Электронная библиотека » Кевин Андерсон » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Антитела"


  • Текст добавлен: 4 октября 2013, 00:39


Автор книги: Кевин Андерсон


Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

8

Благотворительная клиника. Портленд, штат Орегон. Вторник, 14.24

Даже сквозь грубую резину она ощущала слизистую податливость внутренних органов трупа. Толстые перчатки раздражали ее, стесняли движения, но Скалли вовсе не хотела подцепить инфекцию, погубившую Вернона Ракмена.

Насос респиратора нагнетал в дыхательную маску холодный спертый воздух, бивший в лицо. Глаза подсохли и болели. Скалли очень хотелось протереть их рукой, но пока не закончилось вскрытие трупа охранника, приходилось мириться с неудобствами костюма биологической защиты.

Диктофон Скалли лежал на столе, готовый записать ее слова и впечатления по поводу увиденного. Что ни говори, случай незаурядный. Уже в ходе беглого осмотра Скалли обнаружила множество аномалий, которые ставили ее в тупик, а по мере того, как она продолжала тщательное исследование, выявлялись все более загадочные, зловещие подробности.

Да, скрупулезное выполнение всех этапов процедуры вскрытия отнюдь не было пустой формальностью. Скалли еще не забыла, как она преподавала методы аутопсии студентам Квантико в ту пору, когда материалы под грифом «Икс» были закрыты, и им с Малдером некоторое время пришлось работать порознь. Кое-кто из ее учеников уже окончил курсы академии ФБР и стал таким же агентом по особым поручениям, как она сама.

И все же Скалли сомневалась, что кому-нибудь из них доведется хоть раз в жизни столкнуться со случаем, подобным этому.

В такие минуты точное следование заведенному порядку оказывалось единственным средством сосредоточиться и сохранять ясность мышления.

– Проверка записывающей аппаратуры, – произнесла Скалли, и ее диктофон, включавшийся от звука голоса, мигнул красным огоньком.

– Имя: Вернон Ракмен. – Скалли продолжала диктовать размеренным голосом, который слегка приглушала толстая резиновая маска. – Возраст: тридцать два года. Вес: приблизительно сто восемьдесят пять фунтов. Общее состояние нормальное. Судя по всему, до заболевания, которое обусловило смертельный исход, испытуемый находился в хорошей физической форме…

Может быть, когда-то он и был здоров, но теперь создавалось впечатление, будто все клетки его организма разом пришли в негодность.

Скалли взглянула на покрытое синяками тело, осмотрела кожу, вспученную вязкими сгустками крови. Лицо трупа было искажено предсмертной агонией, губы раздвинулись, обнажая челюсти.

– К счастью, люди, обнаружившие тело, а также исследовавший его патологоанатом своевременно изолировали труп. Никто не прикасался к нему незащищенными руками…

По мнению Скалли, это заболевание, чем бы оно ни оказалось, было чрезвычайно заразным.

– Внешние признаки – синюшные пятна, подкожные узлы – напоминают симптомы бубонной чумы. – Произнеся эти слова, Скалли вспомнила о том, что черная лихорадка, сгубившая добрую треть населения средневековой Европы, проявляла себя лишь через несколько дней после заражения, даже если речь шла о легочной, самой гибельной ее форме. – Но этот человек скончался практически мгновенно, и я не знаю ни единого вещества, кроме нервно-паралитических ядов, которое обладало бы таким быстродействующим смертельным воздействием.

Скалли прикоснулась к ладоням Ракмена. Кожа болталась на них, словно чересчур свободные перчатки из толстой резины.

– Эпидермис отделен от мышц, как будто соединительная ткань каким-то образом оказалась полностью уничтоженной. Что же касается самих мышечных волокон… – Скалли ткнула труп пальцем и почувствовала необычную мягкость. Ее сердце подпрыгнуло. – Мышечные волокна кажутся рыхлыми, практически распавшимися, – добавила она.

Внезапно маленький участок кожи трупа лопнул, и Скалли от неожиданности шагнула назад. Из-под кожи выступила прозрачная беловатая жидкость, и женщина осторожно прикоснулась к ней затянутыми в перчатки пальцами. Жидкость была вязкая, липкая и тягучая.

