Текст книги "Радуга"

Глава 9

Манхэттен

Июнь 1989 года

– Привет, Кэт.

– Алекса?

– Звоню только затем, чтобы уточнить время твоего прилета в пятницу. – Сестра говорила весело, несмотря на то что услышала в голосе Кэтрин какое-то уныние.

– Кажется, у меня не получится прилететь в пятницу.

– Да? Почему?

– Потому что я не закончила с курсовой по французскому.

– Жаль. – Алекса очень удивилась: ведь это было не просто очередное сочинение, а основная работа, за которую Кэт получала диплом на французском; что за причина могла так помешать ее всегда очень дисциплинированной сестренке? – Ты болела?

– Нет. Кажется, я слишком увлеклась другими предметами. – И это было правдой, сконцентрироваться Кэт удалось только за несколько последних дней – чтобы сдать последние экзамены.

– Так когда ты думаешь приехать?

– Точно еще не знаю.

– А ты не можешь закончить свою курсовую здесь?

– Что? Ах да… наверное, – неуверенно ответила Кэтрин, хотя уже знала, что ей придется заканчивать курсовую в Нью-Йорке.

Ей предстояла еще не одна неделя напряженной работы, а до занятий в Джуллиарде осталось всего десять дней. Нью-Йорк… десять дней… все это до сих пор казалось невозможным. И Кэт наконец высказала печальную, но благоразумную идею, воплощение которой она теперь уже могла себе запросто позволить, будучи наследницей загадочного состояния. – Я хотела узнать, не могу ли я снять собственную квартиру?

– Ну-у, – как можно спокойнее протянула Алекса, пытаясь скрыть свое разочарование. – Разумеется, если ты так хочешь… Но, Кэт, мой дом и в самом деле станет твоим. Собственно говоря, он уже твой. Я фактически все перевезла в Мэриленд.

– Я просто не хотела мешать.

– Глупости! Мне самой будет в радость, если бы кто-нибудь жил здесь. Кроме того… здесь еще и рояль, на котором кто-то должен играть.

– Рояль?

– Да. И стены совершенно звуконепроницаемые, так что ты сможешь заниматься музыкой в любое время, когда тебе заблагорассудится, не боясь потревожить соседей, тем более что они вряд ли будут возражать против твоего музицирования. Почему бы тебе все же не остановиться у меня, Кэт, хотя бы на первое время? Если не понравится, ты вместе с роялем сможешь переехать отсюда в любую минуту.

– Уверена, что мне понравится твоя квартира. Я только не хотела доставлять неудобства.

– Да о чем ты говоришь? Все будет прекрасно. Так когда же ты приедешь?

– Я действительно не знаю.

– Ладно, мне, наверное, нужно послать тебе ключи. И тогда ты сможешь приехать, когда захочешь. Я отошлю их с ночной почтой.

– Точно могу сказать, что приеду не раньше следующей недели.

– Как только тебе будет удобно. Я буду в своем коттедже в Мэриленде.

Закончив разговор, Алекса никак не могла справиться с разочарованием. Как неожиданно вылетели те десять дней, которые они планировали провести вместе! Планировали? Они? Да нет же, это она, Алекса, планировала. Кэт, по всей видимости, не горела особым желанием провести время с сестрой. Да и с чего бы ей этого желать?

Алекса принялась писать записку, чтобы сопроводить связку ключей, но тут позвонил Джеймс, уехавший вчера на двадцать дней в Калифорнию. Он мгновенно услышал печаль в голосе Алексы.

– Мне показалось, что Кэт как-то не может определиться по поводу своего приезда, – сообщила Алекса.

– Возможно, что в ней говорит ностальгия по колледжу или паника из-за новых проектов, которые ей предстоит осуществить, расставшись со спокойным Оберлином ради сумасшедшего Нью-Йорка.

– По-моему, Кэт сомневается в том, стоит ли ей останавливаться у меня.

– Полагаю, это бессмыслица. – Голос Джеймса смягчился. – У меня, к примеру, нет ни малейших сомнений, стоит ли останавливаться в твоей квартире. И мне так показалось, что в эти выходные ты будешь свободна?

– Тебе не показалось, но после переговоров в субботу ты ведь собирался куда-то плыть?

