Текст книги "Девочка, которая объехала Волшебную Страну на самодельном корабле"

– Неужели вы не можете взять что-то другое? – в отчаянии спросила Сентябрь. – Неужели это обязательно должен быть ребенок?

– Это должна быть кровь, – тихо ответил глаштин. – Ты предлагаешь себя вместо нее? Это допускается.

К чести Сентябрь, она на секунду призадумалась над этим вариантом. Плавать она умела и вряд ли утонула бы, к тому же они, между прочим, и не говорили, что собираются кого-то есть. Будучи лишь Немножко Бессердечной, она не могла укачивать дрожащее дитя и при этом не желать избавить его от ужасной участи быть выброшенным за борт. Однако она не желала оказаться десятиной и не хотела умирать, вот нисколечко не хотела, даже возможности такой не рассматривала.

– Нет, – прошептала она, – я не могу. Может, что-нибудь другое? У меня есть рубины…

– Мертвые камни, – фыркнул полуконь-получеловек.

– У меня есть пиджак и туфля.

Все уставились на нее.

– Ну нет у меня больше ничего! Но я не могу вам позволить забрать ее, она всего лишь ребенок, бедняжка! Разве можно так пугать детей?

Глаштин сверлил ее взглядом. Голубой огонь пульсировал в его глазах.

– У тебя есть голос, – сказал он медленно, – и тень. Выбери что-нибудь одно, и я возьму это вместо перевертыша.

Вы можете подумать, что выбор очевиден, но в душу Сентябрь закралось подозрение. Не бывает в Волшебной Стране таких простых сделок. И все же – голос терять нельзя ни в коем случае! Как она будет разговаривать с Аэлом? Как она будет петь? Как объяснит маме, куда она уезжала? Так или иначе, нельзя позволить девочке, которая до сих пор крепко обнимала ее за шею, исчезнуть в глубине реки. Даже если они ее не утопят и не съедят, малышка не хотела идти с ними, и Сентябрь все это совсем не нравилось.

– Берите тень, – сказала она. – Берите. Хотя у нее и нет крови, как известно.

Она опустила оборотня на землю, и малышка бросилась к маме, превратившись на полпути в щенка. Шакал и шакаленок скулили и облизывали друг друга. Глаштин протянул руку в сторону Чарли Хрустикраба. Эльф отстегнул от пояса уродливый ржавый нож с зазубренным лезвием и передал глаштину.

«Сейчас будет больно», – успела подумать Сентябрь, прежде чем глаштин схватил ее, развернул и начал водить ножом вверх-вниз вдоль позвоночника. Ей стало холодно и дурно. Нож издавал звуки, похожие на треск рвущегося шелка или на хруст костей. Она подумала, что потеряет сознание, настолько ужасной была боль, расползающаяся по спине. Но плакать она не собиралась. Наконец раздался тошнотворный треск, и глаштин отошел с куском чего-то в руке. Единственная капля крови упала с ножа на потертые доски палубы.

Глаштин положил этот кусочек чего-то перед собой. Тот растекся темным пятном, слегка поблескивая, и поднялся в виде девочки ростом с Сентябрь, с ее глазами и волосами, только состоящей из черного дыма и тени. Медленно тень-Сентябрь улыбнулась и сделала пируэт на одной ноге. Улыбка была отнюдь не милая и не добрая. Тень протянула руку глаштину, а тот – ей, тоже улыбаясь.

– Мы забираем ее под воду и будем ее любить и ставить во главе всех наших парадов, – сказал он. – Ибо она получена в дар, а не отнята, а это единственная настоящая собственность.

Тень сделала реверанс. Сентябрь этот реверанс показался зловещим, если так можно сказать о реверансе. Она уже не была уверена, что поступила правильно. Конечно, она будет скучать по тени, и, конечно, глаштин задумал недоброе. Но было уже поздно: глаштины все одновременно прыгнули за борт, при этом тень устроилась на плече у предводителя. Толпа сказочных существ в изумлении смотрела на Сентябрь. Никто не решился заговорить с ней. От-А-до-Л наконец пересек палубу, чтобы обнять подругу. Его запах был таким знакомым, а кожа такой теплой, что Сентябрь тоже обняла его за колено.

– Чарли, – тихо спросила она паромщика, – я правильно поступила?

