Текст книги "Розовая гавань"

Кэтрин Коултер
Розовая гавань

Catherine Coulter

ROSENHAVEN

Печатается с разрешения литературных агентств Trident Media Group, LLC и Andrew Nurnberg.

Серия «Очарование» основана в 1996 году

© Catherine Coulter, 1996

© Перевод. Е. В. Погосян, 1996

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

***

Кэтрин Коултэр – знаменитый автор многочисленных исторических любовных романов, ставших бестселлерами во многих странах мира.

***

Моему мужу – лучшему в мире парню.

Глава 1

Начало лета 1277 года. Восточная Англия.

Замок Оксборо.

Дом Фоука Трента, эрла Оксборо

Отец ее не любит, но он никогда бы так не поступил с ней, никогда.

«Этого не может быть», – убеждала она себя, не в силах отвести глаз от незнакомца. Казалось, даже воздух незримыми крыльями взметнулся над ним, хотя человек стоял молча и неподвижно. Он еще не стал вершителем судеб многочисленных обитателей замка Оксборо, но уже выглядел здесь хозяином.

Лицо – темное, суровое и невозмутимое. Яркий солнечный свет, врывавшийся в распахнутые двери главного зала, обрисовывал мощную фигуру. Укрывшись в тени на верхних ступенях каменной лестницы, она внимательно разглядывала незнакомца. Она бы предпочла не видеть его вообще и уж тем более здесь, в Оксборо. Однако теперь он в замке и, судя по виду, не собирается отсюда уезжать.

Глаза незнакомца поражали яркой синевой, напоминающей морскую гладь под ясным небом, и в то же время казались глазами старика, умудренного тяжким опытом. Даже издалека она чувствовала его физическую мощь, целеустремленность, самообладание и надменность. По ее мнению, такой вид и должен иметь приспешник дьявола.

Его превосходный серый плащ колыхался и морщился, хотя ветра не было и в помине. Ей почудился даже свист, с которым рассекает напряженную атмосферу зала черный кнут, обвитый вокруг его талии, хотя незнакомец продолжал стоять неподвижно, выжидая и осматриваясь.

Кроме этого кнута и огромного меча на широком кожаном поясе, другого оружия у него нет. Одет во все серое, даже обувь сшита из мягкой серой кожи. Тонкая шерстяная туника по цвету напоминала тусклое олово, из-под нее виднелась светло-серая рубаха, серые кожаные подвязки крест-накрест охватывали ноги.

Нет, отец не мог до такого додуматься. Незнакомец не мог быть тем, кого отец выбрал ей в мужья. Гастингс не испугалась, только встревожилась. Неужели она станет его женой, а он – ее супругом, ее повелителем? Нет, это смешно, ему больше подходит роль посланца дьявола или одного из загадочных призраков, обитавших на Авалоне[1]1
  Авалон – по кельтским мифам, остров вечной жизни на Западе, куда переправили смертельно раненного короля Артура. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть].

Неужели отец хочет сделать его продолжателем рода? Оставить ему свои богатства, земли и титулы, раз сам произвел на свет лишь ее, ничтожную женщину, ничего не значившую в мире, управляемом мужчинами? Какой с нее прок, кроме возможности устроить эту свадьбу, отдав ее мужчине, от одного вида которого душа уходит в пятки.

Значит, именно за него собирается выдать ее давний отцовский приятель Грилэм де Мортон? Лорд Грилэм и ее друг с тех времен, когда он подбрасывал в воздух семилетнюю малышку Гастингс, визжавшую от восторга. Неужели и Грилэм, верный друг семьи, тоже хочет отдать ее в лапы этого страшилища? Да, именно Грилэм, вошедший сейчас в зал, уверял, что его избранник – несгибаемый воин, заслуживающий почета и уважения, для которого незапятнанная честь важнее спасения души. Конечно, слова предназначались не для нее, однако Гастингс все слышала, укрывшись за высокой спинкой отцовского кресла. Это было два месяца назад. Увы, отец больше не восседает в своем кресле и давно не обедает в главном зале, слуги и рыцари не предлагают ему лучшие куски мяса. Теперь он даже не встает с постели и молится о том, чтобы его желудок удержал хотя бы те крохи, которые он смог проглотить.

