Текст книги "Смертельные тайны"

– Химия куда долговечнее.

Я отвернула правую штанину, с которой стекала на полиэтилен грязная жижа. Кроме мертвых тараканов, ничего не обнаружила.

Отвернула левую.

– Есть «люма-лайт»? – спросила я.

Речь шла о специальном источнике света, в лучах которого ярко блестят отпечатки пальцев, волосы, волокна, сперма и следы от наркотиков.

Галиано достал из ящика, что принес Эрнандес, черную коробочку и две пары темных очков. Пока он искал розетку и выключал освещение, я надела очки, затем повернула выключатель и направила «люма-лайт» на одежду. Луч ничего не высвечивал, пока я не добралась до отогнутого края левой штанины. Волокна сверкнули, словно фейерверк на Четвертое июля.

– Что это, черт побери? – Дыхание Галиано на моем плече.

Я направила луч на отворот и отступила назад.

– ¡Puchica! Ух ты!

Прищурившись, он с минуту разглядывал джинсы, затем выпрямился.

– Волосы?

– Возможно.

– Человеческие или звериные?

– Это уже задача для вас, сыщиков. Но я бы поинтересовалась домашними животными.

– Черт побери.

Достав из рюкзака горсть пластиковых флаконов, я пометила один из них, отделила волокна и поместила их внутрь. Затем обследовала каждый дюйм одежды. Фейерверки больше не вспыхивали.

– Свет?

Галиано снял очки и щелкнул выключателем.

Пометив на оставшихся флаконах дату, время и место, я соскребла в каждый из них грязь, подписывая на этикетках данные о содержимом. Правый носок, внешняя сторона. Правый носок, внутренняя сторона. Левый носок. Отворот правой штанины. Отворот левой штанины. Правая туфля, внутренняя сторона. Правая туфля, подошва. Десять минут спустя я была готова заняться блузкой.

– Свет, пожалуйста.

Детектив выключил свет.

Пуговицы были обычные, пластиковые. Я коснулась каждой из них лучом «люма-лайта». Никаких отпечатков.

– Все, спасибо.

Комната осветилась. Расстегнув каждую пуговицу, я отогнула ткань, обнажая внутреннюю сторону блузки.

Предмет был настолько мал, что почти ускользнул от моего внимания, запутавшись в шве под правой подмышкой.

Я схватила увеличительное стекло.

О нет!

Глубоко вздохнув и сдерживая дрожь в руках, вывернула рукав наизнанку.

Пятью дюймами ниже лежал еще один.

А еще один обнаружился на дюйм ниже первого.

– Вот черт!

– Что такое? – Галиано уставился на меня.

Я направилась к столу с фотографиями, вытряхнула на него конверты и нашла нужные снимки. Вытащив фотографию таза, взглянула в лупу на таинственные пятнышки.

Господи!

Едва дыша, я вглядывалась в каждый дюйм тазовых костей, затем перешла к следующим фотографиям. Всего заметила пятнышек семь.

Меня охватила ярость и тоска, а вместе с ними – все те чувства, что и в могиле в Чупан-Я.

– Не знаю, кто она, – сказала я. – Но, возможно, знаю, почему она умерла.

7

– Слушаю, – сказал Галиано.

– Она была беременна.

– Беременна?

Я взяла со стола первое фото таза.

– Это пятнышко – фрагмент черепа плода. А в блузке – его кости.

– Покажите.

Вернувшись к столу, я продемонстрировала три фрагмента величиной с ноготь.

– ¡Hijo de la puta! Сукин сын!

Я не ответила, застигнутая врасплох его горячностью.

– На каком месяце?

– Точно не уверена. Хотелось бы измерить кости и провести сравнительный анализ.

– Чертов сукин сын!

– Угу.

Через закрытую дверь послышались мужские голоса, затем смех грубо нарушил царившую в комнате мрачную атмосферу.

– Так кто же она, черт возьми? – чуть тише обычного спросил Галиано.

– Девушка-подросток со страшной тайной.

– А папаша, видать, не пожелал становиться семьянином.

– Возможно, у папаши уже была семья.

– Или беременность – лишь стечение обстоятельств.

– Может быть. Если это серийный убийца, он мог выбирать жертвы без разбору.

Голоса в коридоре стихли.

– Пора нанести еще один визит хозяину гостиницы и его жене, – сказал Галиано.

