Текст книги "Время перемен"

Пятого июля 1889 года Лоренсу Патрику Чарльзу Ферье исполнилось три года. Ходить он не умел, но научился говорить: «па» и «ма», называл цветок «цве», а Бриджи «Бри-бри».

Эти скромные успехи были достигнуты за последние полгода, но Кэти радовалась им так, словно у ее сына открылись признаки гениальности. Даже если бы он сидел за роялем и сочинял сонату, она бы, наверное, не испытала большего восторга. Ее воодушевляли не только его попытки ходить и говорить. Мальчик стал проявлять свои симпатии и вкусы. Ему нравились пироги и пирожные, и не нравилось мясо, он с удовольствием пил молоко, но не любил бульон.

Накануне он на глазах у Кэти смахнул со стола чашку с бульоном, которую поставила перед ним няня. Кэти счастливо смеясь, бросилась к Пэту сообщить об этом. Оба они гордились, что ребенок проявил самостоятельность.

Но самые большие перемены касались его отношения к разным людям. К некоторым служанкам мальчик испытывал полное безразличие, и когда те с ним разговаривали, безучастно смотрел на них своими широко раскрытыми голубыми глазами. К другим же сам протягивал ручки. В число его любимиц входила Бриджи. Она крепко прижимала мальчика к себе и называла: «Мой голубок». Кэти еще больше полюбила ее за это. В тоже время к своему отцу она испытывала чувство неприязни за то, что он ни разу и пальцем не прикоснулся к ребенку.

День выдался жарким, воздух пьянил стойким ароматом роз. Бриджи, Гарри и Кэти с ребенком сидели в тени дуба и пили чай. Кэти время от времени обращалась к сыну, повторяя одни и те же фразы: «Лоренс любит молоко? Лоренсу нравится пирог? Нет, нет, Лоренсу нельзя это трогать. Это для Лоренса…это пирог, пирог…».

– Дорогая.

– Да, Бриджи, что ты сказала?

– Еще пока ничего, но собираюсь. Пожалуйста, не сердись, но мне кажется, было бы полезнее, если бы ты говорила с ним естественно.

– Я это и делаю.

– Боюсь, что нет, дорогая. Ты говоришь: «Лоренс берет пирог. Лоренс может делать это и Лоренс не должен делать то». Неестественно начинать каждое предложение с его имени. Это отложится в памяти, когда мальчик заговорит, то сохранит такую же манеру.

Кэти молча смотрела на Бриджи и думала: «Что ты можешь знать об этом? Я провожу с ним целый день, а порой и ночь, и только и делаю, что разговариваю с ним, уговариваю, играю».

Бриджи поняла, какие мысли вызвали у Кэти ее слова.

– Извини, дорогая, – произнесла она, отхлебнув чай. – Не сердись, я забыла, что мы не в классной комнате.

Кэти тяжело вздохнула и призналась, гладя ребенка по коротким густым волосам:

– Ты права, я знаю, это уже вошло у меня в привычку. Постараюсь следовать твоему совету.

Ребенок заерзал у нее на коленях, и она спустила его на траву. Мальчик неуклюже поднялся и нетвердыми шагами двинулся вперед, осторожно переставляя ноги, как поступают дети, делающие первые шаги.

– Он пошел…в первый раз! – захлебнулась от восторга Кэти, словно увидела чудо.

Сердце Бриджи болезненно сжалось.

Кэти встала, собираясь пойти за ребенком, но ее остановил голос отца.

– Сядь, милая, оставь его. – Слова Гарри прозвучали как-то особенно резко.

Дочь снова села и взглянула на отца. Счастливая улыбка медленно сползла с ее лица. Гарри разломил пирог и принялся его жевать.

– Пэт вернется до нашего отъезда? – спросил он, не глядя на Кэти.

– Если не разговорится с кем-нибудь на базаре, – ответила она, переводя взгляд на Бриджи. – Он очень заинтересовался фермой.

– Хорошо, – одобрила Бриджи.

– Он не окупит затраты, – заметил Гарри, снова откусывая пирог. – Эти его сооружения не окупят себя. Он строит каменные коровники и прокладывает водопровод, когда есть отличный колодец, который прекрасно служил ему долгие годы. Нет, не окупит он затрат, ни за что не окупит.

