Текст книги "От сердца к сердцу"

Глава 3

Материалы о Дайане Шеферд, собранные исследовательской командой Джеффри, включали в себя все написанное о Дайане, научные статьи, написанные самой Дайаной, а также копию ее автобиографии. Джеффри с интересом прочел всю информацию, а при изучении биографии Дайаны сделал для себя удивительное открытие.

Дайана Элизабет Шеферд и Джеффри Кэбот Лоуренс родились в один и тот же день тридцать шесть лет назад. Она – в Далласе, он – в Бостоне. Интересно, думал Джеффри, кто первым вошел в этот мир в то давнее одиннадцатое ноября? А звезды, Луна и Солнце? Связали ли они как-нибудь жизни появившихся на свет младенцев, наделили ли их общими чертами характера, судьбы?

Джеффри Лоуренс не верил в астрологию.

– Это лишний раз доказывает, что по гороскопу ты – Скорпион, – поддразнивала мужа Джулия, когда он говорил о своем неверии.

Да, Джеффри Лоуренс не верил в астрологию, но его наблюдательный журналистский ум помог ему не пройти мимо явного сходства между ним и Дайаной Шеферд.

Еще детьми они оба ставили перед собой высокие цели, достигали их, а потом поднимали планку все выше и выше и каждый раз преодолевали ее. Джеффри осознавал, что им движут амбиции, и, судя по биографии Дайаны, она тоже была женщиной амбициозной. Многие черты их характера, решимость, стремление взять, как говорится, быка за рога – помогали обращать мечты в реальность.

Дайана Шеферд всегда всего добивалась – как и он. И все же это вовсе не означало, что знаменитая Королева Сердец была его космическим близнецом.

Но было еще одно общее, что углядеть можно было лишь на фотографиях…

Пышные каштановые волосы, умные глаза цвета морской лазури и точеные классические черты лица отличали их обоих, придавая очаровательную мягкость красавице Дайане и подчеркивая мужественную красоту Джеффри. Странно, при всем различии черт они удивительно походили друг на друга. Внимательно изучая фотографии Дайаны, Джеффри пришел к выводу, что главное сходство им придавали глаза удивительного темно-синего цвета, которые прямо и открыто смотрели на мир.

Джеффри знал, что некоторую резкость его характера смягчало чувство юмора и благожелательность. Отличалась ли этим Дайана Шеферд? Оставалось ли в ее стальном сердце место для любви, смеха и нежности?

На эти вопросы Джеффри не мог ответить, лишь глядя на фотографии этой женщины. Интересно, получит ли он ответы на них, встретившись с ней вечером?

Водитель мягко остановил лимузин возле главного входа в «Мемориал хоспитал» без десяти семь. И автомобиль, и водитель были предоставлены Джеффри телестудией: они будут дожидаться его, чтобы отвезти домой в Сомерсет после интервью.

Джеффри вошел в больницу, повстречав на пути целый поток посетителей, навещавших пациентов. Часы приема закончились. В момент, когда журналист приблизился к лифтам, все огни на них были притушены, что говорило о том, что больница готовится ко сну.

Кабинет Дайаны находился на десятом этаже, где располагался кардиологический институт. Шаги Джеффри гулко отдавались в пустом коридоре, и он задавал себе вопрос, ждет ли Дайана его в своем кабинете, а если нет, то как он разыщет ее в темном лабиринте больничных коридоров.

Вдруг на некотором расстоянии он увидел золотистое свечение – маяк, указывавший ему путь во тьме. Свет шел из кабинета Дайаны, дверь которого была приоткрыта. Оттуда доносились голоса, точнее, всего лишь один голос – очень тихий, с легким южным акцентом… И этот голос улыбался…

Журналист тихо постучал и сделал шаг вперед, чтобы хозяйка кабинета увидела, кто стучал в дверь. Дайана сидела за столом и разговаривала по телефону. Тепло улыбнувшись ему, она помахала рукой, приглашая Джеффри войти.

– Спасибо еще раз, Пейдж. Это обязательно должно случиться когда-нибудь! Пожалуйста, передай от меня привет Эдмунду и Аманде. До свидания. – Положив трубку, Дайана посмотрела на Джеффри.

