Текст книги "Доктор Шанс"

Ресторан остался в точности таким, каким Шанс его запомнил, маленьким и темным, декорированным бамбуком и расцвеченным разноцветными огоньками. Шанс пришел рановато. Возле окна с видом на усаженную деревьями улицу за кампусом расположились немногочисленные посетители, в основном студенты. Он прошел вглубь помещения, уселся в кабинке, отделанной темно-красным винилом, и заказал горячий чай. Он все еще представлял грядущие разговоры на тему его будущего и мебели, когда в зал вошел человек. Шанс не сразу разглядел его как следует. А когда разглядел, то понял, что это Реймонд Блэкстоун.

Детектив постоял минутку в проеме открывшейся на улицу двери. Потом заметил в кабинке Шанса, махнул официантке и направился прямо к доктору. К величайшему удивлению последнего, детектив Блэкстоун не сказал ничего, что можно было бы счесть приветствием, а просто сел напротив, в точности на то место, где, как полагал Шанс, должна бы сидеть Жаклин. Вначале детектив молчал, молчал и Шанс. На столе возле Блэкстоуна стоял столовый набор на одну персону и вторая чашка. Фонарики, свисавшие с провода над их головами, омывали обоих мужчин веселеньким розовым светом, в то время как вечер становился все темнее, и на улицу снова опустился легкий туман.

– Ждете кого-то? – спросил Реймонд. Он посмотрел на неиспользованную посуду и потом, прежде чем Шанс успел ответить, добавил оживленным приятным тоном: – Доктор Шанс, ведь верно?

Тот кивнул, не доверяя пока своему голосу.

– Мы встречались в больнице, – все в той же приятной манере продолжил Реймонд. – Вы навещали мою жену.

– Да, – сказал Шанс, – точно. Теперь я вас вспомнил.

– Теперь. Значит, не в тот момент, когда вы заметили, как я вошел. – Его тон не изменился, противореча издевательскому характеру вопроса.

– Вы показались мне знакомым. За день я встречаю множество людей. А это было, как я припоминаю, некоторое время назад.

– Хм. – Вот все, что сказал на это детектив Блэкстоун. Он перевернул стоявшую перед ним чашку и потянулся к чайнику. – Не возражаете? – спросил он и, не дожидаясь ответа, налил себе чая.

– Пожалуйста, – сказал Шанс, – не стесняйтесь.

Детектив кивнул, подливая и Шансу тоже.

– Спасибо, – сказал Шанс.

Это была нелепая реакция. Он не мог вообразить, что будет дальше. Подошла официантка, но Блэкстоун отослал ее жестом. Прошло некоторое время. На столе между ними лежала папка с фотографиями гарнитура. Реймонд Блэкстоун без церемоний придвинул ее к себе, раскрыл и просмотрел несколько снимков.

– Это стиль, который называется ар-деко?

– Да. Французская версия. Вероятно, относится к концу тридцатых или началу сороковых годов. Мебель еще довоенная. То, на что вы смотрите, имеет подпись мастера-дизайнера. – В тот миг для него было тайной, почему ему вдруг захотелось добавить эту последнюю фразу.

Реймонд поднял бровь:

– Вы произвели на меня впечатление. Это ваше?

– Было. Недавно продал.

– Ну, – сказал Блэкстоун, – надеюсь, вам дали хорошую цену.

– Да, я тоже надеюсь.

Реймонд слегка улыбнулся. Он закрыл папку и посмотрел на Шанса.

– Итак… что привело вас на эту сторону залива, док?

– Я иногда встречаюсь тут с пациентами. Мне нравится время от времени бывать в кампусе. Напоминает о моих собственных студенческих годах.

Детектив кивнул.

– Может, вы в штате здешней больницы?

– Это психотерапевт Жаклин попросила меня к ней заглянуть. Она беспокоилась по поводу возможной травмы мозга и хотела убедиться, что здешние врачи ничего не упустили. Поэтому я и приходил, хоть и не в штате.

