Текст книги "Возрождение"

– Боги ночи… и ты не сказал ей почему?

– Так безопаснее. Сейчас отец защитит ее лучше меня. Кирил тоже в безопасности. Моему наивному кузену понадобилось чудом избежать смерти от отравленного кинжала и принять в подарок взбесившегося коня, прежде чем он внял моим уговорам и публично объявил о разрыве со мной. Я… убедил… Совари поехать с ним. Теперь они гостят у баронессы Фонтези, которой доставляет удовольствие выслушивать их жалобы по поводу моих странных шуток. Ты первый друг, который посочувствовал мне за все это время, но и твой голос звучит не слишком обнадеживающе.

– Они и до меня добрались.

– Кровавый Атос! Ты был ранен?

– Вместо меня погиб один хороший человек. А другие… едва не погибли.

Александр внимательно посмотрел на меня, его кулаки сжались, щеки вспыхнули, сравнявшись по цвету с траурным плащом.

– Твой сын… Сейонн. Только не твой сын! – Никто не умел понимать не высказанное вслух лучше Александра.

– Сейчас он в безопасности, намхира убит.

– Как, ради огня Друйи, они тебя нашли? Клянусь, я говорил о тебе только с Лидией, и, что бы она ни думала обо мне, она никогда не предала бы тебя.

– Разумеется, нет. Но есть дворцы и слуги, шпионы, слухи… кто-то мог видеть, как я забирал твое письмо в Вайяполисе. Мало ли где можно оступиться…

– Я найду его… кто бы он ни был. Я прикончу его.

– Что сделано, то сделано. Блез спрятал мальчика, теперь даже я не знаю, где он. – Я наклонился поближе к Александру и понизил голос. – А ты… то, что случилось с твоим отцом… это тоже часть их плана?

Он закрыл глаза и покачал головой.

– Нет. Даже Хамраши не пошли бы на это. Да и зачем им делать меня Императором, если они намерены уничтожить все, что я успел сделать?

Значит, он не подозревает об опасности.

– Мой принц, на улицах говорят, что это вы убили отца. Говорят, что Двадцатка собирается…

– Эти дела не решаются на улицах. Я помазанник своего отца. Нужно нечто большее, чем досужие сплетни, чтобы свалить меня. – Даже в эти скорбные минуты он оставался самим собой. Высокомерия ему всегда было не занимать.

– Но вы ссорились.

Александр поморщился.

– Месяц назад я был на сузейнийской границе. Разбойники, проклятые негодяи, собирались разрушить все восточные города Империи. Они уже сожгли двадцать деревень, уничтожили зерно, крали или убивали лошадей. И вот посреди рейда отец вызывает меня к себе, чтобы я ответил на какие-то «анонимные обвинения». Если бы я все бросил…

– Ты отказался подчиниться императорскому приказу? – Неудивительно, что Айвон пришел в ярость.

Александр теребил край траурного плаща, длинного темно-красного плаща, сколотого у горла серебряной застежкой.

– К тому времени мы уже потеряли девятнадцать воинов, преследуя этих злодеев. Я не хотел, чтобы их гибель была напрасной, а так бы и получилось, если бы я вдруг поехал отвечать на какие-то жалкие обвинения того, кто не посмел назваться.

Уехать означало обречь на гибель сузейнийцев. Они жили только своим зерном и лошадьми. Когда Александру было двадцать два, он даже не задумывался о подобных вещах.

– Поэтому я остался завершить начатое, а потом мчался, чтобы опередить парайво. Приехал сюда вчера на заре. Оказалось, что парайво здесь.

– Не сомневаюсь. – Песчаная буря была ничем по сравнению с яростью Айвона.

Александр наклонился вперед, его лицо покраснело от гнева при воспоминании.

– И кто с ним был? Леонид, второй лорд Хамрашей, который выражал свое негодование по поводу моего наглого неповиновения. Тот самый, что всегда обращал внимание моего отца на «определенные факты»… Глупости. Выдумки. Хватило бы дня, чтобы разрешить все эти ничтожные проблемы.

Принц, как всегда, был сердит и упрям.

– Дня тебе не дали.

