Текст книги "Без тебя"

Глава четвертая
Лайла

30 августа, воскресенье

Итак… Бесспорным является то, что впервые за пять лет у меня появился любовник. А еще, судя по всему, я утратила свой несгибаемый стержень.

Каллум ушел, проведя со мной два дня и дне ночи. Две ночи. Я на самом деле пообещала себе в пятницу вечером, что не буду с ним спать, что мы ограничимся ужином, а после этого я сяду в машину и никогда больше с ним не увижусь.

На этот раз я не могу ссылаться на то, что меня застали врасплох. Да, можно искать оправдание в том, что я перебрала вина за ужином, но на самом деле, если бы то было не вино, а вода, ничто не изменилось бы.

У нас с Каллумом не случается минут тягостной тишины. Когда беседа увядает, я могу просто сидеть рядом и не чувствовать даже тени неловкости. Последние годы мне все время приходилось что-то доказывать, бороться, чтобы протиснуться в голову толпы. Все это требовало моего полнейшего внимания. Казалось, я должна что-то миру только за право жить. Все это занимало мой разум так, что даже на ведение дневника времени не хватало. А когда он рядом, я ощущаю полноту собственного существования. Стремительный поток мыслей замедляется. Я забываю все те весомые причины, по которым у наших отношений не может быть будущего. Настоящее кажется настолько значительным, что я напрочь обо всем забываю.

В субботу мы разговаривали все утро. Я пыталась объяснить Каллуму, что не могу больше с ним видеться, но как-то неуверенно. Когда пришло время проявить твердость, проявлять ее мне совсем не хотелось. Мы условились не принимать скоропалительных решений. Я снова пообещала себе, что после обеда отошлю Каллума, а сама поработаю.

Но потом мы пошли прогуляться по Корсо. Мы походили на любую другую относительно молодую пару квалифицированных специалистов, вышедшую на прогулку со стаканчиками кофе на вынос: вот они бредут, взявшись за руки, чтобы занять чем-то выходной. Мы ходили по фермерскому рынку. Я купила овощей. Каллум заскочил в закусочную и вышел оттуда с жирными горячими чипсами и рыбными закусками для утреннего чая. Он рассмеялся, когда увидел отвращение на моем лице. Потом я примеряла шляпки и с шутливом видом позировала перед ним. Он наблюдал за мной через витрину магазина, а потом начал делать вид, будто фотографирует меня, словно на показе мод. Все это было ужасно нелепо и глупо, но мы так громко смеялись, что окружающие стали на нас оглядываться. Одна пожилая леди одарила меня понимающей улыбкой. Она подумала, что мы любовники. Интересно, не вспоминала ли она о своей собственной, давно утерянной любви? Не этим ли постоянно занимаются люди? Они встречают того, кто смешит их, они смеются вместе, и прожитых лет словно и не бывало.

Несмотря на всю обыденность, последние несколько дней принесли мне много радости. У меня вообще-то много шляп. Не припомню, когда и при каких обстоятельствах я ими обзавелась. Я их покупала, чтобы защитить кожу от веснушек, хотя прекрасно понимала при этом, что шляпки не помогут. Черная фетровая панама, которую я приобрела сегодня, станет особенной. Она будет хранить мою память.

Каллум отправился к себе за чистым бельем. Мы договорились позже побегать вместе по пляжу. Я немного стушевалась, когда увидела, что Каллум взял с собой кроссовки. Похоже, он не снимает обувь даже тогда, когда бегает по песку, что, с моей точки зрения, равносильно безумию. Все знают, что человеческая нога приспособлена к бегу босиком. Когда я сказала Каллуму об этом, он прижал свои драгоценные кроссовки к груди с фальшивым выражением ужаса на лице и заявил, что весь день даже не заикнулся о босых ногах, поэтому пусть хотя бы кроссовки у него не отбирают.

