Текст книги "Опасное наследство"

СТОЛПОТВОРЕНИЕ В ПАРКЕ

Редактору газеты «Таймс»

Уважаемый сэр!

В последние несколько дней в Гайд-парке было замечено странное явление – каждое утро, примерно в половине двенадцатого, образуется такое небывалое скопление экипажей, что примерно на час прекращается всякое движение. Тому были предложены разнообразные объяснения, а именно: что на начало сезона в город съезжаются многочисленные обитатели сельских поместий; или, например, что благосостояние Лондона достигло таких высот, что даже супруги торговцев заводят здесь себе экипажи для прогулок по парку; но истинная причина так и не была упомянута. Настоящая вина лежит на некоей даме, чье имя неизвестно, но которую уже прозвали Львицей – вне всякого сомнения, по причине рыжевато-каштанового цвета волос. Это очаровательное создание, прекрасно одетое, держится в седле с такой грациозностью и с такой невозмутимостью, которым позавидовала бы изрядная доля мужчин; с такой же ловкостью она управляет парой идеально подходящих друг другу лошадей, запряженных в экипаж. Слава о ее красоте и мастерстве верховой езды разлетелась настолько быстро, что теперь весь Лондон стекается в парк к тому часу, когда ожидается ее появление; в результате возникает столпотворение, не позволяющее никому двигаться самым решительным образом. Не могли бы вы, сэр, чья обязанность заключается как раз в том, чтобы знать все и всех, выяснить истинное имя этой Львицы и убедить ее воздержаться от посещения парка, дабы вернуть ему прежний покой, тихую благопристойность и свободу передвижения?

Искренне ваш покорный слуга,

НАБЛЮДАТЕЛЬ

«Должно быть, это шуточное письмо», – подумал Хью, откладывая газету. В том, что Львица существовала на самом деле, он почти не сомневался – о ней говорили многие служащие в банке, – но вряд ли она была причиной столпотворения. Тем не менее эта заметка его заинтриговала. Он посмотрел в окно. Окна Уайтхэвен-Хауса с этой стороны выходили как раз на парк. Стояло яркое солнечное утро, и в этот выходной день парк уже был заполнен толпами людей, как расхаживающих пешком, так и разъезжающих в экипажах. Хью захотелось тоже прогуляться по парку, чтобы самому увидеть причину всех этих слухов.

Тетя Августа также планировала посетить парк, и ее ландо уже стояло у крыльца дома. На козлах повозки сидел кучер в парике и ливрее, готовый отправиться в путь по первому слову. Августа выезжала в парк почти каждое утро, согласно обычаю аристократов и самых богатых представителей среднего класса. Утверждалось, что прогулка на свежем воздухе улучшает кровообращение, но гораздо важнее была возможность показать себя и посмотреть на других. Настоящей причиной столпотворения было то, что всякий раз, когда каким-нибудь знакомым дамам приходило в голову поприветствовать друг друга и обменяться сплетнями, их экипажи останавливались посреди дороги, не давая проезжать другим.

Услышав резкий голос тетки, Хью встал из-за столика для завтрака и вышел в холл. Как всегда, Августа была прекрасно одета. На этот раз на ней было пурпурное платье с плотно облегающим талию жакетом и целым ворохом рюшек внизу. Из общего вида, правда, выбивалась миниатюрная соломенная шляпка, не более трех дюймов в диаметре, водруженная на высокую прическу надо лбом. Это был последний писк моды, и на молоденьких хорошеньких девушках такие шляпки смотрелись великолепно; Августу же трудно было назвать молоденькой хорошенькой девушкой, и потому шляпка казалась просто нелепой и смешной. К чести Августы стоило сказать, что она нечасто допускала такие ошибки в своем внешнем виде, но когда допускала, то все они происходили от того, что она слишком слепо следовала моде.

