Текст книги "Розовая гавань"

Глава 10

Такого она не могла вытерпеть. Внезапно его пальцы коснулись самых интимных мест, и Гастингс вскочила, отчего Трист метнулся на руку хозяина.

– Не сопротивляйся, Гастингс, я сейчас.

Внутри у нее все сжалось, но крем облегчил вторжение. Она не почувствовала боли, ей только казалось, что нечто огромное заполнило ее лоно. Гастингс зажмурилась, гадая, испытывает ли муж удовольствие от своих действий.

– Что ты чувствуешь, когда делаешь это со мной?

Он приоткрыл глаза, но не остановился, ибо даже мысль о задержке была невыносимой, и хрипло пробормотал:

– У меня нет слов.

Трист громко заверещал, однако Северн больше не обращал ни на что внимания. Как бы ему хотелось, чтобы Гастингс отвечала ему, обхватила его ногами. Нет, она просто лежит, ей все безразлично, она его ненавидит и не сопротивляется лишь оттого, что понимает безнадежность такой затеи.

Гастингс следила за выражением его лица, за тем, как он вдруг запрокинул голову и вскрикнул. Она почувствовала внутри теплую струю его семени, его судорожные конвульсии и, когда он наконец затих, спокойно произнесла:

– Ты – скотина. Ненавижу. Если на тебя опять набросится убийца, я уступлю ему дорогу. Если заболеешь, я предоставлю тебе лечиться самому. Оставь меня в покое, Северн. Я не искусна в любви, совершенно ее не хочу и даже недостаточно красива, чтобы тебе захотелось снова проделывать это со мною. И я молюсь, чтобы ты оставил в покое Алису. Она такого не заслужила. Ни одна женщина такого не заслужила.

Северн резко встал. Трист замер у плеча Гастингс, не сводя глаз с хозяина. Она побледнела, но кулаки у нее были сжаты. В этот момент раздался громкий стук.

– Кто там? – рявкнул Северн.

– Милорд, мы принесли ванну.

Выругавшись, он приоткрыл дверь, однако не позволил слугам войти и сам втащил ванну. Северн налил туда оставшуюся горячую воду, покосился на Гастингс, потом забрался в ванну, буркнув через плечо:

– Иди присмотри за моим ужином.

– Нет.

– Что ты сказала? – изумился он.

– Я сказала нет. Больше я ничего не стану для тебя делать. Ты не заслуживаешь моей заботы, как не заслуживаешь Оксборо. Милорд Грилэм и король Эдуард совершили ошибку. Может, отцу удалось тебя раскусить, он понял, что ты за человек. Я не желаю иметь с тобой никаких дел, Северн. Никаких.

– Ты сейчас подойдешь и вымоешь мне спину.

– Лучше я всажу в нее кинжал.

– Ты мне угрожаешь? Ты, женщина, смеешь мне угрожать? – Он в гневе хлопнул себя ладонью по лбу. – Я только что овладел тобой. Наверное, мне не стоило беспокоиться о креме, но я позаботился о тебе. Неужели ты никогда не научишься сдержанности, женщина?

Гастингс упрямо качнула головой и, согнувшись, поплелась за полотенцем и халатом. Она выглядела совершенно больной.

– У тебя нежное тело. Если бы ты придержала язык, если бы с охотой делала то, что я велю, мне не пришлось бы брать тебя силой и нам не понадобился бы крем. Ты можешь доставлять мужу радость, но предпочитаешь этого не понимать.

– Доставлять тебе радость? – Гастингс не верила своим ушам. Этому не поверит ни одна женщина, возлежавшая с мужчиной. – Ты прав, Северн. Я сама виновата, я думала, мне будет больно, потому что все это уже само по себе является наказанием. Конечно, ты выказал заботу, прихватив крем, но лучше бы показал, какой ты безжалостный, какой могучий воин и какое я ничтожество по сравнению с тобой. Неужели я и впрямь могу доставить тебе радость? Неужели я должна кричать от восторга, когда ты тащишь меня в постель, чтобы надругаться надо мной? – И она выскочила из комнаты.

– Не смей уходить, – рявкнул Северн.

Но Гастингс даже не обернулась, и он медленно погрузился в воду. Ему пришлось мыться самому. Единственное оказавшееся под рукой полотенце было уже мокрым, и, кое-как утершись, Северн начал одеваться. Трист следил за хозяином преданными темными глазками.

