Текст книги "На край любви за 80 дней"

Глава 16

Снимок: Поезд «Евростар»

Инстаграм: Роми_К [Лондон, Англия, 26 марта]

#Евротоннель #ПожалуйстаСент-Панкрас

37 ♥

[email protected]

26 марта

Кому: Рамоне Кини, квартира 2Б

Тема: Торгово-складское помещение, в настоящее время занимаемое магазином «Две старые королевы. Книги и чай», Вторая авеню, Ист-Виллидж, Нью-Йорк

Считайте это официальным письменным предупреждением от законного владельца вышеупомянутого объекта недвижимости. В случае если нынешний арендатор Мервин Кини-Нокер не внесет в полном объеме установленную новым соглашением арендную плату до первого мая, вы, как субарендатор прилегающего к вышеупомянутому помещению пространства, обязаны освободить помещение, известное как квартира 2Б, сопряженное с вышеупомянутым пространством.

Соблюдение этого требования до первого мая позволит вам избежать принятия юридических мер, в том числе выселения. Настоящим уведомляю, что вы получите право избежать выселения, совершив оплату до истечения указанного срока.

С уважением,

бакалавр права Ангелина Свитмит,

«Коэн, Авенатти и Свитмит»,

юридические советники мистера Фрэнка Винала.

После прочтения этого ужасающего послания я решаю, что лучший способ отвлечься – заняться каким-нибудь делом. Я выхожу из Интернета и сосредоточиваюсь на написании отчета для «Экслибриса». Писанина занимает целый час. Но даже дополнив отчет списком занятий, которые я и не начинала исследовать, и придав ему бодрый, приключенческий тон, я не в силах отвлечься от угрозы юриста. Я настолько взволнована, что забываю даже об огромной массе воды у себя над головой, а ведь поезд несется через туннель под Ла-Маншем. Стоит воде найти малейшую трещинку в этом сооружении, как мы окажемся в смертельной ловушке и все до единого утонем, прежде чем нас попытаются спасти. Ну, почти забываю.

И все же события, происходящие дома, волнуют меня значительно больше. Зачем Фрэнк Винал приказал своим юристам мне написать? Наверное, хочет, чтобы меня парализовало от страха. Рианна тоже гипнотизирует взглядом мышь, перед тем как на нее броситься.

– Рамона Кини тебе не мышь, – бормочу я, захлопывая крышку ноутбука.

Я не собиралась произносить это вслух, но женщина напротив опасливо косится в мою сторону, закрывает журнал и пересаживается в другой конец вагона.

Ее бегство заставляет меня сосредоточиться на мыслях о Париже, и это идет на пользу, потому что, обдумав свои планы, я ухитряюсь даже ненадолго вздремнуть.

Поезд приближается к Гар-дю-Нор – Северному вокзалу, если верить телефонному переводчику, и я в полной боевой готовности. Я записала в блокнот план покорения Парижа и успела, пока не разрядился телефон, отправить мерзкое письмо от юриста в папку под названием «Всякая мутотень», куда обычно закидываю послания Джоны. Я не позволю Фрэнку Виналу испортить мне жизнь.

Невзирая на недосып и тревогу, первая цель достигнута, причем это оказалось до смешного легко. На платформе стоит ряд билетных автоматов, и можно даже выбрать инструкцию на английском языке. Мне удается найти поезд-экспресс, который за каких-то двадцать шесть часов доставит меня в Бриндизи, Италия. Великолепно! Бриндизи – одна из контрольных точек Фогга, расположенная рядом с острым каблуком «итальянского сапога», и я отвела на дорогу из Парижа целых двое суток.

Более того, поезд отправляется только через три часа, и у меня есть время на небольшую экскурсию по Городу света.

Закинув на плечи рюкзак, я хватаю чемодан и нацеливаюсь на ближайший знак подземки, однако, сбегая по ступенькам вниз, замечаю вывеску «Хранение багажа». Я вспоминаю, как неудобно было таскаться со всеми пожитками по Лондону.

