Текст книги "Прелестная лгунья"

– В общем, я человек, не заслуживающий особого уважения, – кивнул Ричард.

– Нет, я всегда уважала вас, ваша светлость, – не раздумывая ни секунды возразила Эванжелина. – Думаю, вы очень добры. Да и как я могу думать иначе? – Повернувшись, девушка направилась к дверям, но, взявшись за ручку, она на мгновение замешкалась и бросила через плечо:

– В конце концов, разве не ты позволил бедной кузине поселиться в своем замке?

– Я смотрю на вещи иначе, – спокойно возразил Ричард. – Надеюсь, ты не пожалеешь о том, что приехала сюда.

– Нет, об этом не беспокойся, – усмехнулась Эванжелина и быстро вышла из гостиной.

Ее слова удивляли. Пожав плечами, он направился в библиотеку. Через час герцог решил, что, пожалуй, отложит на недельку отъезд в Лондон, чтобы убедиться, что Эванжелина сумела поладить с Эдмундом.

Глава 8

…Дождь лил стеной, канава перед зданием из темно-серого камня наполнилась водой. А там, внутри, она слышала лишь гулкое эхо своих шагов, отдававшееся от каменных стен. Еще никогда в жизни Эванжелина не испытывала такого страха. Один из двух мужчин затолкнул ее в крохотную узкую комнатенку. Под единственным окном, расположенным почти под потолком, сидел невероятной худобы молодой человек. Он походил на монаха в келье. Перед ним стоял очень старый, покосившийся стол, на котором ничего не было. Молодой человек медленно поднялся, ни на секунду не отрывая от нее глаз. Он был в черном засаленном, вонючем камзоле и штанах.

Подойдя к Эванжелине, он взял ее подбородок своими длинными тонкими пальцами и приподнял лицо девушки вверх. Она попыталась вырваться, но один из двух бандитов вывернул ей руку за спину и шепнул на ухо:

– Или вы будете стоять спокойно, мадемуазель, или я сломаю это прелестное крылышко.

Пальцы на ее подбородке сжались крепче, а затем молодой человек неожиданно выпустил ее и кивнул головой на стул.

– Сядь! – приказал человек в черном.

Эванжелина села. А что ей оставалось делать? Она хотела спросить, что с отцом, но слова замерли у нее на губах. Зачем они привезли их в Париж? Еще никогда в жизни ей не было так страшно.

– Мое имя – Хоучард, – заговорил молодой человек. – Ты мне нужна. Будешь делать, что прикажу, иначе я убью твоего отца.

Почему она не кричала, не спрашивала, что происходит, откуда он взялся?

– Я доволен тем, что ты привлекательна, – продолжал человек в черном. – Герцог любит хорошеньких женщин. Если понадобится, соблазнишь его.

Вскочив со стула, Эванжелина воскликнула;

– О чем вы говорите? Какой герцог? Что вы сделали с моим отцом?

– О! Герцога ты знаешь, а скоро познакомишься еще лучше. Ты наполовину англичанка, мне даже кажется нелепым, что ты мне поможешь. Вы, чертовы англичане, всегда до такой степени уверены в своей правоте, что я думаю, не попользоваться ли мне тобой самому, чтобы выяснить, подходишь ли ты для герцога. – Он повернулся к одному из своих людей:

– Ты раздевал ее? Осматривал тело?

Бандит покачал головой:

– Этот цыпленочек был слишком напуган, а ее папаша брякнулся в обморок. Но я не собирался убивать его. Хочешь, чтобы я раздел ее сейчас?

Хоучард перевел взгляд на Эванжелину и медленно покачал головой. А потом, откинув голову назад, расхохотался как безумный. И неожиданно запел по-латыни, без всякого выражения, таким же монотонным голосом, каким священник благословляет прихожан.

Двое бандитов немедленно подхватили песню. Латынь их была безупречна, чистые и звонкие, как у мальчиков, голоса поднимались к потолку мрачной кельи…

Вздрогнув, Эванжелина проснулась. Ел сердце неистово колотилось, тело покрылось липкой испариной, она едва дышала.

Сон.

Это был всего лишь сон. Но девушка увидела во сне то, что было на самом деле. Только никак не могла понять, почему во сне Хоучард и его прихвостни пели на латыни. Правда, она не понимала, что именно они поют, и, возможно, это-то и пугало ее. Девушка не представляла, что будет дальше.

