Текст книги "Аромат роз"

ГЛАВА 9

Следующая неделя тянулась для Зака медленно. Так ползет муха по пролитому меду. Кожа вокруг укусов воспалилась, в раны попала инфекция. Он мучился от приступов лихорадки, которые затягивали его выздоровление и изнуряли его. Возвращаясь ненадолго из забытья, он смутно чувствовал, что Кэйт ухаживала за ним, ощущал ее нежные прикосновения, слышал ее мягкий голос, видел ее глаза. Они были самым значительным в ее лице. И в них всегда светилась тревога.

Иногда появлялся Маркус. Сильными руками Маркус поворачивал Зака и мыл его. Даже в лихорадке Заку хотелось горячо поблагодарить его, но эти слова никак не могли сорваться с его языка. Зато другие слова могли. Неожиданно всплыв из темных, тайных уголков его сознания, они вдруг вырывались у него. Хуже всего было сознание того, что он переходит границу, но Зак не мог остановиться. Его мозг, казалось, раскололся на две части. Одна сознавала происходящее, но была совершенно бессильной, а другая безумствовала в лихорадке.

Даже если бы он и не понимал того, что говорит, мягкие ответы Кэйт сказали бы ему обо всем.

– Тс-с! Все хорошо, – шептала она. И хотя прикосновение ее прохладной руки к горячему лбу действовало на него успокаивающе, Заку было стыдно. Что в порядке? Что он сейчас сказал? Почему он слышал в ее голосе участие?

– Я здесь. Все нормально, не беспокойтесь.

Быть таким больным, таким безнадежно больным. Зак ни в чем не отдавал себе отчета. Он смутно понимал, что она успокаивает его, как ребенка. Это задевало его мужское самолюбие. Но ее нежные слова успокаивали его.

Утро сменялось ночью, ночь—днем, сознание возвращалось и покидало Зака. Он спал, просыпался, что-то глотал, поворачивал лицо к мокрому полотенцу, которое бережно обтирало его кожу.

Кэти… Постепенно он начал про себя называть ее Кэти. Кэйт звучало грубо, практично и пошло. А в ней ничего этого не было. Даже во сне он думал о ней. Легкая, как шепот, с невесомыми, как паутинка, прикосновениями, голосом, как музыка, ласкающим и успокаивающим его. Кэти… Ее образ неотступно стоял перед ним, едва он закрывал глаза. Нежно-розовый румянец на бледной коже, черные волосы, обрамляющие ее тонкое лицо. Ангел, пролетевший между ним и цепкими объятиями смерти.

Однажды, окончательно придя в себя, Зак почувствовал, что он на пути к выздоровлению, и отчетливо понял, где находится. Хотя он не помнил, чтобы когда-нибудь рассматривал некрашеные деревянные стены, они стали для него такими же привычными, как собственные ладони, и он знал каждую щель между досками.

Он не удивился, увидев Миранду, сидящую на стуле у кровати. Даже в полубреду он иногда ощущал ее присутствие. Ноузи лежал, свернувшись под стулом, и девочка, и собака не сводили с него глаз, словно несли бессменную вахту.

Миранда замерла, заметив, что он пришел в себя. Она молча соскользнула со стула, чуть не наступив Ноузи на хвост. Завиляв хвостом, Ноузи бросился лизать Заку лицо.

– Уйди, Ноузи! – У Зака не было сил оттолкнуть собаку. – Уйди!

– Он вас любит.

Это неожиданное замечание удивило Зака. Он ведь думал, что Миранда ушла. Приподнявшись, он увидел, что она стоит в ногах кровати. Она была такой маленькой, что ее лицо едва возвышалось над его ногами.

– Именно сейчас мне этого не хотелось бы. Хлопни его легонько вместо меня, ладно?

Она слегка улыбнулась, при этом обнажился ряд маленьких зубов.

– На самом деле вы не хотите, чтобы я это сделала. Став жертвой проявлений собачьей любви, Зак слабо оборонялся, подставляя псу запястье. Миранда обошла кровать и оттащила Ноузи. Урезонив его, она стояла и неподвижно смотрела на Зака.

– Если бы я его стукнула, он разлюбил бы меня, – заметила она.

Зак провел дрожащей ладонью по рту.

