Текст книги "Медный ангел"

Глава 18

Под веки словно насыпали песку, и Камилла не могла заснуть. Она долго бродила по комнате, потом накинула плащ, вышла в сад и дождалась там рассвета. Было холодно, но очень ясно. Ночь словно отодвинулась, прикрылась вуалью.

Вернувшись в дом и поднимаясь к себе, Камилла столкнулась с Виллеру. Видимо, он тоже не ложился; во всяком случае, глаза его были очень похожи на глаза Камиллы. Он, как всегда, аккуратен и подтянут, но в его движениях сегодня виделась какая-то безнадежная усталость, и это вовсе не усталость тела.

– Сударыня. – Он поклонился.

– Как вы? – Здесь, посреди лестницы, где в любой момент могли появиться слуги, Камилла не стала говорить ему все, что хотела. Виллеру махнул рукой.

– Отправляюсь на тренировку. Мои люди наверняка уже собрались и ждут.

– Может быть, лучше освободить их сегодня от занятий? У них была нелегкая ночь.

– Отнюдь. Нельзя нарушать привычный ритм. Они должны помнить, на что идут, и если кто-то из них погиб – это ничего не меняет. – Теодор потер подбородок, на сей раз чисто выбритый, и вдруг беспомощно сознался: – До сих пор поверить не могу. Глупость какая-то.

– Что вы будете делать с этими тремя?

– Сдам на руки гвардейцам, согласно закону, – пожал плечами Теодор. – Хотя с гораздо большим удовольствием задушил бы их голыми руками, но эти чувства недостойны христианина. Грешен. – Но раскаяния на его лице заметно не было.

– Не казните себя за то, что произошло. – Камилла прикоснулась к его руке.

– Не буду, – улыбнулся Виллеру. – Я по-прежнему остаюсь солдатом, сударыня, а солдату некогда казниться.

– Подозреваю, что вы мне наполовину врете, но вынуждена отпустить вас с этим, – вздохнула Камилла.

Теодор кивнул, помедлил, взял ее руку, прикоснулся к ней губами, задержавшись чуть дольше, чем позволяет этикет, отпустил и пошел вниз, не оглядываясь. Сегодня утром его хромота была особенно заметна. Камилла сжала кулаки. Ничего. Нужно успокоиться и продумать план действий, и все будет. Ее приглашение остается в силе – и Виллеру, кажется, дал понять, что помнит об этом. Остается немного подождать.

Вздохнув, Камилла отправилась к себе: может быть, удастся заснуть хоть ненадолго. Будет смешно, если Виллеру ночью все-таки явится и застанет ее крепко спящей. Ночь любви для старичков, вот что это будет…

Камилла сделала то, что должна была сделать: отослала в аббатство слугу с запиской, чтобы прислали священника для погребения Фабьена, не стоило слишком затягивать с этим делом. Теодор об этом не просил, но Камилла знала, что это ее обязанность, как хозяйки замка.

Виллеру, в свою очередь, отправил Николя в деревню за гвардейцами. Они прибыли в середине дня, недовольные вынужденной прогулкой, и шевалье долго беседовал с ними и с пойманными ворами в подвале. Перед обедом Камилла услышала стук копыт во дворе и выглянула в окно: гвардейцы увозили оборванную троицу, а Виллеру внимательно наблюдал за процессом. Госпожа де Ларди полагала, что сейчас он себе локти кусает из-за того, что повинуется долгу и не может придушить убийцу собственными руками.

Конечно же, уже утром о происшествии знал весь замок. За завтраком и обедом Виллеру не появлялся: Камилла отправила приглашение Теодору выпить вместе чаю, но тот отказался, сославшись на занятость. Госпоже де Ларди было очень интересно, что будет сегодня ночью. Запирать дверь она не собиралась.