– Она меня отталкивает, Трист, хотя я не причинял ей зла. Ты сам видел. Она лежала, словно великомученица, мягкая, теплая, податливая, но она была не со мной, Трист. А ведь я не собирался жениться. У нас все шло как нельзя лучше, пока мы не вернулись в разоренный Лэнгторн. Ты знаешь, мне была необходима богатая невеста. Зато теперь я обзавелся всем, о чем мечтает каждый мужчина. Я знатен, богат. А что такое жена? Лишняя обуза, и больше ничего. Я и впредь буду спать с нею, пусть себе лежит неподвижно. Она всего лишь женщина, Трист, моя супруга и должна слушаться. Она окатила меня водой только за то, что я взглянул на грудь Алисы, но ты сам видел, как она трясла ею перед моим носом. А потом даже эта девка пошла против меня, заявила, что я лишь мужчина, а они давние подруги. Какая глупость. Да, я – мужчина. Что еще за «лишь мужчина»? Мужчина есть мужчина, а не какое-то «лишь», о чем бы она там ни думала. К тому же я не безродный крестьянин, а их хозяин. Что же у нас получается, Трист? Конечно, я мог бы обойтись с нею поласковее, только вряд ли от этого будет прок. Она меня ненавидит, обзывает скотиной. Я спас ее от Ричарда де Лючи. Ну, может, и не совсем, но если бы тот негодяй не ранил меня, я мог бы выследить его хозяина. Черт побери, Трист, что я такого сделал, чем заслужил все эти упреки?

Выругавшись, Северн натянул чистую темно-серую тунику. Неповоротливый оруженосец Марк давно бы мог одеть хозяина. Марк послушен, никогда ему не возражает, не ругает всякими словами. Нет, с Гастингс нужно что-то делать. Только сначала решить, что именно.

Гастингс в это время занималась травами в своей комнате, выбросив из головы все мысли о Северне и сосредоточившись только на цветах и стеблях, рассыпанных перед нею на столе.

– Ты должна поесть, Гастингс, – сказала вошедшая Агнес, неся поднос. – Не хочу, чтобы ты отощала из-за того, что не способна управиться с мужем.

От неожиданности та даже выронила наперстянку с роскошной гроздью цветов.

– А знаешь, – ответила она, наклоняясь за растением, – друиды считали наперстянку своим цветком. Вроде бы по форме она походила на их головные уборы.

– Довольно, Гастингс. Ты прячешься за своими травами и историями всякий раз, когда хочешь отвлечься или сбить с толку других, особенно если боишься услышать что-то неприятное. Уверена, тебе хватает наглости так же морочить голову и лорду Северну. Он пытается с тобой договориться, а ты отвечаешь небылицей про цветы. Что ты возишься с наперстянкой? Какая от нее польза?

– Она красивая.

– Послушай меня. – Агнес старательно расправила одеяло на кровати. – Все в Оксборо знают, что Северн взял тебя силой. Алиса рассказала об этом даже сокольничему Эрику, а ведь у того язык без костей. За ужином не было слышно ни шуток, ни смеха, ни даже громких разговоров. Люди Северна пытались вести себя как обычно, но им отвечали гробовым молчанием. Будто у нас кто-то умер.

– Это Северн поручил уговорить меня? – спросила Гастингс.

– О нет. Твой муж собирается покинуть Оксборо. Замок у нас, конечно, не из маленьких, Северн теперь человек богатый, да только мало ему в том радости. Ел неохотно, едва перебросился словом с Элизой, а эта куница все лежала да глядела на него, как на больного.

– Вот тебе доказательство. Ты считаешь меня виноватой, но Тристу лучше известно, какой у него жестокий, похотливый хозяин…

– Будь ты поменьше, я бы тебя отшлепала. К несчастью, ты уже выросла, стала хозяйкой Оксборо и еще трех замков, которыми теперь правит лорд Северн. Послушай хорошенько, Гастингс. Ты женщина и не дура, но, по словам Алисы, даже не подумала расположить к себе мужа. Она чуть сквозь землю не провалилась, глядя, как ты оскорбляешь его ни за что и гневишь до тех пор, пока ему остается только наказать тебя. И он, конечно, это делает. Тебе было очень больно?