Сейчас Августа обращалась к дядюшке Джозефу, у которого был немного ошарашенный вид, как и всякий раз, когда с ним разговаривала его жена. Он стоял перед ней, слегка развернувшись, нетерпеливо поглаживая густые бакенбарды. Хью часто задумывался над тем, сохранились ли между ними какие-то нежные чувства. Возможно, они когда-то действительно любили друг друга, ведь у них родились Эдвард и Клементина. Они редко демонстрировали свою преданность друг другу, но время от времени Августа каким-нибудь жестом или словом показывала, что Джозеф ей небезразличен. «Наверное, любовь между ними еще не полностью остыла», – подумал Хью.

Августа продолжила речь, как будто Хью здесь и не было. Впрочем, она всегда так вела себя в его присутствии.

– Все семейство взволновано. Того и гляди разразится скандал! – настойчиво повторяла она, как будто Джозеф ей что-то возражал.

– Но ведь никто все эти годы и словом не обмолвился. Никому это никогда не казалось скандальным.

– Потому что Сэмюэл не старший партнер. Рядовому человеку дозволяется многое, если он не привлекает к себе внимания. Но старший партнер Банка Пиластеров – персона публичная, и к нему будут прикованы глаза всего общества.

– Ну что ж, пока вопрос этот не настолько безотлагателен. Дядя Сет до сих пор жив, и, судя по его виду, продержится еще долгое время.

– Я знаю, – сказала Августа с нотками разочарования в голосе. – Иногда мне хотелось бы…

Она осеклась, как если бы едва не сказала лишнего.

– Рано или поздно ему придется передать бразды правления. Вполне может статься так, что он решится на это завтра. Кузен Сэмюэл не имеет права делать вид, будто ему все сойдет с рук.

– Возможно, – сказал Джозеф. – Но ситуация и впрямь такова, как ты говоришь, я даже не знаю, что делать….

– Нужно рассказать об этом Сету.

Хью задумался над тем, известны ли Старому Сету подробности личной жизни своего сына. В глубине души, пожалуй, он и догадывался о чем-то, но никогда не признавался в этом даже самому себе.

Было заметно, что Джозефу неловко вести разговор на такую тему.

– Да, конечно, обвинять человека в чем-то недостойном крайне неприятно, – лицемерно продолжала сокрушаться Августа. – Но нужно же дать Сэмюэлу понять, что если он не прекратит свое дурное поведение, то придется обо всем сообщить его отцу.

Хью поражался ее хитрости и жестокости. Она буквально заставляла Сэмюэла отказаться от всякой связи с секретарем, иначе Старый Сет без всяких недомолвок и намеков узнал бы, что его сын едва ли не женат на мужчине.

На самом деле ей совершенно наплевать на Сэмюэла и его секретаря. Ей просто не хочется, чтобы он становился старшим партнером; ее хочется, чтобы эта должность досталась ее мужу. На взгляд Хью, это был крайне гнусный план, и он удивлялся, как Джозеф не понимает, к чему клонит его жена.

– Я бы предпочел разобраться в ситуации без таких крайних мер, – нерешительно заявил Джозеф.

Августа понизила голос до вкрадчивого шепота. В такие моменты Хью всегда казалось, что она говорит неискренне, словно пытающийся мурлыкать дракон.

– Я нисколько не сомневаюсь, что ты придумаешь, как разрешить это дело, – сказала она и заискивающе улыбнулась. – Поедешь сегодня в парк? Мне хотелось бы прогуляться в твоей компании.

Джозеф отрицательно покачал головой.

– Мне нужно присутствовать в банке.

– Какая досада! Сидеть в пыльном и душном кабинете в такой прекрасный день!

– В Болонье паника, понимаешь ли.

Хью заинтересовали его слова. Со времен «Венского краха» произошло еще несколько банкротств банков и ликвидаций крупных компаний в разных частях Европы, но слово «паника» употреблялось впервые. До сих пор Лондон оставался в стороне от финансовой бури. В июне учетная ставка, этот термометр финансового мира, поднялась на семь процентов – не слишком высокое повышение, к тому же она уже снова опустилась до шести процентов. Но, возможно, сегодня ожидается какое-то особое известие.

