Текст книги "Несгораемая страсть"

Кэрол Бак
Несгораемая страсть

Пролог

Ральф Рэндалл по прозвищу Шкаф был из тех людей, которые верят в существование рая. А с адом, по крайней мере, с земным его вариантом, он сталкивался постоянно.

Шкаф был пожарным. Четырнадцать лет своей жизни он посвятил департаменту пожарной охраны города Атланты. И хотя он искренне полагал, что большая часть пожаров, с которыми ему приходилось бороться за эти годы, являлись следствием случайностей или поджогов, некоторые из них казались поистине дьявольскими.

Нельзя сказать, чтобы единственный ребенок Хелены Розы и последний из сыновей Вилли Лероя Рэндалла верил, что дьявол собственноручно чиркает спичками и разжигает костры в графстве Фултон штата Джорджия. Конечно, нет. Он понимал, что человеческая беспечность, глупость и жестокость частенько приводят к таким страшным последствиям, что дьяволу нет необходимости вмешиваться.

И все же полтора десятка лет службы научили Шкафа, что бывают пожары гораздо разрушительнее остальных. Как бы странно это ни звучало, но некоторые пожары действительно кажутся проявлением сил зла.

Такие пожары напоминают сыну Хелены Розы Рэндалл о картинке, которую он однажды увидел в воскресной школе много лет назад. Сопроводительный текст не сохранился в его памяти, хотя речь там шла наверняка о грехе, аде и вечном проклятии. Но картинка…

Ее он запомнил до мельчайших подробностей!

Этот рисунок перепугал его до полусмерти. С первого взгляда возникло впечатление, что столь ярко изображенное пламя хочет испепелить его

В его маленькой головке не возникло никаких сомнений по поводу смысла увиденного. Это пламя стремилось поглотить именно его – Ральфа Букера Рэндалла – и здесь не могло помочь даже божественное вмешательство.

Шкафу было около шести, когда он увидел этот рисунок. В последующие тридцать лет он говорил об этом только с двумя людьми.

Первым человеком была его мама. В детстве он не таил от нее секретов. Да и повзрослев, мало что скрывал.

Вторым человеком был пожарный, которому Шкаф, несмотря на разницу в их цвете кожи, доверял как брату. Звали пожарного Джексон Миллер.

Джексону не надо было объяснять, почему некоторые пожары напоминают Шкафу изображение ада, увиденное в детстве.

Почему Шкаф был уверен в этом? Что ж, он знал историю семьи Джексона. Он знал, что мужчины из рода Миллеров боролись с огнем в Атланте и за ее пределами начиная с прапрадедушки Джексона, добровольно вступившего в пожарную дружину в 1870 году. Веру в существование пожаров, противоречащих законам природы и как будто наделенных разумом, Джексон впитал с молоком матери.

– Для нас огонь – всегда враг, – заметил он, выслушав историю Шкафа. – Но я понимаю тебя, парень. Иногда это кажется чем-то… личным. Словно ты выходишь против живой, дышащей, думающей твари, которая стремится достать тебя любым путем. И такие пожары надо не просто гасить, их надо убивать.

Пожар на складе, с которым столкнулся Ральф Букер Рэндалл в четвертое воскресенье восьмого месяца четырнадцатого года своей службы, не показался ему личным врагом. По крайней мере… сначала.

Непонятно, почему он сразу не смог правильно оценить ситуацию. Возможно причина в том, что когда он прибыл на место происшествия, большая часть его мыслей все еще вертелась вокруг разговора, состоявшегося между ним и Джексоном незадолго до сигнала тревоги.

Они обсуждали своих любимых женщин. У Джексона это была умная и красивая северянка, врач-психиатр по профессии, Феба Донован. У Шкафа – его коллега Кизия Кэрью, яркая и независимая.

Эти совершенно разные женщины сходились в одном – в своей способности морочить голову любящим их мужчинам.

– Я говорил это раньше и повторю снова, – сказал Шкаф, глядя в усыпанное звездами небо. Прошедшие пятнадцать часов дежурства были необычайно спокойными. Пока остальные пожарные из первой смены посапывали на своих койках, они с Джексоном вышли на улицу подышать воздухом. – Если бы Бог хотел, чтобы мужчины научились понимать женщин, он дал бы нам письменные инструкции.