– Не помешало бы заодно проверить окрестные женские клиники и центры планирования семьи. Возможно, она хотела сделать аборт.

– Это Гватемала.

– И то верно. Давайте-ка сделаем фотографии, прежде чем я все это уберу. – Я махнула рукой в сторону блузки.

Через несколько минут появился Хикай. Я протянула ему линейку и показала на кости. Пока эксперт снимал, Галиано переставлял осветительные приборы.

– Как насчет размера?

– Размера?

– Какого она была роста?

– Судя по одежде, среднего или маленького. Если смотреть по местам прикрепления мышц к костям, я бы сказала: фигура довольно изящная.

Я перебрала фотографии, пока не дошла до костей ног.

– Могу оценить рост по бедренной кости, используя для масштаба линейку, но лишь примерно. Вам известен рост четырех пропавших девушек?

– Должен быть в досье. Если нет – выясню.

– Готово, – сказал Хикай.

Достав из рюкзака еще два флакона, я пометила один словами «Останки плода». Затем извлекла кости из-под мышки и рукава, закрыла флаконы и подписала метки.

– Стандартные снимки одежды? – спросил фотограф.

Пока я смотрела, как он движется вокруг стола, в голову вдруг пришла мысль.

– Где берцовая кость и кости ступни, которые были в джинсах? – спросила я у Галиано.

– Диас их тоже забрал.

– И оставил джинсы.

– Он не заметил бы улик, даже если бы они лежали у него под ногами.

– Что вы думаете насчет Лукаса?

– Похоже, добрый доктор не в восторге от поставленной перед ним задачи.

– Мне тоже так показалось. Полагаете, Диас пытается на него давить?

– Я встречаюсь с господином окружным прокурором сегодня днем. – Он развернул и надел темные очки. – И намерен говорить прямо.

Час спустя я въехала в ворота штаб-квартиры ФСАГ. На крыльце стоял Олли Нордстерн: облокотившись о столб, жевал резинку.

Я хотела было дать задний ход, но он метнулся ко мне, словно акула на запах крови.

– Доктор Бреннан! Вы первая в моем списке.

Я вытащила рюкзак из багажника взятого напрокат «аксесса».

– Давайте помогу.

– За последнее время кое-что случилось, мистер Нордстерн. – Накинув лямку на плечо, я захлопнула дверцу и направилась мимо него к зданию. – И сегодня у меня времени на интервью не будет.

– Может, вас все-таки удастся уговорить?

«Может, лучше утопишься в плевательнице»?

– Не сегодня.

Элена Норвильо сидела за одним из компьютеров в бывшей гостиной семейства Менья. Волосы ее скрывал завязанный на затылке голубой шарф.

– Buenos días, Elena.

– Buenos días, – ответила она, не сводя взгляда с экрана.

– Dónde está Mateo?[29]29
  Где Матео? (исп.) – Прим. перев.


[Закрыть]

– Во дворе, – ответил за моей спиной Нордстерн.

Обойдя стол Элены, я прошла по коридору мимо офисов и кухни и вышла в огороженный стеной дворик. Репортер шел за мной по пятам, словно щенок.

Над краями двора нависала крыша, в середине же он был открыт. Впереди слева располагался бассейн, выглядевший здесь столь же неуместно, как джакузи в ночлежке для бездомных. На поверхности воды мерцали солнечные лучи, окрашивая все вокруг странным голубоватым сиянием.

Площадку под крышей в задней части двора занимали рабочие столы. Под каждым из них стоял пустой ящик, содержимое которого было разложено на столе. Вдоль каменных стен тянулись ряды неоткрытых ящиков. Из-за штабелей выглядывали тропические растения, остатки когда-то роскошных садов Мена.

Луис Посадас и Роза О’Рейли исследовали останки в дальнем конце первого ряда столов. Роза записывала данные, а Луис действовал циркулем, выкрикивая результаты измерений. Хуан Корралес сверялся с подвешенным скелетом, держа в левой руке фрагмент кости. Вид у него был озадаченный. Череп скелета украшала шляпа с загнутыми кверху полями.

Когда я вошла в двери, Матео поднял взгляд от единственного в лаборатории микроскопа. Он был одет в джинсовый комбинезон и серую футболку с отрезанными рукавами. На верхней губе проступили капельки пота.

– Темпе! Рад видеть.

– Как Молли? – спросила я, подходя к нему.