Складки одежды на незнакомце опять шевельнулись, и Гастингс показалось, что она расслышала какой-то писк. Обитатели замка бестолково топтались в главном зале, гадая, что произойдет, если он станет их хозяином. Будет ли он беспощадным и жестоким? Начнет ли бить людей ради собственного удовольствия? Пустит ли в ход свой ужасный кнут, как сделал когда-то отец, заставший жену в постели сокольничего? Гастингс ненавидела все кнуты на свете.

Она вдруг снова услышала писк и, зажав рот, отодвинулась подальше в тень.

Незнакомец сунул под плащ руку и извлек зверька с пышным хвостом. Толпа собравшихся в зале испуганно зашепталась. Уж не дьявольское ли отродье? Нет, слава богу, не кот.

Это оказалась куница. Гибкая, темно-коричневая, с белоснежным пятном на подбородке и животе. У Гастингс есть отличная шуба из куньего меха. О, она готова спорить, что этому зверьку не нужно бояться стать чьей-нибудь шубой. По крайней мере до тех пор, пока о нем заботится его хозяин. Интересно, зачем прославленному воину живая куница?

А тот поднес зверька к лицу, внимательно посмотрел на него, серьезно кивнул и осторожно спрятал обратно.

Гастингс улыбнулась. Человек не может быть таким ужасным, если носит у сердца милое пушистое создание.

Подошедший Грилэм де Мортон хлопнул незнакомца по спине, как будто это самый обыкновенный человек и ничего более. Мужчина обернулся, и улыбка неожиданно преобразила его лицо. На какой-то миг он вдруг стал очень человечным, но улыбка тут же угасла, и Гастингс опять видела лишь мрачного незнакомца.

Эти двое были примерно одного роста, казались большими, просто огромными, занимали слишком много места, так что всем становилось тесно в их присутствии. Впрочем, девушка никогда не боялась Грилэма, хотя из рассказов отца знала, что он могучий воин и никакой враг не способен устоять перед ним. Отец сам видел, как Грилэм одним ударом рассек человека, а потом с тем же изяществом и силой зарубил еще троих. Правда, Гастингс сомневалась, что можно казаться изящным, рубя на куски другого человека.

– Грилэм, – раздался грубый и сильный голос незнакомца, – я уже забыл, когда в последний раз видел твою мерзкую рожу, которая так и напрашивается на оплеуху. У тебя все в порядке?

– Да, хотя вряд ли я заслужил то счастье, что ниспослано мне Господней милостью. А тебя предупреждаю. Не вздумай называть эту рожу мерзкой в присутствии моей жены. Она питает к ней слабость. Хотя жена моя невелика ростом, но может стать опасной, если ринется меня защищать.

– Да, эта леди не похожа на других, – ответил незнакомец. – Тебе известно, зачем я здесь.

– Конечно, – подтвердил Грилэм де Мортон. – Жаль, что Фоук Трент болен и не может приветствовать тебя должным образом. Гастингс тоже не мешало бы выйти поздороваться, но я ее что-то не вижу. Ладно, давай поужинаем, а потом я отведу тебя к нему.

– Я хочу увидеть его сейчас же и как можно скорее с этим покончить.

– Хорошо. – Грилэм кивнул слуге Торрику, настолько тощему, что Гастингс однажды в шутку испугалась, как бы его не унесло ветром, и велел проводить их наверх. – Наверное, ты хотел бы познакомиться и с его дочерью.

– Полагаю, это неизбежно.

Когда они скрылись из виду, Гастингс перевела дух. Сейчас у постели больного отца решится будущее. Ее и Оксборо. Может, незнакомец откажется. Она спустилась в зал и обратилась к трем десяткам толпившихся слуг:

– Этот господин приехал к лорду Фоуку. Нужно позаботиться об обеде.

Слуги шептались, прикрывая рот ладонями, будто опасаясь, что незнакомец может их услышать и наказать. Судя по всему, этот человек из той породы воинов, которые врываются в побежденный город, не испытывая к врагам ни малейшей жалости. Гастингс сказала, чтобы все слышали:

– Его зовут Северн Лэнгторн, барон Лугез. Он, лорд Грилэм и их люди останутся на обед. Макдир, вернись, пожалуйста, на кухню и как следует приправь свинину мятным соусом. Алиса, проследи, чтобы хлеб подали теплым, с хрустящей корочкой. Аллен, принеси то сладкое вино, которое нравится лорду Грилэму. – Замолчав, она сжала руки на груди и потом выпалила: – По-моему, лорд Северн приехал, чтобы взять меня в жены.