Он нахмурился.

– Нет. Они хотели моей головы. Убийство моего отца ничего им не дает. Так проблемы не решают. Пока у меня нет сына, моим наследником остается Эдек, жалкий трус, которого рука сама тянется прихлопнуть. Но за него будут биться все Денискары, да и другие Дома не позволят старому Хамрашу указывать, кому сидеть на троне. Это смерть для всего семейства Хамрашей.

В этом-то все и дело. Похоже, Хамрашам все равно, убьют их или нет. Что же такое натворил Александр, что одно из древнейших семейств объявило ему канавар?

За дверями зазвучал мелангар и мощный бас начал дерзийскую погребальную песню, дикую жалобу без слов, от которой зарыдали бы и горы. Яростное выражение покинуло лицо принца. Он закачал головой и махнул рукой, словно призывая свои мысли умолкнуть, потом медленно поднялся, повернувшись ко мне спиной.

– До зари я буду занят. Приходи потом в мои покои, поговорим. Будь осторожен, Сейонн. Я не хочу потерять и тебя.

– Мой господин, я должен уйти… – Я еще не рассказал ему всего, что узнал. Неужели он не слышал, что фритянин назвал его? Но сейчас было неподходящее время для подобных сообщений. Александр стоял рядом с телом отца, его плечи как-то странно напряглись. Я не понял, что его смущает, и встал за широкую мраморную колонну, чтобы видеть, что происходит.

Никакого внезапного вторжения, никакой опасности. Тело Александра напряглось из-за того, что он делал. Под красным плащом у принца были черные штаны и красная рубаха без рукавов. Сейчас он сделал три длинных разреза на левой руке мечом своего отца. Я увидел, что он уже успел разрезать правую руку. Потом он начал рисовать кровавые круги на щеках и вокруг глаз. Он уже забыл, что я здесь.

Я забился поглубже в нишу, стараясь убедить себя, что смогу превратиться еще раз. Если уж мне придется остаться на ночь, я могу принести пользу, наблюдая за происходящим. Кроме того, на погребении Айвона не могло быть ни одного чужеродца, только дерзийцы. Пока я сидел в напитанной ароматами темноте, пытаясь собрать волю и начать превращение, в тишине зазвучали мягкие шаги.

– Ваше Высочество, процессия готова. – Камердинер в золотистых штанах упал на колени перед принцем, говоря едва слышным шепотом, – Носильщики ждут вашего приказа…

Александр слабо кивнул, не сводя глаз с тела отца. Но камердинер не уходил.

– …и еще, Ваше Высочество… простите меня за то, что я говорю об ином в этот скорбный час… я не стал бы, если бы не приказ главного камердинера, которому приказал Его Высочество, который ждет снаружи… требуя… настаивая… он…

Я содрогнулся. Манера слуги могла бы привести в раздражение и более уравновешенного человека. А Александр легко выходил из себя. Он не повысил голос, но его слова могли бы раскрошить мрамор пола.

– Говори нормально, или я отрежу твой бестолковый язык.

– Мне приказано сообщить вам, что Его Высочество принц Эдек прибыл в Загад и говорит, что он должен увидеть возлюбленного Императора и кузена до начала обряда.

Прежде чем Александр ответил, звук шагов и голоса нарушили молчание храма. Это не слуги. Я слышал позвякивание золотых цепей и чувствовал исходящую от мечей ауру. Сам воздух изменился от присутствия особы королевских кровей. Пришедшие остановились у подножия скамьи, я не видел их из своего укрытия.

– Тени Друйи, Александр! Ты похож на жреца дикарей, умоляющего богов защитить его деревню. Уже триста лет никто не соблюдает этих нелепых кровавых обрядов. – Голос пришедшего звучал бодро, почти радостно, он едва не смеялся. – Кто-нибудь и впрямь решит, что ты оплакиваешь кончину старого дьявола.

– Осмелел теперь, когда он мертв, Эдек? Думаешь, я забыл, что он запретил тебе говорить в его присутствии?

