Текст книги "Черно-белое мышление. Почему мы стремимся к категоризации и как избежать ловушек бинарной логики"

Глава 3
Когда сталкиваются категории

Свет существует только в присутствии тьмы, а истина – в присутствии лжи. Противоположности наполняют нашу жизнь, делаяя ее опьяняющей. Мы живем в рамках конфликта, в зоне столкновения черного и белого.

Луи Арагон

13 ноября 1999 года в Цезарь-Палас в Лас-Вегасе британский боксер Леннокс Льюис победил американца Эвандера Холифилда и стал абсолютным чемпионом мира в тяжелом весе. Поединок длился полные 12 раундов, и судьи единогласно присудили победу Льюису. Когда объявили результат, британцы сошли с ума. Победа была особенно приятной, потому что всего восемь месяцев назад в Мэдисон-Сквер-Гарден в Нью-Йорке в бою с тем же соперником спортсмена-британца лишили титула со скандалом.

На ринге, забитом охранниками, представители прессы и фанаты столпились вокруг Льюиса, чтобы поздравить его. Многие из присутствующих, в том числе промоутер[17]17
  Промоутер в боксе – человек, который занимается всеми организационными и финансовыми вопросами того или иного турнира или вечера. – Прим. ред.


[Закрыть] Холифилда, самопровозглашенный король бокса Дон Кинг[18]18
  Дональд Кинг – американский боксерский промоутер, организатор известных боксерских поединков, известен как человек, приложивший руку к взлету и падению Майка Тайсона. – Прим. ред.


[Закрыть], были одеты в строгие вечерние костюмы согласно традициям. Но один человек выделялся из толпы: Фрэнк Мэлони – низкорослый, дерзкий, болтливый менеджер Льюиса – появился перед толпой и зрителями телетрансляции в костюме цветов флага Великобритании.

Этот костюм стал его фишкой: обычно Фрэнк надевал его на большие боксерские события. Во многих отношениях он идеально ему подходил, являясь воплощением его самого – упрямого, бесстрашного и бесстыдного шоумена. Более трех десятилетий Фрэнк был одним из крестных отцов спорта и чувствовал себя в своей тарелке в прокуренных комнатах, наполненных запахом пота тренажерных залах, в объятиях моделей, всегда готовый отпустить мачистскую колкость, уместную только для мужской раздевалки.

Спустя полтора десятилетия после той наполненной тестостероном ночи, когда Фрэнк стал первым менеджером абсолютного чемпиона мира в тяжелом весе из Великобритании (достижение, которое смог достичь только недавно менеджер Тайсона Фьюри[19]19
  Тайсон Люк Фьюри – непобежденный британский боксер-профессионал, выступающий в тяжелой весовой категории. – Прим. ред.


[Закрыть]), я встретился с ним в ресторане в графстве Кент. Пестрый костюм остался в прошлом: ко мне пришла Келли, одетая в красное платье от Donna Karan и серый кардиган, в черных туфлях от Jimmy Choo и сумкой темно-синего цвета от Moschino. Ни один волосок не выбивался из ее рыжевато-блондинистого каре.

– Я всегда чувствовала, что родилась не в своем теле, – сказала она голосом Фрэнка. – Всегда, сколько я себя помню. Но я была уверена, что никогда не позволю этому ощущению победить меня. Да, я думала, что столкнулась с опасным противником, которого не могла отправить в нокаут, но пыталась держаться от него на расстоянии вытянутой руки.

Конечно, она не могла никому рассказать об этом.

– Они бы забили меня как скот. Они заставили бы меня ходить по рингу в бикини в начале каждого раунда, показывая номер. Я могла поговорить только с терапевтом, который был у меня на быстром наборе. Помню, как однажды я была очень зла и крикнула в трубку: «Никогда не называйте меня транссексуалом!»[20]20
  Транссексуальность – состояние, при котором гендерная идентичность человека не соответствует зарегистрированному при рождении полу, характеризуется стремлением жить как представитель идентифицируемого пола или гендера. – Прим. ред.