Шанс видел лежащие на столе руки детектива, одна из которых пребывала в более или менее постоянном движении, ее кулак во время речи Шанса то сжимался, то разжимался. Реймонд Блэкстоун был немаленьким мужчиной. На взгляд Шанса, в нем было около шести футов роста, он обладал поджарой, жилистой конституцией боксера-полутяжа. Несмотря на это, кисти его рук на столе казались неожиданно большими и сильными, на их тыльной стороне выступали вены. Они также были, заметил Шанс, весьма ухоженными, и даже, насколько он мог судить, с наманикюренными ногтями. На пальце левой руки блестело простое обручальное кольцо белого золота, а на запястье – дорогие с виду часы.

– Ну, – наконец сказал Реймонд, – я не должен был навязываться. Просто увидел вас и подумал, что нужно бы подойти поздороваться. – Он помолчал еще миг. – Вы говорили, что кого-то ждете?

Шанс, к своему огромному неудовольствию, почувствовал, как на лбу у него начинает выступать пот. Да лучше бы его черти взяли, чем вот так сидеть и потеть перед этим человеком, подумалось ему. И, раз уж на то пошло, пусть его черти возьмут, если он будет и дальше тут сидеть.

– На самом деле, – сказал Шанс, – я ничего такого не говорил. Я никого не жду.

В мозгу стал возникать план отхода. Чашка чая, ею и ограничиться, потом удариться в воспоминания, это удобная стратегия, чтобы потом извиниться и уйти. К несчастью, как раз в этот миг из ночной темноты в ресторанчик вошла Жаклин Блэкстоун, стряхивая с пепельных волос капли дождя.

Джекки Блэк

– Ну-ну, – сказал детектив Блэкстоун, – вы только поглядите. – Он демонстративно помахал ей.

Она без единого слова подошла и села рядом с мужем. Шанс не смог прочесть, что написано у нее на лице.

– Погляди, кого я встретил, – сказал Реймонд. Сейчас он обращался к Жаклин. – Доктора Шанса.

– Здравствуйте, – сказала она, глядя прямо на Шанса. Или, на самом деле, скорее сквозь него.

– Доктор Шанс только что собирался рассказать мне, кого он тут ждет.

– Вы, должно быть, неправильно меня поняли, – возразил ему Шанс. – Я как раз говорил, что никого не жду.

– Ах да, – сказал Реймонд. – Так вы и сказали.

Жаклин потянулась убрать упавшую на брови прядь волос. Она была одета для пробежки: в черные леггинсы, кроссовки и голубую ветровку – и выглядела очень спортивно. И бесспорно была, подумал Шанс, прекраснейшей женщиной в этом заведении, превосходя красотой и тех дам, что вдвое моложе нее.

– Значит, совпадение, – продолжал Реймонд. – Вы удивитесь, узнав, как часто я при моей-то работе слышу о всяких совпадениях. Вы также удивитесь, как часто выясняется, что это вовсе не совпадения. Я даже дошел до того, что, кажется, вообще не верю в случайности.

Жаклин изучала взглядом столешницу прямо перед собой. Фоном заиграла какая-то музыка. Шанс решил, что это песни китов в записи. В конце концов, они же находились на восточной стороне моста. Он заставил себя посмотреть Реймонду Блэкстоуну прямо в глаза.

– Совпадение – это просто ситуация пересечения параметров, когда несколько условий накладываются друг на друга, – сказал он. – Когда некоторое количество людей или предметов оказываются в одно и то же время в одной и той же точке пространства. Приведу пример. Рабочий вешает люстру в вестибюле фешенебельного отеля. По какой-то причине он не доводит работу до конца. Винты остаются незакрученными. Некоторое время спустя в вестибюль входит женщина, чтобы встретиться в баре отеля с друзьями. И тут на улицу сворачивает большой грузовик. Чтобы попасть в бар, женщина должна пройти через вестибюль. А грузовик как раз проезжает мимо отеля, внутри начинается легчайшая вибрация, однако ее достаточно, чтобы винты вывалились, и люстра упал прямо на макушку женщины, которая в тот миг находится как раз под ней. Случай, который я сейчас описал, привел к субарахноидальному кровоизлиянию с возникшей в результате тотальной афазией. Жизнь этой женщины никогда не будет прежней. Но это просто удивительный пример корреляции предметов и действий. Если исключить возможность Божьих козней, то в этом случае два объекта по чистой случайности оказались в одно время в одном месте. Чистой воды совпадение. Я постоянно сталкиваюсь с такими вещами. Я вижу, как раз и навсегда меняются жизни. Иногда мне представляется, что именно такие взаимосвязи делают наши жизни нашими жизнями, эти беспорядочные встречи во времени и пространстве.