Его друг и коллега усмехнулся.

– Кажется, ты неплохо понимаешь Кизию.

– Да, я прекрасно ее понимаю, когда она на работе, – согласился Шкаф с гордостью. – Но в остальное время? – Он поморщился, вспомнив дюжину особенно трудных случаев. Чего в действительности хочет Кизия? Знает ли она сама? – С ней я чувствую себя так, словно иду по минному полю в темноте.

По минному полю в темноте…

Странно, но именно эта фраза вспомнилась Шкафу за пятнадцать секунд до первого взрыва, унесшего жизнь практиканта Дуайта Дэниэлса.

В момент взрыва они с Джексоном разыскивали в горящем складе двадцатидвухлетнего новичка. Они только что спустились с крыши здания, когда прозвучало сообщение о пропаже Дэниэлса. Они не единственные вызвались искать его, просто оказались самыми быстрыми.

Можно сказать, что они шли вслепую. Склад был наполнен плотным, густым дымом. Шкаф знал, что не сможет смыть с себя этот запах несколько дней.

Он старался не думать о том, что случится, если выйдет из строя его дыхательный аппарат. И молился, чтобы Дэниэлс с перепугу не израсходовал разом весь запас воздуха. Ему приходилось видеть, как у таких вот новичков баллоны, рассчитанные на двадцать минут, заканчивались меньше чем за половину времени.

Шкаф осторожно двигался вперед, отматывая стальной трос, другой конец которого был закреплен у выхода из здания. Джексон, находящийся в метре слева, был оснащен точно так же. Держась за эту путеводную нить, они смогут отыскать обратную дорогу.

По крайней мере, так гласит инструкция. Если же выход окажется перекрыт пламенем, придется искать другой путь.

Становилось все жарче. Шкаф сильно вспотел под тяжелой защитной одеждой. Его коротко остриженные волосы и усы совсем промокли. Облизав губы, он почувствовал вкус соли.

Внезапно в его памяти всплыла фраза, услышанная во время обучения: «Интенсивность пламени удваивается с повышением температуры на семнадцать градусов…»

Ба-бах!

Взрыв донесся с задней части склада. Скорее от неожиданности, чем под действием ударной волны, Шкаф упал на колени. То, что надо держаться ближе к полу, вбили ему в голову с самого первого дня учебы в академии.

Пригнись ниже, и ты выживешь, – вот совет, который проще всего запомнить.

– Шкаф! – это был голос Джексона. Он казался чуть сдавленным.

– Порядок, парень! – ответил Шкаф, поднимаясь на ноги. Он мысленно проанализировал свое состояние и решил, что отделался легким испугом. – А ты?

– Хорошо. Но я потерял свой…

Ба-бах!

От второго взрыва у Шкафа щелкнули зубы, и он упал ничком. Его каска слетела. Рот наполнился кровью.

Он с трудом поднялся на четвереньки, пытаясь нащупать каску. Его уши начали покрываться пузырями. И затылок сейчас поджарится. Он ничего не видел. Ничегошеньки.

Он позвал Джексона.

Ответа не было.

И тогда затрещало все здание.

Что-то сейчас случится, – мрачно подумал Шкаф. Он снова позвал Джексона. Именно эта безвыходная ситуация снилась его другу в кошмарных снах. Его отец так погиб. Капитан Натан Миллер вошел в горящее здание с полуторадюймовым шлангом, когда рухнула крыша. У него не было шанса спастись.

Шкаф отыскал каску. Он надел ее и пополз в том направлении, где, по его мнению, должен был находиться Джексон.

Спустя мгновение случилось то, чего он боялся. Что-то тяжелое ударило Шкафа по спине и придавило к бетонному полу склада. Боль была такой сильной, что он не смог даже закричать.

Он попытался шевельнуться. В ноги словно впились тысячи ножей. В желудке заурчало. Он испугался, что сейчас блеванет. Судорожно сглотнув, он снова попытался сдвинуться с места. Раздался треск. Спину пронзила острая боль.

Спустя секунду Шкаф увидел что-то красное. Сперва он подумал, что это кровь – его собственная кровь на внутренней стороне маски. Затем понял, что это лепестки подступающего пламени.

