Текст книги "Доктор Аддер"

– Чудесно, – отозвался Лиммит. – Проблема в том, что я не такой.

Он грустно и безнадежно смотрел, как Друа перекладывает ствол из правой руки в левую и вытирает потную ладонь.

– Сигарет нету, ребята?

Лиммит и Друа обернулись на женский голос. В одном из дверных проемов дальней стены кабинета стояла девушка, бледная молодая блондинка. Ничуть не стыдясь наготы, она глядела на них.

– Я тут все перерыла, блин, не могу найти, но ведь доктор у нас не аскет, это уж точно.

Она пересекла комнату, щеголяя перед глазами маленькой грудью, и присела на стол между Лиммитом и Друа. Разлеглась на столешнице, выставив ногу в сторону для равновесия, а свою красоту – напоказ от плеча до босой ноги. Лиммиту померещилось, что у нее под розоватой кожей проступает какая-то бледно-серая пелена, аналогичная лос-анджелесской атмосфере. Порывшись в грудах мусора на столе, девушка отпихнула закрытый чемоданчик в сторону.

– Сдаюсь, – сказала она с отвращением, перевернулась с боку на бок и непринужденно уперлась ладонями в столешницу рядом с линией бедер. Это движение разрушило идеальную позу, и тело снова приняло облик скованного земным притяжением комка плоти, прошедшей этап взросления. – Ну что, ребята, сигарет нету? – повторила она.

– Извини, – сказал Лиммит, насилу выбравшись из пут самоуничижения, – я не курю.

– Аддер тоже не курит, – добавил Друа, – так что смысла ковыряться тут тебе никакого.

Свободной правой рукой он выудил из кармана блокнот и, примостив на колене, раскрыл его.

– Кстати, – сказал он, нацелив на Лиммита пушку, а на нее ручку, – как твои дела с Аддером после гибели Паццо вчера вечером? Сделка все еще в силе?

Девушка уставилась на него.

– Ну да, – ответила она после паузы. – А ты, верно, тот чудик, про которого мне Лесли рассказал. Крутишься тут и задаешь всем идиотские вопросы. Ты тоже был там вчера вечером?

Она задумалась.

– Да, думаю, все будет в порядке. В смысле, не похоже, чтоб его этот случай потряс, выбил из колеи и все такое. Он сказал, сегодня накачает меня АДР, когда свободное время найдет. Это… – она мотнула головой в сторону оружия, – входит в сделку, что ли?

– Нет. – Друа усмехался, что-то царапая в блокноте. – Это по другому поводу. Он не говорил о том, какую работу намерен начать сразу после сеанса АДР? Сеанс предвидится обычным или отличающимся от прежних? Я спрашиваю в чисто исследовательских целях, милая.

– Что это за хрень, про которую вы говорите? – спросил Лиммит, не дав девушке ответить. – АДР. Я уже не впервые слышу эти три буквы.

Друа посмотрел на него не без удивления.

– Слушай, – произнес он, – а ты реально интересный тип. Ты уверен, что не ошибся адресом? В смысле, ты ж ни хрена не сечешь, как у нас в ЛА жизнь устроена.

Лиммит поднял взгляд, встретился с изумленными глазами девушки и опустил его.

– Ну же, – сказал он, – просто расскажи мне. Имею я право узнать или нет? Вдруг меня сегодня убьют?

Друа задумчиво поскреб подбородок.

– Я не то чтобы не хочу тебе рассказывать; в конце концов, мой бизнес построен на информации, я просто… – Он замолчал и выжидательно уставился на Лиммита.

– Да ты шутишь, что ли?

Лиммит недоверчиво покачал головой, но вытащил деньги и отслоил от рулончика несколько банкнот в подставленную ладонь Друа. «Что за чушь? – подумал он. – Через пару часов меня наверняка прикончат». На него вдруг снизошло фаталистическое спокойствие. Интересный способ убить время.

– Хорошо, – сказал Друа, пряча деньги. Прокашлялся. – АДР – акроним неопределенного значения, имеющий отношение к процессу, изобретенному не кем иным, как твоим отцом, Лестером Гэссом. В смысле, если ты действительно его сын.

– Я его сын.

«Опять не повезло», – подумал Лиммит.