– Только в том случае, если у меня не будет предложения позаманчивее. – Подождав минуту, Джеймс спросил:

– Так мне стоит надеяться на более интересное предложение? Я могу быть в Нью-Йорке в субботу, часам к девяти вечера.

– Хорошо. Кэт не появится до следующей недели. И еще. Я тебе когда-нибудь говорила, какой ты замечательный человек? – добавила Алекса с благодарностью.

– Мне нужно твое честное мнение, – торжественно объявила Алекса.

– Всегда готов.

Войдя в гостиную, Джеймс сразу же понял, о чем жаждала Алекса услышать «честное мнение». Блестящий рояль был украшен разноцветными лентами в пастельных тонах, увенчанными на крышке пышным бантом и надписью от руки, выведенной прекрасным почерком Алексы: «Добро пожаловать, Кэт!»

– Раз уж меня здесь не будет, когда она приедет, – смущенно пояснила Алекса, – я подумала… я не переборщила, а? Не слишком глупо?

– Думаю, все очень даже здорово. И мило, – улыбнувшись, ласково заверил ее Джеймс, глядя в прекрасные изумрудные глаза, выражавшие растерянность, когда речь шла о младшей сестре.

«Упакованный» рояль был, несомненно, замечателен, хотя это все выглядело ребячеством. Глядя на рояль, Джеймс тоже задавался вопросом, а что об этом подумает Кэтрин. Одобрит ли она проявление сентиментальных чувств или же посчитает их глупостью? Хотелось надеяться, что младшая сестра, так много значившая для Алексы, примет с благодарностью такое выражение любви.

Стерлинг надеялся, что Кэтрин окажется доброй девушкой, но вдруг понял: на самом-то деле он не имеет ни малейшего представления о Кэтрин. Да и откуда? Все, что Джеймс о ней знал, исходило от Алексы, чье отношение к младшей сестре было безнадежно осложнено чувством собственной вины – отсюда и розовые облака, из неясных очертаний которых вырисовывался причудливый образ совершенства.

Джеймс слышал историю о прелестной малышке, безмятежной маленькой принцессе, не чувствовавшей боли и никогда не плакавшей, о необыкновенно одаренной пианистке, но ему вдруг захотелось узнать о Кэт Тейлор всю правду, без прикрас. Безусловно, она красива, так же как и ее старшая сестра. Будет ли ее блестящая самоуверенность столь же впечатляющей, как уверенность Алексы, доходящая до очаровательной беззащитности? Или Кэт окажется, к ужасу Джеймса, эгоцентричной особой, считающей себя по-настоящему талантливой сестрой, отрицающей (как это делала и сама Алекса) огромные способности своей старшей сестры?

– О чем задумался? – прервала размышления Джеймса Алекса, удивленная неожиданно появившимся на его красивом лице выражением нежности.

– Думал о твоей младшей сестре. – «О том, как сильно надеюсь на то, что она не добавит тебе новых переживаний». Джеймс привлек к себе Алексу и поцеловал. – Хотя я не совсем искренен. В основном я думал о старшей сестре твоей Кэт.

Все было похоже на внезапный порыв, самоубийственный и соблазнительный, но Кэт просто не в силах была сопротивляться, притягиваемая, словно магнитом, воспоминанием о телефонном разговоре с Алексой в среду вечером. Кэтрин сдала свои последние экзамены, упаковала контейнеры с одеждой и книгами и набила два чемодана самым необходимым: нотами, курсовой работой на французском, теперь отложенной до конца августа, и кое-какой одеждой. В субботу вечером она была в Кливлендском аэропорту, успев на задержанный рейс до Ла-Гуардии.

По расписанию самолет должен был прибыть в Нью-Йорк в девять вечера, но было ясно, что раньше полуночи этого не произойдет. Кэтрин была рада тому, что в конце концов не сообщила Алексе о своем приезде. Ведь если бы позвонила, Алекса сейчас моталась бы челноком из дома в аэропорт. Завтра, когда Кэт поселится в квартире сестры, она позвонит в Мэриленд и сообщит Алексе о своем приезде.

