Текст книги "Сказки сироты. В ночном саду"

Последний юноша, явившийся к нам, вёл себя довольно нагло, будто алый плащ, украшенный золотыми кистями, давал ему на это право. Он тоже не почтил меня визитом, но, когда я появился перед ним, проявил любезность. А потом расстелил свой плащ на той скале и уселся, скрестив ноги, в равной степени желая подискутировать со мною и отрубить голову бедному Чудищу.

Я начал с самого простого, как ты сам убедишься:

– Итак, почему ты хочешь убить Чудище? Оно не одалживало у тебя меч и не забывало вернуть, не портило твой любимый портшез, вообще тебя не трогало!

– Я Принц, – ответил юноша с глуповатой уверенностью. – Функция Принца (А) – убивать монстров (В), восстанавливать порядок (С) и поддерживать стабильное количество дев (D). Если подставить производное от величины А (Принц) в уравнение y = BC + CD² и приравнять всё к нулю, учитывая вершину параболы, а именно точку пересечения А (Принц) и B (Монстр), можно определить значение величины E, которая представляет собой стабильность в королевстве. Это сложно, если у вас есть карта под рукой, я лучше всё нарисую.

– Ох, мой мальчик, – сказал я после того, как он почти испортил одну из моих топографических карт, исписав её уравнениями. – Чудище не монстр. Он не глотает девушек, будто сэндвичи с огурцом, а ведёт себя как положено воспитанному Чудищу.

– Но ведь он весьма уродлив? – настаивал Принц.

– По мне, он славный парень, но некоторые могут счесть его невзрачным. Это да.

– И от него исходит смрад?

– Тут спорить с тобой не буду – с подветренной стороны лучше не становиться!

– И у него в самом деле жуткая челюсть из кости и большие высокие рога?

– Да-да, ты верно описал Чудище!

– Так он монстр! – радостно воскликнул Принц. – И я должен немедленно его прикончить. Формула действует!

– Результатом твоей формулы окажется нешуточная битва, – задумчиво проговорил я.

– О да, если применить её верно, случается великая и благородная битва! Разумеется, я всегда побеждаю, ведь значение Принца Икс – константа. Оно не может быть меньше значения Монстра Игрек. Такова гипотеза морального превосходства, получившая широкую известность пятьсот лет назад благодаря моему предку Этельреду, королю-математику. Равный ему так и не родился за все века.

– О да, ничуть не сомневаюсь.

– Если мы закончили, думаю, мне пора заняться доказательством, – сказал Принц, для тренировки размахивая мечом. – Это мы называем смертоубийством, – пояснил он, занеся меч высоко над головой. – Потому что всякий раз, когда погибает монстр, происходит доказывание гипотезы.

– Как мило с твоей стороны дать этому действу столь… благозвучное наименование. Но я не могу допустить подобное.

– Но… но… – Он был так уязвлён, что поперхнулся словами. – Формула!

– Невзирая на формулу. Это моё королевство, и никакого насилия в его пределах не будет до тех пор, пока я здесь правлю. По крайней мере это ты должен понять. Здесь моё слово – закон.

– О да. – Принц кивнул. – Универсальный монархический алгоритм находится в основе теоремы.

– Теоремы?

– Надлежащего поведения.

– А-а.

– Я защитил диссертацию по монархическому алгоритму, – заносчиво предупредил молодой человек. – Если вы не позволите свершиться насилию на вашей земле – один момент, я произведу подсчёты, – он снова принялся калякать что-то на моих красивых картах, – я брошу вызов, и, если Чудище в курсе, как подобает вести себя монстрам, оно не ответит отказом на вызов благородного вельможи.

Я вздохнул, признавая своё бессилие:

– Да, тут ты прав.

– Ну тогда вперёд! – ответил Принц и удалился быстрым шагом, напевая себе под нос мнемоническую мелодию.

– Мой милый мальчик, ты только послушай! Тот юноша попытался броситься на Чудище со скалы, нависавшей над местом битвы – как неспортивно! – и его руки-ноги запутались в рогах бедолаги Чудища. Ушла не одна неделя, чтобы их убрать. До чего же неприятная была работёнка! Возможно, ты будешь действовать разумнее. Итак, – Болотный Король уставился на Леандра поверх перламутровых очков, – ты знаешь какие-нибудь формулы или теоремы?

Принц покачал головой.