Гастингс замерла. Она еще не избавилась от какого-то непонятного ощущения внизу живота. Мужчина ворвался в нее, использовал ее, мерил ей таз и бедра, прикидывая, способна ли она рожать. Ублюдок! Если бы Агнес об этом знала, то не стала бы ее обвинять. А она несправедливо отругала Гастингс, как девчонку. Конечно, она не виновата в том, как обращается со своей женой молодой муж.

– Нет, совсем не больно, но это не меняет дела. Очевидно, Алиса не говорила, что Северн едва не овладел ею прямо у меня на глазах?

Агнес засмеялась. Она смеялась.

– Ну да, говорила. Ей показалось, ты ушла за ширму одеваться. Она снимала с него сапоги и наклонилась, Северн увидел ее грудь, и она дала понять, что может позабавиться с ним, если он захочет. Что здесь такого, Гастингс? Алиса – милая, ладная девушка.

– Но Северн – мой муж.

– Оставь в покое свои травы, садись на кровать и внимательно слушай.

В дверь тихонько постучали.

– Войдите, – откликнулась Гастингс.

Такой мрачной Алису, пожалуй, никогда не видели. Она украдкой покосилась на Агнес, и та сказала:

– Помоги научить кое-чему нашу хозяйку.

– Гастингс? – Алиса мигом воспрянула духом. – С тобой все в порядке? Он тебя не бил?

Гастингс недоуменно глядела на обеих женщин. Значит, если он ее не бил, то его не в чем винить?

– Он меня унизил.

– Унизил? – переспросила Агнес. – Да мужчины давно взяли это себе за правило. Что именно сделал с тобою лорд Северн?

– Он измерял меня пальцами, чтобы узнать, легко ли я буду рожать.

– Конечно, он должен знать, чтобы зря не беспокоиться о тебе. Ему нужен сын, и как можно быстрее, Гастингс, он не хотел тебя унизить, просто желал убедиться, что ты не умрешь от родов. Что здесь унизительного? И все?

– Он протянул руку, чтобы взять Алису за грудь, но сдержался.

– Вот именно, ты же стояла рядом. Знаешь, Гастингс, по-моему, ты напрасно обижаешь своего мужа.

Та поперхнулась, закашлялась, достала горсть каких-то цветов и старательно разжевала их. Алиса легонько погладила ее по руке:

– Мужчины не способны мыслить и чувствовать так же ясно, как женщины. Им нравится драться, есть, пить и заниматься любовью, когда приспичит. Мало кого из них интересует еще что-то.

– Хорошо сказано, – кивнула Агнес. – Ты сама все испортила, Гастингс. Получив обыкновенного мужчину, которого могла бы по своему желанию водить за нос, ты вместо этого устраиваешь с ним кулачные бои, пререкаешься, кричишь и задираешь нос. Лучше бы хоть раз просто улыбнулась.

Гастингс схватила новую горсть розовых лепестков.

– Клянусь всеми святыми, он даже не поцеловал меня. Я ему противна. Он думает, что я совсем обыкновенная, ну, может, не совсем, поскольку богатая невеста.

– Необыкновенная богатая невеста? – удивилась Алиса. – Что это значит?

– Раньше он считал, что богатая невеста обязательно должна быть уродкой. Хотя ко мне это не относится, я все равно ему не понравилась, даже когда спасла жизнь. Спать со мною для него только обязанность, не более. Ты ошибаешься, Алиса, он не желает заниматься со мной любовью.

– Ах, ах, – фыркнула Агнес.

– В чем дело?

– А в том, – со сдержанным гневом ответила Алиса. – Ты просто разозлилась, ведь он не шаркал перед тобою ножкой. Настоящий мужчина, воин, как он, никогда не скажет женщине, что она храбрая и мужественная, что он ставит ее выше всех других. Мужчины на такое не способны.

– Вот именно, – подхватила Агнес. – Достаточно было раны, чтобы уязвить его душу и мужское достоинство. К тому же спасла его женщина. Алиса верно подметила: мужчина с его характером вряд ли с таким смирится.

– От ваших речей голова идет кругом. – Гастингс принялась за очередную порцию розовых лепестков.

– А потом ты еще вылечила его.

