Текст книги "Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней"

Глава седьмая
Клыки смерти

К лету 1918 года, как раз когда союзники начали чувствовать, что победа у них в руках, испанский грипп преуспел там, где немецкая армия потерпела неудачу, и без особых усилий завоевал Европу. По мере того как «испанка» пересекала континент, комфортная рутина повседневной жизни оборвалась. Поезда были отменены, предприятия прекратили работу, а судебные разбирательства были приостановлены. Сам кайзер оказался уязвим. Одиннадцатого июля газета The New York Times сообщила, что кайзер «стал жертвой гриппа, который был так распространен в немецкой армии… он вернулся домой с французского фронта из-за атаки испанского гриппа» [1]. Подданные кайзера Вильгельма страдали вместе с ним: по меньшей мере 400 000 немцев умерли от испанского гриппа. В то время как болезнь свирепствовала в Германии, Эвелин Блюхер, англичанка, вышедшая замуж за немецкого аристократа, стала свидетелем «ужасной реальности гриппа. Едва ли хоть одна семья в стране была пощажена» [2].

«От нашей экономки в Крибловице я слышала, что вся деревня поражена гриппом, и несчастные люди лежат вповалку на полу своих домов, дрожа от лихорадки и не имея лекарств или кого-нибудь, кто мог бы им помочь» [3].

В Гамбурге каждый день умирали четыреста человек, и мебельные фургоны должны были перевозить тела на кладбище. «Мы возвращаемся каждый день к варварству Средневековья во всех отношениях, – писала принцесса Эвелин. – Я часто удивляюсь тому, что в наши дни нет религиозных фанатиков, которые бегали бы по улицам, одетые во власяницу, и призывали бы людей покаяться в своих грехах» [4].

В Париже за одну неделю погибли 1200 человек. В других частях Франции 70 000 американских солдат пришлось госпитализировать, причем почти треть из них умерла. Уэйн, студент Кембриджа, записавшийся в армию служащим, обнаружил, что все солдаты в нормандской деревне Гури по приказу спят под открытым небом из-за эпидемии гриппа [5].

В августе рядовой А. Дж. Джеймисон из 11-го батальона Королевского шотландского полка отсиживался в небольшом сарае в Метерене, недалеко от бельгийской границы.

Наше подразделение связи занимало небольшой сарай и должно было приступить к службе в тот день, когда началась болезнь. Одного за другим выносили обитателей сарая, в это время моя голова напоминала молотилку. Я прикинул, скольким еще предстоит отправиться в поход этой ночью, и решил продержаться как можно дольше. Наконец я присоединился к роте А и, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед, ударив стальным шлемом впереди идущего человека по пояснице. В конце концов я улегся на матрас в подвале разрушенного фермерского дома, проверил, все ли в порядке с телефонной связью, и больше ничего не помнил, пока меня грубо не встряхнул командир роты, который спросил, знаю ли я, что для солдата, спящего на посту, один приговор – смертная казнь. Я объяснил ему свое состояние, которое он, по-видимому, понял, и на этом мой испанский грипп закончился [6].

Из Европы «испанка» начала безжалостное четырехмесячное путешествие по всему земному шару, пересекая океаны и горы, распространялась и проникла в Скандинавию, Грецию, Египет и Индию. Первая волна гриппа обрушилась на Бомбей 10 июня 1918 года, когда семь полицейских сипаев (индийских солдат, служивших под британским командованием), в том числе один, работавший в доках, были госпитализированы с немалярийной лихорадкой [7]. В период с 15 по 20 июня жертвами стали рабочие верфи, а также служащие судоходной компании, Бомбейского портового треста, Гонконгского и Шанхайского банков, телеграфа, монетного двора и мельниц Рэйчел Сассун [8]. Смертность возросла, и массовые невыходы на работу стали обычным явлением в банках и офисах. Сотрудник Министерства здравоохранения Дж. А. Тернер заметил, что Бомбей в июне был подобен огромному инкубатору, оборудованному всем необходимым для культивирования инфекции: перенаселенный город с большим рабочим населением, живущим в условиях, благоприятствующих распространению болезни. С 3 июня ежедневное число умерших составляло 92 человека. К 3 июля этот показатель вырос до 230 человек. Согласно The Times of India, «почти в каждом доме Бомбея некоторые из его обитателей заболевают лихорадкой, и каждый офис страдает из-за отсутствия служащих» [9].