– Благодарю за это широкополую небесную шляпу! Вероятно, такой стиль правления вышел из моды. Но боюсь, ты всё равно упорствуешь в своём желании побеспокоить Чудище в неподобающий час.

– Мне придётся.

– Но почему? Мы уже установили путем повторения весьма приемлемой вторичной дискуссии, что Чудище не монстр. – Болотный Король озадаченно сморщил свой зеленоватый нос.

– Я знаю. – Леандр вздохнул. – Но это неизбежно. И я должен задать вам вопрос, прежде чем объясню свою цель.

– Мне? – Болотный Король заметно просиял, от удовольствия у него встопорщились усы. – Почти все молодые люди приходят ради Чудища! У меня давным-давно не было посетителей. В чём же дело, мой милый, симпатичный, великолепный юноша?

– Эйвинд хочет знать, как долго ему ещё ждать, пока море превратится в золото.

Болотный Король сморщил высокий лоб и уставился в небо.

– Не уверен, что малый с таким именем мне знаком, – с грустью признался он.

– Он… он был медведем, а вы превратили его в человека. – Принц вдруг расстроился. История казалась достоверной, словно каменная плита, когда трактирщик её рассказывал. Но престарелый монарх фыркал и хмыкал себе под нос. Наконец, его лицо вспыхнуло, точно фестивальный фонарь.

– Ох! – воскликнул он. – Медведь-звездочёт, конечно! Знаешь ли, не так и долго. Вероятно, быстрее, чем ты доберешься домой к своей Ведьме. А возможно, и нет. Я не веду учёт таким вещам. И с чего бы? Я помню всё, что мне требуется. И поскольку я ответил на твой вопрос, скажи, чего тебе вздумалось требовать от моего дорогого друга Чудища?

– Мне… мне нужна его шкура. Чтобы вернуть девушку к жизни. Я убил её и должен всё исправить.

– Ох, – сказал Король с отвращением, – как это гнусно с твоей стороны. До чего омерзительное действо ты предлагаешь. Даже не обсуждается!

– Так-так, – над Болотами разнёсся гулкий голос, похожий на звук, с которым воздух покидает кузнечные мехи, сжатые гигантскими руками. – Друзья мои, не стоит обсуждать меня в моё отсутствие, это невежливо.

Через обширное болото к ним приближалась тёмно-алая туша Левкроты, чьи рога кроваво сверкали на фоне неба. Воздух тотчас наполнился его запахом, как седельный вьюк, – то был запах недвижных озёр крови, мерцающих в лучах солнца, колодезных вёдер и винных фляг, фарфоровых ваз и тростниковых корзин, наполненных ею: горячий, медный, влажный и неумолимый.

Однако шкура Чудища была до странности красива – цвета тьмы, тайных рубинов и гранатов, рассыпанных на снегу. Его рога возвышались как башни, занятые лучниками с сильными руками, и разветвлялись, точно лес, охваченный огнём. Массивная челюсть слегка свисала, открывая потрясающую белую кость. На мощных лапах он двинулся к Принцу; в бесконечной тьме его глаз, лишенных белков, посверкивали искры, словно от удара кремнем по кресалу.

– Мой дорогой монарх, я могу сам разобраться со своими делами? – нараспев произнёс он.

– Разумеется, Чудище, я не хотел тебя обидеть. Прикончи его в своё удовольствие.

– О, я не обиделся, старина. И я бы ни за что не рискнул посягнуть на то, что в твоей юрисдикции. Только после тебя, – спасовало Чудище.

– Ох, нет, после тебя. – Болотный король отвесил ему поясной поклон.

– Я настаиваю.

– Слышать ничего не желаю.

Левкрота одарил Леандра долгим оценивающим взглядом:

– Ты сказал, моя шкура? Не слыхал, чтобы для неё нашлось применение в целительстве, но, если Ведьме она нужна, я, как джентльмен и монстр, должен уважить её просьбу.

Принц и Король застыли, шокированные.

– Но мы должны сразиться! – заупрямился Принц.

– Не смеши меня, мальчик. Я распотрошу тебя за минуту. Просто бери шкуру и бегом назад.

Болотный король, потрясённый, возопил:

– Дорогой мой мальчик, я вынужден возразить! Вы устроите в моём болоте бардак. И шкура – не карманные часы, её нельзя просто взять и отдать. – Он топнул ногой, поросшей мхом, но никакого звука, разумеется, не получилось, так как он парил над водой.