Сон…

Но, Господи, все казалось таким реальным? Встряхнув головой, Эванжелина сбросила с себя одеяло. Она должна справиться с этим. А если не сумеет, то ее отец умрет. Слава Богу, основное она уже сделала. Герцог принял ее в свой дом, и теперь она будет жить в Чеслей-Касле. А если Эдмунд хорошо к ней отнесется, то станет гувернанткой мальчика. Трагедия по пьесе Хоучарда началась, актеры, включая ее саму, вышли на сцену, и она не в состоянии остановить действие.

Яркие лучи утреннего солнца проникали сквозь окно в ее спальню. Огонь в очаге погас, да в нем и не было необходимости. Было тепло, как летом. Конечно, будут еще дожди, мороз и снег, но несколько зимних дней выдались такими теплыми и приятными, что девушке невольно вспомнились жаркое лето н свежая зелень. Эванжелина взглянула на голые ветви вяза, темнеющие за окном. Нет, все-таки это не лето…

Зима, конечно, вернется. А вот как быть с ее проблемами? Надо подружиться с сыном герцога. Если она не понравится мальчику, то все пропало. Эванжелина говорила Хоучарду о возможности такого поворота. Пригрозив ей худым пальцем, тот заявил:

– Что ж, если не приглянешься мальчишке, дорогуша, приготовься к похоронам отца. Правда, вряд ли ты сумеешь найти его тело.

Эванжелина тогда поверила ему. Она и сейчас верила…

Девушка оделась и уже совсем было собралась выйти из спальни, как послышались какие-то странные, медленные и тяжелые, шаги, приближавшиеся к ее комнате.

Ее обуял ужас. Внезапно Эванжелине очень живо вспомнились двое бандитов, похитивших ее с отцом, их голоса, одежда… Младшего звали Бирон. Лица второго она не запомнила, но до сих пор слышала его голос. Он напоминал хорька и производил впечатление озлобленного жизнью человека. К счастью, бандиты ничего не сделали слугам – Маргарите и Жозефу, которые в окно смотрели, как Эванжелину и ее отца увозят из дома. Девушку бросили в один экипаж, ее отца – в другой. На рассвете они приехали в Париж. А потом Эванжелину втолкнули в узкую келью, где сидел Хоучард.

Какой неожиданный поворот в жизни! Нет, зачем мучить себя! Она сейчас в Англии, в безопасности Чеслей-Касла. За дверью нет никаких бандитов, ее никто никуда не потащит! Эванжелина быстро пощипала себе скулы, чтобы щеки стали розовее. Поправив пучок на затылке, она крикнула по-французски:

– Entrez!

За дверью раздалось какое-то невнятное бормотание, и тогда девушка повторила по-английски:

– Войдите!

Бормотание не стихало. Нахмурившись, Эванжелина распахнула дверь.

В комнату шагнула древняя старуха. Из-под подола ее добротного темно-синего платья виднелись мыски маленьких туфель. Тонкую талию, по моде прошлого века, перетягивал поясок. Кожа лица напоминала сморщившийся пожелтевший пергамент, спина согнулась от старости. Поредевшие седые волосы старухи, сквозь которые проглядывала розовая кожа, были затянуты в крохотный узелок на макушке. Ее голова доставала Эванжелине только до подбородка. Казалось, старуха вот-вот упадет на пол. У девушки было такое чувство, что стоит дотронуться до нежданной гостьи пальцем – и та рассыплется. Но это ощущение исчезло, едва гостья подняла взгляд. У нее были прекрасные, умные и проницательные глаза – голубые, как весеннее небо, и живые, как у девушки.

Может, это какая-нибудь безумная тетушка герцога, которую держали в комнатке на чердаке? Эванжелина протянула вперед руку, чтобы поддержать старуху, если та вдруг начнет падать на пол.

– Меня зовут Эванжелина, – представилась она. – Кто вы?

Пожилая дама долго молча смотрела на Эванжелину, слегка склонив голову набок.

– Я могу что-нибудь для вас сделать, мадам? Правда, если вы заблудились, то едва ли смогу помочь, я лишь вчера приехала в замок.