Тернер полагал, что вспышка была спровоцирована экипажем судна, пришвартовавшегося в Бомбее в конце мая. А индийское правительство утверждало, что моряки подхватили испанский грипп в Бомбее по причине «антисанитарного положения» индусов [10]. Тернер ответил, что эпидемия была неизбежна с 1915 года, так как Бомбей был портом прибытия и отправки войск, и обвинил сотрудника Министерства здравоохранения из бомбейского порта в том, что он не сообщал о случаях заболевания. The Bombay Chronicle утверждала, что Бомбей и вся Индия «дорого заплатили» за это упущение, The Times of India была возмущена очевидным провалом Министерства здравоохранения, несмотря на потраченные на это лакхи (тысячи) рупий. Ходили также слухи, что вспышки испанского гриппа на военных судах скрывались [10].

После того как 20 июня в Карачи прибыло госпитальное судно, у большинства пациентов в течение сорока восьми часов развился испанский грипп. Опять же неясно, был грипп привезен с собой или начался в Карачи, но более вероятно, что он был занесен извне. Хотя вспышка испанского гриппа в Бомбее в июне продолжалась всего четыре недели, она унесла 1600 жизней и «по меньшей мере миллион рабочих дней, неисчислимое количество расходов и неудобств» [11]. Эпидемия распространялась только на тех, кто работал в закрытых помещениях, в офисах и на фабриках. Уровень заболеваемости там составлял 25 процентов среди европейцев, 33 процента среди индийцев и 55 процентов среди детей. Эта последняя цифра может показаться удивительной, но в то время дети регулярно работали на фабриках. Описание «испанки», данное Тернером, запомнилось надолго. В то время как причины таких болезней, как холера, оспа и чума, были известны, и их распространение можно было сдержать, испанский грипп пришел, по его словам, «как вор в ночи, действовал быстро и коварно» [12].

Фредерик Бриттен из Медицинского корпуса Королевской армии описал ситуацию в Индии, когда его госпитальное судно «Египет» прибыло в Бомбей в августе 1918 года. В субботу, 24 августа, Бриттен записал: «Мы с Картером прибыли на станцию Натунга и пешком дошли до набережной в Махиме. Эта часть действительно похожа на Индию из сказок с ее рощами прекрасных банановых деревьев и кокосовых пальм, домами с пальмовыми крышами и т. д.» [13]. Но это видение быстро рассеялось, когда «мы вышли на берег в Махиме и прошли мимо горящего гхата[19]19
  Гхат – у индуистов каменное ступенчатое сооружение для ритуального омовения и/или место кремации.


[Закрыть], где только что сожгли тело. Индиец пронес тело на кровати на своей голове, вынес его в море и омыл. Мы думали, как странно это выглядело бы дома!» [14]

Из Индии испанский грипп распространился в Иран, тогда называвшийся Персией. Болезнь, известная персам как «бад-э назлех», началась в Персии в Бушере благодаря английским и индийским солдатам, расквартированным в портах Бушере и Бандар-Ленге, а затем распространилась от Багдада до Керманшаха на Западе и до Шираза на юге. Хотя подробной информации о тех событиях мало, вспышка испанского гриппа в Персии, по оценкам, унесла жизни миллиона человек – одной десятой населения страны. Писатель Мохаммед Али Джамал-Заде (1892–1997) описал ужасные условия в Ширазе: «В конце Первой мировой войны в Ширазе появились три смертельных убийцы: голод, холера и испанский грипп. Много людей погибло, и трупы лежали в городе повсюду. Базар и магазины были закрыты. Не было ни врачей, ни медсестер, ни лекарств» [15]. Грипп распространился по всей стране, причем сельские районы пострадали больше, чем городские. В племени эшер особенно часто умирали от него здоровые мужчины. Согласно сообщениям, уровень смертности в кочевом племени гашхай достигал 30 процентов. В Ширазе, население которого составляло 50 000 человек, 5000 умерли от испанского гриппа. По сообщениям, смертность в Керманшахе составляла 1 процент, но в деревнях погибло до 20 процентов населения, и эти данные могут казаться преувеличенными. В Тегеране в течение трех месяцев погибло 50 000 человек [16].