[Закрыть] А мне ответили: «Но это тот, кто ты есть, Джон»[21]21
  Даже по телефону Келли не использовала свое настоящее имя, чтобы ее не раскрыли.


[Закрыть]. Я спросила: «С чего вы взяли?» А в ответ услышала: «Потому что ты продолжаешь мне звонить!»

Келли рассказала, что, пока она была Фрэнком, она заходила в женские магазины, покупала одежду, а затем паниковала и выбрасывала ее, даже не примерив. Так она выпускала пар, но ей все еще было страшно.

– Теперь я женщина, и многие это приняли. Я помню, как впервые столкнулась с промоутером-конкурентом вскоре после того, как начала менять пол. В восьмидесятые и девяностые мы довольно часто встречали друг друга. На мне было длинное платье, туфли на шпильке и парик. И он сказал мне: «Хрена себе, Фрэнк, а ты изменился!»

Я впервые встретил Келли примерно за год до этого, когда мы вместе принимали участие на мероприятии talkSPORT[22]22
  talkSPORT — одна из крупнейших спортивных радиостанций в мире. – Прим. ред.


[Закрыть] в Лондоне. Я удивил ее своим умением анализировать бои, а она удивила меня своими знаниями о психопатах («Это все 30 лет в боксе!»). После мероприятия она спросила меня, над чем я работаю, и я сказал, что меня интересует то, как человеческий мозг классифицирует явления окружающего мира.

Я упомянул в нашем разговоре Аристотеля. Около 2,5 тысячи лет назад греческий философ был одним из первых мыслителей, написавших о категориях, и стал одним из основоположников классической теории категоризации. В нее входят четыре базовых тезиса, и два из них привлекли мое внимание.

Во-первых, Аристотель предположил, что между категориями существуют фиксированные и четко определенные границы без серых областей, что противоречило парадоксу кучи, о котором я узнал. То есть мыслитель считал, что не существует такой вещи, как что-то среднее между кучей и не кучей. Кучи песка либо были, либо их не было.

Во-вторых, Аристотель считал, что объект, входящий в категорию, должен отвечать определенным критериям, в соответствии с которыми и сформировали категорию. И ни один из этих критериев не мог быть более значимым, чем другие[23]23
  Два других тезиса заключаются в том, что все члены категории имеют равный статус (то есть помидор – такой же плод, как и яблоко); и, как только установили все необходимые критерии для включения в категорию, их становится достаточно для включения чего-либо соответствующего в категорию. Никаких дополнительных черт не требуется. Рассмотрим возможные «необходимые» и «достаточные» характеристики для включения в категорию «певец». Совершенно очевидно, что «хороший голос» не является критерием для входа, но способность не фальшивить – это необходимость. Хороший голос не является достаточным критерием, потому что есть люди, у которых действительно хороший голос, но они могут фальшивить. Вывод? Способность не фальшивить – это необходимое и достаточное свойство для категории «певец», в то время как хороший голос – нет.


[Закрыть].

Когда я закончил, Келли достала из своей сумочки предварительное издание своей автобиографии «Откровенно, Келли»[24]24
  Оригинальное название книги – Frankly Kellie: Becoming a Woman in a Man’s World. – Прим. ред.


[Закрыть].

– Если вам нужен альтернативный подход, – сказала она, хлопнув книгой по столу, – возможно, это вам пригодится.

– Знаете, Келли, вы бы стали причиной адской головной боли для Аристотеля, – ответил я.

Она засмеялась.

– За эти годы я доставила многим людям головную боль, приятель. Но меня это не волнует.

Она не ошиблась. И вот, 12 месяцев спустя, мы встретились вновь, и классическая теория категоризации подверглась большему натиску, чем Холифилд в Вегасе.

– Знаете ли вы, – спросила Келли, – что Facebook предлагает пользователям выбор из около 70 видов гендера?

Я ответил, что уже знаю.

– Нынешнее разнообразие не может стать опорой для черно-белого лобби, не так ли?

