Текст книги "Школа будущего. Как вырастить талантливого ребенка"

Рассказ о двух проектах

В ходе своей профессиональной деятельности мне довелось участвовать в двух проектах, имевших похожие цели, но совершенно разные результаты.

Свою первую нормальную – то есть оплачиваемую – работу в сфере образования я получил в середине 1970-х, став одним из трех членов основной группы масштабного общенационального исследовательского проекта. Мы изучали роль драмы в школах; проект назывался Drama 10–16. Поскольку я занимался этой темой в аспирантуре, это была работа моей мечты, за которую мне еще и платили деньги. Проект финансировался Schools Council, в те времена главным национальным агентством по разработке учебных программ в Великобритании.

В предыдущие двадцать лет наблюдался активный рост популярности изучаемого нами предмета, драмы. Многие школы открыли драматические отделения, пригласили преподавателей театрального искусства, основали студии и театры. В большинстве школьных округов на полный рабочий день наняли консультантов по драме. Специализированные колледжи и факультеты университетов предлагали полномасштабные программы по подготовке кадров для преподавания театрального искусства. Не прекращались острые дебаты по поводу реальной ценности драматического образования; активно обсуждался передовой опыт в этой сфере. Наша группа должна была всесторонне изучить деятельность учителей драмы в школах и выработать рекомендации для дальнейшего развития этой дисциплины.

Мы отобрали шесть школьных округов с наиболее развитыми учебными программами по театральному искусству и работали в тесном сотрудничестве с тремя школами и консультантами по драме в каждом из этих округов. В первый год мы регулярно посещали эти школы и детально исследовали, как учителя взаимодействуют с учениками. Мы организовывали региональные и общенациональные конференции по вопросам драматического образования и провели для консультантов и преподавателей, участвовавших в проекте, ряд локальных семинаров, где делились передовым опытом и обсуждали перспективы этого предмета.

Весь следующий год мы посвятили работе над книгой, которую назвали Learning Through Drama («Обучение через драму»). В ней мы описали концептуальную схему преподавания театрального искусства в школах и дали ряд практических рекомендаций. А затем Schools Council выделило нам средства еще на один год, чтобы мы распространили свои выводы посредством масштабной общенациональной программы, включавшей семинары, учебные курсы и конференции. После этого финансирование прекратилось, члены нашей группы занялись другими делами, и деятельность по проекту постепенно была свернута.

Данный проект реализовывался по классической схеме: исследования, обработка материала, популяризация результатов и выводов. Мы отправились в школы, узнали, что там происходит на самом деле, выработали предложения и рекомендации и обнародовали их. Следует отметить, что наша деятельность в рамках проекта оказала существенное влияние на школы всей Великобритании, и этот эффект продолжал распространяться и после его закрытия. В результате было основано несколько профессиональных ассоциаций в поддержку преподавателей драматического искусства в средней школе, однако никакого специального органа, который бы продолжал реализовывать проект, создано не было. Это была ограниченная программа, и она, вполне предсказуемо, дала ограниченный эффект.

А вот с проектом Arts in Schools все происходило иначе.

В конце 1980-х годов консервативное правительство Маргарет Тэтчер приняло закон о введении общенациональной учебной программы для британских школ. Закон о реформе образования 1988 года (ERA – Education Reform Act) произвел в британских педагогических кругах эффект разорвавшейся бомбы. До его принятия школы сами выбирали, чему обучать детей. На практике они часто использовали похожие учебные программы, но теоретически были абсолютно независимы, как говорится, сами себе голова. ERA положил этому конец. Надо сказать, общенациональная учебная программа была введена в Великобритании не в одночасье; ее обсуждало еще предыдущее лейбористское правительство. Так продолжалось до 1984 года, то есть до тех пор, пока ударные волны от нефтяного кризиса на Ближнем Востоке не достигли стран Запада. Данное обстоятельство в сочетании с высоким уровнем безработицы заставило тогдашнего премьер-министра Джеймса Каллагана (лейбориста) уведомить школы, что они больше не могут обучать детей по своему усмотрению. Премьер-министр настаивал на выработке соглашения по общенациональным приоритетам в образовательной сфере.

В преддверии 1988 года многие опасались, что новая общенациональная учебная программа будет слишком узкой и утилитарной. Некоторых, в частности, сильно беспокоило то, что творческое развитие детей будет отодвинуто на задний план. Чтобы этого не допустить, в качестве упреждающего удара независимым Фондом Калуста Гюльбенкяна была создана общенациональная комиссия по рассмотрению места искусства в образовании. Я входил в команду, которая проводила эти исследования и писала доклад; он назывался «Искусство в школах: принципы, практика и обеспечение».

