Текст книги "Свидетель Мертвых"

– Вы – Свидетель вел ама. Я читала о вас в газетах.

– Да, – подтвердил я. – Я здесь для того, чтобы получить сведения о мин Шелсин – любые. Все, что вы можете мне сообщить.

– Она дружила с девушками из канцелярии, – сказала мин Вакреджарад. – Больше я о ней ничего не знаю, потому что она очень не любила меня.

– Мин Шелсин просто завидовала, – вмешалась другая женщина. – Завидовала вашему голосу. А потом появилась лучшая партия меццо-сопрано за последние тридцать лет, и эту роль получила не она. Уверена, Оторо, если бы убили вас, мы бы сразу поняли, кто это сделал.

Не только я здесь страдаю отсутствием такта, подумал я и постарался запомнить певицу в лицо.

– Она не разговаривала с нами, – добавила женщина, стоявшая рядом с бесцеремонной певицей.

– Конторскую служащую, с которой она дружила, зовут Мелето, – вспомнил певец.

– Мелето Балведин и Торе’ан Ноченин, – подсказала одна из певиц.

Я бросил быстрый взгляд на Пел-Тенхиора, и он кивнул. Очевидно, ему называли те же имена.

Артисты взирали на меня с надеждой, как всегда смотрели на меня те, с кем я сталкивался во время расследования. Они надеялись, что, узнав имена, я уйду и оставлю их в покое.

Я сказал:

– Известно ли вам, кто мог желать ей зла?

Никто не ответил. Даже бестактная женщина ничего не сказала.

– Здесь ведь не все ваши артисты, верно? – обратился я к Пел-Тенхиору.

– Нет, только те, кто занят в этой сцене, и детский хор, выступающий в антракте. А То’ино, которая любезно помогает нам в хоре сегодня, была дублершей Арвене’ан.

Высокая женщина-эльфийка покраснела до корней волос и кивнула.

– Кто-то из вас может еще что-нибудь добавить? – обратился я к певцам. – Все что угодно.

Артисты растерянно переглядывались и качали головами. Неожиданно кто-то из детей выпалил:

– Вам нужно спросить Матрону. Матрона знает все!

Я вопросительно взглянул на Пел-Тенхиора, и он объяснил:

– Это дама, которая руководит детским хором. – И он крикнул: – Дейвело! Вы нужны мне на сцене!

Вошла темнокожая женщина средних лет, довольно полная, с добрым лицом. Она спокойно выслушала новость и произнесла:

– Это ужасно.

Вмешался Пел-Тенхиор:

– Я должен продолжать репетицию. Дейвело, вы побеседуете с оталой Келехаром? Расскажите ему все, что знаете.

– А дети? – спросила Дейвело.

– Могут остаться на сцене, если будут сидеть тихо.

Дети захихикали; очевидно, они не боялись зычного голоса Пел-Тенхиора. Тем не менее они послушно расселись на равном расстоянии друг от друга, словно эта сцена была заранее отрепетирована.

Темнокожая женщина спустилась по доске не так стремительно, как Пел-Тенхиор, но вполне уверенно. Она поздоровалась со мной:

– Добрый день, отала.

Я поклонился в ответ.

– Меня зовут Дейвело Мейтано, – представилась она. – Я с радостью помогу вам, чем смогу, отала, но сначала давайте выйдем в фойе, иначе мы друг друга просто не услышим.

Как раз в этот момент Пел-Тенхиор крикнул:

– Так, начинаем арию Джелсу сначала! Хор Рабочих – со сцены, Хору Призраков остаться!

– Разумное предложение, – согласился я и последовал за меррем Мейтано по проходу между рядами к дверям. Когда мы вышли в фойе с красными стенами, похожее на пещеру, она начала:

– На самом деле, отала, я не знаю, смогу ли быть полезной. Я не была близкой подругой мин Шелсин.

– Понимаю. Но я надеюсь, вы сможете рассказать мне больше о том… – Я замолчал, подбирая слова. – О том, как она уживалась с другими.

Это понятие – связи, которые живые создавали с окружающими, – было противоположно концепции статан, но у него не было собственного названия. Изучая эти взаимоотношения, можно было многое узнать об умершем. Чем больше я выведывал об Арвене’ан Шелсин, чем больше связей мне удавалось нащупать, тем выше была вероятность того, что я обнаружу ее связь с убийцей.