– Я уверена, что эта паника нас не коснется, – сказала Августа.

– Пока мы принимаем меры, нет, – ответил Джозеф.

– Но ведь сегодня выходной! В банке никого не будет, никто даже не подаст тебе чай!

– Уж как-нибудь проживу полдня и без чая.

– Тогда я через час пошлю к тебе Сару. Она принесет твой любимый вишневый пирог и сделает чай.

Хью подумал, что ему предоставляется неплохая возможность.

– Можно, я пойду с вами, дядя? Вам может понадобиться помощник.

Джозеф отрицательно помотал головой.

– Нет, ты мне не понадобишься.

– Он может выполнять для тебя кое-какие мелкие поручения, – сказала Августа.

– Или дать кое-какой совет, – ухмыльнулся Хью.

Джозеф не оценил шутки.

– Я буду просто следить за телеграфными сообщениями и решать, что делать завтра, когда откроются рынки.

– Мне бы все равно хотелось пойти, просто из интереса, – настаивал Хью, хотя и сам понимал, что допускает глупость.

Джозеф не терпел, когда ему надоедали.

– Я же сказал, что ты мне не нужен, – выпалил он раздраженно. – Поезжай в парк с теткой, ей понадобятся сопровождающие.

С этими словами он надел шляпу и вышел.

– У тебя, Хью, настоящий талант выводить из себя людей, – сказала Августа. – Бери шляпу и выходи, я уже готова.

Хью не хотелось ехать с теткой, но раз уж Джозеф так решил, то ничего не оставалось делать. К тому же ему было любопытно проверить слухи о Львице, поэтому он не стал возражать.

В холл вышла дочь Августы, Клементина, также в полном параде и готовая к прогулке. В детстве, когда они играли вместе с Хью, Клементина вечно на него ябедничала. Когда ей было семь лет, она попросила Хью показать «петушка», потом рассказала обо всем матери, и Хью сильно выпороли. Теперь, в двадцать лет, она выглядела копией своей матери, только была менее властной и более ехидной.

Все они вышли на крыльцо, и кучер помог им сесть в экипаж. Это была новая коляска, покрашенная в синий свет, которую везла пара серых меринов, – выезд, достойный супруги богатого банкира. Августа и Клементина сели на заднее сиденье, а Хью расположился напротив них, спиной к дороге. Верх коляски был откинут, потому что вовсю сияло солнце, но дамы открыли солнечные зонты. Кучер щелкнул кнутом, и они тронулись.

Чуть позже они выехали на Саут-Кэрридж-Драйв, заполненный до предела, как и утверждал автор письма в «Таймс». Здесь сотнями разъезжали верхом на лошадях мужчины в визитках и цилиндрах и сидевшие в седле боком дамы в разноцветных великолепных платьях; протискивались мимо друг друга блестевшие свежими красками десятки экипажей разных видов – открытые и закрытые, двухколесные и четырехколесные; дети ездили на пони, парочки прогуливались пешком. Все двигались медленно, что позволяло лучше разглядывать коней, экипажи, платья и шляпы. Августа разговаривала с дочерью, а Хью время от времени только кивал и поддакивал.

– Вон леди Сент-Энн в шляпке а-ля Долли Варден! – воскликнула Клементина.

– Такие шляпы вышли из моды год назад, – сказала Августа.

– Угу, – кивнул Хью.

Мимо них проехал еще один экипаж, в котором Хью увидел свою другую тетку, Мадлен Хартсхорн. Он подумал, что ей бы еще бакенбарды – и была бы вылитый брат Джозеф. С Августой у них установились доверительные отношения, и вместе они заведовали всей общественной жизнью семейства. Заведовала в этом союзе, конечно, Августа, но Мадлен всячески ее поддерживала.