К вечеру из аббатства прибыл святой отец Блез – Вильморен, как выяснилось, не мог приехать, – и сделал все, что нужно. Камилла послала слуг вырыть могилу на замковом кладбище, чтобы похоронить Фабьена на рассвете. Она весь день не видела Теодора и не знала, чем тот занят.

Мне так хочется, чтобы ты пришел, и я наконец могла тебе сказать… что?

Она не знала. Вообще не знала, что будет говорить и нужно ли говорить, или хватит действий…

Камилла ушла к себе рано, сказывалась предыдущая бессонная ночь. Госпожа де Ларди отослала служанку, сказав, что разденется сама, но не стала раздеваться, только волосы распустила и расчесала, а потом уселась у камина с книгой. Виллеру расставлял последние караулы за полночь, вряд ли он явится рано, но Камилла умела ждать.

Часы в гостиной пробили двенадцать; их звон далеко разнесся по притихшему дому. Время смены караула. Теодор медленно прошел по переходам и лестницам, проверяя, все ли в порядке. Все были на своих местах, Арман Жюре, ответственный за ночное дежурство, меланхолично резался в кости с двумя слугами Камиллы. Теодор не стал им мешать и поднялся наверх, в свою спальню. Ополоснул лицо холодной водой, скинул камзол, собрался отцепить шпагу – потом помедлил и все-таки не снял. Кинжал тоже остался при нем: привычка стала сильнее Теодора.

Он взял рогатый подсвечник с пятью свечами, тихо затворил дверь в комнату, полюбовался на Николя, клюющего носом у дверей в покои Леви-Мирпуа, загостившейся в замке, несмотря на трагическое происшествие, и бесшумно двинулся в сторону комнаты Камиллы – сегодня охранять хозяйку должен был он сам. Виллеру знал теперь замок как свои пять пальцев – на левой руке, разумеется, – и мог бы пройти по нему с закрытыми глазами, и все-таки он дошел не быстро. Некоторое время Виллеру стоял перед дверью госпожи де Ларди, потом постучал. Никакого ответа. Он помедлил еще мгновение, нажал на дверную ручку и вошел.

Потрескивали поленья в камине, растопленном, несмотря на теплый день: ночи по-прежнему были холодными. Камилла, с распущенными волосами, сидела в кресле у огня, уронив на колени книгу, которую читала. Женщина так и уснула, и на сей раз, ей снился хороший сон, Теодор знал. Он улыбнулся, осторожно поставил подсвечник на маленький столик у дверей, отцепил все-таки шпагу, чтоб не звякнула, подошел и, склонившись, заглянул Камилле в лицо. Женщина спала. Теодор отвел упавшую ей на глаза прядь, но Камилла не проснулась: усталость взяла свое. Так засыпают солдаты после боя. Виллеру вынул книгу из ее безвольной руки, отложил на столик. Можно подождать, пока женщина проснется, а можно устроить ее поудобнее. Осторожно, стараясь на разбудить, Теодор взял Камиллу на руки и отнес на кровать. Госпожа де Ларди не проснулась, но предприняла попытку свернуться клубочком, что было достаточно неудобно, в тяжелом-то платье. Виллеру снял сапоги, тоже улегся на кровать; Камилла немедленно уютно устроилась у него под боком, положив голову ему на плечо, а у Теодора сна не было ни в одном глазу. Он лежал, держал в своих объятиях удивительную женщину и смотрел, как оплывают свечи.

Виллеру не знал, любит ли он Камиллу, он сам себя не мог понять. Он угадывал ее желания, ее движения, ему нравилось, как она говорит, и как она язвит. Он думал о ней постоянно. Перепалки с ней позволяли не расслабляться, но говорить в гостиной за чашечкой чая – это одно, а стать ей больше, чем собеседником, – дело другое.