– Я обнаружила необычную… похожую на сироп жидкость, выступившую из-под кожи тела. Вероятно, она собиралась и накапливалась в подкожной клетчатке и в результате моих манипуляций прорвалась наружу.

Скалли потерла кончики пальцев друг о друга, и клейкая жидкость, прилипшая к перчаткам, собралась в каплю и упала на поверхность трупа.

– Ничего не понимаю, – промолвила Скалли, обращаясь к диктофону и подумав, что в письменном рапорте она непременно опустит эти слова. – Перехожу к брюшной полости трупа, – сказала она, подтягивая поближе блестящий поднос, на котором лежали скальпели, зажимы, расширители и пинцеты.

Действуя скальпелем с величайшей осторожностью, чтобы не проткнуть перчатки, Скалли взрезала брюшину тела и, пустив в ход реберный расширитель, вскрыла грудную клетку. Это была тяжелая работа; по лбу Скалли обильно тек пот, щекоча брови.

Посмотрев на месиво, открывшееся под ребрами трупа, она запустила туда руку в перчатке и принялась ощупывать пальцами внутренние органы. Потом, следуя процедуре, Скалли взяла в руки инструменты и по очереди извлекла легкие, печень, сердце и кишки, попутно взвешивая их.

– Обилие опухолей мешает идентифицировать отдельные органы, – продолжала она, подумав, что было бы точнее сказать, что органы сами превратились в сплошные опухоли.

Внутренности Вернона Ракмена были покрыты и пронизаны метастазами, похожими на клубок толстых червей. Скалли наблюдала за тем, как они перемещаются, скользят, извиваются, словно от боли.

Заурядная процедура вскрытия никак не могла вызвать столь бурную реакцию, особенно если учесть, какие повреждения претерпел труп. И даже изменение температуры при перенесении тела из холодильника в теплую комнату не могло привести к такому энергичному сокращению тканей.

Среди открытых ее взору органов Скалли обнаружила несколько пузырей со слизью. Еще глубже, под легкими, залегал огромный мешок, наполненный вязким веществом, – что-то вроде биологического островка или хранилища.

Скалли взяла образец жидкости и поместила его в контейнер высшей биологической защиты. Закончив вскрытие, она сама проведет анализ и отправит образец в центр учета и регистрации заболеваний, дополнив тем самым данные, уже посланные туда Квинтоном. Может быть, патологоанатомы уже встречались с подобными явлениями. Однако в эту секунду Скалли была озабочена другими, более насущными обстоятельствами.

– Мои предварительные выводы, точнее говоря, догадки, заключаются в том, – продолжала Скалли, – что в лаборатории «ДайМар», вероятно, был получен новый болезнетворный организм, микроб или вирус. Нам не удалось выяснить подробности экспериментов Дэвида Кеннесси и его методов, поэтому я вынуждена воздержаться от детальных комментариев.

Она нерешительно взглянула на вскрытый труп Ракмена. Диктофон терпеливо дожидался, когда хозяйка заговорит вновь. Если положение и вправду столь серьезно, как опасалась Скалли, им с Малдером, вне всяких сомнений, придется прибегнуть к посторонней помощи.

– Опухоли и желваки, пронизавшие внутренние органы Вернона Ракмена, наводят на мысль о необычайно быстром делении и росте клеток его тела, – сказала она.

Доктор Кеннесси занимался онкологическими исследованиями, размышляла Скалли. Может быть, ему удалось вычленить генетические или микробиологические предпосылки страшного заболевания, вывести новую, заразную форму рака?

Напуганная собственными мыслями, Скалли судорожно сглотнула.

– Мои догадки могут показаться чересчур смелыми, однако, принимая во внимание обнаруженные мной симптомы и особенно тот факт, что за несколько часов до смерти этот человек казался практически здоровым, опровергнуть их будет нелегко.

От начала заболевания до гибели прошла лишь часть ночи, а может, и того менее. Охранник не успел обратиться за помощью, вероятно, не успел даже осознать грозящую ему опасность…

Ужасный недуг свалил его с ног в считанные минуты.

Может быть, ему не хватило времени даже помолиться перед смертью.

