Текст книги "Моя возлюбленная сакура"

Кэйсукэ Уяма
Моя возлюбленная сакура

 
Каждый раз, когда вижу цветение сакуры, оживают воспоминания.
Не важно, сколько времени пройдет – я буду думать о тебе.
Мисаки, я так ничего тебе и не дал.
Не заметил боль, не спас от печали. Я оказался бессилен.
И не только.
Я обидел тебя.
Что ты чувствовала, когда провожала взглядом мою спину?
Сердце разрывается, когда я думаю об этом.
Но уже поздно раскаиваться.
Ведь мы с тобой больше не встретим весну.
Остается только пронести память о тебе через всю отведенную мне жизнь.
Поэтому, Мисаки, я буду вспоминать о тебе каждый раз, когда увижу цветущую сакуру.
Вспоминать о возлюбленной, которая, точь-в-точь как сакура, распустилась чудесным цветом лишь на короткий миг…
 

Глава первая
Весна

Ножницы, отщелкивая приятный ритм, наводили порядок на голове Харуто Асакуры.

Каждый раз, когда ловкие пальцы девушки за его спиной захватывали очередную прядку, сердце Харуто пропускало удар. Тело как будто расплавилось под жаркими летними лучами, а ладони вспотели. Харуто вытер их под накидкой для стрижки, внимательно наблюдая в зеркало, чтобы парикмахер не заметила.

Волнистые волосы – не черные, а каштановые. Кофточка в горизонтальную полоску. Личико круглое, как кошачья мордочка. Сосредоточиваясь, девушка чуть-чуть поднимала брови.

Мисаки Ариакэ. Так звали ту, в кого влюбился Харуто.

В салоне ненавязчиво играла битловская «I Will», и лицо у молодого человека горело, как пережаренное на угольках рисовое тесто.

В этот визит она снова казалась ему невозможной милашкой. Какие гены нужно собрать, чтобы получилась такая прелесть? Харуто хотел немедленно выразить родителям девушки свою благодарность.

И вдруг Мисаки встретилась с ним взглядом в отражении. Харуто чуть не взлетел с кресла на первой космической: «Вот же! Она заметила, как я пялюсь!»

Но Мисаки только удивленно склонила голову набок:

– Что-то не так?

Похоже, не заметила пылкого взгляда Харуто.

– Ничего, ха-ха-ха! – натянуто рассмеялся он.

«Спокойствие, только спокойствие! Сегодня я пришел в салон с великой целью. Все очень серьезно. Начинается главная битва моей жизни!»

Молодой человек бросил взгляд за окно. Там вилась узкая дорога, а за ней раскинулась сакура. Дерево чуть кренилось вправо. Пышные соцветия в ярких лучах весеннего солнца радовали глаз. Нежный ветер увлекал за собой пригоршни лепестков, и они взвивались высоко в небо – не вид, а готовая фотография. Однако даже столь умиротворяющий пейзаж в эту минуту лишь приводил сердце Харуто в еще большее смятение.

На этой неделе цветение достигло пика. Скоро сакура начнет опадать. Времени в обрез. Если приглашать вместе любоваться цветами, то только сегодня!

Тем временем трэк сменился на битловскую же «She Loves You».

«Меня даже музыка подбадривает. Джон, Пол и остальные ребята – спасибо!»

Стратегию он уже разработал. Сейчас они заговорят ни о чем, и Харуто плавно перейдет к сакуре. Например: «Какой у вас любимый десерт?» – «Пудинг, пожалуй». – «А у меня сакура-моти[1]1
  Моти – традиционное японское пирожное из рисового теста с начинкой из бобовой пасты. Cакура-моти делают из розоватого теста и заворачивают в маринованные листья сакуры. Такие моти часто готовят именно в честь цветения японской вишни.


[Закрыть]. Кстати, о сакуре! Самый сезон, правда? Я вроде читал, что на этой неделе пик цветения. А на следующей уже дожди обещают… О! Может, сходим вместе полюбоваться цветами?»

Вот, именно так. Очень естественное и стильное приглашение. Ну всё, в бой… Нет! Стоп! Все-таки от сакура-моти к сакуре – не чересчур ли притянуто за уши? Чересчур. Лучше начать сразу с «сезона».