– Поживем – увидим. В общем, Гэсс разработал АДР для допросов, но не для извлечения информации. Гэсса интересовало другое. Более глубокие уровни.

– Яма, – пробормотал Лиммит себе под нос. Все сходится.

– Физическая реализация АДР – пара уникальных наркотиков, которые для Аддера синтезирует чувак, занятый синтезом почти всей наркоты в ЛА. Эти наркотики вводятся внутривенно следователю и испытуемому. Первый компонент устраняет барьеры между эволюционными напластованиями коры головного мозга двух людей. Все погребенные глубоко внизу звериные слои сливаются с вершинными, где расположено сознание, и образуют единую сущность. Аллигатора, наделенного даром речи.

– Какой в этом смысл? – спросил Лиммит.

Друа проигнорировал вопрос.

– Увидишь. Второй компонент устанавливает телепатический мостик между следователем и субъектом допроса. Этот эффект является кумулятивным. Без расширения диапазона психики, обеспечиваемого первым компонентом, он невозможен. Оба индивида, или, точнее, их эго, дополненные ранее погребенными в подсознании частями, встречаются на общей символической арене вне телесных оболочек.

– В это чертовски трудно поверить.

– Как хочешь, чувак. Ты мне заплатил, я тебя информирую. Второй наркотик, по существу, играет роль усовершенствованного аналога визионерских препаратов, расширителей сознания, которые стали доступны еще в конце семидесятых. Эти примитивные препараты в конце концов вышли из моды, поскольку не позволяли наладить четкий контакт, лишь общее ощущение гармонического слияния разумов, такое слабое, что наверняка отличить его от иллюзии не получалось. Препарат, разработанный Гэссом для АДР, снимает эту проблему.

– И для чего он нужен?

Друа явно не нравилось, что его перебивают.

– Для того, – пояснил он, – чтобы следователь, если обладает достаточной силой духа, мог исследовать разум субъекта во всей полноте, как сознательные, так и подсознательные слои. Во время встречи с ним на общей психической арене. Это своего рода отдельный мир или вселенная, детали которой создаются в ходе взаимодействия их разумов. Большинству после инъекции первого наркотика приходится нелегко, они ломаются под напором скрытых уровней, прорывающихся на сознательный, в обыкновенной обстановке – единственно активный. Психическая энергия индивида расходуется на построение сложных фантазий, отражающих погребенные в подсознании первобытные желания и страсти, но с использованием символов и мысленных рисунков верхнего слоя разума. Если эти уровни следователь способен контролировать и противостоять напору расширенного и объединенного сознания субъекта, перед ним откроется вся картина – ментальность подозреваемого во всей полноте.

– Единственная трудность, – продолжил Друа после паузы, – в то время была такова. Контролировать действие препарата оказался способен только Гэсс, и никто более. Агенты ЦРУ, подвергнутые его воздействию, либо возвращались в реальность ни с чем, если их подминало и покоряло собственное подсознание, либо (если оказывали сопротивление) становились жертвами чрезвычайно неприятного необратимого распада высших когнитивных функций мозга. Это своего рода рак: примитивные бессознательные части мозга ополчаются на другие и пожирают их. Зверь вырывается из клетки, с которой АДР сбил замки, и атакует ненавистного пленителя. В конечном счете, по прошествии ряда неподдельно любопытных личностных трансформаций, автономные функции мозга также отключались и незадачливый психиатр умирал.

Однако для Гэсса и – единственный случай с тех пор – Аддера единственным побочным эффектом выступала легкая телепатическая связь, индуцируемая вторым компонентом АДР. Близкое физическое соседство с человеком, ранее выступавшим субъектом сеанса АДР, сразу стимулирует у обоих полноту проявления эффекта АДР, если соответствующие смеси препаратов введены в их кровь.

– Я по-прежнему не понимаю, – сказал Лиммит, – какой от этого прок кому бы то ни было, хоть Гэссу, хоть Аддеру.

Друа со вздохом погладил пальцами пушку.

