Текст книги "Священные кошки Нила"

Кэтрин О`Нил
Священные кошки Нила

ПРОЛОГ

Лондон, июнь 1894 года

Диана взглянула на часы: полночь. Из задумчивости ее вывел какой-то шум, похоже, в заброшенной кладовке. Значит, она опять потеряла счет времени, погрузившись с головой в расшифровку египетских иероглифов. Британский музей, в котором она работала, был уже пуст. Вдруг Диана вспомнила, что сказал, уходя, сторож мистер Браунлоу: «Сегодня ночью меня не будет. Я запру вас, мисс Санберн».

Тогда откуда же этот шум, если в музее никого нет?

Диана окаменела. У нее не осталось сомнений: кто-то забрался в окно кладовки и теперь идет сюда, спотыкаясь о коробки и ящики, которыми она заставлена.

Диана испуганно огляделась. Что бы тут могло сойти за оружие? Увы, ничего подходящего. Не бросишься же на злоумышленника с папирусом или с пустой чашкой? И даже толковый словарь не поможет, хотя он довольно тяжелый.

Шаги тем временем приближались. Диана стрелой вылетела из-за стола. Боже, неужели таинственный Джек-Потрошитель, кровавый маньяк, убивающий несчастных женщин на туманных ночных улицах, забрался сюда? Неужели это он, наводящий ужас на весь Лондон? Или это вор – просто вор, охотящийся за музейными ценностями?

Холодея от ужаса, Диана скинула туфли и в одних чулках выбежала в темный холл. Задержалась у входа в Египетский зал и прислушалась. Незнакомец шел следом, она слышала гулкое эхо его шагов. – Я ведь и пожить-то не успела, – мелькнуло у нее в голове. Мне же всего двадцать лет. И послезавтра у меня свадьба. Почему же это должно было случиться именно со мной? За что, господи?

Диана нырнула в черный проем и оказалась в призрачном мире силуэтов и теней, среди каменных колонн, древних сфинксов и саркофагов. Как хорошо, что она знает этот зал как свои пять пальцев! Уж здесь-то никому не удастся найти ее.

Диана замерла и снова прислушалась. Преследователь не отставал. Уверенно и четко звучали приближающиеся шаги. Диану охватил ужас: ей стало ясно, что не за золотом и не за камнями пришел сюда этот человек. Ему была нужна она, Диана. Господи, что же делать-то теперь, как спасаться?

Диана беззвучно заскользила в темноте к переходу в зал Древней Греции и Рима. Там, за мраморными статуями, – комната хранителя. Может быть, в ней найдется хоть какое-то орудие? Или удастся на ходу подобрать какой-нибудь обломок потяжелее. Впрочем, Диана была археологом до мозга костей и вряд ли стала бы защищаться с помощью экспоната (а вдруг с ним что-нибудь случится?), даже если бы ей грозила смертельная опасность.

Она добралась до Розеттского камня, стоявшего возле самого выхода из зала. Еще несколько шагов, и Диана оказалась в окружении мраморных греческих статуй. Поворот, еще поворот... Вот она, дверь комнаты хранителя. Что за черт? Заперто! А шаги тем временем неумолимо приближались. Диана оказалась в западне.

Она в ужасе повернулась, вжавшись спиной в дверь. Шаги замерли. Теперь в слабом полумраке среди теней и мраморных фигур Диана увидела силуэт своего преследователя. Тот стоял на фоне черного провала арки словно призрак – серый, неподвижный и таинственный.

И тут Диана вспомнила: на стене, прямо напротив нее, должен висеть пожарный топорик. Она сделала два шага, сняла топорик с гвоздя и стиснула гладкую деревянную рукоятку так, что побелели костяшки пальцев. Подняв топорик над головой, она сказала срывающимся голосом:

– Еще шаг, и я размозжу вам голову.

– Охотно верю, – откликнулся из темноты спокойный мужской голос.

– Джек!