Составляя этот доклад, мы преследовали четыре цели. Первая – сделать вопрос искусства и творческого развития учащихся фундаментальной частью дискуссии о будущем образования, которая бушевала тогда в Великобритании. Прежде при обсуждении общенациональной учебной программы о творческих дисциплинах практически не говорилось. Вторая – предъявить максимально четкие и понятные аргументы в защиту творческого образования в школах директивным органам всех уровней. Третья – выявить проблемы, как практические, так и любые другие, с которыми сталкивались люди, продвигающие искусство в школах. И четвертая – предложить реальный план действий для школ и тех, кто определяет их политику.

В результате публикации нашего доклада был инициирован целый ряд проектов: конференции, экспериментальные программы, курсы повышения квалификации для учителей и другие. Более того, он способствовал выработке принципиально нового взгляда на важность искусства как части социальной политики вне стен средних школ, особенно среди молодежи. Наш доклад произвел впечатление, и меня попросили подготовить общенациональный проект, который помог бы школам выполнить наши рекомендации, а потом и возглавить его.

Занимаясь этой задачей, я всегда помнил о заметном, но ограниченном влиянии Drama 10–16, и, соответственно, мой новый проект основывался на принципиально иной модели изменений. Цель была не просто обнародовать и распространить рекомендации, представленные в докладе, а еще и помочь школам с их практическим внедрением, чтобы в результате трансформировать работу в классах, равно как и отношения с педагогическим персоналом и местными сообществами. За четыре последующих года в рамках проекта была создана общенациональная сеть инноваций, включавшая в себя более шестидесяти школьных округов, три сотни школ и две тысячи учителей и прочих специалистов. Преимущества для школ проявились практически немедленно; они были повсеместными и, что самое главное, долгосрочными. Даже теперь, тридцать лет спустя, я нередко слышу истории о том, как наш проект повлиял на ту или иную школу и на ее подход к преподаванию творческих дисциплин.

Короче говоря, Drama 10–16 был хорошим проектом, но он привел к ограниченным изменениям, а Arts in Schools способствовал масштабным и долговременным трансформациям школы. Почему же один проект оказался эффективнее другого? Это объясняется их структурой и тем, как они работали на практике. Во втором проекте мы рассматривали школы как сложные, адаптивные системы, каковыми они, собственно, и являются. Это означало, что при принятии решений мы должны были учитывать потребности разных и взаимозависимых компонентов системы.

Каждый школьный округ, участвовавший в Arts in Schools, определил школы, в которых предстояло внедрить инновации. В каждом округе была сформирована местная консультативная группа для поддержки школ и управления их деятельностью в рамках проекта, защиты интересов проекта на локальном уровне и создания максимально благоприятной атмосферы для его успешной реализации. Эти консультативные группы включали политиков, представителей местных культурных учреждений, спонсоров и руководителей компаний.

Нельзя сказать, что проект Arts in Schools решил проблему маргинализации творческого образования в школах. Оно по-прежнему подвергается нападкам со стороны движения за образовательные стандарты как в Великобритании, так и в США. Однако проект заставил общество признать многогранность системы образования и призвал обратить равное внимание на ее потребности на разных уровнях, в результате чего привел к существенным и долгосрочным изменениям во многих школах и школьных округах, принимавших в нем участие. И я абсолютно убежден, что при любых усилиях, нацеленных на системную трансформацию образования, необходимо использовать аналогичный подход.

Прежде чем брать на себя ответственность за какие-либо изменения, нужно первым делом признать, что вам это по плечу. Наибольшее удовлетворение от проекта Arts in Schools мне принесло то, что школы прислушались к нашим предложениям и разработали планы действий с учетом своих конкретных ситуаций и потребностей. Со временем сотни школ в Великобритании внедрили наши рекомендации – каждая по-своему.

Мы еще поговорим о школах, которые трансформируют подход к обучению, разрабатывая персонифицированные методики с учетом уникальных потребностей учащихся и местного сообщества. Эти школы выходят за рамки традиционных форм организации учебного процесса (обучение по возрастным группам, фиксированная продолжительность уроков, четкое деление материала на учебные предметы, линейные оценочные модели), используемых многими другими учебными заведениями. Они делают это, поскольку знают, что задача школы вовсе не в улучшении результатов тестов и экзаменов, а в повышении эффективности учебного процесса.