– Ах, мой юный кузен, настало время вспомнить о кровных связях…

– На колени, Эдек, и придержи язык! Ты находишься в присутствии своего Императора, и ты будешь повиноваться его приказам, пока он не обратится в прах. – Александр отошел от тела. – Пусть войдут носильщики!

Все, кто здесь был, слышали короткую беседу принца с пришедшим. Но только я, со своим слухом Смотрителя, уловил ответ Эдека, произнесенный шепотом, потерявшимся в шуме шагов носильщиков, готовых доставить Айвона к погребальному костру.

– А потом, когда мой кузен обратится в прах, дорогой мой Сандер, и ты останешься один… что тогда?

Я отполз назад и сумел увидеть опустевшую скамью и троих рядом с ней. От них веяло такой опасностью, что меня начало мутить. Двое Хамрашей улыбаясь смотрели в спину уходящего Александра, между ними на коленях стоял пожилой человек. Тощая светлая коса свисала с головы. Лицо было спокойно, гнев не кривил его полных губ, обида не лежала на широком лбу, не сверкала в близко посаженных глазах. Он приехал в Загад в сопровождении воинов Дома Хамрашей, а теперь стоял, опираясь руками и подбородком на гладкую тяжелую трость, все еще запачканную кровью несчастного раба.

ГЛАВА 15

Наследство в Дерзи получали только потомки по мужской линии. Лошади, земли, титулы, а в семействе Денискаров и Львиный Трон, передавались от старшего сына к старшему сыну. К счастью или к несчастью, уже многие поколения могущественное семейство Денискаров, его правящая ветвь, производило очень мало потомков и мужского, и женского рода. Александр был единственным сыном Айвона. Единственный брат Айвона, Дмитрий, суровый и любимый ликай принца, умер бездетным, погиб от рук келидцев. Единственный кузен Александра, Кирил, был потомком по женской линии, сын Рахили, овдовевшей сестры Айвона, значит, он не имел права наследования и полностью зависел от Императора. Чтобы выяснить, кто может оспаривать у Александра трон, необходимо искать среди старшего поколения, среди потомков Варата, младшего брата деда Александра. Варат, как и его брат Стефан, погиб в одной из войн, но он оставил потомка, сына Эдека. Похоже, Хамраши не собираются отнимать трон у Дома Денискаров… только у одного из Денискаров.

Хотя я прожил в Летнем Императорском дворце в Кафарне целых полгода, я почти не знал Эдека. Один из моих прежних хозяев, престарелый дерзийский барон, рассказывал, что Эдек однажды бросил отряд из пятидесяти воинов, оставил их погибать от руки базранийцев, за подобный трусливый поступок ему полагалось срезать косу воина. Не знаю, правда ли это, барон часто путал даты, имена и события. Но я знал, что выражение лица Эдека не изменилось, когда он бил беспомощного человека.

В эту ночь я не оставлял Александра ни на минуту. Во дворце Императора осталось не так много честных людей. Я был уверен только в Лидии, жене принца, капитане его гвардии Совари и в его кузене Кириле, который искренне любил его. Больше тут нельзя было верить никому.

Дерзийские традиции требовали, чтобы тело было погребено не раньше и не позже чем через день после смерти. Жизнь в пустыне заставляла спешить с похоронами, но и богов следовало ублажить. Солнцу позволяли осветить безжизненное тело, чтобы боги ясно увидели, что произошло. Возможно, они захотят исправить что-нибудь.

Подобная поспешность не позволяла всем знатным семействам прибыть на погребение Айвона, многим из них понадобились бы недели, чтобы добраться до столицы из отдаленных уголков огромного государства. Но каждое семейство было обязано держать в столице дом с хотя бы одним мужчиной-представителем, прямым наследником по мужской линии. Он, разумеется, не считался заложником. Дерзийцы не потерпели бы самой мысли о том, что члены их семей могут быть заложниками. Эти люди считались доверенными лицами, информаторами, связующим звеном между Императором и своими семьями. При каждом доме был свой небольшой гарнизон, размеры которого зависели от величины и могущества семейства, готовый выступить по приказу государя. Какова бы ни была причина нахождения этих людей в столице, результатом было то, что представители всех знатных семей присутствовали на похоронах. Снова став соколом и вернув себе острый слух и зрение, я полетел через пустынный дворец на звуки печальной музыки.