– Конечно, трудно придумать более ужасное преступление. Может, вместо этого следовало целовать ему ноги? Или покорно склониться перед ним и позволить надеть себе на шею ярмо?

– Перестань, Гастингс! Лучше ешь баранину. Розовые лепестки – хорошая еда, но тебе полезнее стряпня Макдира.

Нянька решительно кивнула в сторону кровати, и Гастингс осталось только молча сесть и взять у Алисы поднос.

– Ешь и слушай нас, – приказала Агнес. – Если чего не поймешь, спроси. Алиса, как, по-твоему, не позвать ли нам Беллу, она сейчас в зале. Никто не знает мужчин лучше ее.

Гастингс удивленно раскрыла глаза. Ведь Белла такая старая, толстая, почти беззубая. Правда, волосы еще густые, их едва тронула седина. Она четыре раза была замужем, и все мужья умерли. Теперь на нее засматривается кузнец Моррик, при этом все начинают шептаться и хихикать, что очень смущало Гастингс.

– Позовем Беллу, если в этом будет необходимость, – решила Агнес.

– Ладно, – согласилась Алиса, – она наверняка строит глазки Моррику. Он обалдел от счастья: рот не закрывается, глаза смотрят в разные стороны. Похоже, ночью они хорошенько позабавятся. Не завидую тому, кто утром приведет подковать лошадь. Как бы Моррик не перепутал конскую ногу с чем-нибудь другим. Не позднее осени он станет пятым мужем Беллы.

Гастингс жевала превосходную тушеную баранину с соусом из лука и гороха. И посолена она в меру.

– Макдир добавил шалфея, он придает мясу очень приятный вкус.

Алиса безмолвно закатила глаза, а нянька повторила:

– Белла может обождать. Ну, Гастингс, тебе вот что нужно делать. Нет, жуй баранину, не хочу слушать твои возражения. Насчет шалфея ты права.

Спустя час Гастингс наконец оставили в покое, и она сидела, тупо уставившись на стену, где висело два гобелена: на одном был вышит королевский пир, на другом – рыцарский турнир. В углу второго гобелена виден кубок отвара из листьев и цветов огуречной травы. Считалось, что этот напиток придает отвагу рыцарю, готовящемуся к поединку. Можно было даже различить буквы на кубке: b-o-r-a-g-e[4]4
  Огуречная трава (англ.).


[Закрыть].

И что же ей делать? Стать мягкой, отлично выделанной подстилкой, чтобы о нее вытирали ноги? Улыбаться, когда муж походя оскорбит ее? Не замечать, как он глазеет на Алису? Разрешать ему без стеснения тащить в постель других женщин? С радостью отдаваться, когда он бросится на нее, как дикий зверь?

Нет, она убьет его.

Северн так и не пришел. Гастингс долго лежала без сна и думала, думала… Неужели именно она не права? Ведь Алиса медленно внушала ей, словно полной идиотке:

– Можно получить огромное удовольствие от близости с мужчиной. Только он должен иметь опыт и делать все осторожно, не торопясь. Я спрашивала Гвента, и тот сказал, что обычно хозяин внимателен к женщинам, ласкает и дразнит их, пока они сами не захотят его. И Гвент не понимает, с какой стати вы готовы перегрызть друг другу глотку. Он считает, что все дело в твоей излишней заносчивости. Этим ты вряд ли радуешь мужа.

Северн внимателен к женщинам? Не может быть. Как не может быть и того, что все в замке обсуждают ее отношения с мужем. Не хватает только, чтобы Агнес осталась с ними в спальне, дабы лично убедиться, как молодые относятся друг к другу.

Черт бы их всех побрал. Может, вообще лечь прямо на столе в зале, чтобы ими любовались все желающие, давали советы, подсказывали ей, как лучше повернуться, чтобы Северн получил большее удовольствие? У Гастингс не укладывалось в голове, что женщина тоже может получать удовольствие.

И она не была слишком заносчивой.

Не была.

Глава 11

Гастингс проснулась от шума, доносившегося с замкового двора, живо соскочила с кровати и глянула в окно. Внизу собрался отряд из двух десятков воинов – половина из Оксборо, половина из Лэнгторна. Их возглавлял Северн в блестящих на солнце латах. Куда это они? Муж так и не пришел ночью в спальню. Ни слова ей не сказал.