– Ну, я бы с ним разобрался.

– Он вас очень любит.

Она уже во второй раз произнесла эту фразу, и Заку показалось, что это открытие удивляет ее. Он недоумевал, почему. Все-таки Ноузи его собака, а собаки обычно любят хозяев. Он прищурился, чтобы получше рассмотреть ее.

– Может быть, мне следовало стукнуть его. Я не хочу, чтобы собака лизала мне губы.

– Но это значит, что он целует вас.

– Гм… – Несколько пораженный, Зак попытался поймать ее взгляд. – А тебя он целует?

– Да, и я целую его в ответ. И это не так уж плохо. Посмотрев на его губы, она наморщила маленький носик так, что веснушки соединились.

– А потом можно и умыться, только когда Ноузи не видит, конечно. А то он подумает, что вы его не любите.

Ослабевшая рука Зака упала на грудь. Он с трудом проговорил:

– Я это запомню. Мне бы не хотелось оскорблять его чувства.

– И мне тоже. – Она снова улыбнулась, и ее глаза заблестели. – Моя мама не разрешает ему целовать ее в губы, но она разрешает целовать ее в ухо.

Зак подумал, что с собакой здесь обращаются очень неплохо. Ноузи явно повезло.

– Правда, она при этом вздрагивает. Она говорит, что, как только появился Ноузи, у нее стали самые чистые уши по эту сторону от… – Девочка запнулась. – Я не помню, где, но где-то далеко.

– В Техасе, наверное, – подсказал Зак. Она кивнула.

– Вы были там?

– Нет. Потому-то люди и говорят обычно: «по эту сторону от Техаса», это очень далеко.

Она пожала хрупкими плечиками.

– Мы с Ноузи ждали, когда вам станет легче. Мы приходили проведать вас каждый день. Вы иногда разговаривали.

Зак не хотел продолжать разговор, но любопытство пересилило.

– И что же я говорил?

– Очень смешные вещи. Однажды вы сказали, что на потолке сидит паук, и вы звали мою маму, чтобы она его убила. – Миранда наклонилась к нему. – И мама наконец взяла щетку и сделала вид, что убила его. Только она не велела ничего говорить вам. Потому что вы расстроитесь.

Зак представил себе, что она имела в виду, и промолчал. Он был смущен.

– Кажется, я вел себя очень плохо. Ты говоришь, я кричал?

– И очень громко. Вы говорили, – она поджала губы, – я не могу этого повторить.

– Почему?

– Если мама услышит, она рассердится. А на вас она не рассердится, потому что вы больше нее. Но вы все равно не должны так говорить.

Зак был уничтожен. В плохом настроении он обычно не слишком сдерживался, но старался никогда не ругаться при детях. И при женщинах тоже.

– Прости меня, если я говорил что-то, чего нельзя говорить.

– Мама мне не велела слушать. Я затыкала уши пальцами, но когда вы думали, что вас может схватить паук, то кричали очень громко. – Она отвела глаза. – А когда мама постучала по потолку, вы подумали, что паук упал на вашу кровать. И с вами чуть не случился припадок.

Зак предпочел бы всего этого не слышать. Она промолчала, а потом добавила:

– Но я не испугалась.

– Паука? Она засмеялась.

– Нет. Там не было паука. Я не испугалась ваших криков. Знаете почему?

Зак не знал.

– Потому что Ноузи не испугался. Мама говорит, что собака не может разговаривать. Но Ноузи может. Он говорил с вами когда-нибудь?

– Ну, не так, как люди. По-другому.

– Но ведь все равно понятно.

Зак знал, какой выразительной может быть морда Ноузи. И понимал, что имеет в виду девочка.

– И что он тебе говорит?

Она снова наморщила носик, на тот раз задумчиво.

– Много всего. – Ее взгляд задержался на Заке. – Я привыкла думать, что вы такой большой, сердитый, но Ноузи говорит, что это не так.

– В самом деле?

Она кивнула, не вдаваясь в подробности.

– Вот почему я не испугалась, когда вы все время кричали, чтобы мама пришла и убила этого проклятого паука.

Ее глаза расширились, и она прижала ручку ко рту. Бросив испуганный взгляд на дверь, она перешла на шепот.