– Ох, – наконец заговорила гостья, – да знаю я, где нахожусь, знаю, кто ты, детка. Ты – кузина покойной герцогини… Подросла, стало быть… – У нее был тихий голос с легким шотландским акцентом, а речь походила на пение.

– Но я уже не маленький ребенок, – улыбнулась Эванжелина. – Папа говорит, я большая-пребольшая девочка, и так оно и есть. Не хотите ли присесть, мадам? Могу я предложить вам чаю?

– Ох нет, не люблю я этой бурды, – заявила старуха. – Я пью лишь процеженный настой хвойной коры. Ну да, ты уже большая девочка и такая высокая… Поди, думаешь, что я помру прямо у тебя на ковре, а, детка?

– Искренне надеюсь, что этого не случится. Прошу вас, садитесь. Скажите же мне, кто вы и что я могу для вас сделать?

– Меня зовут миссис Нидл, – проговорила старуха и замолчала, видимо, полагая, что Эванжелина знает, кто она такая.

– Здравствуйте, миссис Нидл, – растерянно кивнула девушка. – Рада познакомиться с вами. Что еще она могла сказать?

– Ты не такая хорошенькая, как покойная герцогиня, но у тебя более сильный характер, чем у той хитрой павлинихи, которая никакого дела до конца не доводила, к тому же у тебя в глазах огонь. А красивые у тебя глаза, не то что у покойной герцогини или у умершего герцога. У нее-то глаза были с виду такие кроткие, но уж и наполнялись гневом, когда что было не то ней! Уж такая была привередливая, испорченная, вздорная, вечно чем-то недовольная, одним словом, избалованное дитя. Одурачила моего мальчика, да, слава Господу, недолго все это (лилось. Ох уж она обманывала моего мальчика, водила его за нос – и все из-за того, что боялась умереть при рождении которого ребенка. И что вышло? Так и померла. Ага! А подбородок-то у тебя в точности как у нее – сильный подбородок, – продолжала миссис Нидл. – Любишь много получать, но и отдавать за это готова. Что скажешь на это, детка?

Эванжелина без промедления ответила:

– А что вы имели в виду, говоря, что у меня в глазах огонь?

Старуха рассмеялась таким сильным и сухим смехом, что она испугалась, как бы ее старческие кости не рассыпались.

– Ох, детка, не узнать тебе этого, пока он не возложит на тебя свои руки. А уж как это случится, ты станешь совсем иной, чем была прежде. Ты потеряешь и обретешь себя, и все – в одно мгновение. Все так и должно быть, да вот только еще не произошло с моим мальчиком.

– Миссис Нидл!

Окрик раздался от двери – там подбоченясь стояла возмущенная миссис Роули. У нее был такой вид, словно она одновременно готова плюнуть и упасть в обморок. На сей раз на ней было платье бледно-лавандового цвета с синими кружевами на манжетах и воротнике, волосы убраны в высокий пучок. Кольцо с ключами, казалось, сверкало еще ярче, чем накануне.

– Миссис Нидл, что вы тут делаете? Это кузина его светлости, мадам де ла Валетт. Сейчас слишком рано, вам лучше поспать.

Но Эванжелина вовсе не желала, чтобы пожилая дама уходила из ее комнаты. Ей так хотелось еще что-нибудь услышать об огне в глазах, но она боялась, что на этот раз разговор окончен.

– А-а, это ты, Клоринда, – прошамкала миссис Нидл. – Вечно суешь свой нос куда не следует. Мне надо немного потолковать с этой девочкой. Она очень вовремя явилась, тебе не кажется? Я все ждала и ждала ее и говорила об этом ее светлости, да та только головой качала, сомневалась, что детка приедет сюда, а вот она взяла и приехала. Я так и знала, что это случится.

– Миссис Нидл, мадам пора завтракать, – перебила миссис Роули. – Возможно, она зайдет к вам позднее.