Она не стала вслушиваться в поднявшийся гомон, удивленная тем, что никто из челяди – от управляющего до кухонной девчонки – ничего не знал о госте и цели его появления. Превосходно сохраненная тайна. Гастингс и самой известно лишь то, что он недавно вернулся из Франции, что его старший брат убит, поместье разорено, крестьяне мрут от голода и все уничтожено безжалостными мародерами.

Да, он явился, чтобы жениться на ней, единственной наследнице Оксборо. Она слышала это, когда отец расспрашивал Грилэма, насколько Северн честен и силен. Тот превозносил его до небес, расписал, как сам король Эдуард повелел Северну ехать у его правого стремени на последнюю битву с сарацинами в Святой Земле, как он бился с Эдуардом на укреплениях Акры. Тогда Грилэм и сказал, что его зовут Северн.

– Да, Северн, – повторял он, потирая загрубевшие от меча ладони, – Северн, Серый Воин.

– Северн здесь, Фоук.

Фоук Трент, эрл Оксборо, хотел бы как следует разглядеть молодого человека, однако туман все плотнее застилал ему глаза, утром он даже не смог узнать лицо собственной дочери. Впрочем, это и к лучшему, слишком уж она походила на свою мать, а от этого воспоминания у эрла всякий раз начинались спазмы в животе. Боль стала невыносимой, теперь и смерть недалеко. Фоук примирился со смертью, хотя ненавидел ее. В такие моменты, как этот, он бы принял ее с радостью, но сначала необходимо покончить с земными обязанностями.

– Северн, – произнес он, сознавая, как беспомощно звучит его голос, и проклиная свое бессилие.

Молодой человек сжал его руку, однако это не причинило Фоуку боли. Он почувствовал, как горяча и сильна ладонь воина, который станет отныне связующим звеном между его прошлым и будущим, в жилах многих поколений новых воинов будет течь его кровь.

– Ты берешь в жены мою дочь?

– Да, я беру ее, – ответил Северн, – и благодарю за то, что твой выбор пал на меня.

– Она хорошенькая, Северн, – вмешался Грилэм, – и придется тебе по вкусу. Так же, как и ты ей.

– Но ты должен взять мое имя, – продолжал Фоук Трент, чувствуя, как вдруг закаменела рука молодого человека. – У меня нет сыновей, а я не желаю, чтобы мой род угас. Ты будешь владеть моими землями, поместьями, собирать подати, властвовать над моими вассалами. Ты будешь охранять три города, где тебе принадлежит большая часть земли, включая три укрепленных замка. Я богат почти так же, как сам король Эдуард, хотя предпочитал не болтать о своем богатстве, дабы не вызывать у него желание отобрать у меня часть владений. Итак, ты женишься на моей дочери.

– Но я не могу принять твое имя, Фоук Трент.

– Северн, – перебил его Грилэм, – тебе не нужно отказываться от своего родового имени. Оно весьма древнее, и ты можешь с гордостью его носить. Ты лишь присоединишь родовое имя Трентов к своему собственному. То есть тебя станут называть Северн Лэнгторн-Трент, барон Лугез, эрл Оксборо. Король Эдуард дал на то свое согласие и благословил ваш союз.

«Это должно сработать», – напряженно размышлял Фоук, в который раз досадуя на слепоту. Голос молодого человека казался глубоким и сильным, и Грилэм клялся, что Северн происходит от здоровых предков.

– Моя дочь произведет хорошее потомство, – сказал эрл. – Она прекрасно сложена, как и ее мать. Она молода, ей восемнадцать лет. Ты должен родить сыновей, Северн, много сыновей. Они станут продолжателями обоих наших родов, сохранив их для будущего.