Презрительно фыркнув при виде моего многострадального чемодана, владелец магазина пытается всучить мне новый, на колесиках. Я ни за какие коврижки не расстанусь со своим, но очень кстати вспоминаю, что мне нужен дорожный адаптер вместо того, что я вернула Сильвии. Через пять минут чемодан вместе с новым адаптером помещен в надежное хранилище, и я выхожу из магазина налегке: фотоаппарат на шее, десять евро на мелкие расходы и бесплатная карта города в руке. Я погуляю по Парижу, не таская за собой все свое имущество, а в поезде по дороге в Италию смогу зарядить сразу все гаджеты. Нет, я просто молодец!

Вскоре выясняется, что кроме подземки, которая называется «метро», в Париже есть масса другого общественного транспорта: городские поезда, трамваи, разветвленная сеть маршрутных автобусов. Они ползут по дороге сплошным потоком, и у меня нет никакой возможности оглядеться по сторонам. То, что система подземного сообщения в Лондоне и Париже не уступает нью-йоркской, для меня откровение. И разумеется, все эти города объединяет то, что даже самый целеустремленный путешественник не успеет посмотреть их за один день. Тем не менее надо сделать все возможное.

Спускаясь вприпрыжку в ближайшее метро, я задумываюсь о том, что все это безумное предприятие меньше всего похоже на путешествие. Скорее на задание, как в школе, и я смогу его выполнить только в том случае, если буду действовать четко и сосредоточенно. Красота и романтика Парижа, знакомого мне из книг, останутся под обложкой. Как бы ни хотелось, я не успею увидеть ни обгоревшие башни собора Парижской Богоматери, где тосковал по Эсмеральде Квазимодо, ни Триумфальную арку на Елисейских Полях. И на кладбище Пер-Лашез, где покоится дядин кумир Джим Моррисон, я тоже не попаду. За оставшиеся три часа я должна сделать всего одно дело: идеальный снимок Эйфелевой башни.

Через полчаса я выхожу из метро на станции с одноименным названием. Впервые после злосчастного послания нового домовладельца я вновь обретаю уверенность в себе. Даже если я провожусь здесь два часа, все равно успею вернуться на Гар-дю-Нор. Сяду в поезд, который промчит меня через всю Италию, и – прощай, Европа! На три полных дня раньше графика, составленного на «Острове Гернси». Меня распирает от радости. Я сдам этот экзамен с блеском! К концу завтрашнего дня я попрощаюсь со вторым континентом. Не пройдет и месяца, как я буду отсчитывать эти чертовы деньги Фрэнку Виналу в собственные руки. Желательно – купюрами по одному доллару, пусть мучается.

Сжимая в руке «Кэнон», я победно улыбаюсь контролеру на входе и радостно говорю, вставляя в отверстие билет:

– Vive le France![4]4
  Да здравствует Франция (искаж. фр.).


[Закрыть]

– Merci, – отвечает он. – Tu parle comme une vache espagnol[5]5
  Ты говоришь, как испанская корова (фр.).


[Закрыть].

Я расцениваю это как комплимент. Похоже, он принял меня за испанку.

Выйдя из метро, я сразу замечаю башню и останавливаюсь как вкопанная. Я плыла сюда на океанском теплоходе и ехала в подземном поезде, и теперь мне просто не верится, что вот он – знаменитый символ Парижа, совсем рядом, только руку протяни. Ажурная громадина возвышается на фоне парижского неба. Не знаю, как бы она смотрелась в Манхэттене, но в окрестностях нет ни одного небоскреба, способного умалить ее величие.

Прежде чем перейти дорогу, я внимательно смотрю направо и налево, однако меня ждет еще один приятный сюрприз: машины, как им и положено, едут по правой стороне.

Правда, я едва успеваю отскочить от несущегося на меня мопеда, но сама виновата – стою на велосипедной дорожке.

