Текст книги "Без права на ошибку. Спасти свою дочь"

Глава 13. Настя

– Все в порядке, – отвечаю, а сама вся дрожу. Впервые в жизни мне становится настолько страшно.

Понимаю, что Дима не поверил моим словам, ведь у меня все написано на лице. Но и правду сказать ему я не могу ни при каких обстоятельствах.

Она его не касается.

– Вика начала сосать, – делюсь радостной новостью в жалкой попытке сменить тему. – Сама. Представляешь?

– Уже? – удивляется он. – Быстро.

– В смысле? – не понимаю.

Дима бросает на меня усталый взгляд и улыбается уголками губ.

– Вы с дочкой большие молодцы, – заверяет. – Если и дальше пойдете такими темпами, то все будет прекрасно. Я выпишу вас тогда, когда малышка начнет самостоятельно кушать, набирать в весе, и когда ты научишься ухаживать за стомой.

– И все? – не верю своим ушам.

– Да, – кивает.

Проходит чуть глубже в палату, опускается на край моей кровати и облокачивается на спинку. Дима очень устал. У него даже не осталось сил, чтобы попытаться скрыть свое истинное состояние.

Мне вдруг становится его очень жаль.

Ланской – прекраснейший врач, замечательный человек и настоящий профессионал своего дела. То, как много сил он оставляет в медицинском центре, говорит о многом.

И сейчас мне хочется сделать ему что-то приятное. Позаботиться о мужчине, подарить ему немного внимания и тепла.

Мы все люди и порой для того, чтобы почувствовать себя лучше, достаточно всего лишь банального ласкового слова, или просто какой-нибудь мелочи для человека. Главное, чтобы это было сделано от души.

– Будешь чай? – спрашиваю ни с того ни с сего. – У меня есть всякий разный фруктовый, – киваю на тумбочку, где стоит пачка с чайными пакетиками всех мастей. – А еще вкусное печенье и зефир, – продолжаю соблазнять мужчину вкусняшками.

– Еще скажи, что у тебя две кружки есть, – смеется Дима.

– Не поверишь, но да, – произношу с теплой улыбкой. – Одна обычная, а вторая на термосе, – показываю на стоящий на тумбочке термос, наполненный кипятком.

Ланской смотрит на него, на меня и вдруг поднимается.

– Ну раз так, то с меня шоколад, – говорит соглашаясь. – Ты какой будешь? У меня разный есть.

– Мне нельзя, – отвечаю, печально поджав губы. – Я Вику хочу грудью кормить.

Дима бросает на меня многозначительный взгляд, но не спешит комментировать.

– Что? – подаюсь вперед. – Нельзя? – Ланской молча кивает.

Сердце тут же разочарованно ухает вниз и на глаза снова наворачиваются слезы.

К такому я была не готова.

– Ты сейчас серьезно? – не верю своим глазам.

Ну как так? Почему?

Молоко матери гораздо полезнее, чем какая-то смесь! Это и иммунитет, и здоровье, и психологическая связь мамы и малыша. Я так старалась сохранить молоко… Так надеялась на грудное вскармливание…

Дима видит, как сильно я расстроилась, и устало вздыхает.

Я понимаю, что ему сейчас не до моих волнений, ведь я, по сути, никто. Но мне становится приятно, что он за нас с Викой переживает.

– Насть, пойми, мне нужно четко понимать объем, который съедает ребенок за один раз. Я должен знать, как она набирает, не срыгивает ли, как у нее усваивается смесь, – начинает терпеливо мне объяснять. – У твоей дочери не такой кишечник, как у обычных детей, и подход к ней соответствующий.

Слушаю его, пытаюсь понять, но его слова в моей голове никак не укладываются. Столько разных врачей, специалистов и прочих людей вокруг криком кричат о пользе грудного молока, как тут оказывается, тоже есть свои нюансы.

Достаю кружки, наливаю в каждую кипяток, раскладываю сладости к чаю и кладу несколько чайных пакетиков с разными вкусами. Себе завариваю обыкновенный черный чай. Что-то другое сейчас мне не хочется.