– Доктор Шеферд, – официально обратился к ней журналист.

– Мистер Лоуренс, – в тон ему ответила Дайана. В конце концов это было официальное интервью, и они прежде не встречались. Синие глаза Дайаны озорно блеснули, когда она добавила: – Наконец-то мы встретились.

– Да уж, – улыбнулся журналист. – Называйте меня Джеффри, пожалуйста.

– В таком случае я – Дайана.

На руке, которую она протянула ему для рукопожатия, не было украшений. А на безымянном пальце левой руки поблескивал четырехкаратный бриллиант обручального кольца.

Тонкие ловкие пальчики Дайаны и ее блестящий ум завоевали ей настоящую славу в Гарвардской медицинской школе, в хирургическом отделении «Массачусетс дженерал хоспитал» и в кардиологическом институте «Мемориал хоспитал», где она имела репутацию блистательного хирурга-кардиолога. За долгие годы пальцы Дайаны продлевали жизнь бесчисленным пациентам, но ей все казалось мало. Если Дайана не оперировала, то без устали переписывала научные работы, благодаря которым талантливая женщина-хирург обрела международную известность.

Но самым удивительным среди всех талантов Дайаны было создание ею так называемого «сердца Шеферд». Это был гигантский шаг в развитии кардиохирургии, точнее, в той ее части, которая занималась трансплантацией. Об этом медицина ранее могла только мечтать. «Сердце Шеферд» проникло в двадцатый век из века двадцать первого.

– Так мы увидимся снова в субботу? – спросил Джеффри после рукопожатия, хотя и догадывался, что ответ будет отрицательным.

– Боюсь, что нет, я занята эти выходные. – «Всего две недели назад меня оставил муж, чтобы я подумала и приняла решение». Нахмурившись, Дайана отогнала мрачные мысли и заставила себя с надеждой думать о будущем: «Чейз непременно вернется. Он обязательно решит провести остаток жизни с тобой. Верь в это».

– Это плохо, – заметил журналист.

– Да. – «Да. Но он вернется».

– Иногда…

– Прошу прощения за мой вид, – неожиданно сменила тему разговора Дайана, грациозно указав рукой на свой костюм.

Как и полагается, она была в белоснежном накрахмаленном халате с вышитыми на кармане зелеными буквами «Дайана Шеферд, доктор медицины». Но под расстегнутым халатом на ней был напоминающий пижаму голубой хирургический костюм. Он был великоват, и Дайана на хрупкой талии затянула завязки штанов, чтобы они не сползали. Картину довершали кроссовки «Адидас». Казалось, вся ее стройная фигура излучает здоровье и энергию. Джеффри подумалось, что ей достаточно сбросить белый халат и она может преспокойно отправиться на трехмильную пробежку, или дать урок аэробики, или умело управлять парусником на бодрящем ветерке пролива Лонг-Айленд.

– Вы замечательно выглядите.

– У меня не совсем официальный вид. Я уже было переоделась, готовясь к интервью, как вдруг один из моих коллег занялся сложным случаем и попросил меня не уходить, опасаясь осложнений. Я, знаете ли, всегда должна быть к этому готова. – Помолчав, она сделала вид, что смущена, хотя на самом деле бросала ему вызов, и добавила: – О, кажется, я сказала «случай»?

– Да, – кивнул Джеффри.

– Это медицинский термин, употребляемый журналистами.

Синие глаза Дайаны улыбнулись, но было в них еще что-то – некоторое раздражение и нетерпение, хорошо скрываемые под внешним спокойствием. Эта женщина была сложным человеком – как и он.

– Возможно. Расскажите же мне. Обучите меня, доктор Шеферд.

– Сложилось мнение, что слово «случай» обезличивает больного, и он поэтому не получает достаточного внимания со стороны врача. Однако если я назову вас случаем или даже очень серьезным случаем… – ее синие глаза озорно блеснули, – или просто Джеффри, то это будет означать лишь то, что вам гарантировано наибольшее внимание с моей стороны.

– Может, вы просто отличаетесь от других врачей.