– Без изменений.

– Кто такая Молли?

Матео посмотрел на Нордстерна, затем снова на меня. Глаза его сузились, так же как у Галиано в «Параисо». Впрочем, мог и не намекать – я не собиралась обращать внимание на наглого коротышку.

– Вижу, вам все-таки удалось договориться, – заметил Рейес.

– Я сказала мистеру Нордстену, что сегодня об этом не может быть и речи.

– Надеялся, вы сумеете ее убедить, – умоляюще проговорил писака.

– Прошу прощения. – Матео улыбнулся репортеру, взял меня за руку и подтолкнул в сторону дома.

Я последовала за ним наверх в его кабинет.

– Отвадь его, Матео.

– Репортаж в газете может пойти нам только на пользу. – Указав мне на стул, он закрыл дверь. – Мир должен знать факты, а фонду нужны деньги. Если поделимся информацией – можем получить финансирование. И защиту, – добавил он, не дождавшись моего ответа.

– Прекрасно. Вот ты с ним и говори.

– Я уже говорил.

– Это может сделать Элена.

– Она уже провела с Олли весь вчерашний день. Теперь ему нужна ты.

– Нет.

– Брось какую-нибудь кость, и он уйдет.

– Почему я?

– Он считает, что ты крутая.

Я пронзила Матео взглядом, который мог бы заморозить в полдень Долину Смерти.

– Его впечатлила та история с байкерами.

Я закатила глаза.

– Хотя бы полчаса? – теперь уже в голосе мужчины послышались умоляющие нотки.

– Чего он хочет?

– Красочных цитат.

– Он не знает про Молли и Карлоса?

– Мы сочли за лучшее этого не касаться.

– Чертов репортер! – Я стряхнула пылинку со штанины. – А про кости в отстойнике?

– Нет.

– Ладно. Только полчаса.

– Тебе понравится.

«Как гнойный фурункул», – подумала я.

– Просвети меня об истории с отстойником, – сказал Матео.

– А тот Джимми Бреслин?[30]30
  Американский журналист, лауреат Пулицеровской премии. – Прим. перев.


[Закрыть]

– Подождет.

Я рассказала о том, что узнала в управлении полиции, опустив лишь фамилию Шанталь Спектер.

– Андре Спектер, канадский посол. Тяжелый случай.

– Ты знаешь?

– Детектив Галиано рассказал. Потому я и позволил ему подкараулить тебя, когда мы вернулись из Чупан-Я.

Вряд ли мне стоило обижаться. Если честно, я была даже рада, что Матео понимает последствия того, чем мне предстоит заниматься в ближайшие дни.

Достав из рюкзака флакон, я поставила его на стол. Рейес прочитал этикетку, прищурившись, взглянул на содержимое и посмотрел на меня:

– Кости плода?

Я кивнула:

– Заметила на некоторых фотографиях фрагменты черепа.

– Срок?

– Нужно свериться с Фазекашем и Коса.

Имелся в виду том под названием «Судебная эмбриональная остеология», библия антрополога по внутриутробному развитию скелета. Те, кому посчастливилось обладать экземплярами этой книги – а она была опубликована в Венгрии в 1978 году и давно распродана, – хранили их как зеницу ока.

– В нашей библиотеке есть.

– Закончил с измерениями?

– Почти. – Он встал. – Думаю закончить к тому времени, когда ты разберешься с Нордстерном.

Глаза мои закатились столь глубоко, что я испугалась, как бы они не провалились в мозг.

– Вчера мне очень вас не хватало.

– Угу.

– Сеньор Рейес сказал, что вы заняты до субботы.

– У нас есть полчаса, сэр. Чем могу помочь?

Мы поменялись сторонами стола Матео, и Нордстерн теперь сидел там, где до этого я.

– Ладно. – Он достал из кармана маленький диктофон и взвесил его в руке. – Вы не против?

Пока репортер возился с кнопками, я смотрела на часы.

– Готово, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – Поведайте, что тут происходило.

Вопрос меня удивил.

– Разве Элена вам не рассказывала?

– Хотелось бы узнать разные точки зрения.

– Это исторические сведения.

Я увидела, как удивленно поднялись его плечи, ладони и брови.

– Как далеко вы хотите углубиться в историю?

Он снова пожал плечами.

Ладно, будь по-твоему, придурок. Нарушение прав человека, статья сто один.