Оба экипажа остановились, и дамы обменялись приветствиями. За ними остановились еще две-три коляски, которым они загородили путь.

– Садитесь к нам, я хочу поговорить с вами, – предложила Августа.

С помощью кучера Мадлен спустилась со своего экипажа, села в экипаж Августы, и дальше они поехали вместе.

– Говорят, Сэмюэлу пригрозили рассказать о его секретаре Старому Сету.

– О нет! – воскликнула Мадлен. – Это недопустимо!

– Я говорила с Джозефом, но его не переубедишь, – продолжила Августа.

Она сказала это таким искренним тоном, что Хью едва не поперхнулся от удивления. «Как ей это удается? Может, она сама себя убеждает в том, что говорит правду, когда ей это выгодно?»

– Я поговорю с Джорджем, – сказала Мадлен. – Такого потрясения Старый Сет может не вынести.

Хью подумал, не сообщить ли об этом разговоре Джозефу. Он-то наверняка будет возмущен, узнав, что их жены пытаются ими руководить. Но поверит ли он Хью? Мнение Хью для Джозефа ничего не значит, как и для Августы, – вот почему она нисколько не стесняется говорить такие вещи в его присутствии.

Их экипаж вновь замедлил движение и едва не остановился. Впереди образовалось большое скопление лошадей и колясок.

– Что там еще? – раздраженно спросила Августа.

– Наверное, Львица, – взволнованно ответила Клементина.

Хью вытянул шею, но не смог увидеть, что вызвало задержку. Впереди виднелись несколько экипажей разных видов, с десяток лошадей и множество пешеходов.

– Что еще за Львица? – переспросила Августа.

– Ах, мама, та самая загадочная дама, про которую все только и говорят!

Тут из толпы выехал небольшой фаэтон с парой высоких пони, которым управляла женщина.

– Вот она, Львица! – воскликнула Клементина.

Хью посмотрел на женщину в фаэтоне и сразу узнал ее.

Это была Мэйзи Робинсон.

Она щелкнула кнутом, и пони ускорили ход. Мэйзи выглядела великолепно в коричневом платье из тонкой шерсти с шелковыми оборками. Вокруг шеи большим бантом был повязан кофейного цвета платок. На голове ее красовалась кокетливая шляпка с изящно загнутыми полями.

Хью снова с досадой вспомнил о том, как нелестно она отзывалась о его отце. Она совершенно не разбиралась в финансах и потому не имела права сыпать обвинениями в бесчестности. Но следовало признать, что внешне она совершенно очаровательна. Было что-то бесконечно притягивающее в ее небольшом, но ладно сложенном теле, в наклоне шляпки на голове и даже в том, как уверенно она держит кнут и поводья.

Значит, Мэйзи Робинсон и есть та самая Львица. Но откуда у нее этот экипаж и лошади? Неужели она разбогатела? Что она задумала таким своим поведением?

Пока Хью словно зачарованный не сводил с нее глаз, произошел небольшой инцидент.

Мимо экипажа Августы проезжал всадник на породистой нервной лошади, которая, испугавшись заливистого лая маленького терьера, встала на дыбы, отчего всадник свалился на дорогу – прямо перед фаэтоном Мэйзи.

Мэйзи быстро свернула в сторону, продемонстрировав необыкновенное самообладание и умение управлять лошадьми. Но при этом ее экипаж проехал в опасной близости от лошадей Августы. Кучер резко натянул поводья и разразился проклятьями. Фаэтон Мэйзи остановился как раз напротив их коляски.

Все смотрели на упавшего джентльмена, который, по всей видимости, отделался легкими ушибами. Встав на ноги, он отряхнулся, и, негодующе качая головой, пошел за своей лошадью.

Мэйзи узнала Хью.

– Хью Пиластер, вот так встреча! – воскликнула она.