Как и в районе вокзала, улицы забиты транспортом. Из маленькой пекарни доносятся божественные ароматы ванили и марципана. По дороге сплошным потоком движутся автомобили и мотоциклы, а велосипеды и мопеды, похожие на гигантских жуков, борются за место на тротуаре с пешеходами. Над всей этой суетой возвышается стройный силуэт Эйфелевой башни, такой знакомый, словно я выросла под ее мощными металлическими опорами.

Несмотря на пасмурный день и начинающий моросить дождик, меня переполняет восторг. Это сооружение совсем не похоже на мой любимый Эмпайр-стейт-билдинг, но здесь, на другой стороне глобуса, во Франции, он выполняет ту же самую функцию: заставляет людей посмотреть в небо.

– Bonjour Mademoiselle! Comment ça va?[6]6
  Добрый день, мадемуазель! Как ваши дела? (фр.)


[Закрыть]

Возле моего локтя материализуется неприятный тип с видавшей виды картой в руке – очевидно, предлагает услуги гида.

– Нет, спасибо, – решительно произношу я.

Он не отстает и продолжает что-то лопотать – низенького роста, с землистым цветом лица, и дело даже не в этом: все решают грязные ногти. Наверняка мошенник.

– Я не понимаю по-французски, и вообще не интересуюсь, – говорю я.

После этого он переходит на ломаный английский и обещает показать секретную комнату, спрятанную в башне. Меня не проведешь.

– Non, merci[7]7
  Нет, спасибо (фр.).


[Закрыть], – повторяю я и подхожу поближе к вооруженному охраннику у входа в метро.

Незадачливый «гид» моментально растворяется в толпе. Мои губы растягиваются в улыбку. Один-ноль в пользу Роми. Я, между прочим, из Нью-Йорка, дружок, и мошенников за километр чую.

Я направляю видоискатель на башню и, подойдя ближе, замечаю детали, о которых не подозревала раньше. Кабинки, движущиеся по опорам, напоминают не лифты, а скорее вагончики фуникулера. Они плавно скользят вверх и вниз, и я могла бы смотреть на них целый день, но время идет. Несмотря на широкоугольный зум-объектив, захватить всю башню с такого близкого расстояния не получится, и я спешу к мосту через Сену.

Река широкая и коричневая, с быстрым течением. Я опираюсь локтем на каменный парапет. Внизу проходит прогулочный кораблик. Под стеклянной крышей видна горсточка туристов. Как бы мне хотелось быть среди них: сидеть, откинувшись на спинку кресла, и неспешно рассматривать виды этого потрясающего города.

Не думать об этом! Я решительно отворачиваюсь, направляю объектив на башню и делаю несколько десятков снимков, которые должны получиться совершенно потрясающими.

Ретировавшись под тент туристического магазинчика, я просматриваю фото. Несколько минут с черно-белыми фильтрами на компьютере – и результат побьет по популярности мои лучшие снимки Эмпайр-стейт.

Довольная проделанной работой, я вешаю фотокамеру на плечо, разворачиваюсь и… врезаюсь в несущийся по тротуару мопед.

Столкновение достаточно мягкое, и я удерживаюсь на ногах, а вот девушка, ехавшая на мопеде, каким-то образом оказывается на земле.

– Ой, извини, – бормочу я, помогая ей подняться. – Ты цела, не сильно ушиблась?

Девчонка, моего возраста или чуть моложе, дрожащими руками отряхивает одежду.

– Oui, oui. Кажется, нет.

Несмотря на дождь, на ней короткая черная юбчонка и обрезанная футболка. Открытые части тела, по-видимому, не пострадали. Крови не видно, даже коленки не поцарапаны. Я поднимаю мопед.

– Кажется, мопед в порядке, – говорю я, но ее лицо выражает сомнение.

– J’ai un petit peu mal à la tête[8]8
  У меня немножко болит голова (фр.).


