок осознать не в силах. Но именно в эту полученную рану начинают попадать плохие семена, которые затем вырастают в сомнения и комплексы. Выкорчевывать их приходится уже в зрелом возрасте с неимоверными усилиями. Потеря отца находила отражение в самых разных сферах. Так, еще будучи подростком, я поняла, что меня совершенно не интересуют мальчики-сверстники. Меня тянуло к мужчинам, которые были старше меня. Не знаю, может быть, так из глубин подсознания напоминала о себе маленькая девочка, недополучившая отцовской любви и внимания. И хотя я довольно быстро приучила себя к самостоятельности, я понимаю, что всегда старалась найти в мужчине какую-то опору, какую-то прочность.

Мой первый молодой человек был старше меня на три года. Сейчас это и разницей-то не считается. Но для молодой девочки, только вчера окончившей школу, это был огромный разрыв. Тем более что я была первокурсницей, а он предпринимателем, уже успевшим крепко встать на ноги. Для нашего приграничного региона вообще была типична эта схема «купи-продай», поэтому бизнесом разной степени серьезности занимался здесь если не каждый второй, то третий точно. И вот с одним из таких парней я начала встречаться. Не могу сказать, что я в него влюбилась, но меня подкупила его взрослость и самостоятельность в сравнении с его ровесниками. Парень он был хороший, очень «прикладной». Человек-ремесленник. Зарабатывал достаточно хорошо и у девушек пользовался популярностью. Как говорили некоторые мои подруги, не особо скрывая зависть: «Повезло же тебе, Катя, сразу такого мужика отхватить. За ним, как за каменной стеной, теперь будешь». И они были правы насчет стены – довольно скоро я поняла, что в этих стенах мне становится тесно.

И хотя я довольно быстро приучила себя к самостоятельности, я понимаю, что всегда старалась найти в мужчине какую-то опору, какую-то прочность.

Мой мужчина, несмотря на молодость, был весьма обстоятельным и имел уж слишком серьезные взгляды на жизнь и планы на меня. Была в этом всем какая-то неестественность. Словно старика заперли в теле юноши. Я видела, что его устраивают и его дело, и уровень достатка, и то, как сложилась его еще только начинающаяся жизнь. Ему не надо было большего. С каждым днем я все отчетливее ощущала пропасть между нами. Нас не связывали общие интересы, оказалось, что нам особо не о чем разговаривать. При этом мой молодой человек уже решил, что я буду его женой, и видел меня хранительницей домашнего очага, которая трепетно и смиренно сидит дома и ждет возвращения своего ненаглядного мужа, чтобы потом весь вечер сидеть возле него, хлопотать и обслуживать, почитая это за высшую радость и смысл жизни. Может быть, для кого-то это и есть счастье. Но точно не для меня, и уж точно не в те годы. Я была молода, я стояла во главе огромной компании веселых подружек, я хотела чувствовать жизнь, ее ритм и динамику. Я хотела сполна ощутить это безграничное и безумное чувство свободы и молодости, доступное нам лишь на очень ограниченном отрезке времени. Между домостроем и личной свободой я, не задумываясь, выбрала второе – и мы расстались.

Тогда же я поняла для себя одну важную вещь о человеке, с которым хочу быть вместе. В нем изначально не должно быть некой незыблемой надежности, которую так и не смог мне дать отец. У него должно быть желание развиваться, должны быть амбиции и стремление к росту, готовность рисковать. А я, как его женщина, должна поддерживать его в этом всем. Я должна быть тем прочным тылом, от которого он раз за разом сможет отталкиваться, чтобы совершать рывки вперед. Возможно, именно поэтому я и дала шанс парню Диме Портнягину, который был тогда обычным охранником в магазине.

После моей поездки на Сахалин, которая избавила меня от многих переживаний насчет отца, мы с ним долго не общались. Он никак не напоминал о себе, а я больше не стремилась влезать в его жизнь. Однако когда Дима сделал мне предложение и мы назначили дату торжества, я написала отцу: «Папа, я выхожу замуж. Приглашаю тебя на нашу свадьбу». Он поблагодарил, но не сказал, что приедет. И не приехал. И даже не позвонил, чтобы сказать об этом. Я ждала его появления до самого конца свадьбы.