Теодор всегда очень ответственно относился к своим привязанностям. Если он делал шаг навстречу женщине, или она делала шаг навстречу ему – значит, он готов был отдать за нее жизнь, не задумываясь, ей принадлежало его сердце и его время, ей принадлежал он весь. И несмотря на то, что его романы заканчивались рано или поздно, так или иначе, и время Теодора переставало принадлежать кому-то, кроме него самого и Бога, уголок в сердце оставался занят кем-то. И вот – непонятная то ли любовь, то ли тоска, заполняющая его душу, тянущая, не дающая вздохнуть.

Виллеру осторожно поцеловал Камиллу в лоб; та глубоко вздохнула и еще крепче прижалась к нему. Медный ангел, посланный ему в награду. За что, за какие деяния, и награда ли это, и может ли любовь быть наградой? Любовь, которая никогда не исчезает без следа, на которой стоит весь мир и еще много веков простоит, которая пронизывает мироздание, из которой соткано поистине все – может ли она принадлежать? Теодору до дрожи в руках хотелось оградить эту женщину от всех мирских забот, защитить ее, сделать ее бессмертной.

Любовь дарует настоящее бессмертие.

И все же он не был уверен, что это та самая любовь.

Теодор провел правой ладонью по мягким волосам Камиллы – надо же, руки еще что-то чувствуют… И тут Камилла проснулась и в упор, как будто и не спала, посмотрела на Виллеру.

– Значит, вы все-таки пришли. – Голос у нее был обворожительно-хриплый после сна.

– Как видите.

– Вижу я вас прекрасно. – Она не спешила отстраняться, или делать что-то еще. – Это вы меня уложили так красиво? Чрезвычайно мило.

Ее насмешливый тон удивил Теодора, но через мгновение он все понял: Камилла просто волновалась и изо всех сил старалась этого не показывать.

– Тш-ш, – сказал Теодор и коснулся ее лица. – Не нужно ничего говорить.

– Ты думаешь? – почти шепотом и почти жалобно спросила она.

– Я знаю.

Он переместился так, чтобы можно было поцеловать эту восхитительную женщину.

– Что мы делаем, Камилла?

– Не знаю…

После первого поцелуя она закончила:

– …Но это чертовски прекрасно, сударь!

Теодору было неудобно расцеплять крючки на платье Камиллы левой рукой, но женщина прекрасно справилась сама, и последний бастион в виде корсета пал.

И стали неважными все слова, все неясности – их можно будет обсудить потом, потому что сейчас… потому что сейчас…

– …Знаешь, чего мне сейчас хочется?

– Повторить?

– Это само собой разумеется. Выкурить трубку.

Теодор застонал.

– А чаю ты не хочешь?

– Нет, благодарю вас, сударь, вы очень любезны.

– Не за что, сударыня, не за что.

Камилла рассмеялась и положила голову ему на плечо. Теодор нежно перебирал ее волосы.

– Что мы будем делать дальше, Камилла? Я не…

– Молчи, пока не сказал какую-нибудь глупость, – остановила она Виллеру. – Я ничего не прошу и ничего не жду. Давай сначала поймем, кто мы и зачем мы, и что это такое – наше «мы». Мне очень хорошо с тобой, Тео, но я в смятении.

– Как и я.

– Отлично. Нас ожидают восхитительные времена. – И без всякого перехода она добавила, проведя пальцем по не до конца зажившему шраму на боку Теодора: – Это ты в последней кампании заработал? Во славу герцога?

– Да.

– Рано или поздно ты расскажешь мне эту историю, хорошо? – тихо спросила Камилла.

Теодор привлек ее к себе.

– Хорошо. Обязательно расскажу.

– Главное – наутро держать себя в руках, – сказала Камилла. Но дальше говорить ей Теодор не дал: у него нашлось для нее занятие поинтереснее.

Глава 19

Она уснула всего на несколько минут – а когда открыла глаза, Теодор уже ушел. Ночная тьма за окном сменилась серой предрассветной мглой. Все правильно, скоро утро, на рассвете тренировка, потом похороны Фабьена. Камилла могла еще поспать, но она не могла больше уснуть. Она дотянулась до шнурка и дернула за него, вызывая горничную.

