Текст книги "Толстушка в самолете"

Келли ДеВос
Толстушка в самолете

От автора

Это не история о похудении в стиле Золушки.

Я помню точный момент, когда поняла, что хочу написать эту книгу. Мне, как и моему персонажу, Куки Вонн, говорили, что я слишком толстая, чтобы летать на самолете из Финикса в Солт-Лейк-Сити. Сидя в аэропорту, сжимая журнал Vogue в руках и опасаясь, что мне не позволят взойти на борт и что я могу попрощаться со своим багажом, я обдумала свою ситуацию. Во-первых, самолеты, из-за тесноты помещения, по природе своей могут стать местами откровенной неприязни к людям размера плюс. А также многие индустрии, например моды или красоты, процветают и зарабатывают на том, что не помогают девушкам и женщинам, на благо которых должны служить, почувствовать себя лучше, а наоборот, заставляют их стыдиться самих себя.

Так что я написала первую главу про первый полет Куки. Повествование идет в двух временных линиях – до и после потери веса. Таким образом я хотела показать, насколько по-разному общество относится к тем, кого считают худыми, и тем, кого называют «людьми с лишним весом».

Я перепробовала множество диет, иногда успешно, иногда нет. Часто мотивацией служило желание влезть в «идеальное платье» для особого события или стать более привлекательной для какого-то человека. Я была уверена, что лишний вес мешает мне. Но потом поняла, что это я сама себе мешаю. Я не позволяла себе заводить новые знакомства, ездить куда хочу и делать то, что хочу.

Нужно было освободиться.

И вот моя мечта стать публикуемым автором сбывается.

Не знаю, решу ли я сбросить вес в будущем, но если да, то мотивацией станет здоровый образ жизни, а не давление или стыд. Если вы решите сесть на диету, это нормально. Если нет – тоже нормально. Ваше тело – только ваше дело и никого другого. Мы намного больше, чем просто тела.

Мы – сумма наших способностей и достижений, мечтаний и надежд, дружбы и отношений. Важно то, что внутри нас.

Келли

Худая
738-й день программы NutriNation

Нет. Нельзя заранее купить два места. Это было бы слишком легко.

Давайте предположим, что вы весите 226 килограмм и точно знаете, что не поместитесь на одном сиденье в самолете. Не важно. Один человек – одно место. За это можете поблагодарить международный терроризм.

Я жду, когда начнется посадка на мой рейс в Нью-Йорк.

Наблюдаю за полной девушкой у стойки авиалиний. Она примерно моего возраста и держит в руках милую розовую брезентовую сумку с нашивками.

Девушка разговаривает со служащим аэропорта, пытаясь не расплакаться:

– И что мне делать? Как вернуться домой?

Может, мне стоит рассказать ей, как все здесь работает. Два года назад я была на ее месте. Два года назад я весила 150 килограммов. Мне заявили, что я слишком толстая, чтобы летать на самолете.

Я бы кое-что ей сказала.

Нет ничего плохого в том, чтобы быть толстушкой в самолете.

SoScottsdale <Новый пост>

Тема: Мы уже готовы взглянуть на ГМ

Создатель: Куки Вонн [соавтор]

Ладно, Scottsdale, пришло время раз и навсегда отправить на пенсию эти джинсы со стразами, потому что грядет новая осенняя коллекция, и, судя по всему, это будет отличный сезон. На этих выходных SoScottsdale посетит предпоказ Гарета Миллера в G Studios в Нью-Йорке. Вы можете спросить, что значит предпоказ? Ну, если вы редактор Vogue Анна Винтур, лучшие дизайнеры приглашают вас на разработки моделей, чтобы присягнуть на верность и показать образцы ткани и изделий. Если вы SoScottsdale, вы сможете провести десять минут с самым знаменитым человеком модной индустрии и «за кулисами» увидеть, что он планирует на Неделю моды в Нью-Йорке. Что задумал Миллер? Готовьтесь к трикотажу, который отлично смотрится как на подиуме, так и в магазинах, к модной джинсовой ткани и расцветкам, в которых нейтральные тона сочетаются со вспышками драгоценных камней. На следующей неделе мы расскажем вам обо всем, что нужно знать, если хотите подобрать гардероб на осень и зиму.

Заметки: Марлен [редактор]: Отличная работа, Куки. Переделай вступление. Наши рекламодатели продают огромное количество джинсов со стразами!