В следующий раз он совершенно внезапно сам ворвался в мою жизнь. Причем, думаю, внезапно для нас обоих. Это было в день моего 30-летия. Я готовилась к приему гостей, была вся в хлопотах. Вдруг звонит телефон, номер незнакомый. «Катя, это папа! С днем рождения! Здоровья, счастья, благополучия!» Я просто потеряла дар речи и едва смогла сказать «спасибо». Весь разговор длился не более минуты, но еще на долгое время у меня внутри будто застряли эти слова: «Катя, это папа». Слишком уж резонировали они с моим привычным состоянием.

Я должна быть тем прочным тылом, от которого он раз за разом сможет отталкиваться, чтобы совершать рывки вперед. Возможно, именно поэтому я и дала шанс парню Диме Портнягину, который был тогда обычным охранником в магазине.

Как он узнал мой номер телефона? История, честно говоря, совершенно сумасшедшая. Как-то раз моя мама шла встречать прибывающий поезд с отдыхающими, которые должны были поселиться в их доме в Анапе. Она присела на лавочку, и мужчина, сидевший рядом, внезапно обратился к ней: «Привет!» Это оказался мой отец, который тоже переехал в Краснодарский край со своей онкологически больной женой. Он попросил мой номер телефона, и она не смогла ему отказать.

Последнее мое «касание» с отцом произошло не так давно. Два месяца назад, уже будучи глубоко беременной, я решила собрать наше генеалогическое древо – благо сейчас такие услуги стали более доступны. В основном, мы можем рассказать о своих родственниках не дальше, чем о бабушках и дедушках. Я же захотела сделать своему будущему сыну вот такой подарок – наследие предков в виде древа, чтобы с самого детства он знал, кто они были, где и как жили. Я долго общалась со специалистом, рассказывая ему все, что знаю о родных по материнской линии. С этим было проще – многое я знала сама, что-то могла уточнить у мамы. Чем больше информации, тем проще потом будет работать с архивами. Но вот когда вопрос коснулся отцовской линии, мне было сложно сообщить что-то даже о его матери, другой моей бабушке. Подозреваю, с женщинами у отца всегда были непростые и странные отношения. Единственное, что я знаю: когда ему было 35, он очень сильно поругался со своей матерью и совершенно перестал с ней общаться. Почему? Неизвестно. Об этом он не рассказывал даже моей маме.

Историк-генеалог попросил меня дать ему контакты отца и предупредить о звонке (что, конечно, логично: не будете же вы выдавать всю свою родословную человеку, звонящему вам впервые с неизвестного номера). Чуть позже мне перезвонил специалист и сказал, что отец категорически отказывается общаться с ним, пока его дочь лично не попросит об этом. Я, мягко говоря, была недовольна таким поступком. Ты практически ничего не дал единственной родной дочери – так постарайся хоть для своего единственного родного внука. Потрать немного времени и ответь хотя бы на часть вопросов о своей семье.

Как я ни старалась, позвонить ему я не могла. Боялась, что могу наговорить лишнего, поэтому написала текст, а потом прочитала его и отправила голосовым сообщением: «Здравствуй, папа. Я обратилась в такую-то компанию, чтобы они составили наше семейное древо. Я хочу это сделать для своего сына. С тобой свяжется специалист. Пожалуйста, расскажи ему все, что ты помнишь. Спасибо». Он ничего не ответил. Не знаю, может быть, ждал, что я позвоню и начну его упрашивать. В итоге историк-генеалог связался со мной через неделю, чтобы уточнить, удалось ли мне решить вопрос с отцом. Хотя мне было очень обидно это молчание, я еще раз записала ему сообщение. Максимально приветливо, хотя это давалось мне с трудом. И вновь тишина. Я вижу, что он его прослушал. И никакого ответа. Через день я со злости написала ему: «Как ты был всю жизнь козлом, так им и остался», и буквально через пару минут мне приходит ответ: «Как это низко».

Это жесткое и правдивое, короткое, но емкое резюме на его отцовство. И его «как это низко» стало для меня последней каплей, подведенной чертой, приведением баланса к нулю. Последнее слово осталось не за ним. Именно я именно сейчас завершаю эту затяжную историю сострадания. После этого я поняла, что не хочу и не могу слышать и видеть этого человека. Да, я потратила массу сил, времени и денег, отрабатывая ситуацию с отцом у разных психологов. И нет, этот гештальт, как они говорят, я не закрыла. Я просто решила закопать его для себя и больше к нему не возвращаться – моя нынешняя насыщенная жизнь не дает мне времени на излишнюю рефлексию. Я понимаю, что наша история не окончена, но я больше не хочу ее дописывать.