– Ну вот, сказала.

Зак порадовался, что говорил только это. Зная свой выразительный словарь, он ждал чего-нибудь худшего. Очевидно, Кэйт никогда не общалась с мужчинами, способными выражаться так, что воздух сгущается. Ему надо последить за собой.

– Я тебя не выдам.

– Обещаете?

Усталый, Зак все же попытался улыбнуться.

– Обещаю. Я думаю, мы оба постараемся больше ничего такого не говорить.

– Вы снова засыпаете?

Только сейчас Зак заметил, что у него слипаются глаза.

– Кажется, что да.

Он почувствовал прикосновение маленькой ручки.

– Не беспокойтесь насчет пауков. Мы с Ноузи не позволим им сюда пробраться. А если кто-нибудь проберется, то я схожу за маминой щеткой и размажу это дерьмо в лепешку.

Зак помнил это обещание, проваливаясь в глубокий сон.

Стоя перед дверью в комнату больного, Кэйт придумывала разнообразные предлоги, чтобы не входить туда. Нужно посадить хлеб в печь, вымыть тарелки, приготовить обед. Но если Закария действительно пришел в себя, как сказала Миранда, она не может не навестить его.

«Подумай-ка лучше о хорошем, Кэйт. Окрепнув, он покинет твой дом». Ей казалось, что по ряду причин это случится не так скоро. Целые дни напролет Миранда часами просиживала у постели Зака, не сводя огромных глаз с его потемневшего лица. Ее глаза горели от возбуждения. Кэйт знала, что она способна на пылкую привязанность. Закария Мак-Говерн спас Миранде жизнь, девочка считала его героем, человеком, которого она могла полюбить и на которого могла положиться. Все это прекрасно, будь Миранда обычной девочкой, но это не так. Нет, Кэйт не сомневалась, что Мак-Говерн не способен причинить вред ее ребенку. Просто Миранда ждет от него больше и нуждается в большем, чем он может себе представить и чем может дать ей.

Глубоко вздохнув, она вошла в комнату. Больной действительно не спал, хотя его глаза были закрыты. Кэйт не смогла бы объяснить, откуда она знает, что он не спит. Ритм его дыхания был ровным, темное лицо казалось спокойным, как во сне, огромные руки, вытянутые на простыне вдоль тела, были полусогнуты. И все же она знала, что он бодрствует.

Кэйт показалось, что в комнате изменилась атмосфера. Напряженная и тяжелая, как перед грозой, она угнетала ее. Недоумевая, почему он не обращает на нее внимания, она тихо подошла к кровати.

Тихий звук шагов Кэйт и шорох ее юбки стали такими же привычными для Зака, как и его дыхание. Взволнованный нахлынувшим на него чувством, он не открывал глаз, стараясь не показывать, что реагирует на ее появление.

Способен ли человек влюбиться, находясь на грани жизни и смерти? Еще месяц назад он уверенно отрицал бы это. Но его собственные чувства противоречили этому. Кэти, милая, нежная, прекрасная Кэти! Во время болезни он впитывал ее обаяние, как губка воду.

Сейчас от нее пахло лавровым листом и стиральным порошком. Значит, сегодня утром она стирала. Не понимая, как, но Зак точно знал, что сегодня вечером в доме запахнет горячим утюгом и накрахмаленным бельем. Она обычно старалась успеть выгладить белье в день стирки. Как странно, что он знал это. Откуда?

Начав об этом думать, он понял, что это далеко не все, что он знает о ней. Чтобы растянуть подольше запас картошки, она часто запекала корни квамассии, дикой тыквы, которая в изобилии росла в этих местах и составляла основную пищу местных индейцев. Она готовила лосося, пойманного в Умпкве, гораздо чаще, чем оленину или свинину. Еще она любила лук и добавляла его почти во все блюда. И часто пекла сладости.

Откуда он мог все это знать? Зак пытался вспомнить и не мог. Он решил, что скорее всего он запоминал кухонные запахи, и они откладывались в его памяти.