Паромщик покачал седой головой:

– Правильно или нет, что сделано, то сделано.

Сентябрь посмотрела на мерцающий вдали город, весь из сияющих башен. Затем взглянула на воды Барлибрум.

Шесть лошадиных голов скользили в воде к носу парома, закусив удила. По их спинам скакала и танцевала девочка-тень, чей призрачный смех был едва слышен из-за плеска волн.

Интерлюдия: Путешествия ключика

в которой мы наконец-то уделим внимание бедному заброшенному ключику, усыпанному драгоценными камнями.

Будучи читателями наблюдательными и смышлеными, вы, должно быть, уже гадаете, не забыл ли ваш беззаботный рассказчик о драгоценном ключике, который так преданно последовал за Сентябрь в Волшебную Страну. Отнюдь! Однако приключения ключика по определению не так бурны, как приключения девочки, куда более бесхитростны и преисполнены одиночества.

Ключик проскользнул между Долготой и Широтой, и в этот миг, в этот кратчайший миг в звездной темноте за экраном мира он споткнулся и шлепнулся на мерцающий пиджак одного хобгоблина, который как раз следовал из магического леса Броселианда в Атлантиду. Ключик тут же затесался меж других блестящих штучек, рассыпанных по пиджаку, и проследовал далее без лишних вопросов со стороны Бетси Базилик или ее горгульи Руперта.

Не обученный грамоте ключик не собирался посещать хрустальные голубые громады университетов Атлантиды, поэтому отстегнулся как раз вовремя, чтобы попасть в знакомый нам лаз, полный кореньев, плесени и червяков, но ведущий в Волшебную Страну. Ключик попал на восходящий поток морского воздуха и воспарил над кучевыми облаками, по пути поиграв в пятнашки с голубыми кайрами.

Он пробрался мимо ведьм и чудом не угодил в котел, куда его едва не засосал водоворот событий будущей недели.

Он пролетел над полем, усыпанным красными цветами, но там уже не было ни Вивернария, ни даже просто виверна, чтобы объяснить ему, как тут все обстоит сейчас или обстояло в былые дни.

Домик с сюрпризом ключик тоже нашел, но много позже Сентябрь, которую там так чудесно отмыли. Под бдительным присмотром Алкали ключик смиренно плюхнулся в самую маленькую ванну и отмокал там до блеска.

Паром, на котором Сентябрь убыла в Пандемониум, ключик упустил, поэтому ему пришлось ночевать на берегу, прямо в траве, где его подобрала девочка из семьи банши. Девочка от радости оглушительно взвизгнула и тут же приколола ключик к своей золотисто-зеленой груди. Мать не раз предупреждала ее, что не стоит подбирать всякие сомнительные побрякушки, тем более явно принадлежащие кому-то еще, но никто не в силах слушать визги возмущенной банши, и мать уступила. Вот так ключик попал на паром и прибыл в Пандемониум на третий день после того, как Сентябрь покинула город.

Ключ проклинал себя за медлительность. Он плакал оранжевыми слезами и даже немного заржавел.

Ключик помнил, как принадлежал зеленому пиджаку. Он помнил, как хотел нравиться. Как был еще совсем маленьким, едва вылупился из лацкана и в первый раз почувствовал дуновение ветра всеми гранями своих драгоценных камней. С горечью он вспоминал, как его вырвали из материнского лона зеленого пиджака, вспомнил и вкус крови юной особы, уколовшей себя иголкой его застежки. По ночам он содрогался от этих воспоминаний.

Ключик знал, что существует какая-то связь между ним и Сентябрь, что весь смысл его существования в том, чтобы быть с ней, близко к ее коже. Ключик был создан для того, чтобы девочка улыбалась. Он не мог расхотеть ее радовать, как мы не можем перестать ходить на двух ногах или как не можем начать дышать печенью вместо легких. Что если Сентябрь нуждается в нем? Что если мир вокруг нее стал темным и пугающим, а ключика нет рядом, чтобы утешить? Ключик знал, что должен лететь быстрее.

Беда только, что и девочка сама мчалась вперед так стремительно, будто не знала, что ключик изо всех сил старается за ней поспеть.

Глава VII
«Волшебная кинохроника»

в которой Сентябрь наконец попадает в Пандемониум, где ее тут же обнаруживает Маркиза, в то время как От-А-до-Л объедается лимонным сорбетом.

