Текст книги "О звере и фейри"

Глава четвертая

Грэн недовольна мной, но, по правде говоря, в этом нет ничего удивительного.

– Чаще всего чары используют для смены внешности, – выдавливает она.

«Я знаю». Она повторила это сотню раз за последнюю неделю, с тех пор как начала обучать меня. За это время мне удалось сменить красную кожуру яблока на оранжево-красную. Пока оно не взорвалось.

Очевидно, я не до конца усвоила правила.

Я протягиваю руку к стоящей передо мной кружке, чувствуя себя глупо. Мне просто нужно изменить цвет. Что может быть проще! Она белая, так что, если удастся получить хоть какой-то цвет, это можно считать победой. Я пыталась добиться насыщенного пурпурного цвета, в который Элли покрасила волосы два года назад и который очень раздражал Грэн, но сейчас меня устроит и обычный розовый. Или голубой. Даже бледно-серый сойдет.

Но я абсолютно ничего не ощущаю, когда Грэн говорит мне обратиться к своей магии. Ну, не считая головной боли.

– Даже молодняк может это сделать, – говорит Грэн, когда я опускаю руку и сгибаю пальцы.

– Ага, супер. – Я потираю плечо. – Только они растут в окружении магии. – После недели сплошных провальных попыток мое оправдание выглядит неубедительным и нелепым. – И они не рождены полукровками, – добавляю я. – А мы уверены, что во мне вообще есть магия?

– Эй, Грэн, – зовет Элли, откинувшись на спинку дивана и откусывая яблоко, над которым я еще не успела поиздеваться. – Как думаешь, это что-то вроде «используй или потеряешь»? – Элли хихикает после укуса.

Я швыряю в нее первую попавшую мне в руки вещь – колоду карт. Она ударяется о ее плечо с приятным стуком, и на ее крохотном личике появляется обида. Я дарю ей свой самый самодовольный взгляд.

– Для этого мне и магия не понадобилась.

Грэн вздыхает, ущипнув себя за переносицу.

– Одному богу известно, где я так нагрешила, чтобы заслужить эту парочку.

Элли, воспользовавшись моментом, пока Грэн отвернулась, бросает колоду обратно в меня. Но промахивается, и карты ударяются о столешницу.

– Ты любишь нас, Грэн, – говорит она. Я рада, что по крайней мере Элли пришла в себя после всей этой дурацкой заварушки. Кажется, она не возражает и дальше жить с Грэн, как будто не было восемнадцати лет лжи, но для нее это хорошо. Мне не сложно заботиться о нас.

Грэн бормочет что-то о том, что любовь к нам – это «ее крест, который она должна нести», а затем, не объяснившись, покидает комнату. Сегодня мы прозанимались несколько часов, так что я не виню ее и не жалуюсь. Вместо этого падаю на диван рядом с Элли. Это утомительно: весь день стремиться и тянуться к чему-то, что ты никак не можешь обнаружить. Может, магии вообще не существует.

– Как дела на работе? – интересуюсь у Элли как можно мягче. С начала лета она работает в специализированном магазинчике на побережье, чтобы немного подзаработать. Не представляю, как она каждый день появляется на работе в образе принцессы-вампирши, направляющейся на вечеринку, и умудряется продавать доски для сёрфинга людям, которые не понимают, что волны больше подходят для катания на буги-борде. Этим летом я должна была работать спасателем, чтобы накопить денег на колледж. Но я не могу покидать дом в таком виде.

Элли колеблется долю секунды, прежде чем ответить:

– Хорошо.

Но я чувствую, что она что-то недоговаривает.

– Что?

Элли прищуривается, признак того, что она обдумывает свой ответ.

– Делия заходила. Видимо, ей понадобилось новое бикини. – Она слабо улыбается.

– Ох, – выдаю я, стараясь выглядеть непринужденно, но терплю неудачу. – Она что-нибудь говорила?

Элли кривится.

– Нет, извини. Она все еще не разговаривает со мной. Что чертовски потрясающе, поскольку я сегодня работала за кассой, – хмыкает она.

В том, что Делия не разговаривает с Элли, нет ничего странного, но она не отвечает ни на мои сообщения, ни на звонки с той самой ночи, когда мы пересекли завесу. Чувство отверженности – словно мучительная боль, напоминающая синяк, на который я постоянно натыкаюсь. Но в остальном, как и сказала Элли, она не вела себя странно при встрече. Во всяком случае, не бегала по городу, рассказывая всем подряд о фейри.