Харуто наскреб из самых дальних уголков сердца всю смелость, собрал ее в кулак и раскрыл рот, но перенервничал и не смог выдавить ни звука. Прядки волос падали на пол песчинками в часах, отмеряя утекающие секунды, и молодой человек ерзал, пытаясь что-то предпринять. Наконец Харуто зажмурился и выпалил:

– Са! Са! Са… се… се… се… се…

О нет! Язык не слушался и так и не дошел до «сакуры». Еще чуть-чуть – и Мисаки решит, что он эхом откликается на щелканье ножниц, как распоследний чудик. Срочно! Приглашай! Будь мужчиной, Харуто Асакура!

– Много в последнее время заказов? – опередила его Мисаки.

– А?! Э, да нет. – Харуто растерялся от неожиданности.

– Нет? Ну, все равно: восхищаюсь профессиональными фотографами! Особенно такими, которые стараются прокормить себя исключительно ремеслом. Вам, кажется, двадцать четыре?

– Ну, ну да…

– Ого! Всего год разницы! Ну все, вы меня вдохновили. А, кстати, над какими сюжетами сейчас работаете? О, весна же – наверняка снимаете сакуру?

«Сакура»?! Харуто ухватился за кодовое слово, резво обернулся и воскликнул:

– Самый сезон сакуры, правда? Может, сходим полюбоваться…

Щелк! – пронзительно скрипнули ножницы.

Мисаки застыла как вкопанная и побелела словно полотно.

«Что такое? Ой, вы случайно прядь неровно обрезали? Не обращайте внимания!»

Тут Харуто заметил, что лезвия обагрены свежей кровью.

– Ой! А откуда кровь?

В следующий миг женщина на соседнем кресле завизжала, как героиня фильма ужасов. Следом, будто по сигналу, подняли переполох сотрудники салона. Кто-то из них закричал: «Полотенце, срочно! Скорую!»

Харуто озадаченно склонил голову набок. Что происходит-то?

– Простите!.. – пропищала Мисаки. Молодой человек перевел на нее взгляд и увидел, что из глаз девушки катятся слезы.

«Да п-п-плакать-то зачем? Неужели она настолько не хочет любоваться со мной сакурой? Ох, сейчас сам расплачусь!»

– За что же вы извиняетесь? – осторожно спросил, натягивая улыбку, Харуто, и девушка дрожащей рукой указала на пол. Там лежала окровавленная мочка уха.

Ого, вот как. А чья это, интересно?

И тут вдруг Харуто понял, что его.

Он перевел взгляд на зеркало, увидел залитое кровью левое ухо и чуть не выпал из кресла.

– А-а-а-а-а-а! У-у-ухо-о-о!

А из колонок уже играло битловское «Help!»

Харуто и не думал, что все так обернется…

От бессилия он, лежа на носилках в карете скорой помощи, закрыл глаза. Перед мысленным взором тут же возникла Мисаки.

Они встретились в самый обычный день на исходе лета.

Прошли бейсбольные соревнования среди старшеклассников, Харуто окончательно заскучал и решил, что пора уже привести в порядок неприлично отросшие волосы. Отправился в Симо-Китадзаву. Тот дешевенький салончик, где ему всегда делали стрижку за две тысячи иен, оказался закрыт, так что пришлось искать другой. В Симо-Китадзаве Харуто бывал нечасто, но в тот раз он собрался завернуть в «Вилледж вангард» за сборником фотографий со смешными, похожими на онигири котами. Поэтому лениво решил, что если по пути попадется недорогая симпатичная парикмахерская, то туда он и зайдет – и с таким настроением оседлал новенький горный велик матово-черного цвета.

Салон «Пенни-лейн» нашелся на углу жилого блока неподалеку от станции. Харуто заприметил белую, без единого пятнышка витрину. На ручке гордо висела табличка с вычурной надписью: «Пенни-лейн»[2]2
  «Penny Lane» – песня группы «Битлз».


[Закрыть].

Признаться, заведения с такой претензией Харуто не любил. Обычно чем кичливее фасад, тем неприятнее сама парикмахерская. К гадалке не ходи: логово непризнанных гениев. Нечего изменять родному салону. Тем более что тут прайс включал уход за лицом[3]3
  В японских салонах красоты широко распространена практика полного выбривания лица и корректировки формы бровей.


[Закрыть] и составлял четыре тысячи иен. Но готовый уже уйти Харуто остановился, увидев на доске объявление: «Для новых посетителей скидка! Всего три тысячи иен!»