Я согласился с Келли. И добавил, что классическую теорию категорий сегодня по большей части уже опровергли. А усилия бесстрашного и азартного психолога из Университета Беркли Элеоноры Рош в середине 1970-х годов привели к формированию теории прототипов[25]25
  Теория прототипов – концепция категоризации, согласно которой члены одной концептуальной категории похожи на прототип, соответствующий категории и находящийся в памяти человека. – Прим. ред.


[Закрыть], в рамках которой категории не были такими четкими, как у Аристотеля. Великий мыслитель, видимо, никогда не встречался с парадоксом куч, и, я думаю, он бы его весьма озадачил.

Еще я рассказал Келли о концепции семейного сходства[26]26
  Концепция семейного сходства подразумевает, что члены одной категории связаны по нескольким признакам, при этом ни одна черта не является общей для всех. – Прим. ред.


[Закрыть], которую разработал австрийский философ Людвиг Витгенштейн. В книге «Философские исследования»[27]27
  Оригинальное название книги – Philosophical Investigations. – Прим. ред.


[Закрыть] 1953 года он предлагал читателям вспомнить концепцию игр: настольных, карточных, детских и любых других, чтобы посмотреть, смогут ли они понять, что их объединяет. Витгенштейн пришел к выводу, что, несмотря на сходства, у игр нет единой черты, которая присуща всем. Поэтому он объединил игры в семью: у членов семьи могут быть разные цвета волос и глаз, разные темпераменты, но они остаются родственниками.

– Если у категории нет четких рамок, это не значит, что мы не понимаем, что в нее входит, – отметила Келли. – Мы не можем противопоставить эту группу каким-нибудь «не-играм», или провести четкую грань между мужчиной и женщиной. Но мы не можем сказать, что из этого следует, будто ни игр, ни мужчин, ни женщин не существует. Мы можем понять, что перед нами игра, когда сталкиваемся с ней. И чаще всего можем понять, кто перед нами, – мужчина или женщина.

Наш черно-белый мозг не сможет решить, когда песок становится кучей, пока мы добавляем к нему по песчинке. Но если поставить перед нами кучу и не кучу, мы сразу заметим разницу.

В 2016 году, как рассказала Келли, Ассоциация школ-интернатов в Великобритании выпустила рекомендации для учителей, как обращаться к ученикам, которые идентифицируют себя как трансгендеры или небинарные личности[28]28
  Небинарные личности – группа лиц, чья гендерная идентичность не вписывается в категории мужского и женского. – Прим. ред.


[Закрыть]. Согласно руководству, учителя должны называть трансгендерных студентов zie, а не he (он) или she (она) и zie/zem, а не him (его) или her (ее). Zie произошло от местоимения sie, от которого отказались из-за слишком женственного звучания: sie в переводе с немецкого означает «она»[29]29
  В 1975 году Чикагская ассоциация бизнес-коммуникаторов провела конкурс, чтобы найти замену «she», «he», «him» и «her». Конкурс выиграла Кристин М. Элверсон из Иллинойса, предложившая исключить «th» из «they/them/their», чтобы создать «ey / em / eir».


[Закрыть].

– Но, – ехидно отметила Келли, – у нас все еще есть he (он) и she (она). У нас еще есть мужчины и женщины.

Я спросил Келли, как ее решение сменить пол отразилось на ее жизни.

– Дети всегда будут называть меня папой, – ответила она. – Потому что я все еще их отец. Они называют меня папой в платье. Возможно, я не лучший представитель этой группы: для начала, я женщина, и я ношу платья. Но я остаюсь отцом, и это не вписывается ни в какие черно-белые рамки.

Я вспомнил пару интересных случаев, о которых услышал из новостей. Еврейской трансгендерной женщине из Манчестера запретили видеться со своими пятью детьми: суд постановил, что ее бывшую жену и малышей будут преследовать участники ультраортодоксальной общины, и это испортит их жизнь. Другая трансгендерная женщина выступила против того, чтобы в свидетельство о рождении ребенка ее записали как отца: по словам ее адвокатов, слово «отец» не только раскрывает ее статус трансгендера, но и напоминает о ее жизни в качестве мужчины, которым она никогда не хотела быть.