Суть проблемы

В своей книге «Образование против таланта»{8}8
  – Робинсон К. Образование против таланта. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2012.


[Закрыть] я цитирую великого театрального режиссера Питера Брука. На протяжении долгих лет он старался превратить театр в максимально преобразующий и вдохновляющий опыт[69]69
  Peter Brook, The Empty Space: A Book About the Theatre: Deadly, Holy, Rough, Immediate, New York: Touchstone, 1996 г.


[Закрыть]. Брук признавал, что многие театры не оказывают на людей подобного влияния и являются лишь способом приятно провести вечер или скоротать время. По словам режиссера, для усиления воздействия драматического искусства необходимо понять сущность театра, и с этой целью он задается вопросом, что можно было бы убрать из типичного театрального действа, чтобы театр продолжал оставаться театром.

Далее Брук пишет, что можно убрать кулисы, софиты и костюмы. Они необязательны. Можно убрать сценарий – многие театры отлично обходятся без него. Можно пожертвовать режиссером, сценой, техническим персоналом и помещением. Театры прекрасно существуют без всего этого; так было и будет всегда.

Единственное, без чего никак нельзя обойтись, – это актер в некоем пространстве и аудитория, следящая за его игрой. И пусть это будет всего один актер и один зритель, но это важнейшие обязательные элементы театрального действа. Актер, играющий драму, и аудитория, которая слушает его и переживает определенные эмоции. «Театр» – это, по сути, взаимосвязь между зрителями и драмой. И он будет оказывать наиболее трансформирующий эффект, только если полностью сфокусирован на этих взаимоотношениях и на том, чтобы сделать их максимально прочными. Если театр решает эту задачу, утверждает Питер Брук, больше, в сущности, ничего не требуется. И режиссер весьма убедительно подтверждает правоту этих слов целым рядом революционных, прославившихся на весь мир театральных постановок.

С моей точки зрения, аналогия с образованием тут очевидна. Во введении я писал о разнице между обучением и образованием. Основная цель образования – помочь школьникам учиться. В этом и состоит роль учителя. Но современные образовательные системы буквально кишат всякого рода отвлекающими моментами. Это и политические соображения, и общенациональные приоритеты, и усиление переговорных позиций, и строительные нормы и правила, и должностные инструкции, и родительские амбиции, и давление со стороны сверстников, и многое-многое другое. Список можно продолжать бесконечно. Однако суть, сердце образования – это взаимодействие учителя с учеником. Все остальное зависит от того, насколько продуктивны и успешны эти отношения. Если они не работают, буксует вся система. Если ученик не учится, он не получает образования. Возможно, с ним происходит что-то другое, но новых знаний и навыков он не приобретает.

Очевидно, что обучение – и образование – не ограничивается рамками формальной среды школ и общенациональными учебными программами. Оно везде, где есть те, кто хочет учиться, и те, кто готов учить. Именно такую атмосферу необходимо сформировать и поддерживать в наших школах, а для этого прежде всего надо создать условия, способствующие укреплению взаимоотношений между учащимися и учителями. Вот что я имею в виду, говоря об основательном реформировании образования. И в этом процессе нас ждет целая экосистема обязанностей и ответственности.

• На самом фундаментальном уровне образование должно сфокусироваться на создании условий, при которых учащиеся будут хотеть и иметь возможность учиться. Все остальное должно строиться на этой основе.

• Далее, задача учителей – облегчить ученикам процесс усвоения материала. Умение делать это на должном уровне – само по себе искусство; об этом мы подробно поговорим в главе 5.

• Функция директоров заключается в создании во вверенных им школах комфортных условий для учителей, чтобы они могли качественно выполнять свою работу. Для этого стиль управления и культура школы также должны отвечать определенным требованиям.

• Роль политиков и директивных органов заключается в формировании условий – на местном уровне, уровне штата или общенациональном, в зависимости от сферы их ответственности, – позволяющих директорам школ и самим школам отлично справляться со своими обязанностями.

В финансируемых государством системах образования должны быть оговорены способы отчета учителей и школ по результатам своей деятельности, а также то, чему следует учить детей и почему. Позже мы подробно это обсудим. Но сперва давайте попытаемся проникнуть в суть дела и обсудить природу обучения. Чтобы наши школы заработали эффективнее, нам нужно понять, что представляет собой обучение как таковое, и как и какими способами учащиеся обучаются лучше всего. Пока школы и политики от образования будут трактовать это неправильно, все остальные меры и усилия просто лишены смысла.