– Вообще-то сейчас вполне подходящее время для разговора, миссис Роули, – вставила словечко Эванжелина. – Я совсем не голодна, и мы всего лишь…

– Нет, малышка, сейчас ты пойдешь с Клорри, – остановила ее миссис Нидл. – Он боится, понимаешь? Но все будет хорошо, вот увидишь. Я знаю, и ты боишься, но все будет хорошо, – повторила она. – Обещаю. Я уже все это видела, видела, как вы веселитесь с моим мальчиком. Это хорошо…

Эванжелина как завороженная слушала ее. Эта сумасшедшая старуха знала, что она чего-то боится? Откуда? Откуда ей известно, что все будет хорошо? Она с “ее мальчиком” будет веселиться? Но это же безумие, бред сумасшедшей старухи! Ничего хорошего быть не может. Она могла думать лишь о спасении отца, если только Хоучард позволит ей его спасать.

Все остальное – предательство. Девушка повернулась к миссис Роули.

– Ну ладно, – кивнула она. – Я могу хотя бы отвести вас в вашу комнату, миссис Нидл?

Пожилая дама рассмеялась, отчего ее высохшие руки затряслись.

– Ох нет, детка! Я сама доберусь до моей Северной башни, об этом как раз не беспокойся.

– Вы же не хотите, чтобы мадам переживала из-за вас, – сказала миссис Роули, увидев, как побледнела Эванжелина. – Она пока не научилась понимать вас, дайте ей время.

– Времени все меньше, – неожиданно заявила миссис Нидл, – а сейчас мне пора идти. А ты, Клорри, занимайся лучше своими делами. Отведи мою детку к завтраку. – С этими словами старуха вышла из спальни, однако в коридоре она обернулась и долго смотрела на Эванжелину. – Вы непременно придете в Северную башню, мадам, – вымолвила она наконец. – Уверена, что ваши детские воспоминания о кузене немного стерлись из памяти. Но ты вернулась домой, детка, чего я и ждала. Мы непременно поговорим, вот увидишь. Да уж, нам о многом надо потолковать с тобой, и тянуть с этим нельзя. Совсем мало времени осталось, детка.

– Я приду, – кивнула Эванжелина.

Замерев на месте, она смотрела, как пожилая дама медленно идет по бесконечному коридору. Девушка чувствовала, что ее пробирает дрожь.

Миссис Роули вздохнула и ласково потрепала Эванжелину по руке.

– Миссис Нидл была нянькой старого герцога. Она испокон веку живет в Чеслей-Касле, говаривают даже, что она уже была тут во времена Вильгельма Завоевателя. Нынешний герцог позволяет ей делать все, что угодно. Вообще-то от нее нет никакого вреда, но если вы пойдете в Северную башню, то будьте осторожны; миссис Нидл – известная ведьма и знахарка. Вы почуете запах отваров, даже не открыв двери в ее святилище. Кстати, вы так побледнели, мадам. Неужели она сказала что-то, что огорчило вас? Хотя, конечно, наверняка так оно и было. Вечно она говорит загадками, любит, чтобы люди недоумевали. Ей это нравится. Пойдемте же, мадам, думаю, вы обо всех огорчениях забудете, как только попробуете божественных малиновых пирожков, которые испекла кухарка.

– Она, должно быть, очень старая, – задумчиво проговорила девушка.

– Так и есть, – кивнула миссис Роули, шедшая позади Эванжелины. – Его светлость и слышать не хочет, чтобы переселить ее из замка. Но, разумеется, никто и не осмеливается предложить ему это, так что, когда ветер дует в противоположную сторону, весь дом наполняется запахом ее отваров. Как-то раз глаза у всех нас слезились целых два дня! Помнится, тогда она пережгла корицу. Это было отвратительно! Но его светлость лишь смеялся, он ей все прощает. Однако по справедливости следует заметить, что комната, где она возится с травами, просто великолепна. Все несут ей туда всякие веточки и молодые растения. Это очень интересно. Обычно миссис Нидл находится в Северной башне, но сегодня она спустилась оттуда, чтобы повидать вас. Думаю, она просто услышала о вашем приезде, вот ей и стало любопытно. Сомневаюсь, что миссис Нидл еще раз побеспокоит вас.

Эванжелина поежилась. Она уже твердо решила, что обязательно встретится с миссис Нидл. Она сама пойдет в Северную башню и разыщет ее там.

– Сейчас еще очень рано, мадам, – продолжала болтать миссис Роули. – Я так удивилась, увидев, что вы уже проснулись и оделись. – Она покосилась на серое платье, в котором Эванжелина была накануне. – Как жалко, что вы потеряли багаж, но посмотрим, что по этому поводу решит герцог.