Женщины переглянулись, и Бриджи едва заметно махнула рукой, словно желая сказать: «Не обращай внимания».

– Наш Дэн меня приятно удивляет. Я его просто не узнаю, – продолжил беседу отец.

– Да? – с вежливым уважением переспросила Кэти.

– Честное слово. Я всегда говорил, что у парня есть способности. Надо было дать им возможность проявиться. И в Ньюкасле у него хорошо пошло дело. За прошлый год заказы возросли на сорок процентов. Теперь у Дэна появился вкус к бизнесу. Наверное, все началось с того магазинчика во Франции. Но в любом случае, дела идут на славу. Они собираются переехать в дом побольше. По крайней мере, поговаривают об этом. Барбара не очень этому рада, ей бы хотелось жить поближе к школе. Она ждет не дождется, когда дети пойдут учиться. Я ее хорошо понимаю. Мальчишки такие сорванцы, чистое наказание! Бен – заводила, а братья тянутся за ним. А уж он большой мастер на всякие проделки.

Каждое слово отца звучало похвалой и дышало гордостью. Кэти с тоской посмотрела на сына, который настойчиво полз к клумбе с розами, разбитой в центре лужайки. Она встала и быстро пошла к нему.

– Пожалуйста, не говори с ней о мальчиках Дэна, – глядя прямо перед собой, тихо, но твердо, попросила Бриджи.

– Ты это к чему?

– Я прошу тебя не говорить с ней о мальчиках, она болезненно к этому относится.

– Господи Боже! Мне что, уже и рта раскрыть нельзя?

– Эту тему лучше не обсуждать.

Гарри внимательно посмотрел на жену. Сейчас в ней говорила мисс Бригмор, именно она, а не Анна и не Бриджи. И он знал, что жена права. Но, видит Бог, он не мог сидеть и молчать. А о чем ему говорить, как не о любимых внуках, не об этом же жалком создании, ползающем по траве. Почему все так получилось? Гарри готов был поклясться, что с его стороны никаких предпосылок к этому не было. Три поколения до него выросли в нужде, детьми бегами голодными и необутыми. Но среди них не было ни одного идиота. И вот Кэти родила такого. Это не укладывалось в голове. Понятно, если бы такое случилось с женой Джона, Нэнси или Барбарой с ее вспыльчивым характером и с молленовской кровью в придачу. От нее вполне можно было ожидать идиота с пустыми глазами и тупым лицом. Но чтобы такое у Кэти! Он всегда считал, что девочка способна иметь здоровых детей. Она ведь вся в него. И не ее вина, что так вышло. Беда пришла с другой стороны, из рода Ферье. Но ей суждено нести этот крест. Ребенок испортил всю ее жизнь. Уж лучше бы она вышла замуж за Вилли Брукса…

Дочь вернулась и заняла прежнее место, усадив на колени сына. Гарри снова заговорил, но выбранная им тема, опять оказалась не совсем удачной и не помогла сгладить его предыдущую бестактность.

– Ты не догадаешься, кого я встретил на днях в Ньюкасле.

– Кого же? – без всякого интереса спросила Кэти.

– Твоего знакомого Вилли, Вилли Брукса. Ну и напористый малый. Умеет пробить себе дорогу. Этот пройдоха стал теперь членом какого-то шикарного клуба. Все благодаря тестю. Хлопок – дело выгодное, уж я-то знаю. И если еще добавить кое-какие хитрости, получится золотое дно. Как сказал этот нахал, хлопок приносит медные денежки, а хитрости да уловки, проливаются золотым дождичком. По словам Вилли, у них вдоль реки четырнадцать магазинов тканей, по одному в каждом городе. Он в совете директоров и всем заведует. Мне так хотелось спросить, не слишком ли дорого ему пришлось заплатить? Видела бы ты его жену. – Гарри рассмеялся, откинув голову. – Слюни рекой, а в постели никакого толку. Вот такая женушка…

– Гарри!

– И перестань меня одергивать. Кэти замужняя женщина, а не маленькая девочка.

– Но мне неприятно слушать подобные вещи.

– Ну-ну, – проговорил Гарри, наклоняясь к Бриджи. – Ты сегодня не в духе. Пойду лучше прогуляюсь.