Двигаю столик ближе к кровати, пристраиваю его таким образом, чтобы и Дима, и я могли без труда дотянуться.

– Каковы шансы, что после выписки я смогу перевести ее со смеси на молоко? – спрашиваю открыто.

Помимо того, что искусственное вскармливание я не рассматривала из-за вреда, так помимо этого это дополнительная финансовая нагрузка, которую я не уверена, что смогу выдержать.

– Минимальны, – своим ответом Ланской окончательно разбивает мои надежды.

– Правда? – разочарованно протягиваю.

– Да, – кивает. – Сурово, но честно.

– Поняла, – печально вздыхаю. Беру кружку, отпиваю горячего чая. – Спасибо, что сказал правду.

Пьем чай. Дима внимательно следит за мной, смотрит то на меня, то на Вику. Иногда хмурится.

Не выпив и половины кружки, отставляет ее в сторону. Смотрит мне прямо в глаза.

– Насть, ты мне должна ответить на ряд вопросов, – произносит, тщательно подбирая слова. – Не хочу показаться грубым, но все же, – делает паузу. – Пока ты не ответишь, я не уйду.

Обреченно вздыхаю.

Отступать все равно некуда. Если я сама не отвечу, то Ланской все равно не успокоится и начнет копаться в прошлом.

У Димы есть все мои документы, прописка, данные с места жительства и доступ к базе. Ему не составит труда пробить меня по своей системе.

Только от одной мысли об этом у меня кровь стынет в жилах.

Мне этого не нужно от слова совсем.

– Хорошо, – произношу, принимая решение. – Спрашивай. Что тебя интересует?

Я стараюсь говорить уверенным, твердым голосом, но у меня ничего не выходит. Внутри все от страха дрожит.

– Давай поговорим о Вике, – предлагает Ланской, внимательно следя за моей реакцией. – И о суррогатном материнстве.

– О нем не о чем говорить, – заявляю на эмоциях.

– Первородку не берут на роль суррогатной матери, – констатирует факт. – Значит, у тебя был ребенок. Точнее, есть, – поправляется. – Сын.

Кровь отливает от лица.

– Ведь так? – Ланской впивается в меня взглядом.

Глава 14. Настя

Выдержать пристальное внимание Димы и не поддаться эмоциям мне удается с превеликим трудом. Когда он рядом, мое сердце бьется слишком быстро, и я ничего не могу с этим поделать.

Ланской для меня не чужой человек, наши жизни связаны навечно. Пусть он об этом и не знает.

Надеюсь, не узнает никогда.

Я, конечно, понимаю, что ему может быть интересна моя жизнь, но считаю это излишним любопытством и не собираюсь отвечать на подобные вопросы. Все, что не относится к делу – моя личная жизнь, и вдаваться в ее подробности я не желаю.

Не для того я здесь. Совершенно.

Мне нужно как можно скорее поставить на ноги дочь, разобраться с ее здоровьем, а дальше уже заниматься здоровьем сына. С Тимошей тоже все не так просто, как хотелось бы. Принесенная из детского садика скарлатина не прошла бесследно.

Кроме меня никто ничем ему не поможет. Местные врачи оказались бессильны, увы. Они лишь смогли поставить диагноз, а дальше лишь разводят руками.

Обо всем остальном я должна буду позаботиться сама.

Вике повезло, что по ее профилю есть такие хирурги, как Дима. Что они берутся за сложнейшую операцию и проводят ее отлично, что спасают маленьких пациентов. А еще я не слышала, чтобы в отделении кто-то в открытую назвал бы сумму «благодарности» за операцию. Знаю, в большинстве клиник на двери ординаторской едва ли не прейскурант висит.

Понимаю, мне ее все равно придется заплатить, но я хотя бы буду благодарить по средствам. Как бы мне ни хотелось, но большой суммы у меня все равно нет.

– Насть, так упорно продолжаешь отнекиваться, – окончательно загоняет меня в тупик. – Я ведь не дурак, читать и думать умею.

От его слов у меня по позвоночнику проступает ледяной пот. А что, если Дима все понял?..

– Да, у меня есть ребенок, – говорю правду.