«Взять в Ла-Гуардии такси. Назвать водителю адрес (по памяти, как будто прожила здесь всю свою жизнь) и напомнить, чтобы ехал через мост. – Посланную связку ключей Алекса сопроводила длинной подробной запиской. – Заранее приготовь два доллара на чай. Всего же поездка на такси обойдется тебе долларов в двенадцать. Я обычно даю на чай пятнадцать процентов».

Изложенные в письме инструкции Кэтрин выучила наизусть, но когда самолет коснулся посадочной полосы, часы показывали пятнадцать минут первого ночи, и Кэт забеспокоилась о том, что не сумеет найти такси в такое позднее время. Но нет, очень быстро Кэтрин открыла для себя, что огромный новый город достаточно оживлен и в субботнюю полночь. Когда пересекли мост и Кэт увидела ярко освещенный Манхэттен, то почувствовала неожиданное и удивительно сильное желание узнать открывшийся перед ней мир. Следующие полгода она будет изучать Нью-Йорк, а потом, с января, она начнет путешествовать по другим интересным городам. И быть может, в своих странствиях обретет душевный покой.

И все же Кэтрин нервничала и когда дала водителю адрес на Риверсайд-драйв, и когда вручала ему точную сумму налога за проезд по мосту. Но вот такси остановилось перед зданием из красного кирпича. Стоимость проезда оказалась точно такой, как писала сестра, и Кэтрин с удовольствием накинула двадцать процентов чаевых, радуясь тому, как гладко и ловко все у нее получилось.

Алекса четко подписала каждый из трех ключей: один от парадной двери и два от квартиры. В окнах горел свет, как и обещала Алекса: в доме был установлен таймер, магическим образом реагировавший на восход и заход солнца. Кэтрин не было нужды сверяться с нарисованным старшей сестрой детальным планом квартиры. Как и адрес, Кэт выучила его наизусть. Но, переходя из фойе в гостиную, немало удивилась тому, что квартира оказалась гораздо больших размеров, чем она себе представляла, к тому же очень яркой и веселой.

Глаза Кэтрин увлажнились от нахлынувших чувств, когда она увидела нежных цветов ленточки и сердечные слова приветствия на великолепном рояле. Она опустила чемодан на пол, подошла к волшебному инструменту, сначала прикоснулась тонкими длинными пальцами к надписи, затем к искусно завязанному банту и, наконец, к полированной поверхности роскошного рояля, изготовленного из самых ценных пород древесины.

Кэтрин очень устала, но поняла, что сегодня ночью в любом случае будет играть. Ей это просто необходимо. Вот уже два дня Кэт не подходила к инструменту и теперь, как в воздухе, нуждалась в музыке. Она будет играть, хотя прекрасно понимает: стоит прикоснуться к клавишам, и она, возможно, не встанет из-за рояля всю ночь. Только сначала надо распаковать вещи, принять душ, а потом…

Кэтрин бросила случайный взгляд на кофейный столик в гостиной. На нем лежали сумочка Алексы и мужское портмоне. Значит, Алекса в доме… и не одна. Кэтрин – помимо воли – вторглась в личную жизнь сестры.

«Вот тебе и „практичная девушка“, – ругала себя несчастная Кэтрин, поспешно ретировавшись в свою комнату с сиреневыми обоями, подальше от спальни Алексы и ее гостя.

Как всегда, когда они проводили выходные вместе, Стерлинг проснулся раньше Алексы. Приняв душ и одевшись, он подошел к постели и, как только Алекса слегка пошевелилась, подобно котенку, потянувшемуся и снова свернувшемуся в сладком сне, накинул простыню на ее прекрасное обнаженное тело и поцеловал тронутые улыбкой чуть припухшие губы.

– Уже рассвело, да?

– Только что. Я куплю «Тайме», рогалики и кофе, идет?

– Да-а, – промурлыкала Алекса.

Раз в неделю она позволяла себе эту роскошь – расслабленность в противовес ее напряженной жизни – ленивое утро в постели для «подзарядки батареек». Насколько понимала Алекса, в своей безумно активной жизни Джеймс получал «подзарядку батареек» не во сне, а в плавании на яхте. Он никогда не спал допоздна, даже в их совместные уик-энды, хотя зачастую и возвращался в постель, чтобы…

– Так ты потом вернешься и разбудишь меня окончательно?