Но обоняние разрешало только некоторые загадки, Однако оставалось и множество других. Например, он не сомневался, что лед привозили лишь раз в неделю, и даже летом она могла позволить купить себе всего два куска, а их никогда не хватало. Она делала вид, что терпеть не может Ноузи, но почесывала у него за ушами всякий раз, как он попадался ей на пути, и позволяла ему носиться по всему дому. Она обожала читать, и предавалась этому занятию при каждой возможности, ночь за ночью перелистывая одни и те же газеты и журналы. Видел ли он, как она ласкает собаку? Читала ли она, сидя у его постели? Зак не знал. Но был уверен, что все эти сведения о Кэйт, неизвестно откуда взявшиеся, хранятся в его памяти. Если она была огорчена или расстроена, то издавала неопределенный тихий гортанный звук и шептала: «Ах, мамочка», словно украдкой. Казалось, она не хотела, чтобы кто-нибудь ее слышал. Где-то в доме у нее постоянно было под рукой перловское мыло. Скорее всего, рядом с кухонным рукомойником. И она так часто мыла руки, что его резкий, но приятный запах всегда исходил от ее кожи. Она ненавидела дождь, любила цветы и экономила каждый грош, чтобы сшить Миранде школьное платье. Ее гроши… Их было до обидного мало, и она складывала их в баночку, которую они с Мирандой называли копилкой. Кэйт пользовалась этими монетками, чтобы научить Миранду считать. По вечерам их голоса разносились по всему дому. Они считали от одного до двадцати до тех пор, пока Миранда не начинала отвечать правильно.

«Почти» было одним из любимых слов Кэйт, когда дело касалось ее дочери. Миранда почти умела писать свое имя. Она почти заправляла за собой постель. Она пила молоко, почти не проливая на подбородок. Кэйт была одной из тех редких матерей, которые не замечают недостатков своих детей и преувеличивают их успехи.

Да, он много знал. Вот и сейчас он знал, что она стоит в ногах его кровати в сером или черном платье. Ее огромные карие глаза смотрят настороженно. Когда он поднимет ресницы, ее щеки слегка зарумянятся, а руки начнут теребить фартук, серый или белый, потому что у нее их только два.

Он медленно открыл глаза. Она была здесь. Как только их взгляды встретились, она тотчас затеребила белый фартук и ее щеки нежно порозовели. Он перевел взгляд на правый уголок ее нижней губы, ища тоненькую полоску. Она была почти незаметна, но он уже видел ее. Другая, почти такая же, была на виске. Но колечки волос, выбивавшиеся из ее строгой прически, обычно закрывали ее.

Сегодня на ней была черная блузка, видавшая лучшие дни. Складки на блузке и расклешенная юбка скрывали ее стройную фигуру с соблазнительными округлостями.

– Как вы себя чувствуете?

«Как в аду». Но он не осмелился сказать этого, боясь, что она побежит к своему перловскому мылу.

– Ничего, гораздо лучше, чем раньше.

– Рада это слышать.

Заметив, что мнет фартук, она прижала руки к юбке, пытаясь унять дрожащие пальцы. Заку хотелось уверить ее, что он не кусается. Но она казалась такой прелестной, что он воздержался от этой шутки. Как было бы приятно откусить от нее кусочек. Сейчас, конечно, он не представляет для нее опасности. Но это только сейчас. От его пристального взгляда румянец на ее щеках стал ярче, и она подняла руку. Он следил за нервными движениями ее тонких пальцев, перебирающих пуговицы на блузке. Когда она добралась до пуговиц на груди, он отвел взгляд и попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом: смотрел на стул, на стены, на потолок. Наконец, вновь взглянув на нее, он заметил, что ее щеки побагровели. Ему захотелось дать себе хорошенькую затрещину.

Ну скажи же что-нибудь, идиот! Зак тщетно пытался хоть что-то придумать. При такой хрупкости у нее просто замечательная грудь! Как раз такая помещается в ладони мужчины. Но этого он не мог произнести вслух.

– В-вы голодны? – спросила она.

Зак положил руку на живот и удивленно посмотрел на нее. Он так потерял в весе, что пупок почти прилип к позвоночнику.

– Иисус Христос!

Эти слова заставили Кэйт зажмуриться, а Зака покраснеть.

– Извините, – пробормотал он. Она посмотрела на него.

– На будущее, пока вы остаетесь в этом доме, постарайтесь не упоминать имя Господа всуе. В доме ребенок.