– Гэсс использовал АДР в своих целях. Допрашивая пленников-анархистов, он пришел к идее перчатки. Аддер каким-то образом добрался до препарата и тоже проявил способность контролировать его, но с немного иными целями. Возможно, для этого требуется определенный склад ума, где уровни сознания не так далеко отстоят от уровней подсознания, как у обычного человека. Позиция Аддера в общественной иерархии маленького города Лос-Анджелес зиждется на двух факторах, связанных с АДР. Во-первых, за определенную цену, иногда за процент от будущих доходов, он берет девушку, новенькую на Интерфейсе, и прогоняет ее через сеанс АДР, после чего хирургически реализует какую-нибудь подсмотренную там мазохистическую фантазию. В известной степени моральный акт. Тест на определение оптимального режима деградации личности, но ведь именно за этим и явились они в ЛА, в противном случае их тут бы не было. Просто эти мечты погребены так глубоко, что самим до них не добраться.

– Я здесь именно за этим, – подтвердила девушка без всякого выражения.

– За более высокое вознаграждение, – продолжал Друа, – Аддер подвергает воздействию АДР тех, кто может себе позволить такую роскошь, в основном топ-менеджеров КУВП и высокопоставленных военных. Он выявляет основные их страсти, ожидающие высвобождения и удовлетворения. Большинство нищебродов округа Ориндж, которых ты имел возможность наблюдать на Интерфейсе, приезжают сюда для этой же цели – выявить личные склонности к определенным перверсиям, – но вынуждены продвигаться к ней опытным путем. Представители обоих классов, как правило, обнаруживают, что их фантазии направлены на изменение природы сексуального объекта, например, причинение ему увечий или ампутацию. Поэтому-то на улице так много шлюх-ампутанток. Богатые клиенты платят за особые заказы, утоляя АДР-голод, а в девушках-волонтерках недостатка нет никогда. Иногда обмениваются ключами, но в основном остаются необычайно привержены маленьким любимицам. В конце концов, они ведь подсознательно ждали свидания с ними… долгие миллионы лет.

– Хм, – сказал Лиммит, – ничего себе, гуманитарная помощь.

Он пришел к выводу, что Друа не врет. Слишком хорошо его объяснения укладывались в картину ЛА, чтобы оказаться ложью.

– В известной мере так и есть, – ответил Друа. – Но я сомневаюсь, чтобы Аддера заботило что-либо, кроме бабла.

– Ребята, ну закругляйтесь уже, – недовольно сказала девушка. – Хватит мне на уши эту метафизическую поебень цеплять.

Она уставилась Лиммиту прямо в лицо.

– Ты лучше поймешь, как у нас тут все устроено в ЛА, если больше времени будешь на улице проводить, чем таких чудиков слушать. – Она наставила на Друа оттопыренный большой палец. – Хочешь знать, как все на самом деле с этим АДР обстоит?

Лиммит тупо кивнул, отстраненно размышляя, почему девушка так демонстративно быдлячит, словно вчера из канавы вылезла.

– Шлюхе в ЛА, – сказала она, – бабла не заработать, если у нее специальности нет. А без бабла не будет ни папика, ни плюшек. Так или иначе девуля попадает на стол к доктору Аддеру. Он ее накачивает веществами и роется в башке этим своим АДР, смотрит, на что она годна или что согласна потерять. Потом делает это прямо у себя в операционной. Ах да, временами ковыряется в черепушке у какого-нибудь богатенького жирдяя, смотрит, что тому реально охота замутить, но страшно себе признаться. И всё. Чики-пики.

Друа закатил глаза к потолку.

– Вы знаете, – сказал Лиммит, обращаясь к ним, – а он ведь может быть и мошенником. Что, если никакого АДР в природе не существует? Он просто кромсает девушек, как ему угодно, а клиенты покупаются на результат, веря, что он прав, ведь у него такая репутация…

– Такая вероятность остается, – признал Друа. – Я не могу утверждать наверняка, потому что никогда не проходил сеанса АДР. Но Аддер не из тех, кто любит голову морочить. Он любит наперед выложить, что собирается сделать, а потом именно это и делает. И это в нем все ценят.