Та появилась несколько минут спустя, заспанная и слегка растрепанная – как обычно, но тут же почти проснулась, увидев смятые покрывала на постели. Горничной явно было любопытно, что произошло, но Камилла держала ее при себе из-за трех редких качеств: Адель не болтлива, услужлива и до мозга костей предана своей хозяйке.

– Принеси мне черное платье, Адель, и уложи волосы.

Пока служанка помогала ей одеться и причесаться, Камилла размышляла о том, что рано или поздно тайное все равно станет явным – люди в деревне наблюдательны, визиты Теодора в ее спальню долго скрывать не удастся. Ну и пусть, это ее вовсе не волнует, она взрослая женщина и может делать что угодно. Госпожа де Ларди хмыкнула: безнравственность процветает, и это прекрасно.

Я наконец получила то, чего хотела.

Она привыкла получать желаемое, прилагая усилия, но с Теодором у нее не сложилось ощущения купленного подарка, не чувствовалось горечи разочарования, только всепоглощающая нежность. Хотелось увидеть его немедленно, но Камилла прекрасно понимала, что день задает свои правила, которым нужно следовать. Это значит, что они с Виллеру увидятся на похоронах Фабьена, и потом, возможно, в течение дня – если удастся выкроить минутку и ей, и ему. Зато ночи теперь принадлежат им, и это восхитительно. Камилла давно уже не чувствовала себя так хорошо.

Замок уже просыпался: в деревне все привыкли вставать рано. Камилла спустилась вниз, где встретила отца Блеза, ночевавшего в замке и уже готового к церемонии погребения. Застучали сапоги: Виллеру и его люди вернулись с тренировки. На кухне повара гремели котлами. Первые рассветные лучи робко пробивались в комнаты, ложились яркими пятнами на пол. Камилла мельком улыбнулась Виллеру, которой ответил ей короткой улыбкой, и вышла в сад вслед за отцом Блезом.

Кладбище густо заросло кустами шиповника – их не выкорчевывали, и они росли, как придется, и скоро должны покрыться зелеными листьями и зацвести.

Фабьена провожала почти вся замковая челядь, некоторые служанки громко всхлипывали. Люди Теодора стояли, опустив головы. Сам Виллеру голову держал высоко, но не смотрел ни на кого, стоя рядом с отцом Блезом. Тот переворачивал страницы Библии, а шаловливый ветер пытался перетасовать их по-своему, прочитать «Акт веры» вместо «Реквиема». И черными и тяжелыми казались вывороченные пласты земли.

Камилла почти не слышала, как священник читает, и плакать ей не хотелось. Хотелось подойти к Виллеру и взять его за опущенную руку, которая ночью касалась ее. Впервые Камилла отчетливо рассмотрела, что серебро в его волосах – это седина.

Но – но ярко светило солнце, теплый ветерок качал ветви шиповника, и солнце ощутимо пригревало. На качающуюся ветку над головой Виллеру села синица и задумчиво чвиркнула, сияя желтым брюшком. Птицы галдели в старом саду, а мраморные кресты казались белыми, будто вымытыми.

– …Покойся с миром. Аминь.

Священник закрыл Библию, и тяжелая земля начала рушиться в яму, закрывая для Фабьена солнечный свет. Но Камилла верила, что сейчас для него сияет свет неизмеримо более яркий, чем свет земного солнца. И когда могила была засыпана, Камилле не хотелось плакать, хотелось улыбаться.

Присутствовавшие на похоронах довольно быстро разошлись, чтобы заняться своими повседневными делами в замке. У могилы остались только Камилла и Теодор, и теперь можно было подойти и взять Виллеру за руку.

– Он на небесах, Тео.

– Да, я знаю, – откликнулся шевалье спокойно. – Бог не оставил нас.