Смысла скрывать его все равно нет. Дима прекрасно осведомлен к требованиям, выдвигаемым женщине на роль суррогатной матери, у него есть доступ к определенным моим документам и выписным эпикризам.

Продолжать лгать и изворачиваться будет глупо, я лишь сильнее подставлю себя.

– Только вот мой старший ребенок не имеет к Вике и нынешней ситуации ни малейшего отношения, – ставлю жирную точку в этой теме. – Он родился совершенно здоровым. Я не собираюсь его с кем-либо обсуждать.

Ланской смотрит на меня. Молчит. Ухмыляется.

– Ну раз ты так категорична, – произносит, внимательно следя за моей реакцией. – Настаивать не стану. Лезть тоже.

– Благодарю, – произношу от чистого сердца.

Тревога отпускает. Правда, совсем чуть-чуть.

Я действительно рада, что он не стал давить на меня и остановится. Дима ведь мог продолжить задавать вопросы, требовать ответа на них, но не стал этого делать. Его отношение ко мне просто бесценно.

Вдруг понимаю, что начинаю ему доверять.

– У Вики другие родители, – признаюсь. – По крайней мере, отец, – добавляю чуть слышно.

Вдаваться в подробности не спешу.

Я связана по рукам и ногам жестким контрактом. Пусть дочка осталась со мной, но есть ряд пунктов, из-за которых я продолжу молчать. Нарушать их нельзя ни при каком раскладе.

– К генетике у меня вопросов нет. Там все чисто, – говорит Дима и я понимаю, что мне вдруг становится гораздо легче после его слов.

Не думала, что так сильно переживала из-за возможности генетического заболевания. Но теперь, когда точно знаю, что его нет, мне значительно лучше.

– Уверен, если бы были какие-то проблемы, их устранили на стадии формирования эмбриона, – Ланской продолжает озвучивать свои мысли. – Поэтому мы опустим этот момент, – ставит точку во всех прочих сомнениях.

Выдыхаю. Я даже не думала, что не дышала столько времени.

– Спасибо. После твоих слов мне стало спокойнее, – говорю от чистого сердца и снова делаю глоток чая.

Горячий напиток оставляет после себя приятное терпкое послевкусие и согревает. Чувствую, как приливает молоко и мне становится грустно.

Я так хотела кормить дочку сама…

– Дим, точно нельзя уходить со смеси? – спрашиваю еще раз.

– Точно, – кивает. – Понимаю, что очень хочется, но все же давай не будем рисковать. Хорошо?

– Хорошо, – произношу упадническим тоном.

– Настя, ты со всем справишься, – говорит с твердой убежденностью в голосе.

– Почему ты так в этом уверен? – не могу не начать улыбаться после его слов.

– Потому что ты – боец, – заявляет. – Ты не сдаешься при первых же трудностях и до последнего борешься за то, что тебе дорого.

– Что есть, то есть, – киваю. Мне очень приятно слышать от Ланского такие слова.

Как бы то ни было, он мой первый и пока еще единственный мужчина. Ни с кем другим я не была.

– Дима, – ни с того ни с сего решаюсь спросить. – Скажи, ты случайно не знаешь хорошего кардиолога? Или кардиологический центр?

Все. Спросила.

Внутри все дрожит.

Но Ланской, судя по всему, мой единственный шанс.

Ему ведь не обязательно знать про Тимошу, чтобы ему помочь. Правда ж?

Если Дима подскажет специалиста, который сможет помочь нашему сыну, то я буду ему благодарна до конца своих дней.

– Тебе зачем? – тут же летит в ответ. – У Вики с сердцем все в порядке. Можешь не беспокоиться, мы проверили. Единственное, у нее не закрылось окно, но это не критично. Немного подрастет, и оно обязательно закроется. Такое часто встречается у новорожденных.

– Мне не для Вики, – признаюсь, пытаясь не трястись как осиновый лист.

– А для кого? – интересуется мужчина.

Замолкаю. Кусаю губы.

И что тут сказать?

Глава 15. Дима

– Ланской! Тебя по всей клинике с собаками ищут, а он чаи с пациентками распивает, – в палату влетает Хмельницкий.