Топорик выпал из ослабевших рук Дианы. Вспыхнула спичка, и пляшущий огонек осветил лицо Джека Резерфорда.

В свои двадцать пять он был красив суровой мужской красотой, в которой не осталось уже ни капли мальчишеского. Тонкие черты загорелого лица, пышные, выгоревшие на солнце волосы цвета бронзы. Сильное тело, широкие мощные плечи. Сюртук и расстегнутая у ворота рубашка помяты, а подбородок слегка тронут синевой, словно Джек забыл сегодня побриться и спал не раздеваясь.

Сердце Дианы бешено стучало – нет, не от страсти, хотя она и была без ума от этого мужчины, – но от страха, который только теперь начал понемногу отпускать ее.

– Дурак! – крикнула она. – Испугал меня чуть не до смерти!

– Я должен был увидеть тебя. Музей уже закрылся, вот мне и пришлось...

Диана не стала спрашивать, зачем Джеку понадобилось так срочно увидеться с нею. Что же касается запертых окон и дверей, то она прекрасно знала: это для Джека не помеха. И все же была в появлении Джека какая-то странность. К тому же не первая за этот месяц. Уже не раз и не два поступки Джека ставили Диану в тупик. Конечно, прошедший месяц был для Джека очень тяжелым: в мае неожиданно скончался его отец, Нивен Резерфорд. Последовали бесконечные хлопоты, связанные со вступлением Джека в права наследства и передачей отцовского титула графа. Диана думала, что их с Джеком свадьбу придется отложить, но одним из последних желаний покойного Нивена было провести венчание, как запланировано, что бы ни случилось. В последние недели Диана видела своего жениха не так уж часто. Разумеется, она не сердилась на него за это, она все прекрасно понимала. Знала Диана и о том, что Джек был привязан к своему покойному отцу так же сильно, как она сама – к своему. Впрочем, нужно отдать Джеку должное: он держался мужественно все это время.

Джек отшвырнул в сторону догоревшую спичку и в одну секунду оказался рядом с Дианой. Его руки легли ей на плечи. Губы Джека прильнули к нежному рту Дианы.

Она вновь задрожала, но теперь уже от страха не осталось и следа. Сильные мужские пальцы скользили в ее волосах.

– Джек! – воскликнула Диана, оторвавшись от его губ. – Ты нетерпеливый дурачок. Никогда не знаешь, чего от тебя ожидать. – Голос ее стал более низким, вибрирующим. – Берегись, я могу рассердиться. Почему ты так долго не появлялся? Я уже начала подозревать, что разонравилась тебе.

Даже в темноте Диана ощутила на себе его горящий взгляд.

– Диана... Господи милосердный... Я хочу тебя больше самой жизни...

Он набросился на Диану с неудержимой, отчаянной страстью. Поцелуи его были горячи, словно пламя. Он схватил ее в объятия, оторвав от пола. Диана воспарила в буквальном смысле.

– Ах, Джек, – прошептала она. – Я тоже хочу тебя. И через два дня...

Он замер.

– Что с тобой? – спросила Диана, пытаясь понять, о чем сейчас думает Джек.

– Ты любишь меня, Диана?

– Люблю, ты сам знаешь.

– Любишь так, что.. – он замолчал, не договорив.

– Джек, как ты можешь? Ты же знаешь, как я тебя люблю. Иногда мне кажется, что я просто взорвусь от счастья.

Джек не шелохнулся.

– Но будешь ли ты любить меня, – негромко спросил он, – если я, скажем, что-то сделаю... разочарую тебя... если я...

– Джек, прекрати! Я знаю тебя, как саму себя. Ты не сможешь разочаровать меня. Что с тобой? Предсвадебная лихорадка? Нервы? Конечно, никто не может знать о том, что ждет его завтра. Разумеется, в жизни еще встретится немало трудностей. Но я уверена, что вдвоем с тобой мы все преодолеем. Ты никогда не сможешь сделать ничего, что...

– А если бы мог?