Толстая
За два дня до NutriNation

Вот как это происходит. Нужно приехать в аэропорт и надеяться на лучшее. Представители авиалиний решают, слишком ли вы толстая, чтобы лететь на самолете, или нет.

Я на пути в Нью-Йорк. Завтра я впервые иду на предпоказ. В блоге SoScottsdale именно я представляю тот дивный новый мир, в котором считается, что сорок восемь процентов американцев страдают от лишнего веса.

Не знаю, доберусь ли туда.

Вот как все начинается. У меня пересадка в О’Хара. Кажется, сотрудники аэропорта наблюдают за мной из-за стойки. Я говорю себе, что это просто паранойя. Но тут же прижимаю руки к телу, пытаясь казаться насколько возможно меньше, сидя на своем стуле в зале ожидания.

Ко мне подходит самая маленькая из сотрудников, миниатюрная женщина с седыми волосами. Вместе с другими пассажирами я жду посадки. Она зовет меня подойти к окну, выходящему на взлетно-посадочную полосу. Вдалеке через стекла терминала мигают огоньки огромных зданий Чикаго. Там внутри люди, они приходят и уходят, двигаются по дому или офису, посылая во тьму признаки жизни.

– Мне кажется, вам понадобится второе место, дорогая. – У сотрудницы аэропорта приветливая и приятная манера общения. В выцветшей форме из хлопка она похожа на Мэри Поппинс на отдыхе. – Знаю, ситуация неловкая.

– У меня здесь пересадка. Я точно не стала крупнее с тех пор, как сошла с предыдущего самолета сорок пять минут назад, – говорю я.

Женщина улыбается мне. Фальшивое сочувствие.

– Нам приходится судить по тому, что видим, моя милая. Ну знаете, все зависит от заполненности самолета. Нам приходится действовать по своему усмотрению. Я понимаю, что вам неловко.

М-да. Неловко.

Я следую за ней к билетной стойке.

Вот мои варианты.

а) Заплатить за второе место. Это $650. Плюс налог. Но, ох, вот проблема. Все билеты распроданы.

b) Подождать самолет со свободными местами. Это все равно будет стоить $650. Плюс налог. А когда вернусь домой, могу позвонить по горячей линии и вернуть деньги. Но как же так, следующий рейс с свободными местами… м-м… завтра.

Мисс Ложка Сахара могла бы продумать все эти варианты, прежде чем тащить меня к стойке.

– У меня нет шестисот долларов, – говорю я.

– Тогда, может, стоить позвонить вашим родителям, милая, – предлагает женщина.

Я морщусь и поправляю рукава моего кашемирового свитера ручной вязки.

– Мои родители не сидят у телефона с кредиткой наготове.

– Такая юная девушка… – Мне всегда говорят, что я выгляжу на двенадцать.

– Мне семнадцать, – отвечаю я. – И если бы не пересадка, я бы все еще сидела в самолете.

– Извините, мы вынуждены так поступить, – повторяет женщина.

– Мне просто нужно в Нью-Йорк.

– Я внесу вас в список ожидания, – говорит она, неискренне улыбаясь. – Если на рейс придут все пассажиры, вам придется подождать следующего. Если нет, я смогу продать вам второе место.

– И как я расплачусь за него? – Я оглядываюсь на лысого мужчину, который переступает с ноги на ногу и закатывает глаза, посматривая на часы каждые пару секунд.

– У вас примерно час на то, чтобы решить этот вопрос, дорогая, – говорит сотрудница аэропорта.

Этот час проходит в мучениях. У меня меньше двадцати баксов на счету. Я не могу дозвониться до мамы. Уверена, что, когда она в последний присылала алименты, бабушка потратила все на памперсы.

Я подумываю позвонить в офис блога, но потом передумываю. Я скорее пойду пешком обратно в Финикс, чем скажу своему боссу Марлен, что слишком толстая, чтобы летать на самолете. На этих выходных она устраивает роскошную вечеринку на пятидесятую годовщину свадьбы родителей, а четверо детей ее ассистента Терри заболели кишечным гриппом. Вот уж не повезло, так не повезло. У меня не будет еще одного шанса написать о предпоказе в роли стажера. Предпоказе Гарета Миллера. Увидеть работу настоящих дизайнеров.