Как ни странно, в этот момент Северн вспомнил про Марджори и словно наяву увидел волшебный блеск ее серебристых локонов, живой огонь синих глаз, сверкавших, когда она смеялась, и темневших в минуты страсти. За многие месяцы он впервые подумал о ней. А ведь еще больше времени прошло с тех пор, как ее выдали замуж за другого. Марджори осталась в далеком прошлом, и не следует позволять ей смущать его покой. Северн обратился к Фоуку:

– Грилэм сказал, что ее зовут Гастингс. Довольно странное имя и для мужчины, и для женщины.

Фоук хотел улыбнуться, но бессильные мускулы не сумели приподнять даже углы рта. Он чувствовал, как погружается в пучину вечного забвения, но пересилил себя.

– По традиции это имя носят все старшие дочери нашего рода. В честь победы норманнов[2]2
  Под Гастингсом 14 октября 1066 произошло сражение между войсками Вильгельма Завоевателя и английского короля Гарольда. Англичане были разбиты, и с этого времени в Англии началось правление норманнов.


[Закрыть] и нашего славного предка Даммона Трента, которому Вильгельм даровал эти земли в награду за верность и отвагу и, конечно, за сотню вассалов, сражавшихся на стороне Вильгельма. – Глаза эрла закрылись, казалось, он уже мертв, но прерывающимся от боли и слабости голосом он добавил: – Ступай и вернись сюда, когда будешь готов. Постарайся не терять времени.

– Дай мне пару часов.

Знаком приказав вошедшей женщине остаться с эрлом, Грилэм увлек Северна за собой.

– Если мы быстро разыщем Гастингс, то сможем управиться за пару часов, – на ходу заметил Грилэм. – Обычно она копается у себя в цветнике. Надо закончить все сегодня же. Боюсь, Фоук не доживет до рассвета.

– Как тебе угодно. Трист голоден. И прежде чем дать свое имя девице Гастингс, я должен его накормить. – Северн извлек куницу и прижал зверька к щеке. – Нет, не пытайся сожрать мою перчатку, Трист. Я дам тебе свинины. Никто из его сородичей не ест ничего, кроме крыс, мышей или цыплят. Но когда я сидел в темнице Луи Меллифона под Руаном, у Триста на обед было столько крыс, что их хватило бы на целый полк куниц. Ему даже не требовалось охотиться, он дожидался, пока какая-нибудь крыса подберется слишком близко, и хватал ее. Когда я сбежал из тюрьмы, Трист наотрез отказался от крыс. Я даже испугался, что он умрет от голода, но он начал есть свинину и яйца. Как ни странно, эта пища пошла ему впрок.

– Он только сейчас высунул мордочку, – заметил Грилэм. – Кажется, ему не очень понравилось в спальне Фоука.

– Он не забыл, как пахнет болезнь и смерть. Немногим из нас удалось выйти из темницы живыми.

– Зато теперь он может вдоволь есть свинину, – пробормотал Грилэм, задержавшись на винтовой лестнице. – Северн, я знаю Фоука и Гастингс десять лет. Гастингс была смышленой девчушкой и оправдала мои надежды. Отлично разбирается в травах, освоила искусство врачевания, образованна, воспитанна. И совершенно не похожа характером на мать. Лучшей наследницы Оксборо вряд ли можно желать: она прекрасно знает, как управлять таким владением. Дай мне слово, что станешь хорошо с ней обращаться.

– С тебя довольно и того, что я согласен взять ее в жены, – отчеканил Северн, – защитить от стервятников, которые уже наверняка летят сюда, прослышав о близкой смерти эрла. И содержать ее сыновей.

– Если бы не этот брак, тебе пришлось бы стать вассалом другого человека. И хотя ты остался бы по-прежнему бароном Лугезом, твои земли некому было бы возделывать.

– У меня ничего не осталось.

– Теперь у тебя будет достаточно денег, чтобы привести все в порядок. Ты получишь в жены Гастингс. Она присмотрит за Оксборо, когда тебе придется уехать в другие имения.

– А вот моя мать не смогла ни за чем присмотреть. Когда я вернулся в Лэнгторн, то обнаружил ее в помойной яме. От страха она не смела высунуться наружу. По-моему, она даже не узнала меня. Да и что взять с женщины с ее женским рассудком, который оказался во власти демонов. Она совершенно помешалась, Грилэм, и не в состоянии управлять Лэнгторном. С какой стати мне ожидать чего-то иного от твоей Гастингс? Или от любой другой женщины? Кстати, что ты имел в виду, когда уверял, что она не похожа на мать?