Глава 4
Прирожденные ученики

У НОВОРОЖДЕННЫХ ПОИСТИНЕ НЕНАСЫТНЫЙ аппетит к познанию окружающего мира. Возьмем, например, язык. Обычно большинство малышей к двум-трем годам вполне бегло говорят. И если у вас есть дети, вы отлично знаете, что специально вы их этому не учили. Вы просто не могли этого сделать, поскольку у вас вечно не хватает времени, а у них – терпения. Маленькие дети впитывают язык, будучи просто погруженными в языковую среду. Конечно, вы исправляете ошибки, поощряете и хвалите свое чадо, но никогда не додумаетесь посадить ребенка рядом и сказать ему: «Послушай, нам пора поговорить. Или, точнее, тебе». Тут все происходит иначе. А ведь язык – лишь один пример поистине огромного потенциала человека в области обучения.

В главе 2 я описывал преобразования, позволившие Ричарду Джерверу изменить ситуацию в начальной школе Грейндж в Великобритании. Какой бы успешной ни была его идея, Ричард не считает, что всем школьным округам мира следует превратить свои школы в «города». Он предлагает им избрать свой путь к истокам, благодаря которому, собственно, и появился Грейнджтон. «В качестве отправной точки всем нашим педагогам, работающим в университете, школе или на уровне профессионального развития, следовало бы найти наилучшие детские дошкольные учреждения в своей местности и целенаправленно изучить специфику их работы, – считает Ричард. – А потом спросить себя, как и что можно хотя бы частично перенять у них и перенести на уровень, пригодный для наших учеников. Это было бы истинное торжество природного обучения, практичного и наглядного».

Экстаз и агония обучения

В какой же мере детей следует считать прирожденными учениками? Известный индийский ученый и просветитель Сугата Митра попытался ответить на этот вопрос, проведя в 1999 году эксперимент в трущобах Нью-Дели. Он установил в нише стены компьютер, подключил его к интернету и наблюдал, как реагировали на устройство местные детишки. Эти ребята никогда в жизни не видели компьютера, да еще и интернет-браузер был на английском языке, которого никто из них не знал. И тем не менее они очень быстро поняли, как обращаться с компьютером, а вскоре начали учить этому друг друга. Не прошло и нескольких часов, как маленькие индийцы уже играли в игрушки, скачивали музыку и «бродили» по сети как истинные профессионалы[70]70
  Sugata Mitra, The Child-Driven Education,стенограмма конференции TED. См. http://www.ted.com/talks/sugata_mitra_the_child_driven_education/transcript?language=en.


[Закрыть]. Будь у них доступ к Twitter, они наверняка уже через месяц имели бы с полмиллиона последователей.

Чуть позже Сугата решил провести более сложный эксперимент. Он установил на компьютере программу, преобразующую речь в текст, и отдал его группе индийских детей, которые говорили по-английски с очень сильным акцентом телугу. Компьютер их акцент, понятно, не распознал, и программа вывела на экран полный бред. Дети не знали, как сделать, чтобы компьютер расшифровал их речь, и, как признался ученый, он тоже этого не знал. В результате Сугата решил на два месяца оставить устройство ребятам, а когда вернулся, оказалось, что они практически полностью избавились от акцента и теперь говорят на нейтральном британском, на распознавание которого и был запрограммирован компьютер.

Чуть позже Сугата решил выяснить, способны ли двенадцатилетние тамилоязычные подростки самостоятельно обучиться англоязычным биотехнологиям. Исследователь дал им на это два месяца, но, если честно, не ожидал особо впечатляющих результатов. «Я протестирую их знания, и они, конечно же, получат нули, – говорил он тогда. – Потом обеспечу их всеми необходимыми материалами, а затем вернусь и опять проверю их знания. И они опять получат нули. И мне придется признать, что в некоторых вещах без учителей не обойтись.