– Уверена, что его светлость не будет заниматься такими пустяками, миссис Роули, – заметила Эванжелина.

– Он уже велел Дорри прислуживать вам, мадам. Эванжелина задумалась.

– Пожалуй, вы правы, – покачала она головой. – Он быстро принимает решения.

– Уж если его светлость что приказал, то его желание выполняется быстрее, чем наш кот Ламберт, живущий в конюшне, поймает еще одну мышку. Кстати, вы довольны тем, как Дорри прислуживала вам вчера?

– Да, Дорри замечательно себя вела, – рассеянно кивнула Эванжелина.

– Но утром вы почему-то ее не вызвали, поэтому-то я и пришла к вам сама, чтобы узнать, все ли в порядке. Бедняжка беспокоилась, что чем-то не угодила вам.

Эванжелина вспомнила свою милую горничную Маргариту, которая все время что-то напевала, смеялась, болтала о всяких пустяках, даже если у нее не было слушателей, бросала на ее отца страстные взоры.

– Нет-нет, – поспешила разубедить она экономку. – Дорри вполне подойдет мне, миссис Роули. Непременно позову ее вечером.

Девушке пришло в голову, что, наверное, она первая на свете гувернантка, к которой будет приставлена собственная служанка, но предпочла умолчать об этом. Наверняка миссис Роули, да и вся остальная прислуга уверены, что Эванжелина решила стать гувернанткой просто для того, чтобы иметь предлог остаться в замке. Надо же ей как-то выходить из положения, раз она бедная родственница. Однако.., бедная или нет, но она была в родстве с герцогом, поэтому ей полагалось иметь горничную.

– Его светлость уже спустился к завтраку, – сообщила экономка. – Он всегда рано встает. Герцог сказал Бэссику, что не поедет сегодня в Лондон. – Она потерла маленькие руки. – Думаю, его светлость задержится не меньше чем на неделю, и Бэссик сказал – а он никогда не ошибается, – что пребывание герцога в замке доставит всем удовольствие, мадам. Мы все решили, что он остается из-за вас.

Остается из-за нее? Нет, этого не может быть. Наверное, у него есть иные причины, если только Кларендон не хочет убедиться, что она не задушит лорда Эдмунда в постели. Все было бы куда проще, если бы он просто оставил се тут, а сам уехал в Лондон. Но, видно, все не может постоянно идти гладко.

И вдруг неожиданно для себя Эванжелина опять мысленно вернулась в узкую комнатку в Париже. Хоучард стоял рядом и, глядя ей прямо в глаза, спросил:

– Ты знаешь, что такое спать с мужчиной? Она молча смотрела на него, тело ее дрожало, лицо стало белее кружев на воротнике.

– Тебе почти двадцать лет, поди, не ребенок, мечтающий о прекрасном принце. Так ты когда-нибудь спала с мужчиной?

Эванжелина лишь покачала головой. Она смотрела на Хоучарда как кролик на удава, а тот, зловеще улыбаясь, приблизился к ней и схватил ее груди руками.

– Замечательно, – низким голосом проговорил он. – Ему понравятся твои грудки. Разумеется, ты сделаешь все, что потребуется, чтобы соблазнить его.

Эванжелина рванулась в сторону, но Хоучард не отпускал ее. Ей было больно.

– Господи! – вскрикнула она испуганно…

Глава 9

– Что такое, мадам? Боже мой, с вами все в порядке? – Миссис Роули схватила Эванжелину за руку.

Девушка покачала головой, но воспоминания о Хоучарде, будь он проклят, никак не оставляли ее. Они всегда были с ней. Эванжелине казалось, что стоит протянуть руку – и она сможет дотронуться до него, а он будет что-то говорить ей своим гадким голосом или, напротив, станет молча гладить ее, и в его прикосновениях будет столько же чувства, как если бы он гладил подлокотник кресла.

Эванжелина заставила себя улыбнуться:

– Прошу прощения, миссис Роули. Просто разум мой затмили неприятные воспоминания о том, что произошло со мной во Франции. Еще раз прошу прощения за мою рассеянность. А кто этот господин в большом белом парике? – Эванжелина указала на большой портрет в тяжелой золоченой раме, написанный в начале прошлого столетия.