Салон ему, конечно, не понравился, но ведь дешево, а второй раз он сюда возвращаться не собирался…

За деревянной дверью его встретили переливы «Here Comes the Sun». За стойкой сидел погруженный в тяжелые мысли парень с причудливыми очками в тяжелой черной оправе – по всей видимости, директор – и что-то старательно считал на калькуляторе. Помещение оказалось тесноватое: четыре кресла и одна мойка. По залу деловито сновали двое парикмахеров. Один – крашеный блондин, второй – с андеркатом.

Харуто, глядя на этих модных парней, про себя фыркнул: «Ну я так и знал».

Он присел на диванчик и заполнил анкету, как вдруг…

– Добрый день, сегодня с вами буду работать я! Ариакэ.

Как только Харуто поднял голову, чтобы посмотреть на обладательницу столь нежного голоска, сразу влюбился без памяти.

Часто про этот миг говорят: «Меня будто прошибло током» – но только не Харуто. Какой там ток! Он будто повстречал самого бога грома, и тот принялся гонять несчастного и в хвост и в гриву.

У Мисаки на поясе висел чехол для ножниц, как у стажерки. Она улыбнулась ему черными, будто два омута, глазами. Харуто всерьез показалось, что она сияет.

Надо же, как бывает: он-то просто случайно завернул в парикмахерскую. Удивительный подарок преподнесли ему смешные коты-онигири… Ах! Харуто в панике покосился на свою одежду.

Черт возьми! Почему именно сегодня он надел такую дебильную футболку?! С огромным и размашистым «Endless Summer» через всю грудь, как будто он всеми мыслями в уходящем лете?

Харуто поспешно стер со лба пот. Спокойствие, только спокойствие! Черт, сколько пота! Лоб, прекрати потеть! А то она подумает, что Харуто – тающий снеговик!

Но Мисаки улыбнулась без тени насмешки и пригласила его в кресло.

Все то время, пока девушка работала, он не мог отвести от нее взгляд.

Сколько ей лет? Она живет поблизости? А парень есть? Сто процентов есть. Такая девушка! Наверняка встречается с кем-то из коллег. Может, даже с тем очкастым – хотя есть же предел всякому абсурду… Гм? Харуто нахмурился. Ему показалось, что девушка в отражении очень нервничает. Будто перехватив его недоуменный взгляд, она тихонько пробормотала, точно открывая ему страшную тайну:

– Вы у меня первый клиент. Ой! Только вы не думайте, я, конечно, практиковалась на добровольцах. Но немного переживаю. Если вам вдруг что-то не понравится, сразу говорите!

«Бросьте! Из-под ваших рук я готов выйти даже как после урагана! Даже хорошо: устройте мне ураган!»

Вот насколько он в нее влюбился.

При этом, несмотря на предупреждение, стрижка получилась отличная. Сказались и пристрастное отношение самого Харуто, и прежний опыт стрижки в дешевом салоне у бабули с дрожащими руками… Так что клиент остался очень доволен:

– С-спасибо вам огромное. Прям совсем другое дело. И как бы сказать… Кажется, я как-то даже похорошел, ха-ха-ха…

«Почему я не умею объясняться по-человечески?» – приуныл от собственного косноязычия Харуто, но девушка рассмеялась:

– Я очень рада!

Услышав ее смех, молодой человек окончательно потерял голову.

С тех самых пор он стал исправно раз в месяц приходить к ней в «Пенни-лейн». Поначалу они едва перебрасывались парой слов, но со временем разговор стал завязываться все непринужденнее.

Кстати, парня у Мисаки не оказалось. Узнав об этом, Харуто так обрадовался, что в тот же вечер закинул в себя аж восемь стаканов хайбола[4]4
  Коктейль из виски с содовой.


[Закрыть] в идзакае[5]5
  Японское заведение, по духу напоминающее паб.


[Закрыть] на станции Симо-Китадзава.

Может, и нехорошо ходить в парикмахерскую ради конкретной работницы. Но ничто не могло заменить Харуто мимолетных встреч с Мисаки. Пожалуй, она составляла единственную радость его жизни. Если девушка рассказывала о каком-нибудь фильме, то до следующей встречи он обязательно находил время его посмотреть. А когда она пожаловалась, что кожа на руках грубеет, он разыскал в интернете действенное китайское средство.

Но в глубине души его, точно осклабившийся зверь, подтачивал страх: а если парень все-таки появится? Харуто понимал, что нужно как можно скорее звать Мисаки на свидание.

Он поспешил – и вот что из этого вышло.

Его доставили в больницу при медицинском университете Кэймэй, в Синдзюку.