– В шестидесятые – девяностые годы многие латиноамериканские страны переживали периоды насилия и репрессий. Права человека были растоптаны, и большую часть жестокостей совершили правящие военные режимы. В начале восьмидесятых наметился сдвиг к демократии, и возникла необходимость расследования нарушений прав человека в недавнем прошлом. В некоторых странах подобные расследования привели к судам и приговорам. В других виновным помогли избежать наказания разнообразные амнистии. Стало ясно, что для раскрытия реальных фактов не обойтись без специалистов извне.

Нордстерн сидел, словно студент, которому совершенно неинтересны слова преподавателя. Я перешла к деталям поконкретнее.

– Хороший пример – Аргентина. Когда в восемьдесят третьем году страна вернулась к демократии, Национальная комиссия по исчезновению людей, КОНАДЕП, выяснила, что за время деятельности свергнутой военной диктатуры пропали без вести почти девять тысяч человек. Большая их часть была похищена силами безопасности и отправлена в нелегальные лагеря, где людей пытали и убивали. Тела либо сбрасывали с самолетов в море Аргентины, либо хоронили в безымянных могилах. Судьи начали требовать эксгумаций, но доктора, которым это было поручено, не имели опыта работы с костными останками и археологической подготовки. При использовании бульдозеров кости ломались, терялись, путались и пропадали. Вряд ли стоит говорить, что процесс опознания шел не лучшим образом.

Я излагала сжатую до предела версию.

– Вдобавок многие из этих докторов сами были причастны к резне либо по недосмотру, либо по должности.

В мозгу промелькнул образ Диаса, а потом Диаса и доктора Лукаса в «Параисо».

– Так или иначе, по всем этим причинам сочли необходимым ввести более строгий научный протокол и использовать экспертов, не подверженных влиянию подозреваемых в злодеяниях.

– И именно тогда за дело взялся Клайд Сноу.

– Да. В восемьдесят четвертом Американская ассоциация по развитию науки, ААРН, прислала в Аргентину делегацию, в состав которой входил и Клайд Сноу. В том же году была основана Аргентинская группа судебной антропологии, АГСА, которая существует и поныне.

– Не только в Аргентине.

– Конечно. АГСА сотрудничала с правозащитными организациями в Боснии, Восточном Тиморе[31]31
  Государство в Юго-Восточной Азии, занимающее восточную половину острова Тимор, а также небольшой эксклав в западной половине того же острова и маленькие острова Атауру и Жаку.


[Закрыть], Сальвадоре, Гватемале, Парагвае, Южной Африке, Зимбабве…

– Кто все это финансирует?

– Членам группы платят из бюджета АГСА. В большинстве этих стран ресурсы правозащитных организаций крайне ограниченны.

Зная цель Матео, я продолжила тему.

– Деньги – хроническая проблема в правозащитной работе. Кроме жалованья работникам, нужно оплачивать расходы на поездки и решение местных вопросов. Та или иная миссия может полностью финансироваться АГСА, или ФСАГ в Гватемале, или какой-либо местной или международной организацией.

– Давайте поговорим о Гватемале.

Вот тебе и весь разговор о деньгах.

– Во время гражданской войны, с шестьдесят второго по девяносто шестой год, погибли или пропали без вести от ста до двухсот тысяч человек. По примерным оценкам, еще миллион лишился крова и имущества.

– По большей части гражданские.

– Да. Комиссия ООН по восстановлению исторической справедливости в Гватемале пришла к выводу, что девяносто процентов всех нарушений прав человека совершали гватемальская армия и союзные ей полувоенные формирования.

– И основной удар пришелся на майя.

Он начинал становиться мне неприятен.

– Большинство жертв – крестьяне-майя, и многие из них не имели к конфликту никакого отношения. Армия прошла по сельской местности, убивая каждого, кто подозревался в поддержке местной герильи[32]32
  Партизанская война. От исп. Guerrilla – уменьш. от Guerra – война.


[Закрыть]. В горных провинциях Эль-Киче и Уэуэтенанго – сотни безымянных могил.

– По сути, выжженная земля.

– Да.

– А потом они притворились невинными.