– Этот? А-а, четвертый герцог Портсмут – Эверетт Эрисдейл Чеслей, – объяснила миссис Роули. – Я слышала, что это был просто зверь, а не человек. На мой взгляд, он слишком красив, а девушки так и вились вокруг него. Хорошо хоть большинство из его незаконнорожденных детей уже умерли.

Но Эванжелине не было дела до четвертого герцога Портсмута. Она думала о другом герцоге – тоже чересчур красивом, способном нарушить душевный покой любой женщины. Девушка ни на секунду не забывала о Ричарде – и не только потому что боялась, что ей не удастся уговорить его оставить ее в доме. Нет, герцог смотрел на нее с таким выражением, какое она видела на лицах всего лишь нескольких мужчин, среди которых был и граф де Пуйи. Только герцог ее совсем не раздражал. Больше того, когда Кларендон так смотрел на нее, тепло разливалось по ее телу, она начинала испытывать какое-то странное томление. Эти новые ощущения удивляли ее, но, признаться, доставляли удовольствие.

Эванжелина играла с ним. Она, не задумываясь, давала заранее заготовленные ответы на его многочисленные вопросы, то и дело спрашивая себя, как он реагирует на ее слова, если они звучат не правдоподобно.

Настроение герцога постоянно менялось – надменное высокомерие, видимо, доставшееся ему от предков, могло в одно мгновение исчезнуть, уступая место выражению равнодушной вежливости, которое застывало на лице Ричарда всякий раз, когда он погружался в размышления. Что ж, надо терпеть, ничего другого ей не остается. Эванжелина должна преуспеть в своем деле.

Рассказывая какие-то бесконечные истории, успокаивающие девушку, маленькая и грациозная миссис Роули вела ее по длинному, устеленному коврами коридору западного крыла к широкой парадной лестнице, которая вела на верхние этажи. Они миновали огромный вестибюль, выдержанный в итальянском стиле, с потолка которого на толстой серебряной цепи свешивалась массивная люстра, прошли мимо библиотеки и парадной столовой. Наконец женщины вошли в очаровательную восьмиугольную комнату, залитую солнцем, лучи которого проникали в низкие широкие окна. Здесь не было ни тяжелой мебели, ни мрачных панелей. Стены этой светлой и просторной комнаты были выкрашены в бледно-желтый цвет. Несколько окон были распахнуты, пропуская в помещение теплый ветерок, от которого легкие занавески парусом поднимались над полом.

Девушка остановилась посередине комнаты.

– Как тут хорошо! – воскликнула она.

– Благодарю тебя. Моя мать, несомненно, оценила бы твой восторг. Это она придумала убранство комнаты лет двадцать назад, – вместо приветствия сообщил герцог.

Эванжелина удивленно перевела взгляд на Ричарда, сидевшего во главе небольшого стола. Он только что опустил газету. На нем была кожаная куртка и отлично сшитые светло-коричневые бриджи для верховой езды. Темные взъерошенные волосы герцога обрамляли его сияющее здоровьем загорелое лицо. Судя по всему, он уже успел прогуляться, наверное, ездил верхом вдоль скал.

Эванжелина в жизни не встречала такого красавца, правда, она видела не так уж много мужчин. Так что, возможно, он и уступает в чем-то лондонским денди, хотя, признаться, девушка сомневалась в этом.

Поймав себя на том, что не сводит с него глаз, Эванжелина потупилась.

– Что-то не так, мадам?

"Да! – хотелось крикнуть ей. – И ты тому причина! Мне больно смотреть на тебя! Я надеялась, что ты изменился, но этого не случилось. Я просто голову потеряла”.

Взяв себя в руки, Эванжелина холодно проговорила:

– Нет, все в порядке, ваша светлость. Просто я немного растерялась. – Она думала, что он засмеется.

Внезапно Эванжелина вспомнила, как завидовала тогда счастливице Мариссе, которой удалось выйти замуж за герцога. Впрочем, не так уж она была счастлива. Погибла, как слышала Эванжелина, в результате несчастного случая, когда ей было всего двадцать лет.