Я всегда считала, что моя чаша терпения просто бездонна, а в отношении отца – и того глубже. Я долго и терпеливо ждала контакта с его стороны. В детстве – оправдывала, верила и ждала. В подростковом возрасте – приняла, не осуждала и все еще ждала. Ждала и в день свадьбы. После нее… Не знаю. Уже не верила, уже не оправдывала и даже не хотела осуждать. Но ни в 5 лет, ни сейчас я не могу понять, как можно вычеркнуть из жизни собственного ребенка. Особенно острым это непонимание стало сейчас, когда во мне самой растет малыш. Да, это чувства матери, которая каждый день ощущает, как внутри нее бьется второе сердце. Да, связь матери с ребенком особая и недоступная мужчине. Но я смотрю на Диму, на то, как он кладет руки мне на живот, как говорит с ним. Я вижу, какой любовью и искренностью светятся его глаза в этот момент. Как он счастлив и ждет рождения сына не меньше, чем я.

Признаюсь, мы с Димой сейчас немного нервничаем. Да, родителями нам бывать еще не доводилось. И я, и он имеем правильное представление о роли матери в жизни ребенка, а вот роль отца мы оба представляем себе плохо. Если от меня он ушел, то Дима потерял папу в детском возрасте. Нас обоих растили мамы. И какие бы феминистические мысли вы ни увидели в этой главе, я могу сказать одно: женщина, как бы она ни старалась, никогда не сможет заменить ребенку отца. Не знаю почему, но даже самая сильная, самая волевая мать не даст ребенку чувство мужского плеча рядом. Мы не раз говорили об этом с Димой. Он признает, что ему в жизни не хватало отца, как и мне. При этом наши потери лишь укрепляют нас в мыслях о том, что у ребенка на протяжении жизни должно быть два родителя. Две прочных опоры в этом мире. Если мы чего-то недополучили в своем детстве, это точно будет у нашего сына.

Женщина, как бы она ни старалась, никогда не сможет заменить ребенку отца.

Глава 2
Проверка на прочность

Найти родственную душу – человека, с которым захочется быть рядом и в горе, и в радости, – это, наверное, одна из самых замечательных вещей, что могут случиться в жизни. Другое дело, что мы не всегда сразу понимаем, что перед нами наше счастье. Так было и у нас с Димой – мы оба далеко не сразу почувствовали друг в друге резонанс. Более того, мы даже знакомились дважды. Точнее, у каждого своя версия того, когда и как это произошло. Моя такова: в первый раз мы встретились с ним в университете. Я, молодая студентка, бежала на пары, увидела его и как-то совершенно неловко споткнулась на лестнице. Споткнулась так, что он не мог этого не заметить.

Найти родственную душу – человека, с которым захочется быть рядом и в горе, и в радости, – это, наверное, одна из самых замечательных вещей, что могут случиться в жизни.

– Девушка, будьте аккуратней, – это были первые его слова, обращенные ко мне.

– Да я на вас засмотрелась, – в шутку ответила тогда я и побежала дальше.

Казалось бы, мимолетная встреча. Сколько таких бывает у нас в жизни?! Пара оброненных фраз, и через несколько минут лицо случайного собеседника уже стирается из памяти. Но Диму я запомнила. Причем не фигуру, не прическу, не одежду. Его глаза: какие-то невероятно искренние и бесхитростные. Поэтому я считаю, что наше знакомство, пусть и неофициальное, произошло именно на той университетской лестнице.

Но когда в своем Instagram я рассказала эту версию, кто-то из читавших Димину книгу «Трансформатор» сделал мне в комментариях замечание – честно, обожаю таких въедливых и внимательных подписчиков – «Екатерина, как вы могли забыть, что вы с Димой познакомились в ночном клубе?!» Отрицать не стану – технически именно Димину версию можно назвать настоящим знакомством. Когда люди называют друг другу свои имена и у них завязывается общение.