– Ее мать изменяла мужу. Фоук застал ее в постели сокольничего и забил кнутом до смерти. Гастингс совершенно не похожа на мать.

Тут Грилэм вспомнил про девицу, которую Северн некогда хотел взять в жены, про какую-то Марджори. Рассказал он об этом давно и, кажется, тогда еще на что-то надеялся. Вспоминает ли он о ней?

– Это мы увидим, – ответил Северн.

Он был суровым человеком, но справедливым, по крайней мере по отношению к другим мужчинам. Большего Грилэм все равно сделать не может. Кроме того, он скучал по жене и сыновьям и хотел поскорее вернуться к ним. Он надеялся, что Гастингс смирится с выбором отца. Хотя это и не имело особого значения.

Глава 2

Замок Седжвик

Ричард де Лючи гневно смотрел на испачканную кровавой рвотой ночную рубашку жены. Как бы он хотел, чтобы это был погребальный саван! Почему она никак не подохнет, черт бы ее побрал?! Она застонала и выгнулась от боли. Гладкое лицо покрылось страдальческими морщинами, открытый рот искривился.

С какой легкостью он мог бы придушить ее, если бы не священник, четверо женщин, суетившихся у кровати, да его собственный слуга, уже более трех часов не покидавший пропахшую смертью комнату.

Ричард знал, что Северн Лэнгторн уже рыщет вокруг Оксборо, знал обо всех переговорах и о том, что король Эдуард дал свое согласие. Но если бы у него в руках оказалась Гастингс Трент, то плевать он хотел даже на согласие римского папы. Победителем станет тот, кто первым овладеет ею и сделает своей женой.

Он с хрустом заломил пальцы. Нужно было подсыпать весь белый порошок. Тогда она наверняка тут же бы отдала Богу душу, а не уползла в эту спальню, где уже второй день валяется в собственных нечистотах.

А если бы она только пискнула, что ей не нравится вино, он попросту велел бы его выпить или силой влил ей в глотку. Она бубнила одну из своих невыносимых молитв, когда пила вино, в которое он всыпал чудесный порошок, добытый у цыганки. Взамен он отдал красную шаль, семь лет назад подаренную им невесте на свадьбу.

Вдруг она не умрет? Ричард так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев. Тогда он обязательно изловит цыганку и вздернет на первом же суку.

Она снова застонала и попыталась встать.

– Лежите тихо, дитя мое. Леди Джоан, лежите тихо.

Грудь умирающей заходила ходуном в поисках глотка воздуха. Ричард с ненавистью уставился на жену. Черт бы тебя побрал, сдохни же скорее!

И тут леди Джоан без нового приступа скончалась. Последний глоток воздуха покинул открытый рот, глаза широко распахнулись, невидящий взгляд остановился на лице мужа.

– Все кончено, милорд, – произнес священник и добавил: – Вот и все. Бедная леди ужасно страдала от заворота кишок, но зато теперь она вернулась к нашему Создателю, и ее бессмертная душа свободна от земных тягот. Мне очень жаль, милорд.

До Ричарда де Лючи вдруг дошло, что малый явно чего-то ждет. Чего? Что муж с рыданиями бросится на бездыханное тело?

– Готовьтесь к похоронам да уберите комнату, – приказал Ричард служанкам и, пересилив себя, на миг склонил голову у смертного одра жены.

Но через минуту он уже торопливо выскочил из спальни, едва не растоптав маленькую дочь Элизу, которая пряталась за креслом у двери. Она упала, придавленная креслом, однако Ричард этого даже не заметил.

Наконец-то сука умерла. Джоан Ротэм подохла. Ричард бежал по главному залу, зовя слуг. Ах, как мало рыцарей у него в замке. Ничего, очень скоро он наймет столько людей, что не сможет их счесть. Только надо поспешить. Этот чертов Северн Лэнгторн чересчур близко подобрался к Оксборо.

Не прошло еще и часу, как Ричард выехал из замка Седжвик, его боевой конь свеж и рвется в галоп, он мигом проскачет семнадцать миль, отделяющие Седжвик от замка Оксборо, что высился на берегу Северного моря.