Хью покраснел.

– Доброе утро, – пробормотал он, не имея ни малейшего представления, как быть дальше.

Он тут же понял, что допустил серьезное нарушение этикета. Ему не следовало признаваться, что он знаком с Мэйзи, поскольку он едва ли мог представить ее своим теткам как свою знакомую. Нужно было просто промолчать или с высокомерным видом сказать, что она ошиблась.

Но Мэйзи и не думала обращаться к дамам.

– Ну как, нравятся пони? – продолжила она беззаботно, словно между ними и не было никакой ссоры.

Сердце Хью совершенно растаяло от этой удивительной девушки, которая так умело управляла лошадьми, от ее простодушной манеры держаться и от ее трогательной искренности.

– Да, замечательные пони, – сказал он, даже не посмотрев на них.

– Они на продажу.

– Хью, дорогой, скажи этой особе, что нам нужно проехать! – произнесла ледяным голосом Августа.

Мэйзи словно только сейчас заметила Августу.

– Заткни свою пасть, старая сучка, – сказала она почти беззлобно, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

Клементина задохнулась от возмущения, а тетка Мадлен в ужасе вскрикнула. Даже у Хью отвисла челюсть. Из-за великолепного платья и дорогого экипажа он и забыл, что перед ним бывшая циркачка из трущоб. Ее слова были настолько вульгарны, что Августа поначалу даже не нашлась что ответить. Никто еще к ней не обращался подобным образом.

Мэйзи не дала ей времени на раздумья. Повернувшись к Хью, она сказала:

– Передай своему кузену Эдварду, что он может купить моих пони!

После чего взмахнула хлыстом и поехала дальше.

К Августе наконец-то вернулся дар речи.

– Как ты смеешь разговаривать в моем присутствии с такой персоной? – разбушевалась она. – Еще и шляпу снял перед ней!

Хью продолжал зачарованно смотреть на грациозную фигуру Мэйзи в удалявшемся фаэтоне.

– Да, Хью, объясни нам, откуда ты ее знаешь? – вставила свое слово тетка Мадлен. – Хорошо воспитанные молодые люди не должны знакомиться с такими отбросами. И, как я полагаю, ты еще и Эдварда с ней познакомил.

С Мэйзи Хью познакомил как раз Эдвард, но Хью не хотелось сваливать на него всю вину. Все равно ему бы не поверили.

– На самом деле я с ней почти незнаком. Мы с ней только однажды виделись.

Клементину заинтриговал его ответ.

– И где же ты с ней виделся?

– В одном заведении под названием «Аргайл-румз».

Августа бросила на Клементину осуждающий взгляд и сказала:

– Не желаю обсуждать такие вещи. Хью, скажи Бакстеру, чтобы он отвез нас домой.

– Я лучше прогуляюсь, – сказал Хью, открывая дверь экипажа.

– Ты хочешь догнать эту женщину? – возмутилась Августа. – Я запрещаю тебе!

– Поезжайте, Бакстер, – сказал Хью, шагнув на дорогу.

Кучер встряхнул поводьями, колеса развернулись, и Хью вежливо приподнял шляпу перед удалявшимися тетушками.

Сейчас ему совершенно не хотелось выслушивать их упреки. Его ожидали серьезные неприятности. Августа непременно расскажет об этой встрече Джозефу, а вскоре и все партнеры банка узнают, что Хью встречается с женщинами сомнительного поведения.

Но сейчас стоял прекрасный день, светило солнце, и в парке беззаботно прогуливались люди, наслаждавшиеся хорошей погодой. В такой обстановке ему никак не хотелось забивать себе голову мрачными мыслями.

Он бодро пошел по тропинке, чувствуя себя лучше с каждым шагом. Он шел в сторону, противоположную той, в какую удалилась Мэйзи. Дорога, по которой ездили экипажи, огибала парк кругом, поэтому он скоро сможет снова встретить ее.