Диана нежно провела пальцем по его подбородку.

– Что случилось? – спросила она.

– Не надо, не спрашивай, любовь моя. Просто я должен знать. Есть ли что-нибудь такое... что может изменить твое отношение ко мне? Могу ли я совершить что-то такое, за что ты возненавидишь меня?

– Нет, ты не можешь сделать ничего, что заставило бы меня сменить любовь на ненависть. Как тебе только в голову такое могло прийти, не понимаю!

– Поклянись.

– Почему я должна...

Джек схватил Диану за плечи и крепко встряхнул.

– Поклянись мне, Диана. Поклянись!

Она была настолько ошеломлена, что не сразу смогла ответить. Наконец Диана успокаивающе погладила Джека по щеке:

– Клянусь тебе, Джек Резерфорд, что ничто и никто на свете не заставит меня любить тебя меньше, чем сейчас. Ты мне веришь?

Он снова нежно обнял ее и прошептал:

– Если бы ты только знала, как нужны были мне эти слова. Как нужна ты, Диана.

Диана впервые слышала от него такие речи. Она обвила руками шею Джека, а он зарылся лицом в ее волосы. Огонь страсти, которую с таким трудом сдерживала Диана, вспыхнул с новой силой. Она подняла голову, и их губы слились в поцелуе. Пламя, охватившее все тело Дианы, бушевало и в теле Джека. Она это знала. Джек подхватил Диану на руки и, не прерывая поцелуя, отнес ее на старинное римское ложе, стоявшее возле окна. Здесь плескался серебристой волной лунный свет. Джек уложил Диану на каменную скамью, сам лег рядом – так близко и тесно, что Диана ощутила прикосновение его затвердевшей плоти.

– Люби меня, Диана.

Она замерла в его объятиях. Ведь они же поклялись друг другу, что будут ждать брачной ночи, как бы ни сильна была их страсть, каким бы нестерпимым ни казалось желание. Конечно, не так-то просто терпеть, но они оба старались, особенно Диана, которой не раз хотелось махнуть на все рукой и взять назад свое обещание, – так сильно распалял порой ее воображение один только вид Джека или случайное его прикосновение. Она хотела было напомнить Джеку об их клятве, но тут лунный свет упал на его лицо, и Диана увидела столько мольбы в его обычно спокойных глазах, что сердце ее сжалось от боли.

– Люби меня, – снова шепнул Джек. Никогда в жизни она не любила его больше, чем в эту минуту. Джек, сильный, уверенный в себе мужчина, казался сейчас маленьким мальчиком, потерявшимся в пустынном музее и напуганным до слез. Диана еще никогда не видела его таким незащищенным, ранимым и знала, что не откажет ему ни в чем, чего бы он ни попросил.

Диана улыбнулась Джеку и медленно, негнущимися пальцами принялась расстегивать пуговицы на лифе своего платья. Сегодня она надела любимое платье Джека – совершенно случайно, не думая о возможной встрече, но сейчас была очень рада этой случайности.

Диана медленно развела в стороны края голубого шелка и обнажила великолепную высокую грудь.

Джек словно зачарованный уставился на высокие холмы, увенчанные напрягшимися под его взглядом сосками. Он жадно припал губами к этим источникам наслаждения, как припадает в раскаленный июльский зной к прохладному чистому ручью утомленный жарою странник.

Диана умирала от желания. Все ее тело беззвучно кричало от неутоленной страсти.

Диана вдруг отчетливо поняла, что сейчас, в эту минуту, прямо здесь, на старинном римском ложе, с ней случится то, чего она так давно ждала. Случится то, что пугает ее, как пугает нас любая неизвестность. От этой мысли по спине Дианы пробежал холодок, но тут же растаял в горячих поцелуях Джека.

Диана чувствовала на груди его дыхание, обжигающую влагу его губ, дразнящее, щекочущее прикосновение небритой мужской щеки к обнаженной нежной коже. Диана разрывалась между страстным желанием и страхом. Она знала, что как никогда близко подошла к невидимой границе, которая разделяет жизнь каждой женщины на две половины – до и после.