* * *

– Ну, давай, – сказал Вивернарий, подталкивая девочку в оранжевом платье своим большим красным носом. – Спрашивай!

Сентябрь нерешительно прищурилась, глядя на бесстрастное бронзовое лицо.

На самом деле это было не просто бронзовое лицо – оно венчало столб из переплетенных бронзовых рук, которые словно замерли в тот миг, когда умоляли, молились, заклинали, витийствовали, свидетельствовали, призывали. Сплетение рук венчала чаша цветка, сложенного пятью ладонями с пальцами-лепестками. В чаше покоилось отполированное лицо с толстыми щеками, вытянутыми в трубочку губами, плотно зажмуренными глазами и огромными, больше самой головы, ушами. За этим сооружением вырастал огромный суетливый город, огражденный стеной. Из-за стены доносился невнятный, свойственный всякой суете городской шум. Стена не выглядела особенно прочной – она была собрана из разномастных пестрых лоскутков парчи, плотного шелка, сатина и сукна, и все это сшито толстыми, со ствол дерева, узловатыми канатами цвета патиссонов. Ворота, к которым приблизились путники, были из козлиной кожи. Привратник, как назвал его Аэл, выпятил бронзовые губы, точно для поцелуя. Ухоженные лужайки, пересеченные аккуратными тропинками, спускались к самому берегу Барлибрум. С лужаек приветливо кивали степенные фиалки. Солнечные часы медленно обводили тенью куст желтых пеонов. Не это вы ожидали увидеть в городе с загадочным названием Пандемониум, правда же? Купальни для птиц и скамейки с посвящениями? Это больше походит на Хэнском-парк в Омахе, чем на окраину Волшебного Города.

Привратник все еще тянул к ним бронзовые губы. На его непомерное ухо присел воробей и тут же полетел дальше, будто бронза обожгла ему лапки. Аэл настаивал, что вход в город именно здесь.

– Что спросить? – Сентябрь переминалась с ноги на ногу.

– Ты куда пойти-то хочешь? – Аэл зевнул, для разминки скручивая и раскручивая шею.

– Наверно, туда, где живет Маркиза.

– Тогда тебе в Бриарий.

– Но вообще-то… воры же выходят на работу по ночам, а мне надо действовать на воровской манер, раз уж я решила что-то украсть. Значит, придется ждать наступления ночи, чтобы легче было скрываться в темноте.

– О Сентябрь, Королева Воров, так ты никогда не попадешь в Пандемониум. У тебя должна быть Цель. У тебя должно быть Дело. Копуши, Бездельники и прочая Бестолочь могут прекрасно прижиться в других городах, но на Пандемониум у таких аллергия, и у Пандемониума на них тоже. Если у тебя нет здесь Дела, ты должна хотя бы притвориться, что есть, и сохранять озабоченный вид – а не хочешь, так научись питаться фиалками и беседовать с солнечными часами.

– Можно пойти в Городское Книгохранилище, повидать твоего… дедушку. – Сентябрь все еще сомневалась в теории Аэла насчет его происхождения.

От-А-до-Л залился румянцем, что в его случае означало приобрести оранжевый оттенок морды.

– Я… я не готов! – внезапно спасовал он. – Я давно не освежал своих познаний! Рога мои не начищены, рекомендательные письма не выправлены и все такое. Завтра, мы пойдем туда завтра… или через неделю.

– Аэл, не беспокойся! – Сентябрь вздохнула. – Ты и так прекрасно выглядишь. И к тому же ты самый умный зверь из всех, кого я встречала.

– И сколько же зверей ты встречала?

– Ну, во-первых, тебя… а еще Леопарду и звервольфа. Мне всего двенадцать! По-моему, целых три зверя – совсем неплохо для этого возраста.

– Я бы не назвал эту выборку представительной. Но это не имеет значения. Сегодня мы тут по твоим делам, а не по моим. Я не готов! Не готов – и все! – Умоляющие глаза От-А-до-Л заблестели ярко-бирюзовыми слезами.