Ему хотелось поговорить с ней подольше и наконец-то уладить недоразумение с отцом. Странно, но теперь он нисколько не обижался на ее слова. Она просто ошибалась, и если он объяснит ей, как все было в действительности, она поймет. Сама мысль о том, что можно с ней поговорить, заставляла быстрее биться сердце.

Дойдя до угла Гайд-парка, он повернул на север и пошел по Парк-Лейн. По дороге ему пришлось много раз приподнять шляпу, приветствуя многочисленных родственников и знакомых: Молодой Уильям и Беатрис в двухместном «брогаме», Дядя Сэмюэл на гнедой кобыле, мистер Малберри с женой и детьми. Мэйзи, должно быть, остановилась на дальней стороне парка или уехала совсем. Ему стало казаться, что он больше ее не встретит.

Но он встретил ее.

Она как раз собиралась уезжать и пересекала Парк-Лейн. Он сразу узнал ее по кофейного цвета шелковому шарфу с бантом. Его она не замечала.

Поддавшись порыву, Хью побежал вслед за ней за пределы парка, в Мэйфер, стараясь не потерять ее из виду на петлявших улочках. Остановившись перед конюшнями, она сошла с маленького фаэтона и передала поводья вышедшему из ворот конюху.

Замедлив шаг, чтобы перевести дыхание, Хью подошел к ней. Он сам не понимал, что на него нашло.

– Здравствуйте, мисс Робинсон! – сказал он, запыхавшись.

– Здравствуйте еще раз!

– Я следовал за вами, – сказал он, хотя это было и так понятно.

– Зачем же? – спросила она простодушно.

Не подумав, он выпалил:

– Хотел спросить вас, не согласитесь ли вы как-нибудь провести со мной вечер.

Мэйзи склонила голову набок и слегка нахмурилась, раздумывая над его предложением. Выражение ее лица было дружелюбным, как будто ей понравилась эта идея, и он понадеялся, что она согласится. Но, похоже, внутри ее шла какая-то борьба между желанием и более практическими соображениями. Отведя взгляд, она нахмурилась еще больше и, казалось, окончательно определилась.

– Вы не можете себе меня позволить, – сказала она решительно, повернулась и пошла в конюшню.

Ферма Кэммелов

Капская колония

Южная Африка

14 июля 1873 года

Дорогой Хью!

Как я рад получить от тебя весточку! Здесь довольно одиноко и скучно. Ты не представляешь, какое это удовольствие – получить длительное, обстоятельное письмо из дома. Миссис Кэммел, бывшей до замужества Амелией Клэпхем, особенно понравился твой рассказ про Львицу…

Я понимаю, что сейчас уже поздно упоминать об этом, но смерть твоего отца меня сильно потрясла. Школьники не пишут друг другу писем соболезнования. К тому же твою трагедию затмила еще более ужасная трагедия, произошедшая в тот же день. Но поверь мне, многие из нас думали о тебе и говорили о тебе, после того как ты так неожиданно покинул школу…

Я рад, что ты спросил меня о Питере. С того самого дня я чувствовал себя виноватым. Я не видел непосредственно, как утонул этот бедняга, но видел достаточно, чтобы прийти к кое-каким выводам.

Твой кузен Эдвард, как ты однажды очень удачно образно выразился, действительно «был гнилее дохлой кошки». Ты быстро подобрал свою одежду из пруда и с земли, но Питер с Тонио задержались.

Я купался на другой стороне пруда, и я не думаю, что Эдвард с Мики меня заметили. А если и заметили, то скорее всего не узнали меня. В любом случае они со мной ни разу не заводили речь об этом инциденте.

Как бы то ни было, но, когда ты убежал, Эдвард стал еще сильнее окунать Питера с головой. Когда тот выныривал и пытался найти свою одежду, Эдвард плескал ему в лицо воду и снова набрасывался на него.