Женщины молча проводили его глазами.

– Он твой отец и измениться не в силах, – мягко заговорила Бриджи. – У него и в мыслях не было тебя обидеть, он любит тебя.

– Я знаю, но мне все равно обидно.

– Бри-бри, – залепетал ребенок и потянулся к Бриджи. Она взяла его у Кэти, поставила к себе на колени и заглянула в лицо. Глаза мальчика, казалось, смеялись, но Бриджи знала, что это не так. Если смотреть в них, не обращая внимания на другие черты лица, то становилась заметна особая печаль, которую нельзя было назвать бездумной, наоборот, это была печаль осознанная. Как будто в глубине его сознания жило понимание трагизма своей судьбы и тщетности попыток как-либо ее изменить. Глядя на его рот можно было предположить, что он постоянно улыбается. Такое впечатление создавалось из-за приподнятых уголков губ, чуть великоватых для лица. Но сам рот оставался вялым и ничего не выражающим.

Бриджи внимательно изучала черты его лица, что-то мысленно прибавляя и убавляя. Ей пришло в голову, что с возрастом мальчик станет привлекательным, даже красивым: уже теперь в лице ребенка сквозили некоторые намеки на это. Женщина прижала Лоренса к себе и взглянула на Кэти через его плечо.

– Не переживай, моя дорогая, у меня такое чувство, что придет время, и он еще станет для тебя утешением, – сказала она и тут же усомнилась в правоте своих слов, когда увидела, как Кэти опустила голову, и крупные слезы медленно поползли по ее щекам и закапали с подбородка, прежде, чем рука нащупала носовой платок.

«Какое уж тут утешение!» – с горечью думала Кэти. Она была готова отказаться от всего: покоя, счастья, даже любви Пэта, только бы сын был полноценным. Она бы даже пережила известие, что Лоренс стал отъявленным мошенником и негодяем, только бы он был в состоянии это осознать.

В который раз Кэти задавала себе один и тот же вопрос: «Почему? Почему это случилось со мной и Пэтом? Неужели проклятия имели такую силу?». Ее проклял Вилли Брукс в тот вечер, когда она вернула ему кольцо. И Барбара тоже посылала проклятия Пэту накануне их свадьбы. Она была в ярости из-за того, что он назвал ее детей племенем Моллена. А Констанция Радлет… Кэти часто думала о ней в последнее время. Наверное, и она проклинала Пэта, который не оправдал ее надежд. Но не только проклятия могли нести беду. Не меньшей силой обладали и злобные слова, часто повторяемые, исходящие из самой глубины души. Особенно если этой душе пришлось страдать, когда ее с презрением отвергли. А эти трое слишком хорошо знали, что это значит.

Часть II
Череда быстротекущих лет

Глава 1

Они переехали в новый дом в один из ненастных дней 1890 года. Дом находился на окраине Госфорта и стоял в стороне от дороги, ведущей в Морпет. Своим названием, Брук-Хаус, он был обязан небольшому ручью, протекавшему в дальней части большого сада.

Снаружи здание напоминало огромную коробку из красного кирпича. Однако удобная планировка просторных комнат компенсировала неприглядную простоватость фасада. С одной стороны большого холла находились три гостиные, с другой – кухня и две столовые. Лестница вела на широкую площадку, куда выходили двери четырех спален и двух гардеробных.

Еще один лестничный марш поднимался на третий этаж. Здесь находились четыре комнаты с маленькими окошками и наклонным потолком. В самом конце площадки приставная лестница вела в комнату, расположенную под крышей, выше всех остальных помещений в доме. Свет туда проникал сквозь слуховое окно.

Здесь жила Рут Фоггети. Если бы кто-нибудь спросил, что она думает о своем жилище, женщина непременно бы ответила: «С этой комнатой и рай не сравнится».

Рут была третьей няней, которую пришлось нанять Барбаре за последние три месяца. Обе ее предшественницы уходили в слезах.

– У вас очень хорошее место, и я бы, конечно, осталась, если бы не мистер Бен, – жаловались они.

Но прошло две недели, а Рут Фоггети не устраивала истерик и не рыдала, если в ее постели обнаруживалась дохлая крыса, а у ног извивались червяки, или ей подставляли подножку, когда она несла в гостиную чай на подносе.