В дискуссию о гендере вступила даже Британская медицинская ассоциация. В рекомендациях для персонала специалисты указали, что будущих матерей лучше называть «беременными людьми», чтобы избежать дискриминации в отношении мужчин-интерсексуалов[30]30
  Интерсексуальность – термин, описывающий людей с нарушениями полового развития организма. Впервые термин предложил биолог Рихард Гольдшмидт в XX веке для описания организмов, имеющих промежуточные половые признаки между женским и мужским полами. – Прим. ред.


[Закрыть] и мужчин-трансгендеров, которые тоже могут зачать ребенка.

– Думаю, всегда будут возникать ситуации, в которых придется чем-то жертвовать, – сказала Келли. – В некоторых из случаев, о которых вы рассказали, общественные интересы и наличие согласующегося набора правил будут более важными, чем права личности. А как насчет прав детей на отца? Запретит ли эта женщина называть ее папой, потому что это вернет плохие воспоминания?

Келли поймала такси, и я придержал для нее дверь. Она села на заднее сиденье с элегантностью и точностью одного из прямых ударов левой Леннокса Льюиса. Затем Келли опустила окно.

– Что ж, через три или пять лет… увидим ли мы платье с британским флагом?

– У меня отличные ноги, – засмеялась Келли.

Войны категорий

Примерно в часе езды к западу от Дэвиса находится Беркли, где работает еще один всемирно известный университет, куда я и направился.

Вернувшись на запад, я продолжал думать о Линн Кимси и Лизе Оукс, бабочках и жуках, кошках и собаках. От этих ученых я узнал, что наше стремление делить все на категории является врожденным. Мне это утверждение кажется логичным. Если бы мы не умели сортировать информацию, мы бы жили в хаосе. С другой стороны, как я узнал от Майка Андерсона, если с категоризацией переусердствовать, мы ограничим свою способность делать обобщения.

В итоге я пришел к такому выводу. Чтобы категоризация выполняла свое эволюционное предназначение и действительно упрощала мир, нужно найти баланс – максимальное сходство между объектами в одной категории и максимальное отличие этих объектов от объектов других категорий. Другими словами, обобщения могут существовать, пока не выходят за рамки. Мозгу нужно знать, когда остановиться.

На следующее утро после приезда в Беркли я отправился в университет. В кафе меня ждала профессор Элеонора Рош. В психологии Рош – легенда. В середине 1970-х годов, вооруженная лишь цветными карточками, она исчезла в джунглях Папуа – Новой Гвинеи, чтобы провести эксперимент[31]31
  У Рош были фишки колориметрической системы Манселла. Это стандартизованные карточки, впервые разработанные Альбертом Х. Манселлом, профессором искусства в Массачусетском колледже искусств и дизайна в начале 1900-х годов. Фишки представляют три измерения, относящиеся к нашему восприятию цвета, – тон, яркость и насыщенность. Всего в комплект входят 329 фишек: 320 фишек представляют 40 различных оттенков, каждый из которых разделен на восемь различных уровней яркости. Остальные девять фишек представляют собой черный, белый и семь уровней серого. При разработке системы цель Манселла заключалась в систематическом упорядочивании цветового спектра в трехмерном пространстве, основанном не на субъективной классификации, а на строгом научном исследовании визуальных реакций людей на цвет. Таким образом, он стал первым исследователем цвета, который разделил тон, яркость и насыщенность на воспринимаемые однородные и независимые измерения.


[Закрыть]. Когда Рош вышла из зарослей, она принесла с собой данные, которые помогли ей опровергнуть классическую теорию категоризации.

В языке народа дугум-дани существует только два слова для описания цвета: mola для светлых цветов теплого оттенка и mili для темных и холодных цветов. Рош показала дугум-дани несколько цветов – ярко-красный цвет почтового ящика, цвет мякоти арбуза, – а потом проверила, запомнят ли люди эти цвета, если их поместить в набор разноцветных карточек. Несмотря на то, что дугум-дани не хватало слов для описания цветов, которые есть у других культур, – «красный», «зеленый», «желтый» и «синий», например[32]32
  В седьмой главе мы вернемся к взаимосвязи между языком и восприятием цвета, когда рассмотрим принцип лингвистического детерминизма, или, как это иногда называют, гипотезу Сепира-Уорфа: вкратце, структура языка определяет способ мышления носителей языка, а в некоторых случаях буквально то, как они «видят» мир.