Детектив Блэкстоун мгновение смотрел на него, прежде чем повернуться к жене.

– Не зря этого доктора зовут Шансом, – сказал он.

Жаклин выдавила улыбку.

– Так суть в том, что мы не ответственны за наши действия? – спросил Реймонд. – Я вот тоже несколько раз слышал что-то подобное.

– Да уж, думаю, слышали. Однажды кто-то спросил Уильяма Джемса [27]27
  Уильям Джемс (1842–1910) – выдающийся американский психолог и философ.


[Закрыть], верит ли он в свободную волю, и он ответил: «Конечно, а разве у меня есть выбор?»

– Вот это здорово, – сказал Реймонд. Он посмотрел на жену. – Он мне нравится. Как прошла лекция?

– Хорошо, – сказала ему Жаклин.

– И это все?

Жаклин опять слегка улыбнулась, будто умненький, но застенчивый ребенок, которого вызвали к доске.

– Речь шла о парадоксе Банаха – Тарского, – проговорила она. – Только не просите меня его пересказать. – Когда никто ничего не ответил, она вздохнула и продолжила: – Это контринтуитивная теорема, утверждающая, что твердый шар в трехмерном пространстве можно разбить на конечное количество не перекрывающих друг друга частей и потом собрать из них две идентичные копии изначального объекта. И больше мне сказать нечего.

– Охренеть. – сказал Реймонд. Он посмотрел на Шанса и подмигнул ему.

– Это теоретические шары, – упавшим голосом добавила Жаклин. – Неисчисляемая россыпь точек.

Если Шанс когда-либо и участвовал в столь же абсурдных разговорах, то это было давным-давно. Ему стало казаться, что он ступил на бесконечное минное поле, неисчисляемую россыпь точек, хоть теоретическую, хоть еще какую. Ну, подумалось ему, вот что ты получил, сунувшись в воду не зная броду. Он услышал, как Реймонд спрашивает Жаклин, не голодна ли она.

– Я заказала тут еды на вынос, – сказала она. – Мне надо домой и в душ. До завтра надо еще кое-что прочесть.

Одежда для бега тут удивительно к месту, подумал Шанс, добавляет достоверности всей истории. Он обнаружил, что размышляет, не оделась ли Жаклин таким образом, в первую очередь, потому, что допускала вероятность подобного развития событий.

Реймонд минуту-другую в молчании изучал жену.

– Ну тогда, – сказал он, – почему бы тебе не пойти и не забрать свой заказ. – Он посмотрел в сторону кассы. – А я подойду через минутку, расплачусь.

– В этом нет необходимости, – проговорила она.

– Забудь, – сказал он ей.

Жаклин встала.

– Приятно было снова с вами повидаться, – сказала она, глядя на Шанса.

Они не обменялись рукопожатиями.

Реймонд смотрел, как она идет через зал.

– Мы жили отдельно, – сказал он. – Но вы, наверно, и так это знаете.

– Я не психотерапевт. Я осматривал Жаклин, чтобы оценить степень ее неврологической травмы. Кстати о травме: удалось поймать того, кто это сделал?

Блэкстоун проигнорировал вопрос.

– Что вы взяли? Я хочу оплатить ваш заказ. Угощу вас.

– Я не могу этого позволить.

– Конечно, можете. Вы были так добры, что осмотрели мою жену. И – нет, мы пока не нашли того, кто на нее напал. Но найдем. Можете что угодно на это поставить. – Реймонд Блэкстоун уже выбрался из кабинки и теперь стоял, глядя на Шанса сверху вниз. – Скажите, доктор, вы женаты?

– Развожусь, – после короткого колебания ответил Шанс.

Блэкстоун кивнул.

– Дети?

– Дочь.

Блэкстоун кивнул опять, помолчал и…

– Тогда я вам не завидую.

Шанс молча смотрел на него.