Бену Беншему не исполнилось еще и пяти лет, но выглядел он на все восемь, а его не по годам развитый ум соответствовал уровню десятилетнего ребенка. Никто этого не отрицал, все также сходились на том, что двое других братьев – сущие ангелы или могли бы стать ими, если бы их не вовлекал в свои проказы старший брат. Именно старший, потому что Бена считали таким все, кто не знал, что мальчики одногодки. Да и те, кто был в курсе дела, с трудом верили своим глазам.

Барбара занималась составлением композиции из ранних нарциссов, когда до ее слуха донеслись вопли из детской. Так как в этом доме подобные вещи считались делом обычным, и могли означать все, что угодно – от радости до ярости, она не стала торопиться в детскую. Тем более, что мысли ее были заняты подготовкой к приезду мистера Беншема и Бриджи.

Каждый месяц отец Дэна в сопровождении своей жены приезжал проверить, как идет работа на товарном складе. Они ночевали в гостинице, но в день приезда неизменно заезжали на чашку чая к… Дэну. Всякий раз Барбару охватывало тревожное волнение. К мистеру Беншему она относилась спокойно. Из душевного равновесия ее выводило присутствие Бриджи. В своем сознании Барбара не снимала с нее вины и продолжала осуждать. Эта женщина вырастила ее в любви и ласке, и Барбара взамен должна была бы платить любовью и благодарностью. Но вместо этого она видела в Бриджи человека, при участии которого у нее отняли единственную в жизни любовь. А еще в глубине души у Барбары жило чувство, что Бриджи никогда не забудет, что ее согласие на брак с Дэном было лишь бегством от гувернантки.

Однако при встрече они обнимались, целовались, и внешне казалось, что встречаются нежно любящие друг друга мать и дочь.

Вопль повторился громче первого. На этот раз Барбара отложила цветы и вышла в холл. И тут она поняла, что крики несутся не из детской, а с площадки второго этажа. Подобрав подол длинного платья из зеленой ткани в рубчик, Барбара стала торопливо подниматься по лестнице. Представшая картина возмутила ее до глубины души. Она отказывалась верить своим глазам. Новая няня Рут Фоггети сидела на корточках, держа поперек колен Бена со спущенными брючками и задранной на голову рубашкой. Его оголенный зад уже успел покраснеть, а рука Рут все шлепала по нему, если не сказать хлестала, назидательно приговаривая:

– Это вам за червей, а вот это за подножку, а это, – она ударила его с особым чувством, – за то, что вы собирались убить…

– Прекрати, как ты посмела. Как посмела! – Барбара сдернула сына с колен пухленькой маленькой няни. – Ты мерзкое и злое создание!

– Нет, мадам, мерзкое создание это он, – с достоинством возразила Рут Фоггети. – Он натянул веревку поперек лестницы. Если бы я не заметила, то обязательно скатилась бы вниз и свернула себе шею. Я чувствовала, что у него на уме какая-то гадость. С меня хватит. Или он или я.

– Не смей со мной так разговаривать, ты, девчонка! И послушай, что я тебе скажу.

Женщины были так увлечены своим спором, что не заметили, как открылась дверь и вошла Ада Хаулитт, приходящая прислуга, которую Барбара окрестила чокнутой за то, что та отказывалась жить в доме, а предпочитала в любую погоду ежедневно ходить по три мили из города и обратно.

– Что здесь происходит? Что за шум? – раздался на весь холл голос Гарри.

Только тогда Барбара пришла в себя и обрела способность видеть кого-либо, кроме стоявшей перед ней девушки и рыдающего сына. Много лет уже она не испытывала такой ярости. В последний раз это случилось, когда Пэт Ферье причислил ее детей к племени Моллена.

Гарри тяжело дышал. В семьдесят один год, он уже начинал чувствовать свой возраст, поднимаясь во лестнице.

– Что у вас тут такое, а? – повторил Гарри.

За ним следовала Бриджи. Она сразу оценила ситуацию. Ей стало все ясно еще до того, как Барбара, со вздымающейся от возмущения грудью и глазами, метающими молнии, объяснила, что произошло.