В Благовещенске, как и в любом другом небольшом провинциальном городе, выбор мест для хорошего отдыха весьма ограничен. Одним из таких мест был клуб «50/50». Одна из версий такого названия – очень большие столы для гостей. С одной стороны могла сидеть одна компания, за второй половиной – другая. Довольно простое, но эффективное решение владельцев. Один такой стол давал больше посадочных мест, чем три маленьких, занимая при этом меньше места. В итоге заведение могло принять больше людей, а следовательно, и заказов.

В вечер нашего с Димой знакомства я пришла в клуб с большим опозданием. Мои подруги уже заняли нашу половину стола, а на противоположной расположилась Димина компания. Поскольку я задержалась где-то на час-полтора, все ребята уже успели познакомиться и вполне мило общались между собой. Я, как сейчас помню, уселась где-то с краю и первое время молчала и просто слушала: меня-то никому особо не представили, а участвовать в разговорах с незнакомыми людьми мне было как-то неловко.

– Девушка, ну что же вы грустите? Девушка, ну улыбнитесь, – довольно шустрый молодой человек из той, другой компании обращался ко мне с подобными фразами через каждые пять минут.

«Да что за?!..» – нервничала про себя я.

При этом я его узнала с первого взгляда: этот парень в спортивном костюме – тот самый, из университета. И тут я вспомнила: в той же олимпийке и трениках он был и на учебе. Точно! Я ведь тогда еще немного удивилась – форма одежды не совсем подходила для вуза. Но поскольку я спешила, то эта деталь быстро выветрилась из головы. Конечно, тогда я и знать не могла, что этот спортивный костюм – все, что у него есть. Парадно-выходной наряд – и в пир, и в мир.

После нескольких часов танцев, песен и веселья я стала собираться домой. Попрощалась с новыми знакомыми и вышла на улицу. Но мои подруги особо не спешили покидать большую и шумную компанию. Я решила их подождать. Это сейчас можно сделать один шаг из заведения и уже оказаться на заднем сиденье такси. Но в середине 2000-х у нас не было не то что смартфонов с приложениями по заказу машин – тогда, чтобы зайти в Интернет с кнопочного телефона, требовалось иметь большой баланс на номере. Поэтому выбор у меня был небольшой (а точнее – его не было): дожидаться подружек, пытаясь дозвониться в такси. И хотя я жила в паре кварталов от клуба, идти по темноте пешком не собиралась.

– Я могу тебя проводить? Заодно прогуляемся, – раздался сзади голос Димы.

«Почему бы и нет? Парень он и вправду неплохой», – подумала я и согласилась.

И именно на ночных улицах Благовещенска, когда нас уже не отвлекала громкая музыка и смех друзей, мы наконец познакомились. Дима заметно выше меня, шаг у него широкий, но он быстро подстроился под мой. А я как-то совершенно неосознанно решила сделать приличный крюк до своего дома. До сих пор не знаю, понял ли он это тогда. Мы просто шли и болтали на отвлеченные темы. «Чем занимаешься? На кого учишься? Где любишь отдыхать? Какие фильмы смотришь?» По большей части спрашивал он. Я шла, что-то рассказывала, глядя вперед и время от времени бросая на него взгляды. Он же смотрел на меня, не отрываясь, и улыбался. Вот так, как он умеет это делать, – одними глазами. Похоже, ему действительно хотелось узнать обо мне побольше за эту прогулку. Хотя она не дала нам никакого толчка – еще долгое время наше общение не получало никакого развития.

Интересно ли мне тогда было что-то узнать и о нем? Да, но изначально я этого не показывала. Признаюсь, что до сих пор я не прочитала ни одной Диминой книги, потому как все эти истории я знаю лучше, чем он о них рассказывал читателям. Все они про нашу жизнь. Про то, что с ним было в детстве. Трагической историей про своего отца он делился со мной неоднократно, каждый раз с новыми деталями и переживаниями. Я знаю ее очень хорошо. Я никогда не встречала его папу, но, кажется, что знаю его давно и очень уважаю, потому что слышала о нем только самые теплые и трогательные слова. Такой это был благородный и сильный человек, что иначе и не рассказать о нем. И уж, конечно, мне нет смысла читать в книгах Димы нашу историю. Тем более что многих вещей из нашей совместной жизни я когда-то стеснялась.