В одном отношении смертность в Персии отличалась от смертности в других частях света. Хотя в большинстве случаев жертвами эпидемий испанского гриппа становились мужчины и женщины в возрасте от пятнадцати до сорока четырех лет, на уровень смертности в Персии оказывали влияние и другие специфические для этого региона факторы, такие как голод, потребление опиума, анемия и малярия. В то время как общая предполагаемая смертность от эпидемии испанского гриппа в Персии в 1918 году составляла от 902 400 до 2 431 000 человек, реальная цифра, вероятно, находилась где-то между этими двумя крайностями [17].

«Испанка» нанесла длительный и разрушительный визит Африканскому континенту в августе 1918 года, убив 50 миллионов человек в течение шести месяцев и оставив катастрофические последствия для демографической ситуации, которые продолжали сказываться в течение последующих поколений. В то время как Северная Африка, а именно Магриб и Египет, уже пережили первую, относительно умеренную волну гриппа и получили некоторый иммунитет, в Африке к югу от Сахары этого не произошло. И в результате она оказалась сильно уязвимой для смертельной второй волны, когда зараженные корабли прибыли во Фритаун (Сьерра-Леоне), Кейптаун (Южная Африка) и Момбасу (Кения). Южноафриканский опыт столкновения с испанским гриппом является предметом следующей главы этой книги.

В Найроби (Восточная Африка) молодой лондонец Сидни Пирс «получил хорошую порцию гриппа 25 августа и чувствовал себя «разбитым» [18]. На следующий день он все еще лежал в постели с гриппом, чувствуя себя немного лучше. «27 августа – все еще в постели, все еще чувствую себя ужасно плохо. 28 августа – сегодня была прогулка» [19].

Сидни, которого послали в Африку обучать «черную армию», в следующем месяце подвергся второй вирусной атаке. «15 сентября – еще один приступ гриппа, который довольно распространен в Найроби» [20].

Беспрецедентные масштабы передвижения войск по всему миру поддерживали разрушительную кампанию «испанки». Сотни тысяч американских солдат теснились в переполненных армейских лагерях, прежде чем их загоняли в поезда, идущие в порты, а затем заталкивали в линкоры. В июне 1918 года в Европу отплыли 279 000 американцев, в июле – 300 000, в августе – 286 000. В общей сложности за последние шесть месяцев войны в Европе высадилось 1,5 миллиона американских солдат [21]. Американские войска были всего лишь частью множества различных групп населения, перемещающихся по земному шару. Корабли из Новой Зеландии заправлялись в Сьерра-Леоне вместе с британскими судами, направлявшимися в Южную Африку, Индию и Австралию. Вскоре Сьерра-Леоне неизбежно была поражена испанским гриппом. Корабли союзников направились к Архангельску через Белое море в надежде напасть на Германию с тыла, захватив с собой испанский грипп, так что вскоре была поражена и Россия. В Бресте (Франция) пятьсот военных кораблей стояли на якоре, когда 791 000 новобранцев прибыли в пункт сбора морских пехотинцев, чтобы встретиться с зараженными гриппом французскими солдатами. Хуже всего было то, что корабли приплывали в американские порты, принося с собой смертельную болезнь из Европы [22].

Двадцать второго июля 1918 года из Ливерпуля в Филадельфию прибыл истощенный экипаж корабля «Город Эксетер». Среди его пассажиров было двадцать семь матросов и английский интендант, «настолько тяжело больные пневмонией, что их пришлось немедленно доставить в больницу» [23]. В тот же день индийское судно «Сомалиец» «вошло в залив Святого Лаврентия и высадило на берег острова Гросс 89 членов своей команды, больных гриппом» [24].