Когда через два месяца я пришел к ребятам, и двадцать шесть моих испытуемых вошли в комнату, они выглядели на удивление спокойными. Я спросил их: “Ну что, вы просмотрели мои материалы?” Они ответили: “Да”. “И что, что-нибудь поняли?” Они: “Не-а, ничего”. Я поинтересовался: “А сколько времени вы пытались разобраться, прежде чем решили, что ничего не понятно?” Они сказали: “Мы занимались этим практически каждый день”. Тогда я спросил: “И за целых два месяца вы так ничего и не поняли?” И тут одна девочка подняла руку и выдала буквально следующее: “Совершенно ничего, за исключением разве что того, что неправильная репликация молекулы ДНК вызывает генетические заболевания”»[71]71
  Sugata Mitra, The Child-Driven Education,стенограмма конференции TED. См. http://www.ted.com/talks/sugata_mitra_the_child_driven_education/transcript?language=en.


[Закрыть].

Сугата и сегодня продолжает выяснять, сколь многое дети могут освоить самостоятельно, если обеспечить их эффективными инструментами обучения. Недавно он запустил программу «бабушкино облако», в рамках которой группа учителей-пенсионеров помогает детям учиться с помощью Skype[72]72
  Chidanand Rajghatta, NRI Education Pioneer, Dr. Sugata Mitra, Wins $1 Million TED Prize, The Times of India, 27 февраля 2013 г. Источник: http://timesofindia.indiatimes.com/nri/us-canada-news/NRI-education-pioneer-Dr-Sugata-Mitra-wins-1-million-TED-Prize/articleshow/18705008.cms.


[Закрыть], а в конце 2013 года основал первую «Школу в облаке», где дети могут отправиться в интеллектуальное приключение, подключившись к интернету и получая по cети всю необходимую информацию и помощь преподавателей[73]73
  The School in the Cloud Story, School in the Cloud. Источник: https://www.theschoolinthecloud.org/library/resources/the-school-in-the-cloud-story.


[Закрыть].

Эксперименты ученого пролили свет на огромный потенциал детей в деле обучения[74]74
  Справедливости ради надо сказать, что с выводами Сугаты Митры согласны не все; многие считают, что он слишком уж настойчиво ратует за отказ от традиционных методов и систем обучения. Так, Брент Силби в The Journal of Education писал: «Митра считает, будто интеллектуальная традиционалистская модель образования не способна обеспечить наших учащихся тем, что им понадобится для выживания в современном мире. Но я с этим не согласен. И меня серьезно беспокоит тот факт, что предлагаемый им перевернутый с ног на голову подход к обучению дает студентам знания, базирующиеся на ненадежном фундаменте, что затрудняет их развитие и наращивание. Митра считает, что идеи прошлого нельзя применить к решению сегодняшних проблем, но я думаю, что, напротив, именно игнорируя прошлое, мы очень сильно рискуем. Интеллектуальная традиционалистская модель образования обеспечивает учащихся вполне надежной базой для накапливания дальнейших знаний. А это очень важно для решения новых проблем. Без прочной базы любая попытка получения знаний рискует провалиться. Проблемы XXI века должны решаться с учетом опыта и знаний прошлого – именно тех знаний, которые позволили нам создать современный мир».


[Закрыть]. Но если дети действительно прирожденные ученики, то почему же многие из них сталкиваются в школе со столь серьезными трудностями? Почему стольким из них на уроках смертельно скучно? Это в значительной мере объясняется недостатками самой системы, а также ее бесчисленными традициями и условностями.

В обычном классе общеобразовательной школы учащиеся сидят за партами лицом к доске, а учитель, стоя перед ними, объясняет им материал и дает задания. Способ обучения преимущественно вербальный или математический; то есть ученики в основном пишут, считают или обсуждают тему с учителем. Материал изучается главным образом по конкретной учебной программе. Она структурирована по отдельным предметам, которые, как правило, преподают разные учителя. Часто проводятся всевозможные тесты и контрольные, на подготовку к которым уходит масса времени и сил. Одни ученики усваивают материал быстрее, другие медленнее, но традиционное обучение в классе предполагает прохождение материала с одинаковым темпом и за одинаковый отрезок времени. И то, успевает ли тот или иной ученик за всем классом или отстает, обычно расценивается как индикатор его обучаемости.

Учебный день в школе, как правило, делится на одинаковые отрезки времени по сорок минут или около того, в течение которых дети занимаются разными видами деятельности; и так по заранее установленному еженедельному графику. В конце каждого урока дается звуковой сигнал – по обыкновению звонок или колокол, – оповещающий всю школу о том, что пора прекратить заниматься тем, что они делают, и перейти к следующему виду деятельности под руководством другого учителя и в другом помещении.