Да и сейчас, признаться, до сих пор боюсь прочитать про себя. Хотя и его, и мои подписчики часто пишут, что их особенно зацепила последняя глава в его второй книге, где он много рассказывает обо мне. Хотя и в двух других он также был предельно откровенен, говоря о нас, – об этом я тоже узнала от других людей. Видимо, я куда более закрытый человек, нежели он. И откровенно говорить о себе мне сложно. Не скажу, что эта книга для меня стала сизифовым трудом, но, чтобы взяться за нее и довести это дело до конца, хрупкой девушке потребовалось немало мужества.

Пусть во время нашей беседы мы говорили обо всем и ни о чем, я не могла не отметить, насколько это целеустремленный парень. Он рассказал, что в ночных клубах его встретишь редко, потому что он много работает. Позже я поняла, что у него к тому же нет лишних денег на тусовки. Тогда в Благовещенске только вход в клуб стоил 250 рублей. А внутри, хочешь не хочешь, а купить что-то придется. Хотя бы бутылку воды. А уж если ты с девушкой… В то время Дима, работая охранником в магазине, за смену получал всего 300 рублей. На эти деньги он должен был и поесть, и что-то отложить на выходной.

Не скажу, что эта книга для меня стала сизифовым камнем, но, чтобы взяться за нее и довести это дело до конца, хрупкой девушке потребовалось немало мужества.

Первые месяцы после знакомства мы с Димой пересекались только в университетской столовой. Чаще всего он был все в том же спортивном костюме. Болтали, делились новостями, пока стояли в очереди. Обращался он ко мне только по фамилии. Тогда, сами понимаете, девичьей.

– Ходова, как твои дела? Ходова, что ты сегодня делаешь? Ходова, что нового?

Мне это не казалось какой-то фамильярностью, настолько естественно и тепло у него получалось. Но при этом изначально между нами не было милого общения парня с девушкой. Хотя я довольно быстро заметила, что он волнуется рядом со мной. Впрочем, даже если со стороны Димы проскальзывало что-то отдаленно напоминающее флирт, все это было очень неумело. Ему были совершенно не присущи какие-то фишки-завлекалки пикаперов, которые тогда только начали появляться. И уж тем более от вальяжно-уверенной манеры общения с женщиной, присущей опытным ловеласам, он был невероятно далек, поэтому зачастую старался быть своим в доску парнем, старательно выдерживая при этом так называемую «пионерскую дистанцию». Мол, мы просто друзья. Со стороны казалось, что он воспринимает меня как пацана, только в юбке, а не как девушку, за которой, на самом деле, хотел бы ухаживать.

Уже не помню, кто из нас, в очередной раз стоя в очереди в столовой, предложил обменяться номерами телефонов. Затем он подписался на меня в «Одноклассниках» – это была первая и очень популярная социальная сеть, в которой мы переписывались по вечерам. Он ставил лайки под фото, комментировал. Но и в наших переписках ничего личного все еще не было. Надо признаться, дистанцию он держал стойко. Я списывала это на неуверенность, не догадываясь об истинных причинах такого поведения. И вот эта его манера общения со мной – как пацана с пацаном – сыграла в наших отношениях большую роль. Долгое время я воспринимала Диму только как хорошего приятеля, с которым можно посмеяться, с которым всегда легко. Время от времени мы оказывались в ночных клубах, встречались в общих компаниях. Мои девчонки и его приятели уже давно сдружились, поэтому видеться удавалось уже чаще. Каждая встреча начиналась с объятий и двух фраз, ставших для нас чуть ли не паролем-отзывом:

– Как дела, Димасик?

– Нормально, Ходова.

И дальше «Димасика» дело у нас не шло. И, хоть я была девушкой самостоятельной, воспитывали меня по классическим правилам: парень ухаживает за девушкой, добиваясь ее взаимности. Я с самого начала видела, что нравлюсь ему, и, честно сказать, ждала какого-то шага. А Дима его не делал, и все. Ни в кино позвать, ни на свидание пригласить. В конце концов, мне надоело ломать голову над разницей между его поведением и тем, как он смотрит на меня. Я отпустила ситуацию и перестала замечать его редкие и неловкие ухаживания. И только сильно позже я поняла, почему он так долго нерешительно топтался на месте, как мне казалось. Он попросту не мог тогда позволить себе отношения. У него не было денег, чтобы водить меня в рестораны и кино.