Он попался. Боже милостивый, он угодил в ловушку и поджарится, как поросенок на вертеле.

– Шкаф?

Это был Джексон. Крик раздался где-то очень далеко. Или так показалось сыну Хелены Розы Рэндалл, уже начавшему терять сознание.

– Шкаф? – злой и встревоженный голос. – Ответь мне, черт бы тебя побрал! Где же ты!

– Здесь…

Возможно, он произнес это вслух. Возможно, слово прозвучало только у него в голове. Шкаф не узнал этого. Вряд ли это что-то меняло.

Его скрутил новый приступ боли. Он закрыл глаза, чтобы не видеть кровожадное пламя. Это мой личный пожар, – подумал он с мрачным юмором. – Очень, очень личный.

Он не хотел умирать. Но раз его время пришло, он готов к встрече с Создателем. Он очень старался быть хорошим человеком, жить по совести. И, хоть не сразу, но все же ему посчастливилось встретить хорошую женщину.

Если бы только его любви к ней хватило, чтобы изгнать страх из глубины ее незабываемых топазовых глаз.

Если бы только она смогла ему довериться.

Смогла бы довериться себе.

– Кизия, – выдохнул Шкаф, произнося ее имя, как молитву. – Ох… Кизия.

Первая глава

За четыре месяца до этого

Ко всем своим прочим талантам он еще и танцевать умеет.

Кизия Лоррейн Кэрью была удивлена, хотя и ожидала чего-то подобного. Все-таки она видела, как умеет двигаться Шкаф. Она тысячу раз могла наблюдать его за работой. Несмотря на почти двухметровый рост и сто килограммов мощных мышц, этот парень был легок на ногу. Грациозен, как огромная черная пантера. Даже в защитном костюме, с дыхательным аппаратом он не шел, а скользил над землей. И умудрялся двигаться в том же железном ритме, когда остальные валились с ног от усталости.

И вне работы она его тоже видела. Но не проявляла к нему сексуального интереса. Он был просто ее другом! Более того, он был пожарным. Если бы она искала себе мужчину – хотя не испытывала ни малейшего желания заниматься этим в ближайшем будущем – у нее хватило бы ума держаться подальше от сослуживцев.

Все же Кизия знала, что Шкаф ей нравится. Она не понимала, в чем секрет его привлекательности, если не считать полнейшего несходства с парнями, которые встречались ей в прошлом. Он не задирает нос. Не строит из себя важную шишку. В действительности он из тех религиозных и хорошо воспитанных чернокожих мужчин, которых она всегда находила невероятно скучными. Но теперь…

Что можно сказать? Ральф Рэндалл заинтриговал ее. И, что самое обидное, помимо ее воли.

Кизия отхлебнула пива, которым угостил ее кто-то из коллег в разукрашенном зале, где несколько десятков сотрудников департамента пожарной охраны Атланты провожали на пенсию одного из своих сослуживцев. Она не любила спиртного, но знала правила. Если бы она отказалась от пива и попросила бы чего-нибудь безалкогольного, ей бы пришлось носить ярлык «трезвенницы-язвенницы» до конца своих дней.

Слегка покачиваясь в ритм старой популярной мелодии, доносящейся из колонок, Кизия обвела взглядом собравшуюся толпу. В зале было шумно. Дух товарищества казался почти осязаемым. Кизия ощутила знакомое и приятное чувство: «один за всех и все за одного».

Она снова взглянула на Шкафа. Он был одет в темные джинсы и белую футболку. Черный пиджак свободного покроя, который был на нем до начала танцев, теперь висел на спинке стула. Футболка так плотно облегала его мощные мускулы, что казалась нарисованной. А джинсы…

Кизия сглотнула и переступила с ноги на ногу, стараясь не обращать внимания на внезапно возникшую дрожь.

Следующей песней была классическая композиция «Роллинг Стоунз». Шкаф танцевал с расфуфыренной девицей, которой, по мнению Кизии, вместо того, чтобы тратиться на прическу, следовало бы купить себе бюстгальтер.