– Какая тут у вас безнадега, – проговорил Лиммит. Его снова с головой накрыла волна отчаяния. Он угодил в лапы безумного доктора, у которого в обычае вытаскивать из людских голов кровожадных рептилий и кромсать людей до сходства с ними. Хирург, который удаляет раковые опухоли, а остальное тело, живое, выбрасывает за ненадобностью. С Аддера, вероятно, станется взять Лиммита себе в любимчики, просто забавы ради, как в детском кошмаре. И чего он добился? Сидит и обсуждает эти захватывающие перспективы с последним, самым дешевым, социологом Лос-Анджелеса да голой чиксой с амбициями ампутантки.

– Безнадега, – повторил он вполголоса.

– Время занимаем, – сказал Друа. Улыбнувшись не без злорадства, он протянул руку к столу рядом с бедром девушки и продемонстрировал Лиммиту небольшие тикающие часы с дарственной надписью: Доктору Аддеру с наилучшими пожеланиями. Адмирал Сеннет. Вместо стрелок в часах были установлены миниатюрные скальпели.

Бока мотоцикла были в пятнах проникавшего сквозь листву солнечного света. Аддер проложил себе путь через заросли мягкой травы и перегноя к дверям жилища и фабрики Бетрича. Дверь удалось обнаружить лишь как сравнительно менее заросший фрагмент общего фасада, сложенного будто из темных листьев и лозы. Аддер отвел в сторону несколько побегов, нашел маленькую металлическую кнопку и вдавил ее. Внутри прозвучало громкое неприятное жужжание. Реакции не последовало.

– Вот же сукин сын, – пробормотал Аддер, нагнулся и провел раскопки в слое перегноя у порога, толщиной добрых полфута. Его старания были вознаграждены находкой подгнившего коврика с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ», покрытого яркими точками плесени. Под ковриком лежал бронзовый ключ.

Когда дверь провернулась на петлях, на Аддера посыпались крошки птичьего помета, смешанного с пылью и паутиной. Он выкрикнул имя Бетрича. Ответа снова не последовало. Казалось, что звук его голоса, не пролетев и пары футов, впитывается влажными коврами и шторами, изобильными тут плесенью и мучнистой росой. Крики Аддера, по впечатлению, были не внушительней дешевого шпона, отслаивающегося от мебели в мелкобуржуазном стиле пригородного дома – Бетрич купил здание вместе с нею, да так и не озаботился избавиться. Одной из окружавших дом виноградных лоз удалось проникнуть сквозь стену, но не слишком далеко; в унылом сумраке внутри она зачахла. Однако поле для деятельности переносимых воздухом микроскопических родственниц лозы открылось обширное. Ткань обивки дивана и кресел сменилась богатым, вечно обновляющимся бархатом, дешевые кофейные столики обрели покрытие словно бы из тусклого лака, сложное и непрестанно эволюционирующее под воздействием влаги в формы, какие первоначальным оформителям, давно мертвым пидорам, и во сне бы не привиделись.

– Ну и бардак, – негромко произнес Аддер, сам изрядный ценитель спонтанной барочной красоты мусорных скоплений. Он прошел на кухню, где начиналась лестница в подвал, и задумался: а породили бы что-нибудь интересное мусорные горы в его лаборатории на Интерфейсе, установи он там такую же влажную атмосферу, как здесь, среди наступающих джунглей Голливуда? Вряд ли.

Поразительно цветастая плесень, возникшая из половинки персика в консервной банке на краю раковины (таких банок тут было много, их содержимое проходило разные стадии перерождения), сползала по дверце деревянного шкафчика, указывая местонахождение люка под перекошенным линолеумом. Край люка был дополнительно отмечен чередой капель кетчупа, последняя – аккуратно рассечена надвое. Аддер потрогал одну из них ногой, капля размазалась. По крайней мере, еще жив, подумал Аддер, потянул за металлическое кольцо, откинул крышку и полез в подвал.

У подножия лестницы под углом сорок пять градусов друг к другу расходились три бетонных коридора без отделки. Из первых двух справа доносились различные шумы автономной фармацевтической фабрики Бетрича, лишь слегка приглушенные тяжелыми промежуточными дверями. Следовало догадаться, подумал Аддер раздраженно, заметив бледную полосу света под дверью в конце короткого коридора слева. Подойдя к ней, он заслышал знакомый звук – быстрые хлопки.