– Не надо, Аэл, не плачь! Все хорошо. – Сентябрь погладила его по кожистому колену. Она повернулась к Привратнику, набрала побольше воздуху и заговорила как можно громче и строже:

– Послушайте, мистер Бронзовые Уши! Я хочу найти такое место, где есть прохладная тень, недалеко от Бриария, но не слишком близко, где можно отдохнуть и подурачиться, а еще и посмотреть что-нибудь в Пандемониуме, пока солнце не село.

– И лимонный сорбет, – прошептал Аэл.

– И чтобы там подавали лимонный сорбет, – твердо завершила свою речь Сентябрь.

Привратник испустил протяжный тонкий свист. Щеки его опали, как спущенные воздушные шарики, а уши задрожали. Все руки пришли в движение, сжимая и разжимая кулаки.

– Документы! – сказал Привратник еле слышным механическим голосом. Литые бронзовые шары глаз бдительно поблескивали.

Сентябрь выудила из внутреннего кармана пиджака зеленую книжечку, полученную от Бетси Базилик. Пиджак был очень горд, что сумел сохранить ее. Сентябрь подняла книжечку повыше, чтобы бронзовый херувим мог ее рассмотреть. Тот высокомерно хмыкнул.

– Похищенка, значит? Давненько вас тут не бывало. – Привратник с подозрением посмотрел на От-А-до-Л, который царапал траву огромным когтем.

– Это мой… спутник. Мой виверн, – поспешно сказала Сентябрь. Она надеялась, Аэл не слишком обидится, что его назвали чьим-то.

– А Миссия ему назначена?

Вивернарий выпрямился в полный, весьма немалый рост.

– Подлинное служение, – тихо произнес он, – может быть только добровольным. Вы наверняка сами это знаете. Вы наверняка сами выбрали себе это занятие: стоять здесь и хмуро допрашивать тех, кто пытается проникнуть в город. Раньше-то наверняка занимались чем-то еще. Перчатками торговали или детишек пугали на ярмарках, а выбрали вот это.

Привратник прищурился.

– Солдатом я был, солдатом! – проворчал он.

Огромные ворота, покрытые козлиной шерстью, начали раздвигаться, как театральный занавес. Четыре руки в основании постамента Привратника начали работать с такой скоростью, что Сентябрь не успевала уследить за движениями пальцев. Постепенно из постамента стали выползать кусочки ярко-красной материи, которые начали срастаться в общую ткань. Бронзовый большой палец сновал туда-обратно, как ткацкий челнок. Волна сверкающего шелка текла из постамента девочке под ноги, которые теперь не отбрасывали тени. Перед воротами волна помедлила, как бы приглашая путников присоединиться.

Сентябрь сделала шаг вперед. Ручки снова пришли в неистовое движение, и алая тропинка, извиваясь, потекла дальше, в Пандемониум.

– Не беспокойся, – шепнул ей Аэл, когда они проходили в ворота, – я знаю, ты совсем не имела в виду, что я твой. – Огромный зверь вильнул хвостом. – Но я могу быть твоим. А ты моей. И до чего же весело мы с тобой будем играть!

– Чудесно, правда? – спросил довольный От-А-до-Л, когда Сентябрь ахнула. – Это все Королева Мальва устроила много-премного лет назад.

Пандемониум, раскинувшийся перед ними, оказался городом из тканей. Вперед убегали яркие фасады магазинов из фиолетового брезента и алой кисеи. Башни тянулись вверх причудливыми изгибами сверкающей на солнце парчи. Памятники красовались в войлочных шляпах, надвинутых на бумазейные лица. Высокие узкие ворсистые дома пушились дверями из ангорской шерсти. Офисы из причудливой тафты мерцали под присмотром черных кружевных горгулий. Даже широкий проспект, по которому они двигались, и тот был сделан из толстого репса цвета тыквы. А тот перекошенный, сморщенный обелиск из старинной кожи, должно быть, и есть Башня Стенающего Вихря! Теплый ветерок наполнял воздушный шар из медно-рыжего атла́са, привязанный к верхушке башни, разворачивая его в прекрасный купол.

Тканая алая тропинка у их ног терпеливо ждала, пока эти восторженные провинциалы наахаются и наохаются.

– Но не могла же она устроить все это сама! – воскликнула Сентябрь.