Почему-то, хотя Зак не мог бы этого обосновать, ему всегда казалось, что это выражение вполне невинно. Кэйт, очевидно, придерживалась иного мнения.

– Простите, – повторил он, – но я вдруг обнаружил, что от меня остались кожа да кости.

Кэйт так не казалось. Ее взгляд задержался на его широкой груди, покрытой темными волосами, затем перешел на мышцы его обнаженных рук. Так или иначе, худоба еще рельефнее обозначила сильные линии его тела.

Она увидела, что он закрыл глаза. Похоже, он очень устал. На щеках залегли глубокие складки.

– Нужно много времени, чтобы вы обрели былую силу. Но вы обретете ее. – Встревоженная его слабостью, она подошла поближе и пощупала его лоб. Вопреки здравому смыслу, она почувствовала что-то вроде облегчения, убедившись, что лоб пылает. Хотя Зак и выглядит сильным, он все еще очень болен, и ему нужен постоянный уход.

– У вас опять жар. На всякий случай я дам вам «Аконитум напеллюс».

Зак услышал, как ложка звякнула о горлышко бутылки, затем ощутил прикосновение к губам холодного металла. Доверившись ей, он разжал губы, и самое мерзкое лекарство из всех, какие он пробовал, наполнило его рот. Пытаясь проглотить его, он закашлялся и чуть не задохнулся. Обжигающая жидкость забурлила внутри. Он приподнялся на локте, задыхаясь и кашляя, вытирая полившиеся из глаз слезы. Едва переведя дух, он заорал:

– А-а-а, суки! Что вы делаете, вы хотите убить меня?

– Я хочу помочь вам, – сказала она, вытирая его лицо полотенцем.

Зак схватил полотенце и поднес его к губам.

– Предупреждайте человека, прежде чем совать ему в рот такое дерьмо! Я так поперхнулся, что чуть не умер!

Она издала тихий гортанный звук, так хорошо ему знакомый.

– Мистер Мак-Говерн! Ложка горького лекарства не оправдывает употребление слов, подобных этим. Стыдитесь!

Зак смотрел в ее расширившиеся карие глаза и пытался понять, что он такое сказал. Прежде чем он извинился, она швырнула бутылку и ложку на стол и вылетела из комнаты. В изнеможении откинувшись на подушку, Зак думал, не помчалась ли она к своему мылу. Он думал и о том, что на свете нет ничего более гнусного, чем «Аконитум напеллюс», даже если оно – панацея от всех болезней. «Покорно благодарю, лучше уж лихорадка».

Он еще раз вытер рот и бросил тряпку на прикроватный столик. Она задела бутылку с лекарством, и, прежде чем он успел что-либо предпринять, бутылка вместе с тряпкой полетела на пол. Раздался звон разбитого стекла, и горькое лекарство брызнуло во все стороны.

Зак с трудом приподнялся и посмотрел, что же он наделал. Она ни за что не поверит, что он не нарочно.

Слова, которые он только что выкрикивал, эхом отдавались у него в голове. Вот так последил за собой! Использовал половину известных ему ругательств – и всего за одну минуту! Упав на постель, он застонал и закрыл лицо руками. Проклятье, да он как будто нарочно старается внушить ей отвращение.

ГЛАВА 10

Как Зак и опасался, Кэйт старалась уделять ему как можно меньше внимания. Конечно, она делала все что нужно и была неизменно любезна. Он не мог ни на что пожаловаться. Но она никогда не задерживалась в комнате дольше, чем это было необходимо.

Он понимал, что нечастые появления Кэйт объясняются не злым умыслом. Сейчас, когда Заку стало лучше, Маркус решил, что Кэйт уже не так нужна его помощь, и вернулся на ферму хозяина присматривать за наемными работниками. Вся работа по дому свалилась на Кэйт. Редкие свободные минуты она проводила с дочкой, как и полагалось.

Каждый вечер Маркус ненадолго приезжал, помогал Заку принять ванну, рассказывал ему, как идут дела на ферме. Зак ждал его приезда, как жаждущий ждет глотка воды. Он не привык к безделью, и бесконечные пустые часы сводили его с ума. Почему-то Миранда больше не приходила в его комнату. Зак объяснял это ее возрастом, прекрасно сознавая, что больной мужчина—не лучшая компания для четырехлетней девочки.