Мы промчались вдоль всего пляжа. Я бежала так, как привыкла. Каллум не спешил, позволяя мне держать свой темп. По пути он рассказал мне, что когда-то подумывал о том, чтобы стать марафонцем, бегал на длинные дистанции по выходным, но потом все это забросил. Даже сейчас в его голосе звучали нотки недовольства. У этого человека есть мечта… или две мечты… десять, но их осуществлению мешают барьеры, существующие только в его голове. Каллуму кажется, что его работа – первейший для него приоритет, а все помимо нее не представляет особой важности. Подозреваю, что, если он сделает хотя бы один конкретный шаг в сторону осуществления своей мечты, он вдруг поймет, что на самом деле для него важно, и тогда избавится от сковывающих его цепей.

Неплохо было решиться на совместную пробежку, но Каллум слишком высок для того, чтобы в ней имелся особый смысл. В конце дорожки мы расстались. Каллум, повернув назад, вырвался вперед во втором забеге. Я наблюдала за тем, как он стремительно от меня отдаляется. Я бежала по плотному мокрому песку, как обычно, недалеко от воды. Он мчался далеко впереди по кромке сухого песка. Когда расстояние между нами увеличилось, я позволила себе намочить пальцы ног. Теперь мое внимание сосредоточилось на холодных волнах, разбивающихся о мои лодыжки. Хотя вся моя взрослая жизнь протекала на берегу океана, я всегда ощущала в воздухе этот неповторимый запах соли. Как запах пекущегося хлеба навевает на меня воспоминания о бабушке, а безвкусный аромат духов – о маме, соленый морской воздух мысленно возвращает меня домой.

На пляже днем в выходной много людей. Именно из-за этого я люблю бегать в это время. Сюда приходят целыми семьями. Летом они плещутся в воде, а зимой строят песчаные замки. Собираясь вместе, они становятся счастливее. Я всегда это понимала, хотя и провела последние годы в одиночестве. Впрочем, это был мой личный выбор. Вчера я решила, что больше не буду одна. Это просто чудесно. Даже когда Каллум вырвался вперед на сотни метров, он находился здесь ради меня, и это наполняло мое сердце радостью.

Замечательно… слишком замечательно… слишком легко… Когда день сменился вечером, мы, естественно, отправились ужинать вместе. Каллум сказал, что умрет без бифштекса. Мы выбрали один из ресторанчиков, расположенных недалеко от моей квартиры, и сидели снаружи, пока на землю опускались сумерки.

Минуло пять лет с тех пор, как я в последний раз ела мясо. По правде говоря, мне этого и не хотелось. Теперь же вид и аромат жареного мяса словно вонзили в меня свои когти. Мне захотелось хотя бы на несколько минут забыть о протестах защитников окружающей среды и с аппетитом впиться в это мясо. Если бы я попросила Каллума, он бы со мной поделился, уверена, это даже доставило бы ему удовольствие, а потом он всю ночь только об этом и напоминал бы.

Но, разумеется, я не просила его поделиться бифштексом, я не могла себе этого позволить, это не тот стиль жизни, который я себе выбрала. Хотелось бы мне понять, почему я могу противостоять этому искушению, а вот Каллум – нет.

Мы как раз закончили есть, когда началось выступление музыкального дуэта. Это был акустический ансамбль, состоящий из гитариста и женщины, которая, взгромоздившись на высокий табурет, исполняла нежные баллады для собравшихся в ресторане посетителей. Голос у женщины был изумительный. Жидкий шелк и натуральный мед. Глубже, чем мамин голос, но с теми же акробатическими нотками. Каллум хотел подозвать официанта и спросить, нельзя ли пересесть вовнутрь, но я взяла его за руки и обняла ими себя. Мы начали танцевать.

Позже он сказал мне, что не умеет танцевать. Возможно, он просто хотел меня одурачить. Мы заняли места в нашем импровизированном танцзале. Возможно, сначала он немного колебался. Так и должно быть, ведь мы стояли перед певицей, а все остальные в ресторане сидели и ели. Если уж на то пошло, места между музыкантами и столиками было немного, но мы справились. Гитара, голос и слова песни говорили о страстном желании. Звуки оплетали нас подобно лунному свету в минувшую ночь. Нам оставалось только переминаться с ноги на ногу, не сводя друг с друга глаз. Прежде я всегда сомневалась, что взаимоотношения способны достичь такого уровня, когда в подходящий момент можно находиться в переполненном помещении и чувствовать присутствие лишь одного человека.