Врач, увидев отсеченную мочку, дружелюбно успокоил: «Сейчас быстренько пришьем». Харуто про себя проворчал: это не то же самое, что лоскуток обратно к ткани пристрочить – но покорно следовал всем инструкциям. Благодаря анестезии, Харуто даже ничего не чувствовал, но она не спасала от саднящей боли в груди.

«Как я мог довести ее до слез… Зачем же я обернулся?»

Мочку действительно вернули на место. Молодому человеку велели прийти через неделю снимать швы, он взял выписанное обезболивающее и отправился на тот выход, который не закрывали на ночь. Ноги были как ватные.

В регистрационной ночью стояла зловещая тишина, и ни в одном коридоре Харуто не встретил ни души.

Левое ухо перевязали, и оно еще не отошло от анестезии, поэтому казалось каким-то чужим. Харуто ненадолго остановился, с досадой ударился лбом о стену и вздохнул, наверное, уже в тридцатый раз. В безмолвии коридора вздох разнесся особенно громко.

«Все кончено. Я больше никогда не осмелюсь позвать ее на свидание. А на будущей неделе сакура опадет. И моя любовь осыплется вместе с ней…»

– Извините!

За автоматическими дверями показалась запыхавшаяся Мисаки. Харуто чуть не подпрыгнул от неожиданности.

Девушка подбежала к нему, увидела перебинтованное ухо и снова чуть не расплакалась.

– Простите! Вот! Это от нашего директора!

Она протянула ему коробку с печеньем из знаменитой в Симо-Китадзаве кондитерской. Ох, как Мисаки, наверное, влетело от руководства. Глаза у девушки совершенно опухли.

Харуто вскинул руки.

– Что вы, не переживайте! – воскликнул он и кривовато улыбнулся. – Я сам виноват, что так резко обернулся.

– Конечно же, нет! Это я растяпа!

– Правда, не стоит переживать…

– Я компенсирую счет за лечение! Скажите, сколько с вас взяли?

– Это лишнее!

– Не лишнее! Позвольте загладить вину!

С каждым возражением Мисаки взвинчивалась все сильнее, пока голос ее не задрожал от слез и она не шмыгнула:

– Если… если вдруг мочка не приживется… я вам свою отдам! Простите меня, пожалуйста!

«О, ваша мочка мне очень даже нужна! Вот бы к ней прикоснуться. Но что же вы, в самом деле, так извиняетесь…»

– Бросьте!..

– Просите, чего хотите!

– А?

– Сделаю все, что в моих силах!

– П-прямо все?

– Да! Все!

Ах, «все»?.. И тут в голове Харуто мелькнула мысль. Он прекрасно знал, как нечестно поступает, но…

– Ну тогда…

Голос задрожал, и молодой человек вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться.

– Пойдемте на свидание!

Коридор вновь погрузился в тишину. Мисаки застыла с раскрытым ртом. Харуто тут же пожалел о сказанном. Ну, вообще, правда: вряд ли она ждала, что ее позовут на свидание. Это еще умудриться надо так плохо подобрать момент. Но раз уж сказал – придется идти до конца.

– С-сакура в самом цвету… И… ну… можно вместе полюбоваться…

Харуто смело посмотрел Мисаки прямо в глаза:

– Пойдемте любоваться сакурой?!

Кажется, девушка наконец осмыслила, что ей сказали, тут же отвела взгляд и несколько раз задумчиво стукнула тонким пальчиком по краешку губ. Очевидно, подбирала слова для отказа.

«Не согласилась. Зачем я только ляпнул?..»

Харуто понурился и мысленно распрощался с мечтой, как вдруг:

– Хорошо.

– А?

Харуто так растерялся, что не вспомнил больше ни одного слова. Ему даже показалось, будто девушка ответила на иностранном языке, поэтому он уточнил:

– То есть вы не против свидания?

Мисаки коротко, но утвердительно кивнула.

– П-п-правда?!

На лице Харуто расплылась счастливая улыбка.

«Ура! Свидание! Не зря мочку отчекрыжили!»

Молодой человек чуть не пустился в пляс от радости.

Затем они обменялись контактами, и Харуто решил, что пора домой.

Он сел на велосипед у ворот больницы и кивнул на прощание, а Мисаки неловко улыбнулась в ответ. Так Харуто и укатил, до последнего не прекращая раскланиваться.