Мне достаточно одного беглого взгляда, чтобы понять. У Сани для меня очередное дело, и он твердо вознамерился меня в него втянуть.

Мы менее часа назад закончили сложнейшую операцию, на которой спасли ребенка после чудовищной врачебной ошибки. Я вообще в шоке, что Хмельницкий в принципе сумел разглядеть проблему до того, как она себя проявила. Если бы не Саня со своей неуемной энергией и невероятным везением, то даже самый крутой врач не сумел бы вытащить малыша.

Он вовремя заметил неладное. Мы вовремя провели необходимые обследования, выявили и устранили причину.

Мы молодцы.

– Мы разговариваем, – заявляю спокойно, не ведясь на спешку.

Санька прям прет.

Он стоит в дверях палаты, хочет пройти, но прекрасно понимает, что у нас сугубо конфиденциальный разговор и вмешиваться в него не стоит. Поэтому всем своим видом показывает, что у него времени нет.

– Настя, для чего тебе нужен кардиолог? – спрашиваю у Яковлевой. Мне становится интересно, что скрывает девушка. Уверен, если выясню правду, то смогу ее лучше понять.

Чем ближе я ее узнаю, чем больше мне становится известно о Насте, тем сильнее не понимаю, как она решилась пойти на столь отчаянный шаг. Стала суррогатной матерью, собиралась отдать ребенка…

Эти поступки противоречат всему, что исходит от девушки. Противоречат ее сущности. Ей самой.

Не понимаю…

Но очень хочу разобраться. Уверен, в столь отчаянном поступке есть не менее отчаянная нужда.

– Нужен, – не желает вдаваться в детали.

Хмурюсь.

– Кардиолог или кардиохирург? – без задней мысли уточняет Хмельницкий. – Или сосудистый хирург? Аритмолог? – закидывает Яковлеву названиями специалистов в кардиологии. Он бы еще малоинвазивного хирурга или флеболога, блин, назвал!

Настя смотрит на него, взгляд растерян.

– Не знаю, – шепчет, теряясь.

– Так ты сначала узнай, а потом уже специалиста ищи, – прямо в лоб озвучивает суровую правду Хмельницкий. – Это совершенно разные специализации, совершенно разные врачи, хоть направление, по сути, у них одно. Разберись в проблеме и уже тогда действуй, гораздо больше времени сохранишь.

Слова Сани словно тысячи стрел врезаются в Настю. Она отшатывается, шмыгает носом и пытается скрыть наворачивающиеся слезы на глаза.

Смотрю на девушку и мне становится искренне ее жаль. Хочется обнять, поддержать и заверить, что она со всем справится, и у нее обязательно все будет хорошо.

– Значит нет места, куда я могу приехать и найти того, кто мне сможет помочь? – Настя спрашивает убитым голосом.

– Ну почему же? – пожимает плечами Хмельницкий. – Такое место есть, но если с улицы заходить, то простому смертному обследование там будет не по карману.

Настя бледнеет. Делает резкий глубокий вдох, задерживает дыхание и крепко сжимает край одеяла.

Держится. Изо всех сил старается не показывать свой страх.

Мой интерес к ее проблеме возрастает в геометрической прогрессии. Нутром чувствую, во всей этой истории что-то не то.

– Александр Петрович, – произношу с нажимом, многозначительно зыркаю на Хмельницкого.

Так и хочется попросить его заткнуться. Но при пациентах все-таки этого делать не стоит.

Пусть Настя для меня не совсем чужой человек, но выяснять при ней отношения с Саней не стоит. Хмельницкий – прекрасный врач, и я не собираюсь подрывать его авторитет.

– У вас, кажется, пациент в реанимации есть. Сложный, – «мягко» намекаю ему на то, чтобы немедленно свалил отсюда.

Я хочу продолжить разговор с Настей, она только-только начала раскрываться. Саня, блин, знает, когда надо прийти и все испоганить. У него чуйка специально настроена на это что ли?

Не в первый раз.

– У нас, – говорит, особенно выделяя последнее слово. – Ты ведь его лечащий врач.