9

Ветеринарная клиника Хагарта. Линкольн-Сити, штат Орегон. Вторник, 1.11

Перед доктором Эллиотом Хагартом встал мучительный выбор – усыпить черного лабрадора или дать ему умереть собственной смертью. За долгие годы практики Хагарту много раз приходилось принимать подобные решения, но он так и не свыкся с этой тягостной необходимостью.

Пес лежал на одном из хирургических столов, как ни странно, все еще живой. В клинике царили тишина и спокойствие. Остальные пациенты доктора бродили по своим клеткам, молчаливые, но беспокойные и подозрительные.

На улице уже стемнело; как всегда в это время суток моросил дождь, но было достаточно тепло, и ветеринар распахнул заднюю дверь. Влажный ветер задувал в дом, разгоняя густой запах химикалий и испуганных животных. Хагарт был убежден в целительности свежего воздуха и полагал, что он столь же полезен животным, как и людям.

Жилые комнаты доктора находились на втором этаже, там его ждали включенный телевизор и немытые тарелки, оставшиеся после ужина, но Хагарт большую часть своего времени проводил внизу, в кабинете, в операционной и лаборатории. Эта часть дома была его истинным пристанищем, а комнаты наверху – лишь местом, где он спал и принимал пищу.

На склоне лет Хагарт продолжал заниматься ветеринарией скорее в силу привычки, чем в надежде сколотить состояние. Долгие годы работы не принесли ему богатства. Местные жители то и дело обращались к нему, норовя получить бесплатную помощь как бы в виде любезности по отношению к приятелю или соседу. Время от времени появлялись проезжие, у которых захворало домашнее животное. Нынешнее происшествие было для Хагарта самым заурядным событием – сколько раз к нему в клинику приезжали туристы и, виновато пряча глаза, приносили труп либо еще живую, но безнадежно изувеченную тварь, надеясь, что доктор сотворит чудо. Порой туристы задерживались, но гораздо чаще – как в случае с черным лабрадором, к примеру, – спешили продолжить прерванный отпуск.

Черный пес лежал на столе, подрагивая, сопя и скуля. Блестящая сталь хирургического стола была залита кровью. Первым делом Хагарт обработал раны и перебинтовал самые глубокие порезы, пытаясь остановить кровотечение, но даже без рентгеновской аппаратуры он ясно видел, что у собаки раздроблен тазобедренный сустав, сломан позвоночник, а внутренние органы серьезно повреждены.

На черном лабрадоре не было ни ошейника, ни бирки. После таких ранений он не имел ни малейшего шанса выздороветь, но даже если каким-то чудом ему и удастся выкарабкаться, Хагарту придется отправить его в собачий приют, где пес несколько дней проведет в клетке, мечтая о свободе, пока его не прикончат товарищи по несчастью.

Безнадежен. Совершенно безнадежен. Старый ветеринар набрал в грудь воздуха и с шумом выдохнул.

Прикоснувшись к дрожащему псу, он с удивлением отметил, что температура его тела гораздо выше, чем бывает у животных. Донельзя заинтригованный, Хагарт поставил ему градусник и ошарашенно наблюдал за шкалой, на которой появились показания 103, а потом 104. Нормальная температура собачьего организма – 101,5, в крайнем случае 102 градуса по Фаренгейту, а при шоке или ранении она должна падать. Тем временем на термометре выскочили цифры 106.

Хагарт взял пробу крови, после чего предпринял тщательный осмотр, надеясь выявить признаки болезни или иной причины жара, от которого тело пса полыхало, словно раскаленная печь. То, что он обнаружил, лишь еще более изумило врача.

Казалось, обширные повреждения, полученные черным псом, быстро заживают, а раны затягиваются. Хагарт приподнял повязку, наложенную на глубокий порез на ребре животного, и, хоть оттуда все еще сочилась кровь, самой раны словно не бывало. Только мокрый, спутанный мех. Хагарт решил, что это плод воображения, подстегнутого искренним желанием спасти бедолагу от смерти.

Но спасти его было невозможно. Хагарт понимал это умом, хотя в душе по-прежнему теплилась надежда.