Я провожу рукой по лежащему в сумке заявлению на поступление в Парсонс. Фред Лашапель тоже будет на показе. Он декан по работе с абитуриентами, а Миллер – его любимый выпускник. Я мечтала о школе дизайна Парсонс с пяти лет, с тех пор, как бабушка дала мне в руки биографию молодого дизайнера Клэр Маккарделл, и, хотя я не могла прочитать ни слова, я видела одежду и чувствовала ее. Маккарделл создала американский спортивный костюм во время Второй мировой войны и стала первой женщиной, основавшей свой бренд. Женщины Маккарделл бродили по песчаным пляжам, ездили на велосипедах на рынок в маленькие города и использовали коктейльные платья в качестве оружия. Они были свободными, шикарными и сильными.

Я надеялась, желала и верила, что такой суждено стать и мне. Маккарделл училась в Парсонс, и я знаю, что мне точно нужно начать с него.

Мое портфолио поможет мне попасть туда. На бумаге я идеальный кандидат. Дочь супермодели, которая могла бы вшить молнию во сне. В настоящей жизни я не Барби. Летом я покрываю пончики глазурью за восемь долларов в час, вместо того чтобы проводить время в магазине Michael Kors. И трудно объяснить, почему моя мама заработала в прошлом году 1,2 миллиона долларов, а банкомат недовольно бикает, когда я засовываю туда свою карту.

И все же я творю магию, создавая одежду. Если я смогу убедить в этом Миллера и Лашапеля, будет не важно, что сбережений бабушки на черный день едва хватает на плату за рассмотрение заявления на учебу. Они позаботятся о том, чтобы я получила стипендию, и в следующем году я поеду в Парсонс.

Нужно, чтобы все получилось. Мысленно я снова и снова повторяю эту мантру.

Но что произойдет, если я не смогу сесть на самолет? Я не могу позволить себе номер в отеле. Мой багаж уже зарегистрировали. Он уедет в аэропорт им. Джона Ф. Кеннеди.

И это все моя вина, знаю, так все считают. Говорят за моей спиной. Если бы я просто перестала запихиваться шоколадными батончиками или фетучини Альфредо, все было бы просто идеально.

Нужно это сделать. Нужно позвонить Томми. Он стрижет газоны с пятого класса и хранит деньги на сберегательном счету. Томми мой лучший друг, а я уверена, что в правилах дружбы написано, что нужно помогать в такие трудные моменты.

– Не знала, кому еще позвонить, – говорю я по телефону.

По системе оповещения аэропорта называют незнакомые имена. Зал ожидания наполняется людьми, и мимо меня к самолету проходит пилот.

– Ничего страшного, – говорит Томми. На его конце линии тоже шумно. Он участвует в соревновании ПЕРВОЙ Лиги Лего.

– Представитель авиакомпании сказала, что, скорее всего, я смогу провести возврат платежа. Если нет, я сама верну тебе деньги. Обещаю.

– Куки, все нормально.

Он даже не спрашивает, зачем мне билет, и кажется, его не волнует, когда я смогу вернуть ему деньги. Такой вот он милый.

– Мне правда очень жаль, Томми.

– Не переживай.

Мне везет и одну бронь отменяют. Седовласая женщина вносит номер кредитной карточки папы Томми, предназначенной для экстренных случаев. Она отдает мне еще один посадочный талон и большую красную табличку, на которой жирными черными буквами написано «ЭТО МЕСТО ЗАНЯТО». Тут-то и начинается все веселье.

Сотрудница аэропорта помогает мне сесть в самолет, и, поверьте, я не шучу. Она открывает дверь на трап до начала подготовки к посадке, отводит меня и еще одного мужчину прямо в самолет. Ему, скорее всего, восемьдесят, и у него с собой огромный баллон с кислородом, от которого к носу идет трубка. Баллон на колесиках, и сотрудница везет его за собой.

Она помогает мужчине сесть рядом с проходом в первом ряду.

– Располагайтесь где хотите, – обращается она ко мне. Поскольку AirWest – одна из немногих компаний, позволяющих выбрать свое место, я направляюсь в середину салона. – Просто положите табличку на сиденье рядом с вами. – Она заканчивает помогать старику и приносит мне удлинитель ремня. – Знаете, вы кого-то мне напоминаете. Мисс Вонн, да?

– Мне это часто говорят, – отвечаю я. – Думаю, все толстяки похожи друг на друга.

Женщина упирает руки в боки и сердито смотрит на меня. Словно бы она была необычайно добра, а я тупица, не оценила это.

– Наслаждайтесь полетом. – Это ее последний взрыв неискренности, прежде чем она уходит.

Примерно двадцать минут в самолете находимся только мы вдвоем. Старик все время вертит головой, насколько это позволяет трубка, видимо, пытаясь понять, почему я здесь.