– Я знаю, что не отличаюсь, – горячо проговорила Дайана. Но потом улыбнулась и добавила более ровным тоном: – Впрочем, поносить средства массовой информации ничуть не лучше, чем медицину, поэтому моей мини-лекции конец…

Джеффри чувствовал: она что-то недоговаривает.

– Ну уж поскольку я занесла топор, а вы, кажется, не слишком обиделись… – Она склонила голову набок, ожидая от журналиста подтверждения своим словам.

– Пока я не очень испугался, но непременно сообщу вам, когда почувствую, что стальное лезвие рвет меня на части.

– О’кей. Так вот, к вопросу об обезличивании. Средства массовой информации подняли шум вокруг одного случая – я имею в виду советского посла. Я уже полгода вшиваю людям – самым простым, между прочим, – новые сердца. Но лишь когда моим пациентом стала очень важная персона, моей работой заинтересовался самый популярный в стране телеведущий. Так вот, вы, журналисты, начисто забыли о самом после, сделав его символом разрядки международной напряженности.

– Это очень долгая история, – спокойно пробормотал Джеффри.

Разумеется, Дайана была права. Журналист немало думал об этом и раньше, это тревожило его, и он пытался исправить положение. Джеффри было отлично известно, что часто чувства пострадавших и их семей приносились в жертву чисто журналистскому материалу и что картинка – цветная! – мертвых, нередко искалеченных тел еще долго после происшествия появляется на телеэкране.

– Да, но суть-то в том, что посол – пятидесятишестилетний мужчина, как и тот машинист его возраста, которого я оперировала на прошлой неделе, очень скоро умрет, если не получит нового сердца. Может быть, хирургия и играет важную роль в американо-советских отношениях, но данная операция для посла – дело жизни и смерти. Не исключено, что завтра отношения между Москвой и Вашингтоном станут более теплыми. Но меня, да и посла, пожалуй, тоже больше всего волнует, сможет ли он послезавтра увидеть своих внуков.

– Что мне остается сказать? – спросил Джеффри у сапфировых глаз. – Вы уловили самую суть, доктор.

– Благодарю вас… ведущий, – улыбнулась Дайана. – Итак, что бы вы хотели узнать о завтрашней операции? У меня есть модель искусственного сердца, множество данных, всяческие брошюрки, видеоматериалы. Вы можете взять все, включая и модель сердца, если оно понадобится вам для передачи. Правда, сердце вы должны вернуть.

– Разумеется. Это было бы отлично, – отозвался Джеффри.

– Хорошо. – Закрыв дверь кабинета, Дайана подошла к огромному овальному столу, стоявшему у застекленной стены, за которой открывался восхитительный вид на Манхэттен.

Полюбовавшись великолепной панорамой города, Джеффри опустил глаза, и все его внимание переключилось на искусственную модель сердца – на «сердце Шеферд».

Замерев, смотрел он на изобретение, которое на десятилетия обогнало свое время. «Сердце Шеферд» было таким холодным и стерильным. Каким же еще оно могло быть? Похоже на нарисованное сердечко – привет от Дайаны на Валентинов день всему миру. Когда сердце из прозрачного пластика наполнится кровью, оно, конечно же, станет алым. Джеффри заметил, что проволочки, соединяющие сердце с маленькими коробочками – источником питания и крохотным компьютером – были голубой и красной – небольшая уступка природе, проволочки цвета артерий и вен.

Но если его собственное сердце вдруг даст сбой, захочется ли ему, чтобы в его грудь вшили вот это пластиковое сердце? Поверит ли он, что этот предмет сохранит ему жизнь? Может ли этот холодный кусок пластика биться быстрее от страсти и любви? Может ли сжиматься от боли и сильнее биться от радости?

Джеффри понял, что Дайана ждет, когда он начнет задавать ей вопросы.

– Что ж, доктор Шеферд, – заговорил наконец журналист, – по силам ли вам починить разбитое сердце? – Он спросил это и нахмурился, потому что, произнося эти слова, не подумал о том, как Дайана может их понять.

– Нет, – спокойно ответила она. – Это немного пугает, не так ли? Странно думать о том, что сердце из плоти и крови будет заменено вот этим пластиковым. Но я должна делать такие операции. Я вынуждена вынимать из груди настоящее сердце, чтобы освободить место для искусственного. Поначалу меня это тревожило.