– Ты очень догадлива.

Бумажник Джеймса лежал в гостиной, но, так и не добравшись до кофейного столика, он замер на пороге. Силуэт девушки высвечивался бледно-золотыми лучами зари, проникавшими сквозь кружевные шторы. Волосы у нее были, как и у Джеймса, иссиня-черные и блестящие и, так же как у него, еще влажные после недавнего душа. Поскольку незнакомка склонилась над клавишами, сверкающая грива великолепных локонов закрывала ее профиль. Но руки! Белые пальчики исполняли воздушный танец, с исключительной, словно легчайший поцелуй, нежностью прикасаясь к клавишам, но не нажимая на них.

Рояль безмолвствовал, но в данном случае это не имело никакого значения. Уже одно зрелище порхающих изящных рук производило гипнотизирующее… магическое действие. Джеймса вполне удовлетворило бы молчаливое созерцание, что он и делал до тех пор, пока овладевшее им непреодолимое желание увидеть лицо пианистки не напомнило Джеймсу о его законном праве пройти через гостиную за собственным бумажником.

Он достаточно долго не вторгался в уединенность гостьи, сохраняя свое присутствие в тайне. Стерлинг пересек комнату, ожидая, что это наконец потревожит девушку, но она полностью растворилась в своей волшебной музыке. Так что остановившемуся рядом с девушкой и откровенно ее разглядывавшему Джеймсу оставалось только дожидаться, когда она наконец почувствует его взгляд; впрочем, ему хотелось, чтобы этого не случилось как можно дольше, поскольку сам был счастливо растворен в созерцании девушки, так же как она в своей музыке.

Теперь Джеймс мог хорошенько рассмотреть ее лицо. Падавшие на глаза густые черные локоны были надежно прихвачены золотой заколкой, и Джеймс увидел, что сходства с Алексой, которого ему почему-то столь не хотелось, вовсе не существует.

Сестры Тейлор внешне были совершенно разными, но, несмотря на это, существовало поразительное сходство в выражении их лиц, когда они погружались в свое любимое искусство: удивительно гармоничное сочетание решительности и робости, сосредоточенности и мечтательности… Как и Алекса, Кэт была одновременно исполнителем и аудиторией, зачарованно воспринимающей представление. Обе желали сделать все идеально и в то же время терялись в магическом колдовстве того, что создавали. Алекса вливала жизнь и душу в прекрасно составленные сочетания слов, которые произносила; Кэт, безусловно, творила то же самое с нотами, по которым играла.

Итак, то была младшая сестра Алексы.

Наконец Кэтрин почувствовала присутствие Джеймса, и изящные руки резко оборвали свой грациозный танец. Это было так, как если бы на самом деле смолкла музыка. В безмолвной комнате, казалось, стало еще тише.

Волшебство исчезло.

Пока Кэтрин не взглянула на Джеймса.

И тогда началось новое, неожиданное волшебство – он увидел сияющие синие глаза, полные удивления, немого вопроса и очаровательной невинности.

Алекса описывала Джеймсу глаза Кэт – сверкающая синева зимнего неба после снежной бури, – но он не обратил внимания на это определение, так же как не обратил внимания и на другие меткие характеристики, данные Алексой… Теперь же, взглянув в эти поразительные глаза, Стерлинг понял, что это действительно сверкающая синева зимнего неба, но было в них еще и немало мистического от сапфира… кристальная прозрачность, светящаяся надежда и, как и в снежной белизне ее кожи, дух захватывающая чистота.

Джеймс вспомнил свои опасения насчет того, что сестра Алексы окажется эгоцентричной, холодной, замкнутой особой. Но в Кэт ничего этого не прочитывалось. Она была именно той Кэтрин, о которой Алекса пыталась ему рассказать, – довольно робкая и все же, как и в тот день, достаточно смелая. Теперь Джеймс наблюдал в Кэт оба эти качества, поскольку, несмотря на отвагу во взгляде ярко-синих глаз, выдерживающих напряженный, испытующий взгляд Джеймса, ее белоснежные щеки стали пунцовыми.

– Здравствуйте. Вы, должно быть, Кэтрин, – произнес он наконец, решив, что ей следует быть Кэтрин, а не Кэт, но все-таки поинтересовался:

– Или вы предпочитаете Кэт?