Вереница факелов медленно тянулась по улицам Загада в сторону пустыни. За певцами и жрецами двигались дерзийские воины, здесь были и седые опытные бойцы, и юноши, лишь недавно получившие право заплести косу. Все они были одеты в цвета своих семей. Небольшие группы женщин в траурных красных платьях шли или ехали рядом с мужчинами, как того требовали традиции. Во главе процессии ехали представители Десятки, самые почтенные из более двух сотен дерзийских Домов: Фонтези с изображениями койотов на шлемах, Горуши в традиционных синих плащах, Набоззи, крупные работорговцы, Марат с длинными полосатыми шарфами, и все остальные. Жена принца была из семьи Марагов, сейчас ее младший брат, шестнадцатилетний Дамок, вел за собой воинов своего Дома. За Десяткой следовали представители Совета Двадцатки, в которую входили менее знатные семейства, но зачастую более зажиточные и влиятельные, такие как Хамраши. У Совета было мало реальной власти, слово Императора все равно было законом для всех. Но каждая семья приводила с собой отряд воинов, сила ценилась в Империи превыше всего.

За Двадцаткой шли человек пятьдесят-шестьдесят, скованных друг с другом цепью. Это были представители земель, входящих в Империю. Печальные пленники, молодые и старые, были самыми обычными людьми. Короли и знать, шаманы и старейшины завоеванных народов уничтожались, оставались только простые люди. Многие давным-давно завоеванные народы, сузейнийцы, манганарцы, тридяне, больше не обращались в рабство, сейчас они были главной рабочей силой Империи. Но при Императоре находилось по одному представителю каждого народа. Их выбирали без всякой системы и держали в тюрьме до самой смерти как символ порабощения их народа, иногда, в особых случаях, подобных нынешнему, их выводили из темницы и включали в состав процессии.

Семья Императора, Денискары, двигалась вслед за пленниками. Рядом с Эдеком ехал широкоплечий Кирил с непроницаемым лицом и миловидная пожилая женщина в красном, наверное мать Кирила, принцесса Рахиль. Она вышла замуж по любви, так рассказывал мне Александр, за младшего сына не очень знатного рода. Это замужество было позором для Денискаров. В тот день, когда родился Кирил, брат Рахили, Император, послал ее мужа на битву, из которой он не должен был вернуться живым. Рахиль больше не разговаривала с братом, хотя он взял Кирила к себе в дом и дарил ему внимание и любовь, которых лишал Александра. Кирилу позволили ехать вместе с Денискарами, отдавая дань его королевской крови, иначе он ехал бы среди представителей незнатных семей.

За Денискарами везли и самого Айвона, он лежал на обтянутой золотой тканью повозке, которую тянули десять лошадей. Жеребец Императора, прекрасный конь, шел рядом с повозкой. Он нервничал, словно догадывался, что его скоро убьют, чтобы сжечь вместе с хозяином. Замыкал процессию Александр, высокий и гордый, холодный ночной ветер пустыни развевал у него за спиной красный плащ. Он был бос, испачканное кровью лицо ничего не выражало, он глядел прямо перед собой. Рядом с ним не было ни одного телохранителя, но я сомневался, что кто-нибудь посмеет открыто напасть на него. Сейчас принц символизировал собой дух Империи, оставленный ему старым воином. Пока Айвон существует для дерзийцев, никто не посмеет коснуться Александра без опасения вызвать ярость богов.

Я перелетал с места на место, высматривая в толпе Хамрашей. Наконец я уселся на памятник какому-то давно умершему Императору и замер среди каменных птиц, не сводивших неподвижных глаз с похоронной процессии. Отсюда мне было видно лицо Зедеона, самого старшего из Хамрашей, низенького крепкого воина с седой косой, ветерана войны с Базранией. На нем был золотой плащ, надетый на голое тело и не скрывавший широкой груди и огромных мускулистых рук. Руку у плеча охватывала узкая красная лента, в узел был воткнут ниамот, крошечный белый цветок пустыни, расцветающий после дождя.