– Итак, как успехи? – искренне спрашивает Элли.

Я пропускаю пальцы через челку, растрепав ее так, чтобы она не лезла в глаза.

– Не очень, Эль. Я понятия не имею, чем занимаюсь.

– Ты всегда можешь призвать того парня. Ну, который предложил тебе услугу, – добавляет она, словно я нуждалась в пояснениях. Словно она еще не применяла этот прием. Я признательна ей, что она еще не упоминала об этом в присутствии Грэн. А то и она станет настаивать. Элли рассматривает свои ногти, изображая полное равнодушие.

– Нет, – говорю ей. – Услуги всегда чреваты последствиями. Кроме того, я совсем его не знаю. Кто он такой и из какого Двора. Он не задержался в Подземелье надолго.

Она вздыхает.

– Ты и о магии ничего не знаешь.

Я кидаю декоративную подушку ей в лицо.

– Спасибо, – язвлю я. Она лишь смеется.

Элли перестала смотреть на меня как на незнакомку, но время от времени я ловлю ее взгляды украдкой. Хотела бы я знать, какой она видит меня. Я все еще Фэй для нее? Или что-то другое, не нормальная я?

Я все еще сторонюсь зеркал. Это нельзя назвать здоровым образом жизни, но мне не хочется смотреть. Пока не хочется. Но не на все. Мои волосы остались прежними, кожа почти такая же, если бы не легкое мерцание, которое проявляется в темноте. Иногда я все же замечаю свое отражение. Мельком видела свои новые, заостренные уши, острые скулы. Блестящие глаза.

Грэн снова шаркает, возвращаясь, и зовет меня обратно на тренировку. Я вздыхаю. Ни минуты покоя.

* * *

Грэн вынимает из шкафчика две кружки, и я устало вздыхаю. Если она решила заварить чай, значит, нас ждут занятия до поздней ночи. Элли отправилась спать несколько часов назад, что на нее не похоже, но думаю, она просто устала слушать ворчание Грэн.

Но, вместо того чтобы включить чайник, Грэн нагибается и шуршит в полке рядом с раковиной, пока не достает стеклянную бутылочку с янтарной жидкостью.

– Грэн! – я вскрикиваю, хихикнув. Мы с Элли знали, что в доме припрятан виски, но я никогда не видела, чтобы она доставала его из тайника. Она вздыхает и добавляет немного в мою кружку и еще чуть-чуть в свою. Я настороженно смотрю на нее. Я пробовала алкоголь и раньше, но никогда в присутствии женщины, которая меня растила, и я не понимаю, как себя вести. Прикинуться, будто пью впервые?

Она небрежно отмахивается рукой.

– Давай. В детстве мы пили эту дрянь во время приема пищи.

– Когда это было? – интересуюсь я, замечая лазейку и пользуясь ею.

Она взбалтывает жидкость в своей кружке, а затем неторопливо, сосредоточенно делает глоток.

– Очень давно, – признается она. Я задерживаю дыхание в ожидании продолжения, но она помалкивает.

Я не спеша отпиваю из кружки, напиток обжигает, и у меня перехватывает дыхание. Дешевые пивные напитки Делии не сравнятся с этой штукой. Я решаюсь снова вернуться к разговору.

– Нимфа, – произношу я, мой голос хрипит, когда я вспоминаю, какой смертоносной и прекрасной она была. – Она сказала, что у тебя есть сестра?

Грэн долго и молча рассматривает меня, затем, кажется, принимает какое-то решение. Она подливает себе еще на пару пальцев. Поерзав, тяжело вздыхает.

– Сия была тихой девочкой. Делала то, что велели родители, никогда не выражала своего мнения, с готовностью покорялась их планам на ее жизнь. Но я не была похожа на нее.

Она смотрит на стену, на мгновение ее глаза остекленели.

– Я искала Народец. Добрых соседей, как мы их тогда называли. Я хотела получить от жизни больше, чем соломенная хижина, где вместе с нами зимовали свиньи; муж, который не любил, но и не ненавидел меня; а моя ценность измерялась тем, сколько сыновей я могла ему родить. Я не желала такой жизни. – Договорив, она с грохотом ставит кружку на стол.