– Лучше – Кэтрин, – ответила Кэт, впервые предпочтя полное имя домашнему, детскому, данному ей Алексой.

– Прекрасно! А я – Джеймс.

– Привет! – Отважно улыбнулась Кэтрин, все еще чувствуя робость перед этим красивым мужчиной, столь пристально ее разглядывающим.

Кэт еще ни разу не видела мужчин Алексы. Всякий раз в Топику старшая сестра приезжала одна, весело объясняя любопытным соседям, что тот или иной красавец, в любовной связи с которым ее подозревала дотошная пресса, всего лишь «близкий друг». «Ничего серьезного, – отшучивалась Алекса смеясь. – Я все еще невеста собственной карьеры».

Алекса никогда не привозила своих любовников в Топику, но сейчас Кэтрин была в Нью-Йорке, в квартире старшей сестры, и здесь же находился самый красивый мужчина в мире, и он смотрел на Кэтрин, и…

Но как же она выглядит в его глазах? Кэтрин с ужасом вспомнила и о своих мокрых волосах, и домашнем свитере, и джинсах, и лишних фунтах веса, которые набрала в последнее время… Может быть, читавшееся в темно-голубых глазах Джеймса любопытство просто отражало изумление контрастом между ней и Алексой, прекрасной соблазнительной женщиной, с которой он провел страстную ночь?

«Я, видите ли, гадкий утенок, но это никоим образом не относится к Алексе, потому что на самом деле мы вовсе и не сестры».

Кэтрин, вероятно, и выкрикнула бы это признание или просто бросилась бы в досаде вон из гостиной, если бы не странные чувства, заставившие ее остаться, утонув в бездне всепоглощающей робости. Кэт не убежала, не заговорила, но каким-то образом ее пальцы сами расстегнули заколку и освободили черные локоны, которые мгновенно рассыпались и почти прикрыли ее горящие глаза. Теперь Кэтрин сидела совершенно неподвижно, несмотря на то что сердце ее бешено колотилось.

Сердце Джеймса тоже вдруг забилось учащенно. С того самого мгновения, как он встретился взглядом с удивленными синими глазами Кэт, и сердцебиение усиливалось по мере того, как Джеймс сознавал ее смущение. И свое…

Прекрасное обнаженное тело спящей Алексы, разумеется, было прикрыто, но в комнате, где они с Джеймсом занимались любовью, повсюду в беспорядке была разбросана их одежда. Джеймс никак не мог отправить юную девушку в спальню Алексы; более того, он сам чувствовал неловкость из-за того, что ему надо вернуться туда и разбудить сестру Кэтрин. Хотя в глазах Кэт ясно читалось понимание, но все же…

– Алекса спит, – выдавил наконец из себя Джеймс, мысленно дав обет никогда впредь не заниматься с Алексой любовью, если в соседней комнате будет спать Кэтрин. – Я собрался выйти за газетой, кофе и рогаликами. Пойдемте со мной, Кэтрин.

Это был мягко выраженный приказ. Но даже если бы Джеймс произнес его с вопросительной интонацией, Кэт тоже пошла бы с ним, поскольку все ее сомнения, кричащие о неприбранном виде и собственной неуклюжести, вдруг стихли и подчинились непонятному желанию просто ответить:

– Да.

Глава 10

Не было еще и семи часов утра, но июньское солнце уже пригревало. Временами неприятный и зловещий, город сейчас казался дружелюбным и безопасным. Летний воздух был наполнен ароматом свежеиспеченного хлеба и криками чаек.

В киоске на углу Джеймс и Кэтрин купили воскресный номер «Таймс», в ближайшей булочной – кофе и рогаликов. Джеймс, желая дать время Алексе окончательно проснуться и узнать о приезде Кэтрин до их возвращения, предложил посидеть немного у реки.

– Алекса просто с ума сойдет от счастья, узнав о том, что ты приехала, – сообщил Джеймс, усаживаясь на деревянную скамью.

– Ты так думаешь? – выпалила Кэтрин, в глазах которой вспыхнула искра надежды, тут же, впрочем, погасшая при воспоминании о том, что она вторглась в интимную жизнь Алексы и Джеймса: бесспорно, уже одно это бесцеремонное вмешательство очень рассердит сестру.