Рядом с Зедеоном я заметил двух его сыновей, Довата и Леонида, тех, что сопровождали Эдека. Выражение их лиц не сулило Александру ничего хорошего. Я встречал Леонида, когда был рабом. Умный, как мне казалось, с хорошо развитой речью, что не часто наблюдалось у дерзийских воинов, презиравших образование. Безжалостный, как большинство из них, но не бессмысленно жестокий. Довата, младшего, похожего на отца, я никогда не видел раньше. На руках Леонида и Довата тоже были красные ленты с белым цветком, как и у всех остальных членов их семьи. Странно. Их символом был оскаленный волк, вышитый на одежде.

Процессия вышла из ворот внутреннего кольца города. За стеной ее ждали простые дерзийцы, представители совсем незнатных семейств, они склоняли головы, пропуская высокопоставленных соплеменников, не столько скорбя по Айвону, сколько надеясь, что их почтение будет замечено, что положительно скажется в будущем. Спор за наследство был пугающей перспективой, такой же пугающей, как и отцеубийца в роли Императора. Когда тело повезли к внешнему кольцу стен Загада, толпа рванулась вперед, женщины причитали, мужчины поднимали на плечи детей, чтобы те посмотрели на процессию. Шум стал непереносим, я бы с радостью улетел куда подальше, но не мог. Внезапно я заметил внизу изумрудное пятно, платье женщины, стоящей между двух факельщиков, освещающих ей дорогу. Та же самая женщина, которая утром видела, как я помог упавшему рабу. Неужели и в этом сумраке ее пристальный взгляд нашел меня? Я снизился, чтобы рассмотреть ее поближе, но она уже затерялась в толпе.

Я не спускал глаз с Хамрашей, пока процессия не выехала за внешние ворота и не двинулась по Императорской дороге, обставленной по обеим сторонам каменными львами. Посреди пустыни возвышался погребальный костер, сложенный из деревьев, привезенных на часту из восточных лесов страны. Тело Айвона поместили на помост на вершине костра, и огромный лидунниец поднял меч, чтобы перерезать горло жеребцу Айвона, привязанному к помосту. Слуги, несшие факелы с огнем из храма Атоса, подожгли дрова.

Дерзийские погребальные обряды впечатляли своим размахом: дикая музыка и пробирающее до костей пение, языческие традиции, сохраняющиеся не одно столетие. В отличие от близких им по крови базранийцев, дерзийцы не пересказывали при погребении истории из жизни покойного, а изображали их в особом танце.

Собравшиеся изумленно выдохнули, когда Александр сбросил с плеч траурный плащ, оставшись только в набедренной повязке, и начал танцевать, изображая путешествие своего отца по загробному миру. Высокий и худой принц двигался удивительно грациозно, воссоздавая ритуальный поединок с богом солнца, где погибший воин показывал свои умения и силу. Затем он сел по правую руку от Атоса, но танцы на этом не закончились. Чем ярче разгоралось пламя костра, тем более дикими становились движения, профессиональные танцоры кружились, изображая гнев божеств, которых затмил собой молодой бог солнца Атос.

Я кружился над столбом дыма, высматривая Александра, разглядывая Хамрашей, изучая толпу. Семейства сидели группами вокруг костра. Старый Зедеон сидел, скрестив ноги, перед сотней своих воинов, положив на песок перед собой меч, как того требовали воинские традиции. Леонид и Доват отошли от него, они подсаживались к другим кругам, переходили с места на место. Я понял, что они беседуют с семьями, входящими в Двадцатку. Александр, сидевший перед членами своей семьи, не сводил взгляда с костра, но я был уверен, что он заметил маневры Хамрашей. Эдек сидел рядом с ним, его пухлое лицо ничего не выражало. Когда огонь стал угасать, выбрасывая в небеса снопы искр, похожие на новые созвездия, он улыбнулся. А когда толпа начала медленное движение обратно в город, Эдек поехал вместе с Леонидом и Доватом.

– Рога Друйи, Сейонн! Что ты вытворяешь?

Я стоял на коленях в углу заставленного цветами балкона, держась руками за голову и умоляя ее не расколоться раньше, чем я расстанусь с содержимым желудка.