– Не думаю, чтобы он когда-нибудь это сделал, – задумчиво сказала Камилла. – Это не в его интересах.

– Что ты имеешь в виду?

– Наша вера непоколебима – зачем же ему нас оставлять?

– Ты права. Как ни странно.

– Ты не привык к тому, что я бываю права. Трудно, понимаю, но придется. Вернемся в дом? – предложила Камилла.

– Погоди. Я должен сказать тебе кое-что. – Виллеру помолчал. – На рассвете приезжал лейтенант гвардейцев, тот, что забрал наших молодчиков вчера. Воры сознались: они вовсе не воры. Это наемные убийцы со Двора Чудес. И пришли они по мою душу.

– Что?! – У нее дыхание перехватило.

– К сожалению, это так. В свете сложившихся обстоятельств, я вынужден просить тебя освободить меня от службы и разрешить уехать. Вернее, – лицо его стало жестким, – я просто уеду. Не хочу навлекать на тебя неприятности. Я должен был сделать это еще раньше, но…

– Почему они хотели убить тебя?

– Этого им не сказали.

Лицо его снова было сковано льдом, и Камилла не могла понять, что же там, за маской. Госпожу де Ларди очень занимал вопрос, что теперь будет с нею и Теодором. Они свободны в своем выборе – и, тем не менее, если Виллеру покинет замок, то не сможет приезжать в Жируар каждую ночь. Как и она не сможет отправиться за ним – в первую очередь потому, что он не позволит.

Кажется, Теодору тоже трудно об этом заговорить. Как странно! Раньше Камилле казалось, что стоит им стать ближе – и можно будет говорить обо всем без опаски, но проблемы стали больше, и решать их – труднее.

– Итак? – наконец, сказала она.

– Итак… Давай пройдемся. – Виллеру предложил ей руку, и Камилла с благодарностью на нее оперлась. Они медленно пошли по дорожке в самую запущенную часть сада. Зато там никто не подслушает и не подглядит. Теодор долго молчал, затем заметил: – Я не хочу уезжать.

– Но ты сам сказал, что придется.

– Да, но до нынешней ночи меня это смутно волновало. Теперь все по-другому.

– Рада слышать. – Лирическое настроение отступало, к госпоже де Ларди возвращалась способность трезво мыслить и принимать решения. – Тем не менее, бывают расстояния, которые чрезвычайно трудно преодолеть. Я полагаю, наше из таких. К сожалению.

– Увы. – Теодор прекрасно понимал, о чем она говорит. – Я не могу придумать мгновенное решение, которое устроило бы всех, и это меня несколько расстраивает.

– Ты все-таки страшный гордец, Тео. Тебе нужно победить всех и сразу. – Камилла вздохнула. – Единственным приемлемым выходом мне кажется выждать. Я не стану подвергать опасности и тебя самого, и твое чувство ответственности, заставляя тебя оставаться в замке. Хотя ты себя защитить можешь, и меня тоже. – Она не была уверена, что может заставить Теодора что-либо сделать, но ведь он сам говорил – стоит только попросить… Однако злоупотреблять просьбами гадко. – Пока не выяснится, кто и за что жаждет насадить тебя на вертел, тебе следует быть очень осторожным.

– Да, верно. – Хотя он знал, за что… Но вот кто именно?

И больше ничего. Черт! Камилла осознала, что ждала некоего приглашения или объяснения – но не дождалась. Теодор мрачно вышагивал по дорожке и на ее пламенную речь больше не реагировал. Даже обидно. Неужели ему не понравилось… быть с ней? Да нет, он не умеет врать, просто не умеет. Достоинство и недостаток одновременно.

Хорошо, он не лжет. Но о чем он умалчивает?

– Тео, я не стану пытать тебя, спрашивая о догадках. Но мне немного странно, что за тобою так упорно охотятся. Сначала на дороге, теперь вот это проникновение в замок… Я понимаю, есть вещи, не предназначенные для женских ушей, но неужели ты совсем ничего не хочешь мне объяснить?