От-А-до-Л пожал плечами:

– Неистова была ее игла, которую она носила как меч. О, как она ею владела, как орудовала! «Эти тканые вещички такие теплые, – говорила она, – такие мягкие и уютные». Но все это было ужасно давно. Маркиза, конечно, с удовольствием превратила бы все это в камень, увитый колючками, но все каменщики давно научились прясть пряжу и вязать из нее переулки, так что даже по маркизиному хотенью не всегда выходит.

Дорожка издала деликатный звук, будто осторожно кашлянула – если бы только ткань умела кашлять. Сентябрь уже и сама заметила великое множество других тропинок из полотна, которые раскатывались перед пробегавшими мимо жителями, все разного цвета – кобальт и охра, серебряные и розовые, – деловито вились по улочкам и переулкам, увертывались от экипажей, от уличных музыкантов, наяривающих на аккордеонах в четыре руки, и от зазывал, рекламирующих жареные дыни и свежие букеты из фенхеля для ценителей. Эти пешеходы, с копытами и перепонками, восьми-и-более-ногие, сосредоточенно мчались по своим тропинкам. А на каждом джутовом углу такие же Привратники, как встречавший их, но поменьше, трудились не покладая множества своих рук.

Их собственная красная дорожка тем временем еще больше покраснела от стыда за то, что Сентябрь и Аэл никуда не двигаются.

Сентябрь рассмеялась и помчалась вперед, щурясь на солнце Пандемониума. Дорожка подпрыгнула и тоже рванула вперед, едва успев обогнуть фонарь из лавандового крепа и протянувшись точно посередине между двумя бесенятами, не поделившими батончик из зеленых водорослей. От-А-до-Л с грохотом несся следом, приминая на ходу дорожку, которая вилась вдоль Лукового Прилива, а все встречные-поперечные спешили убраться с его пути.

Алая тропинка вела их на север – ну, примерно. Наслаждаясь шелестом и ароматом вскипающих на кленах соцветий и наливающихся соком плодов лайма, Сентябрь не упустила из виду, что все аллеи и проспекты, которые она пересекает, словно бы устремлены в одну точку: к маленькому, непритязательному зданию, покрытому крупными золотистыми цветами. Не шелковыми, а настоящими, какими обычно усеяны живые изгороди из вереска и черной колючки. Эта цитадель, единственная в Пандемониуме, не была сшита, а выросла сама. От нее веяло чем-то странным и зловещим. От ее вида Сентябрь сразу стало не по себе, а Аэл просто не мог отвести от нее глаз. К счастью, милосердная алая тропинка остановилась и начала распускаться в обратную сторону, туда, откуда они пришли, тщательно сматывая распущенные нити в клубок.

Над ними склонился домик из розовой жаккардовой ткани с тиснением из милых цветочков и завитушек турецких огурцов. Над входом-аркой изогнулась надпись, мигающая зелеными огоньками:

Кинотеатр «Серебряный челнок»

Одна из зеленых лампочек светила тусклее других.

– Это электрические лампочки? – спросила Сентябрь.

– Конечно, – тихо ответил Аэл, будто завороженный мерцающим свечением. – Волшебная Страна не чужда науке.

– Надо думать, это тоже Маркиза устроила?

– Нет, она вообще терпеть не может электричества. Все это устроила Гильдия Изобретателей. Сначала из Башни Стенающего Вихря целыми днями доносился ужасный грохот. Сильфы огня как-то им помогали. Они сумели договориться с духами стекла и – вуаля! – да будет свет! Цивилизация бывает очень полезна. Маркиза сказала, что это мерзко, но если мы хотим вести себя настолько неволшебно, то так нам и надо. Это место отваги, Сентябрь. В самом сердце Бриария оно бросает вызов устоям. – Аэл заглянул в прохладный полутемный вестибюль с бронзовыми перилами, отделанный бархатом и плюшем. – И еще здесь подают лимонный сорбет.

Сентябрь отщипнула еще парочку рубинов от скипетра, чтобы попасть на фильм под названием «Ифрит и Цеппелин». Плату она вручила приятной молодой дриаде в красной униформе и забавной шапочке, как у посыльных в гостиницах. Сентябрь догадалась, что это дриада, потому что зеленые волосы девушки выбивались из-под шапочки пучками глянцевых сосновых иголок. Кроме этого, слово «дриада» начиналось на Д, и Аэл приветствовал девушку благословением какому-то дальнему лесу. Глаза дриады сверкали серебром. Щечки у нее были очень пухлые, и она дважды улыбнулась: когда Сентябрь попросила билеты и когда заплатила за них рубинами.