И что у нее за ногти? – фыркнула Кизия. Хороший маникюр – дело конечно нужное. Мужчинам нравится, когда женщины умеют следить за собой. Но кроваво-красные когти, выглядящие так, словно эта девица только что вскрыла кому-то вены? Какой ужас.

Кизия постучала короткими, ненакрашенными ногтями по почти опустевшей бутылке. Я была лучшего мнения о пожарном Ральфе Рэндалле, – сказала она себе. – Кто бы мог подумать, что он способен связаться с такой дешевкой. А что будет, если он потащит эту девицу знакомиться с мамочкой!

То, что Хелена Роза Рэндалл мечтает поскорее женить своего единственного ребенка, известно каждому. Но вряд ли ее устроит такая вот Салли, Джейн или ЛаТойя в качестве невестки. Нет, конечно. Миз Хелена знает, чего хочет. Стоит ей только взглянуть на…

Юная щеголиха что-то произнесла. Кизия решила, что ее замечание было довольно смешным, потому что Шкаф ухмыльнулся в ответ, сверкнув белыми зубами. Несколько секунд спустя он закрутил в танце свою партнершу, подражая Майклу Джексону.

Его физическое превосходство, выразившееся в этом движении, заставило Кизию вздрогнуть. В глазах у нее потемнело, ладони вспотели. Рот наполнился вязкой слюной.

«Сука! – знакомый мужской голос прогремел у нее в мозгу – Ты будешь делать только то, что я скажу. Думаешь, я позволю какой-то…»

– Эй, Киз!

Кизия подскочила на месте, едва не выронив пивную бутылку. Только что пережитое ощущение лишило ее мужества. Она понимала, что никогда не избавится от своего прошлого, но верила, что худшее позади. Прошло уже несколько месяцев с последнего такого прилива воспоминаний. И именно Шкаф воскресил в ее памяти страх, стыд и безнадежность, которые она клялась себе никогда больше не испытывать в жизни.

– Кизия?

– Ты в порядке?

– Эй, может, ей надо присесть.

– Во даешь, Киз. Ты прямо почти побледнела.

Кизия усилием воли овладела собой. Она обернулась, приветствуя четверых приятелей-пожарных. Двое из них были афроамериканцами, как и она сама. Один – высокий, стройный и совершенно лысый; второй – низенький и приземистый, с огромными бицепсами. Третий парень щеголял модно остриженными светлыми волосами, голубыми глазами и легким загаром. Четвертый был рыжим и жилистым, и его слегка остекленевшие глаза свидетельствовали о чрезмерном увлечении пивом. Все четверо глазели на Кизию сочувственно и смущенно.

– Простите, – сказала она, улыбнувшись через силу. Видимо, ее улыбка оказалась не такой уж неискренней, поскольку лица коллег заметно просветлели. – Я… э… задумалась.

– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? – спросил высокий чернокожий парень. Его звали Сэм Филдс. Он помогал Кизии, когда она проходила практику.

– Конечно, Сэм. Все нормально.

Четверо мужчин обменялись взглядами и, похоже, решили поверить ей на слово.

– Прости, что отвлекли тебя, – сказал коротышка. – Мы тут околачивались поблизости, потому что не дело, когда самый красивый пожарный в Атланте скучает в одиночестве.

Кизии пришлось сделать над собой усилие, чтобы перенять их непринужденную манеру общения. Поначалу ей не хватало смелости участвовать в словесных перепалках. За время замужества она совсем разучилась выражать свое мнение.

Когда Кизия впервые сумела отшутиться в ответ на чьи-то нападки, она почувствовала себя победительницей. Не потому, что сказала что-то умное. Отнюдь, ее острота казалась плоской в сравнении с «шуточками» некоторых ребят. Но это не важно. Она сказала это сама.

– Забавно, Джей Ти, – протянула она, изогнув бровь. – А я вроде бы слышала, что ты считаешь самым красивым пожарным в Атланте самого себя.

Белокурый пожарный насмешливо присвистнул.

– Ага, – с иронией согласился он. – Джон Томас считает себя местным Дензелом Вашингтоном.

– Давай не будем о том, кто что думает о своей внешности, Бобби, – огрызнулся Джей Ти, задиристо вскинув голову. – И я говорил об Уэсли Снайпсе, парень. А не о Дензеле.