Понимая его состояние, Кэйт стала оставлять каждое утро на его прикроватном столике какое-нибудь чтиво. Зак догадался, что она не относит его к тем, кто читает Библию, его не могли заинтересовать ни модели одежды из «Харпер базар», ни прошлогодние выпуски каталога Монтгомери. Оставались две портлендские газеты, которыми она располагала и которые до смерти надоели Заку.

Он уже знал наизусть все события, происшедшие в Портленде девятнадцатого и двадцатого июня. У Купера была успешная распродажа, но что продавали? Через три дня он усвоил все результаты спортивных игр. Он узнал, что любой рыбак может выбрать для себя дюжину отменного качества мух в магазине Хадсона за пятьдесят центов, что телефон пивоварни Генри Уэйнхарда – семьдесят два, и ее хозяин каждый день выпива-ет целую бутылку Свифтовского особого, чудесного тонизирующего напитка, как утверждала реклама.

Кэйт догадалась, что он принимает такие большие дозы лекарств только из-за содержащегося в них алкоголя, и отнюдь не пришла в восторг от этого открытия. Вечером, споря с Кэйт по этому поводу, Зак обнаружил, что она категорически против любого вида спиртного и считала вино, которое он пытался делать, дьявольским зельем.

Это не свидетельствовало в его пользу.

Все это окончательно разбило надежды Зака на то, что когда-нибудь она изменит свое отношение к нему. Чтобы женщина полюбила мужчину, закрыв глаза на его недостатки, она должна видеть в нем благородство. Как понимал Зак, его единственной добродетелью Кэйт считала храбрость, с которой он спас ее дочь от гремучих змей.

По всем этим причинам Заку пришлось смириться с безразличием Кэйт и сосредоточиться на том, чтобы восстановить свое здоровье. Проблема была в том, что его тело не подчинялось приказам мозга. Пытаясь сесть на край кровати, он покрывался потом. Когда однажды он попробовал встать на ноги, его колени подогнулись. Прошло чертовски много времени, пока ему удалось подняться и вскарабкаться на кровать. Когда ему это удалось, силы покинули его, он проспал ужин и не открывал глаз до следующего утра.

Как-то серьезная и озабоченная Миранда вместе с Ноузи появилась в его комнате. Зак безумно обрадовался им и жалел лишь о том, что не может привязать их к рейкам кровати. С того самого утра, когда они с Мирандой говорили о пауке, он только ловил на себе ее взгляды. И, поскольку Ноузи теперь следовал за ней как тень, он лишился и общества своей собаки.

– Давно не виделись, – сказал он мягко. – Я уж было подумал, что ты испугалась меня.

Миранда наморщила нос и покачала головой.

– Нет.

– Тогда почему ты так странно вела себя? – Взгляд ее невинных карих глаз сказал ему, что он ошибается. – Если это не так, то почему ты никогда не приходишь меня навестить?

Она прикусила губу и сморщила нос.

– Мне не разрешают.

– Что?

Она смотрела на него несколько мгновений, пристально разглядывая его рот:

– Почему ты любишь лизать грязь? Разве это вкусно?

Зак хлопнул глазами.

– Лизать грязь? С чего ты это взяла?

– Мама сказала.

– Ты, наверное, не поняла, Миранда.

– Нет. Мама громко сказала.

– Наверное, она ошиблась. Я не лижу грязь.

Она оттолкнула Ноузи, вошла в его комнату и остановилась в футе от него. Все так же пристально разглядывая его, она потребовала:

– Покажи мне его.

– Что?

– Твой язык.

Зак уставился на нее.

– Мой язык?

– Я хочу посмотреть, правда ли он грязный, как мама говорит. Зак усмехнулся:

– Она так сказала? – Чувствуя абсурдность положения, он все же высунул язык. – Ну что, грязный?

Она кивнула:

– Грязный, но грязь не коричневая, а какая-то белая, похожа на лед.

Зак вспыхнул от возмущения:

– Это потому, что я был болен, а у твоей мамы и так много работы, я не могу ни о чем просить ее. Если бы ты принесла мне немного зубного порошка, я бы как следует почистил зубы.