– Многие годы правительства Гватемалы одно за другим отрицали, что резня вообще была. Нынешнее руководство страны отказалось от подобного фарса, но вряд ли отправит кого-то за решетку. В девяносто шестом было подписано мирное соглашение между правительством Гватемалы и коалицией основных партизанских группировок, формально положившее конец конфликту. В том же году была предоставлена защита от судебного преследования тем, кто обвинялся в нарушении прав человека во время войны.

– Тогда зачем все это? – Нордстерн обвел рукой кабинет.

– Оставшиеся в живых и родственники начинают подавать голос, требуя расследования. Даже не рассчитывая на наказание виновных, они хотят пролить свет на случившееся.

Я подумала о маленькой девочке из Чупан-Я, чувствуя, будто оправдываю преступников, рассказывая об их злодеяниях столь бесстрастно и отвлеченно. Жертвы заслуживали намного более живого повествования.

– Но даже до этого, в начале девяностых, гватемальские группировки, представляющие родственников жертв, начали приглашать иностранные организации, включая аргентинцев, для проведения эксгумаций. Аргентинцы вместе с учеными из США обучали местных, что в итоге привело к деятельности, которую вы имеете счастье наблюдать. За последние десять лет Матео и его команда провели десятки расследований и добились определенной независимости от власти.

– Как в Чупан-Я.

– Да.

– Расскажите про Чупан-Я.

– В августе восемьдесят второго в деревню вошли солдаты и гражданские патрульные…

– Под командованием Алехандро Бастоса, – вмешался Нордстерн.

– Этого я не знаю.

– Продолжайте.

– Похоже, вам известно больше, чем мне.

Он снова пожал плечами.

Черт побери! Я уже была сыта по горло. Резня представлялась парню просто историей. Для меня же это значило намного больше.

Я встала.

– Уже поздно, мистер Нордстерн. Мне нужно работать.

– Чупан-Я или отстойник?

Я молча вышла.

8

Возникновение младенца – сложный, по-военному точный процесс. Хромосомы формируют командный центр, где отряды генов-рядовых получают приказы от генов-управляющих, которые, в свою очередь, подчиняются другим управляющим генам выше по цепочке.

Сперва эмбрион представляет собой неопределенную массу. Отдается приказ.

Позвоночное!

Вокруг спинного мозга формируются сегментированные кости, возникают суставчатые конечности с пятью пальцами на каждой. Череп. Настоящая челюсть.

Эмбрион – рыба. Древесная лягушка. Ящерица.

Генералы повышают ставки.

Млекопитающее!

Теплокровное, живородящее, со специализированными зубами.

Эмбрион – утконос. Кенгуру. Снежный барс. Элвис.

Генералы не отступают.

Примат!

Противостоящие большие пальцы. Трехмерное зрение.

Наступление продолжается.

Хомо сапиенс!

Великолепное серое вещество. Хождение на двух ногах.

Человеческий скелет начинает костенеть примерно на седьмой неделе. Между девятой и двенадцатой появляются крошечные зачатки зубов.

Я опознала на фотографиях четыре фрагмента черепа.

Сфеноид, или клиновидная кость, имеет форму бабочки и составляет часть глазниц и основания черепа. Ее большие крылья формируются на восьмой неделе развития плода, малые – семь дней спустя.

Пользуясь увеличительным стеклом и калибровочной сеткой, я измерила ее длину и ширину. С помощью масштабной линейки рассчитала истинный размер. Большое крыло – пять на семь миллиметров. Малое – шесть на пять.

Височная кость также требует некоторой сборки. Плоская ее часть, образующая висок и бок скулы, появляется на восьмой неделе. Размеры – десять на восемнадцать миллиметров.

Барабанное кольцо начинает формироваться примерно на девятой неделе, за последующие три недели вырастает в три костяных фрагмента, которые затем, на шестнадцатой неделе, соединяются в кольцо. Незадолго до того, как дитя покидает утробу, кольцо прирастает к ушному отверстию.

Первым загадочным пятнышком, которое я заметила на снимке таза, было крошечное барабанное кольцо. Несмотря на все еще заметные линии сращивания, три сегмента были прочно соединены. Измерив диаметр, я добавила цифру в свой список. Восемь миллиметров.

Занялась содержимым флаконов.

Миниатюрная половинка челюсти с впадинами, где никогда не будет зубов. Двадцать пять миллиметров.

Ключица. Двадцать один миллиметр.

Просматривая таблицы в книге по эмбриональной остеологии, я проверила каждое измерение. Большое крыло сфеноида. Малое крыло сфеноида. Височная кость. Барабанное кольцо. Челюсть. Ключица.