Она выйдет замуж за дьявола в серой одежде. Через два часа. Нужно вернуться в замок, принять ванну, и служанки наденут на нее чудесное шелковое платье шафранового цвета, которое госпожа Агнес начала шить для Гастингс, когда той исполнилось двенадцать лет.

Нет, еще не пора. Она ехала верхом на своей Марелле, серой породистой лошадке со звездочкой во лбу, и гадала, не захочет ли этот человек забрать ее лошадь себе, ведь он, кажется, не признает иных цветов. Сегодня Гастингс обошлась без седла, лишь накинула уздечку на изящную голову Мареллы, вывела ее из конюшни на замковый двор и, легко вскочив на лошадь, проехала мимо Бимиса, оруженосца отца. Ему подчинялись три рыцаря с оруженосцами и пятьдесят солдат. Огромный двор был вытоптан дочиста, трава и деревья росли только в восточном углу, где находился яблоневый сад.

Бимис взмахнул рукой, хотел окликнуть ее, позвать назад, но ему помешал оружейник Скуибс. Гастингс осторожно миновала двор, запруженный женщинами, детьми и домашней скотиной, затем слегка тронула пятками бока лошади, проехала под решеткой ворот в восьмифутовой толщины стене и оказалась на подъемном мосту, перекинутом через глубокий ров, сделанный ее прапрадедом. Здесь она миновала еще одну стену, уже не такую мощную, как та, что защищала двор.

В двух милях отсюда находилось селение Оксборо, зажатое в излучине речушки Марксби, бегущей к Северному морю. Со временем селение превратилось в небольшой торговый город, защищенный собственными стенами и мощью замка Оксборо. Большей частью города владел ее отец. Не пройдет и двух часов, как это станет принадлежать Северну Лэнгторну.

Довольно мощная, хотя и не очень толстая стена защищала прилегавшие к замку угодья и город, к которому спускалась дорога, начинавшаяся за небольшой рощицей. Воздух радовал чистотой и свежестью, и Гастингс очень не хотелось сейчас встречаться ни с кем из горожан. Но когда ей радостно замахала дочь пекаря Эллен, она не смогла не ответить.

– Сегодня холодно, – сказала Эллен, похлопав лошадь по морде. – Мой па сказал, что вечером может налететь шторм.

– Вряд ли твой па испугается шторма и оставит без присмотра свои печи, – заметила Гастингс, и Эллен с готовностью расхохоталась. Она была милой шестнадцатилетней девочкой, худенькой и белозубой.

– Да, он вылезет из духовки, только когда ему совсем забьет нос пеплом. Ты выйдешь сегодня замуж, Гастингс?

– Да, – неохотно ответила та.

Час назад еще никто не знал, но раз Эллен спрашивает об этом, значит, новость уже облетела весь Оксборо.

– Я слышала, он видный мужчина и носит только серое. Может, даже красавец и сложен неплохо, как все воины?

Гастингс молча улыбнулась, глядя, как жена ювелира выбросила из верхнего окна кучу отбросов, и сказала:

– Мне пора возвращаться. Время не ждет.

Она проехала вдоль длинной стены, помахала людям отца, копошившимся на укреплениях, и направила Мареллу к берегу моря. Вода казалась темной и неспокойной, волны разбивались об утесы, служившие опорой твердыне Оксборо.

Холодный воздух обжигал легкие, кожу покалывали мельчайшие кристаллики соли. Ветер подхватил ее волосы, бросив тяжелые пряди в лицо. Чайки метались над волнами, карауля добычу, которую выбрасывали на песок неугомонные волны. Кулики, бакланы и поморники с воплями носились у нее над головой. Гастингс забыла прихватить для них угощение.

Теперь пора назад. Время не ждет. Она глубоко вздохнула, гадая, доведется ли ей снова приехать сюда, глотнуть вольного морского воздуха, послушать свист ветра, гулявшего в обломках скал, нагроможденных у подножия утесов.

Таггл, беря из рук Гастингс уздечку, тихонько шепнул ей на ухо:

– Лорд уже готов. Вас не смогли найти. Он не кричал, не ругался, говорил тихо, но всем ясно, что он недоволен. Он спрашивал у лорда Грилэма, не сбежали ли вы из дома, чтобы не выходить замуж. Лорд Грилэм уверял, что вы не настолько глупы.