– Что? – Бобби свистнул снова. – Чокнуться можно! Ты так же похож на Уэсли Снайпса, как Митч на этого, как его… который в «Обратной тяге» снимался.

Рыжий Митч, поглощенный какими-то своими мыслями, внезапно встрепенулся.

– «Обратная тяга»? – повторил он заплетающимся языком. – Ой, как я люблю это кино! Лучший фильм о пожарных. Смотрел? Моя девушка подарила мне кассету на прошлое Рождество. Сказала, что ее заводит этот фильм, когда она смотрит его со мной.

– Ты говоришь о Роне Ховарде, Бобби? – спросил Сэм Филдс, по-видимому решивший, что пьяные разглагольствования Митча можно пропустить мимо ушей. – О рыжем конопатом пареньке, который снимался в «Счастливых днях»?

Бобби покачал головой.

– Нет, не о…

– А знаешь, Сэм, – перебил его Джей Ти, разглядывая Митча с таким пристальным вниманием, словно он был образцом новой купюры. – Митч действительно похож на того пижона. Я как-то раньше не замечал. Эй, Митч. Ты можешь протрезветь на секунду, а? Кто-нибудь говорил тебе, что ты просто копия парня из «Счастливых дней»?

Митч громко икнул, бессмысленно переводя взгляд с одного собеседника на другого. Он явно потерял нить разговора.

– Я говорю не о пижоне из «Счастливых дней»! – раздраженно вмешался Бобби. – А о парне, который снимался в «Обратной тяге». О Курте Расселе.

– По-твоему, Митч похож на Курта Рассела? – Сэм покачал головой и укоризненно щелкнул языком. – Парнишка, тебе надо зрение проверить.

Бобби сделал круглые глаза.

– Нет, по-моему, Митч вовсе не похож на Курта Рассела, – отрезал он. – Очнись, Сэм. Именно это я пытался сказать перед тем, как мы свернули с темы. Митч так же похож на Курта Рассела, как Джей Ти на Уэсли Снайпса.

– Но…

– Забудьте об Уэсли Снайпсе, ребята, – внезапно скомандовал Джей Ти. – Кто-нибудь знает, что за краля танцует со Шкафом Рэндаллом?

Бобби и Сэм моментально повернулись туда, куда смотрел Джей Ти. Кизия скрипнула зубами и уставилась в пол. Она знала, чем это кончится. И была не в настроении спорить.

– Где? – спросил Сэм.

– Вон там, – ответил Джей Ти.

– Там… – Бобби застонал. Видимо это означало, что он заметил «кралю». – Ой, парни, – воскликнул он с притворным ужасом. – Ой, мамочка. Взгляните только на нее. В последний раз я видел, чтобы кто-нибудь так выдергивался, на мальчишнике у моего зятя.

Наверное, мне стоит сейчас развернуться и уйти, – решила Кизия.

– Думаешь, братец Рэндалл нашел ее в воскресной школе, где он ведет уроки? – предположил Сэм.

– Надо бы и мне упасть на колени и вымолить себе такую же, – объявил Джей Ти. – Уау, крошка! Чего бы только я ни отдал ради…

– Эй, утихомирься, Джей Ти, – оборвал его Бобби. Кизия подняла голову, удивленная резкой переменой в его голосе. Белокурый пожарный встретил ее вопросительный взгляд и тут же отвернулся, покраснев. – Здесь все-таки леди присутствует.

Сбитая с толку внезапным замечанием Бобби, Кизия не знала, что и делать. Она очень старалась стать для ребят «своим парнем»; доказать свою способность справиться с работой. Но услышанное только что напоминание о своей половой принадлежности заставило ее почувствовать себя неловко по самым разным причинам. Она не могла оставить это без ответа.

Глубоко вздохнув, она открыла рот, еще не зная, что сказать. К счастью, Митч ее опередил.

– Леди? – повторил он, обалдело озираясь по сторонам. – Где?

Бобби стукнул его по затылку. И, кажется, чуть сильнее, чем следовало.

– Кизия, дурак!

– Точно, парни, – повторил Джей Ти, окинув ее смущенным взглядом. – Кизия.