[Закрыть], – произносит она, трогая рукой висок.

– Извини, – повторяю я. – Тебе нужен врач? Чем я могу помочь?

– Нет, ничего страшного, – с очаровательным акцентом говорит она, – только я теперь опаздываю на свидание.

Надо было смотреть, куда едешь! Разумеется, я не произношу этого вслух.

Она подходит к мопеду и берется за ручки, которые начинают трястись.

– Ты точно можешь ехать? – обеспокоенно спрашиваю я.

Она поднимает на меня круглые глаза, в которых стоят слезы. Тушь немного размазалась в уголках, и мне еще больше становится ее жалко.

– Я, пожалуй, пойду пешком. Тут недалеко.

Девушка спотыкается и чуть не роняет мопед. Подавляя рыдание, она тянется к моей руке.

– А ты… ты не могла бы меня провести? Моя квартира сразу за углом. Рядом с метро.

Меня охватывает чувство вины. Бедняжка пострадала из-за моей беспечности. Ну и что, что она ехала слишком быстро! Самое меньшее, что я могу для нее сделать, – провести домой.

– Конечно, – соглашаюсь я. – Мне все равно в метро.

– О, merci. – Она берет меня под руку. – Здесь можно пройти… как это сказать, быстрая дорога?

– Напрямик?

– Oui, напрямик. Через Пти-Сентюр, мимо ворот, вот сюда.

Могу сказать в свое оправдание только одно: нью-йоркские грабители никогда не разводят таких церемоний. Они толкают тебя на землю, вырывают сумку и что там у тебя еще есть, и убегают. Дома меня грабили лишь однажды: отняли карманные деньги в четвертом классе. Это считается? Возможно, поэтому моя интуиция дает сбой, и я ничего такого не думаю, пока мы идем по разрушенной старой эстакаде мимо раскуроченных железных ворот и резко поворачиваем за угол. А когда начинаю подозревать неладное, уже поздно.

Дорога неожиданно обрывается над тихим, поросшим зеленью кусочком железнодорожного полотна, явно заброшенного. Душный бензиновый запах городской улицы сменяется едва слышным ароматом сырой, мшистой земли. Все поверхности покрыты граффити, а рельсы внизу тянутся к жерлу туннеля, заросшего плющом.

За углом нас ждет симпатичный молодой француз – чуть ниже меня ростом, с обворожительной улыбкой. Правую руку он спрятал в карман.

– Elle est Américaine, – говорит ему девушка, внезапно забывшая о своем недомогании.

Она крепко держит меня за руку и притягивает так близко к себе, что я улавливаю аромат ее мятного шампуня.

– Круто, – насмешливо говорит парень, наклоняется и страстно целует свою подлую подружку в губы.

Эта игра на публику мне отвратительна, поскольку девчонка не ослабляет хватку, делая меня невольной участницей этого поцелуя. Когда они отрываются друг от друга, парень вырывает у меня фотокамеру.

– Я возьму это, мадемуазель, – говорит он, – и вашу сумочку, если позволите.

Проигнорировав приказ, я пытаюсь высвободить руку. Девчонка не отпускает меня, но ее хватка ослабевает.

– Я вас не боюсь, – заявляю я, согнув колени и глядя ему прямо в глаза. – Я из Нью-Йорка, понял, сукин сын?

Напрягая все мускулы, я пытаюсь выдернуть руку, но в это время девчонка отпускает меня, я теряю равновесие и лечу вниз.

Глава 17

Снимок: Эйфелева башня

Инстаграм: Роми_К [Париж, Франция, 27 марта]

#ВеснаВПариже #Пти-Сентюр #Сволочи

47 ♥

Единственное, что хорошо, – я приземляюсь не на рельсы или шпалы, а на какую-то кучу щепок. Кроме того, поскольку все произошло неожиданно, я не успеваю сгруппироваться и падаю, как тряпичная кукла. Однако я успела зацепиться рукой за ремень и вырвать фотоаппарат из рук француза. Он с нехорошим треском подпрыгивает на бетонном уступе и приземляется рядом со мной.