В самолет начинают заходить пассажиры. Каждый, проходящий мимо, останавливается прочитать красную табличку. Я придумываю пару историй на тот случай, если кто-нибудь начнет задавать вопросы.

Женщина с плаксивым младенцем так и поступает и показывает на знак.

– Здесь занято? – спрашивает она.

Я вижу, что за ней следуют несколько других детей, а все оставшиеся свободные места разбросаны по салону.

– Я путешествую с воздушным маршалом11
  Федеральный служащий, обеспечивающий безопасность на борту самолета.


[Закрыть], – говорю я.

Она открывает рот, но потом проходит дальше.

Я начинаю обустраивать свое место. Проверяю, где мои журналы. Пока я развязываю наушники, мимо проходит еще пара людей.

К моему проходу приближается девушка в полосатом платье макси от Марка Джейкобса. Она пахнет цветочным парфюмом Kenzo, который едва прикрывает вонь сигарет. Все в ней, от висящих сережек до косметики, имитирующей загар, лишено индивидуальности. Словно ее одевал кто-то другой. Возможно, она зашла на сайт net-a-porter.com и просто щелкнула на ссылку «купить». Вот что происходит, когда денег у вас больше, чем чувства стиля.

Девушка смотрит на меня с презрением, словно она бы скорее предпочла сидеть рядом с обезьянкой в подгузниках, чем с толстым человеком. Я жду, когда она пойдет дальше. Вместо этого она тянется к табличке «ЗАНЯТО».

Я кладу свою руку сверху, чтобы девушка ее не убрала:

– Это место занято.

– Да, для меня, наверное, – говорит незнакомка. Она нетерпеливо притопывает, и ее голова как-то странно качается на шее, отчего кажется, что ее коротко подстриженные до подбородка волосы – какой-то странный парик. – Это последнее свободное место в самолете.

Ее тон словно бы намекает: «Тупая, я что, сидела бы с тобой, если бы был выбор?»

– Оно мое, – рычу я. – Меня заставили его купить.

– Это. Единственное. Оставшееся. Место, – выплевывая слова, она дергает головой из стороны в сторону.

Люди начинают оборачиваться. Стюардесса пробирается по проходу к нам.

– В чем проблема, девушки? – спрашивает она.

– Я хочу здесь сесть. Это очевидно, – отвечает Мисс Денежный Мешок, приглаживая густые черные волосы.

– Это мое сиденье, – замечаю я. – Меня заставили его купить.

Бортпроводница осматривается:

– Это единственное оставшееся свободное место в салоне.

– У ворот мне сказали, что я слишком толстая, чтобы уместиться на одном сиденье, и заставили купить второй билет, – говорю я. Главное не впадать в истерику.

– Но вы помещаетесь на одном сиденье, – отвечает стюардесса.

– Почти, – добавляет девушка.

– Так я им и сказала. Но меня все равно заставили купить второе.

Мне хочется плакать. Но нет. Завидев ваши слезы, люди решают, что победили. Я годами училась держать себя в руках, пока не останусь одна. В душе или в кровати поздно ночью.

– Ну, если эта юная леди сядет рядом с вами, вам автоматически должны вернуть деньги. Я позабочусь о том, чтобы они вернулись на вашу кредитку, как только мы приземлимся в аэропорту. – Стюардесса дружелюбно улыбается мне. – Все только выиграют от этого.

– Мне не нужен возврат денег, – отвечаю я лишенным эмоций тихим голосом. Весь салон притих. Все молчат. – Меня унизили в аэропорту. Мне пришлось ждать, звонить лучшему другу и просить деньги. Меня проводили в самолет с пожилым мужчиной, который мог бы приходиться дедушкой моей бабушки. Мне пришлось нести вот это, – я трясу красной табличкой, – словно какую чертову алую букву. – Показывая на сиденье рядом с собой, я продолжаю: – Мне наплевать на возврат средств или выигрышную ситуацию. Как и на то, упадет ли этот самолет в чертов океан. Мне нужно это чертово место.

Стюардесса перестает притворяться дружелюбной:

– Это мы решаем, нужно ли вам два места.

– Знаю. Милая леди в терминале все объяснила мне, когда забирала мои шестьсот долларов.

Стюардесса вздыхает и поворачивается к другой пассажирке:

– Простите, но вам придется пройти к воротам и там разбираться с этой проблемой.