– А потом?

– А потом мне удалось оставить эмоции и страхи в стороне. Я всего лишь заменяю насос. – Дайана говорила ровно и уверенно. – И я никогда не называю это искусственным сердцем. Я называю его новым сердцем… Только это не для записи, хорошо, мистер ведущий?

– О’кей. Это же замечательно! – искренне воскликнул Джеффри. – Только почему не для записи?

По той же причине, по которой Дайане не хочется, чтобы ее называли Королевой Сердец? Но это так подходило ей. У Дайаны был воистину царственный вид даже в хирургической пижаме, которая, кстати, была королевского голубого цвета.

Потом она стала рассказывать Джеффри, как работает ее изобретение, почему оно работает; поведала также и о крохотной коробочке с компьютером, позволяющим больному ходить и ездить куда угодно, как и всякому нормальному человеку.

– Настоящее сердце отвечает на многочисленные физиологические импульсы, – продолжала Дайана. – Так вот, нам удалось воспроизвести почти все эти импульсы.

– Почти? – переспросил журналист. – Какие же не удалось?

– Таинственные, – улыбнулась Дайана. – Те, которые неподвластны науке. Например, медицина не может объяснить, почему сердца влюбленных бьются быстрее. Я не знаю, в чем тут дело, поэтому не могу ввести такую реакцию в компьютер.

Ее перебил стук в дверь.

– О Господи! – вздохнула женщина. – Наверное, это кто-то из реанимации.

Джеффри усмехнулся:

– Видно, им нужна помощь с этим случаем.

– Да. Боюсь, что так.

– Это не проблема, буду рад подождать вас.

Джеффри наблюдал, как Дайана поспешно пересекает огромный кабинет и открывает дверь. По выражению ее лица сразу стало понятно, что пришли к ней вовсе не из реанимации. Нет, явился кто-то другой… нежданный… Джеффри не видел этого человека, но слышал их разговор с Дайаной:

– Доктор Дайана Шеферд?

– Да.

– Миссис Чейз Эндрюс?

– Да. Что-то случилось с Чейзом? – Тон Дайаны мгновенно изменился – от вежливого любопытства к тревоге.

– Это для вас, мэм.

– Что?..

Дайана приняла из рук незнакомца какой-то конверт. Выдавленный на конверте обратный адрес гласил, что принесен он из юридической фирмы на Парк-авеню, даже не со знакомой Мэдисон-авеню, где располагалась фирма «Спенсер и Куин». Дайана так и не договорила, потому что уже знала зловещий ответ: она вдруг испытала нестерпимую боль в сердце.

– Бумаги на развод, доктор… мм… миссис Эндрюс.

Подозрения Дайаны подтвердились. Посланец выполнил свою миссию. Ей показалось, что в его голосе звучит насмешка. «А что вас удивляет, доктор? Уже восемь вечера, а вы все еще здесь, на работе, вместо того чтобы быть дома. И вы даже не потрудились сменить фамилию».

– Бумаги должны быть в суде завтра утром, – добавил посыльный.

С этими словами он исчез, оставив Дайану с конвертом в руках и болью в сердце. Итак, Чейз принял решение.

Некоторое время Дайана молча стояла у дверей. Ее сердце и душу разрывала новая боль. Она прибавилась к той, старой, которая появилась, когда она узнала, что любимому человеку ее одной мало. Однако в конце концов обычная выдержка, помогавшая ей в самые трудные минуты жизни, вернула ее к реальности. Медленно закрыв дверь в кабинет, Дайана повернулась к Джеффри:

– Полагаю, вы все слышали.

– Да.

– Я буду вам благодарна, если вы оставите эту новость при себе.

– Как только бумаги попадут в суд, они тут же станут достоянием гласности. – «Это будет грандиозный скандал». – Судебным репортерам платят за то, чтобы они держали носы по ветру.

– Знаю. Я просто прошу вас не упоминать об этом завтра, в передаче об операции.

– Я не бульварный журналист, доктор. – Разве она не понимает, что он не собирается говорить о ее частной жизни? Осознав, что сказал резкость, Джеффри поспешно добавил: – Даю вам слово.