Кое-как одевшись, Гастингс помчалась вниз. Гвент разговаривал с управляющим, отдавая приказания ему и трем десяткам воинов, оставшимся в замке. Увидев ее, он улыбнулся:

– Северн отправился принимать клятву верности от других вассалов. Он хочет убедиться, что там не возникнет осложнений, что все готовы признать его новым хозяином.

– Мне полагается ехать с ним. Так принято, меня будут ждать.

– Он пожелал ехать один, и никто не удивился, кроме вас. К тому же он вам не нравится.

– Есть определенные правила, и мое отношение здесь ни при чем.

– Северну было угодно ехать одному.

– Вовсе я не заносчивая, Гвент.

– Возможно.

– Когда он вернется?

– Недели через две.

– Он собирался в Лэнгторн?

– Пока нет. Есть вещи более важные. – Гвент невольно покосился на свою руку.

Во время упражнений он неудачно упал и поранился собственным мечом. Сам виноват.

– Дай-ка посмотреть, Гвент.

Он удивился, но тут же понял, что она тоже глядит на его руку, замотанную грязной тряпкой.

– Пустяки, – возразил он. – Я должен присматривать за людьми. Так пожелал Северн.

Гастингс толкнула его обратно на скамью:

– Никуда не уйдешь, пока я не погляжу, отчего она воспалилась. Мне вовсе не хочется, чтобы ты умер, а это часто случается при открытых ранах. Что-то происходит с кровью, и она разносит яд по всему телу. Не шевелись, Гвент.

Тому оставалось лишь терпеть, пока Гастингс обрабатывала и перевязывала рану, оказавшуюся довольно глубокой и болезненной.

– Гвент, я буду менять повязку каждый вечер, пока рана не затянется, но все-таки старайся ее не пачкать. Если ты меня не послушаешь, то наверняка умрешь.

Гвент хотел возразить, что все женщины считают любую царапину смертельно опасной, но промолчал. Мужчины слишком часто погибали от ран. Но Гастингс была хозяйкой Оксборо и женой Северна, он испытывал к ней расположение. И он первый раз в жизни видел хозяина растерянным. Северн признался, что, когда он пригрозил избить жену, чтобы научить кротости, та обещала подмешать ему зелья, от которого начнется водянка. А кому это понравится?

– Спасибо, Гастингс, – улыбнулся он. – За Северна не беспокойтесь. Если в дороге случатся неприятности, он даст мне знать. И раз уж вы взялись лечить мою руку, придется с вами согласиться. Я не уверен, что вы заносчивы.

– Не испачкай повязку, Гвент.

– Хорошо. – Он взглянул на стоявшего поблизости Торрика. – А вот и наш червяк. Приполз в главный зал разнюхать, не догадался ли я, что он – поганый вор. Клянусь зубами святого Андрея, больше всего на свете я ненавижу воров.

Торрик – вор? Но отец полностью ему доверял. Их богатство умножалось, имения процветали. Раз Гвент считает, что Торрик воровал, значит, и Северн того же мнения. Гастингс никогда не обращала особого внимания на дела Торрика, знала только, что управляющий хорошо выполняет свои обязанности, приветлив с жителями Оксборо, а если выглядит чересчур мрачным, так разве это важно? Наверное, ей все же следовало за ним присматривать.

Северн отсутствовал уже вторую неделю, когда однажды с крепостной стены раздался крик Аларта, увидевшего вдали конный отряд. Поскольку замок Оксборо господствовал над местностью, из него открывался вид на многие мили вокруг.

Гастингс первая различила цвета королевского штандарта. Конечно, сам Эдуард не станет наносить им визит, тем не менее она решила переодеться, взять Элизу и ждать гостей у ворот.

Оказывается, приехал Роберт Барнелл, канцлер Англии, секретарь и главный советник короля Эдуарда. Наездником он был никудышным и выглядел так, словно по дороге ему переломали все кости, хотя от Лондона до Оксборо лишь три дня пути. Рядом с канцлером на гнедой лошадке ехала красавица в белоснежном головном уборе и бледно-зеленом платье, рукава которого свисали почти до земли. Она была молода, всего лет на пять старше Гастингс, и превосходно держалась в седле. Барнелл кое-как сполз с коня, приосанился, взглянул на хозяйку Оксборо и милостиво кивнул.