– Извини, если тебя задержала, – подливает масла в огонь Настя.

Отстраняется, и я буквально вижу, как девушка снова закрывается. Начинаю тихо беситься.

– Не переживай, – спешу заверить ее. – Все в порядке.

Я пытаюсь немного разрядить обстановку, но Настя остается напряженной и очень расстроенной. Слова про кардиолога словно выбили почву у нее из-под ног.

От одного взгляда на нее сердце сжимается, мне прям хочется помочь хоть чем-нибудь девушке.

Надо бы разобраться, для кого она ищет врача, и докопаться до правды. Чувствую, все не так просто, как на поверхности.

– Тебе совершенно не о чем беспокоиться, – продолжаю успокаивать девушку.

Я не могу видеть ее такой потерянной и печальной, с потухшей надеждой в глазах.

– Зато тебе есть о чем, – вставляет свои «пять копеек» Хмельницкий.

Он до сих пор так никуда и не ушел.

– А вот теперь я попрошу поподробнее, – разворачиваясь всем корпусом, с вызовом смотрю на него.

Ну прям бесит!

Неужели не видит, что он – лишний, и у меня с Настей серьезный разговор?

Я, конечно, уважаю Санька. Он – отличный спец, прекрасный друг и шикарный врач. Но порой как что скажет… Не в бровь, а прямо в глаз.

Хмельницкий не умеет изворачиваться, он всегда всем говорит то, что думает, в лоб. Как только Василиса с ним живет? Не понимаю.

Хмельницкой-Высоцкой памятник поставить можно. Вот честно!

А если серьезно, то я ей восхищаюсь. Женами Майорова, Высоцкого, Игнатова тоже. Девчонки невероятные просто! И моим друзьям повезло, что они смогли найти таких прекрасных жен, ведь выдержать жизнь с врачом сможет далеко не каждая женщина.

Парням повезло. Может быть, когда-то повезет и мне.

– В ординаторской поговорим, – Саня бросает многозначительный взгляд на Настю.

Друг всем своим видом показывает, что не собирается что-либо обсуждать со мной при пациентах. И здесь он совершенно прав.

Хмельницкий уходит так же быстро, как появился. Только что был здесь, мгновение, и его нет.

Мне тоже пора.

– Насть, извини, – начинаю.

– Я все понимаю, – улыбается печально-печально. – Ты нужен своим пациентам.

Глава 16. Настя

– Да перестань же ты названивать! – негромко возмущаюсь и пытаюсь отключить звук на телефоне, но тот повис.

Не реагирует ни одна кнопка, как ни стараюсь. Зажимая динамик свободной рукой, не позволяю мелодии звучать в полную силу и продолжаю нажимать на все кнопки.

Не понимаю, как в принципе включился звук. Ведь я держала все это время телефон на бесшумном режиме.

Мы в больнице, здесь слышимость ого-го. Я слышу все разговоры медсестер, причем даже те, которые они ведут едва ли не шепотом.

Викуля спит, и я ни в коем случае не хочу разбудить дочь. Сон для нее сейчас – это самое лучшее лекарство.

Мобильный продолжает звонить и лишь сильнее нервирует меня. Я только недавно уложила спать доченьку, мне нужно в душ и пора делать свои процедуры.

Не скидывается. Ну, блин! Что же за ерунда?! Смотрю на экран, там по-прежнему высвечивается незнакомый номер.

Видимо, мне попался какой-то слишком настырный рекламный агент. Или мошенник, который решил взять меня измором.

В очередной раз пытаюсь сбросить вызов, но вместо этого случайно принимаю его. Смотрю на начатый отсчет.

Подношу трубку к уху.

– Алло, – шепотом говорю.

Отхожу подальше от детской кроватки, делаю все, лишь бы Викуля меня не услышала. Уж лучше я быстро выслушаю рекламу, или очередное предложение обогатиться, или, напротив, предложение выступить свидетелем по делу, которое очередной «следователь» собирается возбудить.

Пусть дочка подольше поспит.

– Анастасия, – в динамике звучит знакомый голос, и у меня внутри все обрывается.