Я видел, что дело неладно, но, боюсь, тогда я был совершенным трусом. Мне следовало прийти на помощь Питеру, но я не отличался силой и уж точно не был ровней Эдварду и Мики Миранде; я не хотел, чтобы и мою одежду выкинули в пруд. Помнишь, какое было наказание за самовольную прогулку? Двенадцать ударов Хлестуном, и, признаюсь, такое наказание пугало меня тогда больше всего на свете. Поэтому я быстро вылез из воды, схватил свою одежду и постарался скрыться, не привлекая к себе внимания.

Я оглянулся только один раз, уже на краю карьера. Не знаю, что случилось за это время, но Тонио поднимался по крутому берегу раздетый, сжимая в руках комок мокрой одежды, а Эдвард плыл через пруд за ним, оставив Питера барахтаться посередине.

Я решил, что Питеру ничего больше не грозит, но, очевидно, ошибался. Должно быть, он держался уже на пределе сил. Пока Эдвард гнался за Тонио, а Мики наблюдал за ними, никто не заметил, как Питер утонул.

Об этом я, конечно же, узнал уже позже. А тогда я вернулся в школу и незаметно проскользнул к себе. Когда нас допрашивали учителя, я поклялся, что весь день сидел в своей комнате. Потом, когда узнали об этой трагедии, у меня так и недостало храбрости признаться в том, что я тоже был очевидцем.

Да, Хью, гордиться мне, разумеется, нечем. Но хотя бы мне стало немного легче от того, что я рассказал правду…

Хью отложил письмо Альберта Кэммела и посмотрел в окно своей спальни. Письмо многое объясняло, но вместе с тем оставляло еще больше неизвестного, о чем, по всей видимости, Кэммел не догадывался.

Оно объясняло, каким образом Мики Миранда сблизился с семейством Пиластеров до такой степени, что проводил с Эдвардом все каникулы и что родители Эдварда оплачивали все его расходы. Вне всяких сомнений, Мики рассказал Августе о том, что Эдвард практически убил Питера. Но в суде он заявил, что Эдвард бросился на помощь утопающему товарищу. Солгав под присягой, Мики спас Пиластеров от публичного позора. Августа скорее всего испытывала по отношению к нему не только благодарность, но и страх – страх, что он когда-нибудь расскажет правду. От этих мыслей у Хью похолодело в животе. Альберт Кэммел, сам того не ведая, раскрыл истинную причину взаимоотношений Августы и Мики – темных, мрачных и преступных.

Но оставалась еще одна загадка. Хью знал о Питере Миддлтоне еще кое-что, что не знали другие. Устав от того, что все дразнят его слабаком и «дохляком», Питер решил тренироваться, и основой его тренировок было плавание. Он плавал вдоль и поперек этого пруда по несколько часов подряд, надеясь развить тем самым свои мышцы. Его затея не сработала: тощий тринадцатилетний мальчишка не может превратиться в широкоплечего великана, кроме как став мужчиной, а этот естественный процесс нельзя ускорить.

Единственным следствием таких тренировок стало то, что Питер научился держаться в воде, как рыба. Он мог донырнуть до дна, задерживать дыхание на несколько минут, плавать под водой с открытыми глазами и спокойно лежать на спине. Эдвард Пиластер не мог так просто утопить его.

Так как же он погиб?

Альберт Кэммел рассказал правду о том, что видел сам, в этом Хью ему верил. Но должно быть что-то еще. Что-то, что на самом деле произошло в Епископской роще тем жарким днем. Плохой пловец мог погибнуть в результате хулиганской выходки Эдварда Пиластера, но Питер никак не мог утонуть из-за какой-то потасовки между подростками. Если он погиб не случайно, то его убили намеренно.

И, получается, это было предумышленное убийство.

Хью содрогнулся.

Там оставались только три ученика: Эдвард, Мики и Питер. Питера должен был убить Эдвард или Мики.

Или оба.