Бетрич лежал, вытянувшись по диагонали на центральном из десятка кинодиванчиков. Единственным источником света в комнате был старинный кинопроектор, отбрасывавший на стену белый прямоугольник. Бобина крутилась вхолостую, конец какой-то ленты хлопал о корпус. Аддер быстрым шагом прошел к проектору, выключил его и зажег свет. Спящий старик был облачен в кринолиновое бальное платье времен Гражданской войны, с длинным белым подолом, закатанным по тощим варикозным ногам до узкой талии. Тазовые кости выпирали, как пойманные в застывшее тесто бабочки. Одна рука еще покоилась на опавшей плоти, по бедру бежала тонкая струйка жидкости, повинуясь тому же гравитационному притяжению, что вытекавшая из уголка рта слюна. Аддер втянул носом запах, принесенный свистящим дыханием старика, осмотрел погасшую трубку, полную пепла и аккуратно пристроенную на подлокотнике.

– Ах, Бетрич, – пробормотал он. – Все лысого гоняешь в восемьдесят с хвостом, как старпер-маразматик из дома престарелых где-нибудь в Ориндже.

Он вышел из комнаты и вернулся спустя несколько минут со стаканом воды. Стакан был самый чистый из обнаруженных в кухне наверху.

– Вставай, старый скаут, – произнес он, когда губы старика и кромка стакана встретились. – Будешь с открытым ртом так спать, язык отсохнет.

Губы автоматически втянули воду, следом за вегетативными функциями мозга встрепенулось сознание. Открылись ясные, слегка покрасневшие глаза. При виде Аддера на морщинистом лице возникла улыбка, что в сочетании с прикидом времен Гражданской войны придало Бетричу сходство с мумией.

– А, это ты, Аддер, – проговорил старик, пристыженно вытирая струйку семени краем кринолинового подола. – Застиг меня врасплох за маленьким грешком.

Маленький грешок доктора Бетрича предусматривал переодевание в персонажей старых голливудских фильмов и мастурбацию с доведением себя до оргазма при мысли об эротических сценах, из этих лент якобы вырезанных в ходе монтажа.

– Кто как хочет, так и дрочит, – ответил Аддер, – лишь бы человек был счастлив.

Однажды он застиг тут Бетрича в мешковатом прикиде обезьяны (вероятно, найденном на складе костюмов где-нибудь в трущобах). Доктор, захлебываясь от восторга, твердил, что ему удалось обнаружить четыре цензурных пропуска, несомненно, по эротическим соображениям, на последней уцелевшей копии Кинг-Конга 1933 года. Из всех виденных Аддером фильмов коллекции Бетрича этот отражал обезьянью натуру человека с наибольшей полнотой. Поразительно, как Бетрич с тех пор постарел, за считаные-то годы: при каждом вновь спровоцированном фильмами оргазме старый доктор вырубался. Аддер вспомнил идиотскую историю, слышанную в раннем детстве: про некоего мужчину (само собой, негра) с таким здоровенным агрегатом, что при полной эрекции отток крови от остальных частей тела вызывал у него потерю сознания. Как знать, а вдруг попытки Бетрича восстановить якобы отсутствующие эпизоды старого кино привели к аналогичной по результатам деградации его мозга?

Бетрич спустил кринолиновый подол до щиколоток и, прихлебывая из стакана с водой, проговорил:

– И что же привело тебя сюда? Просто проведать одинокого старика решил? Необычное для тебя добросердечие.

Аддер, примостившийся на спинке диванчика перед стариком, неловко заерзал.

– Ну хватит уже, – сказал он. Они все это уже проходили не раз, как если бы жизнь закольцевалась лентой в кинопроекторе Бетрича. – Бога ради, зачем ты меня пытаешься на чувство вины развести? Чего ты от меня хочешь? Чтоб я тут остался, готовил тебе хавчик, расчищал жуткий бардак наверху? Ухаживал за тобой, пока будешь загнивать в маразме, тетешкая одной рукой разлагающийся старый хер?

– О, ты так до сих пор ничего толком и не понял, – пробормотал старик. – Ладно, иди живи своей жизнью, как тебе нравится. Но я за тебя беспокоюсь. Разве это ненормально? Я тебе в отцы гожусь, я тебя ввел в этот бизнес. Оставь мне хотя бы это.