– Не думаю, а знаю точно. Теперь вы некоторое время проведете вместе – до отъезда Алексы в Вашингтон и начала твоих занятий в Джуллиарде.

– Она сказала тебе о Джуллиарде?

– О Джуллиарде и об альбоме, который ты записываешь, и о предстоящем концертном турне. Ты будешь очень занята.

Кэтрин пожала плечами и смущенно улыбнулась. Ее взгляд был прикован к пробуждающейся жизни на реке, по которой в лучах раннего солнца уже сновал целый флот небольших, ярко раскрашенных катеров и яхт.

– Ты морячка? – спросил Джеймс.

– Нет. Я никогда ни на чем не плавала.

– Значит, ты должна ею стать.

– Кажется, да. Это выглядит так умиротворенно.

– Совершенно верно.

– А ты моряк? – смело спросила Кэт, снова повернувшись к Джеймсу.

– Страстный. И когда ты будешь готова попробовать, я тебе помогу.

– О нет…

– Нет?

– А Алекса любит плавать?

– Да, хотя для подобного занятия она несколько беспокойна. Но если ты будешь рядом, проблем не возникнет. – Джеймс замолчал, увидев в глазах Кэтрин удивление, вызванное его уверенностью в том, что присутствие Кэт успокоит старшую сестру. – Кэтрин, так ты хочешь попробовать?

– Да, очень…

– Отлично! Довольно трудно будет разобраться в наших рабочих графиках, но если нам и не удастся найти время до августа, то подождем до приема, который устраивают мои родители в Мэриленде и на который ты приглашена. Запомни, уик-энд на третьей неделе, то есть девятнадцатого числа, и…

– Кэт!

– Алекса?.. – прошептала Кэтрин; затем медленно обернулась на любимый голос и поднялась навстречу бегущей сестре. – Привет!

– Привет! – Алекса обняла Кэтрин, стараясь скрыть волнение, нерешительность и беспокойство.

Что-то было не так! Темные круги под глазами Кэтрин свидетельствовали о бессонной ночи, и то, что прежде было мягкой, чувственной, очаровательной полнотой, теперь тревожило какой-то тяжестью и болезненностью. Что же могло так разрушить тихую безмятежность Кэт? Расскажет ли она об этом сестре? Алекса надеялась.

– Как же я рада, что ты здесь, Кэт!

– Я тоже. Квартира просто чудесная, и моя спальня, и рояль… Спасибо тебе.

– Не за что. – Алекса повернулась к Джеймсу и, поблагодарив его ласковой улыбкой, слегка съязвила:

– Как только я проснулась и сделала счастливое открытие, что Кэт приехала, я тут же поняла, что вы отправились смотреть на яхты. Джеймс от них без ума, – пояснила Алекса сестре.

– Она уже в курсе дела, – улыбнулся Джеймс и, обратившись к Кэтрин, добавил:

– И я надеюсь, приняла приглашение отправиться в плавание – во время приема в Инвернессе, если не получится раньше августа.

– Да. – Кэтрин невольно покраснела.

Джеймс вернулся с сестрами в дом, не спеша выпил с ними кофе и деликатно удалился. Он ведь знал, насколько важным это время было для Алексы, да и для Кэтрин, наверное, тоже. Джеймс не сводил глаз с Кэт, когда Алекса окликнула ее по имени, и видел ее мгновенное напряжение: руки сжались в кулачки – и облегчение, когда стало ясно, что старшая сестра, несомненно, рада встрече с ней.

Джеймс хорошо знал одну сестру и почти не знал другую, но ему очень хотелось заверить обеих: «Все будет прекрасно, вы сами увидите, потому что вам обеим искренне хочется стать ближе друг другу». Но он также понимал, что одного желания мало. И еще он почувствовал, что у Кэтрин, как и у Алексы, есть немало собственных секретов и сомнений. Им предстояло пройти по коварному минному полю своего прошлого. Можно ли совершить подобное путешествие без потерь? Джеймс не знал. Не был уверен. Все, что он мог, – это оставить сестер наедине, один на один друг с другом…

– Так мило с твоей стороны, – вновь и вновь бормотала Кэтрин, склонившись вместе со старшей сестрой над картами, которые приготовила Алекса, разметив их для своей младшей сестры, чтобы той было легче приспособиться к новой жизни в Манхэттене. Безопасные, самые безопасные пути в Джуллиард и студию звукозаписи были отмечены разноцветными фломастерами, такие же яркие линии указывали на безопасные маршруты в места, наилучшие для покупок, прогулок и осмотра достопримечательностей.