Блэкстоун вынул из внутреннего кармана куртки визитку и положил ее на стол:

– Мир жесток – вот все, что я пытаюсь вам сказать. Все мы хищники по природе, доктор. – Он слегка улыбнулся, но улыбка эта не была особенно приятной. – Это не то, чему учат в церкви, я уверен. И не то, что приходится говорить для прессы, если ты коп, во всяком случае в этом городе. Но это правда. И это мир, с которым я имею дело каждый день. – Детектив смотрел прямо на него, и Шанс подумал, что еще ни у одного человеческого существа не видел такого мрачного взгляда. – Будьте бдительны, – в заключение сказал Блэкстоун, – это все, что я хочу сказать. – Он повернулся, чтобы уйти, потом остановился и снова обернулся. – Приятного аппетита, доктор Шанс. В следующий раз… когда мы опять совпадем, как сейчас… пеняйте на себя, приятель.

Только теперь он заметил на сиденье рядом с Шансом ярко-красный пакет «Маркет-Холл», который с его места было не видно:

– Ничего себе! Французская мебель. «Маркет-холл». Должно быть, мило. – Он зашел так далеко, что поднял пакет и заглянул внутрь – самый настоящий акт агрессии, и Шанс ничего не сделал, чтобы его остановить, только сидел и слушал, лицо пылало, а детектив тем временем прочел вслух название его любимой кофейной смеси: – «Пацифист». – Сделав это, он вернул пакет на место, еще раз посмотрел на Шанса и сказал: – Бывают такие дерьмовые истории, когда не удается выйти сухим из воды.

Шанс смотрел, как Реймонд остановился у стойки, где в ожидании своего заказа стояла Жаклин. Детектив разговаривал с официанткой, которая его рассчитывала. Потом подписал чек и вышел из ресторана. Ни разу не оглянулся. Как и Жаклин. Получив свой заказ, она тоже вышла, оставив Шанса с мыслями о том, чем может обернуться этот вечер для каждого из них. Для всех них. Он отставил чай, выпил три бокала белого вина и ушел без ужина, с визиткой детектива в кошельке. «Город Окленд, – гласила та. – Реймонд Блэкстоун. Детектив. Отдел убийств. Полиция».

Было еще относительно рано, и он, войдя в квартиру, сразу же позвонил дочери.

– Что случилось, папа? – спросила она.

– Ничего, – заверил он, – просто хотелось услышать твой голос. – От такого заявления она, кажется, растерялась. – Должен тебе сказать, что был сегодня в Окленде, – добавил он, – и вернулся с булочками на завтрак тебе и маме.

– Клево, – сказала она.

Шанс сказал, что любит ее, и пожелал спокойной ночи. Сам он, вместо того чтобы лечь, выбрал вино, Википедию и парадокс Банах – Тарского.

Удивительные и абсурдные результаты парадокса, читал Шанс, невозможно получить не прибегая к аксиоме выбора. Пусть в ресторане об этом не упоминалось, но это были, вспомнил он, те самые слова, которые сказала Жаклин, приглашая его на лекцию. Шанс обнаружил, что это аксиома теории множеств, в соответствии с которой возможно построение неизмеримых множеств, представляющих собой набор элементов, не имеющих какой-либо величины в обычном смысле. Да и зачем они нужны, величины эти, внезапно подумал он. Шанс уже давно ничего не ел, зато выпил немало вина и довольно сильно опьянел. Почему хоть что-нибудь должно быть обычным? Мысль вогнала его в ступор, разбудив бессмысленную ярость. Это было невыносимо.

– Это невыносимо, – провозгласил Шанс в пустой квартире, освещенной только монитором компьютера и маленькой лампочкой над плитой.

Без математического образования Шанс толком не понимал, что читает, текст казался ему просто набором слов, удерживающим внимание вместе с желанием осмыслить унижения и глупости прошедшего дня на какой-то новый, доселе нерассмотренный лад; и с такой стороны эксперимент оказался успешным, ведь во всем этом действительно что-то было, как будто в маленькой матрице слов действительно можно было обнаружить все человеческие состояния. Мы истекаем кровью на тайных жертвенных алтарях Ницше, но разве нас не пронзает насквозь аксиома выбора? Формулировка Шансу понравилась, она подходила прошедшему дню. А если вспомнить о другой новой концепции, теории Большого Ди о замерзшем озере, то все начинало приобретать смысл. Его телефон зазвонил в два часа ночи.

– Я внизу, – сказала она.

Она стояла у обложенного кирпичами входа в здание, и Шанс в своей жизни не встречал настолько живого создания, настолько сексуального, будто оно зародилось и возникло где-то во фрейдистской бездне и лихорадочном бреде. Ее глаза пылали. Она без колебаний прижалась к нему, тело прильнуло к телу, лицо обратилось к лицу.