– Прекрасный размен, – пробормотал Аддер, – еврейская матушка на главного барыгу мира. Так чего ты от меня вообще, блин, хочешь? – Он вдруг сорвался на крик: – Нотариально заверенного и подписанного признания моих долгов перед тобой? Можешь мой кабинет в их возмещение забирать, старый ты извращенец!

– Как ты агрессивен, – вздохнул Бетрич, покачав головой. Он явно сдался. – Ну что ж, рассказывай, зачем пожаловал.

Аддер кисло поведал ему о перчатке. Ему казалось вероятным, что Бетрич уже составил себе некоторое представление о предмете разговоров через обширную сеть контактов в теневом мире Крысиного Города и с загадочными поставщиками фармсырья.

– Никогда не слышал, – ответил Бетрич. – Может, этот парень действительно получил ее честным способом или, по крайней мере, тем, о каком заявляет, а Мокс засунул в нее устройство слежения без его ведома. Как, бишь, его имя?

– Аллен Лиммит. И он утверждает, будто Лестер Гэсс был его отцом, а перчатку он получил по наследству.

– Этого нельзя исключать, – сказал Бетрич. – У Гэсса действительно был сын примерно таких лет. Еще в бытность мою легальным анестезиологом я как-то помогал доставить Гэсса в цэрэушный госпиталь. А кажется, с той поры прошло больше времени, чем двадцать лет с чем-то.

– Гм. – Аддер медитативно почесывал подбородок. – И как бы ты предложил с ней поступить?

– Ты у меня совета спрашиваешь? Не покупай. После роспуска ЦРУ приняли несколько довольно жестких законов на предмет незаконного владения такими перчатками, и они все еще действуют. Очевидно, Мокс пытается использовать ее как наживку, предполагая, что серьезность преступления позволит убедить его партнеров и настроить против тебя твоих дружков. Я бы не покупал ее. Может, стоит даже изобразить законопослушного гражданина и сдать этого Лиммита властям.

– Не дури, – сказал Аддер. – Я ее хочу.

– Зачем? Дополнить свой образ? Очередная бесполезная машинка, символ могущества? Тебе мотоцикла недостаточно? Ты не сможешь ее себе пришить, не лишившись прибыльной хирургической практики: для этого тебе нужны обе умелые руки. Брось. Твои бывшие дружки и пальцем не шевельнут, если Мокс тебя из-за нее прижмет.

– Послушай, – сказал Аддер, – она мне нужна, и всё. Я просто хочу ее заполучить. Я не собираюсь ее использовать.

– Вот ведь идиот, – произнес Бетрич. – Хочет ее заполучить, просто чтобы доказать, что он это может. Великий Аддер, король преступного мира. Нет такого, что он не посмеет.

– Хлебало завали.

– Если она тебе так нужна, сам и добудь. – Руки, покрытые коричневыми пигментными пятнышками, сердито перебирали кринолиновые складки на бедрах. – Помнишь? У тебя ведь полно друзей, которые ради тебя готовы в лепешку разбиться. Зачем тебе мой совет?

– Я тебе очень благодарен. – Аддер спрыгнул со своего насеста. – Ты мне, блин, так помог, что хоть стреляйся.

Бетрич поднялся за ним по лестнице, проводил через кухню и фойе заплесневевшего жилища во двор и стал смотреть, как Аддер забирается на мотоцикл.

– Не беспокойся, – примирительно окликнул его старик с порога. – У тебя все получится.

Аддер ворчливо фыркнул, потом ответил:

– Ты полегче будь с этим кино. И никакой больше двойной бухгалтерии, понял?

Не оглянувшись посмотреть, кивнул ли Бетрич, он завел мотор и рванул по склону холма, покрытому плотным слоем опали. Один раз все же оглянулся: старик продолжал глядеть ему вслед с выражением, трудноразличимым на таком расстоянии, а ветхий древний кринолин бального платья ярко блестел весь в пятнах предзакатного солнечного света.