После этого мы опрометью бросились домой, словно подростки, сорвали друг с друга одежду, как только входная дверь захлопнулась за нами. Прежний наш секс не был похож на то, что с нами сейчас происходило. Поначалу мы с Каллумом вели себя как взрослые люди, демонстрируя друг перед другом свое мастерство и приобретенный с годами опыт. Мы оба не спешили, ограничивали себя, приспосабливаясь к ритму и вкусам друг друга. На этот раз все было по-другому. Все было первобытным, порывистым и целиком основывалось на наших инстинктах. Не было ни игривого хихиканья, ни комментариев, ни высказанных вслух пожеланий. Наш импровизированный танец стал дразнящей прелюдией. Полагаю, мы просто ощутили себя в большей безопасности, обнимая друг друга, и подводное сексуальное напряжение между нами наконец схлынуло.

Только утром я осознала, что дни слились вместе, а последний ужин в пятничный вечер плавно перетек в воскресное утро. Я пообещала себе это исправить, пока все не зашло слишком далеко. Отстранившись от него, я встала с постели, чтобы быть начеку, когда он проснется. Я решила, что угощу Каллума чашечкой кофе, буду вежливой и недоступной и напомню ему о том, что уже говорила не раз: мне нужно еще успеть доделать кое-какую работу.

А он спал… спал… спал… Время приближалась к полудню. Тогда я принялась звякать посудой на кухне, желая разбудить Каллума. Он наконец выбрался из кровати. Каллум не обратил внимания на то, как неприветливо я веду себя с ним, не обратил внимания даже на шум, а вместо этого, обхватив руками за талию, впился губами в мои губы и целовал, пока у меня не перехватило дыхание. Потом я, конечно же, позабыла, что собиралась выставить его за дверь. Каллум предложил мне пойти вместе в кино. Этого должно было хватить, чтобы заставить меня действовать, но я начала одеваться, мысленно проклиная себя за беспомощность и нерешительность, не позволяющие мне подавить все это в зародыше. Каллум извращался, как только мог, нарезая морковь соломкой, чтобы мне было чем перекусить, поскольку я заявила, что есть попкорн на сливочном масле не собираюсь. Несмотря на то что ножом он не владел, сам этот факт произвел на меня огромное впечатление.

Когда приблизился вечер, когда Каллуму уже было пора отправляться домой, когда я уже больше не могла откладывать подготовку к завтрашнему заседанию, да и сам он начал нервничать, осознавая, что и его ждут дела, я проводила Каллума в прихожую и поцеловала на прощание.

Мне хотелось попросить его остаться. Все, что мне следовало сделать, – предложить ему остаться. Я видела, как он меня хочет. Каллум мгновенно бы согласился… По крайней мере, у меня хватило силы воли хотя бы раз не поддаться зову собственного сердца.

Он сказал, что позвонит завтра. Я заставила себя заявить, что мне предстоит трудная неделя: пусть лучше позвоню я, когда появится свободное время.

И вот прошло меньше часа, и я уже испытываю странное чувство… Я по нему скучаю. Я постаралась занять себя чем-то: полила цветы, даже помыла посуду, но сосредоточить внимание на работе просто не смогла. Поэтому я уселась на балконе, подставив лицо морскому бризу, и положила перед собой дневник.

Рядом с тетрадью лежит мой мобильник. Руки так и тянутся к нему: позвонить и пригласить его обратно…

Глава пятая
Каллум

Когда мы расстались, я пролежал без сна бóльшую часть ночи, сожалея о том, что мне не хватило храбрости попросить Лайлу остаться с мной еще на одну ночь. Мысленно я прокручивал в голове события дней, проведенных с ней вместе. Казалось несправедливым и очень неприятным то, что, дожив почти до сорока лет, я еще никогда не ощущал себя настолько живым, как в этот уикенд рядом с ней, а потом этот уикенд так быстро закончился.