Меррем Мейтано, казалось, поняла, что я имел в виду. Она сразу же ответила:

– Мин Шелсин была вздорной девицей. С ее точки зрения, все всегда было плохо. Ее партии были слишком короткими; партнеров по роли она считала недостаточно талантливыми; ее костюмы были убогими и плохо пошитыми… – Дама покачала головой. – Если бы не прекрасный голос, ее уже двадцать раз выгнали бы из труппы. То’ино, которая теперь исполняет ее партии, девушка трудолюбивая и непривередливая, но ей далеко до мин Шелсин. Только Оторо Вакреджарад могла с ней сравниться, но мин Вакреджарад даже не надеялась получить ведущую партию до тех пор, пока мер Пел-Тенхиор не написал «Джелсу».

– Почему же?

– Мер Пел-Тенхиор сочинил оперу для эльфийского театра с главной героиней – гоблином, – пояснила меррем Мейтано. – Такого до него еще никто не делал. Он создал это произведение для мин Вакреджарад, хотя сам никогда в этом не признается.

– И мин Шелсин расстроилась?

– Мин Шелсин рассвирепела, – спокойно поправила меня женщина. – Тамо правду сказала: если бы убили Оторо, найти убийцу не составило бы труда. Мин Шелсин сделалась еще более придирчивой, чем обычно, пыталась заставить мера Пел-Тенхиора расширить ее партию. Они ужасно ссорились и кричали друг на друга прямо здесь, в зрительном зале, на глазах у всех. Мне кажется, это неблагоприятно действовало на детей.

– Да, – согласился я. А мысленно задал себе вопрос: неужели я только что обнаружил новый мотив для убийства Арвене’ан Шелсин?

– Она доводила до слез дам из костюмерной – не желала надевать костюмы. Ей не хотелось выступать в одежде работницы.

– Тусклые цвета, много заплат, неподходящий размер?

– Верно. Но эти платья гораздо лучше тех, что были у меня в детстве.

– Мой первый приход находился в Лохайсо, – сказал я, и она кивнула. Мы поняли друг друга без слов.

– Но мин Шелсин невозможно было угодить. Она угрожала пойти к маркизу Парджаделю, нашему спонсору, и сказать ему, что мер Пел-Тенхиор погубит Алую Оперу. Что ему следует запретить ставить «Джелсу»… И прочее. Она наговорила меру Пел-Тенхиору кучу гадостей, но он только посмеялся над ней. А мин Шелсин поклялась, что пойдет к маркизу.

– И чем это кончилось?

– Не знаю. Мер Пел-Тенхиор сказал, что она может жаловаться сколько угодно, потому что маркиз уже знает все о «Джелсу». Наш режиссер не настолько глуп, чтобы ставить подобную оперу без одобрения покровителя театра. Но мин Шелсин все равно хотела насолить ему. Такая уж она была.

– У нее были друзья вне Оперы?

– У нее не было на это времени. Все наши артисты очень заняты. Вы же знаете, что они репетируют одновременно четыре спектакля.

Я не знал.

– Четыре?

– Сейчас идут «Генерал Олетадж», «Осада Текхари» и «Селено». Конечно, спектакли в Опере дают раз в три дня, но все равно у артистов довольно напряженное расписание. А когда закончатся представления «Селено», начнется «Джелсу». После окончания «Генерала Олетаджа» начнут давать «Сон императрицы Кориверо», а после «Осады Текхари» – «Отель Ханавада». И так круглый год; у певцов нет отдыха, наоборот, им приходится работать все больше и больше. Но это их эйтейаван.

В северных областях это слово означало «призвание к религиозному служению», и оно удивительным образом перекликалось с нашим вчерашним разговором с Пел-Тенхиором.

– У некоторых певиц есть покровители, но в основном они живут Оперой.

Я кивнул.

– У мин Шелсин было много покровителей?

– Мне кажется, да, – осторожно проговорила меррем Мейтано, – но я точно не знаю.

– Несмотря на слова детей, я не жду от вас всеведения, – сказал я, и она слегка улыбнулась. – У мин Шелсин были враги в театре?

– Мне кажется, каждому из нас в какой-то момент хотелось отвесить ей оплеуху, но о серьезной вражде речь не шла. Я не знаю, кто мог разозлиться на нее до такой степени.