Она еще продолжала колебаться, и Джек уловил это, как всегда, с самого детства, улавливал ее мысли. Он поднял голову и нежно поцеловал Диану в губы. Покрывая поцелуями ее обнаженные плечи и целуя ямочку между ключицами, он прошептал:

– Я никогда и никого не буду любить, кроме тебя, Диана. До самой смерти.

Как прощально прозвучали его слова! И как стремительно исчезли после них все сомнения и страхи Дианы!

Она страстно отвечала на поцелуи Джека, прижимаясь к нему своим нежным обнаженным телом. Его губы вновь скользнули по упругим полушариям груди, плечам Дианы, опустились вниз и снова оказались в высокой горячей ложбинке. Платье Дианы постепенно спускалось все ниже и ниже, казалось, будто голубой его шелк тает в огне страсти. Еще немного, и она оказалась совершенно обнаженной. Непонятно когда, но Джек тоже успел раздеться, и в лунном свете Диана увидела его широкую грудь, покрытую курчавыми волосами. Взгляд ее опускался все ниже и ниже...

– А это правильно – то, что мы делаем? – на мгновение отрезвев, спросила она. – Джек, ты уверен, что это правильно?

– Уверен. – сдавленно ответил он.

Руки Джека уже развели в стороны бедра Дианы, а его губы с новой силой и нежностью припали к ее рту. Язык его касался ее языка, заставляя Диану буквально терять разум. Она вся пылала и дышала теперь тяжело, словно после долгого бега. Поначалу Диана пыталась заставить себя сохранять хоть какое-то подобие спокойствия, но не смогла удержаться и принялась страстно отвечать на его ласки.

Не прекращая ни на секунду любовной игры, Джек вдруг оказался сверху, и Диана почувствовала прикосновение его пылающей, обжигающей, словно раскаленная сталь, плоти между ее разведенных бедер. В этот миг ей безумно хотелось ощутить эту твердую мужскую плоть внутри себя. Она призывно приподняла бедра, открывая дорогу в свое лоно.

Джек вошел в нее, и Диана почувствовала пронзительную боль и одновременно испытала странное ощущение. Ей вдруг показалось, что в эту секунду лопнула какая-то невидимая нить, выпустив на свободу ее душу. «Может быть, это и значит быть женщиной? – подумала Диана. – Быть свободной и бесстрашной, не знающей сомнений, любящей и любимой». На короткий миг Диана увидела себя в ореоле неземного, ослепительного, удивительно доброго света.

Это видение пропало так же быстро, как и боль. Она была потрясена, ей захотелось закричать: «Что же я наделала? «, но Джек, снова угадав ее мысли, закрыл рот Дианы поцелуем. Джек не двигался, он просто лежал поверх Дианы – внутри Дианы – и ласково перебирал ее волосы, не отрываясь от ее губ. Он давал ей привыкнуть к новому ощущению, сдерживая свой порыв, и Диана понимала, как это трудно для него. Какой выдержкой нужно обладать, как сильно надо любить женщину, чтобы так терпеливо ждать момента, когда она будет способна разделить вместе с ним полет страсти.

Желание вновь охватило Диану, и она слегка шевельнулась. Джек тут же подхватил ее движение и двинулся навстречу, стараясь при этом не причинять ей боль, Диана чувствовала, что отныне они с Джеком неразрывны, неразлучны. Именно теперь она поняла сказанное в Библии о том, что муж и жена – одна плоть. «И не только одна плоть, – подумала Диана. – Но и душа».

Гости ожидали начала венчания в соборе Святого Павла. Тишину храма нарушал лишь негромкий рокот органа. Мелодии Моцарта рождались, возносились к высокому куполу и там неслышно таяли в воздухе, пахнущем ладаном. Гостей было много. Разумеется, венчание нового графа Беч Хэвена с дочерью сэра Стаффорда Санберна само по себе уже событие. Но людей высшего света свела в одной компании с педагогами, профессорами и музейными работниками любовь к новой, поражающей воображение науке – археологии.