[Закрыть], – они запомнили яркие предметы (красные почтовые ящики и красные банки из-под колы) лучше, чем предметы менее насыщенных оттенков (мякоть арбуза и рыжевато-красные осенние листья). Для Рош это стало настоящим открытием, и мы к нему скоро вернемся. Но сначала поговорим о цвете.

У цвета есть три параметра: тон, который и задает основу цвета; яркость, которая указывает, насколько цвет светлый или темный; насыщенность, которая указывает, насколько цвет тусклый или яркий. Желтизна лимона будет иметь высокие показатели по всем трем параметрам, а вот желтые следы от синяков – низкие. Человек может различать 7 500 000 цветовых оттенков, но чаще всего мы запоминаем основные и первичные цвета[33]33
  Объяснение разницы между основными цветами, первичными цветами и цветами спектра см. в приложении I.


[Закрыть], поскольку желтый цвет лимонной кожуры и красный цвет почтового ящика обладают самыми высокими показателями по всем трем параметрам, которые есть у цвета.

Несмотря на то, что представители дугум-дани описывают цвета не так, как мы привыкли, они хорошо запоминают яркие и чистые цвета и быстро забывают блеклые оттенки, и это открыло глаза Рош на нечто глубокое и революционное. Аристотель утверждал, что у категорий есть четкие границы, а все объекты в категории равны между собой. Но Рош поняла, что некоторые цвета среди группы, к примеру, красных оттенков куда лучше описывают саму категорию, чем все они вместе или же по отдельности.

Мы с Рош сидели перед ее ноутбуком, и она показала мне палитру красных оттенков, состоявшую из множества квадратиков.

– Есть гениальные красные, очень хорошие красные, просто хорошие красные, красные ниже среднего и плохие красные, – сказала Элеонора. – Обычно у каждого человека есть определенный оттенок красного, который он считает эталонным, то есть прототип. И чем дальше оттенок будет от этого прототипа, тем менее он будет похож на достойный пример, который может представить сразу всю категорию красных цветов.

Она замолчала и стала водить пальцем по темным оттенкам красного и оранжевого.

– Но и сами цветовые категории имеют нечеткие границы, – продолжила Рош. – Иногда неясно, какие цвета к какой категории отнести. Возьмем, к примеру, этот квадрат. Он красный или оранжевый?

Я приблизился к экрану, а затем вновь отдалился. Я не был уверен, к какой группе отнести этот оттенок.

– Ваша подруга из сферы бокса верно подметила: если вы не знаете, где проходит граница между полами, это вовсе не значит, что мужчин и женщин не существует.

Эти выводы однозначно заинтересуют транс-лобби.

В беседе с Рош я предположил, что мужчина и женщина – своего рода прототипы на гендерном спектре, как и красный и оранжевый. И когда один оттенок переходит в другой, все становится интереснее.

– Ну, можно и так сказать, – ответила Элеонора, улыбнувшись. – Я думаю, что однажды Витгенштейн сказал кое-что интересное: двум соседям не нужна точная граница, чтобы знать, на чьей территории они находятся. Они просто это знают.

Рош рассказала мне о другом исследовании, которое она провела еще в семидесятых, на этот раз с участием мебели. Она попросила 200 американских студентов колледжа оценить по шкале от одного до семи, считают ли они ряд перечисленных предметов хорошими образцами мебели. В эксперименте участвовали разные предметы: стул и диван, которые заняли высшее место в рейтинге, кровать (номер 13) и пианино (номер 35), телефон, который оказался в самом конце рейтинга под номером 60. Таким образом Рош доказала, что существует не только цветовое пространство, но и мебельное, и множество других, у которых есть свои представители-прототипы.