– Вы издеваетесь? – возмущается девушка. – Скажите толстухе убрать свою красную табличку, и можно отправляться в путь. – Она снова пытается усесться рядом со мной.

Бортпроводница перегораживает проход рукой, чтобы помешать ей занять место, и потом отводит к двери, продолжая разговор:

– Поскольку у нее два билета, мне придется рассматривать этот случай как избыточное бронирование. В таком случае пассажир с последним посадочным талоном регистрируется на следующий рейс.

– Следующий рейс? Завтра? – спрашивает девушка. Ее голос звучит пронзительнее и истеричнее. – Но я пропущу…

Я не слышу, что она пропустит. Как только она выходит на трап, другой бортпроводник с грохотом закрывает дверь самолета. Парень с другой стороны прохода бросает на меня недоброжелательный взгляд.

В передней части салона я замечаю пятно светлых кудрявых волос. Томми. Чувство облегчения проходит, когда рациональная часть моего разума соединяет все точки. Томми в Месе, а это незнакомый парень, который ставит сумку подруги на полку для ручной клади.

Я закрываю глаза, пока пилот делает объявления, а бортпроводники инструктируют пассажиров. Спустя несколько минут все вокруг затихает.

Самолет несется по взлетной полосе, свет в салоне становится тусклым, а я пытаюсь представить, как сижу в первом классе с Томми и держусь с ним за руки. Кажется, это доступно только богатым и идеальным. Только членам клуба, в который я не знаю как попасть.

Но я точно знаю, что после этой поездки подобная ситуация больше не повторится.

Хватит с меня быть толстушкой в самолете.

Худая
Позже в тот же 738-й день

– Слава богу, – говорит он и улыбается мне.

Это он. Наконец-то я встречаюсь с Гаретом Миллером.

И он мне улыбается.

Самолет остановился в Далласе, поэтому логично, что мой идол моды плюхнулся на сиденье рядом со мной. Меня наполняет ужас. Или паника. Паника, из-за которой я подумываю направиться к аварийному выходу и по эвакуационному трапу спуститься на взлетную полосу.

Он садится у прохода:

– Там одна слониха устроила ад в аэропорту, потому что ее заставляют купить еще один билет.

И он придурок.

Ну и ладно. Я столкну его c эвакуационного трапа.

Гарет Миллер наклоняется ко мне, словно мы в сговоре.

– Не хочу показаться грубым, – шепчет он, – но ей действительно нужно два сиденья. Как минимум. Когда у меня еще не было личного самолета и мне приходилось летать на обычных, я постоянно сидел рядом с такими. Такими и плачущими детьми. Или иногда и с толстыми девчонками, и с плачущими младенцами.

Я отодвигаюсь и сердито смотрю на него.

– Кажется, вам было бы лучше на «Эйр Форс Придуркос», – вырывается у меня.

Я, типа, жалею, что сказала это. Я направляюсь в Нью-Йорк, чтобы взять интервью у этого парня, и, наверное, не лучшее решение поцапаться с ним. Я отворачиваюсь к окну и пытаюсь показать ему, что сосредоточена на запихивании iPad в карман сиденья перед мной.

– Ну и дела, я взял и обидел вас. – В поле моего зрения появляется его рука. – Гарет Миллер. И нет, не думаю, что мне было бы лучше там. У Придуркос одни технические проблемы.

Заставляя себя оставаться спокойной, я слегка пожимаю его руку и говорю:

– А меня зовут Куки.

Я два года представляла эту встречу. Воображала ее с тех пор, как увидела его профиль через щель в двери студии, стены которой были отделаны кленом. Я представляла нашу первую встречу так: он пролистывает мой альбом для зарисовок, громко объявляя, что он никогда не видел таких прекрасных фасонов. Потом настаивает на том, чтобы я получила стипендию в Парсонс, и хочет внести вклад в начало моей собственной линии одежды. Но, наверное, мы просто посидим рядом на бежевых сиденьях в самолете.

– Куки, – повторяет он со смешком. – Это очень сладкое имя.

Мне необходим весь мой самоконтроль, чтобы эпично не закатить глаза. Люди все время считают себя оригинальными. Словно бы они первыми придумали эту шутку.

– Мама ела печенье с шоколадом в больнице после моего рождения, – рассказываю я ему, чтобы не смотреть на его точеные черты лица. – Думаю, нужно радоваться, что медсестра не дала ей шоколадную плитку. Или сейчас меня бы звали «Кит-Кат» или типа того.

– Есть перерыв, есть «Кит-Кат», – говорит он, очаровательно улыбаясь.