Кэтрин шептала слова благодарности женщине, которую любила и обожала и которая, казалось, абсолютно счастлива видеть ее, Кэт. Но не превратится ли тепло Алексы в холодную глыбу льда, как только она узнает, что все ее щедрое гостеприимство предназначается подкидышу, а не родной сестре? Этот вопрос сводил Кэтрин с ума, терзал ее, убивал. Кэтрин совершенно не умела притворяться, и меньше всего ей хотелось обманывать Алексу!

И все-таки Кэт не решалась сказать правду. «Не сейчас… в следующий раз…» – дрожа от страха молило все ее существо. Противоречие разрывало душу, забирало все силы, и Кэт становилась все молчаливее и мрачнее.

– Что ты думаешь о Джеймсе? – спросила Алекса, хотя больше всего ее интересовало, отчего в прекрасных глазах Кэт застыла такая ужасная тревога.

Наверное, когда-нибудь она и задаст этот вопрос, и, наверное, когда-нибудь ее младшая сестра поверит в то, что может полностью довериться Алексе и рассказать о своих переживаниях. Но Алекса с грустью напомнила себе, что Кэт не готова поверить в это прямо сейчас. Поэтому и нашла безопасную тему, лишь бы нарушить неловкое молчание: Джеймс был самым свежим, приятным, ничем не замутненным впечатлением, которым могли поделиться сестры.

– Мне кажется, он замечательный, – мгновенно отозвалась Кэтрин, с облегчением почувствовав, что может говорить правду, не боясь никаких подтекстов.

– Мне он тоже очень нравится.

– Ты его любишь, – тихо заметила Кэт.

Это было утверждение, а не вопрос, поскольку отношения между Алексой и Джеймсом были совершенно очевидны. Они никоим образом не афишировали свои интимные отношения, но взгляды, улыбки и нежные интонации в голосе говорили сами за себя. Алекса любила Джеймса, а Джеймс любил Алексу. Более того, любовь Джеймса к Алексе так широко раскинула свою волшебную сеть, что краями своими касалась и тех, кто дорог любимой, о чем свидетельствовала доброта в его синих глазах, предназначавшаяся ей, Кэт.

– А Джеймс любит тебя, – осмелела Кэт.

На мгновение Алекса оторопела, пораженная откровенностью сестры. Но, встретившись с ясным, искренним взглядом Кэтрин, Алекса неожиданно увидела перед собой двенадцатилетнюю сестренку, с которой у нее началась хрупкая дружба той далекой весной. Кэт тогда была такой непосредственной. «Маленькая девочка, не научившаяся еще играм в застенчивость», которые уже знали все девочки и в которых замечательно преуспевали женщины. Кэтрин все еще сохранила очаровательное неумение притворяться. Алекса знала, что причиной тому была музыка, которой Кэт с любовью занималась всю свою жизнь и которая не позволяла ей учиться искусству лицемерия.

– Я совсем забыла, какая же ты у меня непосредственная, Кэт! – любя поддразнила Алекса, но даже нескрываемая симпатия, явно сквозившая в ее словах, не предотвратила волнение Кэтрин.

– Ой, прости. Я, кажется, не должна была…

– Нет, ты должна была, – с горячностью перебила сестра. – Кэт, я очень хочу, чтобы мы открыто говорили с тобой о самом важном в наших судьбах. Поверь мне…

– Мне тоже этого хочется.

– Правда? Я так рада. – Алекса улыбнулась, несмотря на смущение, овладевшее ею при мысли о том, что она могла бы рассказать сестренке о Джеймсе.