Эти выводы можно применить не только к объектам или явлениям. Витгенштейн, пытавшийся выделить общие черты у игр на основе семейного сходства, показал, что категоризировать можно также идеи и концепции.

– Для описания своего подхода я часто использую пример с птицами, – сказала Рош. – Классическая модель категоризации, которую предложил Аристотель, основывалась на определении свойств. Птицу можно описать как существо с перьями и клювом, способное летать. И чтобы назвать какое-то существо птицей, оно должно было не только соответствовать этим критериям, но и эти черты должны иметь равный статус. Страусу, киви или дронту было бы сложно попасть в категорию «птица», если бы у нее были такие рамки.

Но, согласно теории прототипов, категория «птица» будет состоять из разных птиц, и некоторые из них будут в большей степени походить на птиц, чем другие. Малиновка, например, является более прототипной птицей, чем, скажем, пингвин или казуар.

Теория прототипов выглядит как разумный компромисс между песчаными кучами Евбулида и категориями Аристотеля. Но есть ли оттенки серого, которые «чернее» или «белее», чем другие?

Наш мозг эволюционировал в изменчивой, примитивной среде, в которой бинарная категоризация была необходима для выживания. Но теперь многое изменилось, в том числе и таблица классификации. Устойчивое, поступательное развитие наших способностей высшего порядка, которое привело к культурному и научному прогрессу, превратило единицы и нули черно-белого мира наших предков в бесконечную серость. Тем не менее наши умы, выглядящие как шахматная доска, продолжают разделять нас и управлять нами. Подобно застывшему свету из древней далекой галактики, наш мозг отражает проблески доисторических времен со всеми потребностями, требованиями и нуждами нашего темного прошлого.

Когда Витгенштейн говорил, что хорошим соседям вовсе не нужны заборы, чтобы понимать, на чьей территории они находятся, он был прав. Но лишь отчасти. Мне кажется, жизнь больше похожа на большой теннис: основные события происходят не в центре корта, а на его краях, рядом с линиями, и порой результат матча зависит от считаных миллиметров, которые преодолевает мяч.

В жизни, разумеется, ставки куда выше, чем в спорте, а границы – еще более тонкие. И чем ближе мяч к линии, тем более размытой становится граница между категориями, тем чаще мы ставим под сомнение решение судей.

Представим жертву насильственного нападения, что находится в глубокой коме. В течение трех месяцев пострадавший не приходит в сознание и остается на полном жизнеобеспечении. В какой момент этого человека можно признать мертвым? И в какой момент нападавшего можно признать виновным в убийстве?

На момент написания книги в Новой Зеландии действовал закон, похожий на тот, что существовал в Великобритании до середины девяностых: он гласил, что, если жертва нападения умирает от полученных травм в течение года и одного дня с момента преступления и можно доказать, что смерть напрямую связана с нападением, преступника можно обвинить в убийстве.

Но как следует поступить, если жертва погибнет спустя 366 дней и одну секунду? Сможет ли злоумышленник избежать наказания за убийство? Учитывая, что в Новой Зеландии до 1961 года за убийство приговаривали к казни через повешание (в Великобритании подобное наказание действовало до 1965 года), от этих песчинок, что превращают песок в кучу, зависела бы жизнь подсудимого.

Аналогичная диллема, от которой зависит чужая жизнь, касается абортов. В какой момент эмбрион становится человеком? В 24 недели, когда начинает работать его мозг? В 24 недели и один день? В 28 недель, как это было принято в 1967 году? Через 40 дней с момента зачатия для мальчиков и через 90 – для девочек, как завещал Аристотель? Или же эмбрион становится человеком в момент зачатия, как считают католики?

Никто до сих пор не может провести эту черту, потому что развитие эмбриона в новорожденного младенца – непрерывный процесс. Есть ли тогда смысл в дебатах о легализации и запрете абортов, если мы не можем определить, в какой момент группа клеток становится человеком? Команда врачей может бороться за спасение недоношенного младенца в возрасте 23 недель, в то время как в той же больнице может ждать приема женщина, которая собирается избавиться от плода на том же сроке[34]34
  В Великобритании разрешены аборты до 23 недель. – Прим. ред.