– Хорошо. Спасибо. Итак, на чем мы остановились?

«Мы говорили о таинственной причине, которая заставляет сердца влюбленных биться быстрее», – подумал Джеффри. Однако вслух произнес:

– Вы рассказывали мне о программировании физиологических процессов.

Положив нераспечатанный конверт на письменный стол, Дайана подошла к овальному столу. Она продолжала говорить о своем выдающемся изобретении, но ее глаза больше не блестели, а голос был таким же, как и пластиковое сердце, – холодным, неживым.

«Что она чувствует? – спрашивал себя Джеффри. – Хочется ли ей кричать от боли? Что за сердце бьется в груди Королевы Сердец? Сердце изо льда? Или, может, у нее вообще нет сердца? Нет, пожалуй, сердце ее ранено, – заключил про себя Джеффри, слушая равнодушные объяснения доктора Шеферд и заглядывая в ее сапфировые глаза. – И ранено очень глубоко».

– Простите… – спокойно и приветливо перебил ее журналист.

– Это… – Дайана не договорила предложения до конца, но сапфировые глаза ясно дали понять: не вмешивайся!

Джеффри понял, что она хотела сказать ему взглядом, понял, что Дайана хотела оставить эмоции в стороне. Это ее горе, ее злость, до которых никому нет дела.

Он бы реагировал точно так же. И это пугало. Перед его глазами Дайана пережила кошмар, давно преследовавший его самого. Он сам все время боялся, что Джулия сделает то же самое. «Я ухожу от тебя, Джеффри. У меня есть другой. Всегда был…»

Все произойдет в точности так же, как только что случилось у Дайаны. Однажды вечером, когда он еще будет в студии, посыльный вручит ему бумаги на развод. Но Джеффри сумеет оправиться от удара, совладает с собой, как сумела взять себя в руки Дайана. И в этот страшный для него момент ему не захочется слышать чей-то голос рядом. Скорее он пожелает остаться один на один с горькой правдой, с невозвратной потерей, с ужасающей пустотой. Со своей судьбой…

«Так оставь Дайану одну», – говорил Джеффри голос рассудка. Но сердце подсказывало ему другое. Джеффри хотелось помочь этой умной, красивой, раненой женщине.

«К тому же, – напомнил он себе, – кто-то сказал, что мы с Дайаной похожи. Звезды?»

– Чейз мог бы выбрать более подходящее время, – спокойно проговорил журналист.

– Что вы хотите этим сказать? – автоматически проговорила Дайана, но через мгновение, осознав смысл его слов, холодно добавила: – А-а, понимаю. Вы имеете в виду, что он должен был прислать бумаги на развод в другое, менее ответственное для меня время. Не тогда, когда у меня намечена операция советского посла. Еще одна сенсация для средств массовой информации. Насколько я поняла, вы меня даже не слушали?

– Да нет, слушал, конечно, – возразил Джеффри.

– Вы, видимо, вообразили, что я собираюсь плакаться вам в жилетку и не сумею завтра взять себя в руки?

– Нет. – Джеффри и в голову это не приходило. Если бы ему принесли бумаги на развод за десять часов до передачи, даже за десять минут, он бы сумел собраться с мыслями. Правда, Дайана была в другой ситуации. Через десять часов она должна извлечь из груди больного умирающее сердце и заменить его новым. Сможет ли она оперировать? Следует ли ей делать это? Если Джеффри в передаче скажет что-то не то или что-то спутает, то он всего лишь получит несколько критических писем. Но скорее всего в письмах зрители будут сочувствовать ему. Не заболел ли самый популярный в стране ведущий? Вдруг у него грипп? А ошибка в операционной может ведь стоить человеку жизни.

– Так вы все еще собираетесь завтра…

– Оперировать посла, – договорила за него Дайана.

Она подняла глаза на журналиста, и вдруг они заблестели от вспышки ярости.

– Так вот, для записи, мистер Лоуренс, – ледяным тоном прошептала она. – Я никогда не стану рисковать здоровьем моего пациента. Если я посчитаю, что не в состоянии блестяще провести операцию, то не буду оперировать.