– Ты мой рыцарь, – прошептала она, и ее голос был едва слышен.

В более привычных обстоятельствах, чем нынешние, это могло бы показаться смехотворным, но Шансу было не до смеха. На ней была та же спортивная одежда, что и в ресторане, и сквозь гладкую облегающую ткань он ощущал жар ее тела, ее бедра, вжимавшиеся ему между ног. Господь всемогущий, как же не вовремя он напился! Мысль не оставляла, даже когда его рука поднялась к пепельным волосам, отвела их с ее лица и скользнула к затылку, баюкая его в ладони. Косой свет с улицы падал на ее скулы, на белеющую меж приоткрытых губ поверхность зубов.

– Я хочу любить тебя ртом, – сейчас она говорила отчетливее, и ее голос звучал как-то непривычно.

Фрейд и Флисс

Повезло, что она произнесла эти слова именно тогда и именно так, думал он позднее. Благодаря им он сразу понял, что обнимает у входа в дом не Жаклин Блэкстоун. Напряжение вечера, отмеченное прежде совпадение в пространстве и времени нескольких человеческих тел, и его последствия, интенсивные настолько, насколько можно вообразить, со всей неизбежностью привели к появлению Джекки Блэк, и – боже! – это было нечто. Мужчине, не пожелавшему трахать ее до потери пульса, стоило бы пойти и повеситься. Однако Шанс стал сопротивляться.

Она была сильна. Шанс был пьян. Она хотела взять в руку его член. Зная почти наверняка, что секс с ней может привести к его гибели, Шанс сражался, чтобы не дать этому случиться. Он боролся, как библейский Иаков с ангелом, хотя цель его была абсолютно противоположной. Тогда как его предшественник надеялся стяжать благословение, Шанс стремился избежать его. В процессе борьбы их прижало к обрамленному кирпичами входу в подъезд. Шанс задел плечом домофон, без сомнения позвонив соседям снизу. Оттуда Шанса и Джекки, извивающихся, будто в танце, понесло через тротуар и швырнуло на пластмассовый мусорный контейнер с силой, которой хватило, чтобы опрокинуть его и выбросить на улицу. Это был тот самый контейнер, куда Шанс выбрасывал пустые бутылки из-под вина. Некоторые из них скатились с тротуара и загрохотали по проезжей части. Одна разбилась о металлическую решетку ливневой канализации. В выходящем на улицу окне квартиры на первом этаже зажегся свет. Залаяла какая-то маленькая собачонка.

Всего этого оказалось достаточно, чтобы разорвать ведьмовские чары. Шанс почувствовал в себе силы вырваться из ее объятий. Она отпрянула от света ко входу, опустилась на корточки, обхватила руками колени и заплакала. Та еще ситуация. Теперь она была в том же положении, что и Жаклин Блэкстоун на койке оклендской больницы, – одинокая, птица со сломанным крылом.

Шанс поднял глаза и увидел одного из соседей снизу, лысеющего пузатого программиста (Шанс не раз слышал, как тот ссорится со своей невидимой сожительницей или принуждает ее к сексу). Толстяк стоял в дверях своей квартиры.

Открыл он, впрочем, лишь внутреннюю дверь, а внешняя, тяжелая металлическая решетка, ведущая к выходу, возле которого Шанс сражался с Джекки Блэк за собственный пенис, оставалась закрытой. Программист, похоже, надеялся хоть как-то обезопасить себя при помощи этой стальной сетки, если дела на улице совсем уж плохи.

– Все в порядке? – спросил он, и голос его звучал на октаву выше обычного.

– Да, – сказал ему Шанс, – простите. Простите, что потревожили.

Сосед по-прежнему стоял у двери.

– Все хорошо, – сказал Шанс.

Программист еще секунду таращился на тускло освещенное место происшествия, в темноте за пределами которого без сомнения надеялся разглядеть невидимого противника Шанса, чтобы составить окончательное представление о происходящим. Потерпев неудачу, он снова посмотрел на доктора, кивнул и ушел обратно в дом.

Шанс подошел к Жаклин, которая по-прежнему пряталась в темноте.

– Я не знаю, как тут оказалась, – сказала она. – Не знаю, что тут произошло.