Пес вздрогнул и тихонько заскулил. Хагарт приподнял мозолистым большим пальцем его зажмуренное веко и увидел закатившийся глаз, подернутый молочной пленкой, похожий на недоваренное яйцо. Лабрадор находился в глубокой коме и едва дышал. Все, конец.

Температура поднялась до 107 градусов. Такой сильный жар смертелен сам по себе, даже если бы не эти страшные раны.

Из черного мокрого носа тонкой струйкой вытекала кровь. Увидев эту крохотную царапину и красную ниточку, пробегавшую по черному меху и нежным ноздрям животного, Хагарт решил избавить пса от страданий. Животное и без того изрядно намучилось.

Несколько секунд Хагарт стоял над телом пациента, опустив глаза, потом побрел к шкафчику с лекарствами, отомкнул замок и вынул оттуда большой шприц и бутыль концентрированного спиртового раствора пентабарбитала натрия. Пес весил шестьдесят – восемьдесят фунтов, а рекомендуемая доза составляла один кубический сантиметр на каждые десять фунтов плюс небольшая добавка. Хагарт набрал в шприц десять кубиков – этого было более чем достаточно.

Если хозяева пса когда-нибудь отыщут своего питомца, они найдут в его карточке запись «Ус.», сокращенное «усыплен», что, в свою очередь, означает «умерщвлен»… иными словами, «избавлен от страданий», как предпочитают говорить ветеринары.

Приняв решение, Хагарт более не медлил. Он наклонился над псом, воткнул шприц чуть ниже шеи и осторожно, но энергично ввел смертельную дозу. После страшных увечий, выпавших на долю черного лабрадора, его кожа даже не дрогнула от укола иглы.

Сквозь открытую дверь в дом проникала холодная сырость, но тело пса по-прежнему оставалось лихорадочно-горячим.

Вынимая опустевший шприц, Хагарт глубоко вздохнул и сказал:

– Прощай, малыш. Доброй тебе охоты… в местах, где не приходится оглядываться на автомобили.

Пентабарбитал должен был подействовать в ближайшие минуты, прекратив дыхание лабрадора и постепенно остановив биение его сердца. Необратимо, но милосердно.

Впрыснув псу отраву, Хагарт вернулся в лабораторию, находившуюся в примыкающей комнате, унося с собой пробу крови. Чрезмерная температура тела собаки озадачивала его. Хагарт столкнулся с такими симптомами впервые. Сбитые машиной животные зачастую впадают в шоковое состояние, но такого сильного жара у них, как правило, не бывает.

В дальней комнате дома царил отработанный десятилетиями порядок, хотя постороннему наблюдателю он мог бы показаться сущим бедламом. Пожилой ветеринар включил лампы, освещавшие покрытые пластиком столы лабораторного отсека, и нанес на предметное стекло мазок крови. Первым делом следовало сосчитать белые тельца в крови лабрадора, чтобы определить, не заражен ли его организм инфекцией или паразитами.

Перед тем как попасть под машину, пес, вероятно, был серьезно болен, а может, даже умирал. Этим и объясняется тот факт, что он замешкался на дороге, не обратив внимания на мчащийся навстречу автомобиль. Должно быть, сильный жар причинял животному невыносимые мучения. И если пес страдал каким-либо недугом, Хагарт должен внести эти сведения в карточку.

Из соседних помещений, операционной и палаты для выздоравливающих, послышались лай и скулеж собак. Завыла кошка, задребезжали клетки.

Старый ветеринар не обращал на шум ни малейшего внимания. Собаки и кошки нередко впадали в бешенство без особых причин, и за долгие годы врачебной практики Хагарт привык к истерикам пациентов. Наоборот, можно было лишь удивиться тому, как спокойно вели себя животные в непривычной обстановке, когда их помещали на ночь в соседние клетки.

Мысли доктора всецело занимал черный лабрадор. К этому времени пентабарбитал уже должен был сделать свое дело.

Тени, отбрасываемые оборудованием, мешали Хагарту, отвлекали внимание, и он включил яркий светильник – флюоресцентную лампу, подвешенную над шкафами, потом зажег маленькую лампочку в подставке микроскопа. Протерев глаза, он заглянул в окуляр, рассматривая кровяной мазок и поворачивая ручку настройки резкости.