Почему же школы работают именно так? Прежде всего это объясняется тем, что массовое образование строилось на двух столпах, присутствие которых по-прежнему очевидно в поведении современных систем. Можете думать о них как об организационной и духовной культуре школ. Как я уже говорил в главе 2, организационная культура массового образования коренится в промышленных процессах индустриализма. Интеллектуальная же культура имеет более глубокие корни, уходящие в античность и древнегреческую Платоновскую академию{9}9
  Древнегреческая философская школа, основанная Платоном около 387 г. до н. э. близ Афин. Почти тысячелетняя история академии является историей борьбы античного идеализма с материализмом. Прим. ред.


[Закрыть], названную так по имени мифического героя Академа (отсюда и слово «академия»).

Я также уже говорил, что в современном образовании доминирует идея академических способностей. Многими слово «академический» воспринимается как синоним к «умный, интеллектуальный», а «академические достижения» – как «высокая успеваемость». Однако правильная трактовка термина «академический» имеет намного более узкий смысл. Им обозначают интеллектуальную работу преимущественно теоретического или научного, но не практического или прикладного характера. (Именно по этой причине словами «академический» или «академик» иногда описывают идеи и людей, совершенно непрактичных или чистых теоретиков.)

Любая академическая работа включает в себя три основных элемента. Во-первых, это акцент на том, что в философии называется пропозициональными знаниями, то есть на реальных фактах – скажем, что Декларация независимости была подписана в 1776 году. Во-вторых – на теоретическом анализе концепций, процедур, предпосылок и гипотез, например: природа демократии и свободы, законы движения, структура сонетов. Третий элемент проистекает из первых двух. Это упор на аналитические исследования, то есть предполагающие в основном чтение, письмо и математические вычисления, а не технические, практические и прикладные виды деятельности, требующие ловкости, физических навыков, хорошей координации и умения использовать различные инструменты.

Пропозициональные знания иногда называют знаниями что; в противоположность процедурным знаниям, или знаниям как. Процедурные знания – это то, что мы используем при создании реальных вещей и выполнении практической работы. Человек может изучать историю искусств, совершенно не зная, как пишутся картины, и теорию музыки, не умея играть на музыкальном инструменте. Но для создания реального художественного или музыкального произведения (чтобы теоретикам и академикам было что изучать) надо знать не только что, но и как. Процедурные знания жизненно необходимы во всех практических областях деятельности – от инженерного проектирования до медицины и танцев. Некоторые люди преуспевают в научной работе и обнаруживают в себе повышенный интерес к конкретным областям исследований. Другие понимают, что их реальные интересы лежат в области практического применения идей и методов и с особым энтузиазмом занимаются конкретной прикладной деятельностью.

Конечно, академическая работа важна сама по себе, и теории могут и должны служить источником информации для практической деятельности во всех сферах жизни. Но в типичной учебной программе акцент делается исключительно на первом, а о втором нередко начисто забывают. Научные исследования, бесспорно, нужны и должны стать частью образования каждого ученика. Но их недостаточно для того объема знаний, в каком сегодня нуждаются все учащиеся.

Человеческий интеллект – это гораздо больше, чем академические способности, он влияет на все достижения человека, проявляющиеся в искусстве, спорте, технологиях, бизнесе, инженерном деле и множестве других профессий, которым многие люди посвящают все свое время и жизнь. Наша жизнь и будущее всецело зависят от тех, кто достигает истинного мастерства в широком спектре практических знаний и умений. Конечно, вряд ли можно ожидать, что школа научит всех учащихся необходимым навыкам, но она должна как минимум заложить основы для их дальнейшего развития, предоставив всем равный статус.

Вам может показаться странным, что, несмотря на столь очевидное богатство человеческого разума, наши школы сосредоточили внимание практически на одном его специфическом аспекте. Как я утверждаю в книге «Образование против таланта», это объясняется влиянием европейского Просвещения на высшее образование и эволюцию научного метода и его применение в индустриальном мире. Я не стану опять вникать в эту тему, только скажу, что современные системы школьного образования представляют собой матрицу организационных ритуалов и интеллектуальных привычек, которые далеко не в полной мере отражают огромное разнообразие талантов учащихся.

Вступая в противоречие с этими системами, многие школьники считают, что проблема в них самих, что они недостаточно умны, и трудности в учебе просто неизбежны. Некоторым из них действительно тяжело учиться, и они порой нуждаются в особой поддержке. Но в случае с остальными проблема не в том, что они не способны учиться, а в том, каким образом, согласно требованиям, они должны это делать.