– Кизия? – Митч повернулся и уставился на нее, разинув рот. Затем, решив, что это чья-то удачная шутка, разразился хохотом. – Кизия… не… леди! – выдавил он сквозь смех. – Она пожарный.

Хоть Ральф Рэндалл и был глубоко благодарен родителям за свое воспитание, все же иногда он желал, чтобы его мама оказалась менее настойчива в выработке у него «хороших манер».

Сейчас был один из таких случаев.

Не то чтобы ему не нравилось танцевать с Бернадиной Уоллес. Только мертвец не оценит ее… э… прелестей. Потому что ее прелести и так всем глаза намозолили.

Но они не вызывали в нем того интереса, которого, по его внутреннему убеждению, жаждала добиться Бернадина. (Господи, лишь бы не забыть ее дурацкое имя!) Его интересовала только одна женщина, и, когда он видел ее в последний раз, она стояла в другом конце комнаты, болтая с четырьмя пожарными.

Шкаф представил себе, как передает Бернадину из рук в руки ее брату, кем бы он ни был, и направляется к этой пятерке. Не сразу. О нет. Он сделает лучше. Сначала прогуляется по залу. Спокойно и непринужденно.

И, когда он достигнет своей цели и вступит в беседу, то спокойно и непринужденно спросит Бобби Роббинса, нет ли у него с собой фотографии дочки, родившейся три или четыре недели назад. И так же спокойно и непринужденно упомянет недавнюю помолвку Джей Ти Уилсона. Кажется, его невесту зовут Люсинда. Очень милая девушка. Учится в педагогическом колледже.

Бернадина что-то произнесла. Шкаф не расслышал, что именно. Громкая музыка не позволяла разобрать больше, чему пару слов, и то если прислушиваться. Видимо девушка сказала что-то смешное, судя по ее хихиканью.

Он рассеянно улыбнулся, продолжая танцевать. Как будто случайно он переместился так, чтобы видеть противоположный угол комнаты.

К компании присоединились еще двое мужчин, казавшихся знакомыми. Слетаются, как мухи на мед, – подумал Шкаф. Беда в том, что он ни с кем не хочет делить Кизию.

Он давно уже неравнодушен к Кизии, хоть и пытался это отрицать. Но даже признав свое желание, он ничего не стал предпринимать. Если честно, он просто не знает, что делать.

Нельзя сказать, что ему не хватает опыта. Хотя у него было не так уж много женщин – как верующий человек, он проявил бы неуважение к себе и к своим сестрам по вере, если бы не ограничивал себя в этом вопросе – но свою долю чувственной любви он получил. Но в отношении Кизии Кэрью…

С ней все по-другому. Совсем по-другому.

Может, если бы их первая встреча состоялась не в церкви, рядом с его мамой…

Может, если бы они оба не были пожарными…

Может, если бы он не увидел страха в ее прекрасных глазах, когда впервые прикоснулся к ней…

Шкафу понадобилось около двух лет, чтобы докопаться до причин ее страха. За это время они подружились, стали добрыми приятелями. Постепенно они достигли такого уровня откровенности, что Кизия поведала ему свою горькую историю.

Шкаф знал, что она выскочила замуж за какого-то пижона в Детройте сразу после окончания средней школы, и что в Атланту приехала к родственникам незадолго после развода. О каких-то проблемах своего брака она умолчала. Как говорится, милые бранятся – только тешатся. Шкаф и подумать не мог, что Кизию искалечил духовно и физически сукин сын, поклявшийся любить ее и уважать.

Услышав ее признание, он испытал самый большой в своей жизни приступ ярости. И утратил тем самым доверие Кизии.

Рассердился он не на нее. Боже упаси! Он был безумно зол на ублюдка, посмевшего так жестоко ее обидеть. Однако, увидев столь бурную вспышку его гнева, Кизия была потрясена до глубины души.

Она замкнулась в себе, снова начала осторожничать. Шкафу было больно видеть, как искренне верит его любимая женщина, что со временем он сможет обратить свою ярость на нее.

Что делать? – спрашивал себя Шкаф снова и снова. Попытаться убедить, что ее страхи беспочвенны? Поклясться, что он никогда не причинит ей боли?