Пес уже должен был погружаться в вечный сон, но его кровь до сих пор продолжала жить.

Помимо обычных красных и белых кровяных телец, Хагарт увидел в крови маленькие крупинки, крохотные серебристые зернышки… словно блестящие кристаллики, движущиеся по собственной воле. Возможно, это какая-то обширная инфекция, но Хагарту до сих пор не доводилось видеть подобных микроорганизмов. Странные крупинки были размером с кровяные клетки и перемещались с головокружительной скоростью.

– Невероятно, – пробормотал Хагарт, и его голос гулко отозвался в замкнутом пространстве лаборатории. Он нередко разговаривал с животными или сам с собой, но собственный голос никогда не беспокоил его.

А теперь Хагарт испугался одиночества; ему хотелось, чтобы рядом оказался кто-нибудь, способный разделить его изумление.

С какой инфекцией, с каким заболеванием можно было сравнить картину, представившуюся его взгляду? За долгие годы ветеринарной практики Хагарт, как ему казалось, сталкивался со всеми мыслимыми недугами. Но до сих пор не видывал ничего, хотя бы отдаленно напоминающего этот случай.

Хагарт лишь надеялся, что болезнь не заразна.

Он долгие десятилетия жил и работал в этом не раз перестроенном здании, но теперь даже собственный дом казался ему чужим, зловещим. Если черный пес оказался жертвой неведомой инфекции, Хагарт должен сообщить о ней в Центр учета и регистрации заболеваний.

Он прекрасно знал, что следует делать, столкнувшись с бешенством или иной болезнью из тех, которыми обычно страдают домашние животные, но эти микроскопические крупинки поставили его в тупик.

Животные, запертые в клетках в операционной, залаяли и завыли еще громче. Старый ветеринар полубессознательно отметил это обстоятельство, но шум, производимый пациентами, не мог оторвать его от созерцания загадочной картины, которую он наблюдал в микроскоп.

Хагарт протер глаза и еще раз настроил аппарат, сбив резкость и вновь сфокусировав линзы. Блестящие крупинки никуда не делись, они по-прежнему сновали между шевелящимися клетками. Доктор почувствовал сухость в горле и судорожно сглотнул. Что прикажете делать?

Внезапно Хагарт осознал, что мяуканье и лай в операционной превратились в безумную какофонию, напоминавшую переполох в курятнике при виде проникшей туда лисы. Он быстро повернулся, ударился о металлический табурет, отшвырнул его в сторону и запрыгал на одной ноге, чувствуя, как ушибленное бедро пронизывает боль. Вбежав в конце концов в операционную, он первым делом посмотрел на животных, которые прижимались к прутьям своих клеток, держась как можно дальше от центра комнаты.

На черного лабрадора Хагарт даже не взглянул – ведь пес к этому времени должен был умереть – и лишь несколько мгновений спустя услышал скрежет когтей, царапающих полированную сталь.

Пес поднялся на ноги, встряхнулся и спрыгнул со стола, оставив на чистой поверхности лужу крови. Раны, порезы и переломы исчезли без следа. Лабрадор нетерпеливо подрагивал и, судя по его внешнему виду, был совершенно здоров.

Хагарт стоял, утратив дар речи, не в силах поверить тому, что животное, только что издыхавшее от страшных увечий и смертельной дозы яда, не просто пришло в себя, но вдобавок самостоятельно спрыгнуло на пол. Это явление казалось столь же невероятным, как кишащие в его крови чужеродные частицы.

Наконец ветеринар пришел в себя и осторожно шагнул вперед.

– Эй, малыш, – сказал он, – дай-ка мне взглянуть на тебя.

Пес вздрогнул, гавкнул и ринулся прочь.

10

Развалины лаборатории «ДайMap». Вторник, 16.50

Незадолго до заката облачный покров нежданно-негаданно развеялся, и над холмами Орегона засияло чистое голубое небо. Малдер, сидевший за рулем, прищурился, жалея, что не захватил с собой темные очки. Автомобиль поднимался по крутой дороге, направляясь к участку лаборатории «ДайМар».