Судя по Фазекашу и Коса, женщина в отстойнике была на пятом месяце беременности.

Я закрыла глаза. Младенец был от шести до девяти дюймов в длину и весил около восьми унций, когда погибла его мать. Он мог моргать, хватать, делать сосательные движения. У него были ресницы и отпечатки пальцев, он мог слышать и узнавать мамин голос. Если это была девочка, ее крошечные яичники содержали шесть миллионов яйцеклеток.

Я сидела, охваченная грустью, когда меня из дверей позвала Элена:

– Тебе звонят.

Разговаривать ни с кем не хотелось.

– Детектив Галиано. Можешь поговорить в кабинете у Матео.

Поблагодарив Элену, я убрала образцы во флакон и поднялась на второй этаж.

– Пять месяцев, – коротко бросила я.

Объяснения не потребовались.

– Как раз то время, когда она могла бы откровенно поговорить с папашей.

– Своим собственным или счастливым донором спермы?

– Или с тем, кто донором не стал.

– Ревнивый бойфренд? – вырвалось у меня.

– Рассерженный сутенер?

– Сумасшедший незнакомец? Вариантов полно. Для этого и нужны детективы.

– Сегодня утром я кое-что выяснил.

Я ждала.

– Семья Эдуардо – гордые владельцы двух боксеров и кота. В семье Люси Херарди живут кошка и шнауцер. Де ла Альда не любители животных. Так же как и посол со своим семейством.

– А у бойфренда Патрисии Эдуардо?

– Хорек по имени Хулио.

– У Клаудии де ла Альда?

– Аллергия.

– Когда ваши парни закончат с образцами?

– В понедельник.

– Что сказал окружной прокурор?

Галиано выдохнул через нос.

– Скелет они нам не отдадут.

– Мы можем попасть в морг?

– Нет.

– Почему?

– Диас искренне клялся мне в дружбе и от всей души жалел, что не вправе даже обсуждать этот вопрос.

– И часто такое бывает?

– Окружной прокурор мне ни разу еще не мешал. Правда, с Диасом связываться пока не приходилось.

Я задумалась.

– Как по-вашему, что вообще происходит?

– Либо он жестко придерживается протокола, либо на него кто-то давит.

– Кто?

Галиано не ответил.

– Посольство? – спросила я.

– Чем вы заняты? – В голосе Галиано послышались мрачные нотки.

– Сейчас?

– Нет, на детском балу.

Становилось понятно, почему пути Райана и Галиано разошлись.

Я посмотрела на часы: без двадцати шесть. На лабораторию опустилось спокойствие субботнего вечера.

– Уже поздно что-то начинать. Поеду обратно в отель.

– Я заеду за вами через час.

– Зачем?

– Приглашаю на кальдос.

Я начала было возражать, представив себе сборище в моей комнате.

Черт побери.

– Я буду в синем платье.

– Ладно, – озадаченно ответил он.

– Предпочитаю букетик цветов на запястье.

– Подарок от гражданина со склонностями к садоводству. – Галиано протянул мне два цветка, прикрепленные к синему резиновому браслету.

– Подарок?

– Браслет продается отдельно.

– Брокколи?

– Спаржа.

– Симпатичные.

Мы шли пешком в сторону кафе «Гукуматц». Вокруг гудели и лавировали машины. Прошел дождь, и в воздухе пахло влажным цементом, дизельным топливом, землей и цветами. Порой, когда проходили мимо тележки торговца, доносился кукурузный запах тамалес или чучитос.

Вместе с нами по тротуару шла толпа: парочки направлялись поужинать или выпить, молодые специалисты возвращались с работы, кто-то шел за покупками, кто-то просто решил прогуляться в субботу. Ветерок забрасывал галстуки за плечо, прижимал юбки к ногам и бедрам. Над головой с тихими щелчками поднимались и опускались пальмовые листья.

«Гукуматц» был обставлен в техномайяском стиле: темные деревянные скамейки, пластиковые растения, искусственный пруд с арочным мостом. Все стены украшали росписи, в основном изображавшие короля народа Киче пятнадцатого века, давшего свое имя заведению. Я подумала о том, что бы чувствовал Пернатый Змей при виде подобного обожания, но оставила свои мысли при себе.