Я искал ее на пароме сегодня утром, но, к сожалению, ее там не было. Она продиктовала мне номер своего мобильника, когда мы прощались, но я решил не спешить со звонком… Лайла попросила меня подождать с этим, а я не хотел ее отпугнуть.

Ровно в девять Карл стоял возле кадки с пластмассовым растением. Когда я вышел из своего кабинета, он внимательно посмотрел на мое лицо, а затем улыбнулся.

– Вижу, все прошло как надо?

Я попытался казаться невозмутимым.

– Да, мы встречались на выходных.

– И?

– Что «и»?

– Она действительно такая замечательная, как тебе в первый раз показалось?

Я рассмеялся.

– Даже больше.

– Могу представить…

Карл шагнул на лестницу, а я последовал за ним.

– Я, честно признаться, думал, что ты будешь в легкой депрессии.

– В депрессии?

– Извини, не совсем правильно выразился. Ты все время пребываешь в депрессии. Я просто думал, что ты перейдешь на совсем новый уровень депрессии.

– Зачем ты все это мне говоришь? – спросил я с удивлением и, возможно, с легкой обидой.

– Вся эта история с Лайлой очень напоминает мне прошлогодний тренинг по психологии продвижения нового продукта и первым впечатлениям. Кажется, это была твоя идея – устроить нам такое повышение квалификации… Припоминаешь?

– Смутно.

На самом деле я припоминал, и мне не нравилось, куда может завести нас этот разговор.

– Покупатели формируют свое мнение относительно нового бренда в течение десяти первых секунд. Если дизайн хорош, новый товар им понравится, даже если он не совсем им подходит. Если же демонстрировать им товар дольше десяти секунд, покупатели начинают замечать его дефекты.

– Ну, Карл…

– Я также полагал, что половина очарования Лайлы обусловлена ее внезапным исчезновением, ее недоступностью. Азарт преследования и все такое прочее…

– Если ты сегодня собираешься забить меня словами до смерти, то лучше сначала купим кофе.

Карл рассмеялся.

– Нет, серьезно, Каллум. Я рад, что у тебя получилось. Тебе не повредит остепенится и иметь что-то, ради чего стоило бы возвращаться домой.

– Она уверена, что надолго у нас это не затянется, но я рад уже тому, что имею.

Карл умолк. Он шагал впереди, но, поворачивая к следующему пролету, бросил на меня взгляд и улыбнулся.

– Так ты втрескался, как я посмотрю?

– Ты все сам поймешь, если она задержится так долго, что у меня появится возможность вас познакомить.

* * *

В понедельник я дотянул до того времени, когда пора было уже ложиться спать, так ей и не позвонив. Это был настоящий подвиг стойкости. Я столько раз в течение дня брался за телефон… Когда я уже собирался закрыть глаза, чтобы уснуть, запоздалый импульс взял свое: я взял мобильник, лежавший у меня на ночном столике, и набрал текстовое сообщение.

Я знаю, что тебе предстоит трудная неделя. Я только хочу сказать, что провел с тобой замечательный уикенд. Я о тебе думаю.

Мой палец завис над кнопкой, готовый дать отбой, но, вздохнув, я все же отправил сообщение. Было уже поздно. Я не надеялся, что она ответит, но звон, просигналивший об ее послании, пришедшем почти сразу же, наполнил мое сердце радостью.

Спасибо, Каллум. Поедем на пароме вместе завтра утром?

Причал Мэнли находится позади небольшого престижного торгового центра. Супермаркет, торгующий товарами со скидками, втиснут между очень дорогими бутиками и кафе, словно таким образом достигается определенное равновесие: переплатите за шоколад и кофе, и мы вознаградим вас дешевыми мукой и сахаром. Я увидел Лайлу в очереди перед кофе-баром, располагавшимся у входа на территорию торгового центра. Небо окутывали тяжелые облака, поэтому оба мы имели при себе черные зонты, вот только Лайла помимо этого везла небольшой чемоданчик на колесиках.

– Ты куда-то уезжаешь?

Секунду она смотрела на меня с недоумением, потом проследила за моим взглядом и рассмеялась.