Шанс нагнулся и взял ее руки в свои.

– С вами все в порядке? – спросил он.

По-видимому, она пришла в себя.

Ее глаза внимательно всматривались в его лицо.

– Это была Джекки? – спросила она.

– Она не представилась, но да, думаю, именно Джекки.

– Такого никогда раньше не случалось, – сказала она. – Только с ним.

Он пустил ее в свою квартиру – привести себя в презентабельный вид в ожидании такси.

– Вы тут живете? – спросила она. Наверное, ожидала увидеть что-то более внушительное.

Он рассказал о разводе. Она умылась. Он сварил кофе. Его интересовало, как Джекки раздобыла его адрес.

– Думаю, вам следует спросить ее, – сказала она ему.

– А вы не знаете?

– Я не всегда помню. Есть пробелы. – Она увидела ноутбук, стоящий раскрытым на кухонном столе и добавила: – Вы еще не спали.

– После этой истории с рестораном… сон не казался подходящим вариантом. Что произошло после вашего ухода? Что он сказал?

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Он бывает таким. Помешан на контроле. И любит выводить людей из равновесия. Любит саспенс и высокую драму. С тех пор как мы вышли из ресторана, я его не видела. – Она коснулась клавиатуры, и компьютер проснулся. – Аксиома выбора, – на ее лице заиграла тень улыбки, полукокетливой, как в тот день в книжном магазине. Если бы только она не была столь привлекательной! Все было бы гораздо проще.

– С математической точки зрения, – сказал ей Шанс, – аксиома – это утверждение, принимаемое без доказательств для изучения того, что из нее следует. Вполне можно сказать, что такова и наша жизнь. Она постоянно ставит нас перед выбором. Нас определяет выбор, который мы делаем, хотя и сомневаемся в нем. Когда мы оглядываемся назад, выбор часто кажется нам необоснованным. Произвольным.

Она вроде бы обдумала сказанное.

– Я не уверена, что с математической точки зрения все так, – сказала она, помрачнев. Казалось, ей пришелся не по нраву его взгляд на этот вопрос. – Я имею в виду, – продолжила она, – что некоторые слова могут иметь несколько значений. Например, слово «произвольный». – Она произнесла все это с вопросительной интонацией.

– Конечно. Это же язык математики, и я в нем не компетентен. Слова – вот то, что у меня есть, и именно слова как таковые меня интересуют.

– Именно слов как таковых я пытаюсь хоть иногда избегать, – ответила Жаклин Блэкстоун.

Шанс услышал соседей снизу. По счастью, они не спорили и не занимались любовью. Их голоса звучали тихо и неразборчиво; возможно, они до сих пор обсуждали случившееся перед их дверью, и, пока Шанс с Жаклин молчали, звучало лишь отдаленное бормотание чужих голосов в невидимых комнатах.

– Я не знала, что он жестокий, – произнесла Жаклин.

Шанс предположил, что речь идет о Реймонде Блэкстоуне. Она рассказала о преследовавшем ее кавалере, о том, как Реймонд откликнулся на ее просьбу помочь. Вот так все и началось. Потом он пригласил ее на свидание. И только после свадьбы она узнала о том, какой у него жестокий нрав. Прошло еще некоторое время, прежде чем эта жестокость впервые обратилась на нее. Все случилось однажды днем среди пологих холмов на западе округа Марин. Они поехали на машине за город, на побережье, полюбоваться маяком в Пойнт-Рейес. На обратном пути у них спустило колесо. Оба вышли из машины. Он стал ставить запаску. Да, они устали, небо к концу долгого дня потемнело. На утесе с видом на маяк они распили на двоих бутылку вина. Он поднял автомобиль на домкрат, не открутив предварительно зажимные гайки, то есть всего-то пришлось бы снова опустить машину, чтобы это сделать. Крохотная ошибка с незначительными последствиями. Но Жаклин что-то сказала, возможно позволила себе пошутить. Она уже забыла, что именно тогда сделала. И он ударил ее по лицу ручкой от домкрата. Ни с того ни с сего.

– Как будто молния ударила, – сказала она. – Средь бела дня с ясного неба.