Зал был освещен факелами и свечами, и мне показалось, будто я вхожу в гробницу майя. Когда мои глаза вновь обрели способность видеть, попугай выкрикнул приветствие по-испански и по-английски. То же проделал и человек в белой рубашке, черных брюках и фартуке.

– Hola, детектив Галиано. ¿Cómo está?[33]33
  Как дела? (исп.) – Прим. перев.


[Закрыть]

– Muy bien, сеньор Веласкес.

– Давно не виделись.

Огромные усы Веласкеса опускались, а затем вновь завивались вверх, словно пытаясь дотянуться до ноздрей. Я представила себе императорского тамарина[34]34
  Вид обезьян. – Прим. перев.


[Закрыть].

– Работы невпроворот, сеньор.

Веласкес понимающе кивнул:

– Преступность в наше время – просто кошмар. Везде и повсюду. Для жителей города такой детектив, как вы, – большая честь.

Еще раз грустно кивнув, Веласкес взял меня за руку и поднес ее к губам. Растительность на его лице напоминала стальную проволоку.

– Bienvenido[35]35
  Добро пожаловать (исп.). – Прим. перев.


[Закрыть], сеньорита. Друг детектива Галиано – всегда друг Веласкеса.

Отпустив мои пальцы, он приподнял брови и театрально подмигнул.

– Por favor[36]36
  Пожалуйста (исп.). – Прим. перев.


[Закрыть], мой лучший столик. Идемте. Идемте.

Подведя нас к лучшим местам возле пруда, Веласкес повернулся и широко улыбнулся Галиано. Детектив подбородком указал на вход в ресторан.

– Sí, сеньор. Конечно.

Поспешно проводив нас к нише в дальнем углу, Веласкес вопросительно взглянул на Галиано. Мой спутник кивнул. Мы вошли в пещеру и сели. Великий борец с преступностью еще раз бросил на хозяина мрачный взгляд – и тот удалился.

– Вышло не изящнее обезьяньей задницы, – заметила я.

– Прошу прощения, но такова уж наша братия.

Несколько секунд спустя официантка принесла меню.

– Выпьем? – спросил Галиано.

«Ну да, как же».

– Не могу.

– Вот как?

– Превышу норму.

Полисмен не стал спорить. Себе он заказал неразбавленный мартини «Серый гусь», я попросила минеральной воды «Перье» с лаймом.

Когда принесли напитки, мы открыли меню. После того как мы переместились в подземный мир, без того слабое освещение сменилось почти полным мраком, и я едва могла разобрать написанный от руки текст. Стало интересно, почему Галиано решил перебраться сюда, но я не спросила.

– Если не пробовали кальдос – рекомендую.

– Кальдос – это?..

– Традиционное жаркое майя. Сегодня у них утка, говядина и курица.

– Курица.

Я закрыла меню. Все равно прочесть не могла.

Галиано выбрал говядину.

Официантка принесла тортильи. Взяв одну, мужчина предложил корзинку мне.

– Gracias, – сказала я.

– Когда? – Он откинулся на спинку стула.

Похоже, я что-то пропустила.

– Когда – что? – переспросила я.

– Когда вы завязали?

Я поняла, что он имеет в виду, но никакого желания обсуждать мой роман с алкоголем не было.

– Несколько лет назад.

– Подружились с Биллом Уилсоном?[37]37
  Один из основателей Американского общества анонимных алкоголиков. – Прим. перев.


[Закрыть]

– Не люблю чужого общества.

– Многие полагаются на «Анонимных алкоголиков».

– Чудесная программа. – Я потянулась к стакану: лед осел на дно, слышалось тихое шипение пузырьков воздуха. – Вы хотели что-то рассказать по делу?

– Да.

Улыбнувшись, он пригубил мартини.

– У вас ведь дочь?

– Да.

Пауза.

– У меня сын. Семнадцать лет.

Я промолчала.

– Его зовут Алехандро, но он предпочитает, чтобы его звали Эл. Умный парень, – продолжал Галиано, не замечая отсутствия реакции с моей стороны. – В будущем году пойдет в колледж. Вероятно, отправлю в Канаду.

– В «Сент-Эф-Икс»? – попыталась я пробить брешь в его неприступной самоуверенности.

– Вот, значит, откуда вы услышали прозвище Бэт, – ухмыльнулся Галиано.

Значит, все-таки заметил – тогда, в управлении.