Она кокетливо посмотрела на герцога – почему-то ей вообще хотелось с ним кокетничать, это казалось таким естественным. И Эванжелина знала, что ему нравится, когда она так смотрит на него, потому что игривость во взоре обещала многое, правда, только обещала… Девушка пожала плечами, понимая, что, собственно, кокетничать ни к чему, поскольку ничего хорошего их впереди не ждет.

В ответ герцог наградил Эванжелину многозначительной улыбкой, словно сумел прочитать ее мысли. Что ж, он был прав. Почему бы не сказать ему? Глядя герцогу в глаза, Эванжелина игриво промолвила:

– Я подумала о том, что вы выглядите великолепно. Откинувшись на спинку стула, Ричард сложил руки на груди.

– Ну вот, порция типично французской откровенности. Благодарю за комплимент. Будь я дамой, я бы непременно прихорошился и попросил тебя выражаться поточнее, но я – мужчина, поэтому просто приму твою лесть. Однако мне хотелось бы знать, чем я обязан похвале?

Улыбка на лице Эванжелины погасла.

– Я чем-то смутил тебя? Думаю, что да, судя по тому, что шея твоя начала краснеть. Ну да ладно, садись за стол. Миссис Дент приготовила отменный завтрак – после него чувствуешь себя объевшимся.

Опустив глаза, Эванжелина села на стул, стоявший по правую руку от герцога. Девушка понимала, что Ричард привык к откровенной лести, к тому, что им все восторгались, возможно, даже сравнивали с божеством.

Нет, божеством он не был. Она вспомнила, как Хоучард показывал ей записки, в которых сообщалось о многочисленных любовных похождениях герцога. Ей захотелось сквозь землю провалиться.

Нет, похоже, ничего не выйдет. Герцог всегда будет смотреть на нее лишь как на плохо одетую бедную вдову, которая явилась в замок для того, чтобы наняться гувернанткой к его сыну. Вот только понравится ли она мальчику и захочет ли он постоянно видеть ее рядом с собой? А Ричард не должен знать о том, что нравится ей больше, чем позволяют приличия.

Улыбнувшись Эванжелине, Бэссик налил ей крепкого кофе, а затем, по кивку герцога, безмолвно вышел из комнаты.

Она была англичанкой, во всяком случае, считала себя таковой, и ей всегда хотелось забыть о своей французской половине. Но кое в чем англичане ее раздражали. К примеру, Эванжелина с детства терпеть не могла тяжелые английские завтраки. Однако следовало не забывать, зачем она здесь, помнить о проклятом Хоучарде, помнить его напутствия… Поэтому девушка положила себе на тарелку почки, омлет, куски лосося и бекона. А потом медленно, не желая привлекать внимания, отодвинула тарелку в сторону и принялась намазывать тост толстым слоем масла.

– Похоже, ты плохо спала, – неожиданно заявил Ричард. Эванжелина едва не подавилась бутербродом. Заставив себя медленно прожевать и проглотить его, девушка отпила глоток кофе и холодно улыбнулась.

– Вы ошибаетесь, ваша светлость. Разве можно плохо спать в такой замечательной комнате и на такой удобной постели?

– Думаю, люди вообще плохо спят на новом месте. А ты слышала эти странные звуки? Стоны и скрипы замка? Когда на канале разыгрывается шторм, начинаешь думать, что замок вот-вот развалится и тебя похоронит под кучей древних камней. Но не беспокойся, ты привыкнешь к шуму.

– Да, думаю, это не составит большого труда. Вы правы, я даже забыла и о стонах, и о звоне цепей. Ричард даже не улыбнулся.

– А ты всегда по утрам в подобном настроении? – спросил он, поигрывая вилкой. – Впечатление такое, что ты отгораживаешься от мира частоколом слов.

– Нет, не всегда, – буркнула Эванжелина. – Ну хорошо, раз уж ты настаиваешь. Я плохо спала, потому что опасаюсь, что за ночь ты изменишь решение и выставишь меня из замка, – призналась она. – Я не хочу голодать, ваша светлость.

– Нет, я не передумал, так что беспокоиться тебе не о чем, если только в этом причина твоего беспокойства.

– Рано утром ко мне приходила миссис Нидл, – сообщила девушка.

Вилка герцога с кусочком ветчины застыла в воздухе.

– Миссис Нидл? – оторопел он. – Странно, очень странно. Она почти не выходит из Северной башни. И чего же она хотела от тебя?