Я замираю, прежде чем успеваю надеть маску спокойствия и непринужденности. Что-то во мне побуждает спросить:

– Ты хотела, чтобы тебя похитили?

Она в защитном жесте поджимает губы.

– Тогда жизнь была другой, девочка. – Она снова потягивает виски. – Но Народец – хитрые создания. Их находят, только когда они этого хотят, и обычно попадаются на пути тем, кто не жаждет встречи с ними. – Она опустошает до конца свою чашку. – Удача никогда не была на моей стороне. Пока Сия не пошла со мной однажды ночью, переживая за меня. И тогда они пришли. За ней.

В словах Грэн сквозит горечь, и я поднимаю на нее взгляд.

– Сия хотела найти свое место в мире смертных. Но они полюбили ее. Вопреки всему. Они всегда хотят заполучить тех, кто меньше всего стремится попасть к ним. Сильнее своего предназначения Сия любила только меня. Она заключила сделку, что останется с ними, если они возьмут и меня. – Она до крови раздирает свои кутикулы. Я не уверена, отдает ли она себе в этом отчет, осознает ли, что продолжает говорить. Ее рот кривится, в морщинах прячется какая-то эмоция, куда более мрачная, чем печаль.

Она внезапно смеется, но этот смех – не из самых приятных.

– Народец вознаградил ее вечной молодостью за принесенную жертву. – Она перестает издеваться над своими пальцами и проводит ладонью по лицу. – Она была напугана. Сия знала, что никогда не сможет вернуться домой, никогда не вернется на свой жизненный путь, – говорит она, растягивая последнее слово. – Я говорила, что она не просто моя сестра? – Она качает головой. – Мы с Сией близнецы. В царстве фейри время течет иначе, и прошло очень много времени, прежде чем различия между нами стали заметны. Я отдавала им все, что у меня было, но они всегда любили ее больше. До Эммалин, – говорит она, с нежностью произнося имя моей матери, вспоминая ее. И кажется, немного самодовольно. – Они полюбили твою мать сильнее, чем когда-либо любили Сию. Я последовала за Эммой, когда ее пообещали королю Неблагого Двора, даже если это означало, что мы больше с сестрой не увидимся. – Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она больше никогда не видела свою сестру.

– Ты надеялась, что кто-то остановит твое старение?

Она пожимает плечами.

– Я бы солгала, сказав, что эта мысль не приходила мне в голову. Но, если быть честной, я хотела оказаться как можно дальше от Сии. Трудно изо дня в день видеть собственное лицо и мириться с живым напоминанием о прошедшей молодости.

Я вижу перед собой совсем новую Грэн. Это некрасивая и неприятная информация. Но это правда, благодаря которой я лучше понимаю Грэн. Напряжение между нами после ночи в Подземелье немного ослабевает.

Она вздыхает.

– Фэй, мы ни на йоту не придвинулись в умении колдовать.

Я сжимаю свои руки. Пальцы кажутся мне все менее и менее необычными. Я начинаю привыкать к ним. Но по-прежнему хочу их спрятать.

– Я обещаю, что буду стараться. – Она кивает, но я настаиваю на своем: – Если бы ты только сказала мне, что именно я должна почувствовать…

Она обрывает меня, ее речь звучит устало и мягко, но твердо в своей настойчивости.

– Я не знаю, Фэй. Народец не разглашает секреты своей магии. Я даже не уверена, что твой отец рассказывал об этом твоей матери. – Она щиплет себя за переносицу – привычка, которую я переняла у нее, когда что-то или кто-то мне досаждает. – Я должна была спросить у твоей матери, как тебя зовут.

Ее слова заставляют меня встрепенуться.

– Что?

Она машет рукой в воздухе.

– Твое имя. Твое Истинное Имя. Оно могло бы помочь.

Для Народца имена наделены могуществом, и назвать свое полное имя – все равно что предоставить им полную власть над вами. Но я никогда не слышала про Истинное Имя.

– О чем ты говоришь?

Она возится с бутылкой, размышляя, не налить ли еще стаканчик.

– При рождении каждый выходец Народца нарекается Истинным Именем, которое держится в строжайшем секрете. Это ключ к их магии.

Уголок моего глаза начинает нервно дергаться.