Двенадцатого августа норвежский корабль «Бергенс-фьорд» причалил в нью-йоркской гавани с 200 больными гриппом на борту. Трое погибли в море [25]. Одиннадцать пассажиров были доставлены в больницу в Бруклине.

Цианоз – синюшная окраска кожи и слизистых оболочек от сероватосинего до сине-чёрного цвета из-за высокого содержания карбгемоглобина в крови.

Их не помещали в изолированные палаты. Комиссар здравоохранения Нью-Йорка Ройял С. Коупленд сделал прискорбно самоуверенное заявление о том, что у жертв была пневмония, а не грипп, и сказал, что испанский грипп редко поражает сытых. «Вы разве слышали, чтобы наши новобранцы им заражались? Держу пари, что нет и этого не будет… Наш народ может не беспокоиться по этому поводу» [26].

Двадцать седьмого августа 1918 года три моряка заболели испанским гриппом на принимающем судне у Бостонского Пирса Содружества. Этот «принимающий корабль» на самом деле был не кораблем, а массивным плавучим бараком [27].

Он был рассчитан на то, чтобы вместить около 3700 человек, но в некоторые ночи число пассажиров достигало почти 7000, поэтому был «сильно переполнен», по собственному признанию ВМФ [28]. На следующий день появилось восемь новых случаев заболевания, и эти люди нуждались в лечении. Еще через день их было пятьдесят восемь. На четвертый день заболел восемьдесят один человек, на пятый – сто шесть. Один современный писатель, Деннис Лихейн, убедительно воссоздал леденящее душу видение, которое предстало взорам свидетелей, когда пораженных гриппом людей выводили из зараженного корабля, описывая их «изможденные лица и впалые щеки, мокрые от пота волосы, покрытые рвотой губы, они уже выглядели мертвецами» [29]. Смертельные симптомы цианоза присутствовали у трех жертв, которые «имели синий оттенок кожи, рты растянуты, глаза широко раскрыты и сверкали» [30].

Случаи испанского гриппа захлестнули медицинские учреждения на Пирсе Содружества, поэтому пятьдесят пациентов были переведены в военно-морской госпиталь Челси, находившийся через залив. Врачи взяли образцы крови и посевы из горла, и в течение сорока восьми часов двое из них заразились. Наиболее важной особенностью этой вспышки была скорость ее распространения. В течение нескольких часов совершенно здоровые люди впадали в состояние полной прострации. «Температура колебалась от 38,3 °C до 40,5 °C, и больные жаловались на общую слабость и сильные боли в мышцах, суставах, спине и голове. Страдальцы обычно говорили, что их как будто «били по всему телу дубинкой» [31].

В течение двух недель после первого случая гриппа в тяжелой форме заболели 2000 человек из первой военно-морской команды. В то время как большинство пациентов выздоравливали в течение нескольких дней, у 5-10 процентов развилась тяжелая пневмония. «По состоянию на 11 сентября в военно-морском госпитале Челси находилось на лечении 95 больных гриппозной пневмонией. Тридцать пять умерли, и еще 15 или 20 человек были безнадежно больны. Вполне вероятно, что смертность от гриппозной пневмонии составит 60–70 процентов» [32]. Вскрытие показало, что легочная ткань пропитана жидкостью, и, хотя патологоанатомы ожидали обнаружить бациллу Пфайффера, чтобы подтвердилось, что это грипп, бацилла присутствовала не всегда. Один из врачей госпиталя, младший лейтенант Дж. Дж. Киган, предсказал, что болезнь «обещает быстро распространиться по всей стране, поражая от 30 до 40 процентов населения и протекая в тяжелой форме от четырех до шести недель» [33]. Он был прав.