Она молча выбежала из комнаты, Ноузи последовал за ней. Через минуту она вернулась с пригоршней питьевой соды. Пробравшись за его кровать, она разжала пальцы. Ее руки были не совсем чистыми, но Заку приходилось глотать так много грязи, что эта, пожалуй, не могла ему повредить. Достав зубную щетку, принесенную ему Маркусом, он потянулся за кувшином и чашкой, которые Кэйт ставила на столик. Пока Миранда наблюдала за ним, он старательно чистил зубы. Она хихикала, когда он запрокидывал голову и полоскал горло.

– Ты такой смешной, – заявила она.

Он взглянул на нее. Выплюнув воду, он спросил:

– Ну, как теперь? – И снова высунул язык.

– Чистый, как только что вымытый пол, – заметила она.

Зак поставил кувшин и чашку на столик.

– Я чувствую себя так, будто заново родился. Спасибо, Миранда.

Она подобрала юбку и вскарабкалась на край его кровати.

– Думаю, теперь мама не рассердится, что я пришла к тебе.

Зак решил поговорить с Кэйт. Он пообещает строго следить за своей речью, если только она разрешит Миранде навещать его.

Стараясь не задеть его вещи, она уселась, положив ногу на ногу и принялась счищать грязь со своего черного хлопчатобумажного чулка. Зак вспомнил свое детство так ясно, словно это было вчера. Несмотря на все усилия матери, он никогда не отличался аккуратностью, но предполагал, что маленькие девочки ведут себя иначе. Кроме того, они очень грациозны. Легкая походка Миранды была очень женственной. Он всегда считал, что разница между мужчиной и женщиной проявляется с самого рождения. Но сейчас решил, что это не так.

Вместо того чтобы стряхнуть грязь, она испачкала чулки питьевой содой, прилипшей к ладошкам. Миранда нахмурила лоб и скривила маленькие розовые губки.

– Ужас, – прошептала она, произнеся это точно так же, как мать.

Приподняв край простыни, она потерла пятно, стараясь не слишком нажимать на свое маленькое колено. Как и Кэйт, она не отличалась крепким сложением.

– Теперь мы оба чистые.

Она улыбнулась этому, и на щеках у нее появились ямочки, такие же как у матери. Ноузи просунул нос под ее руку и толкал ее, пока она не почесала у него за ушами. Зак понял, что потерял собаку:

– Мне кажется, вы быстро подружились.

– Это недолго, – согласилась она.

У Зака не было детей, и он никогда подолгу не общался с малышами. Разговаривая с Мирандой, он убедился, что девочка ее возраста понимает очень многое из того, о чем говорят. От ее улыбки у него на душе теплело. Он размышлял, о чем бы поговорить с маленькой девочкой. Если он сейчас же ничего не придумает, – они с Ноузи уйдут и оставят его одного в четырех стенах.

– Я рад, что ты пришла. Мне было так одиноко. Она подняла на него большие глаза.

– Ты плакал?

Зак покачал головой:

– Мужчины редко плачут, а когда плачут – не признаются в этом.

– Тебе лучше, когда я с тобой? Он вспомнил их первый разговор.

– Смутилась? Наверное, да. Она кивнула.

– Люди подумают, что ты спятил. Ха! Но ты не беспокойся об этом. Мы с мамой так не считаем. Она говорит, что иногда у людей бывают слезы. Труднее всего бороться со счастливыми слезами. Моя мама никогда не плачет, а счастливые слезы у нее иногда бывают. – Голос ее задрожал, когда она добавила: – У нас не хватает денег на лечение.

– На лечение? – Зак не понял.

– Ага. Шарики на две недели стоят целый доллар. Моя бедная мама просто впала в истерику. – Миранда гордилась своей информированностью.

Зак откинулся на подушку.

– В истерику?

– Это то, что некоторые люди называют женской истерикой. Они считают, что странно плакать, когда ты счастлив.

– Ты думаешь, твоя мама странная?

Она снова сморщила нос, словно что-то обдумывая. Потом лицо ее прояснилось, и она заметила:

– Моя мама так говорит, а она на семнадцать лет умнее меня. Поэтому она обычно старается спрятать свои счастливые слезы. Она не хочет, чтобы люди считали ее ненормальной. Когда она не может скрыть слезы, она говорит, будто что-то попало ей в глаз. Чаще всего слезы у нее не капают, а просто блестят в глазах и исчезают, когда она быстро моргает.