Молодой человек колесил по дороге, и его овевал теплый ночной ветер. Расставленные на равных промежутках друг от друга фонари слепили его. Габаритные огни на обгоняющих машинах казались свежее роз, а городской пейзаж – во сто крат прекраснее, чем вчера или в любой другой день раньше.

Харуто притормозил на набережной неподалеку от станции Сасадзука и, не вставая с сиденья, залюбовался сакурой в свете фонарей. Лепестки опадали мелкими горсточками под дуновением ветерка.

Молодой человек открыл контакт Мисаки, и ему показалось, что одиннадцать цифр ее номера – самая удачная из всех возможных комбинаций. Харуто расплылся в счастливейшей улыбке. Но вдруг она угасла, точно ее унес с собой ночной ветер. А по сердцу расплылось черной кляксой чувство вины.

«Восхищаюсь профессиональными фотографами!»

Как только он вспомнил слова Мисаки, душу защемило.

Молодой человек сгорбился.

«Надо будет извиниться… Я ведь никакой не фотограф».

Ложь затянулась – и за это он обязан попросить прощения.

Анестезия начала проходить, и теперь каждое прикосновение к левому уху отдавалось болью.

А может, болело не ухо – а душа от мук совести.

«Нечестно приглашать на свидание в таких обстоятельствах. Не откажешь ведь…»

Мисаки тихонько вздохнула, прислонившись к двери поезда на линии Одакю.

Вот чего она не ожидала – так это что ее позовут на свидание.

Состав остановился на станции Умэгаока, и девушка поплелась к турникетам.

Если днем вокруг станции беспрестанно сновали студенты, то к одиннадцати вечера прохожих вообще не оставалось. Мисаки купила в супермаркете по дороге бутылочку молочного чая и желе и пошла домой, размахивая пакетом с покупками.

Вообще, не в первый раз парикмахер захватил ножницами ухо клиента. Хотя, конечно, так нельзя. И Мисаки еще не слышала, чтобы мочку прямо оттяпали. Их салон запросто могли закрыть через суд. Поэтому сразу, как только покалеченного клиента отправили в больницу, совершенно озверевший директор пригрозил понизить ее обратно до стажера. Девушка очень долго ждала, когда ее наконец повысят до стилиста, и возвращаться не хотелось совершенно. Конечно, сама виновата, но все равно наворачивались слезы.

Мисаки повернула за рыбной лавкой, и вскоре впереди показалась старая идзакая. У побитого непогодой деревянного фасада висел красный фонарь с надписью: «Ариакэ-я». Из-за стеклянной раздвижной двери просачивался свет и слышался смех гостей. В каждом районе есть хотя бы одна такая классическая идзакая, как с картинки. Там и жила Мисаки.

Девушка переступила порог и поздоровалась. Старший брат, Такаси Ариакэ, заметил, что она припозднилась, рассмеялся и вернулся к болтовне с завсегдатаями. Поприветствовали ее и посетители у барной стойки – они даже подняли в ее честь кружки. Мисаки всегда отвечала им тепло, но сегодня не нашла в себе сил на улыбку. Это заметила Аяно Ёсино, которая попивала у стойки хайбол, и спросила:

– Что-то случилось?

Аяно встречалась с Такаси, и Мисаки любила ее почти как старшую сестру. Взрослой серьезной женщине очень шли длинные прямые волосы. Брат такой красавицы не заслуживал.

– Что-то на работе? – с тревогой уточнила Аяно.

– Да нет, ничего, – заверила ее Мисаки, выдавливая из себя улыбку. Всё-то Аяно замечает!

– Мисаки, опять с чем-то накосячила? Ну ты и растяпа!

Такаси сложил на груди мускулистые руки, обтянутые черной футболкой, и расхохотался.

– Ой, заткнись, – огрызнулась на бесчувственного брата Мисаки, надув щеки, и затем пошла к лестнице на второй этаж.

– Эй, а поесть? – крикнул ей вдогонку Такаси.

– Не хочу.

– Ах, не хочешь? А у нас сегодня твои любимые морские улитки!

Морские улитки? Мисаки против воли застыла. Стоило только представить шкворчащих на гриле, запеченных вместе с раковиной морских улиток, как рот наполнился слюной. А еще соевым соусом их полить и свеженькими с самого пылу… Ух, вкуснотища! Живот заурчал.

– Так как? Будешь – не будешь?

Мисаки продержалась еще секунду, прежде чем ответить.

– Буду… – пробубнила она, присаживаясь рядом с Аяно.

– Вот и я, конечно, понимаю, что не права, и вообще мочку ему отрезала, и сама сказала, что на все готова. Но свидание?! Это против правил! – пожаловалась на сегодняшнюю трагедию Мисаки, осушая уже третью чашечку саке. Она твердо обещала себе в этот вечер не пить, поскольку знала, что иначе начнет жаловаться… Но после первой улиточки не удержалась.

Выслушав печальный рассказ, Такаси стукнул по разделочной доске кулачищем, похожим на бейсбольную перчатку.

– Уж не знаю, что он там за фотограф, но это ж какая наглость – так свидание выклянчивать! Да я сам ему мочки оторву!

Завсегдатаи согласно загалдели:

– Точно, этому порнографу надо уши отодрать и на фарш перекрутить!

Они дружно осушили бокалы в знак таинственной солидарности пьяных.

– Ну-ка, Мисаки, дай мне телефон этого с мочками! Я ему для симметрии правое ухо обкорнаю…

– Так! – гаркнула Аяно, со стуком складывая на стойку палочки. – Заткнулись все со своими мочками! Я, между прочим, ем вареные гёдза[6]6
  Азиатское блюдо, напоминающее вареники. Делаются из теста с мясной и, как правило, овощной начинкой.


[Закрыть]! Понимаете?! Они чуть-чуть похожи на уши. Так что прекратили быстро… И вообще, хотите, чтобы Мисаки с работы вылетела?

– Но… – попытался возразить Такаси, поджимая губы, как обиженный ребенок.

– Лично я считаю, можно, – обратилась женщина уже к Мисаки.

– Что можно?

– На свидание сходить. А вдруг окажется хороший парень?

– Ты чё несешь! Ни за что! Он полный придурок!

Но Аяно не обратила внимания на вскинувшего ручищи Такаси и продолжила:

– Повеселись, раз выпала возможность!

– Ну не знаю, – откликнулась Мисаки, прихлебывая четвертую чашечку. – Он же наш клиент…

– А у вас есть какие-то правила на этот счет?

– Нет, но…

– Ты ж сто лет не ходила на свидания?

– Да, но…

– И ты, кажется, жаловалась, что новых людей не видишь. Это шанс, я тебе говорю!

– Ну какой же он «новый человек»…

Тут у Такаси лопнуло терпение, и он громко цокнул языком:

– Так, ну-ка завязывай! Тоже мне, военный стратег! А ты, Мисаки?! Новых людей ей подавай! А кто хотел себя с лучшей стороны показать? Или ты на работе ворон считаешь, потому что о мужиках думаешь?

Такого комментария Мисаки снести уже не смогла и впилась в брата взглядом:

– С дуба рухнул? Но любви-то все равно хочется, мне ж всего двадцать три!

– Вот и иди на свидание! – тут же наставила ее Аяно.

– Какое же это свидание?!

– А что тогда?

– Ну… – Девушка задумалась, подбирая слова, и осушила чашку. – Компенсация ущерба, вот!

И с этими словами она убежала на второй этаж.

Там они с братом жили. Слева от скрипучей лестницы располагалась гостиная, а дальше по коридору – кухня и ванная. В самом конце находились комнаты Такаси и Мисаки. На двоих им хватало места за глаза.

Девушка отодвинула неподатливую фусуму[7]7
  Раздвижная дверь в японском доме.


[Закрыть] и рухнула на кровать. Хотелось уснуть, не смывая макияж. Мисаки перевернулась в постели и уставилась на лампу под потолком. Комнату в свое время переделали на западный манер, но абажур менять не стали, и тот выбивался из интерьера. Глядя на флюоресцентную лампу в слегка пожелтевшем абажуре, девушка вздохнула.

Аяно, конечно, права, Мисаки сто лет не ходила на свидания…

В последние годы как-то совершенно не складывалось. В старшей школе Мисаки еще встречалась с одним парнем. Но родители умерли, и она не хотела висеть на шее у брата, так что тут же нашла подработку, а вечерами часто помогала в «Ариакэ-я». И парень бросил ее со словами, что та слишком много работает, и он не чувствует рядом с ней дыхания юности. До сих пор девушку это бесило. Конечно, она много работала: денег-то никто просто так не оставил!

Потом Мисаки пошла в училище, и дел не убавилось. Даже стало больше. Брат оплатил учебу, но материалы для занятий – ножницы, головы-манекены, полотенца, термобумага – тоже стоили денег. Так что у Мисаки едва оставалось хоть какое-то время между работой и подработкой, и о любви она, конечно же, даже не мечтала. Но все это, разумеется, отговорки. Вообще-то она просто жалела силы на отношения.

После долгого перерыва сложно обустроить личную жизнь. Особенно когда прошлые отношения закончились на такой дурацкой ноте – это отбивало всякую охоту пробовать еще раз. Так чувствует себя питчер, когда стоит посреди поля, и матч уже, считай, проигран, а от него требуют подавать следующий мяч. Вот и Мисаки: в первый же год рабочей жизни ее пригласил погулять парикмахер из соседнего салона – но он так пылко добивался внимания, что в конце концов девушка струсила и отказалась. А ведь симпатичный был и вроде бы добрый. И хобби у них совпадали, и каждая его шутка угождала прямиком в страйк-зону. Однако после первого отказа он ее больше не приглашал. А вскоре Мисаки услышала, что тот парень обзавелся другой девушкой, и, с одной стороны, возмутилась до глубины души тем, как быстро он переключил внимание, а с другой – посетовала об упущенном шансе. Бессрочный отпуск от романтических отношений продолжался до сих пор, и перспектив его прекращения Мисаки не видела.

Девушка достала из пакета желе и зачерпнула полную ложку.

Цветами вместе любоваться… Ну, подумаешь – свидание-извинение! Это же не значит, что Мисаки снова в игре?

На следующий день девушка еще раз извинилась перед директором за вчерашний инцидент. Начальник за ночь тоже немного успокоился, поэтому больше не злился. Мисаки сохранила за собой прежнюю должность. Но понимала, что расслабляться рано. Клиенты ходят в салон в поисках красоты. А парикмахеры воплощают их мечты в жизнь. Поэтому нельзя унывать. Выше нос! В восемь часов салон закрылся, для сотрудников провели брифинг, и директор объявил, сколько они за сегодня заработали и что можно было бы улучшить. В парикмахерской было всего четыре человека, включая директора, и рук не хватало. Каждому приходилось трудиться в поте лица. Хотя Мисаки на загруженность не жаловалась: в конце концов, иначе ей не досталось бы место стилиста.

В помещении убрались, и старшие пошли по домам, а Мисаки решила еще потренироваться. Она так делала каждый день. Оставалась наедине с учебными манекенами и отрабатывала проблемные прически. Женские короткие стрижки давались ей особенно трудно, и она не жалела на них сил.

И вот девушка глазом моргнуть не успела, как стукнул двенадцатый час. Мисаки подумала, что пора закругляться, и уже достала из кармана ключ, как вдруг застыла. Заметила на руке несколько седых волосков.

– Ну вот, опять…

Они в последнее время постоянно вылезали. От усталости, что ли?

Девушка со вздохом их выдернула, и тут в кармане завибрировал телефон.

Это кто же ей пишет в такой час? Мисаки взглянула на экран и вздрогнула. Пришло сообщение от Харуто.

Тема: Касательно свидания

Текст: Еще раз приношу извинения за неудобства, причиненные вчера вечером. Вас беспокоит Харуто Асакура. Касательно свидания, о котором мы договорились: если удобно, хотелось бы увидеться с вами в понедельник – насколько я знаю, у вас выходной. Предлагаю встретиться на станции Синдзюку у южного выхода (обращаю внимание: выход на «Саузерн террас» – с другой стороны, не перепутайте). Предположительно день для любования цветами окажется подходящий, поскольку в будний день должно прийти не так много людей. Однако невозможно исключить вариант дождливой погоды, которая не подходит для цветов, и в таком случае я буду вынужден воспользоваться запасным планом свидания. Надеюсь на ваше понимание. С нетерпением жду встречи.

Это что еще за зубодробительно деловой стиль? Может, он из тех, кто вовлекает людей в сомнительные финансовые схемы? Но вроде же Харуто – фотограф, вряд ли он стал бы таким заниматься.

Дома Мисаки решила поискать в сети: «харуто асакура фотограф». Чтобы узнать, в каком стиле он вообще работает. Но ничего подходящего не нашла.

Странно! Разве не надо загружать в сеть хотя бы какое-нибудь портфолио, чтобы тебя могли найти клиенты?..

– Значит, Харуто Асакура? – вдруг раздался голос из-за спины.

Мисаки резко обернулась и увидела распаренного после ванны Такаси – он как раз вытирал голову, заглядывая ей через плечо в экран.

– Эй! Ты зачем без спросу смотришь?

Девушка сделала вид, будто сейчас бросит в него телефон, чтобы отстал, но брат не только не испугался, а еще и насмешливо спросил:

– Ты ж вроде просто повинную отрабатываешь? Зачем решила про него что-то искать?

– Да я так, чисто разведать…

– Ах! Разве-е-едать! А рожица-то очень довольная была, разведчица.

– Ой, отвали! Неправда! Ничего не довольная!

Мисаки скривилась и ретировалась в ванную.

Глядя на пар, который поднимался от воды, девушка задумалась: «А зачем он вообще позвал меня на свидание? Понравилась я ему, что ли? Или это я губу раскатала, и надо думать поменьше?»

Но все-таки свидание же. Почему-то Мисаки это немного вскружило голову.

Когда отправишь идеальное сообщение, даже хаппосю[8]8
  Дешевое японское пиво с низким содержанием солода.


[Закрыть] кажется вкуснее. Харуто опрокинул алюминиевую банку, глотая содержимое.

Он считал, что письмо получилось, может быть, суховатое, но по-настоящему искреннее и джентльменское. Харуто уже три года ничего такого девушкам не писал, поэтому перед отправкой ему пришлось собрать в кулак немало смелости. Собирал он ее с полчаса. Даже стыдно, что в свои двадцать четыре года он так долго решался.

Однако стыд улетучился без следа, как только пришел ответ от Мисаки:

Хорошо. До встречи (._.)

Смайлик она прислала равнодушный, но – в глазах Харуто – такой миленький! Он раз за разом перечитывал короткое сообщение и чувствовал, что лицо у него расплылось, как кусочек масла.

Молодой человек достал из холодильника еще одно хаппосю, открыл окно и впустил в свою каморку на восемь татами[9]9
  Около 13 м². Татами – японские соломенные маты размером примерно с одно спальное место. Ими выстилают пол в традиционном жилище.


[Закрыть] с кухней ночной весенний ветер. Ветер и холодный напиток хоть чуть-чуть остудили пылающее сердце Харуто.

Маленькими глоточками потягивая свежее хаппосю, он смотрел на скверик по другую сторону узкой улицы. Сакура трепетала на ветру. Лепестки опадали в свете фонарей.

– Зачем я только ей соврал?.. – На душу вновь навалилось раскаяние.

«Я же просто подрабатываю в видеосалоне. Тоже мне, возомнил себя профессиональным фотографом…»

Фотографом он когда-то мечтал стать.

Отец подарил ему на прощание «Никон» третьего поколения, и Харуто устремился в Токио, сжимая в руках фотоаппарат, как билет к мечте. В мегаполисе его окружили многоэтажки, над головой нависла громада Токийской телебашни, а от больших толп мутился разум. Но молодой человек был уверен, что именно тут сбудутся его мечты, потому дух его витал под самыми облаками.

Харуто переехал в столицу сразу после школы и устроился в фотостудию в Эбису. Набросал себе такую перспективу: проработает пару лет на побегушках, зато обзаведется полезными знакомствами. Он прекрасно понимал, что будет непросто. Но твердо верил: ему хватит таланта. Наивному юноше из глубинки в Нагано еще только предстояло познать суровую натуру Токио.

Жизнь в студии бурлила значительно активнее, чем представлял себе Харуто. Приходилось бегать в мыле, готовясь к съемкам, под постоянные крики начальства, а потом как можно скорее все демонтировать, чтобы подготовиться к следующим фотосессиям – на сон времени не хватало. Поначалу Харуто держался на упорстве и энтузиазме, но вскоре разочарование и усталость его сломили.

«Я что, попал в нелегальную контору? Каждый день подыхаю на работе, недосыпаю, а платят мало, только заставляют перерабатывать…»

В общем, и года не прошло, как Харуто оттуда сбежал. После увольнения он некоторое время ходил по конкурсам. Однако и там удача ему ни разу не улыбнулась, так что вскоре он даже подаваться перестал, а подаренный отцом «Никон» спрятал в дальний ящик.

Конечно, он жалел. Родители, занимаясь сельским хозяйством, оплатили ему и старшую школу, и депозит за квартиру, и благодарственный взнос[10]10
  В Японии принято выплачивать арендодателю «благодарственный взнос» в размере одной месячной платы за право пользования недвижимостью. В отличие от депозита, он не возвращается.


[Закрыть]. А он не оправдал их ожидания.