Несмотря на эту очевидную чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в здравоохранении, казалось, что военные и гражданские власти мало что делают для предотвращения распространения испанского гриппа. Третьего сентября в Бостонскую городскую больницу прибыла первая жертва гриппа среди гражданского населения. Вместо того, чтобы ввести строгий карантин, городские власти разрешили четырем тысячам человек в тот же день маршировать по улицам Бостона на Параде свободы. Как заметил американский историк Альберт Кросби, это не привело к победе в войне, но привело к распространению эпидемии гриппа.

Четвертого сентября в Гарвардской военно-морской радиошколе в Кембридже появились первые случаи заболевания гриппом. Пятого сентября государственное Министерство здравоохранения опубликовало в газетах сообщение об эпидемии. Доктор Джон С. Хичкок предупредил на страницах The Boston Globe, что «если не будут приняты меры предосторожности, болезнь, по всей вероятности, распространится на гражданское население города» [34]. Но никаких мер предосторожности не последовало, и днем позже, 6 сентября, тысячи моряков и гражданских лиц собрались в учебном зале, чтобы отпраздновать открытие нового здания радиошколы.

Первые три официальные смерти от испанского гриппа в Бостоне произошли 8 сентября: умерли военный моряк и представитель коммерческого флота, первая смерть гражданского лица с начала лета. Неделю спустя, 11 сентября, военно-морской флот объявил, что пандемия унесла жизни двадцати шести моряков в Бостоне и его окрестностях. Первые случаи гриппа были выявлены среди военнослужащих ВМС в Род-Айленде, Коннектикуте, Пенсильвании, Вирджинии, Южной Каролине, Флориде и Иллинойсе [35]. Обеспокоенные чиновники общественного здравоохранения в Вашингтоне говорили репортерам, что они опасаются, что испанский грипп проник в Соединенные Штаты. А массовая вербовка привела к тому, что тринадцать миллионов мужчин именно того возраста, который наиболее подвержен смерти от испанского гриппа и его осложнений, выстроились в очередь по всей территории Соединенных Штатов и втиснулись в городские здания, почтовые отделения и школы, чтобы зарегистрироваться для призыва. Это было торжественное мероприятие с размахиванием флагом повсюду, включая Бостон, где 96 000 человек записались в армию, чихали и кашляли друг на друга [36]. Чиновники общественного здравоохранения попусту тратили время. Тем временем еще три жертвы упали замертво на тротуарах Куинси, штат Массачусетс [37]. «Испанка» продолжала свою жестокую кампанию против Соединенных Штатов.

Восьмого сентября в лагере Кэмп-Девенс появился испанский грипп, это произошло всего через четыре дня после прибытия 1400 новобранцев из Массачусетса. Кэмп-Девенс, расположенный в 64 км к северу от Бостона, штат Массачусетс, был до отказа забит более чем 45 000 мужчин, готовившихся к отплытию во Францию. В тот же день второй лейтенант Альфред Теннисон наблюдал, как четверым его подчиненным угрожали военным трибуналом за отказ ползти по-пластунски во время учений [38]. Теннисон сразу же понял, что его люди больны, и попытался заступиться за них. Он и не подозревал, что они стали первыми жертвами эпидемии испанского гриппа, которая разразилась в Кэмп-Девенсе и унесла жизни 787 человек. Как только масштабы эпидемии стали очевидны, вызвали доктора Виктора Воан, страдающего от сильной простуды, чтобы сделать все возможное для пострадавших новобранцев.

«Я отправился прямо в кабинет главного хирурга, где генерал Ричард исполнял свои обязанности, так как генерал Горгас находился в Европе, – вспоминал Воан [39]. – Едва оторвавшись от своих бумаг, генерал сказал, когда я вошел в дверь: „Вы немедленно отправитесь в Кэмп-Девенс. Испанский грипп поразил этот лагерь“. Потом, отложив бумаги и глядя в мои налитые слезами глаза, он сказал: „Нет, вы пойдете домой и ляжете спать“. Я сел на ближайший поезд до Кэмп-Девенса и прибыл туда рано утром» [40].