– Значит, мое имя…

– Не Фэй, верно, – перебивает Грэн. – Твоя мать думала, что она невероятно умна. Хотя, по правде говоря, была слегка сумасшедшей.

Я смотрю на нее, удивляясь, как она может оставаться спокойной, отнимая еще одну часть моей души.

– И никто больше его не знает?

– Полагаю, твой отец узнал в какой-то момент. Но, поскольку он стал убийцей, я думаю, ты будешь рада его смерти.

В ее словах есть что-то беспристрастное, такое отстраненное, что я снова проверяю свою защиту. Легко оправдать обиду, доказать, что жизнь с Народцем на протяжении несметных веков сделала Грэн такой, какая она есть. Но я думаю об Эль, о той завесе, что должна переступить. Грэн может лгать мне сколь угодно или, что еще хуже, легкомысленно вытаскивать тайны наружу, как будто каждая из них не заставляет меня чувствовать себя растерзанной. Но мысль о том, как она относится к Элли, меняет для меня все. Стену, воздвигнутую между нами, не преодолеть. Интересно, знает ли она об этом, чувствует ли тягостное давление в моем сердце? Она делает еще один длинный глоток из своей кружки и ничего не говорит, когда я удаляюсь в свою комнату.

Но темнота не позволяет ни простить, ни успокоиться. Я лежу на спине, вцепившись пальцами в прохладные простыни. Вентилятор над моей головой жужжит, вращаясь, – неотъемлемая часть борьбы с беспощадным летом в Джорджии. Уносит с собой мои мысли, описывая круг за кругом.

Какая-то часть меня – малая часть, которая растет с каждым днем медленно, но верно, – тянет меня обратно за завесу. Тоска ползет по задней стенке моего горла, рискуя придушить меня вязкими нитями вины.

Я должна перестать думать о возвращении. Что за мазохистские наклонности скрываются под моей шкурой фейри, которые зовут меня обратно, в то место безжалостных замыслов, сверкающих глаз и злобных, всезнающих ухмылок? Почему я такая? Но громкий барабанный стук все еще звучит в моем сознании, пульсируя, словно магия, среди моих мыслей, пока я пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом.

Дом скрипит вокруг меня в кромешной тьме. Половицы в коридоре стонут, пока Грэн укладывается спать. Я протягиваю руку к проникающему из окна лучу лунного света и пытаюсь воззвать к магии, что прячется в моих бесполезных жилах. Но странная длина моих пальцев остается неизменной.

* * *

Я врываюсь в комнату Элли сразу после рассвета. Сон ускользал от меня всю ночь, и мне было невыносимо оставаться наедине со своими мыслями и дальше. Но, несмотря на ранний час, Элли уже собрана, похожая на маниакально-готическую пикси, которой она так хочет быть, и ест кусок торта.

Я бросаю на нее удивленный взгляд.

– Где ты достала торт в такой час?

Она смотрит на меня так, будто ответ лежит на поверхности.

– Торт найдется всегда, если знать, где искать. А я очень обаятельна.

Я пропускаю замечание мимо ушей, не задавая лишних вопросов, которые крутятся в голове. Я опускаюсь на ее кровать.

– Никаких уроков магии сегодня?

В ответ я лишь стону в подушку.

– Вы с Грэн опять засиделись допоздна. Есть успехи? – Она тычет пальцем мне в бедро, когда я не отвечаю. – Ты хоть спала?

– Немного, – протестующе выкрикиваю я.

– Ш-ш-ш. Ты разбудишь Грэн, – шикает она, предлагая мне последний кусок торта, в котором почти одна сахарная глазурь. – Вот, позавтракай. Мы должны вытащить тебя из дома.

– Не лучший вариант завтрака, – сообщаю ей. Но она все равно впихивает кусочек торта мне в рот.

– Ты соблюдаешь пост? – спрашивает она, уперев руки на бедра. – Ешь.

Она перемещается по комнате, перебирая различные груды вещей в поисках чего-то конкретного. Когда находит широкополую неряшливую шляпу, с триумфом поднимает ее вверх.

– Ха! – восклицает она, явно забыв о «не-разбуди-Грэн» правиле, из-за которого она только что меня отчитала.

– Зачем это?

– Чтобы спрятать уши.

Я смеюсь.

– Эль, я не могу никуда пойти.