В последнее десятилетие буквально вся Британия с замиранием сердца следила за открытиями и путешествиями двух выдающихся археологов – Стаффорда Санберна и его друга, ныне покойною графа Нивена Резерфорда. За свою жизнь они сделали немало открытий, но ни одно из них не потрясло всю Британию так, как продолжительные поиски легендарных сокровищ Клеопатры, последней царицы Египта, которые в конце концов увенчались грандиозным успехом. Восемь месяцев тому назад друзьям-ученым удалось наконец обнаружить место, где когда-то затонул римский галеон, перевозивший, как они полагали, сокровища, принадлежавшие самой Клеопатре. Поднятые со дна моря драгоценности получили название Александрийской коллекции. Эту коллекцию археологи считали самой крупной находкой со времен обнаружения Шлиманом остатков Трои. А увенчать союз двух выдающихся археологов современности должна была именно сегодняшняя свадьба их детей. Так что неспроста сегодняшнее венчание называли событием года.

История любви Дианы и Джека, о которой столь щедро писали газеты, была похожа на сказку. Однако жизнь куда щедрее на выдумки, чем любой сказочник. Диана и Джек знали друг друга с самого детства, а оно было у них, скажем прямо, необычным. Каждый год они выезжали летом со своими отцами в экспедиции, оказываясь то в одном, то в другом экзотическом уголке земного шара. Еще детьми они играли среди развалин Помпеи, и в этом древнем мертвом городе Джек дергал Диану за косички. Позже, став подростками, они впервые поцеловались, дрожа и замирая от страха, и случилось это среди разрушенных колонн афинского Акрополя. А первый зов страсти и первый порыв ветра любви, сводящего с ума, они ощутили в Ирландии, на раскопках древних поселений друидов.

Они были прекрасной парой, чудесно дополняя друг друга во всем, даже в своей любимой археологии. Джек не слишком рьяно рылся в книжной пыли и оживал только тогда, когда попадал непосредственно на место раскопок. Диана, напротив, лучше всего чувствовала себя в тиши библиотек. Недаром же она считалась одним из лучших специалистов по мертвым языкам, включая клинопись Египта и Вавилона. В научном мире полагали, что присутствуют при рождении звездной пары, равной которой не было ни в истории археологии, ни в истории науки в целом. Союз Дианы и Джека выглядел естественным и едва ли не единственно возможным. Они изначально были половинками единого целого.

Диана навсегда запомнила тот день, когда Джек сделал ей официальное предложение. Случилось это в воскресенье, на пикнике в Беч Хэвене, родовом поместье Джека в Бедфордшире. Это было очень романтично и трогательно. Джек усадил ее в поджидавшую у берега лодку, устроив на парчовых подушках словно египетскую принцессу. Он повез ее навстречу закату по зеркальной глади реки. Диана и сейчас слышит негромкий, но взволнованный голос Джека, которым он рассказывал ей о том, какой хочет видеть свою жизнь.

– Эти слова мой отец сказал, когда мне было десять лет, и с тех пор я не могу забыть их, – говорил Джек. – А сказал он, что то, чем он – а теперь и мы с тобой, Диана, – занимается, важнее того, что делают короли и премьер-министры. Работа археолога дает возможность людям непосредственно соприкоснуться с самой историей. Она будит их воображение. Проникая в прошлое, мы даем ему тем самым вторую жизнь. Познавая прошлое, мы сами учимся на примерах предков; изучая их ошибки, мы можем избежать своих собственных. Археология помогает связать нить времен и дает возможность всем людям Земли ощутить себя единым целым, одной семьей.