– Она, она его отшлепала. Спустила штаны и отшлепала.

– Неужели? – Бриджи взглянула на девушку, потом перевела взгляд на темноволосого мальчугана, уткнувшегося в юбку матери. «Кто-то рано или поздно должен был это сделать, – решила Бриджи, – но лучше бы это была ты». Вслух же она сказала: – А что случилось? За что она его? – Бриджи повнимательнее присмотрелась к новой няне. На вид ей было лет шестнадцать. Ее сбитая фигура говорила о молодости и здоровье. Круглыми была грудь девушки, ягодицы, лицо и даже глаза, которые сверкали сейчас ярче, чем у Барбары. Бриджи подумала, что к сорока годам она превратится в маленькую, пышную толстушку, хотя сейчас являлась лишь воплощением юности и свежести. – Давайте спустимся вниз, – предложила Бриджи, глядя на Барбару.

Та не ответила и, обжигая Рут взглядом, закричала:

– А ты собирай свои вещи и сегодня же убирайся отсюда!

– Нет!…Нет!

Теперь все взоры устремились на Бена. Он отошел от матери и, глядя на нее сквозь слезы, твердо повторил:

– Нет!

– Что значит «нет», Бенджамин? – как к взрослому обратилась к нему Барбара.

– Не надо прогонять Руги. – Бен посмотрел по очереди на изумленные лица и снова остановил взгляд на матери. – Мне нравится Рути, – объяснил он.

Барбара открыла было рот, чтобы сказать: «Но ведь Рути только что отшлепала тебя», – но промолчала. Она смотрела на сына, которого не могла любить, но с готовностью брала на руки, ласкала и успокаивала. Она ласкала и других сыновей, особенно Джонатана, внешне похожего на своего брата Гарри, но иного по характеру, а уж Бену он был полной противоположностью. Барбара никогда не говорила себе, что не любит Бенджамина, что даже смотреть на него ей было мучительно трудно. Ей нужно было выполнить свой материнский долг. Именно об этом она сейчас и думала. В воображении Барбара в который раз видела перед собой не четырехлетнего мальчугана, а взрослого темноволосого мужчину с белой прядью от макушки до левого виска. В глазах ребенка отражался не детский опыт, а его рот чувственно улыбался.

– Успокойся, Бенджамин, подтяни брюки и отправляйся в детскую. Делай то, что тебе говорят.

– Нет, мама, нет. – Он отступил от нее еще дальше, повернулся и бросился к Рут. Теперь он уже прижимался к няне.

Кровь бросилась к щекам Барбары. Ее снова охватила волна гнева, но теперь она негодовала по другой причине. Ее оттолкнули, и она была глубоко оскорблена. Ее ребенок открыто предпочел ей няню, ту самую, что отхлестала его.

– Не уходи, Рути, не уходи, – жалобно произнес Бенджамин.

Рут Фоггети взглянула на мальчика, и на лице ее заиграла улыбка, которая была подобна ласковому ветерку, успокаивающему бурное море, умиротворяющий голос словно гасил пенные волны.

– Ну, что, мистер Бен, что я вам говорила? Вы сами виноваты, а ведь я вас предупреждала. – Кратковременному штилю пришел конец, и буря разыгралась с удвоенной силой, когда Рут в заключение сказала Бену: – Я предупреждала: еще один х… и я вас отшлепаю.

Услышав такое, Барбара, не помня себя, закричала:

– Хватит, сию же минуту иди наверх. – Она собралась силой оторвать сына от этой кошмарной девчонки, но Гарри перехватил ее руку и развернул к лестнице.

– Успокойся. Не надо устраивать бурю в стакане воды. Давайте поговорим об этом позже. – Он посмотрел через плечо на няню: на ее лице читался вызов. – А ты, девушка, отведи пока детей наверх и подожди там.

Барбара последовала вниз за Гарри и Бриджи. Теперь ее негодование нашло иное русло. Да как он только посмел! Как позволил себе распоряжаться в ее доме! Это уж слишком. Ее надолго не хватит. Она уже устала, состояние подавленное, а еще ей все надоело, да ей невыносимо все наскучило. Жизнь сейчас ничуть не лучше, чем когда она сидела взаперти в коттедже среди холмов. Для чего вообще жизнь? Барбара собрала со стола нарциссы и, запихав их в вазу, позвонила в колокольчик, стараясь взять себя в руки. Тут она услышала, как Гарри говорил Бриджи:

– Давай, разоблачайся, милая, похоже ты не дождешься, чтобы тебе предложили раздеться.