Джеффри хотел извиниться. Он оскорбил ее профессиональное достоинство. Хотя на самом-то деле ему хотелось помочь Дайане, выразить ей симпатию. Он уже открыл было рот, чтобы заговорить, но тут зазвонил телефон, и она сняла трубку.

Звонили из операционной – Дайана была там нужна.

– Мне надо идти, – сказала она, повесив трубку. – В этих брошюрах и бумагах вы найдете все, что я не успела рассказать. Прошу вас закрыть дверь, когда будете уходить. – С этими словами она ушла, не попрощавшись и не дав Джеффри возможности извиниться за свои слова. Своим уходом Дайана дала ему понять, что он свободен.

Сунув брошюры в «дипломат» и уложив искусственное сердце в футляр, Джеффри вдруг понял: Королева Сердец сама решает, когда заканчивать аудиенцию.

Чувство неловкости за то, что он стал невольным свидетелем смерти – смерти любви, преследовало Джеффри, пока лимузин вез его из Манхэттена в Саутгемптон. Правда, он догадывался, что Дайана отчасти была готова к такому повороту событий; она боялась его, но все еще надеялась, что все образуется. Теперь, похоже, надежда исчезла…

Мысли Джеффри становились все мрачнее. Красивая, удачливая, талантливая Дайана не смогла предупредить, избежать разрушения своего брака. Не ждала ли и его такая же судьба? Однажды вечером, возможно, даже сегодня, он приедет в Бельведер, а Джулии там нет. Она оставит ему записку-извинение: «Мерри не твоя дочь. Мы с ней должны быть с ее отцом. Мне так жаль, Джеффри, прошу тебя, прости меня».

Джеффри пытался отогнать зловещие мысли, призывая на помощь разум. То, что произошло сегодня с Дайаной, вовсе не является посланием звезд, астрологическим предсказанием того, что ожидает их с Джулией.

Но все же…

Когда Джулия открыла Джеффри дверь, сердце его забилось быстрее – это было именно то таинственное и прекрасное проявление любви, которое не в состоянии уловить тончайшие приборы Королевы Сердец.

– Джули, – тихим, полным нежности голосом прошептал Джеффри.

– Привет. – Лавандовые глаза светились радостью. Она была счастлива, что он наконец-то рядом с ней. – Это сердце?..

– Да.

Поставив «дипломат» на пол, Джеффри вынул сердце из футляра. Он осторожно передал его Джулии и стал внимательно наблюдать за женой. Ее тонкие пальчики бережно ощупывали искусственный орган, а в голове, несомненно, роились те же философские вопросы, что так недавно задавал себе он.

– Ты расскажешь мне о нем? – спросила Джулия.

Она полагала, что они, как всегда, посидят в большой комнате, хотя Джеффри и вернулся домой позже обычного. Джеффри будет держать в руках бокал с виски, а она свернется клубочком рядом с ним. Как любящие люди, они будут в мельчайших подробностях рассказывать о событиях дня, чтобы каждый знал, чем занимался другой, пока они не были вместе.

– Да, конечно, я расскажу тебе о нем… – Нахмурившись, Джеффри задумался. Он был дома, и она ждала его, ее глаза светились любовью… Однако страхи его не рассеивались.

– Джеффри!

– Дай мне для начала просто обнять тебя. – «Позволь обнять тебя и прижать к своему сердцу, ощутить тебя и увериться в том, что мои страхи необоснованны».

Джеффри поставил модель искусственного сердца на мраморный столик. А потом неуверенно протянул к ней руки.

Джулия быстро и радостно бросилась в его объятия. «Просто обнимай меня, Джеффри. Я хочу всегда быть в твоих объятиях».

Он сжимал ее хрупкое тело все сильнее. Джулия с готовностью обвила руками его шею, осыпала поцелуями его лицо. Джеффри ласково гладил ее шелковые волосы, зарывался в них лицом, шептал ей на ухо что-то нежное.

Подняв голову, Джулия увидела, что его синие глаза полны желания. Дрожь пробежала по ее телу.

Их губы встретились. Поцелуй – сначала робкий, а потом все более страстный – воспламенил их тела. Он хотел ее, а она хотела его. Одного поцелуя становилось мало.

– Еще? – наконец прошептал Джеффри.