– Если ты дриада, – спросила Сентябрь робко, – то где же твое дерево? Ты очень страдаешь от того, что ты не в лесу?

Дриада-билетерша рассмеялась, и смех напоминал шум дождя в листве.

– Разве ты не знала, милая? Кинопленку делают из камфоры, а это и есть дерево. Точнее, его зовут камфорный лавр, и он из семейства коричных – большого, шумного и болтливого. Я запускаю проектор, и мои деревья струятся меж пальцев весь день напролет. Если какая-то штука прозрачная, серебристая и скручена в катушку, это еще не значит, что она не дерево!

К счастью, театр оказался просторным, с потолком, уходящим ввысь, как в кафедральном соборе. Аэл удобно расположился в последнем ряду и элегантно лизнул свой лимонный сорбет. Огни погасли. Сентябрь сидела выпрямившись, держа в руках полосатую коробку с попкорном из гранатовых зернышек. «Это же пища дриад, – подумала она, – а не Волшебная Еда, так что со мной все будет в порядке».

Она очень любила ходить в кино, когда жила дома. Ей нравилось сидеть в темноте в ожидании чуда. Особенно она любила мелодрамы, где дамы все время падали в обморок, и фильмы ужасов, где из тьмы появлялись ревущие монстры. Как в том мультике, на который ее, совсем маленькую, привела мама. Там темноволосая принцесса убегала в страшный лес, а над нею летела сова и клевала ей руки. Это было чудесно, потому что мир вдруг оказывался живым, захватывающим, и жизнь в этом мире была в точности такой, какую Сентябрь хотела для себя. Даже если этот мир не очень-то хотел, чтобы его беспокоили всякие принцессы. Сентябрь та принцесса тоже не понравилась, она говорила писклявым голосом, который дико бесил. Другое дело – совы, золотые копи и глаза, сверкающие в лесах. Это ей нравилось. Сейчас же она сама оказалась в лесу, самом настоящем, даже глаза сверкают со всех сторон. Какое же оно, это волшебное кино?

– Всеобщая Волшебная живая газета с гордостью представляет: новости со всей Волшебной Страны! – объявил приятный женский голос, как только засветился и ожил экран.

«Ну здравствуйте, – подумала Сентябрь, – это же киножурнал, как на взрослых киносеансах. А нельзя его пропустить и сразу перейти к чудищам, преследующим темноволосую принцессу?»

– Во вторник на колдовских берегах Арктики с большой помпой праздновали свадьбу джинна Гията и мариды Рабаб, – продолжил приятный ровный голос. – Ведьмы преподнесли молодоженам собственноручно сваренный буйабес из долгой и счастливой жизни, пяти детишек (включая одну русалку), дружеской неверности всех участников, ранней смерти Гията и последующего длительного и скандального вдовства Рабаб.

Огромный мужчина с золотистой кожей цвета песка в пустыне страстно обнимал женщину. Одна его пылающая рука лежала на ее волосах из морской пены, другая – на талии, упругой как морская волна. На невесте было платье из анемонов, которые то распускались, то закрывались. Несколько таких же мокрых с виду существ аплодировали, рассевшись на облаках. Вся сцена была снята на скучную черно-белую пленку. Сентябрь откинулась в кресле в ожидании ифрита и цеппелина.

– В воскресенье в муниципальном музее открывается выставка лунных артефактов. Ученые установили, что луна сделана из жемчуга, и теперь выясняют, каким образом она крепится к небесной тверди и какую пользу способны принести лунные исследования всем волшебным существам.

Очень довольный собой, спригган демонстрировал, как кусок лунного камня растворяется в некой загадочной жидкости. Своей трехпалой лапой он бросил камень в хрустальную чашу и залпом выпил раствор. Последствия остались за кадром.

– На прошлой неделе в Дендидаун-холле с успехом прошел Концерт Подменышей. Играл оркестр, составленный из скрипок, гобоев, одного фортепиано, никелевого листа, двух туб, речной девы Лорелеи и секции груммельфонов. Дети сыграли знаменитую «Элегию для северного оленя и яиц птицы Рухх ре минор» Агнес Глазурь. Дирижер неразумно выбрал для выхода на бис «Оду ногтю среднего пальца Королевы Мальвы», столь воодушевившую публику, что пришлось вызывать к месту действия полицию.