– Ах, Бриджи, извини пожалуйста. – Барбара подошла к ней. Женщины обнялись и поцеловались. – Садитесь, – пригласила хозяйка. – Я так расстроилась.

– Но если ты ее выгонишь, найдется ли кто-то лучше? – рассудительно заметила Бриджи, усаживаясь и расправляя шерстяную юбку. – Две няни до нее оказались совершенными тряпками. На прошлой неделе ты писала, что довольна, и дети к ней привязались, это ведь твои слова.

– Да, это мои слова, – вздохнула Барбара, – но вы же все сами видели и слышали. – Она перевела взгляд на Гарри.

– Распорядись подать нам чай, тогда я скажу, что обо всем этом думаю, – произнес он, по-хозяйски плотно усевшись в кресло с подголовником.

На звонок Барбары появилась Ада Хаулитт, и, получив указание, вышла.

– Из этих двух, что я видел, могу точно сказать, какая стоящая, – веско проговорил Гарри. – В этой блеска не больше, чем у грязи в Манчестере. В городе полно безработных, мне кажется, ты могла бы найти кого-нибудь получше.

«Ядовитый человек мой тесть, – подумала Барбара. – Не упустит случая, чтобы не вставить шпильку».

– Когда они служат недалеко от города, то им больше нравится жить дома, – поджав губы стала объяснять она. – А если прислуга из провинции, тогда она предпочитает жить в доме, хотя получает меньше.

– И сколько ты ей платишь?

– Пять шиллингов в неделю.

– Ну, за такую работу, цена, думаю, подходящая. Но мои люди тебе бы в глаза плюнули, я говорю о рабочих на фабрике.

– Гарри, ты не можешь сравнивать труд фабричных рабочих и домашней прислуги, – резко заметила Бриджи.

– Нет, и ты, кстати, тоже не можешь. – Он смотрел на нее склонив голову к плечу и язвительно прищурившись. – Но думаю, что тебе пора бы и сравнить. Некоторые работают также много, за исключением домашней прислуги. Мои рабочие трудятся как негры, а вы с Кенли портите домашнюю прислугу. Деньги! Сколько мне следует платить, решаю только я.

– Успокойся, Гарри.

И он, действительно, быстро остыл. Барбара смотрела на него и удивлялась способности своей приемной матери влиять на всех людей, с кем ей приходилось общаться.

После чая, обсудив ситуацию с Рут Фоггети, они стали прощаться. Барбара к этому времени заметно успокоилась. Она пообещала прислушаться к совету Гарри и не торопиться отсылать Рут.

Перед тем, как сесть в экипаж, Бриджи обернулась к Барбаре и испытующе посмотрела ей в лицо.

– Ты ждешь сегодня кого-нибудь, дорогая?

– Нет, никого, а почему ты вдруг спросила?

– Так просто, причины особой не было. Может быть, потому, что в доме какая-то особая атмосфера гостеприимства. У тебя так мило, дорогая.

Барбара не отвела взгляда.

– Перед вашим приездом я всегда стараюсь все сделать, чтобы вам понравилось, – тоном любящей и заботливой дочери ответила она. – Тем более никогда не забываю, что ты умеешь все отлично подмечать, как будто у тебя глаза на затылке.

Они обменялись вежливыми улыбками. Бриджи села в экипаж и помахала Барбаре на прощание рукой.

Как только они выехали с подъездной аллеи на дорогу, Бриджи с особым вниманием стала смотреть в окно.

– Что это тебя там так заинтересовало!

– Я хочу увидеть нанятый экипаж, который следовал за нами сюда.

– Да ты рехнулась, женщина.

– Твое право, можешь мне верить, можешь не верить.

– Ты видела его в городе и решила, что он увязался за тобой?

– Не сомневаюсь.

– Хочу надеяться, что ты ошибаешься, а если нет, то мне придется рассказать об этом Дэну.