Левкрота пожал плечами:

– Полагаю, новая вырастет в течение месяца.

Он опустил мощную багровую голову к груди и принялся снимать с себя шкуру, как ребёнок кожуру со спелого яблока, одной длинной спиралью.

– Знаете, – задумчиво проговорило Чудище, пока перед ним росла груда его собственной кожи, – во времена Ведьминой молодости мы были почти приятелями. Как я могу отказать такому милому созданию? В своё время она была красавицей: шрамы и татуировки, её лицо божественно изуродовано. Уродливость её черт для меня являлась столь же приятной, как первый летний фрукт, красный и безупречный, свисающий с ветки, покрытой каплями росы. – Чудище мечтательно вздохнуло. – Такая, как бы вы её назвали, «безобразная внешность», собранная в одном человеке, встречается редко. – Он многозначительно взглянул на Болотного короля, который несмотря на старость был наделён величественной красотой. – То, как её татуировки отражали шрамы, великолепная симметрия чёрных чернил и белых рубцов на коже… Будь я трубадуром, какие песни я бы сочинил ради её красоты! А как сверкали её волосы! Словно моя собственная шкура, полыхающая в лучах солнца!

Чудище счищало остатки шкуры с копыт, груда перед ним стала гигантской и тёмно-алой, как кожа в мастерской дубильщика. Само Чудище, судя по виду, не испытывало неудобств, лишь стало ещё краснее, чем прежде; его мышцы блестели от выступивших капель и ручейков крови, что сочилась из него и капала на болотную траву, точно краска. Ветер обдувал обнаженную плоть, но монстр будто наслаждался прикосновениями его призрачных пальцев к своим массивным ляжкам.

– Не бойся, мой оленёночек, – ободрило Чудище Принца, – это совсем не больно. Я даже взбодрился. Посоветовал бы вам обоим попробовать сделать то же самое в качестве укрепляющего средства. Только у вас анатомия… неподходящая, скажем так.

Принц не мог отвести изумлённых глаз от Левкроты, сидевшего перед ним с беззаботным видом, истекая кровью. Он начал собирать шкуру в мешок.

– Ты не задержишься, чтобы послушать, как я познакомился с Ведьмой? – воскликнуло Чудище, и его голос был наполнен болью, как мех вином. – После того как я в точности выполнил твою просьбу? Мама не учила тебя вести себя вежливо с монстрами, которые не соизволили тебя сожрать?

Лицо Леандра залилось краской, и пала тишина, как шерстяное одеяло.

– Похоже, нет, – заключило Чудище. – Сядь-ка рядом со мной и послушай мою историю. Я тебя не трону, вот увидишь.

Солнце пряталось за лохмотьями облаков где-то высоко в небе. Оставалось ещё много времени до того момента, когда бег часовых стрелок обратился бы во вред Леандру. Опасаясь, как бы Болотный король не превратил его во что-нибудь непотребное, Принц тихонько вздохнул и приготовился слушать.

Она меня спасла, эта маленькая шалунья. Меня угораздило сразиться, как оно нередко бывает, с сыном Герцога Восточных герцогств – типом в узорных доспехах из серебра и слоновой кости. До жути непрактично, разумеется, но сыновья Герцога всегда были щёголями. Я уже продырявил ему левый бок своим рогом, но, увы, не задел ни одного жизненно важного органа, зато в его ударах появилась ярость, которой не постыдились бы двенадцать волков, рождённых от одной матери. Он отчаялся, бедолага. Но в отчаянии сумел воткнуть меч мне под рёбра, почти по самую рукоять.

Высокородный прохвост хорошо подготовился. Моё сердце располагается не возле рёбер, как у людей – оно бы с трудом поместилось! – а глубоко в животе, и жадный клинок к нему даже не приблизился. Тем не менее я оказался в весьма затруднительном положении, так как пародия на меч застряла во мне, а сам сын Герцога собирался отрубить мне голову.

Однако в миг его триумфа, который, должно быть, породил сладость в его молодом рту, стрела вылетела из деревьев со скоростью цапли, заметившей рыбу, и вошла глубоко в плечо моему противнику – удар был такой силы, что парня сбросило с моего корчившегося тела. Из дубовой рощи выскочило блистательное создание, одетое в восхитительные паршивые и завшивленные шкуры, с гривой наподобие яростного терновника. По всей видимости, у неё были сильные и гладкие бёдра, а лицо какой-то неизвестный мне мастер – настоящий художник! – прекраснейшим образом уничтожил, разбил на части, закрасил жирными чёрными мазками. Её запах прикончил бы стаю антилоп, случись им оказаться поблизости… Прогорклый пот, волокнистое мясо – запах голода, металлический и острый. Я вдохнул этот сладкий аромат, как пар от остывающих пирогов.