– Я еще не освоился с проклятыми превращениями, – просипел я, хватаясь за стену и дрожа от утреннего холода. – Чертовски полезное умение, но доставляет несколько неприятных минут. – Еще одна проблема состояла в том, что чем дольше я оставался в облике птицы, тем сложнее было вернуться.

– Значит, это ты парил в небе всю ночь. – Принц стоял в дверях, его лицо все еще было в крови. Наверное, мы представляли странное зрелище.

– Я решил, что неплохо присмотреть за твоей спиной. Александр на миг ушел в комнату и тут же вернулся на балкон с хрустальным графином и двумя серебряными кубками. Он бросил мне один кубок, потом тяжело осел на каменный пол и налил вина.

– Значит, ты видел волчьи повадки Хамрашей. Я тоже замечал, как они пасут Эдека, признаю твою правоту. Похоже, они действительно хотят, чтобы власть оказалась у Другой ветви Денискаров.

– А что они вменяют тебе в вину? – Я отхлебнул вина. Мне сейчас была бы полезнее вода, но я не мог отказаться от предложенного принцем вина, особенно задавая неприятный ему вопрос.

– А ты останешься, если ответ тебе не понравится? – Александр осушил кубок одним глотком и отшвырнул хрупкую вещь в угол. Не в тот угол, где сидел я, что уже было хорошо. Его гнев вызван не мной.

– Если смогу помочь, то останусь.

Вспышка гнева быстро угасла. Он уперся локтями в колени и потер ладонями лоб.

– Я говорил тебе в прошлом году, что обязан подчинить Хамрашей. Они сами напросились.

В тот год, когда я был пленником рей-киррахов, Империя переживала тяжелые времена. Повстанцы Блеза по-своему восстанавливали справедливость, руша планы знатных семей. Несколько Домов объявило войну бунтарям, а заодно и Александру, который не смог усмирить их. Дерзийская Империя оказалась на пороге гражданской войны. Тогда мы нашли выход, прекрасно осознавая, что это только временное решение.

– Я решил переженить их детей с детьми верных нам семейств, – продолжал Александр. – Это обычный способ, принятый у нас… ты знаешь. И я выдал старшую дочь Леонида за Бодана, сына старейшины Дома Рыжки. Брак был равным. Дом Рыжки весьма уважаем. Выкуп – лошади, золото – был уплачен. Ничего позорного или дурного, за исключением того, что выбор сделал не Леонид, а я сам. – Принц прислонился к стене. – Но я не знал Бодана. Скотина. Хуже, прости Атос, рей-кирраха. А девушка… ребенок десяти лет. Бодан не захотел подождать. Через месяц девочка умерла. Хамраши по традиции сами хоронят своих дочерей, Леонид приехал за ее телом и увидел, что с ней сделали. Ее звали Ниамот.

Цветок в траурных лентах Хамрашей. Любимая дочь рода.

– Но ты же еще и главный судья. Даже дерзийцы обязаны соблюдать законы.

– Да, но проблема заключалась в моем положении. Мой отец не правил государством, но все, что я делал, я делал по его распоряжению. Вслух он сочувствовал Хамрашам, порицая меня за устройство этого брака. Лично же мне он запретил преследовать Бодана, поскольку Дом Рыжки охраняет границы за Карн-Хегесом, самые беспокойные границы Империи. Я должен был лишить его титулов, задушить налогами, отобрать лошадей, но я не мог тронуть негодяя, убившего ребенка. Мне запретили выдать мерзавца Хамрашам. Я был вынужден спасать его от заслуженного возмездия. – Графин полетел в угол вслед за кубком, разбившись на тысячу сверкающих слез. – Я часто нарушал приказы отца, но когда речь идет о безопасности границ… Он счел бы это предательством. – Александр посмотрел на меня глазами, полными тоски. – Хуже всего то, что он был бы прав. Безопасность Империи – моя главная задача. Мне нечем было утешить его.

– Теперь Хамраши обхаживают Эдека.

– Ничего удивительного. Шакалы всегда узнают самую слабую овцу в стаде.