– Просто пожелала познакомиться со мной, кузиной Мариссы. Правда, миссис Нидл сказала нечто странное, но была добра ко мне.

– Она ведьма, – вымолвил Ричард.

– Миссис Роули сказала то же самое, но ведь она не злая ведьма. Миссис Нидл лечит больных.

– Пытается, во всяком случае. Вчера вечером она лечила своими снадобьями моего ливрейного лакея Джанипера. Я ничего не слышал, так что, думаю, он все еще дышит, – улыбнулся молодой человек. – Но ты съела только кусочек хлеба. Миссис Дент придет в ужас, если узнает, что ты отвергла ее стряпню. Давай же попробуй хотя бы почек, они восхитительны.

Девушка покосилась на почки, и ее передернуло от отвращения.

– Вы очень высокая, мадам, но слишком худая, разве только… – Ричард замолчал и выразительно посмотрел на ее грудь.

Эванжелина поняла, что он хотел сказать, и оценила его молчание. Похоже, он умел быть сдержанным. Правда, иногда Ричард бывал грубым, как ей уже было известно.

Что ж, подумала Эванжелина, интересно, как далеко он зайдет?

– Разве только “что”, ваша светлость? – елейным голосом спросила она.

– Я видел, как ты намазывала масло на хлеб, и, естественно, обратил внимание на твои пальцы. Они у тебя короткие и толстые. Извини, что я прямо говорю об этом, но ты же спрашивала. Да, с пальцами тебе не повезло. Интересно, почему они у тебя такие? Не от французов ли?

Эванжелине захотелось вскочить с места, схватить стул и запустить им в герцога.

– Короткие и толстые пальцы? – возмутилась она. – Но это же смешно! Ты же смотрел на мою.., нет, не буду говорить куда! Это невежливо! Ты наверняка рассмеешься, и от этого мне захочется провалиться сквозь землю. Но это невозможно, поэтому мне не остается ничего другого, как выслушивать твои насмешки.

Ричард не засмеялся, но Эванжелина понимала, что он едва сдерживает смех. Девушка опустила глаза на свои длинные белые пальцы.

– В общем, ты выставил меня дурой, – кивнула она. – Как ты считаешь, может ли миссис Нидл дать мне какого-нибудь снадобья, от которого мои короткие пальцы чуть удлинятся?

– Надо мне взглянуть на них поближе, тогда я пойму, – невозмутимо проговорил герцог. – Это не очень серьезный физический недостаток, к тому же я – человек терпимый. Все знают и ценят это. И ты отныне тоже.

Эванжелина открыла было рот, но промолчала. Положив локти на стол, Ричард наклонился к Эванжелине:

– А вам нравятся словесные дуэли, а, мадам?

– Да, – кивнула она. – Как и вам, ваша светлость. Вы прирожденный затейник и шутник. Вам отлично удаются розыгрыши, но еще посмотрим кто кого. Года через два я смогу устроить новую дуэль, и тогда увидим, кто под конец будет сидеть, опустив глаза на свои руки, не зная что сказать.

– Ну да? Ох, кстати, я забыл называть тебя Эванжелиной. Правда, обращение “мадам” торжественнее, так обычно называют настоятельниц монастырей, аббатис…

– Я никогда не была особенно религиозной, – призналась девушка.

Удивленно подняв брови, Ричард рассмеялся.

– Знаешь, посмотри-ка значение этого слова в словаре. В моей библиотеке есть отличный словарь. – Внезапно он нахмурился. – Правда, возможно, этого значения нет и там. Оно несколько.., необычное, не совсем подходящее для невинных женских ушек. Ладно, забудь об этом. Буду называть тебя просто Эванжелиной. Кстати, это имя как-нибудь сокращается?

– Мама называла меня Евой.

– Интересно. Тут же приходит на ум библейская Ева. Помнишь, что она сделала с беднягой Адамом? Это из-за нее его изгнали из Эдема, а ведь все началось с кокетливой улыбки, – покачал головой молодой человек. – Насколько я помню, она никогда не носила одежды, даже после того, как их прогнали из рая. Ей нравилось смотреть на него, доставляло удовольствие, когда у Адама буквально глаза лезли на лоб от ее вида, – не сомневаюсь, что так и было.