«Еще»… Это было одно из словечек их интимного словаря. С того самого мгновения, когда родилась их любовь, одного поцелуя было недостаточно. Им всегда хотелось большего, хотелось всего…

– Еще… – едва слышно выдохнула Джулия.

Взявшись за руки, они стали подниматься по винтовой лестнице в свою спальню, прошли мимо комнаты, где спала Мерри. Свежий ночной воздух проникал в спальню сквозь открытые окна. Он приносил из сада, раскинувшегося рядом с особняком, одурманивающий аромат сотен роз. Комната была освещена золотистым светом полной летней луны.

Ни Джеффри, ни Джулия не захотели закрыть окно или задвинуть шторы. Лишь луна видела их, и они не нуждались в темноте, чтобы любить друг друга.

Джеффри медленно, лениво ласкал жену, отчего ее тело трепетало все сильнее. Его пальцы нежно и осторожно гладили ее гибкую шею, точеные белые плечи, ее высокую грудь…

Его опытные руки пролагали дорогу, по которой следовали голодные жадные губы. Голодные и талантливые губы… Сильные и нежные, любящие и дразнящие, шепчущие что-то. Джеффри чувствовал, какие ласки нужны Джулии, и с радостью выполнял ее желания.

Он до мельчайших подробностей изучил ее тело. И Джулия всю себя отдавала ему, дарила ему свою драгоценную любовь и страсть. Ни одна частичка ее тела не пряталась от него, ни одна не бывала забыта. Десять лет любви… Казалось, он знал уже все, но, к собственному удивлению, ему постоянно удавалось находить в ней что-то новое, таинственное, и это было великолепно.

Джеффри любил ее, и Джулия любила его. Она тоже знала, чего он хочет, знала, что надо сделать, чтобы он стонал от страсти. Ей нравилось доставлять ему удовольствие, нравилось осыпать его смелыми, нежными, страстными поцелуями до тех пор…

– Джули, дорогая, – прошептал он. «Ты мне нужна, вся ты… Сейчас…»

– Ох, Джеффри. – «Как ты мне нужен!»

Жадные губы искали друг друга, приникали друг к другу, сливались воедино. Прервав поцелуй, но не останавливая любовного танца, Джеффри поднял голову и заглянул в затуманившиеся глаза любимой, мерцавшие в лунном свете.

– Я люблю тебя, Джули.

– И я люблю тебя, Джеффри.

Они не сводили друг с друга глаз до тех пор, пока волна экстаза не обдала их своим жаром, не заставила окунуться в золотые воды реки блаженства. На мгновение, объединенные любовью и страстью, они стали одной сутью, в которой не оставалось места для тайн…

* * *

Джулия уснула в объятиях Джеффри. Она тихо дышала, довольная улыбка застыла на ее губах. Глядя на нее, Джеффри думал о том, что это мгновение божественно.

Чаще всего их любовь была совершенной; как бриллиант, играющий в лучах солнца, она постоянно поворачивалась новыми сверкающими гранями, удивляла их, заставляла восхищаться.

Однако их любовь, как и все редкие бриллианты, не была лишена изъянов. Но разве бывают любовь и брак без изъянов?

Нет, конечно. Джеффри это знал. Правда, изъян этот мог привести к фатальному исходу.

Он был так мал, так незначителен по сравнению с огромным чувством, которое они испытывали друг к другу, но ведь даже мельчайший изъян способен обесценить самый дорогой бриллиант. Самый крепкий из камней может уничтожить малейшая царапина.

Изъяном их любви была ложь Джулии о Мерри. Джеффри знал, что не был отцом девочки, но Джулия утверждала обратное, и ее лавандовые глаза при этом были так невинны. «Ты ее отец, Джеффри. У меня никого не было, кроме тебя».

И все эти годы она продолжала играть в ту же игру, защищая своего любовника и уверяя Джеффри, что он – ее единственный мужчина. Она столько раз могла все рассказать ему! Он добивался от нее правды – осторожно, любя, а иногда и жестко, но Джулия упорно стояла на своем. Джеффри никак не мог понять, отчего она не раскрывает своей тайны, и это больше всего пугало его.

Потому что с самого начала Джулия обманывала его…