– Это документы, которые я читала вчера вечером, готовясь к слушаниям. Их слишком много, чтобы отправлять по электронной почте. Тебе приходилось так долго читать с экрана, что когда отвернешься, то кажется, будто бы весь мир вокруг подернут электронным мерцанием?

Я рассмеялся и кивнул. Лайла скривилась.

– На прошлой неделе я добилась судебного запрета, но у меня такое чувство, что мерзавцы попытаются его обжаловать.

– Разорви их в клочья, тигрица, – сказал я.

Лайла потянулась и поцеловала меня прямо в губы. Я был приятно удивлен. Мы обменялись улыбками. Над нами пророкотал гром, но казалось, будто площадь, на которой мы стоим, залита ярким теплым солнечным светом.

– Сао Айрис? – нерешительно произнесла бариста.

В этом баре, заказывая кофе, приходилось писать свое имя на бумажном стаканчике.

Меня удивило то, что Лайла отдала предпочтение имени, которое люди никогда правильно не произносят.

– Сёрша, – поправил я баристу.

Когда девушка покраснела, я ей подмигнул.

– Это одно из эксцентричных гэльских имен, – сообщил я.

– Я заказала тебе кофе, – сказала мне Лайла.

Взяв два стаканчика из рук баристы, она одарила ее ледяной улыбкой, не вяжущейся с вежливыми словами:

– Большое спасибо.

Она передала мне стаканчик. Я прочитал то, что она написала после моего имени. К своему облегчению, я обнаружил, что Лайла заказала для меня кофе не с миндальным молоком, как я опасался, а с необезжиренным коровьим молоком. Я подхватил ее чемоданчик, и мы влились в поток жителей пригорода, которые привычным путем двигались по направлению к причалу.

– Почему ты не написала имя Лайла на стаканчике?

– Потому, что в прошлый раз, когда я заказывала кофе, эта бариста повела себя как конченая сука по отношению к пожилой леди, стоявшей передо мной. Я хотела, чтобы она опростоволосилась. – Лайла захихикала, словно школьница, и я не смог сдержать улыбку при виде ее радости. – А ты все мне испортил, проявив к ней толику жалости.

– Следует запомнить: надо быть настороже, ибо Лайла – особа мстительная.

– О да! Ты увидишь, что я сделаю с этой чертовой горнодобывающей компанией, если они снова позарятся на виды, занесенные в Красную книгу.

– Ты работаешь над одним делом за раз?

– Над одним! – фыркнула она. – Я одновременно веду дюжины дел. У меня превосходная секретарша и два помощника. Если бы не они, я не знала бы, какой сегодня день. Я даже не имею представления, сколько дел сейчас веду. Чтобы выяснить это, надо обратиться к моим сотрудникам или к компьютеру.

– А почему ты решила что эта особенно зловредная горнодобывающая компания решится снова стрелять в твою сторону?

– Не знаю, – пожав плечами, ответила она. – Проект стоит полмиллиарда долларов. Сомневаюсь, что эти люди позволят лягушкам и насекомым, обитающим на огороженном пастбищном участке, замедлить их продвижение, не говоря уже о том, чтобы их остановить. Мы смогли найти только одного эколога, который согласился выступить в суде против новой выработки. Это яркий пример того, что представляет собой наша наука. Экспертов, с которыми мы обычно сотрудничаем, либо купили, либо запугали. Судя по всему, дело может принять нехороший оборот, поэтому мне нужно быть настороже.

– Доброе утро, Лайла! – крикнул ей стоящий на противоположной стороне палубы служащий парома, пока мы поднимались на борт.

Она лучезарно ему улыбнулась и выкрикнула приветствие в ответ.

– Это Руперт, – объяснила она мне. – Ты его знаешь? Руперт работает на пароме в утреннюю смену.

Я отрицательно покачал головой.

– Он отличный парень. Его жена через пару недель собирается родить третьего ребенка.