Дико хочется, чтобы я обозналась, но, увы, это не так. Спутать голос этого мужчины невозможно. Однажды, услышав его, он останется в подкорке, и я отреагирую на него даже спустя множество лет.

Мне звонит тот, кого я не желаю больше видеть. Тот, кто может разрушить мою жизнь по щелчку.

Это он. Отец Вики.

– Слушаю вас, – произношу непослушным от волнения голосом.

Ноги немеют, мне приходится сесть на пустую кровать.

Чувствую, как мои мир разрушается, и я ничего не могу с этим поделать.

– Ты нарушила условия контракта, – произносит суровый мужчина.

– Нет! Я ничего не нарушала! – вспыхиваю, словно спичка, и тут же замолкаю.

Спорить с биологическим отцом Вики нельзя. Он не приемлет никакого иного мнения, кроме своего, пусть и неправильного.

– Ты должна была родить мне здорового наследника, – продолжает мужчина уничижительным тоном. – А родила мало того, что дочь, так еще и больную!

– Со всеми претензиями, касаемо пола ребенка, не ко мне, – говорю хорошо заученную фразу. – Вам нужно было изначально договариваться о мальчике. Тем более, как я вижу, с девочками не все хорошо.

– В этом виновата ты! И только ты! – зло чеканит мужчина.

Меня аж передергивает от той ненависти и от того яда, которые исходят от него. Хочется просто взять и повесить трубку.

Но я-то знаю, что так делать нельзя. Только стоит мне прервать разговор, как не пройдет и часа, и биологический отец Вики будет стоять на пороге палаты.

Он могущественен. Его нужно бояться.

– Мы заключили контракт, – продолжает меня добивать словами. – Ты должна была родить ребенка и передать его мне с женой сразу же после родов. Мы тебя обеспечивали всю беременность! Денег давали, ни в чем не отказывали, а ты!

– Я родила вам больного ребенка, – выдыхаю.

Он так говорит про Вику, словно она не живой человек, а какая-то кукла. Трофей. Достижение.

Становится противно и паршиво от разговора с ним. В центре груди зияет дыра, слезы наворачиваются на глаза. Ах, моя бедная девочка!

– Именно! – рычит, не скрывая свой гнев. – Ты специально не говорила ничего о пороке! Специально оттягивала этот момент. Молчала, лишь бы я с женой ничего не узнал, – озвучивает свою версию произошедшего.

Кусаю губы до крови, делаю глубокий медленный вдох. Мне стоит просто неимоверных усилий на него не сорваться.

Бросаю взгляд, полный нежности и любви на дочь. Маленькая моя, так вот почему ты такой родилась… Ты знала, что они будут для тебя плохими родителями и не захотела с ними оставаться.

Ох…

Выдыхаю.

– Вы отказались от ребенка, – твердо произношу. Пусть даже не смеет утверждать обратное! – Заявили, что он вам больной не нужен. Ваша жена на весь коридор орала, что подписывает отказ, – напоминаю суровую правду. – Я, по-вашему, должна была позволить малышке попасть в детский дом? Нет! Это так не работает!

Говорю я с ним так борзо… И откуда только у меня силы?

Биологический отец Вики – страшный и серьезный человек. Когда я соглашалась на контракт, то совершенно не подозревала, с кем именно буду иметь дело.

А потом поняла. Но было уже поздно.

– Этот ребенок не твой, – чеканит зло. – Ты – всего лишь женщина, которая его выносила. Инкубатор.

Последнее слово обжигает, словно раскаленный металл. Мне становится не то, что не по себе, у меня аж дыхание спирает от страха и возмущения.

– Если бы не я, то у вас никогда не было бы дочери, – произношу и тут же жалею о своих словах.

Дочери у него и так нет. Малышка моя, и я никому не позволю забрать ее.

Ни при каких обстоятельствах! Пусть что хотят, то и делают.

Не позволю и точка.

– Значит так, – говорит тоном, не терпящим возражения. – Моя жена приедет в отделение, где лежит наш ребенок, через час. Собирай свои манатки. В твоих услугах ни она, ни я, ни наша дочь более не нуждаемся.