В первый же день пребывания в Кэмп-Девенсе Воан увидел, как погибли шестьдесят три солдата. Вспоминая шокирующие сцены в своих мемуарах, он писал:

«Я вижу, как сотни молодых, крепких мужчин в форме своей страны группами по десять и более человек входят в больничные палаты. Их укладывают на раскладушки, пока все кровати не заполнятся, а остальные не набьются толпой. Лица вскоре приобретают синеватый оттенок, мучительный кашель вызывает кровавую мокроту. Утром мертвые тела громоздятся вокруг морга, как дрова. Эта картина была запечатлена в клетках моей памяти в дивизионном госпитале Кэмп-Девенс в 1918 году, когда смертельный грипп продемонстрировал несостоятельность человеческих созиданий перед его разрушением человеческой жизни. Таковы страшные картины, которые показывают вращающиеся цилиндры памяти в мозге старого эпидемиолога, когда он сидит перед горящими поленьями в очаге своего лесного коттеджа» [41].

Самым пугающим открытием Воана было то, что этот новый штамм вируса гриппа, как и сама война, убивал «молодых, энергичных, крепких взрослых людей…

Заболевший мужчина либо быстро и довольно резко выздоравливал, либо, скорее всего, умирал» [42]. В результате Воан, несмотря на всю свою медицинскую квалификацию, чувствовал себя совершенно беспомощным: «Самым печальным в моей жизни было то, что я стал свидетелем сотен смертей солдат в армейских лагерях и не знал, что делать. В тот момент я решил больше никогда не болтать о великих достижениях медицинской науки и смиренно признать наше полное невежество в этом деле» [43].

Удручающие сцены в Кэмп-Девенсе шокировали как молодых врачей, так и закаленных медиков. Один из коллег Воана, доктор Рой Грист, оставил наглядное описание этого нового гриппа в письме к другу:

«У этих людей, кажется, все начинается как при обычном гриппе, но когда их доставляют в больницу, у них очень быстро развивается самый ужасный тип пневмонии, который когда-либо видели… и через несколько часов вы можете наблюдать синюшность, простирающуюся от ушей и по всему лицу, пока не станет трудно отличить цветных людей от белых. Это всего лишь вопрос нескольких часов, пока не придет смерть… Это ужасно. Можно спокойно смотреть, как умирает один, два или двадцать человек, но видеть, как эти бедняги падают, как мухи. У нас происходит в среднем около 100 смертей в день. Пневмония означает почти во всех случаях смерть… Мы потеряли невероятное количество медсестер и докторов. Чтобы увезти мертвых, нужны специальные поезда. В течение нескольких дней не было никаких гробов, и тела нагромождали друг на друга… Это превосходит любое зрелище, которое они когда-либо видели во Франции после битвы. Освободили очень длинную казарму, чтобы превратить ее в морг. И это заставило бы любого человека ощутить панику при виде длинных рядов мертвых солдат, одетых и уложенных в два ряда» [44].

Работа в таких условиях была и удручающей, и утомительной, о чем свидетельствуют заключительные слова Гриста: «Все здешние мужчины – хорошие парни, но я так чертовски устал от пневмонии, потому что мы едим ее, живем ею, видим ее во сне, не говоря уже о том, чтобы дышать ею 16 часов в день… Прощай, старина, с Богом, пока мы снова не встретимся» [45].

Письмо Гриста, свидетельствовавшее об ужасах испанского гриппа, было обнаружено среди бумаг в старом сундуке в 1979 году. Мы не знаем, пережил ли доктор Грист войну или погиб вместе со своими пациентами. Среди погибших был и медицинский персонал, потому что смертность в Кэмп-Девенсе составляла сто человек в день.

Когда опытный патолог доктор Уильям Уэлч прибыл в Кэмп-Девенс, он подтвердил, что причиной смерти в большинстве случаев была дыхательная недостаточность. Вскрытие показало синие распухшие легкие, наполненные кровавой жидкостью. Спокойный и полный достоинства человек, видевший много ужасного, Уэлч был явно потрясен открывшимися его глазам сценами. Его молодой коллега, доктор Руфус Коул, позже заметил: «Я был потрясен, обнаружив, что ситуация, по крайней мере на мгновение, была слишком тяжелой даже для доктора Уэлча» [46].