– Миледи, – с улыбкой начал канцлер, поскольку знал Гастингс с рождения, хотя за последние десять лет виделся с нею очень редко, – представляю вам леди Марджори, вдову сэра Марка Аутбрайта. Король Эдуард возложил на нее заботу об Элизе Седжвик. Это и есть та девочка?

Малышка испуганно прижалась к Гастингс.

– Элиза, дорогая, этот человек служит нашему королю и приехал сюда не для того, чтобы мучить тебя.

– Что с нею? – удивился Барнелл, косясь на девочку, судорожно цеплявшуюся за ногу Гастингс.

– Отец бил ее, а мать целыми днями заставляла молиться, стоя на коленях. Сейчас она уже немного пришла в себя, но ей нужно время, чтобы привыкнуть к вам.

– Ах, девочка моя, – воскликнула леди Марджори и, не обращая внимания на грязь, встала на колени и заглянула в глаза Элизы. – Мы с тобой станем большими друзьями. И ты можешь звать меня просто Марджори, – сказала она, вытаскивая из кармана завернутый в платок миндаль. – Только один, Элиза, тогда его хватит надолго.

Девочка робко взяла орех, внимательно оглядела и сунула в рот, зажмурившись от удовольствия. Марджори улыбнулась и встала.

– Вы и есть Гастингс Оксборо?

– Да. Вы довольно быстро приехали.

– Мы пробудем здесь до утра, Гастингс, и отправимся в Седжвик, – вставил Барнелл. – Леди Марджори назначена опекуном ребенка. А где лорд Северн?

– Объезжает другие замки.

За вечерней трапезой место хозяина занял Роберт Барнелл, а на месте Элизы сидела Марджори, держа малышку на руках.

– Какая худая, – заметила гостья.

– Видели бы вы ее, когда она приехала в Оксборо.

– Все это кажется мне чрезвычайно странным. Надеюсь, дела в Седжвике наладятся.

«Значит, меня считают той ведьмой, которая морила голодом бедного ребенка». Гастингс про себя восставала против возвращения Элизы в Седжвик. Ведь там находится Бил. Когда затянувшийся обед подошел к концу, Гастингс все же решилась посвятить в это Барнелла. Он ненадолго задумался и сказал:

– Я велю повесить эту женщину, и мы избавимся от неприятностей. Она ведь угрожала тебе, Гастингс?

– Да, угрожала, но быть за это повешенной, сэр… Нельзя ли просто оставить Элизу в Оксборо? Со стороны леди Марджори было очень любезно приехать сюда, однако я сама могла бы заботиться об Элизе до того, как она выйдет замуж. А Северн присмотрит за ее владениями.

– Сожалею, но Его Величеству было угодно решить именно так. Ты сама недавно вышла замуж, у вас с Северном будут собственные дети, зачем возиться еще и с чужим ребенком?

– Я люблю девочку. Она столько натерпелась. Вряд ли она будет счастлива, если вернется в Седжвик с незнакомым человеком. Пожалуйста, сэр…

– Гастингс, ты не понимаешь. У Его Величества есть долг перед сэром Аутбрайтом. Четыре года назад они бились рука об руку, прорываясь в Иерусалиме сквозь засаду. А полгода назад он пал в стычке с соседом, оставив ни с чем свою жену леди Марджори. Назначая ее опекуншей, Его Величество таким образом возвращает долг сэру Аутбрайту.

– Но она еще так молода.

– Тебе самой восемнадцать, Гастингс, а леди Марджори – двадцать три. Перестань. Думай лучше о собственных делах. – Барнелл поднес к губам кубок и сделал большой глоток. – Если не ошибаюсь, вино лорда Грилэма.

– Да, налить вам еще, сэр?

Барнелл охотно выпил.

– Хотя я надеялся увидеть Северна, он поступил мудро, решив побыстрее осмотреть владения. Странно только, что ты не поехала вместе с ним.

– Он не пожелал взять меня с собой.

– Он тебе нравится, Гастингс?

– На вид он самый отважный воин на свете. Честно говоря, сэр, ему не понравилась я. Но ведь многие мужья не в восторге от своих жен. И я тоже не люблю его.

– Вы оба еще молоды, – равнодушно отмахнулся канцлер. – Все переменится. Когда станешь матерью, увидишь его в ином свете. Значит, Ричард де Лючи отравил жену, чтобы иметь возможность жениться на тебе, но опоздал, потому что она скончалась недостаточно быстро?