Это вроде как смешно, но я подавляю смех. Может, Гарет Миллер и идет по жизни, говоря все, что захочет, и полагаясь на свою привлекательность, чтобы это сошло ему с рук. Но та слониха когда-то была мной. Все еще кажется мной. Я кладу руки на пустое место на краю сиденья. Вот куда привели меня два года NutriNation.

Я действительно надеюсь, что мужчина не заметит на мне свитер от Гарета Миллера.

Стюардесса делает медленные плавные движения руками, показывая на ряды у выхода. Я достаю табличку по безопасности на воздушном судне и читаю ее, ища информацию о кислородной маске.

– Наверное, у меня это впервые. Кто-то действительно читает инструкции на случай аварии, – говорит Миллер, растягивая слова. Он из Монтаны и ему присущ шарм модного ковбоя.

– Я хочу подготовиться на случай чрезвычайной ситуации.

– Не хочется говорить вам, но если самолет разобьется, мы все умрем, – снова улыбается он. Ему удается преподнести это как самые лучшие новости дня.

– Неправда. – Мой желудок делает сальто, но я одариваю его своей фальшивой улыбочкой. – Большинство аварий происходят во время взлета или приземления, и уровень выживаемости примерно 56 процентов. В первом классе мы рискуем больше всего, поскольку самые безопасные места в хвостовой части самолета. Но раз вы не прочь умереть, я просто проползу по вам в случае такой ситуации. А вы сможете стать одним из 44 процентов невыживших.

– Ну, умру счастливым человеком, – говорит он, осматривая меня. – И сделайте мне одолжение, Куки, произнесите речь на моих похоронах. Позаботьтесь, чтобы все узнали, что я создал этот свитер и дал ему жизнь, чтобы он мог так прекрасно смотреться на вас. – Он показывает на гладкий кашемир. Его украшают хаотично расположенные группки из восьми черешен. Комбинация качества и причуды. Авторский стиль Гарета Миллера.

Конечно же он заметил свитер. Я вздыхаю.

– Я сказал, что являюсь дизайнером этого свитера. Вас это не впечатляет?

Я киваю и надеюсь, что он займется чем-то другим и перестанет смотреть на меня. Он это делает, потому что:

a) я похожа на маму, и он пытается понять, почему я выгляжу знакомо;

b) по моему лицу размазалась тушь или листик застрял в волосах;

c) другая причина, от которой меня бросает в жар.

Из-за двух вариантов не стоит заводиться. Я напоминаю себе, что не хочу хотеть понравиться кому-то вроде Гарета Миллера. И в любом случае я потратила многие часы на составление списка дотошных вопросов для интервью. Нельзя, чтобы этот долгожданный момент испортили четыре часа добродушной болтовни. Я пытаюсь надеть наушники до того, как он успеет что-либо добавить.

– Знаете, вы кого-то мне очень напоминаете, – говорит мужчина. Он наклоняет голову и добавляет: – Похоже на подкат, причем плохой. Но не могу избавиться от чувства, что где-то вас видел.

К нам подходит стюардесса первого класса.

– Хотите что-то из напитков до взлета? – спрашивает она. Ее взгляд мечется между мной и Гаретом, и на лице расплывается улыбка. – В моем салоне сидит много красивых людей, но вы двое просто великолепны.

Я к такому не привыкла. К комплиментам и вниманию. Мой желудок выделяет слишком много кислоты. Уверена, к тридцати годам я заработаю язву.

– Мне бокал белого вина, пожалуйста, – говорит Гарет.

– А мне просто стакан диетической колы, – прошу я женщину.

Я встречаюсь взглядом с мужчиной в костюме морского цвета из Men’s Wearhouse, сидящем через проход от меня. Он улыбается мне.

А я могу думать лишь о том, что ему не стоит носить полосатый галстук с полосатой рубашкой.

Я отворачиваюсь к окну и наблюдаю, как работники грузят багаж в другой самолет в нескольких воротах от нас. В последний мой полет в самолёте этот парень не стал бы даже глазами со мной встречаться. Он бы молился, чтобы не пришлось сесть рядом со мной.

В салоне включается кондиционер, и я улавливаю аромат одеколона Гарета Миллера. Нечестно, что он выглядит и пахнет так хорошо.

Оказавшись в ловушке его привлекательности и «очарования», исходящего от него, подобно нежеланной инфекции, я устроилась на сиденье и молюсь, чтобы добраться до Нью-Йорка и не убить его.