Чудесное видение вскочило на противного герцогского сынка, прижав его к мшистой земле. Женщина сидела на нем, тяжело дыша и обнюхивая его доспехи, как животное. Я с тоской вообразил себе вонь её дыхания – был уверен, что в ней окажется та особенная комбинация гнилого шпината и варёных яиц с глубокими нотами червивой древесины, о которой я так часто мечтал.

– Что ты творишь? – прохрипела она, оскалив зубы. – Ни одно животное не будет убито в моём лесу. Это мой закон, все люди в королевстве его знают.

Столь правильная речь меня удивила. Вероятно, я размечтался, вообразив себе желтые зубы и то, как она будет изъясняться при помощи фырканья и шипения. Тем не менее получил огромное удовольствие от того, как Принц начал корчиться от страха, будто новорожденный поросёнок.

– Я… я прощу прощения! Извините меня! Я не знал… я… я не из этой страны!

Его протесты не приносили пользы, она лишь сильнее наваливалась, так что симпатичные доспехи стали врезаться в его кожу. Он взвыл, весьма меня порадовав.

– Невежда, – прошептала она, и боль стиснула её горло, точно корсет, – у животного есть душа! Внутри оно вполне может оказаться чем-то иным, нежели чудовищем. Да кто ты такой, чтобы убивать прежде, чем познавать сущность?

– Никто! Я никто! – Тут он принялся нешуточно рыдать, огромные слёзы лились по невыразительному лицу. Странное дело, меня парень совсем не боялся, но под этой женщиной был слаб и лишь верещал так громко, что застыдился бы и обычный свинёнок.

Она закатила глаза.

– Даже ничтожество вроде тебя здесь не убьют. Но поклянись мне, что бросишь Подвиги и посвятишь свою жизнь Принцессе, которую ты, вне всяких сомнений, оставил бездельничать дома.

– Я клянусь! Я клянусь! – После этого признания женщина встала, предоставив сыну Герцога, чья туника начала промокать от травы, возможность безутешно рыдать.

– Не могла бы ты его убить? Ну хотя бы чуточку… – предложил я своим лучшим и самым обходительным голосом. Её глаза повернулись ко мне – две ямы, чью глубину не измерить, бросив камень.

– Таков мой закон, – невыразительно проговорила она. – Я тебя не знаю. Откуда ты взялся в моём лесу?

– Что именно делает этот лес твоим? У тебя есть на него купчая?

– Нет, я просто взяла его себе. Люди не осмеливаются подвергать это сомнению.

Я возбуждённо задёргался от скрипучей шероховатости её голоса.

– Я не человек, как видишь, а Чудище, вид Leucrotta Furialis. Так меня назвал этот щенок. Благодарю тебя за помощь, это было весьма любезно.

– Любой зверь, попавший в беду, получил бы то же самое. – Она закинула за спину лук, явно изготовленный собственноручно из подвернувшегося под руку молодого ясеня. – Я Ведьма из Долины. Всё, что дышит в этом лесу, находится под моей защитой. Не считай, что я оказала услугу лично тебе. Если вы оба меня поняли, я вас покину.

– Стой! – Я подбежал к ней, демонстрируя свой цвет, себя в полный рост и во всей красе. – Я должен отплатить за твой смелый поступок и выполню любую твою просьбу, прекрасная госпожа.

Не обращая внимания на завывания герцогского сына, который не поднялся, а сидел и с жалким видом ощупывал стрелу в плече, она оценивающе взглянула на меня, приподняв одну лохматую бровь.

– Ты убьешь Короля, если я попрошу? – спросила она негромко.

– Разумеется, ягнёночек мой. – Я чуть поклонился, вытянув передние ноги. – Но меня трудно назвать малоприметным, поэтому я не смогу войти в Замок незамеченным. И оружия у меня нет, чтобы причинить ему вред, а не просто, хм, сожрать, что тебя, как я предполагаю, совершенно не устроило бы, поскольку в этом случае не осталось бы совершенно никакого тела. Думаю, для такого задания нужен другой монстр. – Я многозначительно посмотрел на несчастного Принца, успевшего увидеть собственную кровь и, судя по всему, готового потерять сознание.