– Merde[9]9
  Черт! (фр.)


[Закрыть], – злобно выплевывает девушка.

Над краем обрыва появляется ее бледное лицо, окаймленное длинными темными волосами.

На меня нападает бешенство.

– Сволочи, – хриплю я, поднимаясь на ноги. – Вы разбили мой фотик!

Над обрывом появляется физиономия парня.

– Что за фигня? – возмущается он. – Несчастных десять евро?

– Ты знаешь, сколько стоит моя фотокамера? – воплю я.

– Уже нисколько, – ухмыляется он и исчезает из виду.

Что-то летит вниз, и я уклоняюсь, но это всего лишь пустой рюкзак. Они забрали деньги, но любезно оставили мне карту Парижа. И разбитый «Кэнон».

Наверху раздаются сердитые голоса. Не понимая ни слова, я чувствую горькое удовлетворение, потому что парочка явно ссорится. Звуки перепалки удаляются. Я поднимаю фотоаппарат. Из объектива выпадает кусок стекла. В серо-зеленом полумраке трудно разглядеть, насколько серьезна поломка. Я со вздохом кладу фотик в рюкзак и только сейчас замечаю бирку от багажа. Во всяком случае, остальные ценные вещи находятся в надежном месте. Уже легче. Я поворачиваюсь и отправляюсь искать путь наверх. Его нет. Ни лестницы, ни рампы. Ничего, кроме старой кирпичной стены. Подняв взгляд, я догадываюсь, что эстакада, на которой я стояла, вела когда-то к какому-то сооружению, возможно, деревянному, и оно давно сгнило.

– Эй! – кричу я, но голоса спорщиков затихли: они, видно, ушли. – Эй, вы ведь не можете меня здесь бросить!

Оказывается, что очень даже могут. Меня охватывает жалость к себе, но я быстро беру себя в руки.

Судя по всему, это заброшенная железная дорога, и как отсюда выбраться, совершенно непонятно. Она находится на поверхности, минимум на пять метров ниже уровня местности. Вдалеке под стеной валяется брошенный остов мопеда, похожего на тот, на котором меня сбила подлая француженка.

Все, что осталось, – пустой рюкзак, бесплатная карта Парижа и сломанный фотоаппарат. Ни денег, ни телефона. И никаких шансов добраться до Северного вокзала. До поезда осталось полтора часа, и он уйдет без меня.

Я иду вдоль стены, ведя по ней рукой. Взобраться тут совершенно невозможно.

– Эй, кто-нибудь! – кричу я, подавляя панику. – Эй!

Нет ответа. Вдалеке слышен приглушенный шум дороги. Я разворачиваюсь. Должен быть какой-то выход. Щепки под ногами, смягчившие мое падение, уступают место мелкому серому гравию. Идя по рельсам, я подвожу итоги. Примерно на одинаковом расстоянии от меня виднеются два железнодорожных туннеля, тоже облицованные кирпичом. Два темных полукруга, ведущие в неизвестность. Стены под плющом испещрены граффити.

Дождь пускается сильнее. Я неохотно бреду по гравию, решив укрыться в жерле одного из туннелей. Порыв ветра окатывает меня ледяными брызгами. Я делаю еще несколько осторожных шагов в темноту. Гравий под ногами с хрустом осыпается, и из-под земли раздается крик:

– Arrêtez![10]10
  Стой! (фр.)


[Закрыть]

Я отпрыгиваю назад, и внезапно меня ослепляет яркий галогенный свет, бьющий из дыры прямо под ногами.

Хорошо, что у меня крепкое сердце. Иначе, даже если бы я пережила ограбление и падение с обрыва, оно бы неминуемо остановилось, когда выползшая из-под земли рука схватила меня за щиколотку. Тем не менее мне очень страшно.