– Тэк-с, ладно. – Аддер расположился за столом, скатал в ком белый лабораторный халат вместе с деньгами и вытер им уличную пыль с лица. Друа выглядел собранным и любопытствующим, молодая шлюха не выглядела никак, а Лиммит, по-прежнему загадочная персона, явно нервничал и чувствовал себя совсем не в своей тарелке. «Наверняка застыл, словно кролик перед удавом, когда минуту назад заслышал рев моего мотоцикла во дворе», – рассудил Аддер.

– Хватит ходить вокруг да около. Друа, отдай мою пушку и катись отсюда. Не переживай, я буду тебя в курсе дел держать. Ты… – он грубо стукнул девушку по ягодице, – возвращайся в соседнюю комнату, я и так не покладая рук тут чистоту и порядок поддерживаю не для того, чтоб первая попавшаяся широкозадая лос-анджелесская чикса документы говном марала.

Двое молча улетучились, и Аддер развернул кресло к Лиммиту.

– Ты, – для убедительности он нацелил на Лиммита ствол, – не шевелись. Мне нужно кое-кому звякнуть.

Он встал, держа Лиммита на прицеле и следя за ним краем глаза, порылся в плесневеющих мусорных кучах (при этом опрокинулась стопка винтажных порножурналов, за ней последовала коричнево-розовая лавина фотоснимков) и выудил погребенный под ними телефон.

Лиммит услышал, как он набирает номер. Аддер вроде бы в хорошем настроении; интересно, что бы это значило?

– Дайте мне генерала Романцу, – сказал Аддер у него за спиной. – Да, мне насрать, чем он там занят, – продолжил он уже громче, – кастрат ты тупорылый. Просто позови его. – Пауза. – Ладно, когда вернется, скажи, чтоб отзвонился доктору Аддеру. Если забудешь, он с тебя шкуру сдерет.

Аддер вернулся за стол, постучал указательным пальцем по стволу и криво усмехнулся Лиммиту.

– Почему бы тебе, – произнес он, – не рассказать все, что знаешь про эту хренушечку. Кто ты такой? Откуда взял перчатку?

– Меня и правда звать Лиммит. Я действительно сын Лестера Гэсса. Перчатку я получил в Финиксе. Менеджер КУВП по имени Джо Гунсква прилетел на яйцеферму и отдал ее мне. Он сказал, я должен добраться сюда и продать ее тебе. Не знаю зачем. Деньги, которые ты за нее заплатишь, мне разрешили оставить себе.

– Боже, – протянул Аддер, – и ты на эту лабуду повелся? Да она прям смердит подставой, на двадцать оттенков. Приманка для меня – а ты если не сдохнешь походу, то потом долгонько на воду дуть будешь.

Он бросил пушку на стол рядом с черным чемоданчиком и откинулся на спинку кресла, заведя руки за голову.

– Ты знаешь, птенчик мой, – продолжил он, – я склонен тебе поверить. Не могу ничего с собой сделать, но я тебе верю. Ты всего лишь очередной панк в поисках жулика, к которому можно прибиться. Я тоже таким был, пока не встретился со стариной Бетричем. Кабы не он, я бы наверняка сейчас вкалывал в каком-нибудь госпитале округа Ориндж, плотно подсев на транки и обзаведясь язвой желудка и детьми. Ностальгия, сука… – Он мгновение молчал, углубившись в раздумья. Внезапно кресло отлетело назад, и Аддер, вскочив, упер руки в стол перед Лиммитом.

– Поработать на меня не хочешь? Мне нужен новый ассистент. Предыдущего убили вчера вечером.

– Я был на улице, – промямлил Лиммит, – я…

– Да? Не беспокойся, это не был рядовой случай. Чистая случайность, никакого профессионального риска, только риск жизни в этом городе, ну, ты понял. Ну так что?

Предложение нужно было обдумать. Лиммит на время лишился дара речи. Если судьба закинула его на американские горки, то… ой-ой, страшно даже предполагать, как низко его снесет затем.

– Не знаю, – сказал он наконец и нервно хихикнул. – А чем заниматься надо?

– Ничего сложного. Будешь присматривать за хозяйством и время от времени ассистировать мне в операционной. Ты что-нибудь знаешь про хирургию?

Лиммит рассказал Аддеру, как работал с цыпочками борделя яйцефермы.