Улыбка прорезала её лицо, как рапира, вспоровшая бок противника. Это было прекрасное уродство.

– Мальчишка, что ты об этом думаешь? Тебе хотелось бы убить Короля в обмен на собственную жизнь?

– О да, – сказал он тоненьким голосом и всхлипнул. – Если это вас порадует… Только больше не стреляйте в меня! Я до ужаса боюсь острых предметов и отправился на Подвиги лишь потому, что отец назвал меня трусом, послал за знаменитым Левкротой! Он хочет шкуру, понимаете? Для убийств.

Я душевно согласился.

– Мой сладкий персик, с моей шкурой и из неё можно сделать множество гнусных вещей. Я слыхал, на лучших чёрных рынках за неё дают кругленькую сумму.

– Но ты сделаешь это для меня? – Её ничто не могло сбить с курса. – Ты отправишься во Дворец и вонзишь в Короля нож?

– Да-да! – Сын Герцога упал на одно колено перед Ведьмой, как принято делать принося присягу. – Только в какого именно?

– Того самого, мальчик. Кого же ещё? Того, что во Дворце.

Она была нетерпелива, конечно. Для ведьм есть лишь один Король – тот, который их обманул, и один Дворец – дом, в котором он живёт.

Справедливости ради, Короли иной раз такие же тупые, когда называют себя священными сосудами и владыками всего, что над землей и под ней, хотя на самом деле владеют лишь несколькими лоскутками одинокой грязи, на коих расположены ещё более одинокие домишки.

– Ты узнаешь этот Дворец, – прибавил я, решив помочь. – Его окружают две реки: одна белая, другая чёрная.

– Да-да, госпожа, я пойду и выполню ваше задание. Но… меня послали не только убить Левкроту. Ещё есть дева, заточённая в башне…

Тут Ведьма сплюнула и опять закатила свои прекрасные глаза.

– Этих безобразниц вечно кто-то где-то запирает. Если бы они там и оставались, – проворчала она. Сын Герцога густо покраснел, как девушка, застигнутая нагишом.

– Тем не менее её держит в плену ужасный Волшебник, обитающий в этих краях, и мне поручили её спасти. Если я завершу ваш Подвиг, кто завершит мой?

Сердито фыркнув, Ведьма наклонилась, выдернула древко и перевязала рану, так ничего и не сказав. Убедившись, что работа выполнена хорошо, она наконец заговорила, и в её голосе слышалось колючее, сладостное раздражение:

– Привычка менять подвиг на подвиг мне отвратительна. Она бесполезная и убогая, как поношенная корона. Но я готова делать много вещей, которые мне отвратительны, если так добьюсь смерти Короля. Возможно, к упомянутому тобой Волшебнику это относится в большей степени. Я выполню твой Подвиг сама и освобожу паршивку из заточения.

Она что-то пробормотала на ухо лошади и скормила ей кусок яблока, которое прятала в своём мешке.

– Ступай, – приказала она юноше, – и убей только Короля. Вернись в Долину, когда совершишь убийство.

Сын Герцога галопом умчался прочь. Много позже я узнал, что он учинил великий скандал, убив какого-то безобидного монарха совсем в другой части света.

Я же остался с невыплаченным долгом, как нищий перед блистающей украшениями королевой.

– Что касается меня, – мягко проговорил я, – я по-прежнему твоё верное Чудище, с котором можно делать что захочешь.

Она на миг задумалась:

– Твоя шкура и впрямь пригодна для убийства?

– Несомненно, мой лимонный пирожок. Это довольно уникальная часть моего тела: я отращиваю новую каждый месяц, словно фруктовое дерево. Если её порезать на полоски и смазать определённым составом из белладонны и иссопа, она вызовет паралич у мужчин, рождённых под знаком козла. Вымоченная в настойке из тысячелистника и фенхеля с капелькой крови мантикоры, она сделает так, что у женщины, которая понесла в новолуние, случится выкидыш, или же ребёнок, которого она родит, умрёт во сне в возрасте семи лет от остановки сердца. Но тот же ребёнок оживёт, если его завернуть в шкуру, как в одеяло, и будет жить долго, если станет носить её так, чтобы она касалась его собственной кожи. Это особенно интересный трюк, потому что, если ребёнок потеряет шкуру, он тут же упадёт замертво, хотя благодаря ей мог бы прожить сто семь лет. Измельчённая в порошок с добавлением горсти муравьёв из обычного муравейника и меры маринованной печени саламандры, моя шкура вынудит человека, слишком увлечённого публичными речами, проглотить язык на банкете в свою честь… Есть много применений, каждое особым образом связано с мужчиной или женщиной, коим надо навредить. Насколько мне известно, не существует ни одного благородного способа её использования. Но я не изучил этот вопрос как следует, поэтому утверждать не берусь. Все хотят её заполучить именно из-за вредных свойств, а не для того, чтобы согреться или прикрыться.