Виллеру пожал плечами.

– В данном случае незнание лучше смутных домыслов.

– О, хорошо. – Камилла не знала, злиться ей или плакать. Ни то, ни другое не помогло бы. – Только если так, тебе нельзя ехать в Лион.

– Верно.

– И куда же ты отправишься?

– На всякий случай, я не отвечу.

– Прелестно. – Камилла со злостью пнула носком расшитой туфельки лежавший на дорожке камешек. – Вот теперь у меня действительно испортилось настроение.

– Камилла, – мягко произнес Виллеру, – ты же сама велела мне тебя охранять. Именно этим я и занимаюсь.

– Да, с такой точки зрения на это не смотрела, – призналась госпожа де Ларди. Вот дьявольщина! Безвыходных ситуаций, конечно же, не бывает, но как же ей не хотелось отпускать Теодора незнамо куда! И именно сейчас, когда они только-только стали близки. Шевалье молчал – видимо, размышлял о том же.

– Я напишу тебе, – наконец, сказал он.

– Ах, благодарю. – Камилла не смогла ответить без горечи, но тут же подсластила пилюлю улыбкой. – Можешь даже кратко, на разбор твоего почерка у меня уйдет пара часов.

Теодор улыбнулся. Камилла остановилась, он повернулся к ней и, склонившись, поцеловал. Было так хорошо зарыться пальцами в его волосы и, наконец, сдернуть проклятую ленточку. Да! Она это сделала, день прошел не зря.

– Но ты ведь уедешь не сегодня? – пробормотала Камилла, оторвавшись от губ Виллеру. – Чтобы завершить твои дела в замке, потребуется несколько часов. И…

– Угу, – хмыкнул он, – ты можешь даже не спрашивать.

Неужели это именно то, о чем я думаю?..

Теодор вот уже полчаса вышагивал по малой гостиной, воспользовавшись тем, что Камилла отправилась побеседовать со слугами. Лейтенант гвардейцев сказал, что ошибки быть не может: наемным убийцам велели лишить жизни Теодора де Виллеру. Не Камиллу и ее случайную охрану, а именно его. Да, видимо, зря он понадеялся, что сможет избежать политики и просто служить. Хотя почему он так уверен, что все это связано с политикой?

Я думал, что покончил со всем этим. Но, кажется, кто-то решил иначе. И, кажется, я знаю – кто.

Еще шаг, еще. Теодору не хотелось покидать Жируар, но иного выхода он не видел. Он перебирал в памяти все те дни, что они с Камиллой провели вместе.

Камилла… Думать о ней было тяжело. Виллеру не хотелось расставаться с нею вот так, когда они только начали учиться откровенно говорить друг с другом. Нет, они никогда друг другу не лгали, но честность и откровенность – совершенно разные вещи.

А еще я так и не смог понять, любовь это или нет. Это даже не влюбленность.

Черт.

Послышались быстрые шаги, и на пороге гостиной появился Анри, запыхавшийся, в сутане и забрызганном грязью плаще. Никак, скакал во весь дух. не разбирая дороги.

– Теодор! Что творится? Позавчера убили одного из ваших людей, сегодня я получил от Камиллы пугающую записку…

Значит, госпожа де Ларди потрудилась сообщить старому другу, что Теодор уезжает. Виллеру вздохнул и кратко изложил Анри события прошедших дней – Вильморен имел право знать все.

По мере того, как Теодор рассказывал, аббат становился все более бледным.

– Вы покидаете замок! – Он помолчал. – Впрочем, это правильное решение. Но… очень болезненное.

– Это мое личное дело, Анри, – напомнил Теодор, – а его нельзя сделать, сидя в Жируаре.

– Вы правы. Отправитесь в Париж?

– Скорее всего, да.

– Дело? – В дверях стояла Камилла. – Что же у вас за дела, господа?