Из комнаты принца донеслись голоса. Александр вскочил и ушел с балкона, махнув мне, чтобы я оставался в своем углу.

– Да, я еще не сплю, – услышал я его голос. – Но это не повод вам являться сюда и молоть всякие глупости.

– Ваше Высочество, пришли письма.

– Принесите их и скажите Хессио, что мне нужна горячая ванна.

– Да, господин… и что-нибудь из еды?

– Пожалуй… чтобы хватило на двоих.

Он снова вышел на балкон и заговорил шепотом.

– Ты останешься? Возможно, сегодня мне понадобится рука, способная держать меч. Я хочу посмотреть на Хамрашей поближе. – В его голосе звучали необычные ноты. Да, он просил. Должно быть, Александр и в самом деле обеспокоен.

Но ему нельзя полагаться на меня.

– Сегодня – да. Я останусь. Но я не могу…

– Сегодня или завтра, не думаю, что это имеет значение. Потом ты сможешь снова превратиться в птицу, чтобы вернуться к своим друзьям.

Будет нелегко признаться, что он больше не может полагаться на мой меч, еще сложнее будет объяснить ему мое безумие.

– Мой господин, я не могу… – начал я, но он не позволил мне говорить, решив, что я собираюсь спорить с ним.

– Хамраши убили Императора Дерзи. Это ясно. Зедеон принес мне фритский кинжал в качестве погребального дара. Неважно, поверит ли кто-нибудь в мои обвинения или нет, я должен расправиться с ними, и должен сделать это немедленно, без переговоров, без расследования, прежде чем Совет Двадцатки решит короновать меня… или кого-то другого. Если я ничего не сделаю, это будет равносильно признанию в собственной слабости или вине, что одно и то же.

Неудивительно, что ему нужен мой меч.

– У тебя есть люди для этого дела?

Александр пожал плечами и запустил пальцы в остриженные волосы.

– У старого Зедеона в Загаде не дом, а целая крепость. Чтобы взять ее, мне понадобится не меньше тысячи воинов. А почти все мои люди сейчас где-то в пустыне между Загадом и Сузейном, теперь ты понимаешь, в чем их план? Я вынужден обратиться за помощью к другим семьям, которые есть в столице. Я послал сообщения всем, еще до завершения обрядов. Давай войдем внутрь и узнаем, кто же поддержит законного наследника.

Жаль, что я не мог с легкостью превратиться в мышь, растение или одну из множества дворцовых кошек. Идя за принцем в его богато отделанный кабинет, я ловил на себе изумленные взгляды камердинеров и слуг. Пол в его кабинете был выложен светло-коричневыми плитками, повсюду были разбросаны шелковые подушки, медные лампы стояли на полу и на низких столиках из редких пород дерева. На стенах висели традиционные дерзийские песчаные пейзажи, выполненные с исключительным мастерством, в проемах распахнутых окон позванивали серебряные колокольчики. Но самым прекрасным в его кабинете был вид из окон. Покои Александра находились в северной башне дворца, куда проникали даже самые слабые ветерки, и окна выходили на все стороны. Из всех них можно было увидеть арки и купола Загада и простирающиеся до горизонта красновато-золотистые пески бескрайней пустыни. Далеко на севере сверкали серебром горные вершины рядом с Кафарной, летней столицей Империи, где пять лет назад Александр купил меня за двадцать зенаров.

– Писарь уже идет, Ваше Высочество, – объявил высоким голосом придворный, протягивая серебряный поднос, на котором лежало несколько свитков пергамента.

Александр позволил хрупкому светловолосому рабу снять с себя плащ, потом посмотрел на меня и нахмурился.

– Нет. Не надо. – Он замахал на раба, который пытался расстегнуть пуговицы его рубахи. – Я нанял нового писца, узнав, что он очень способный, если не сказать талантливый. Но сначала нужно его отмыть, а не то решат, что он раб, и посадят его под замок. – Я и впрямь представлял собой жалкое зрелище и пах соответственно. – Значит, ты доволен, как тебя там?

Я низко поклонился, волосы упали мне на лицо, закрывая от посторонних глаз отметины на нем.