Я испытывал гордость, рассказывая о своей шкуре, ибо она и превращала меня в уникального зверя. Ведьма сморщила великолепный лоб, цветом напоминавший скисшие сливки.

– Тогда ты заплатишь мне двойную цену. Однажды мне понадобится твоя шкура. Ты должен будешь предоставить её без вопросов и промедления. Согласен?

– Это честь, моя пышечка, моя изюминка! Я буду ждать, когда ты призовёшь меня. А пока воспою твою красоту во всех уголках мира, чтобы все знали то, что знаю я: в Долине обитает сокровище, которое превосходит все рубины, что рождаются в недрах земли.

Ведьма рассмеялась с таким звуком, будто напильник впился в ржавое железо.

– Во-вторых, помоги мне освободить девчонку. Дурацкое задание но, чем быстрее начнём, тем быстрее закончим. Ты пойдёшь со мной?

Я подавил внезапное желание пуститься в пляс от радости.

– С превеликим удовольствием, медовая моя. Вообще-то мы могли бы с этим справиться ещё быстрее, если ты, – я едва сдерживал своё нетерпение, – соблаговолишь меня оседлать.

– Монстры всегда такие дружелюбные? – задумчиво проговорила Ведьма.

– Мы должны беречь друг друга, – ответил я негромко, – потому что нас мало и становится всё меньше. Ты не знала?

– Я не всегда была монстром, – прошептала она.

Она забралась ко мне на спину с лёгкостью ветерка, будто ездила на мне верхом лет десять. На мгновение я услышал, как у неё странным образом перехватило дыхание, словно она увидела свою потерянную любовь или давно умершего ребёнка. Ведьма с великой нежностью погрузила руки в мою гриву и, если не ошибаюсь, прижалась к ней лицом, вдохнула мой запах.

– Прошло много лет с той поры, как я сидела верхом на лошади, – восхитилась она. Я возразил, что не являюсь лошадью, но она будто не услышала. – То место, где девы чаще всего оказываются в заточении, расположено к северо-западу отсюда, в центре безымянного леса, в безымянной башне.

И дня не прошло, как мы прибыли туда, и я сам не ожидал наслаждения, которое испытал от ощущения седока, хоть весила она не больше ветки остролиста и была неприветлива. Приятно быть ручным и слушаться приказов, отданных грубым голосом… Не исключено, я захочу повторить этот опыт!

Башня оказалась монолитом из чёрного камня, вырубленным из одного большущего куска обсидиана; в её стенах отражалась тёмная рябая пародия на зелёную красоту окрестных лесов. Небо над нами было равномерно серым, словно металлическое тело пушки, угрюмые облака тащились на запад. Башня стояла посреди того, что некогда являлось лугом, а теперь превратилось в круг иссохшей травы, мёртвой и белой: душистые сосны и берёзы не росли на этой земле. Верх строения был заострённый, как водится у башен, и напоминал огромный наконечник стрелы, высунувшийся из земли. Её архитектура была противоестественной, она превосходила даже то, что можно построить при помощи магии, и я чуял запах детской крови в нежном колыхании травы у её подножия. От жути этого места мороз шел по коже, но Ведьму будто ничто не волновало. Она спешилась и прямиком направилась к башне. Затем, обратив лицо к её злобной вершине, прокричала:

– Женщина! Выходи оттуда! Я пришла, чтобы… – Ведьма в сердитой растерянности бросила взгляд на безжизненную траву. – Я пришла, чтобы спасти тебя, – наконец проговорила она таким тоном, словно взглянула со стороны на своё лицо, покрытое волдырями. Я на миг отвлёкся, созерцая её прелестный облик и волдыри, но мои грёзы прервали самым грубым образом – из окна на вершине башни выглянула голова.