– Нет, – возразила Бриджи, круто развернувшись от окна, – ты не должен делать этого.

– Ну уж нет, я никому не позволю сделать из Дэна посмешище. Ни за что!

– Пожалуйста, Гарри. – Она придвинулась к нему поближе и взяла за руку. – Пожалуйста, сделай, как я прошу, не вмешивайся, по крайней мере пока. Я…я знаю Барбару. Ею пренебрегали, с презрением отвергли. Ей и в голову не придет встретиться с ним. Гордости у нее хоть отбавляй.

– Все может быть. Но не забывай о сплетнях. У Джима Уэйта длинный язык. И он метет им на рынке, как помелом. Он обязательно разговорится. Уж он не упустит случая поболтать с Уаттом.

– Его дело править экипажем, а не заниматься сплетнями.

– Тс! – шикнул Гарри, указывая на сидевшего снаружи кучера.

– Если он не слышал тебя, то не услышит и моих слов, – резонно заметила Бриджи. – Но все же я считаю, что он не прочь посплетничать.

– Иногда, мне кажется, полезно послушать сплетни, можно узнать, что творится в округе. Поговаривают, что Майкл Радлет, человек угрюмый и замкнутый, он привязан только к дочери. А когда мужчина недоволен жизнью, хорошего не жди. Тебе следовало бы это знать.

Бриджи медленно отвернулась к окну. Она вздрогнула и едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. В боковой аллее она заметила экипаж и рядом с ним высокого мужчину, стоявшего к ним спиной. Но ей не надо было видеть его лица, чтобы узнать.

Она напряженно думала, мысль лихорадочно работала. Когда же заговорила, повернувшись к Гарри, голос ее звучал особенно мягко, не напоминая не только мисс Бригмор, но даже Бриджи.

– Не предпринимай ничего, то есть не говори ничего Дэну о наших подозрения, пока мы до конца не убедимся. Пожалуйста, Гарри, сделай так ради меня.

– Как ты сможешь в чем-либо убедиться, если бываешь здесь так редко?

– Я все узнаю в следующий раз, когда ее увижу. А будет это скоро, на следующей неделе.

Он пристально посмотрел на жену прежде чем спросить:

– А ты скажешь мне правду?

– Скажу по крайней мере то, что узнаю.

– Хорошо, – кивнул Гарри. – А теперь мы поедем на склад к Дэну и расскажем ему, что произошло сегодня днем. Эта малышка самая лучшая из всех нянь, что у них перебывало, а ты как думаешь?

– Полностью с тобой согласна, – улыбнулась Бриджи.

– Ну и ляпнула же она сегодня.

– Гарри! – Он услышал голос мисс Бригмор.

Мужчина откинулся на кожаную спинку и затрясся от смеха.

– Ну и ну, когда она это выдала, да еще так непринужденно, я думал с лестницы свалюсь. Но что ты думаешь насчет Бена. Мальчишка прямо прилип к ней, и это после того, как она его отлупила, и прилично, надо сказать. Зад у него был сильно красный. Что-то есть в этом странное, даже пугающее: ребенок отворачивается от матери и жмется к няне. Как, по-твоему?

– Ты же знаешь, что в наше время многие дети больше времени проводят с нянями, чем с родителями.

– Нет, это не тот случай. Дэн, как и я, не сторонник того, чтобы держать детей в детской. Думаю, за этой сценой скрывается что-то еще, нечто более серьезное, чем кажется на первый взгляд.

Да, конечно, за этим стояло гораздо большее, и Бриджи прекрасно знала, что именно. Объяснение было предельно простым: ребенок сознавал, что мать не любит его.

Бриджи наблюдала, как вела себя с детьми Барбара. Она никогда не гладила Бена по темноволосой голове, как других своих сыновей. Да, она его причесывала, одевала, кормила, но делала это без любви. Сначала Бриджи и подумала, что не может ни о чем судить так как они редко видятся. Но когда их визиты к Барбаре стали более частыми, убедилась в том, что ребенок, родившийся первым из трех, как заноза, не давал Барбаре покоя. Мальчик был копией портрета, висевшего в коттедже над камином. Бен своим видом постоянно напоминал Барбаре, что она дочь Томаса Моллена.