– Кто?

– Эндрю Райан.

– Ay, Dios! – Мужчина откинул назад голову и расхохотался. – И чем теперь занимается Райан?

– Детектив в полиции Квебека.

– До сих пор говорит по-испански?

– Райан знает испанский?

Галиано кивнул:

– Мы часто обсуждали проходящих мимо представительниц прекрасного пола, и никто не понимал, о чем мы говорим.

– Не сомневаюсь, что вы комментировали их ум.

– Нет, способности к вышиванию.

Я пронзила его взглядом.

– Времена были другие.

Появилась официантка – и мы оба занялись добавлением приправ в жаркое, после чего молча принялись за еду. Взгляд Галиано блуждал по ресторану. Если бы кто-то наблюдал за нами, мог бы принять за пару уставших друг от друга супругов.

– Хорошо ли вы знаете систему гватемальского правосудия? – наконец заговорил Галиано.

– Откуда? Я здесь чужая.

– Но вам же известно, что здесь не Канзас?

Господи! Он вел себя совсем как Райан.

– Мне известно о пытках и убийствах, детектив. Именно поэтому я в Гватемале.

Галиано съел кусочек жаркого и ткнул вилкой в мою сторону.

– Лучше есть, пока горячее.

Я вновь принялась за еду, ожидая продолжения, но он молчал. Напротив наших катакомб пожилая женщина жарила тортильи на комале. Я смотрела, как она подбрасывает тесто, укладывая его на плоскую глиняную сковороду и ставит ее на огонь. Руки ее повторяли одни и те же движения, лицо напоминало деревянную маску.

– Расскажите, как работает система. – Слова прозвучали резче, чем мне хотелось бы, – начала раздражать уклончивость Галиано.

– У нас в Гватемале нет судов присяжных. Уголовные дела расследуются судьями первой инстанции, иногда мировыми судьями, назначенными Верховным судом. Предполагается, что эти судьи – у вас они называются окружными прокурорами – занимаются поиском как исключающих вину доказательств, так и подтверждающих ее.

– То есть они действуют одновременно как защита и обвинение.

– Именно. Если судья-следователь решит, что подозреваемый виновен, дело передается другому судье, который выносит приговор.

– Кто уполномочен отдавать распоряжение о патологоанатомической экспертизе? – спросила я.

– Судья первой инстанции. Экспертиза обязательна в случае насильственной или подозрительной смерти. Но если внешнего осмотра достаточно, вскрытие не проводится.

– Кто отвечает за морги?

– Они находятся в непосредственном подчинении председателя Верховного суда.

– То есть судебные медики на самом деле работают в судах.

– Или в Национальном институте социального страхования, ИГСС. Но – да, судебные медики подчиняются судебной власти. Не так, как, например, в Бразилии, где государственные судебно-медицинские институты работают на полицию. Здесь судебные медики взаимодействуют с полицией очень мало.

– Сколько их всего?

– Около тридцати. Семь или восемь работают в судебном морге в столице, остальные разбросаны по стране.

– Они хорошо подготовлены?

Мужчина начал загибать пальцы – всего три.

– Нужно быть гражданином Гватемалы по рождению, доктором медицины и членом Судебно-медицинской ассоциации.

– И все?

– И все. Черт побери, в УСАК нет даже программы подготовки судебных медиков. – Имелся в виду Сан-Карлос, единственный государственный университет Гватемалы. – Если честно, не понимаю, почему этим вообще хоть кто-то занимается. Статуса никакого, зарплата дерьмовая. Вы были в столичном морге?

Я покачала головой.

– Напоминает Средневековье.

Подобрав кусочком тортильи остатки соуса, он отставил миску в сторону.

– Судебные медики работают на полную ставку?

– Одни – да. Другие в судах просто подрабатывают, особенно в селах.

Вошла официантка – и взгляд Галиано метнулся влево. Она забрала посуду, спросила про десерт и кофе и ушла.

– Каков порядок действий при обнаружении трупа?

– Вам понравится. Еще десять лет назад покойниками занимались пожарные. Они приезжали на место, осматривали тело, фотографировали его и забирали. Центральная диспетчерская сообщала в полицию, а мы – судье. Затем полицейские следователи собирали улики и брали показания. В конце концов появлялся судья, разрешал пожарным забрать тело, и они отвозили его в морг. Сегодня для этого используются полицейские машины.