Вряд ли этим можно чего-то добиться, – понял он со временем. Как развеять ее опасения? Заявить, что ему лучше известно, как ей следует к нему относиться? Но разве ей мало указывали, что она должна делать, думать и чувствовать?

А что касается обещаний… Кизия говорила, что ее муж после каждого очередного избиения всякий раз клялся, что это никогда, никогда больше не повторится. Его нарушенные клятвы обошлись ей в несколько переломов и два выбитых зуба. Жизнь научила ее не верить словам, как бы искренне они не звучали.

В конце концов Шкаф решил, что ключ к решению в терпении. Однажды Кизия ему доверилась. Значит, это может повториться. Хотя ее отношение к нему изменилось, сам он остался прежним. Он – все тот же мужчина, которому она открыла правду о своем прошлом. Когда-нибудь она это поймет.

И тогда…

Он обернулся, еще раз взглянув на Кизию. Она смеялась, ее чувственный рот приоткрылся, стройная шея выгнулась, словно цветочный стебель. Золотые серьги покачивались, сверкая на гладкой шоколадной коже.

Она напоминает знаменитую статую Египетской царицы Нефертити. В ней та же гордость. Та же женственная сила. Не в первый раз Шкаф подумал о том, каким надо быть безумцем, чтобы осквернить такую красоту своими кулаками.

Песня «Роллинг Стоунз» закончилась, сопровождаемая хлопками и одобрительными выкриками. Шкаф вспомнил о своей сладострастной партнерше. Она обмахивала ладонями вспотевшее лицо. Слова благодарности, которые он хотел произнести, тут же вылетели из головы при виде цвета и длины ее ногтей. Он брезгливо поморщился, вспомнив разорванного на части динозавра из «Парка юрского периода».

Бернадина облизала губы и протянула к нему свои наманикюренные руки.

– Ты и впрямь умеешь классно двигаться, – хрипловатым голосом объявила она.

– Спасибо. – Он умудрился благополучно избежать ее прикосновения. – Ты тоже не слабо прыгала, Бернадина.

– Правда? – Она начала прихорашиваться, ободренная его комплиментом, ее неестественные ногти щелкнули по заколке в волосах. Затем взмахнула ресницами. – Скажи, миленький. Тебя прозвали Шкафом, потому что ты крутой… или потому что такой огро‑о‑омный?

На самом деле Ральф Рэндалл был обязан своим прозвищем одному маленькому мальчику. Станция, на которой он служил, находилась рядом с начальной школой и вызывала у детей огромное любопытство. Однажды много лет назад он столкнулся нос к носу с детсадовцем, отбившимся от своей группы. Малыш окинул его долгим, внимательным взглядом и пропищал: «Дядя пожарный, ты такой же большой, как шкаф в комнате у моей мамы!» Сослуживцы нашли это невинное замечание весьма забавным и с тех пор начали называть его Шкафом.

– Я…

Треск, донесшийся из колонок, помешал ему ответить на явно провокационный вопрос. Спустя мгновение музыка заиграла снова. На этот раз была выбрана медленная, романтическая мелодия, по-видимому, специально предназначенная для того, чтобы мужчина и женщина могли, стоя, получить столько же удовольствия, как и в лежачем положении.

Бернадина взвизгнула от восторга и бросилась на шею Шкафу. Он слегка поморщился, когда несколько бусинок, вплетенных в ее волосы, врезались в его грудь, словно мелкокалиберные пули. С такими ногтями и прической эта женщина способна причинить мужчине значительные телесные повреждения.

– У-у-ух, как я люблю эту песню! – воскликнула она, извиваясь всем телом. – Давай, малыш. Потанцуй со мной.

Конечно, он мог отказаться. Но не решился, потому что, на взгляд его мамы, это было бы невежливо.

Кизия покинула собравшихся вокруг нее пожарных через несколько секунд после того, как партнерша Шкафа приклеилась к нему намертво. Ее уход остался незамеченным. Все были слишком поглощены обсуждением истории с одним местным телерепортером, имевшим наглость сунуть микрофон под нос работающему спасателю.