После того как они наконец выбираются из-под земли и мы останавливаемся на языке, который более-менее понимают все присутствующие, дело идет на лад. Как только до меня доходит, что два грязных существа, выползшие из-под земли, – не злобные орки и не кровожадные монстры, я перестаю размахивать «Кэноном» как оружием и вижу перед собой вторую за сегодня пару французов. Они тоже молоды и явно разнополы, хотя на этом сходство заканчивается.

– Мы – катафилы, – с гордостью говорит девушка, поправляя прожектор у себя на лбу, чтобы тот не светил мне в глаза. – Мы исследуем туннели и пещеры под Парижем.

Она произносит последнее слово, как настоящая парижанка, но я уже один раз попалась на очаровательное французское произношение, поэтому подозрительно прищуриваюсь и крепче хватаюсь за ремень разбитой фотокамеры.

– Это работа такая?

– Нет, развлечение, – трясет головой девушка. – А еще выкладываем фото в инстаграм.

Она миниатюрная, чуть больше полутора метров ростом, и одета в оранжевый комбинезон и высокие болотные сапоги. Бледное личико в грязи, волосы вроде темные. Или просто грязные? На вид ей чуть больше двадцати.

– C’est illegal, – добавляет ее спутник, – tres illegal![11]11
  Это незаконно… очень незаконно! (фр.)


[Закрыть]

Парень – ее ровесник, немного выше меня, а кожа у него такая темная, что грязь оставила на ней более светлые пятна. Он тоже в резиновых сапогах, а на руках – желтые перчатки для мытья посуды. Несмотря на грязь и одежду, он очень красив. Похож на молодого Майкла Джордана.

Тем не менее я на всякий случай перехожу на другую сторону туннеля, чтобы между мной и землеройками оставалось немного свободного места.

– Извини, что схватила тебя за ногу, – говорит девушка. – Просто ты мне чуть на голову не наступила.

Она указывает грязной перчаткой на своего товарища.

– Это Рол. А я Амели, но можешь называть меня Рокс.

– Потому что мы Рокс-н-Рол, – говорит парень, делая «козу».

– У него ужасный английский, – закатив глаза, поясняет Амели-Рокс.

Сама она говорит сносно, только с акцентом.

– Его зовут Роланд, сокращенно Рол.

– Tu lui dit que je la trouve belle, non?[12]12
  Ты ведь ей сказала, что она красавица? (фр.)


[Закрыть] – обращается к своей спутнице Рол, строя мне глазки.

Я не понимаю ни словечка, но все же делаю еще два шага назад.

– Даже не подумаю, – сердито говорит ему девушка и поворачивается ко мне. –   То, что мы делаем, – незаконно, поэтому мы пользуемся прозвищами на случай, если нас поймают флики. За это грозит штраф или даже тюрьма.

– Катафлики, – поддакивает Рол, – полиция.

– Понятно, – осторожно отвечаю я, начиная понимать, что эти подростки – всего лишь искатели приключений, и выглядят они совершенно безобидными. Тем не менее хватит с меня на сегодня встреч с парижской преступностью. –   А что вы там говорили о пещерах? – спрашиваю я, вспомнив информацию о Париже, почерпнутую в интернете. – Вы имеете в виду катакомбы, где подземное кладбище?

Рол кивает, а Рокс пожимает плечами.

– Парижские катакомбы – лишь небольшая часть огромной подземной сети. Они для туристов, туда может войти любой желающий. А у нас – совсем другое.

Она указывает на мой фотик.

– Туристам здесь делать нечего. Ты не готова к опасностям.

– Послушай, – говорю я, подавляя нетерпение. – Я не туристка. И я попала сюда не по доброй воле. Меня ограбили, и я не знаю, как отсюда выбраться. Мне нужно попасть на Гар-дю-Нор. Через час отправляется мой поезд. У меня украли деньги, и придется идти пешком.

Рокс мрачнеет.