– Покойный Паццо, когда пришел ко мне, умел меньше, – заметил Аддер. – В твоем случае… даже без учета текущих обстоятельств, ты кажешься достойным кандидатом. Остальному научишься по ходу дела.

– Почему я?

Аддер передернул плечами и широко развел руки:

– Ну а кого мне брать? Из ЛА какого-нибудь психопата – увольте. Тут все в той или иной степени чокнутые, даже я, хотя у меня самоконтроль посильней будет. Мне нужен человек, который бы разгребал все это маньячье говно и занимался финансами. Доход и наличка, ничего больше.

– Возможно, я соглашусь, – осторожно ответил Лиммит, оглядывая заваленный хламом кабинет. – Но если я останусь в ЛА, мне нужно будет сразу же кое-что выяснить. Не обязательно претендовать на должность главврача, чтобы интересоваться психами. Тем более я сам себя запру в палате для маньяков-убийц, да? Друа рассказал мне про АДР и про то, как топ-менеджеры КУВП от тебя зависят, почему они вообще позволяют тебе здесь хозяйничать. Все, кроме некоего Джона Мокса. Я так понимаю, что твои фанаты тут шастают и отстреливают его фанатов? Расскажи хотя бы, почему вы с ним на ножах.

– Ничего особенного. Специфическая шуточка. Но не всем было смешно, надо сказать. И да, нечестно тебя вербовать на работу, не рассказав.

Довольно давно, примерно в годы моего выпуска, совет директоров Корпорации Увеличения Валовых Показателей решил запустить новую программу для сотрудников. Волонтерам причитались надбавки к зарплате, тостеры, телевизоры и так далее. А нужно было всего-то согласиться на хирургическое вмешательство, которое-де улучшит производительность труда. Большие шишки в КУВП сочли, что руки и ноги рабочих целесообразно переделывать в зависимости от разных нагрузок и схем размещения, тыры-пыры; это, по их мнению, оказалось бы дешевле постоянного апгрейда дорогой машинерии. В конце концов, если у вас сложная аппаратура, способная выполнять две сотни операций по экструзии пластиковых деталей, то экономичнее модифицировать рабочих так, чтобы приспособить к нуждам производственной линии, а не переделывать машину так, чтобы она отвечала возможностям естественного человека, угу? Короче, проблема у них возникла только одна, небольшая: не было специалистов, натасканных в хирургии и пригодных для этой работы. По всему округу Ориндж запустили тестирование выпускников, я случайно прошел его, и меня отобрали, как потому, что обнаружился талант, так и потому, что в КУВП вообще любят двух зайцев одним выстрелом прибивать. В детстве у меня были, как принято говорить, личностные проблемы социализации. Ну и вот, они решили, что если переделают меня в продуктивного гражданина, то я послужу отличной рекламой. А я просто стремился к непыльной работе, которая бы оставляла много свободного времени для хобби – растения разводить.

Я попал в Оклендскую медицинскую академию, что в Новой Зеландии. Тут мало кто вообще слышал про это место. Там я повстречал доктора Бетрича, лучшего друга и советчика студентов-медиков, преизрядного психа. Его в скором времени наверняка бы депортировали за контрабанду всяких веществ. Такое случается.

Через пять лет мы с ним вернулись в ЛА вместе и окопались на границе ничейных трущоб, выбрав район, ближайший к оринджевской промзоне. Там уже зарождался слабый движняк. Топики КУВП не следили за мной, даже не потрудились контракт подписать после дорогостоящего обучения, поскольку были уверены, что перспектива высокой зарплаты сама по себе привлечет их питомца домой, в Ориндж. Но этого не случилось. В скором времени мы с Бетричем пришли к успеху, стали зашибать крутое бабло на интересной работе, а в свободное время сделались культурными героями и объектами пылкого почитания, такие дела. Прославленные ампутационисты ищут волонтеров – кому охота себя под скальпель подставить? Впрочем, неважно. Не прошло и нескольких месяцев, как все топики КУВП стали нашими клиентами, включая Джона Мокса, хотя в ту пору он уже возглавлял Видеоцерковь Моральных Сил. Очередной довольный клиент стремится потешить свои перверсии с моей помощью. Мало он знал о том, какие стервятнички кругом рыщут. У меня на него был зуб, я только и ждал подходящего случая.