– Так говорят. Лорд Грилэм сообщил, что он поскользнулся на кроличьих костях, разбил голову и умер.

– Превосходно. Из тебя получилась замечательная хозяйка, Гастингс. Ты приветлива и хлебосольна, замок чистый и ухоженный. Вам с Северном надо брать пример с наших благословенных короля и королевы. Их взаимная любовь – одна из немногих постоянных вещей в теперешнем хаосе и падении нравов. Не печалься, Гастингс. Ты еще полюбишь своего мужа, как тому и положено быть.

Неужели все хотят видеть ее овцой в женском платье?

– А Северн? Что он должен делать, сэр?

– Он – сильный и здоровый молодой человек. Он научит тебя наслаждаться жизнью и смеяться.

Гастингс пригубила аквитанское вино, которое растеклось огнем по жилам и улучшило ей настроение. Она снова улыбнулась, хотя Роберт Барнелл и твердил, что именно она должна изменить свои привычки, а не Северн.

– Вы погостите в Оксборо, сэр?

– Завтра я должен привезти ребенка и леди Марджори в Седжвик. А с этой Бил я поступлю, как с буйно помешанной, ибо таковой она и является, раз чуть не убила девочку. Не беспокойся об Элизе. Взгляни, она улыбается и держит Марджори за руку.

Да, Элиза без сожаления променяла ее на Марджори. Гастингс чувствовала ревность к этой красавице и, хотя ей было неловко за свои чувства, ничего не могла с собой поделать. Почему Элиза так легко с ней расстается?

Спустя три дня, то есть ровно через две недели, Северн вернулся в Оксборо. Гастингс видела, как отряд проезжает через ворота, а дети и животные бросаются врассыпную. Вот муж спешился и кинул поводья оруженосцу Марку, который начал похлопывать боевого коня по шее и беседовать с ним, как полагала Гастингс, о морковке с ее огорода. Марк ей нравился. Особенно потому, что никогда не решался с нею заговорить.

Северн был без шлема, его полированные латы блестели под ярким солнцем. Когда муж взглянул на нее, Гастингс сразу заметила, как он устал, но ярко-синие глаза сверкали по-прежнему. Она вспомнила наставления Агнес, которым охотно вторила Алиса:

«Когда твой лорд вернется, ты встретишь его с улыбкой и позаботишься о нем. Покажешь, что он тебе небезразличен, можешь даже поцеловать его, хотя, зная тебя, боюсь, ты скривишь рот и покажешься ему кислым яблоком».

Поцеловать его. Гастингс все время думала об этом. Конечно, она сможет. А если Северн оттолкнет ее? Если презрительно засмеется или скажет, что она ему надоела?

– Северн!

Тот начал оглядываться по сторонам, не понимая, кто его зовет, и вдруг открыл рот от удивления. Гастингс засмеялась и бросилась ему навстречу:

– Я так рада, что ты наконец дома.

Она повисла у него на шее, гадая, не сразит ли его наповал, и провисела так, пока Северн нерешительно, а потом вдруг изо всех сил не прижал ее к себе.

– Я так рада, – повторила Гастингс, чмокнув мужа в шею и в правое ухо. – Я скучала по тебе, столько времени мы провели в разлуке. Целых две недели. Добро пожаловать домой, милорд! – И она поцеловала его в щеку, совсем близко от губ.

Объятия несколько ослабели, и Северн легко опустил жену на землю, вглядываясь в эти проклятущие глаза, сиявшие радостью, не таившие никаких подвохов. Да, Гастингс искренне рада, ведь он не слепой и не дурак. Она даже слегка порозовела от смущения.

– Что ты натворила? – спросил он, не отпуская ее. – Убила кого-то из моих людей? Невзначай отравила слугу? Или Макдир приготовил на обед козу Джильберту, спутав ее с цыпленком? А когда эту чертову козу подали на серебряном блюде, не держала ли она во рту непрожеванную рукавицу?

– Нет! – засмеялась Гастингс, прижимаясь к его груди. – Я просто соскучилась. А ты? Хоть немножко?

– Ну, совсем немножко. Я покинул Оксборо не очень-то веселым, да и потом чувствовал себя не лучше.