– Je suis désolée, – упавшим голосом говорит она и прерывается, чтобы перевести мои слова Ролу. – Мне очень жаль, что тебя ограбили. Не все парижане такие.

– Connards! – потрясает кулаками Рол. – Ублюдки!

– Спасибо за сочувствие, – говорю я. – Вы не могли бы показать, как отсюда выйти? Я спешу.

Рокс чешет нос рукой в перчатке, которая оставляет на нем грязный след, и указывает в глубину туннеля.

– Смотри: иди все время по рельсам, это где-то около двух километров. Держись левой стороны, до самого конца. Когда туннель закончится, там будет дырка в заборе. Пролезь в нее, поднимись по берегу, и voila! Ты окажешься в одном квартале от желтой линии.

Она поворачивается к Ролу, который забыл выключить прожектор, и свет от него скачет по стенам.

– RER jaune, oui?

– Mais, oui, – сверкает белозубой улыбкой парень.

Уверена, что через несколько лет эта улыбка разобьет не одно женское сердце.

– Два километра? Это больше или меньше, чем две мили? – переспрашиваю я, всей душой надеясь, что меньше.

– Немножко меньше, – говорит Рокс, – но туннель старый, надо смотреть, куда идешь. Бежать не советую.

Я тяжело вздыхаю. Опоздание на поезд отбросит меня как минимум на два дня назад, и все мои достижения пойдут коту под хвост.

– Ладно, попробую. Буду идти по шпалам.

– Через час? – с сомнением в голосе говорит девушка. – В жизни не успеешь. Двадцать минут до метро, и столько же ехать до вокзала. И ты же говорила, у тебя украли деньги?

– Ну и черт с ним, все равно попробую.

– Подожди! – кричит Рол, показывая, что он знает еще одно английское слово, и начинает расстегивать молнию на своем костюме. – J’ai une autre idée![13]13
  Есть идея получше! (фр.)


[Закрыть]

Рол достает что-то из внутреннего кармана, и они с подругой обмениваются короткими непонятными фразами. Рокс поворачивается ко мне. У нее в руке маленький пластиковый пакетик. Ее лицо выражает надежду, смешанную со скепсисом.

– Как ты чувствуешь себя в замкнутых пространствах?

У меня появляется нехорошее предчувствие. По рельсам снаружи колошматит дождь. Девушка указывает на черную дыру у нас под ногами.

– Я знаю, с непривычки выглядит пугающе, – говорит она, снимает фонарь и направляет свет в отверстие. – Но когда пролезешь, там будет попросторнее. Можно даже идти в полный рост, честно. Там примерно сто – сто пятьдесят метров. Потом поднимаешься по маленькой лесенке – и voila!

Я тяжело сглатываю и отвожу взгляд от входа в пещеру.

– Что «вуаля»?

– Метро. Станция «Эйфелева башня». В пяти минутах ходьбы, не больше.

Перевожу взгляд с серьезного лица девушки на радостную физиономию парня.

– А по верху короткой дороги нет?

Они мотают головами.

– Подняться можно только с веревками, – объясняет Рокс, сжимая в руке пластиковый пакетик. – Это проездной Рола. Денег у нас тоже нет, но он тебя проведет.

Я смотрю на парня. Он наконец додумался снять фонарь и сверкает улыбкой.

– Почему ты это делаешь?

– Мы там внизу всегда помогаем друг другу, – с чудовищным акцентом говорит он по-английски.

Я бросаю взгляд на осыпающуюся трещину в полу туннеля. Туда поместится разве что некрупный пекинес.

– Я туда не помещусь.

– Поместишься, – уверяет меня Рокс. – Рол больше тебя, и пролез.

– Спускаться будем задом.

Рол одобрительно кивает, напевая что-то себе под нос, и протягивает мне свои желтые перчатки.

Я тяжело вздыхаю, стараясь не думать о миллионах скелетов, захороненных в катакомбах, и лезу задом в нору.