Она была увенчана отвратительными золотыми локонами, которые длинными косами ниспадали за парапет, и на её гладком болезненно-розовом лице сияли глаза, цветом напоминавшие голубоватую шкуру утонувшего угря. Грудь девицы была приподнята сообразно дурацкой моде, затянута в слишком тугое белое платье, которое не демонстрировало ничего, что могло бы меня заинтересовать. Девица являла собой то ещё зрелище. Истинная мерзость! Возможно, она сама заточила себя в башне, чтобы мир не видел её уродства. Безусловно, по сравнению с моей восхитительной Ведьмой, то была жаба, бородавка, гнойный прыщ.

Существо с любопытством поджало губы и проговорило голосом, сладким как испорченное молоко:

– Разумеется. Подымайтесь.

В теле башни бесшумно появилась чёрная арка, лишенный света занавес, который раздался, чтобы открыть новую, ещё более глубокую тьму. Бросив на меня многозначительный взгляд, Ведьма вошла в эту дыру, и я потрусил за ней.

– Я хорошо знаю темноту, мы с ней быстро сдружились. Если старик пытается так меня напугать, он большой дурак, – прошептала она.

Мы быстро поднимались, жидкий камень мрачной лестницы скользил под нами. Я шел за Ведьмой во мраке по запаху, след её тела освещал мне путь. Долгое время не было других звуков, кроме нашего дыхания и стука наших ног по камню, подобных лесному дождю. В этом было что-то приятное.

Мы покинули утробу теней столь же внезапно, как вошли в неё – ступили в круглую комнату на вершине башни, в центре которой стояла дева, точно драгоценный камень в железном кольце.

– Добро пожаловать, – мелодично произнесла она. – Меня зовут Магадин.

Её голос эхом отразился от сводов комнаты, будто стрела, отскочившая от мишени. Поначалу мы не могли сказать ни слова – так нас поразил облик девушки. Её голова, которую мы видели снизу, была воплощением перламутрового величия, позолоченного и гладкокожего, отвратительного для меня, но красивого, по меркам смертных. Остальное её тело было ужасным и великолепным. Руки покрывала густая красновато-коричневая шерсть, а венчали их лапы с когтями, достойными зависти. Бёдра изгибались на манер нежных оленьих ног. Из-под лопаток прорезались бирюзовые крылья, рассекшие кожу и оставившие широкие кровавые полосы. Ступни переливались зеленью, точно подводные опалы, перепончатые и покрытые слизистой плёнкой, как у жабы; ноги под полупрозрачным платьем были серебристыми, покрытыми гладкой полупрозрачной рыбьей чешуёй, а из щиколоток выглядывали тонкие, словно пёрышки, плавники. Груди девы, снизу казавшиеся молочно-белыми и без единого пятнышка, на самом деле были покрыты белой шерстью с тигриными полосами, и над её нежными ключицами уже начали проступать тёмные хищные полосы. Волчий хвост уныло покачивался за спиной, разорвав украшенную бисером ткань. Кончики её кос слегка трепетали, сквозь кудри поблескивала покрытая жилками поверхность стрекозиных крыльев.

Что ещё хуже – вокруг неё на стенах висели отрубленные головы, некогда принадлежавшие другим девам, и все они находились на разных стадиях преображения: одна была наполовину покрыта змеиной шкурой, её волосы яростно шипели; другая утратила рот, вместо которого красовался клюв; ещё у одной глаза жутким образом усохли, и из-под завесы тёмных волос виднелось лицо, напоминавшее морду летучей мыши. Нас окружал зверинец из бестий-принцесс, и их глаза, наблюдавшие за нами, выглядели не такими уж мёртвыми.

– Теперь вы понимаете, – тихим виноватым голосом произнесла дева, – почему меня до сих пор не спасли. И почему никто не сторожит дверь. Они приходят десятками – симпатичные рыцари, все как на подбор, – и убегают, точно испуганные белки, когда видят, какая я на самом деле.

Я увидел, что на лице Ведьмы появилась жалость. Она заключила деву в нежные объятия, и та заплакала большими красными слезами, капавшими на её платье, как неведомое вино.

– Расскажи мне, что он с тобой сделал, – мягко попросила Ведьма, гладя принцессу по узорчатым волосам.

– Он пытается меня изменить, – пискнула Магадин голосом раненого ястреба, – как пытался изменить их. Он забрал меня из отцовского дома…