– Благодарю вас, – сказал я.

Женщина не уходила.

– Все, что приходит вам в голову, – подбодрил я ее. – Пусть это кажется вам мелочью.

– Дуэты, – вспомнила меррем Мейтано. – Она всегда предпочитала петь дуэты с мужчинами и скорее доверила бы свои тайны мужчине, чем женщине. Такой уж она была.

– Кто исполнял с ней дуэты?

– Мер Вералис Телонар, второй тенор, в «Джелсу», и мер Кебрис Першар, ведущий тенор, в «Осаде Текхари». Она не была занята в «Генерале Олетадже», там нет партий для меццо-сопрано, а в «Селено» у нее не было дуэтов с мужчинами. – Она еще немного подумала и добавила: – Вам лучше поговорить с мером Телонаром. Мер Першар ее просто терпеть не мог.

– Спасибо. Где я могу найти двух служащих, с которыми она дружила?

– Это нетрудно, – сказала она. – Контора наверху. Я вас провожу.

Пройдя коридорами, которые напоминали потайные ходы, мы с меррем Мейтано попали в длинное узкое помещение с высоким потолком. В комнате было несколько сводчатых окон; у каждого окна стоял письменный стол, а за столами сидели женщины. Большинство были эльфийками, но я заметил несколько уроженок Бариджана. Все были поглощены работой. Когда я открыл дверь, дама, сидевшая в дальней части комнаты, поднялась и быстро подошла ко мне.

– Добрый день. Чем я могу вам помочь, отала?

Я ответил:

– Меня зовут Тара Келехар, я Свидетель Мертвых. Я занимаюсь расследованием убийства Арвене’ан Шелсин.

Она сделала ритуальный жест, оберегающий от зла.

– Ужасная новость, – пробормотала она, – но что привело вас сюда?

– Мне сказали, что она дружила с двумя вашими служащими, и я надеялся, что они помогут мне лучше понять мин Шелсин. Тогда, возможно, я сумею разобраться в обстоятельствах ее гибели.

Ее лицо сделалось совершенно неподвижным.

– Как их зовут?

– Мелето Балведин и Торе’ан Ноченин. Я ни в чем их не подозреваю, мне просто нужна помощь.

Женщина кивнула, обернулась и крикнула:

– Мелето! Торе’ан! Подойдите, пожалуйста!

Две эльфийские девушки поднялись со своих мест и подошли к нам. Я заметил, что они нервничают. У обеих были миловидные, но незапоминающиеся лица; одеты они были в простые темные платья и не носили никаких украшений – только у высокой эльфийки в ушах поблескивали эмалевые серьги.

Начальница произнесла:

– Барышни, мне очень жаль, но я вынуждена сообщить, что мин Шелсин была убита.

– Я молилась о том, чтобы это оказалось неправдой, – воскликнула одна.

– Убита, – хрипло прошептала вторая, словно это слово мешало ей дышать.

– Это отала Келехар, Свидетель Мертвых. Он желает задать вам несколько вопросов.

На лицах девиц отразилась тревога.

Я заговорил:

– Я ни в чем вас не подозреваю, барышни. Мне просто нужно лучше понять мин Шелсин.

– Вы можете побеседовать за дверями, – сказала старшая дама, – но возвращайтесь сразу же, как только закончите.

– Да, госпожа, – негромко, нестройным хором ответили девушки, и я отступил в сторону, чтобы пропустить их.

Мы вышли в коридор, и они тревожно посмотрели на меня; одна с трудом сдерживала слезы.

– Кто из вас мин Балведин? – спросил я.

– Это я, – ответила высокая девушка. Судя по ее акценту, она была родом из Джа’о.

– Значит, вы – мин Ноченин, – обратился я ко второй служащей, и та кивнула, глотая слезы.

– Благодарю вас за то, что вы согласились поговорить со мной, – продолжал я. – Расскажите мне о мин Шелсин.

Они охотно принялись рассказывать, и я быстро понял, что Арвене’ан Шелсин, которую они знали, была полной противоположностью неприятной молодой женщине, описанной меррем Мейтано. Их Арвене’ан была доброй и щедрой. Девушки боготворили ее просто за то, что она снизошла до них, ведь она была певицей и исполняла ведущие партии, а они были простыми конторскими служащими.