Речь шла о том, что учудил этот надоедливый придурок прошлой ночью после ужасной автокатастрофы с несколькими жертвами на восемьдесят пятом шоссе. Раздраженный его поведением и доведенный до крайности врач «скорой» заставил его умокнуть, вложив ему в руки чью-то оторванную конечность.

Кизия только успела подойти к столику, как ее окликнули. Обернувшись, она увидела хорошенькую юную блондинку. Следом за ней шел высокий мужчина с соломенными волосами, бронзовым загаром и яркими голубыми глазами.

Это был Джексон Миллер, лучший друг Шкафа. И его пятнадцатилетняя дочь, Лорелея.

– Привет, Кизия! – Лорелея радостно ей помахала.

Выросшая в Детройте, Кизия с некоторым трудом привыкла к южному акценту Лорелеи. Но очень быстро полюбила ее протяжный говорок. Девочка оказалась милой и сообразительной. Кроме того она стала страстной поклонницей Кизии, и смотрела на нее, как на икону. Во-первых, потому что она – женщина-пожарный, и во-вторых, что более важно – независимая женщина.

Мало сказать, что поначалу ее восторженное отношение Кизия воспринимала с трудом. Когда они познакомились три года назад, она еще не пришла в себя после неудачного брака. Мысль о том, что кто-то (а тем более, белая девочка из благополучной семьи) может видеть в ней образец для подражания, казалась глупой шуткой. Но со временем Кизия поверила в искренность Лорелеи. И это стало исцеляющим бальзамом для ее пошатнувшейся самооценки.

– Привет, милая. – Она улыбнулась девочке и кивнула ее отцу. – Здравствуй, Джексон.

– Добрый вечер, Кизия.

– А вы уже слышали про журналиста, врача и оторванную руку? – возбужденно спросила Лорелея.

– Оторванную руку? – нахмурилась Кизия. – А по-моему, это была ступня.

– Какая разница. – Лорелея легкомысленно взмахнула ладонью, давая понять, что подробности ее не волнуют. Затем ее лицо стало серьезным, – Вы можете поверить, что есть люди, способные на такое?

– Ты имеешь в виду врача? – уточнила Кизия.

– Ой, нет. – Девочка выразительно покачала головой. – По-моему, то, что он сделал, просто замечательно! Я говорю об этом ужасном журналисте с телевидения, – выпалила она с раздражением, ее огромные голубые глаза горели от негодования. – И вообще, за кого он себя принимает? Сует микрофон в лицо людям, спасающим человеческие жизни. Требует ответа на свои бессмысленные вопросы. Мне просто тошно стало. Кстати, пару недель назад он поставил свою студийную машину прямо на шланг с водой во время тушения пожара! Нет, я верю, что нужна свобода прессы. Но если придурок-журналист перекрывает работающий шланг… что ж, тогда его даже Первая Поправка не спасет!

Джексон хмыкнул и взъерошил льняные волосы девочки.

– Говоришь, как истинная дочь пожарного.

Лорелея обернулась, явно задетая его насмешкой.

– Ты ведь то же самое говорил, папа. И Шкаф тоже. Помнишь? В прошлый понедельник. Когда он ужинал у нас. Он сказал, что ему хотелось взять в руки топор и показать этому тупице, где раки зимуют.

– Ходят слухи, что журналист собрался в суд подавать, – вмешалась Кизия, желая направить разговор в другое русло. Кроме того она знала, что Джексон в курсе всех событий в департаменте. Не важно, что он всего лишь лейтенант. У этого парня все схвачено.

– Может обращаться в суд, если захочет, – ответил Джексон. – Но я не думаю, что он пойдет на это. Ведь существует видеозапись, из которой ясно, что толкнуло врача на такой поступок, и у кого-то в Главном управлении имеется копия. Если у журналюги хватит дурости подать в суд, ее покажут по всем местным телеканалам. И это плохо для него кончится.

Кизии потребовалась пара секунд, чтобы представить себе последствия. Хотя она не знала лично этого журналиста, судя по его репутации, ничего хорошего он не заслуживает.

– Это обнадеживает, – заявила она. – Но как же врач?

Джексон поморщился.

– Ему посоветовали нанять адвоката. И, возможно, его лишат премии.

– Вот это совершенно несправедливо, – убежденно воскликнула Лорелея.