Безусловно, Джеймс составлял очень важную часть ее жизни, но младшая сестра заявила с неожиданной уверенностью, что Алекса и Джеймс «любят друг друга». А Алекса знала, что это вовсе не так. Оба они в конечном счете были скептики и циники. И совсем не верили в любовь. Конечно, Алекса допускала, что когда-нибудь ее нежный, прекрасный, скептический друг влюбится, и ей даже было весьма любопытно, какой окажется женщина, которая пленит железное сердце Джеймса. Алекса была уверена, что однажды Джеймс непременно угодит в костер всепоглощающей любви.

А что же сама Алекса? Нет. Возможность полюбить самой? Нет, пока нет. И все же благодаря Джеймсу она начинала верить в себя и в свой талант.

В один прекрасный день скептик и даже циник может полюбить. Несмотря на то что Алекса и Джеймс были замечательными друзьями и прекрасными любовниками, их отношения нельзя было назвать любовью. Но как же объяснить эту житейскую истину, глядя в невинные глаза доверчивой младшей сестры? Алекса ни минуты не сомневалась, что Кэтрин верит в любовь и в то, что встретит в своей жизни замечательного мужчину.

«Но я не такая хорошая, как ты, Кэт, – думала старшая сестра. – И никогда такой не была. Я дала твердый обет быть с тобой честной, хотя и знаю, что правдивое признание в моих пороках может тебя разочаровать».

– Джеймс очень много для меня значит, – сказала Алекса наконец, отвечая на невысказанный вопрос сестры. – Он – важная часть моей жизни. Не думаю, что мы с Джеймсом будем вместе всегда, но я твердо знаю, Кэт: что бы между нами ни произошло, я не перестану заботиться о нем и его счастье. Как и о твоем.

– Но ведь это же и есть любовь, разве не так?

– Ты считаешь?

– Мне так кажется. Я полагаю, что если кого-нибудь любишь, то заботишься о счастье этого человека, даже если вам не суждено быть вместе.

– А ты когда-нибудь любила, Кэт? – спросила Алекса, неожиданно подумав о какой-нибудь несчастной и вовсе не возвышенной любовной истории, столь драматически разрушившей безмятежную жизнь сестры.

– Я? – Глаза Кэтрин расширились от удивления. – О нет…

– И у тебя все в порядке?

– Все будет в порядке, – тихо отозвалась Кэтрин. «Пожалуйста, прошу тебя…» – Я очень рада тому, что приехала к тебе.

– Я тоже очень тебе рада. Так же как и Джеймс. Теперь, когда вы познакомились, я дам тебе его неофициальные телефоны – рабочий и домашний, ты можешь спокойно звонить ему в любое время. Уверена, и он тоже будет непременно звонить и справляться, как у тебя дела.

– Нет! Пожалуйста, не проси Джеймса звонить мне. Я знаю, что он очень занят, а у меня все будет прекрасно. Не стоит так беспокоиться обо мне.

– Я и не собиралась просить звонить тебе. Просто уверена, что Джеймс захочет этого и без моей просьбы.

– Тогда, может быть, ты попросишь его не звонить?

– Хорошо, если ты считаешь, что так лучше…

– Наверное, да.

– Договорились, – заверила Алекса и, немного помолчав, спросила:

– А как насчет приема в доме его родителей в Мэриленде?

– Я хотела бы пойти, если… ты пойдешь.

– Конечно, пойду. У меня железная договоренность с продюсером, что я буду свободна весь уик-энд. Кэт, тебе следует знать, что там будет и Хилари Баллинджер. Она теперь замужем за сенатором Робертом Макаллистером, а Джеймс и Роберт – старые друзья.

– Алекса, ты ее видела?

– О да! Мы обе были не в восторге, но встреча прошла гладко.

– Тогда и у меня все пройдет гладко.

– Конечно, моя малышка!

– Ну как? – спросил Джеймс, позвонив в среду вечером из Сан-Франциско.

– А так, что мы замечательно проводим время.

– Прекрасно. Я не помешал?

– Нет. Я у себя в спальне – читаю сценарий, а Кэт занимается музыкой.

– Она уже познакомилась с Манхэттеном?

– Познакомится. Мы собираемся провести субботнюю ночь в Роуз-Клиффе, после чего Кэт сама вернется в Манхэттен и каждая из нас займется своими делами.

– Знаешь, я всегда готов помочь, если Кэтрин что-нибудь понадобится. Ты говорила ей об этом?