Коробка здания уцелела, хотя и была изрядно попорчена огнем. Стены почернели, деревянные столбы превратились в уголь, мебель расплавилась и покоробилась. Большая часть стропил обрушилась, остальные угрожающе раскачивались на подпиравших их стенах и металлических фермах. На полу среди пепла и бетонной крошки поблескивали осколки стекла.

Поднявшись на вершину холма и подъехав вплотную к перекосившемуся зданию, Малдер загнал автомобиль на стоянку и выглянул в ветровое стекло.

– Какой славный домик, – сказал он. – Надо будет потолковать с моим агентом по торговле недвижимостью.

Скалли выбралась из машины и посмотрела на Малдера через плечо:

– Ты опоздал, Малдер. Это здание в ближайшие дни пойдет на снос, а на его месте построят новый туристический комплекс. – Она обвела взором густую поросль темных сосен и обширную панораму раскинувшегося внизу Портленда с его извилистой рекой и ожерельем мостов.

Судя по всему, строители, разбиравшие завалы, продвигались вперед ударными темпами. Заметив это, Малдер насторожился. Они со Скалли вполне могли не успеть закончить тщательное расследование за то время, что оставалось в их распоряжении.

Малдер открыл забранные сеткой ворота; ограда местами провисла, и в ней образовались зияющие бреши. То тут, то там на проволоке висели таблички «Опасность» и «Хода нет», предупреждавшие об угрозе, которую представляло собой полуразрушенное здание. По мнению Малдера, эти транспаранты едва ли отпугнули бы даже самого робкого и законопослушного хулигана.

– Полагаю, гибель Вернона Ракмена оберегает это место от незваных гостей куда лучше любой надписи или охраны, – заметила Скалли и, задержавшись на мгновение у забора, вслед за Малдером ступила на пепелище. – Я попросила местную полицию позволить нам принять участие в расследовании поджога, но мне до сих пор твердят одно и то же: «Следствие продолжается, результатов нет».

Малдер удивленно приподнял брови:

– Серьезная организация собирает под своими знаменами огромную разъяренную толпу, а власти не могут отыскать хотя бы одного из ее членов?

Письмо, в котором демонстранты брали на себя ответственность за взрыв, находилось в лаборатории ФБР. Эксперты надеялись, что ближе к вечеру им удастся продвинуться в поиске лиц, стоящих за «Освобождением». Судя по тому впечатлению, которое оставила у Малдера эта записка, ее автором был наивный дилетант.

Окинув взглядом почерневшие стены, Малдер и Скалли вошли в лабораторию, внимательно глядя себе под ноги. В нос Малдеру ударила вонь копоти, горелого пластика и других химических соединений.

Стоя среди развалин и рассматривая с вершины холма лес и город, он пытался воочию представить себе ту ночь две недели назад, когда по гаревой дорожке шагал неудержимый поток разгневанных демонстрантов.

– Это зрелище наводит на мысль о крестьянах с факелами в руках, – сказал Малдер, рассматривая шаткий потолок, потрескавшиеся колонны и обвалившиеся стены. Потом он осторожно шагнул в пространство, которое некогда служило вестибюлем. – Я представляю себе толпу разгневанных людей, которые бегут к вершине холма, чтобы спалить ненавистную хижину колдуна и убить книгочеев.

На лице Скалли появилась растерянная мина.

– Откуда такая злость, такая ярость? – спросила она. – Какими мотивами руководствовались эти люди? Кеннесси изучал раковые заболевания. Из всех существующих наук онкология менее всего могла бы привлечь внимание и вызвать гнев демонстрантов.

– Вряд ли их беспокоили вопросы онкологии, – заметил Малдер.

– Тогда что же? – спросила Скалли, хмурясь. – Опыты на животных? Уж не знаю, какими экспериментами занимались в лаборатории, но мне не раз доводилось вести следствие по делу защитников прав животных. Самое худшее, на что они способны, – это открыть клетки и выпустить на волю кошек, собак и крыс. До сих пор я ни разу не слышала о выступлениях, которые кончались бы кровавым насилием.

– Думаю, причиной тому послужили сами принципы, заложенные в основу проекта Кеннесси, – отозвался Малдер. – Должно быть, его замыслы кого-то крепко напугали. Иначе чем ты объяснишь то, что все материалы ученого оказались под семью замками?