Трудно было отнестись без цинизма к «дружбе», которую описывали мин Балведин и мин Ноченин, потому что они поклонялись Арвене’ан Шелсин, а певица, судя по всему, нуждалась в поклонении как в воздухе. Преданные девушки не критиковали ее.

Возможно, ее утешало сознание того, что у нее были по меньшей мере две «подруги», которые всегда принимали ее сторону. Возможно, она просто наслаждалась, изображая знаменитую певицу перед двумя простодушными девушками. Однако мне показалось, что она неплохо относилась к ним – либо из привязанности, либо потому, что не хотела их оттолкнуть.

Когда я спросил насчет покровителей, они ответили, что внимания мин Шелсин добивались многие мужчины.

На вопрос об именах поклонников девушки сказали, что не знают.

Я приподнял брови, и мин Балведин покраснела.

– Она редко говорила о них.

Мин Ноченин пробормотала:

– Иногда она упоминала имя осмера Поничара. Показывала нам его подарки.

– Подарки?

– Украшения, которые она надевала во время выступлений, – объяснила мин Ноченин. – Он подарил ей чудесные золотые серьги с бирюзой и еще серебряный кулон с лунным камнем.

Мин Балведин добавила:

– И золотое кольцо с янтарем, и колье из серебра с гранатовыми вставками.

– Но ей пришлось все это заложить, – добавила мин Ноченин. – Арвене’ан совершенно не умела обращаться с деньгами.

– Она тратила их мгновенно, – сказала мин Балведин. – Но не позволяла нам помогать ей. Она говорила, что скорее отнесет в ломбард свои драгоценности, чем будет обирать друзей.

Это совершенно противоречило тому, что все остальные успели мне рассказать об Арвене’ан Шелсин, но я уже понял, что молодые женщины не умеют лгать.

– Вы знаете, какого вероисповедания она придерживалась?

Мин Ноченин нахмурилась.

– По-моему, она как-то раз сказала, что ее воспитали в вере Харнаветай, но я не знаю, придерживалась ли она ее.

– Благодарю вас, – кивнул я. Указание было неточным, но этого было достаточно для того, чтобы похоронить умершую как полагается, не нанеся оскорбления ее вере.

Мин Балведин, которая, видимо, быстро соображала, поняла, зачем я спросил о религии.

– Будут похороны? Я бы хотела присутствовать.

– Разумеется. Ее похоронят на муниципальном кладбище в Квартале Авиаторов. Я сообщу вам, когда назначат дату и время. Это будет скоро.

Они печально кивнули.

– Еще раз благодарю вас за помощь, барышни, – сказал я. – Не смею больше вас задерживать.

Девушки невольно оглянулись на дверь.

– Если у меня появятся вопросы, я могу прийти и поговорить с вами снова?

– Конечно, – ответила мин Ноченин.

– Мы хотим помочь вам, – сказала мин Балведин.

– Благодарю вас, барышни, – повторил я, и девушки вернулись к работе.

Вернувшись в зрительный зал, я нашел там одного лишь Пел-Тенхиора, безумно строчившего что-то в блокнот. Он услышал мои шаги, поднял голову и сказал, отвечая на незаданный вопрос:

– Я велел всем пойти отдохнуть полчаса. Иначе они устанут и толку не будет; а кроме того, меррем Мейтано уж слишком сердито смотрела на меня. Как ваши успехи?

– Я слышал, – осторожно начал я, – что мин Шелсин была очень недовольна вашей новой оперой.

– Верно, – кивнул Пел-Тенхиор. – Она не могла понять, почему лучшая роль досталась девушке из народа гоблинов, и не стеснялась говорить об этом. Довольно часто.

– Она угрожала пойти к маркизу Парджаделю и пожаловаться ему?

– О да, – усмехнулся Пел-Тенхиор. – Я говорил ей, что она напрасно потратит свою энергию и время Парджаделя, но Арвене’ан меня не слушала. Впрочем, ничего удивительного.

– Она действительно встречалась с ним?

– Понятия не имею. Если да, то она молчала об этом свидании – видимо, не добилась желаемого.

– Могу ли я каким-то образом выяснить это наверняка?

– Разумеется. Нужно обратиться к секретарю Парджаделя, меру Дравенеджу. Съездите в поместье Парджаделя и попросите о встрече с секретарем. Он вам все расскажет. – Пел-Тенхиор взглянул на меня, склонив голову набок. – Вы подозреваете меня в том, что я убил ее из-за оперы?

Я не смог ответить ни «да», ни «нет», лишь пробормотал:

– Возможно.

Он рассмеялся.

– Я мог бы убить кого-нибудь ради оперы, но только не члена труппы. Даже Арвене’ан я бы не стал убивать. Я слишком дорожу своими артистами. Вам, наверное, такие речи кажутся бесчувственными, но сейчас не лучшее время для того, чтобы лишиться певицы.

Моя симпатия к Пел-Тенхиору возросла. Он оказал мне услугу, откровенно изложив свою позицию. Сомнения и подозрения помешали бы моему расследованию.

– Может быть, вы помните, где находились в момент ее смерти?

– Здесь, – быстро ответил Пел-Тенхиор. – Шла опера «Генерал Олетадж». Она закончилась только к полуночи, и целый зал зрителей может подтвердить, что я сидел в своей ложе.

– Эти сведения будут мне очень полезны, – заметил я.

– Я действительно ее не убивал, – заявил он, – но понимаю, почему вы меня подозреваете.

– Не думаю, что вы побывали в ночь убийства в районе Джеймела, – сказал я. – Вас бы обязательно запомнили.

Пел-Тенхиор не сразу понял, что я имел в виду.

– Теперь я могу сказать матери, что броские наряды имеют свои преимущества.

Я вернулся домой, поделился сардинами с бездомными кошками, посвятил некоторое время медитации, потом лег в постель и уснул. Я не помнил, что мне снилось. Проснувшись среди ночи, я не сразу понял, где нахожусь. Иногда со мной такое случалось. Я лежал без сна несколько минут, пытаясь понять. Я не в Лохайсо, сказал я себе, потому что там у меня не было отдельной спальни. Я не в Авейо – сердце сжалось от боли при одной мысли об этом, – не в крошечной голой комнатке в доме родственницы при Унтэйлейанском Дворе. Наконец, я вспомнил Амало, вспомнил, что живу в собственной квартире, среди собственных вещей, хотя их было немного. Только после этого я смог уснуть.

Когда я проснулся снова, уже рассвело, и я долго лежал, глядя на узкие полосы солнечного света на стене. Я не сразу смог заставить себя подняться.

Поместье семьи Парджадада находилось на равнине к северо-западу от Амало. После того как богатые торговцы начали заселять районы, прилегавшие к Верен’мало, аристократы предпочли селиться в пригородах. Я подсчитал финансы, оценил время, которое мне предстояло потратить на поездку, и свои силы, и в результате этих неприятных вычислений пришел к выводу, что мне нужна лошадь. Я нанял ее в муниципальной платной конюшне на остановке трамвая Атта линии Кинрео.

Это была хорошая, выносливая лошадка с западных равнин; вероятнее всего, она оказалась в платной конюшне потому, что предыдущий владелец наделал долгов и вынужден был распродать лошадей. Она быстро и без проблем доставила меня от остановки Атта по улице Кинрео к каменной стене с воротами, украшенными гербом рода Парджадада.

Пожилой привратник вышел посмотреть, кто прибыл, и я сказал:

– Я хотел бы поговорить с мером Дравенеджем. Он здесь?

– Могу узнать, – неохотно произнес привратник. – Как доложить?

– Меня зовут Тара Келехар, я Свидетель Мертвых.

Выражение лица старика не изменилось.

– Я спрошу, – равнодушно ответил он и исчез.

Я остался ждать на дороге. У меня не было возможности заставить мера Дравенеджа встретиться со мной, я мог лишь надеяться, что любопытство или чувство долга заставят его прийти. Время шло, и мне начинало казаться, что секретарь не согласится увидеться со мной. Когда привратник наконец вернулся, я был почти уверен, что мне прикажут уходить. Но слуга неожиданно произнес:

– Добро пожаловать в Дом Парджадада, отала. Входите, пожалуйста.

Поместье было огромным, но главный дом и конюшни располагались неподалеку от ворот. Конюх увел наемную лошадь. Мер Дравенедж ждал меня у входа в крытую галерею, которая вела из конюшен в дом.

– Наше имя – Эма Дравенедж, отала, – представился он, – и мы готовы помочь вам, если это в наших силах.

Мы вошли в небольшую, строго обставленную комнату.

Эма Дравенедж выглядел точно так же, как в Опере: молодой эльф с бледным лицом и белыми волосами. Только глаза у него были оранжевые, как языки пламени. Он был одет в темный фрак, черные брюки и черные ботинки со шнурками; волосы были убраны в прическу при помощи двух простых черепаховых гребней.

Следуя его примеру, я ответил официально:

– Мы Тара Келехар, Свидетель Мертвых. Мы пришли от имени Арвене’ан Шелсин.

– Мин Шелсин умерла?

Его изумление показалось мне искренним.

– Мы заметили, что она не участвовала в спектаклях, но нам и в голову не могло прийти… Что с ней случилось? Она попросила о встрече с маркизом, и мы были весьма удивлены, когда она не явилась в назначенное время.

– Когда должна была состояться встреча?

– Вчера.

– Ее уже не было в живых. Кто-то сбросил ее в канал Мич’майка девятого числа.

Он слегка вздрогнул и сложил пальцы в ритуальном жесте, отгоняющем зло.

– Как ужасно. Но мы не совсем понимаем, зачем вы пришли сюда.

– Мин Шелсин кого-то сильно разгневала, – сказал я. – Один из способов установить личность убийцы – узнать, на кого гневалась она. А мы знаем, что она злилась.

– Она не злилась ни на кого из обитателей этого поместья, – словно оправдываясь, сказал мер Дравенедж.

– Разумеется, нет. Но она собиралась поговорить с маркизом Парджаделем, потому что была чем-то недовольна. Мин Шелсин сообщила вам какую-нибудь информацию?

– Ее записка была очень короткой и содержала лишь просьбу о встрече с маркизом. Он сказал, что уже знает, о чем пойдет речь, но все равно согласился принять ее. Это был самый простой способ ее утихомирить. Но она не пришла.

– Записка? Вы сохранили ее?

– Мы храним всю корреспонденцию маркиза, – ответил мер Дравенедж.

– Можно ее прочесть?

Он бросил на меня подозрительный взгляд, но кивнул:

– Да, конечно.

Он вышел всего на пару минут и вернулся с простым конвертом кремового цвета.

У мин Шелсин был уверенный почерк образованной женщины; писала она черными чернилами. Содержание письма было в точности таким, как сказал мер Дравенедж. Экстравагантные завитушки и форма букв многое поведали мне о том, кем она была, как воспринимала окружающий мир, какой старалась предстать перед другими. Я вернул письмо меру Дравенеджу.

– Маркиз Парджадель знал, чего она хотела. А кто-то еще об этом знал?

– Здесь – никто. Маркиз ни с кем не обсуждает свои дела. Разумеется, мы не знаем, кому мин Шелсин рассказала о предстоящей встрече.

– Разумеется, – повторил я. Секретарь по-прежнему говорил таким тоном, словно я в чем-то обвинял его. – А прежде она обращалась к маркизу с просьбой принять ее?

– Один раз, – с видимой неохотой выдавил мер Дравенедж.

– Значит, вы ее видели? Вблизи, а не из зрительного зала. Что вы о ней думаете?

Его, казалось, удивил и даже встревожил мой вопрос, но он машинально ответил – всех эльфийских детей из приличных семей учили, что на заданный вопрос следует давать ответ.

– Она слишком кричаще, неуместно одевалась. Вульгарная барышня.

Я вспомнил о кладовке с крадеными платьями.

Мер Дравенедж задумался и удивил меня, добавив:

– Она была мстительной. Трудно представить себе худшую черту характера. Если она злилась на кого-то, то не успокаивалась до тех пор, пока не находила способ навредить врагу. В тот раз певица пыталась уговорить маркиза уволить кого-то из труппы.

– Когда это было?

– Два года назад, может, чуть больше. Маркиз велел ей уходить и сказал, что она может считать себя счастливицей, потому что он не уволил ее.

Я, конечно, понимал, что мои шансы на встречу с хозяином поместья близки к нулю, но я должен был попытаться.

– Можем ли мы увидеться с маркизом? Это займет всего минуту его времени.

На лице мера Дравенеджа отразился ужас.

– Маркиз Парджадель чрезвычайно занят.

Это могло быть правдой, а могло и не быть. Но я понял, что дальше секретаря мне не пробиться. Поблагодарив его за помощь, я ушел.

На обратном пути в конюшню я попытался обобщить имевшиеся у меня сведения.

Десятого числа из канала на участке Ревет’вералтамар из воды был выловлен труп женщины. Мы с лейтенантом Аджанхарадом установили причину смерти и пришли к выводу, что неизвестная была убита. Я выяснил, что ее столкнули с пристани позади бара «Пес лодочника», и отыскал заведения, в которых женщина побывала в ночь гибели. В одном из баров мне сообщили, что это Арвене’ан Шелсин, меццо-сопрано из Алой Оперы. В Опере я получил большое количество информации; в частности, выяснил, что незадолго до смерти мин Шелсин поссорилась с композитором по поводу новой оперы и попросила покровителя театра о встрече. Но не дожила до дня, на который была назначена аудиенция.

Но где же искать причину убийства, размышлял я. В районе Джеймела, где ее настигла смерть? Или в Опере, где она практически жила, где требовала к себе внимания (тщеславная и самоуверенная девушка, по выражению мин Надин)? Я решил выяснить у Пел-Тенхиора размер ее жалованья; кроме того, мне было интересно, знал ли кто-то о стоимости подарков и побрякушек, которые она получала от своих покровителей. Знала ли она сама?

Арвене’ан Шелсин была скандалисткой и воровкой, но тратила деньги так быстро, что вместо драгоценностей в ее комоде хранилась стопка квитанций из ломбарда. Ее взбесила новая опера Пел-Тенхиора; она настолько разозлилась, что решила жаловаться маркизу Парджаделю, хотя по опыту знала, что это бесполезно. Может быть, она просто не умела учиться на своих ошибках? Или у нее имелась какая-то веская причина считать, что на этот раз спонсор театра ее выслушает? Но что именно он должен был выслушать? Парджадель уже знал о новой опере. Неужели у нее появилась какая-то информация о Пел-Тенхиоре или коллегах из труппы, которую она надеялась использовать в качестве рычага давления?

Я обдумывал эту идею, пока моя лошадь трусила мимо длинных каменных стен, которыми аристократы Амало ограждали свои имения. Вскоре поместья кончились, и мы очутились среди полей. Время от времени попадались загородные дома. Поля сменились рядами небольших аккуратных домиков, раскрашенных в яркие цвета. Еще немного – и мы въехали в город, где нас ждали муниципальная конюшня и трамвайная остановка. Но озарение так и не посетило меня.

На следующий день в зрительном зале Алой Оперы было гораздо больше народу. На сцене была не одна певица, но множество артистов, которые входили и выходили, обрывали пение, чтобы поспорить с Пел-Тенхиором, стояли у рампы и слушали. Рядом с композитором сидел молодой эльф с измученным лицом и что-то писал в огромной книге. Я заметил нотные линейки.

Пел-Тенхиор улыбнулся, увидев меня, но продолжал спорить с мужчиной-эльфом могучего сложения с низким голосом, напоминавшим далекие раскаты грома. Поскольку я не понимал, о чем шла речь, то принялся наблюдать за другими певцами. На сцене стояли мужчина и женщина, оба эльфы; женщину я узнал, это была То’ино, которой отдали партии мин Шелсин.

Может быть, именно это послужило мотивом для убийства? Ни одна женщина не могла бы с такой силой столкнуть мин Шелсин с причала. Ее воспоминание до сих пор жило в моей памяти, такое же яркое, каким я его увидел в морге, но мужчину можно было нанять или (подумал я, глядя на широкую грудь оперного баса) склонить к преступлению. Однако я не заметил радости на лице молодой женщины. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Я планировал поговорить с ней, но она не казалась мне похожей на преступницу, чьи коварные замыслы увенчались успехом.

У мужчины, стоявшего рядом с ней на сцене, – вероятно, тенора, – было лицо с «правильными» эльфийскими чертами, как выразилась бы моя бабушка из рода Келехада. Высокий, стройный, он двигался грациозно. Большинство оперных певцов выступали в париках, но у этого мужчины были длинные, густые, блестящие белые волосы. Наверное, он тратил по нескольку часов на сооружение замысловатой придворной прически. Не то чтобы это имело значение для оперы о фабричных рабочих. Интересно, подумал я, раздражает ли его сюжет так же, как раздражал мин Шелсин.

Наконец, Пел-Тенхиор сказал:

– Тура, мы можем спорить хоть целый день, но на этот раз я вам не уступлю. Моя фраза остается. – Он повернулся ко мне и произнес, используя множественное число, словно не сомневался, что вся труппа горит желанием схватить убийцу мин Шелсин:

– Отала, добрый день! Чем мы можем вам помочь?

– Мне нужно поговорить с артистами, исполняющими ведущие партии, – ответил я, – со всеми присутствующими.

– Это что еще такое? – недовольно проворчал Тура – я вспомнил его фамилию, Олора. – Кто это?

– Это Свидетель Мертвых, – пояснил Пел-Тенхиор. – Он расследует убийство Арвене’ан.

Мер Олор стал похож на карпа, вытащенного из воды, и больше не произнес ни слова.

– Хорошо, – обратился ко мне Пел-Тенхиор, – но сначала вы должны пойти со мной и познакомиться с барышней, которая расскажет вам очень интересную историю.

Мы углубились в лабиринт коридоров Оперы, но шли другим путем, не таким, как в прошлый раз с меррем Мейтано. Наконец, мы подошли к двойным дверям, на которых изящной вязью было выведено «Костюмерная».

– Я хотел понять, как она ухитрилась вынести из театра столько одежды, – объяснил Пел-Тенхиор, – и начал расспрашивать. И нашел мин Леверин.

Костюмерная ошеломила меня: здесь было в десятки раз больше одежды, чем в кладовке мин Шелсин. На многочисленных вешалках были развешаны замысловатые костюмы из шелка, парчи и бархата, отделанные кружевом, жемчугами, горностаем и золотой нитью. У меня зарябило в глазах. Пел-Тенхиор ухмыльнулся, заметив выражение моего лица, и сказал:

– К этому привыкаешь. Со временем. Но к делу. Это мин Леверин.

В жилах женщины текла кровь гоблинов – у нее была светло-серая кожа и алые, как рубины, раскосые глаза. Она выглядела расстроенной.

– Мер Пел-Тенхиор! – воскликнула она, вскочив со стула и выпустив из рук тяжелую парчовую юбку, которую как раз подшивала. – Я не…

– Лало, я же говорил вам, – сказал Пел-Тенхиор, – у вас не будет никаких неприятностей. Я сержусь только на Арвене’ан.

– Но… – пробормотала девушка. Я заметил, что она недавно плакала.

– Перестаньте, – перебил ее Пел-Тенхиор. – Это отала Келехар, Свидетель Мертвых, который занимается делом Арвене’ан. Повторите ему то, что вы рассказали мне.

Она испуганно взглянула на меня. Я сказал:

– Я ищу лишь истину, мин Леверин.

Мне не показалось, что эти слова утешили ее, но она села на стул, подобрала упавшую юбку и надежно закрепила иглу рядом с последним стежком. Потом заговорила:

– Я служу в костюмерной Оперы пять лет. Прошу вас, мер Пел-Тенхиор, я не знаю, что буду делать, если…

– Лало, – повторил Пел-Тенхиор, – я не собираюсь вас увольнять. Меррем Адалхарад сказала мне, что вы незаменимы.

Кровь прихлынула к ее щекам, но слова режиссера, казалось, успокоили ее, потому что она посмотрела на меня и сказала:

– Мин Шелсин застала меня с одной из модисток.

Я почувствовал, что у меня опустились уши; оставалось лишь надеяться, что режиссер и девушка приняли это за признак удивления.

– И что она сделала? – спросил я. К счастью, мне удалось произнести эти слова спокойным тоном.

Румянец мин Леверин стал еще гуще, но она ответила:

– Она предложила мне сделку. Мин Шелсин никому не рассказывает обо мне, а я молчу о том, что она забирает сценические костюмы домой.

– Вы догадывались, что она не собиралась их возвращать?

– Да, – с несчастным видом пробормотала мин Леверин. – Но я не знала, что делать. Я не хотела, чтобы у Д… у моей подруги были неприятности, и я не могла позволить себе…