[Закрыть].

Несмотря на то, с какими сложными ситуациями мы порой сталкиваемся, мы вынуждены жить в этом черно-белом мире среди экзистенциальных дихотомий. Они – неизбежное следствие невозможности описать реальность в бинарных категориях.

Очевидно, что не существует определенного дня, когда человек среднего возраста становится старым. Нас это не интересует, потому что жизни уже родившихся людей в равной степени защищает закон: нельзя убивать ни подростка 14 лет, ли человека под 50. Тогда почему мы не можем смириться с тем, что не существует момента, в который эмбрион превращается в полноценного человека? Ответ прост: когда мы чертим границу между клетками и «настоящими» детьми, мы ставим под угрозу чужие жизни. В тот же момент мы отделяем аборт от убийства, разделяем правильное и неправильное. Человек не может принимать решения, предварительно не распределив факты, цифры и прочую важную информацию по категориям.

Я рассказал Рош о трагических событиях, которые произошли в Ирландии в октябре 2012 года. 31-летняя индийская дантистка Савита Халаппанавар пришла в больницу Голуэя, чтобы прервать беременность. Она и ее муж Правин, инженер компании Boston Scientific[35]35
  Компания Boston Scientific Corporation – один из производителей медицинского оборудования и расходных материалов для хирургии. – Прим. ред.


[Закрыть], жили на тот момент в Ирландии уже четыре года. У Савиты случился выкидыш, но несмотря на то, что матка женщины была сильно разорвана, врачи отклонили ее просьбу об аборте: сердце плода возрастом в 17 недель все еще билось, а аборты в стране были запрещены.

Последствия принятого врачами решения были ужасающими: к моменту, когда сердце плода перестало биться, у Савиты произошло заражение крови. Через несколько недель она умерла. Ее смерть вызвала протесты не только в Ирландии, но и во всем мире. В 2018 году ирландцы поддержали на референдуме новое законодательство, позволявшее делать аборты при определенных обстоятельствах.

«Вы не убиваете ребенка, а лишь пытаетесь спасти его мать», – сказал тогда отец Доминик Эммануэль, представитель архиепископа Дели в разговоре с Hindustan Times. И это яркий пример того, как перенос явления из одной категории в другую оказывает влияние на общество. Об этом мы поговорим позднее.

Услышав историю, Рош покачала головой. По ее словам, найти баланс и отметить наиболее схожие черты объектов в категории и их отличия от объектов других категорий сложнее, когда речь идет о концепциях. Не в последнюю очередь потому, что концепции включают в себя взгляды, представления, моральные и идеологические убеждения, на которые опираются социальная и психологическая идентиность, целостное самосознание.

Границы между красным и оранжевым не имеют такой смысловой нагрузки, как границы между убийством и не-убийством. Несогласия по поводу рамок, в которых обитают концепции, вызывают не только беспокойство и тревогу, но и открытую враждебность, потому что такие споры ставят под сомнение основы наших моральных принципов.

Неужели нам действительно нужны эти 70 вариантов гендеров? Такая категоризация упрощает наше существование и помогает обществу развиваться? Или, наоборот, она только усложняет коммуникацию?

Естественный отбор готовил человека к выживанию в полярном мире, поэтому мы разбираем реальность на нули и единицы, и чем более личным и значимым для нас становится категориальный ландшафт, тем сильнее мы готовы спорить о нем. И категория гендера в этом случае – хороший пример. Но когда нам нужно принять решение, какую машину следует купить, за какого кандидата проголосовать, мы не ищем ни бесконечного разнообразия, ни ограниченного выбора. И то, и другое сбивает с толку, ставит в тупик и приводит к неоптимальным решениям.

Нам нужна золотая середина, поскольку человеческий мозг может удерживать внимание на ограниченном количестве вариантов одновременно. И их слишком мало, чтобы разобраться в 70 различных гендерах. Мы гораздо сильнее «ограничены во взглядах», чем думаем.