Не уверен, что когда-либо обращал внимание на служащих парома, не говоря уже о том, чтобы узнавать, как их зовут, и выяснять какие-либо подробности их личной жизни. Мы уселись бок о бок напротив окна, в котором открывался вид на северную часть залива. Мне хотелось сказать что-нибудь, чтобы возобновить наш разговор, но внезапно я ощутил тяжесть на сердце. Потребовалось некоторое время, чтобы ее определить.

Разочарование.

Впервые я осознал, насколько же отличаюсь по характеру от Лайлы. Нет, конечно, новизна нашей непохожести на первых порах забавляла и даже интриговала меня, но, сидя на пароме и обдумывая события сегодняшнего утра, я спросил себя, не станет ли эта непохожесть непреодолимой. Что же я все-таки ищу?

– Эй! С тобой все в порядке? – вдруг спросила меня Лайла. – Я тебя расстроила?

Я повернул голову в ее сторону голову. Блестящие голубые глаза… едва различимые веснушки на носу… высокие скулы… переливающиеся глянцем губы… Неприятное чувство схлынуло, а внизу живота возникло иное, куда более приятное ощущение. Кто сказал, что мы должны быть одинаковыми? Не исключено, что мы прекрасно друг друга дополняем.

– Нет… Все хорошо. – Я взял ее за руку. – Лучше расскажи о своих лягушках.

* * *

Дело было многообещающим. Кто бы мог подумать, что паром станет залогом моего счастья? Лайла сказала мне, что перегружена работой, но мы хотя бы сможем встречаться здесь в ближайшие несколько дней.

Она уговорила меня ездить обратно домой вместе с ней на медленном пароме.

– Да, я знаю, что это глупо, да, я знаю, что тебе придется купить другой билет, даже если у тебя уже есть сезонный, да, я знаю, что этот паром ползет как черепаха, – сказала Лайла, беря меня под руку и увлекая к билетной кассе, – но, если мы отправимся на скоростном пароме, в Мэнли мы будем через четверть часа, а затем мне придется снова работать. Ты же говорил, что любишь медленные паромы!

Я не оказал особого сопротивления. Мы сидели в баре, пока паром едва тащился, перевозя нас через залив, и вели беседу о том, чем занимались в течение дня. Лайла очень подробно рассказывала мне обо всех тонкостях своего дела, хотя я не понял ни единого юридического термина, даже не разобрался, где же находится этот национальный парк. Я узнал о тех, кто работает вместе с ней, даже уловил разницу в тоне, когда Лайла говорила о каждом из своих сотрудников. Алан был старшим партнером, и Лайла, судя по всему, уважала его, как собственного отца. Бриджит работала секретарем-юристом. Всякий раз, когда Лайла называла ее имя, лицо ее словно бы озарялось невидимым светом. Сразу становилось ясно, что Лайла ее любит и ценит.

Два ее помощника, Анита и Лиам, представляли для меня определенную загадку. Хотя они составляли половину ее команды, у Лайлы не нашлось для них ни одного хорошего слова.

– Они просто не врубаются, – заявила она однажды вечером, когда раздражение взяло верх. – Известно, что парни из «Хемвея» собираются подавать апелляцию. Мы с Бриджит работаем как сумасшедшие, днем и ночью готовимся, а Анита и Лиам могут запросто отправиться утром на прогулку за шоколадными маффинами. Для них это всего лишь работа. Они сводят меня с ума.

Мне нравилось, как она изливала передо мной душу. Я восхищался сердитым прищуром ее глаз и порывистыми жестами рук. Я любовался волосами, которые Лайла неизменно распускала после работы, так что они ниспадали до талии. Пока она вещала, ее голову окружал сияющий ореол. Ее страсть и порывистость меня изумляли.

Разумеется, мы не все время болтали о работе. Иногда, в первые дни нашего знакомства, мы рассказывали о нелепых происшествиях времен нашей молодости, пока паром перевозил нас через залив. Я постепенно узнавал Лайлу. Каждый услышанный анекдот из прошлого открывал мне еще немного об этой женщине, создавая схематический набросок ее биографии. Я узнал, что она училась в университете примерно в то же время, что и я, а после, подобно мне, долго жила в центральном деловом районе Сиднея. Она хотя бы раз посетила все континенты, включая Антарктиду, к берегам которой отправилась на свое тридцатилетие. Поскольку многие ее рассказы включали упоминание о том или ином бойфренде, можно было прийти к выводу, что у Лайлы была очень богатая сексуальная жизнь.

– Он напоминал полуприцеп, – рассказывала она. – Двухметровая гора мышц, жесткий брюшной пресс и восхитительное греческое обаяние.

– Ну, слушая, как ты его описываешь, я удивляюсь, как ему вообще удалось обзавестись подружкой, – фыркнув, пошутил я.

– Красивой внешности и обаяния недостаточно. Я в то время изучала социологию и как-то за пивом спросила его, считает ли он природу пола скорее врожденной, нежели привнесенной извне культурными влияниями. А он посмотрел на меня вот так, – Лайла угрюмо уставилась на меня, – и произнес: «Ты, что, хочешь сказать, что ты лесби?»

– У меня была похожая ситуация, – с триумфом в голосе заявил я. – Когда-то давно я повел симпатичную молодую леди, с которой познакомился по работе, в театр на сатирическую пьесу. По дороге домой она мне сказала: «Я не знала, что премьер-министр – комик».

В моем рассказе не все было чистой правдой. Симпатичная молодая леди на самом деле являлась двадцатичетырехлетней красавицей-психотерапевтом, с которой я познакомился, потому что регулярно наведывался к ней в приемную. Случилось это в прошлом году, а не когда-то давно, как я сказал Лайле. После ее истории о богоподобном греке Нико мне неудобно было признаваться, что мои вкусы в этой области окончательно сформировались только недавно.

Поездки через залив превращались в кульминацию каждого дня. Секунда, когда мы прощались, чтобы идти на работу либо по домам, становилась мигом маленькой трагедии. Я хотел остаться с ней. После того как мы расставались, мои мысли все равно оставались с Лайлой. Ее образ занимал мой разум, захватил мое сознание… Даже если бы я захотел от нее избавиться, то не смог бы. Я не знал, с чего начать. Это меня тревожило, ибо образ Лайлы то и дело будил во мне чувство неуверенности и уязвимости.

– Мы проводим слишком много времени вместе, – часто повторяла она, когда мы путешествовали на пароме.

Эти слова неожиданно слетали с ее губ так, словно она испытывала внезапные приступы беспокойства. Я пытался относиться к этому со снисходительным юмором.

– Да, Лайла. Я понимаю, что совместная поездка на пароме сродни покупке дома на двоих, но я торжественно обещаю: если разрыв наступит до окончания срока, я всего лишь потребую сдать выходные билеты на ответственное хранение.

Либо я подтрунивал над ее странным отношением к близости, что всегда вызывало у нее улыбку.

– Ты, значит, считаешь, что вся эта наша болтовня излишне откровенна? А то, что мы делали в прошлый уикенд, было благопристойно и прилично?

С каждой встречей корни наших отношений все глубже проникали в нашу жизнь, связь, несмотря на всю свою шаткость, только крепчала, хотя я все равно не мог избавиться от нервозности, вызванной ее нерешительностью. Энтузиазм, бьющий из Лайлы во время наших совместных поездок, ее привязанность, проявлявшаяся всякий раз, когда мы оказывались вместе, не сочетались с этими ее словами. Я все больше боялся того, что настанет время и Лайла все же пожелает со мной расстаться.

* * *

В пятницу я как раз шел по лестнице вместе с Карлом за кофе, когда звякнул мой мобильник. Взглянув на экран, я остановился.

– Лайла хочет, чтобы я с ней пообедал.

Внутри у меня вдруг все сжалось от страха.

– Э-э-э… Не важно… – пробормотал Карл.

– Ну… да…

– Пообедать, значит?

– Ага…

Я быстро набрал ответ, согласившись встретиться, но попросил назвать место и время, а потом сунул мобильник в карман.

– Нет, я о тоне, которым ты это произнес, – рассмеялся Карл. – Она просто хочет пообедать?

– Да… Не знаю… Назови это предчувствием.

Я опасался, не решила ли она дать задний ход после своего внезапного исчезновения и замечаний, которых я наслышался в прошлые выходные. Мне было необычайно легко с ней в течение всей недели, хотя Лайла то и дело подчеркивала, что не собирается заводить серьезных отношений. Возможно, пришло время для разрыва.

На углу между зданиями, в которых располагались наши офисы, находилось кафе. Я пришел туда первым и несколько минут ожидал, пока освободится столик. Лайла немного опоздала. Она выглядела измученной. Я поцеловал ее в щеку. Глубоко вздохнув, она плюхнулась на свободный стул.

– Тяжелый день? – спросил я.

Лайла издала стон.

– Неприятно вспоминать. А у тебя?

– Хорошо, по крайней мере пока. Прекрасная идея – встретиться за обедом.

– Да. Умираю от голода.

Лайла потянулась за меню, быстро окинула его взглядом, а затем бросила обратно на стол.

– Думаю, мы сможем заказать за стойкой. Позволишь мне? – предложил я.

Она заколебалась. Я видел, как ее независимость борется с практической необходимостью текущего момента. Она оглядела переполненное кафе. Несколько человек стояли и ожидали, когда освободится столик. На табличке, установленной у входа в зал, значилось: «Пожалуйста, заказывайте у стойки!» Только заметив все это, Лайла повернула ко мне голову и кивнула.

– Греческий салат, пожалуйста, но без феты. Двойную порцию оливок. Спасибо.

Пока я делал заказ, я чувствовал холод где-то под ложечкой. Сегодня Лайла казалась странно оживленной. Я не знал, к чему все это. Когда я уселся напротив нее на стул с мягкой обивкой, то увидел, что она закинула ногу на ногу. Она взглянула на меня так, словно я был свидетелем под присягой.

– Я тут подумала…

Вот оно. Я напрягся…

– Давай завтра оправимся в пешую прогулку на природу.

– А-а-а…

– Не пугайся. Думаешь, глупая мысль? Ты можешь взять свой фотоаппарат. В Голубых горах проложено много тропок. Мы доберемся туда на поезде, а потом…

Я не слушал, что она говорила, а наблюдал лишь за выражением ее лица, за необыкновенным оживлением, с которым она рекламировала мне день совместных исследований дикой природы. Только когда Лайла закончила, я вновь сосредоточился на ее словах.

– А лучше всего то, что я надену обувь. Уверена, тебе это понравится.

Я взглянул на ее ноги. На Лайле были черные туфли на каблуках. Сведя ступни вместе, она игриво прищелкнула каблучками.

– Да, на работе я обычно хожу в туфлях. Ты просто впервые встречаешься со мной за обедом. Ну как? Пойдем завтра в поход?

– Да…. Конечно…

Мой язык заплетался. Она сказала:

– Ты не обязан…

– Нет, я на самом деле с радостью на это соглашусь.

– Ты…

Крошечная морщинка пролегла у нее между бровей. Такое случалось всякий раз, когда Лайла сердилась, чего-то недопонимала или слишком глубоко о чем-то задумывалась. Эта морщинка возникала словно из ниоткуда и исчезала также быстро, как ее улыбка.

– Что-то не так?

– Все в порядке. – Я улыбнулся и попытался заверить в этом Лайлу. – Серьезно. Замечательная идея. Я заряжу сегодня вечером фотоаппарат. Мне на самом деле хочется вырваться из города. Я уже несколько лет нигде не бывал.

– Хорошо. – Она откинулась назад, не сводя с меня взгляда. – У тебя точно не было других планов?

– Лайла! Все, на что я надеялся, – провести какое-то время с тобой на выходных, – сказал я. – Честно. Прогулка в горах – то, что нужно.

– Замечательно. Мы можем подняться рано и добраться туда к девяти…

И снова Лайла принялась восторженно щебетать об ожидающих нас радостях пешей прогулки на природе. После того как мы пообедали, она поцеловала меня на прощание и исчезла за углом, направляясь в свой офис. Я остался один, заказал еще кофе и пил его, стараясь вернуться мыслями на обычную орбиту.