– Мы идем не куда-то, а просто выходим, – говорит она, неопределенно махнув в сторону окна. – Тебе нужно ненадолго выбраться отсюда. Мы немного покатаемся по побережью. Это поможет тебе расслабиться.

Все, что мне сейчас поможет, – это перестать думать, но я не говорю об этом Элли. Поездка кажется хорошей идеей. Выбраться из этого дома – еще лучше. Мы могли бы провести день на нашем любимом месте на побережье, наблюдая за восходом солнца. Немного поплавать…

Нет. Только поездка. Иначе есть риск подвергнуть Элли слишком большой опасности. Я поднимаюсь с пола.

– Ты сегодня крайне проницательна.

Она взъерошивает свои короткие волосы, усмехаясь мне.

– Я всегда проницательна. Это у тебя сейчас проблемы.

– Неправда, – возмущаюсь я.

– Ну конечно, – парирует она, покосившись на меня. Клацает зубами и подходит ко мне, перетаскивая меня на стул перед своим трюмо. Настоящий подвиг, учитывая, что она ниже меня почти на целую голову.

– Перестань, – ворчит она. – Я не уверена насчет других, но первая стадия горя – отрицание, и я собираюсь вытащить тебя из нее.

– Я не горюю, – протестую, когда она хватает меня за руку.

– Видишь? Отрицание. – Она выдвигает стул на острых ножках и усаживает на сиденье, придерживая за плечи, чтобы я не могла отвести взгляд.

Воздух покидает мое тело, и минуту я не могу вспомнить, как вдохнуть еще. Я так похожа на себя, и в то же время незнакома – почти инопланетянка. Нет… фейри.

Я всегда считала себя хорошенькой, но стеснялась признаться об этом вслух. Но мои скулы заострились, почти разделив лицо на две половины. Глаза стали больше и сменили свой оттенок с серого на опаловый с серебристым отливом. Я наблюдаю за тем, как моргаю, убеждая себя в том, что это я. Отражение в зеркале восхитительно, но за этой красотой скрывается нечто большее. Опасность. Я ожидаю увидеть клыки, когда приоткрываю рот. Ради такого лица рыцари в старинных сказках готовы были биться не на жизнь, а на смерть. Мой желудок сводит, и я чуть ли не выплевываю мизерный кусок торта, который Элли запихнула мне в рот. Желание научиться пользоваться чарами усиливается. Я больше никогда не хочу смотреть на это лицо.

Я – чудовище.

– Фэй, – Элли нерешительно выдыхает мое имя. – Мне тоже потребовалось время, чтобы привыкнуть, – признается она. – Но это лицо… ты околдовываешь, Фэй.

Я закрываю глаза. В том-то и дело. Народец, несомненно, прекрасен. Но их привлекательность – лишь фасад, маска, скрывающая то, что таится под ней на самом деле. Народец чудовищен и жесток в своих забавах. А внешность делает их смертоносными, они подобны ядовитым цветам, чей облик обычно привлекает внимание красотой. Если я одна из них, есть ли у меня и другие их черты? Проявятся ли они?

Мы с Элли тайком выбираемся из дома, закрывая входную дверь с тихим щелчком. Я натягиваю широкополую шляпу Элли на волосы, заправляя под нее кончики ушей.

– Вот, – говорит она и протягивает мне большие солнцезащитные очки. – На всякий случай.

Я бросаю ей ключи от своего джипа, и она не возражает. Если нас остановят, одного полицейского будет достаточно, чтобы попросить меня снять очки. И кто знает, что произойдет тогда. Когда была маленькой, я смотрела фильм о русалке, которую поймали в ловушку и изучали. Ее держали в таком маленьком аквариуме, что она едва ли могла вытянуться во всю длину своего тела. Смертные любят сверхъестественное – до смерти боготворят подобное. Эмма ненавидела этот фильм до того, как мы окончательно потеряли ее. Теперь мне кажется, что она принимала его слишком близко к сердцу.

Джип глохнет, когда Элли поворачивает ключ зажигания, что кажется дурным знаком. Но он всегда не хочет заводиться. Она вновь пытается завести машину, и двигатель оживает. Как только машина трогается с места, я открываю окно. Свежий воздух обдувает мое лицо.

Там, где наша грунтовая дорога пересекается с шоссе, Элли сворачивает налево, на юг. Семнадцатое шоссе тянется вдоль побережья, разграничивая береговую линию с одной стороны и дикие заросли дубов и сосен – с другой. Примерно в десяти минутах езды от города мы съезжаем на небольшой насыпной полуостров. Из-за скал и бурного течения пляжи на этом острове не пригодны для купания, из-за чего здесь довольно немноголюдно. Мы осторожно опускаем крышу, а затем едем по одной из объездных дорог вокруг острова, чтобы вдохнуть соленый воздух. Я натягиваю шляпу чуть ниже и закрываю глаза. Теплые лучи ласкают мои щеки, а океанский бриз приносит облегчение. Летнее солнце словно взывает ко мне, умоляет меня остаться. Но, несмотря на то что миновала всего неделя, я чувствую, как лето ускользает от меня, как будто в этом году я не смогу им насладиться в полной мере. Эта поездка, ветер, треплющий мои кудри, солнце, расцеловывающее участки кожи, до которых может дотянуться, – все, что я получу.

– Лучше? – спрашивает Элли.

Я одариваю ее скромной улыбкой.

– Я буду в порядке, – говорю ей. – Я так устала от разговоров о себе. Ты в порядке? Грэн была не совсем… деликатна с тобой, раскрывая правду.

Элли не хотела говорить ни о своих родителях, ни о том, что она на столетие старше меня. Но поскольку я объявила себя королевой Отрицания, и ее винить за это не могу.

Она пожимает плечами.

– Это так странно. Я всегда считала, что мои родители умерли. А потом появляется совершенно новая информация, и они по-прежнему мертвы, но уже куда дольше. Странная, путешествующая во времени смерть. – Она хмурится. – Не знаю даже. Это печально, но грустить ведь вполне нормально.

Я морщусь.

– Мне так жаль, Эль. Я даже не представляла…

– Я не сержусь на Грэн, – говорит она, кинув на меня строгий взгляд. – Знаю, ты бы этого хотела.

– Я… я не хочу, чтобы ты злилась на Грэн, – заикаясь, произношу я. Она бросает на меня еще один взгляд, говорящий о том, что я сейчас несу полнейшую чушь. Я закатываю глаза. – Но как ты можешь оставаться спокойной?

– Я имею в виду, что понимаю, почему она солгала, у нее, похоже, действительно не было выбора. Она была вроде как… на подхвате, я думаю. – Эль улыбается сама себе. – Кроме того, она никогда за все это время не выдавала себя за того, кем не является. Или ты хочешь сказать, что с детства считала Грэн милой? – добавляет она, посмеиваясь.

Я фыркаю.

– Нет. Грэн никогда не была милой. Но я не уверена, можем ли мы ей доверять. Пока еще нет.

– Справедливо. Но она все та же прежняя Грэн.

Она может расслабиться, если хочет. Именно поэтому у нее есть я.

Я сдвигаюсь на своем сиденье, прислоняя голову к подголовнику.

– Все в порядке, – говорю ей. – Как только разберемся с этой чертовой магией, мы оставим все проблемы позади.

Элли прикусывает губу и не отвечает. Она думает, я ошибаюсь, делая вид, что все снова может вернуться на круги своя, – самая нелепая форма отрицания. Но она молчит, и я тоже. Я все устрою, сделаю так, чтобы мы снова оказались в безопасности. Я знаю, что смогу.

Я засыпаю где-то рядом с побережьем, солнечные лучи сверкают на воде, как бывает ранним утром. Я вспоминаю, что нахожусь на улице, только когда ударяюсь лбом о стекло из-за кочек на нашей подъездной дорожке. Открыв глаза, начинаю жалеть, что не могу остаться спать на подъездной дорожке и мне придется тащиться в дом. Коричневые и зеленые деревья снаружи немного размыты, даже когда джип тормозит. Маленькое белое кольцо мелькает слева от машины, появляясь и исчезая из поля моего зрения, и в глубине сознания всплывает какая-то легенда.

– Давай, спящая нечеловеческая девочка, – говорит Элли, заглушая машину и открывая свою дверь. Кольцо снова появляется, и понимание обрушивается на меня, как галлон ледяной воды, выплеснутый на голову.

Элли выскакивает из машины, и я выкрикиваю ее имя, а может, просто кричу, – не знаю. Но я не успеваю помешать ее ноге коснуться земли и приземлиться прямо в центр кольца из поганок. И менее чем через секунду она исчезает.