– С какой стати кому-то могло прийти в голову, что я сбегу из дома? Я уже вернулась. Спасибо, Таггл. Позаботься о Марелле, она сильно устала.

Он искал ее? Но ведь из отпущенного времени у нее оставалось еще не менее часа. Она поспешила в главный зал, двери которого были распахнуты настежь, чтобы впустить под каменные своды немного тепла и света. Множество глаз смотрело в ее сторону, а перед ней, уперев руки в бока, стоял он.

– Ты и есть Гастингс Трент? Девица, которую я беру в жены?

Она испуганно молчала. И вдруг из-под туники Северна вылезла куница. Гастингс улыбнулась, протянув к зверьку руку.

– Не надо, он не всегда дружелюбен, может укусить.

Однако Трист и не думал кусать девицу, предназначенную хозяину в жены. Он довольно приподнял головку, когда она пощекотала белое пятнышко у него на подбородке, а потом так же внезапно опять спрятался под туникой.

– Да, я и есть Гастингс, – произнесла она, справившись с испугом. Если его не боится куница, то с какой стати ей трястись от ужаса. – А ты – Северн Лэнгторн. Человек, которого отец выбрал мне в мужья.

– Верно. От тебя пахнет лошадью, платье в грязи, а волосы в беспорядке, словно их кто-то нарочно растрепал. Иди к себе. Когда будешь готова, мы поженимся в опочивальне твоего отца.

– Была чрезвычайно рада с вами познакомиться! – крикнула Гастингс ему вслед. – Надеюсь, лорду Грилэму удалось обучить вас обхождению с дамами.

Северн застыл на месте, потом не спеша обернулся к ней и произнес:

– Тебе еще предстоит доказать, что ты не являешься дочерью своей матери. Может, тогда я и стану обращаться с тобой, как с леди. Ступай. Твой вид меня не радует.

Гастингс чуть не взорвалась от потока слов, просившихся наружу. Но тут из-за плеча хозяина снова выглянула куница. Зверек смотрел на нее, забавно покачивая головкой, и это было так уморительно, что Гастингс расхохоталась. Северн развернулся на месте и уставился на нее.

– Ты мне тоже не очень-то мил. Еще я ненавижу серое, – добавила Гастингс, убедившись, что он уже вне поля зрения, а возможно, и слуха.

Но в ответ кто-то рассмеялся. Неужели Северн Лэнгторн? Нет, это смеялся Грилэм де Мортон.

* * *

И вот она стоит у постели отца. Его глаза закрыты, дыхание частое, прерывистое.

– Отец, я здесь. Пора.

Открыв глаза, тот отшатнулся от нее, восклицая:

– Ты здесь? Ах, Жанет, ты здесь! Как ты сюда попала? Как?

– Я – Гастингс, отец, не Жанет. Я – не твоя жена. Я – твоя дочь. Твоя дочь!

Дыхание у него выровнялось, но он так и не поверил ей. Пелена замутила его глаза. Гастингс собирала васильки, отваривала, делала ему примочки, которые приносили лишь временное облегчение, и с каждым днем отец терял зрение. Вот он отвернулся, не желая разговаривать.

– Пришел отец Каррег, – прошептал Грилэм де Мортон.

– А мой жених?

– О да, соблаговолите обернуться, и увидите, что я здесь.

Обернувшись, Гастингс увидела, что он стоит рядом. Все в той же серой одежде, правда, уже без кнута и меча. Куница лежала на шее хозяина, словно пушистый воротник.

– Ты выглядишь немного лучше, – заметил он, смерив ее взглядом с головы до ног.

– Я не желаю, – выпалила Гастингс, вцепившись в бархатный рукав нарядного платья Грилэма. – Я не желаю выходить замуж. Кто он такой? Зачем он здесь? Разве нет иного способа?..

– Можете обращаться ко мне, мадам. Через несколько минут вы будете принадлежать мне, как и все остальное, даже платье и туфельки, что сейчас на вас надеты.

– Я вас не знаю. И хотела бы обождать.

– Это невозможно. Мы должны вступить в брак прежде, чем твой отец умрет. Есть много алчных людей, готовых захватить тебя и заставить выйти замуж силой. Твое единственное спасение – стать моей женой.