Позднее Реймонд извинился. Выдумал какую-то историю для врачей в пункте первой помощи, но потом, когда вез ее домой из больницы, и стало ясно, что она никак не реагирует на его слова, припарковал автомобиль у обочины и поставил в известность, как обстоят дела и что будет, если она кому-то что-нибудь расскажет или попытается уйти. Тогда ей показалось неестественным, что, вернувшись домой, он захотел секса. Потом Жаклин догадалась, что ему нравится смотреть на нее – избитую. Он от этого кайфовал. Примерно тогда и появилась впервые Джекки Блэк.

По каким-то причинам, из числа которых нельзя исключать высокий уровень алкоголя в крови Шанса, он решил раскрыть ей свой план внедрения в прокуратуру Окленда ради нужных знакомств. Чувствуя себя в ударе, он зашел так далеко, что рассказал даже о семье Джолли.

Она в ужасе смотрела на него. Едва ли он ожидал такой реакции.

– Что? – спросил Шанс.

Соседи снизу перестали бормотать. На квартиру опустилась тишина. Жаклин принялась ходить взад-вперед.

– Вы не услышали ничего из того, что я сказала. Не имеет значения, в тюрьме он или нет. Да пусть его даже до конца жизни упекут…

– Жаклин… Он не всесилен. Он не Бог. Всему есть пределы.

– Это не прекратится, – сказала она ему, – пока он не умрет. Он или я.

Шанс только смотрел на нее.

– Но я же сказал вам по телефону, что придумал одну вещь, которая может сработать, что у меня есть план… Почему же вы согласились выслушать меня, если так думаете?

– Я хотела вас увидеть, – ответила она.

Когда стало ясно, что она не собирается больше ничего говорить, Шанс продолжил:

– Я не могу согласиться с тем, что эту проблему нельзя решить. – Он новыми словами пересказывал план, от которого уже вроде бы отказался, но ее присутствие все изменило. Ему казалось, что она обладает собственным гравитационным полем, как некий звездный феномен, способный искажать свет. – И не думаю, – Шанса мотало, как несущийся под гору порожний товарный вагон, – что завести знакомство в прокуратуре такая уж плохая идея. Мы же сейчас говорим о продажном копе. Если он замарал себя чем-то одним, то замарает и другим. Его поймают не на том, что он делал с вами. В этом вся прелесть.

– Прелесть вашего плана.

– Как с Аль Капоне. Его посадили не за убийства, а за уклонение от уплаты налогов.

– Гм.

– Кажется, это ваше такси, – сказал Шанс и подошел к окну.

Действительно перед домом припарковалась машина из таксопарка. Он обернулся и увидел, что она встала со стула.

– Нельзя терять веру, – проговорил он, поддавшись желанию сказать ей хоть что-нибудь. Он хотел заключить ее в объятия, на самом деле хотел. На свой лад она была так же обольстительна, как Джекки, хоть и не так опасна. Хотя, может, и опасна тоже. Стандартной целью терапии диссоциативного расстройства была интеграция всех личностей в единое целое, Шанс все еще не протрезвел до конца, а потому позволил себе помечтать о том, какой могла бы стать такая интегрированная Жаклин/Джекки.

– Мы найдем путь, – сказал он ей.

Она слегка кивнула.

– А как насчет того, чтобы придумать способ продолжить работу с Дженис? Не у нее в офисе. Найдем прикрытие, ученика, которого вы будете посещать как репетитор. И Дженис тоже будет туда приходить…

– Вы мой рыцарь, – внезапно произнесла Жаклин.

– Она сказала то же самое, – заметил Шанс.

Жаклин разозлилась, но лишь на миг.

– Наверно, вам пора.

– Тогда она была права. – Шанс не сразу сообразил, что Жаклин тоже говорит о Джекки Блэк. – И вы это знаете… вы же думаете обо всех этих вещах… и дали ему отпор в ресторане.

– Едва ли я дал ему отпор.

– Конечно, дали. – Она помолчала мгновение. – И не думаю, что он этого не заметил. Теперь он будет держать вас в поле зрения.

Его телефон зазвонил.

– Должно быть, это ваше такси. Подумайте насчет Дженис. – Шанс взял трубку, сказал шоферу, что они скоро спустятся, и нажал на сброс, не дожидаясь ответа. Он еще раз посмотрел на Жаклин Блэкстоун.

– А их фамилия правда Джолли? – спросила она.

На пути к выходу она заметила в застекленном шкафчике у Шанса множество парфюмерных флаконов и остановилась, чтобы посмотреть на них.