Она подняла взгляд на Зака.

– Ты никому не скажешь, что я тебе рассказала? Мы с мамой стесняемся этого.

– Это будет наш секрет.

Мысль о том, что у них общий секрет, понравилась ей. Она с улыбкой наклонилась к нему.

– Хочешь посмотреть, как она это делает? Зак удивленно поднял брови:

– Ты имеешь в виду, плачет?

– Я могу ее заставить.

– Ты?

Она важно произнесла:

– Все, что я должна сделать, это крепко обнять ее и сказать, что очень ее люблю. – Она широко раскинула руки. – От этого у нее всегда бывают счастливые слезы.

От избытка чувств у Зака перехватило горло:

– Должно быть, она очень любит тебя.

– Ага. Я приношу ей счастье.

– Тебе очень повезло, малышка. Она расплылась в улыбке:

– Если не считать того, что у меня нет папы.

– Держу пари, что ты его потеряла. Она странно посмотрела на него:

– Как я могла его потерять, если я его еще не нашла?

Зак начал что-то объяснять, но увидел, что этот разговор слишком тяжел для нее. Он просто сказал:

– Хороший вопрос.

– Мой папа будет необыкновенный. Вечером, придя домой, он так обрадуется, что видит меня, будет щекотать мне шею усами, подбрасывать меня высоко в воздух и ловить.

– Да, понимаю. – Он передвинул ногу и подался назад. Жаль, что он еще не так силен, чтобы подбросить малышку, а тем более поймать ее.

– И однажды он подарит мне котенка. – Она посмотрела на него так пристально, словно следила за его реакцией. – Ему не надо будет ехать за ним в Джексон-виль. Как будто в Роузберге нет котят!

Шелковистый завиток упал ей на глаз, и Зак с трудом удержался, чтобы не поправить его. Из ее волос, коротких и мягких, еще нельзя было заплетать косы, и они темными локонами падали ей на шею. Но маленькое личико казалось ему таким милым, что ему неудержимо хотелось коснуться ее.

– Так ты любишь котят?

– Наверное, но еще больше я хочу папу, который поедет далеко-далеко, чтобы привезти мне котенка.

Услышав это, Джозеф Блейкли был бы озадачен.

– Тебе должно повезти. Хотя не так-то просто найти хорошего папу.

Она посмотрела на него.

– Мама говорит, что если даже я найду такого, он не должен огорчаться, что у нее маленькая девочка.

– Конечно, не должен.

Пристально взглянув на него, она спросила:

– Вряд ли ты хочешь маленькую девочку? Услышав это, Зак почувствовал себя так, словно вдохнул разреженный воздух. В ее взгляде он прочел нескрываемую надежду. До этого он не понимал, что таилось за этим разговором.

– Я хотел бы иметь маленькую девочку, – сказал он осторожно, – но хотеть и иметь – разные вещи. Сначала я должен найти жену.

Опустив голову, она теребила край серого передника. Наконец она посмотрела на него.

– Это всегда бывает только так?

– Что бывает так?

– А что, если маленькая девочка, которая тебе нравится, уже родилась? Если у нее нет папы, почему ты не можешь стать ее папой?

«Будь осторожен, 3ак!»

– Я никогда не думал об этом. Но мне кажется, что такое может случиться.

– А у меня нет папы, и я уже родилась.

Нахмурившись, он приподнял пальцем ее подбородок. Повернув к себе ее лицо, он сделал вид, что смотрит поверх нее. – Ты такая милая. Если бы я покупал себе маленькую девочку, то выбрал бы именно такую.

Лицо ее озарилось счастьем.

– Так ты хотел бы быть моим папой?

– Я с удовольствием стал бы твоим папой, но если я попытаюсь увезти тебя, твоя мама погонится за мной с пистолетом.

– Увезти меня?

– Если бы ты была моей, тебе пришлось бы жить со мной.

Она серьезно взглянула на него.

– А почему ты не можешь быть моим папой в этом доме?

– Я не женат на твоей маме.