Толпа детей в строгих черных костюмах неистово терзала музыкальные инструменты на сцене в виде огромного дубового листа. На всех были одинаковые туфли с ремешком, как у Сентябрь, казавшиеся ужасно тесными на маленьких ножках. Грустная и нежная пьеска плавно перешла в гораздо более живую и бодрую, пока наконец два недовольных кобольда не выскочили на сцену и не сбросили с нее дирижера. Эти гоблины оказались довольно крепкими для своего небольшого роста.

– Кульминацией концерта стало справедливое наказание нескольких музыкантов, занесенных в Зеленый Список.

Те же самые кобольды – или их ближайшие родственники – вытащили перепуганных сатиров на сверкающую серебром сцену и заставили их растоптать свои свирели. Некто усатый в цилиндре угрожающе размахивал кнутом до самого затемнения в конце кадра.

– В заключение выпуска сообщаем, что наша возлюбленная Маркиза заключила договор с островным государством Буян ради порядка и процветания в обеих наших странах. Мы в нашем агентстве новостей вместе со всеми возносим молитвы за нашу Прекрасную Государыню.

На экране девочка энергично пожимала лапу крупному медведю. Она была довольно высокая, но вряд ли хоть на день старше, чем Сентябрь. Роскошный костюм, идеально облегающий хрупкую фигурку, состоял из расшитого жакета и турнюра с бахромой. На шее был повязан узкий темный галстук, какой когда-то носил отец Сентябрь. Пышные волосы девочки, казавшиеся серебряными в мерцающем луче кинопроектора, падали на плечи крупными завитками. Но особенно бросалась в глаза, конечно же, шляпа. Черная – или того цвета, который кажется черным в старой доброй черно-белой кинохронике. Шляпа немного напоминала торт, который скособочился под тяжестью перьев фазана и павлина, а также ожерелий из драгоценных камней, каскадами ниспадавших из шелковой розетки на плоской тулье шляпы. Ленты, банты и атласные шнуры лежали красиво, как глазурь, а поля были настолько жесткими и безупречно ровными, что казалось, о них можно не на шутку порезаться.

Медведь сморщил морду. Похоже, он был не очень-то доволен.

Сентябрь вздрогнула. Маркиза выглядела ужасно реальной. Она широко улыбалась медведю и беззвучно смеялась, пока диктор продолжал болтовню о договоре.

Внезапно, без предупреждения, Маркиза на экране повернулась к камере, рука все еще в медвежьем лапопожатии. Она склонила голову на сторону, как любопытная птичка, моргнула и наклонилась вперед, вглядываясь в глубину кинозала, прямо туда, где сидела Сентябрь.

– Ты, – вдруг сказала Маркиза дикторским голосом. Прочие зрители обернулись, чтобы посмотреть на Сентябрь, которая замерла в ужасе. – Это же ты!

Аэл заботливо отгородил кресло девочки от экрана своим когтем.

– Сентябрь, – сказала киношная Маркиза медленно, будто вытаскивая каждую букву из плотно набитого шкафа. – Тебе не следует сидеть в кинотеатре в такой чудный денек. Почему бы тебе не пойти и не поиграть на свежем воздухе?

– Я…

– Молчи. Я не желаю слушать, это утомительно. Сентябрь, если ты сей же час не явишься в Бриарий, я на тебя рассержусь. Я очень добрая Маркиза – но только в том случае, если ты будешь послушной и милой.

Сентябрь застыла, не в силах пошевелиться, и так стиснула коробку, что гранатовый попкорн, казалось, вот-вот начнет вылетать через верх. Она чувствовала себя так, будто ее поймали за чем-то постыдным и запретным. Но она же ничего не делала! Еще не успела! Откуда Маркиза ее знает? Куда прятаться?

– Сей же час, – прошипела Маркиза, – слышишь, маленькая негодная воровка?

Она сделала страшное манящее движение унизанным кольцами пальцем. Экран замигал и пошел разводами. Полетели серебряные искры, лицо Маркизы исчезло в круге плавящейся в аппарате кинопленки, и в театре внезапно стало совсем темно.