– Отдай ему письма и покажи, где лежат письменные принадлежности. И еще принесите ему хлеба и инжира. Мне не нравится, когда слуга так голоден, что готов проглотить ковер с пола.

Прежде чем я успел сломать первую печать, принц был уже раздет и лежал на шелковых подушках, жуя финики, пока Хессио, его старый раб, обрабатывал глубокие порезы на его руках. Другой раб омывал его лицо, ладони и ноги. Очень знакомая сцена, пробуждающая воспоминания, я поймал себя на том, что гляжу на свои запястья, чтобы убедиться, что там не возникли браслеты кандалов.

– Поживей, писец, займись наконец письмами. Время не терпит, так мне недавно сказал один умный человек. Малвер ждет, чтобы передать капитанам приказ. Я хочу знать, у нас будет тысяча или две сотни, чтобы уничтожить гнездо убийц.

Рядом с принцем стояли три суровых воина. Один из них, невысокий широкоплечий человек со шрамом на подбородке, слегка поклонился. Я никак не мог определить, кто он. Его лицо было цвета дубленой кожи, коротко остриженные волосы уже поседели. По отсутствию косы и одежде без нашитых символов я догадался, что он солдат, человек низкого рода, добившийся высокого положения собственными силами, а не связями или правом рождения. Его товарищи были высокими и мускулистыми, типичными дерзийскими воинами с густыми бородами, длинными косами, на их одежде был вышит сокол Дома Денискаров. У двери толпились камердинеры и гонцы, такая же неотъемлемая часть дворцового интерьера, как столы и подушки. А за ними, в темноте дверного проема, стояла высокая женщина в изумрудном платье. Плотная вуаль на голове не скрывала ее глаз, черных как ночь в пустыне. Женщина глядела прямо на меня. Ее губы беззвучно шевелились.

– У тебя что, пропал голос? – Александр обращался ко мне. – Читай ответы.

Я склонился над листом. Первое письмо было немногословным. В распоряжение принца Александра предоставляется двадцать воинов Дома Фонтези.

– Двадцать! – выдохнул один из бородачей. – У Фонтези три сотни воинов в городе. Мой господин…

– Следующее письмо. – Александр проглотил еще один финик и позволил Хессио приступить к бритью его щетины.

Я развернул следующий пергамент, быстро оглядев комнату. Женщина в изумрудном платье исчезла.

Дом Рыжки предоставляет принцу сто двадцать пять воинов. Кроме того, двадцать пять запасных лошадей, трех оружейников и двух лекарей.

– Ах, мой верный Рыжка! Какой принц отважится разорвать такой союз! – Александр резко выпрямился, заставив Хессио отскочить вместе с бритвой. Худое юношеское лицо раба побелело. Всех рабов, допускавшихся к личности особ королевской крови, кастрировали. Надсмотрщик в Кафарне сказал мне как-то, что Хессио на самом деле не меньше сорока. Принц поморщился и жестом велел Хессио продолжать. Или мне. Следующее письмо оказалось длиннее.

Мой принц!

Я получил ваш приказ предоставить в ваше распоряжение как можно большее число солдат к полудню, чтобы вы могли отомстить за смерть вашего царственного отца и восстановить справедливость. Прежде чем я отдам приказ людям Горушей, я прошу вас предоставить мне аудиенцию, где я смогу задать те вопросы, ответы на которые необходимо получить, прежде чем…

– Читай следующее. – Александр был красен, как подушка, на которой он лежал. Нежные руки Хессио дрожали, когда он подносил лезвие бритвы к его лицу.

Я сломал следующую печать. Все ответы были одинаковы. Либо предлагались лошади, конюхи и не заплетавшие косы юнцы, либо присылались извинения: эпидемия среди гарнизона или его отсутствие в городе, – либо говорилось о необходимости отправить солдат в другое место именно в этот день. Некоторые, как и лорды Дома Горушей, хотели получить ответы на некоторые вопросы, прежде чем предоставить своих воинов в распоряжение принца. Лишь одного вопроса никто не касался: действительно ли Александр убил собственного отца? Зять Александра Мараг просто написал «Нет», не прилагая извинений и объяснений. Смелый юноша.