– Как я понимаю, у тебя уже появилась догадка.

– Дэвид Кеннесси и его брат переполошили научную общественность своими опытами, в которых они использовали нетрадиционные подходы, отвергнутые остальными. Судя по анкетным данным, Дэвид был биохимиком, а его брат Дарин несколько лет проработал в Силиконовой долине.[3]3
  Силиконовая долина – район на западе штата Калифорния, и котором сосредоточены научные и производственные центры в области высоких технологий, в том числе микроэлектроники.


[Закрыть]
Скажи мне, Скалли, какая может быть связь между электроникой и онкологией?

Скалли молча бродила по развалинам, отыскивая место, где был найден труп охранника. Наткнувшись на обнесенный желтой лентой участок, она остановилась, вглядываясь в контуры тела, запечатленные в рыхлом пепле. Малдер обошел огороженную площадку по периметру и, убрав с дороги покоробившийся лист металла, увидел за ним несгораемый шкаф. Его почерневшая дверца была приоткрыта. Малдер позвал Скалли.

– Что там внутри? – спросила она.

Малдер, подняв брови, разгребал почерневший мусор вокруг железного ящика.

– Сейф открыт, но пуст, – сообщил он. – Внутри какая-то грязь, но нет и следа копоти. – Малдер умолк, дожидаясь, пока его слова достигнут сознания Скалли, и только потом бросил взгляд в ее сторону. Судя по выражению лица Скалли, ей в голову пришла та же самая мысль: сейф открыли не до, а после пожара.

– Той ночью здесь был кто-то еще. Кто-то, интересовавшийся содержимым сейфа.

– Именно потому охранник и оказался здесь. Он заметил постороннего, пробравшегося в развалины.

Скалли нахмурилась:

– Это объясняет, почему он пришел сюда, но причины убийства по-прежнему неизвестны. Охранника не застрелили и не задушили. Мы не знаем даже, видел ли он нарушителя.

– Это возможно и даже весьма вероятно, – ответил Малдер.

Скалли бросила на него пытливый взгляд.

– Ты полагаешь, этот человек забрал все те записи, которые мы с тобой ищем?

Малдер пожал плечами:

– Вряд ли. Большая часть сведений о работе Кеннесси уже давно изъята и разложена по полочкам. Нам до них не добраться. Может быть, в этом сейфе содержались важные улики, но их украли, а охранника убили.

– Охранник погиб от инфекции.

– Он умер от воздействия смертельного токсина, и мы не знаем, откуда взялось это вещество.

– Иными словами, документы унес тот самый человек, что убил охранника.

Малдер склонил голову набок.

– Если их не забрали до этого.

Они прошлись вдоль обгоревшей стены, пролезли под упавшей балкой и медленно зашагали в глубь здания. Всю дорогу Скалли напряженно стискивала губы.

Лабораторные помещения превратились в черный шаткий лабиринт. Часть пола прогорела и провалилась в подвальные комнаты, склады и хранилища. Оставшиеся половицы, тоже сильно пострадавшие от огня, угрожающе потрескивали под ногами.

Малдер поднял кусок стекла. Яростное пламя согнуло его, оплавив острые края.

– По-моему, уже после того, как Дарин отказался продолжать работу, Дэвиду удалось вплотную приблизиться к долгожданному открытию, а состояние здоровья сына подвигнуло его пуститься во все тяжкие. Кто-то узнал о его исследованиях и попытался остановить Кеннесси самыми крутыми мерами. Подозреваю, что эта диверсия, совершенная никому не известной группой и якобы носящая характер стихийного протеста, на самом деле была спланирована, чтобы уничтожить результаты Дэвида и вынудить его замолчать.

Скалли отбросила с лица рыжие волосы, открыв маленькое пятнышко копоти, осевшее на ее щеке.

– Тебе повсюду мерещатся заговоры, – устало произнесла она.

Малдер протянул руку и вытер грязь с ее лица.

– Да, Скалли, но ведь порой я оказываюсь прав. Взрыв в «ДайМар» уже унес две человеческие жизни. А может, и больше.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации