Текст книги "P.S. Ты мне нравишься"

Глава 3

Было в химии что-то такое, что моментально оплавляло мой мозг. Может, сочетание скучного предмета, монотонно говорящего учителя и холодного сиденья. Интересно, было ли для этого некое химическое уравнение? Смешение этих трех факторов превращало мозг в кашу. Нет, не то. Мой мозг стал работать не медленнее, а, наоборот, интенсивнее. Гиперактивизировался. Из-за чего мне было сложно сосредоточиться на инертных словах, вылетающих изо рта мистера Ортега. Может, он говорил медленнее, чем обычно?

Сегодня, помимо всех обычных мыслей и слов, которые я теперь не могла записать в блокнот, в моей голове еще крутилась песня, которую я вчера научилась играть. Эта песня причиняла мне муки, ведь я ее и любила, и ненавидела. Любила, потому что она была великолепной, и мне хотелось написать столь же хорошую песню, а ненавидела из-за того, что она была великолепной и давала мне понять, что я даже близко никогда не напишу столь же хорошую песню.

Ко всему прочему я постоянно думала о конкурсе.

Как мне победить? Как мне вообще попасть на этот конкурс?

Карандаш завис над бумагой – единственным листком, который разрешил мистер Ортега. Если бы я записала песню, то освободила бы голову и сосредоточилась на лекции, но этот листок окажется перед мистером Ортега ровно через сорок пять минут. Сорок пять минут? Какой-то бесконечный урок. О чем он говорит-то? О железе. Что-то о свойствах железа. Я написала на листке слово «железо».

Мой карандаш, у которого будто появился собственный разум, вдруг перешел на деревянную парту и запечатлел там слова, что звучали в моей голове:

 
Потянись увядшими лепестками и впусти в себя свет.
 

Я добавила небольшой рисунок солнца, чьи лучи касались некоторых слов. И теперь осталось сорок три минуты.

* * *

Шагая по коридору, я писала в блокноте – даже имея за плечами большую практику, я так и не научилась делать эти две вещи одновременно, – как вдруг услышала смех.

Ошибочно решив, что смеются надо мной, я подняла голову.

Посреди коридора, крепко прижимая учебники к груди, стоял блондин – похоже, восьмиклассник, – и на его голове опасно раскачивалась бейсбольная бита. А позади него стоял Кейд Дженнингс с вытянутыми по обе стороны от биты руками, как будто он только что ее отпустил.

– Брось мне мяч, – сказал Кейд своему другу Майку, который стоял напротив него и бедного восьмиклассника.

Майк выполнил просьбу, и теперь Кейд раздумывал, как бы дотянуться до верхушки биты, чтобы положить туда мяч. Парнишка все это время стоял, не смея шелохнуться.

– Мне нужен стул. Кто-нибудь найдите мне стул, – проронил Кейд, и все тотчас ринулись выполнять его требование.

Бита стала покачиваться сильнее, а потом сорвалась вниз и, несколько раз подпрыгнув на полу, подкатилась к шкафчикам.

– Чувак, ты пошевелился, – упрекнул Кейд восьмиклассника.

– Попробуй еще раз, – выкрикнул кто-то из наблюдающих.

Кейд сверкнул широкой улыбкой. Зубы у него были идеальными. Зная ее силу, он частенько ее использовал. Я нахмурилась. Кажется, только я не поддавалась ее обаянию.

Мне дико не хотелось привлекать к себе внимание, но я знала, что должна помочь бедному парню.

Вот только что я могла сделать? Благодаря Кейду Дженнингсу я сама была в центре нежелательного внимания…

Мне вспомнился урок физкультуры в восьмом классе. Я не была одной из тех девушек, которые считают, что ужасны во всем. Но тем не менее знала свои слабости, и физкультура была одной из них. А баскетбол считался высшим пилотажем, поэтому я изо всех сил старалась держаться подальше от мяча.

По какому-то злому року мяч постоянно летел в меня. Как от моей команды, так и от команды соперников. И я никак не могла его поймать. Я будто оказалась в игре в вышибалу, где была единственной целью. Я получила удары в плечо, в спину, в ногу.

И вот тогда Кейд, сидевший на трибунах, прокричал во всеуслышание: «Она словно обладает энергетической силой, которая притягивает к ней мяч. Черная дыра. Магнит. Лили Эбботт – Магнит».

Последнее предложение Кейд произнес голосом диктора. Он будто превратил меня в какого-то неуклюжего супергероя. И все в зале, посмеиваясь, стали повторять за ним это прозвище.

Ребята все смеялись и смеялись, и этот смех навсегда застрял в моих ушах, по-видимому, как и прозвище Магнит в их головах.

И теперь в коридоре снова звучал этот смех, но направлен он был на последнюю жертву Кейда.

– Ой, смотрите, – произнесла я, прочистив горло, – игра на определение, кто более бестолковый: Кейд или его бита. – И я кивнула в сторону, намекая парнишке, чтобы тот поскорее убирался отсюда, пока Кейд отвлекся на меня.

Кейд осмотрел меня с головы – волосы под его пристальным взглядом тут же показались мне более непослушными, чем обычно, – до скинхедов с разными шнурками, и его улыбка стала в два раза шире.

– Ой, смотрите, индикатор веселья. Ну как, весело здесь, Лили?

– Вижу, весело здесь только одному человеку.

Парень обвел взглядом коридор, битком набитый учениками.

– Тогда ты невнимательно смотришь. – Он понизил голос. – А… понял. Ты никого, кроме меня, не видишь, да?

Если бы я показала Кейду, насколько раздражена, то победа осталась бы за ним.

– Я здесь, чтобы спасти еще одну душу от твоего высокомерия, – процедила я сквозь зубы.

Хотя, возможно, я вовсе никого и не спасала. Парнишка даже не сдвинулся с места. Я дала ему отличную возможность сбежать, а он все еще стоял здесь. Более того, он произнес:

– А что, если сначала положить мяч на биту, а потом поставить ее мне на голову?

Кейд похлопал его по спине:

– Отличная идея. Где бита?

Я вздохнула – не надо было вмешиваться, очевидно, парнишке нравилось насилие – и продолжила свой путь.

– В следующий раз приходи пораньше. Нам бы не хотелось, чтобы все вышло из-под контроля, – крикнул Кейд, поднимая новую волну смеха.

Меня захлестнул гнев, и я обернулась:

– Ты когда-нибудь слышал об аллитерации? Так вот, поинтересуйся на досуге.

Да, жалкий ответ. Аргумент, который он даже не поймет, но другого у меня не было. Народ вокруг засмеялся еще сильнее. Я повернулась и собрала все свои силы, чтобы отойти от них не спеша.

Глава 4

– Я решила участвовать в конкурсе авторской песни, – сообщила я с улыбкой.

Рука Изабель зависла над пижамой.

Был вечер пятницы, и мы собирались смотреть у нее дома ужастики. Я со вчерашнего дня прокручивала в голове эту новость и вот теперь ее озвучила. А это означало, что мне придется довести дело до конца. И я это сделаю.

– Правда? – Голос подружки отдавал скептицизмом.

Я упала на ее большую кровать и вперила взгляд в постер Эйнштейна, который был приколот к потолку. Меня всегда интересовало, как Изабель могла спать, когда он вот так взирал на нее сверху? Мне, например, это давалось с трудом.

Но я все равно любила ночевать у Изабель. Она была единственным ребенком, так что ее дом для меня являлся оазисом спокойствия. Мы ужинали с ее родителями – сегодня вкусными домашними тамале с рисом и бобами, – затем поднимались в ее огромную комнату с собственным раскладным диваном, телевизором и мини-холодильником для диетической колы и мороженого.

– Думаешь, у меня не получится? – хмурясь, спросила я.

– Дело не в этом, Лил. Уверена, у тебя замечательные песни, – ответила Изабель, доставая из комода пижаму. – Но я бы сказала тебе это наверняка, если бы ты хоть одной поделилась со мной, своей лучшей подругой на всем белом свете.

Я застонала:

– Знаю. Прости. У меня еще нет законченных.

– Ты всегда так говоришь. Как ты собираешься участвовать в конкурсе, если даже со мной поделиться не можешь?

Я закрыла лицо руками:

– Не знаю.

Изабель присела ко мне на кровать:

– Прости. Лил, я знаю, что ты можешь это сделать. Тебе просто нужно поверить в себя.

– Спасибо, мам, – отмахнулась я.

– Не ерничай. Я пытаюсь тебе помочь.

Я убрала руки с лица и посмотрела на Изабель:

– Знаю.

– Расскажи мне о конкурсе, – попросила подружка.

Я приподнялась на локти:

– Он проводится институтом Гербергер.

Изабель ахнула, и ее темные глаза расширились.

– Вау. Это очень престижно, Лил!

Я кивнула и нервно потянула секущийся волосок.

– Знаю. Там приз пять тысяч долларов… конечно, было бы здорово его получить, но еще лучше получить трехнедельный курс лекций одного из профессоров.

Изабель улыбнулась:

– Это колоссально. Профессор ведь может помочь с приемом в университет, да?

Я кивнула. Я старалась особенно об этом не думать. Победа в этом конкурсе не только позволит мне оплатить колледж, что не могут себе позволить мои родители, но поможет поступить на музыкальное отделение, о чем я мечтала много лет.

– Дай же мне что-нибудь прочитать. Текст хотя бы одной песни… – Изабель показала на зелено-фиолетовый блокнот, который лежал на моей сумке на полу.

Меня накрыла волна смущения, и я пожала плечами:

– У меня есть парочка идей, но мне нужно их доработать. Я правда хочу с тобой поделиться, только не сейчас.

Подружка закатила глаза и встала, чтобы переодеться в пижаму:

– Трусиха.

Я бросила в нее своим носком и снова опустилась на кровать – перед глазами предстал постер. Она была права. Я была трусихой.

– Думаю, Эйнштейн меня осуждает.

– Возможно. Может, он посмотрел твой блокнот?

Я хихикнула и полезла в сумку за своей пижамой.

Изабель сменила тему:

– Один фильм или два? – Это был наш способ узнать, как долго мы собираемся не спать.

Я улыбнулась:

– Два. У нас впереди вся ночь.

* * *

Под утро зазвонил телефон, и я в дезориентации села на раскладном диване Изабель. Экран телевизора горел синим, а сквозь щели жалюзи сочился слабый утренний свет. Телефон перестал жужжать, а через десять секунд вновь ожил.

– Алло? – сонно ответила я.

– Лили. – Это был папа. – Сегодня у твоего брата последний футбольный матч. Ты говорила, что хочешь сходить на один. Это последняя возможность.

– Во сколько?

– В восемь. Через полчаса.

Я зевнула. Мы с Изабель не спали до трех ночи, но я попыталась взять себя в руки:

– Да, я хочу пойти.

– Хорошо, заберу тебя по пути через двадцать минут.

– Спасибо.

– Кто звонил? – простонала Изабель с кровати, после чего села. Ее обычно идеально завитые черные локоны плотно облепили голову.

Я попыталась укротить свои волосы, которые по утрам всегда больше походили на безумные кудри, чем на мягкие волны.

– Папа. Ложись спать. Мне надо бежать.

– Что? Почему? А как же блинчики?

– В следующий раз. Я забыла, что сегодня у Второго футбольный матч.

– Они у него постоянно.

– В этом году я еще ни на одном не была. Я обещала ему сходить.

С уже закрытыми глазами Изабель плюхнулась обратно на подушку:

– Ладно. Увидимся в понедельник.

Глава 5

Я увидела Изабель в понедельник на четвертой минуте урока. Я достала книгу, карандаш и единственный листок бумаги. Мистер Ортега начал урок. Мой взгляд упал на слова песни, написанные мною в пятницу на парте, и вот тогда-то я увидела дописанную угловатым почерком строчку:

 
Ведь скоро ночь наложит свои тени.
 

Это следующая строчка песни. Что? Я пришла в замешательство. Кто-то из школы слышал одну из моих любимых песен в стиле инди? Очевидно, не мне одной было скучно на этом уроке.

Я улыбнулась и быстро написала ниже:

«Блэкаут» рулят. Когда вырасту, я хочу быть Лиссой Примм. Впечатлена, что ты их знаешь.

Интересно, как часто моют эти парты? Вероятно, мое сообщение даже не дойдет до адресата. Ну да это и неважно – меня радовало уже то, что у кого-то еще в моей школе отличный музыкальный вкус. Знала ли я этого человека? Моррис Хай – школа не маленькая, но этим классом пользовались только десятиклассники, так что Лукас, о котором я сразу же подумала, исключался. Да, он мог слушать такие же малоизвестные группы, как и я, но он был выпускником. Я просто приняла желаемое за действительное. Маловероятно, что я знала своего адресата.

Мистер Ортега. А что, если это написал он? Мистер Ортега – фанат группы «Блэкаут»? От этой мысли я рассмеялась. Громко. Тут же бросила взгляд на учителя, но он что-то рассказывал, поэтому, к счастью, кажется, не заметил мой выплеск эмоций.

Чего нельзя сказать о Лорен. Она-то точно заметила. Это было видно по ее лицу – в ее взгляде явно застыл немой вопрос «Почему ты такая странная?». Мне хотелось рассказать ей, что я представила танцующего мистера Ортега, но навряд ли это бы что-то изменило. Кроме того, я уже усвоила урок о вырванных из контекста фразах, поэтому просто пожала плечами.

И снова посмотрела на надпись на парте.

Остаток урока прошел немного быстрее, чем обычно.

* * *

Я догнала Изабель в коридоре.

– Почему ты так улыбаешься? – спросила она.

– Я всегда улыбаюсь.

Она хихикнула:

– Ладно, согласна, ты много улыбаешься, только обычно не в школе.

– Это потому, что старшая школа – дробилка для душ.

– Не драматизируй, – пожурила она.

– Как скажешь, – засмеялась я. И все-таки Изабель была права. Сейчас я чувствовала необыкновенную легкость и могла думать только об одном. – Помнишь группу, о которой я тебе рассказывала? «Блэкаут»?

Мы остановились у шкафчика Изабель, и она достала из рюкзака несколько учебников и убрала их внутрь:

– Нет. Что они поют?

Я негромко напела пару строчек одной из песен, но Изабель ее не узнала, тогда я переключилась на другую.

– Нет? – Я несколько раз играла подружке эти песни. Удивительно, что она не помнила.

– Прости, но тебе нравится странная музыка, – с улыбкой произнесла Изабель, закрывая шкафчик.

– Думаю, ты имела в виду потрясающая музыка, ну да ладно.

– А что с этой группой?

– Кто-то еще о ней знает.

– Ну, ради их же блага, хотелось бы надеяться, что ты не единственная их фанатка.

Я улыбнулась:

– Нет, в смысле, кто-то здесь, в школе. Мы обменялись парой строчек на парте. Это было круто.

– Ты писала на парте? Нарываешься на неприятности?

Я вздохнула. Изабель не понимала важность моего открытия.

В другом конце коридора раздался громкий смех, и я обернулась – там стоял Кейд со своей компанией, а за его руку держалась Саша, единственная девушка среди них. Должно быть, они сейчас встречались. Смею предположить, что это ненадолго.

Сейчас у Кейда, похоже, каждую неделю новая девушка. Он пялился в телефон, а Саша ему что-то увлеченно рассказывала, и я снова вспомнила вечеринку в честь его дня рождения.

После того как Изабель прервала мои восхищения холлом в его доме, я прошла за ней на кухню, которая была как минимум в три раза больше моей. Стол был уставлен серебристыми мармитами с едой, с которых снимали крышки люди в белых пиджаках и галстуках-бабочках. Кто отмечает свой четырнадцатый день рождения с кейтерингом? Кейд прислонился к дальней стойке и копался в телефоне, ему словно было плевать на собственную вечеринку. В тот день Изабель держалась за его руку, а он ее игнорировал. Спустя минуту она что-то ему прошептала, и Кейд раздраженно, будто ему помешали, убрал телефон в карман, но уже в следующую секунду на его лице заиграла фальшивая улыбка, и он сказал: «Ешьте, пока горячее». Я кивнула на подносы и ответила: «Большинство людей угощают пиццей и тортом». Тогда он взглянул на меня со свойственным только ему самодовольным высокомерием и произнес: «Я не большинство».

В ответ я буркнула что-то грубое, вроде «слава богу».

– Ты не можешь просто игнорировать его? Быть милой? – взмолилась Изабель.

В тот день я не могла игнорировать Кейда, не после того, как он пренебрег подругой. Но сегодня я собиралась доказать ей, что могла это сделать. Мы направились в сторону Кейда, к единственному выходу из здания, и я твердо решила не реагировать ни на какие оскорбления, которые он бросит в мой адрес. Но парень просто улыбнулся Изабель своей ослепительной, самоуверенной улыбкой, даже не заметив меня. Подружка улыбнулась ему в ответ. Сообразив, что впиваюсь в него взглядом, я расслабилась. Надо держать рот на замке. А это оказалось сложнее, чем я думала.

– Впечатляет, – сказала Изабель, когда мы вышли на улицу.

– Что? Я вела себя как всегда, – буркнула я.

Она хихикнула:

– Но ты же заметила, что Кейд тоже вел себя цивилизованно? Видишь, что бывает, когда ты милая?

– Да…

Подождите, что? Изабель намекала, что это я всегда начинала ругаться с Кейдом? В большинстве случаев это он все начинал.

Я вздохнула. Я рассуждала как мой семилетний брат. Может, подружка и права. Если я буду выше этого, Кейд, по крайней мере, оставит меня в покое. Мне нравилась эта мысль – Кейд оставит меня в покое. Мы оставим друг друга в покое. И тогда находиться в школе станет куда приятнее.

Глава 6

Я села в машину Эшли, которая ждала меня в зоне, где парковка запрещена:

– Привет.

– Приветик, – улыбнулась сестра. – Как дела в школе?

– Без изменений. – Сначала я хотела рассказать ей о послании на парте, но потом передумала. Если для Изабель это не имело значения, то для Эшли уж и подавно.

Она подождала, пока перед нами пройдет компания девушек, и поехала вперед:

– Когда я ходила в школу…

– В прошлом году, – прервала я.

– Да. Мне приходилось ездить домой на автобусе или просить маму забрать меня на мини-вэне.

– На прошлой неделе мама забирала меня на мини-вэне.

– Ну а меня каждый день. Каждый день, Лили. И мне все равно удалось завести кучу друзей. Тебе повезло, что я купила машину. Хорошую машину, которая не поставит тебя в неловкое положение.

Эшли частенько высказывала мне это по дороге домой, и я уже исчерпала все правдивые ответы.

– Да, мне очень повезло. Спасибо, Эшли. Как мне тебе отплатить?

Я прислонилась головой к окну. Интересно, заметит ли она, если я подремлю.

– Может, мне стоит подольше работать в магазине кампуса, чтобы ты испытала настоящую пытку мамой каждый день. – Эшли вздохнула и взглянула в зеркало заднего вида. – Она однажды секунд десять сигналила, пока я ее не увидела. А в другой раз заставила меня отвести Джону в уборную, и тот всю дорогу кричал, что вот-вот надует в штаны.

Я засмеялась.

– Тебе кажется это смешным, потому что это случилось не с тобой.

– Мне кажется это смешным, потому что у меня есть и свои истории, Эшли. Ты не единственная в этой машине, у кого есть братья, сестра и странная мама.

– В этой отличной, почти новой машине.

– Да, она – высший класс. Совершенство. И такая красивая. Как называется этот цвет? Синий кобальт или арабские ночи?

– Никакой благодарности.

Я улыбнулась, и Эшли включила радио. У нас были совсем разные вкусы в музыке. Когда сестра увидела, как я поморщилась, то широко улыбнулась и, открыв окно, прибавила громкость.

* * *

– Что это? – спросила Эшли, бросая ключи в блюдце на стойке, когда мы вошли на кухню.

Поскольку я шла за ней, то не видела, что она имела в виду. Стоило мне отойти в сторону, чтобы взглянуть, как у меня мимо ног промчался белый пушистый комок, за которым гнался Уайат. Эшли вскрикнула, и я, с опаской взирая на пол, сбросила рюкзак и запрыгнула на стойку спиной к шкафам.

– Кроличье мясо, – со смешком ответила мама из-за стола, где она нанизывала бусинки на проволоку – мастерила нечто похожее на сережку.

– Кроличье мясо? – переспросила Эшли. – В смысле, мы будем его есть?

– Нет, конечно нет. Я спасла его от этой участи. Мальчикам нужно научиться ответственности, поэтому я взяла им домашнее животное.

Я слезла со стойки:

– А чем плоха милая обычная собачка?

Кролик вернулся на кухню, и Уайат с улыбкой подхватил его. Рядом с ними возник Джона и принялся гладить кролика.

– Он ведь живет на улице, правда? – спросила я.

– Да, – ответила мама, с помощью плоскогубцев загибая проволоку. – Мы выпустили его немного размяться.

– Ну конечно. – Я подобрала рюкзак и взяла из миски на стойке яблоко.

– Это существо отвратительно. У него розовые глаза, – высказалась Эшли, так и не сдвинувшись с места.

– Он милый, – заспорил с ней Уайат.

Когда я подошла к спальне, дверь в нее была приоткрыта. Плохой знак. Толкнув ногой дверь, я осмотрелась. На стороне Эшли, как обычно, на полу валялись джинсы, но в остальном комната выглядела как прежде. Я скинула красные кроссовки и, убрав их в шкаф, откусила яблоко. И только направилась к гитаре, как наступила на что-то влажное. Я подняла ногу и увидела что-то похожее на горстку изюма. Кроличьи какашки!

– Кошмар! – взвизгнула я.

– Что? Кто умирает? – спросила мама, когда я с безумным взглядом ворвалась на кухню.

– Кролик, если можно так сказать. Это существо нагадило в моей комнате. Что он в ней делал? Ты можешь держать мальчишек подальше от моей комнаты?

– Да, извини. – Мама встала и пошла, как я надеялась, либо убирать какашки, либо заставлять это делать Уайата.

Я услышала шум, доносившийся с заднего двора и открыла дверь. Там в черной металлической клетке сидел кролик. Это был не пушистый маленький комочек, а большой, уродливый кролик. Он поднялся на задние лапки и понюхал воздух.

– Да, нюхай, – сказала я кролику. – Это запах твоего врага. Хорошенько вдохни. Мы не друзья. – Скорее всего, он просто учуял яблоко, которое я до сих пор держала в руке, а не меня. Я откусила кусочек и бросила его в клетку, посылая сигнал, прямо противоположный моей речи. – Держи ухо востро.

– С кем ты разговариваешь? – спросила Эшли.

Я закрыла дверь и повернулась к ней:

– Ни с кем.

– Тебе пора с этим завязывать. – Сестра прошла мимо меня к нашей спальне.

Вот тебе и потренировалась!