Эти слова, сказанные Джеком, звучали в голове Дианы и сейчас, когда она стояла в задней комнате церкви перед зеркалом в подвенечном платье. Именно в тот день ей показалось, что она заглянула в душу Джека и поняла родство своей души с его душою. И ощущение этого родства душ было для нее едва ли не важнее, чем сегодняшняя церемония, которая должна лишь формально подтвердить его.

Пруденс, мать Дианы, выглянула за дверь и, торжествуя, обвела взглядом море колышущихся за нею лиц. Пруденс была дочерью торговца и переняла от него трезвый взгляд на жизнь. За Стаффорда Санберна она вышла по желанию отца, считавшего ученого хорошей партией для своей дочери. В молодости она не жалела почти ни о чем, кроме, пожалуй, долгих отъездов мужа, да того, что у него нет никакого титула. Увы, он даже не был графом. И вот теперь Диана восполняла этот досадный пробел в жизни своей матери.

Диана увидела перед собой в зеркале счастливую женщину с сияющими черными глазами. Блестящие темные волосы красиво уложены на голове. Диана всегда отличалась от своих родителей – белокурой матери и миниатюрного отца с коричневатой, сожженной солнцем кожей.

Сказать по правде, Диана не была в восторге от своей внешности. Она считала себя слишком... как бы это сказать... экзотичной, что ли. Слишком отличающейся от бледных, хрупких сверстников из аристократических семей. Впрочем, в эту минуту глаза Дианы горели таким ярким светом любви, что даже самой себе она казалась красавицей.

В отличие от своей жены Стаффорд Санберн не придавал графскому титулу жениха ни малейшего значения. Готовясь к выходу в придел храма, он задумчиво улыбнулся дочери и сказал:

– О том, что сегодняшний день настанет, я знал с той минуты, когда впервые увидел вас вместе – тебя и Джека. Воистину, некоторые браки совершаются на небесах, – и добавил, переводя взгляд на жену: – Как жаль, что Нивен не дожил до этого.

Диана крепко стиснула его запястье. Ей тоже не хватало рядом их старинного друга.

В этот момент распорядитель дал сигнал к началу, и все пришло в движение. Сменилась музыка – вместо прозрачного Моцарта зазвучало что-то строгое и торжественное, – и Диана в окружении своих подружек вошла в храмовый придел, нервно поглядывая на лица собравшихся. Многочисленная родня Резерфордов, толпившаяся возле одной из стен собора, состояла в основном из тех, кто приехал в Лондон еще на похороны Нивена, да так и остался здесь до самой свадьбы. Кузины и кузены Джека, дяди и тетки... Сбоку стояли его младшие сестры – восемнадцатилетняя Примми и Эдит, которой только что исполнилось шестнадцать. Они с важным видом следили за тем, как их брат занимает место жениха перед алтарем. Диана тоже увидела Джека – красивого, как никогда, в облегающем фраке, серых брюках, белоснежной рубашке и полосатом черно-серебряном галстуке. Джек повернул голову и встретился взглядом с Дианой. Музыка зазвучала еще торжественнее, и церемония началась.

Не сводя глаз со своего жениха, Диана подошла к алтарю. Ей казалось, что эти несколько десятков шагов – на самом деле долгое путешествие, в конце которого ее ждет начало новой жизни. Встав перед алтарем, Стаффорд вложил ее руку в ладонь Джека, поцеловал дочь в щеку и отступил назад. Рука Джека была горячей и твердой, взгляд его скользил по лицу Дианы. Предыдущие две ночи в общем-то превращали сегодняшнюю церемонию в пустую формальность, но тем не менее он сгорал от желания поскорее остаться наедине со своей очаровательной женой.

В этот миг сзади, у входа, послышался неясный шум, и взгляд Джека стал тревожным. Все головы повернулись к возмутителям спокойствия. Ими оказались рыжеволосый человечек в штатском и трое констеблей. Органист сбился и перестал играть. В воздухе повисла последняя грустная нота. Отец Дианы тоже обернулся к пришельцам и сделал шаг вперед, словно собираясь прогнать их из церкви пинками.