Бриджи не сомневалась, что Бен вырастет похожим на своего деда. И это в душе вызывало двоякое чувство: радость и сожаление. Радовало ее то, что Томас повторится во внуке, но одновременно она жалела мальчика, лишенного материнской любви, в том возрасте, когда она особенно нужна.

* * *

В одиннадцать часов вечера того же дня Рут Фоггети сидела на кухне на стуле с высокой спинкой у края пустого деревянного стола, ожидая решения своей участи. После дневного скандала хозяйка обратилась к ней с единственной фразой:

– Подожди прихода хозяина, он поговорит с тобой.

Рут достаточно долго прожила в этом доме, чтобы разобраться, кто в нем настоящий хозяин. Там, где она раньше служила, всем заправляла мадам, поэтому Рут думала, что и здесь будет так же. Но теперь она не стала бы этого утверждать. Сперва ей показалось, что хозяин добрый и покладистый, готов на все ради спокойствия в доме. Однако это оказалось не совсем так. Взять, к примеру, случай на прошлой неделе с миссис Кинг, кухаркой. Ну какая из миссис Кинг кухарка! Горе одно. Она даже кролика не умеет как следует освежевать. Подала его к столу с кусками шкуры. А что она сделала с капустой? Можно подумать, что злосчастная капуста варилась в воде, которую взяли из доков. Хозяин то же самое сказал, но по-своему. Рут очень удивилась, услышав его холодный, спокойный тон, попадающий в самую точку.

– Если к концу месяца вы не научитесь готовить, я бы посоветовал вам подыскать другое место.

Рут казалось, что жаловаться на стряпню должна была хозяйка. И она действительно что-то говорила об этом. Но в тот вечер именно хозяин пришел на кухню из столовой с тарелкой в руках и сунул ее кухарке под нос.

– Миссис Кинг, потрудитесь объяснить мне, что это такое? – он сказал это так язвительно, что мамаша Кинг сразу невзлюбила его.

Но Рут хозяин нравился и даже очень.

Девушка кивнула в подтверждение своих мыслей. Она должна была признаться, что ей нравится хозяин. Но теперь он ее выгонит и симпатии конец. Ей хотелось, чтобы он поторопился и с делом было покончено. Хозяин пробыл наверху уже больше получаса, а домой вернулся в начале одиннадцатого. Он был на каком-то собрании или еще в каком-то месте, где собираются деловые люди.

Хотя Рут и ожидала, что дверь откроется, но, когда это произошло, вздрогнула и вскочила со стула.

– Сиди, сиди, – успокоил ее Дэн. Он взял у дальней стены стул и придвинул его к столу с противоположной стороны. – Так что случилось? – спросил он, усаживаясь.

– Не знаю, что вам рассказали, сэр. – Она смотрела на него честным открытым взглядом. – Вся штука в том, что я надрала задницу вашему сыну и ничуть об этом не жалею. Я, правда, не вру.

– Что же он натворил?

– Он протянул веревку на лестнице и обкрутил ею перила, чтобы дернуть, когда я пойду. И я бы глазом не успела моргнуть, как скатилась бы вниз и валялась там со сломанной шеей.

Дэн смотрел в ее поблескивавшие глаза – смелость и прямота девушки восхитили его. В то же время низкий голос и яркие выражения няни, весьма оживлявшие речь, вызывали у него желание рассмеяться, всякий раз, когда он это слышал.

Ему было трудно понимать, что говорят некоторые из его работников, особенно в первое время после приезда в Ньюкасл. Сложнее всего приходилось с уроженцами низовий реки. А один говорил так, что оставалось лишь объясняться с ним через переводчика. Временами Дэна раздражало, что речь рабочих становилась для него почти такой же непонятной, как иностранный язык: они говорили очень быстро и использовали массу диалектических выражений. Только позднее, когда Дэн стал прислушиваться к речи этой девушки, говор рабочих перестал быть для него китайской грамотой.

– Бен поступил очень плохо. Ты совершенно права, все могло кончиться ужасно. Понимаю, как ты рассердилась…

– Я не сердилась.

– Правда?

– Да.

– Ты хочешь сказать, что шлепала его и при этом не сердилась на мальчика, то есть сделала это хладнокровно?