– Я очень сожалею. Идем, милорд. Я припасла для тебя отличное вино и чудесного каплуна, фаршированного миндалем. Попробуй и сразу поймешь, что это вовсе не старушка Джильберта. – Она встала на цыпочки и решительно поцеловала его в губы.

Гастингс немного промахнулась, но все-таки попала куда надо. Губы Северна оказались теплыми и мягкими, чего она совершенно не ожидала, и, когда поцелуй кончился, даже засомневалась в этом.

– Нет, ты кого-то прибила, верно? – Северн продолжал смотреть на ее рот. – Или повесила нашего капеллана. Или спалила оружейную. Или уничтожила все припасы на зиму.

Она поцеловала его снова. Ведь он просто шутит. Поцеловала еще раз. Зря она сомневалась.

– Гастингс, – прошептал он и услышал, как смеются его люди, улыбалась и стоявшая на крыльце Агнес. – Хочешь, чтобы я взял тебя прямо здесь?

– Нет, я просто решила устроить тебе подобающую встречу. А ты меня не поцелуешь, Северн? Ведь я сейчас целовалась впервые и понятия не имею, как это делают. Но твои губы оказались такими приятными.

Вздрогнув, Северн прижал ее к себе и поцеловал, вложив в этот поцелуй всю накопившуюся страсть. Он почувствовал, что Гастингс удивлена, даже потрясена. Нет, не возмущена, а именно потрясена. Наверное, он перестарался, ведь ее никто еще не целовал так, как он. Сдержав пыл, он принялся нежно ласкать ее языком.

Гастингс издала какой-то непонятный звук.

– Не думай, что мне это не нравится, Северн, но ты уверен, что целуются именно так?

– Есть много вещей, которыми занимаются мужчина и женщина и которые поначалу тоже кажутся странными, Гастингс. Но обещаю, завтра ты этого уже не скажешь.

Тем временем на дворе поднялся настоящий гвалт, люди смеялись и шутили.

– Мы дали им повод, и вечером они уморят меня советами. Я не знаю причин твоей перемены, Гастингс, но принимаю ее.

Она засмеялась и, отпихнув его, крикнула остальным:

– Ступайте в главный зал, там приготовлен для вас настоящий пир, – и добавила мужу на ухо: – Если ты зайдешь в спальню, я помогу тебе мыться.

До этого момента Северн чувствовал себя таким уставшим, что мечтал лишь поскорее слезть с коня, а теперь он готов немедленно схватить ее в охапку, унести в их комнату, сорвать с нее одежду и…

– Милорд, добро пожаловать домой.

Он тряхнул головой. Окружающие засмеялись еще громче, но его повелительный голос перекрыл этот шум:

– Да, Гвент, приятно вернуться домой. Судя по твоей глупой улыбке, все здесь шло хорошо. А ты, Бимис, помогал обучать этих неотесанных деревенщин?

Бимис с Гвентом шутливо толкали друг друга, и Северна радовало, что они так подружились.

Неожиданно вспомнилась молоденькая девушка из Фонтиваля, расположенного в трех днях езды от Оксборо. Она была моложе Гастингс, но много опытнее иных женщин, с которыми Северн имел дело в Святой Земле. Как она лежала, поджидая его, улыбалась, тянула к нему руки, говорила о его мужской силе и доставленном ей удовольствии. Анна не стала бы называть его скотиной. С нею Северн ощутил себя могучим, но не смог изгнать образ Гастингс даже в момент наивысшей страсти. Перед ним стояло ее бледное испуганное лицо, он знал, что она его ненавидит, и, в свою очередь, ненавидел ее за эту ненависть. Он взял Анну три раза и заснул в полном изнеможении. Однако во сне ему тоже являлась Гастингс, спасала от кинжала убийцы и сжигавшей его тело лихорадки, касалась горячего лба прохладными руками, исцеляющими боль.

Утром его мучила странная вина. Сначала он даже не понял, что это такое, а поняв, возненавидел себя за подобную слабость. Вина? Оттого, что он позабавился с другой женщиной? Какой вздор. Тем не менее Северн уехал из Фонтиваля на день раньше и не встретившись больше с Анной.

Что случилось с Гастингс? Может, и она видела его во сне? Чувствовала ли она вину за то, как обошлась с ним?