– Что все это значит? – сердито крикнул он.

– Мне очень жаль, сэр Стаффорд, но...

– Кто вы такой, черт побери?

– Еще раз прошу прощения, сэр. Я инспектор Уортингтон из Скотленд-Ярда.

От ярости Стаффорд побагровел так, что это стало заметно, невзирая на его вечный загар.

– Вы в своем уме, инспектор? Как вы смеете прерывать венчание?

– Я все понимаю, сэр. Но информация, которую мы только что получили, делает именно это венчание совершенно невозможным. И я уверен, что вы еще будете благодарны мне за то, что...

– Какая еще информация? – прорычал Стаффорд.

Диана покосилась на Джека, и сердце ее забилось в тревоге. Таким она видела Джека всего однажды, в тот день, когда он подрался с первым школьным забиякой во время перемены, и его отсылали домой – сменить порванную одежду. У Джека был взгляд человека, который сделал то, что обязан был сделать, и готов ответить за последствия.

Инспектор Уортингтон также неотрывно смотрел на Джека.

– Лорд Резерфорд, – сказал он, – в мои печальные обязанности входит арестовать вас именем Ее Величества королевы.

– Бред какой-то! – воскликнул Стаффорд под гул голосов, все громче звучащих под куполом храма. – Скажите ради бога, в чем его подозревают?

– В краже.

Голоса зрителей слились в единый удивленный вздох. Пруденс поднялась со своей скамьи.

– Мы получили известие о том, – продолжал инспектор Уортингтон, – что лорд Резерфорд тайно продал значительную часть ценностей, входящих в так называемую Александрийскую коллекцию. Ценности, принадлежащие Британскому музею. Другими словами, сэр, лорд Резерфорд похитил их у всего британского народа. А значит, мы имеем дело не только с воровством, но и с государственной изменой.

После этих слов под сводами храма повисла мертвая тишина.

– Откуда вам это известно? – спросил Стаффорд.

– От самого сэра Хавершема, президента Королевского Географического общества. Неопровержимый источник, не так ли?

– Но зачем это молодому Резерфорду? – растерянно развел руками Стаффорд. – Ведь Александрийская коллекция – это величайшая из находок, сделанных мной и покойным отцом Джека. Сам Джек тоже приложил немало сил...

– Александрийская коллекция не может принадлежать частному лицу, сэр, – возразил инспектор. – Она принадлежит британскому народу. У вас она была на сохранении. Ну а что с ней проделал этот молодой человек, мы постараемся выяснить во время следствия.

Он сделал знак рукой, и констебли мигом оказались рядом. На руках Джека защелкнулись наручники. Из толпы слышались невнятные возгласы, тонувшие в общем гуле.

– Неслыханно! Королева непременно должна узнать о том, что творит полиция, прикрываясь именем Ее Величества! – выделился из общего хора сильный мужской голос.

– Ее Величество, – крикнул в ответ инспектор, – не позволит посягать на достояние империи никому, будь он хоть трижды графом!

Диана почувствовала, что с нее достаточно. Она обернулась к Джеку и закричала:

– А ты почему молчишь? Скажи им, что ты ни при чем!

Джек ничего не ответил, только с грустью посмотрел на Диану. Молчание озадачило ее. Почему он ничего не говорит? Почему не пытается защищаться? Да, у Джека немало недостатков, она знает это. Но воровство... Нет, он может быть кем угодно, но вором – никогда. Никогда!

– Господи, Джек! Скажи же наконец этому противному рыжему коротышке, что ты не виноват, и покончим с этим!

Констебли уже раздвигали толпу, готовясь увести с собой Джека. Охваченная ужасом, Диана рванулась следом и схватила его за рукав.

– Джек, скажи мне, что ты не делал этого, – потребовала она.

Он помолчал немного, глядя Диане в лицо, и наконец ответил каким-то безжизненным, лишенным выражения голосом:

– Не могу, Диана. Потому что я сделал это.