Уэлч, вместе с Воаном и Коулом, немедленно сообщил генералу Маккейну, что в Кэмп-Девенсе необходимо ввести карантин, чтобы больше никакие войска не прибывали и не покидали лагерь. Кроме того, необходимо как можно скорее привлечь к работе еще больше медицинских работников. Но Маккейн, которому предстояло выиграть войну, «вынужден был медлить и уклоняться от введения этих мер и игнорировать даже минимальные предложения, которые они делали» [47].

Уэлчу оставалось только озвучить тревогу врачей и бессилие медицинской науки перед лицом этого натиска. Уэлч не побоялся выразить словами свои глубочайшие опасения: «Это, должно быть, какая-то новая инфекция», – сказал он, а затем использовал одно из немногих слов в медицинском лексиконе, которое все еще имеет ауру суеверного ужаса, – «чума» [48].

Поскольку испанский грипп беспрепятственно распространился по Соединенным Штатам и Европе, некоторые патриоты утверждали, что он на самом деле является формой биологической войны, естественным преемником иприта, используемого на фронте. Было высказано опасение, что виноваты в этом немцы, создавшие отравляющий газ, который был выпущен подводными лодками на побережье Соединенных Штатов. Когда тысячи бостонцев заболели, слухи распространились так же быстро, как и новости об «испанке». Отбросив научные ограничения медицинской профессии, одна теория заговора утверждала, что немецкие шпионы намеренно засеяли Бостонскую гавань микробами, вызывающими грипп. Семнадцатого сентября 1918 года подполковник Филип Доан, глава отдела здравоохранения и санитарии корпорации аварийного флота, высказал мнение, что эпидемию начали немцы, высаженные на берег с подводных лодок [49]. «Одному из этих немецких агентов было бы очень легко выпустить гриппозные микробы в театре или в каком-нибудь другом месте, где собралось бы большое количество людей. Немцы начали эпидемии в Европе, и нет никаких причин, почему они должны быть особенно нежными с Америкой» [50]. Еще один дикий слух гласил, что аспирин марки Bayer был пропитан микробами, потому что патент компании изначально был немецким. Какими бы нелепыми ни были эти утверждения, Служба общественного здравоохранения должна была провести расследование. Говорили, что немецкие шпионы проникли в Армейский медицинский корпус и распространили испанский грипп с помощью подкожных инъекций и что шпионы были обнаружены и расстреляны [51]. Это произошло, несмотря на отрицания бригадного генерала Чарльза Ришара, главного военного хирурга, который заявил, что «в Соединенных Штатах в лагерях не было казнено ни одного медицинского офицера, ни медсестры, ни кого-либо еще» [52].

Несмотря на это, некоторые американцы продолжали обвинять немцев в испанском гриппе, и один заявил: «Пусть проклятие будет названо немецкой чумой. Пусть каждый ребенок научится связывать слово „проклятый“ со словом „немецкий“ не в духе ненависти, но в духе презрения, порожденного действиями Германии» [53].

Хотя не было найдено никаких конкретных доказательств, подтверждающих эти теории, такие историки, как Альфред Кросби, предложили более правдоподобное объяснение, а именно, что испанский грипп появился непосредственно из-за самой войны, антропогенной катастрофы, созданной смертельной комбинацией ядовитого газа и разлагающихся трупов, оставшихся на нейтральной территории.

«Где бы ни встретились армии в Европе, человек создавал химические и биологические выгребные ямы, в которых могла зародиться любая болезнь. Никогда еще не расходовалось столько взрывчатки, никогда еще столько людей не жило в такой грязи так долго, никогда еще столько трупов не оставляли гнить на земле, и никогда еще ничего столь дьявольского, как иприт, не выбрасывалось в атмосферу в больших количествах» [54].

Реакция Виктора Воана на эпидемию в Кэмп-Девенсе была пугающей. «Если эпидемия продолжит распространяться в геометрической прогрессии, цивилизация может легко исчезнуть с лица земли» [55], – опасался он.