– Боже, что это?

В том, как она это сказала, было что-то игривое, как и в вопросе о Джолли, не совсем в стиле Джекки Блэк, но и абсолютно не в духе того, другого создания, так недавно забившегося в угол на улице.

– Меня интересует связь между нашими обонятельными ощущениями и воспоминаниями о прошедших событиях. Это мое маленькое хобби. Ну, во всяком случае, раньше оно у меня было.

– Какое облегчение, – сказала она. – А то я подумала, что должна перед уходом проверить ваш гардероб.

– Там нет ничего такого, – заверил он ее. – Ни вечерних платьев, ни туфель на шпильках. Когда-то я хотел разработать нечто вроде обонятельного теста Роршаха, который мог бы оказаться исключительно полезен для лечения людей, страдающих определенным типом амнезии.

– Больше не хотите? – спросила она, потянувшись к флакону.

– Не знаю. Может быть. По правде говоря, я не думал об этом уже довольно долго. Нам на самом деле нужно спускаться, – сказал он, но она уже мазнула себе запястье.

Он посмотрел, что выбрала Жаклин: мужской аромат, сделанный во Франции.

– Пустыня после дождя. Мне нравится. Можно попробовать еще один. – Она указала на особенно вычурный флакон.

Парфюм снова оказался мужским.

– Попробуйте вот так. – Шанс достал из выдвижного ящика под коллекцией бумажную полоску, капнул на нее из флакона и поднес ей.

Она понюхала, сделала гримаску и отстранила полоску:

– Это слишком.

– В каком смысле слишком?

– Слишком давит. – Она вернула ему бумажку, прижимая пальцы одной руки к ямочке под шеей. – Как во время похорон, когда опускают крышку гроба.

Он мог бы спросить ее о похоронах и связанных с ними ассоциациях, но вместо этого решил заговорить о непосредственном воздействии запаха на лимбическую систему:

– Сигналы всех остальных органов чувств передаются через таламус. Мыслительный процесс модулирует ощущения. А у обоняния на один фильтр меньше. Ощущения модулируют мыслительный процесс. Вот почему инстинктивные и эмоциональные реакции на запах могут быть гораздо быстрее и мощнее, чем на другие формы сенсорного воздействия. Большинство моих коллег это игнорируют. – Он остановился и посмотрел на нее. – Скучно?

– Шутите? Вы прочли ради меня аксиому выбора. – Она посмотрела на него в ответ и не отвела взгляд. В темноватой квартире он чувствовал в воздухе между ними жар ее тела. – Почему? – спросила она. – Почему они это игнорируют?

– Это связано с отношениями Фрейда и парня по имени Вильгельм Флисс, отоларинголога, который где-то в 1895 году очень сильно напортачил с носом Зигмунда.

– О, а дальше? Вы же не можете на этом остановиться!

– Внизу машина ждет.

– А сколько времени это может занять?

Вообще-то, подумал он, в маленькой игре, которую затеяла Жаклин, было что-то занятное. Казалось, затея гораздо безопаснее всего, что приключилось до этого. Насколько далеко они могут зайти, при ожидающей-то машине?

– Тогда ладно, – наконец сказал он, все еще достаточно пьяный для того, чтобы поддержать игру. – Хорошо. Ключевые моменты… В восьмидесятые годы девятнадцатого века, когда Фрейд формулировал свои тезисы о роли сексуальных травм, реальных и воображаемых, в развитии симптоматики истерии, его некоторое время очень интересовала роль запахов. Он тогда подозревал, что в вытеснении важен органический элемент, связанный с изоляцией, как он их называл, «древних сексуальных зон», а это, в свою очередь, произошло из-за изменения роли обонятельных ощущений, то есть важность запахов в формировании поведения трансформировалась, когда мы стали ходить на двух ногах, а не на четырех. Раньше нас интересовали исходящие от земли эманации, но теперь они стали нам отвратительны. Это по его словам. И Фрейд пошел еще дальше. Воспоминание, сказал он, теперь источает такие же запахи, как и реальные объекты. Так же как мы отводим наш орган чувств от смрада, наши подсознание и сознание отворачиваются от болезненных или неприятных воспоминаний. Именно это мы называем вытеснением. Но – и вот тут все и становится интересным…