Гастингс уже тысячу раз слышала эти доводы. Отец с большим отвращением упоминал имя Ричарда де Лючи, который не на шутку испугал ее, когда она столкнулась с ним на прогулке два года назад.

– Ричард де Лючи женат, – сказала она, – для меня он не опасен.

– Жена его не остановит, – жестко произнес Северн. – Я думаю, она уже мертва.

– Я забью тебя до смерти кнутом, как забил твою мать, если ты сию же минуту не подчинишься. Начинайте обряд. – Фоук Трент нашел в себе силы приподняться на локтях и мрачно переводил взгляд с дочери на Северна Лэнгторна. – Начинайте обряд. Мой конец близок. Вы должны заключить союз, чтобы сохранить мои земли и родовое имя.

«А я при этом ничего не значу».

Отец игнорировал дочь с тех пор, как до смерти забил ее мать. От созерцания этого девочку избавили только хлопоты старой няни, но она не могла не слышать криков матери. Гастингс облизала пересохшие губы.

– Я готова, – вырвалось у нее, и она протянула руку жениху.

Отец Каррег не заставил себя ждать. Бормоча латинские фразы составленной им самим молитвы, он глядел то на Северна, то на Фоука Трента, и Гастингс заметила, что в спешке он даже пропускает некоторые части обряда. Едва прозвучали заключительные слова, эрл испустил дух. Отец Каррег облегченно вздохнул и отер пот со лба.

– Я уже отпустил ему грехи. Теперь мне остается лишь молиться за упокой его души. Можете прощаться с ним.

– Дело сделано, – произнес Северн и осторожно закрыл Фоуку глаза, ничего не видевшие в последние месяцы.

Гастингс в оцепенении смотрела на отца. Он лежит мертвый, а она вышла замуж. Что она должна сказать на прощание? Может, поблагодарить его за то, что отдал дочь человеку, который станет обращаться с нею не менее жестоко, чем он сам? Она заставила себя прикоснуться к щеке умершего и тут же отпрянула.

Куница, ни разу не показавшаяся за время церемонии, высунула мордочку, огляделась и недовольно заворчала.

– Куница не любит запах смерти, – объяснил Грилэм.

– Распорядись, чтобы позаботились о твоем отце, – приказал Северн, – потом иди в главный зал. И не забудь про свинину для Триста. Похоже, ему нравится, как ее готовит здешний повар.

– Милорд, – вмешался отец Каррег, – я уже оповестил всех, что вас теперь зовут Северн Лэнгторн-Трент, барон Лугез, эрл Оксборо.

– Дело не в имени. Главное, что я – их лорд. – С этими словами новый хозяин покинул спальню.

– Я верю ему, – заявил Грилэм, привлекая к себе Гастингс, – он хороший человек.

– Мой отец умер.

– О да, Гастингс, но ведь он прожил славную жизнь. И был моим другом. Нам всем будет его не хватать.

– Должна ли я возлечь с этим человеком в ночь смерти отца?

– Нет. Я поговорю с Северном, он не придет к тебе сегодня. Но послушай меня, Гастингс. Он – мужчина, воин, а теперь и лорд Оксборо. Он должен влить в тебя свое семя не только, чтобы защитить тебя, но и чтобы укрепить ваш союз. Так уж повелось. Ты сама это знаешь.

– Мне понравилась куница.

– Трист – ужасный пройдоха, хитрее многих людей. Северн говорит, ты его погладила, а он тебя не укусил. Мне же пришлось уговаривать его не один месяц, прежде чем я смог хотя бы прикоснуться к нему. Пусть теперь женщины обмоют Фоука, мы же пойдем в главный зал. Предстоит свадебный пир. Все надо сделать как положено.

– Сколько ему лет?

– Всего лишь двадцать пять. – Грилэм лукаво посмотрел на девушку, грея ее ледяные руки в своих. – Не такой старик, как я, мне ведь уже тридцать один.

Гастингс взглянула на отца, над которым уже хлопотали две женщины.

– Прощай, отец, – прошептала она и обернулась к Грилэму. – Я помню, хотя была совсем маленькой, как мама сказала мне, что отец обрадовался, когда я родилась первой. Было кому передать имя Гастингс и сохранить традицию. Но после меня не родилось ни одного мальчика. Наверное, поэтому он возненавидел меня.