Электронная библиотека » Кейт Эллисон » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 15 апреля 2014, 11:23


Автор книги: Кейт Эллисон


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 6

– Лив. Перестань меня игнорировать. Посмотри на меня. – Выдуманный призрак рядом со мной на сверкающем полу. Он в той же одежде, что и вчера: баскетбольные шорты, которые он часто носил при жизни, выбранная с таким тщанием клетчатая фланелевая рубашка.

Я не смотрю на него, потому что он не настоящий. И я это знаю, потому что не чокнутая. Я здравомыслящая личность, ожидающая своего отца, разрисовывающая чертеж этого уродливого здания.

– Эй, послушай. Тебе надо посмотреть на меня. Я не знаю, сколь долго смогу оставаться здесь. – Штерн на мгновение замолкает, потому что видит: я коротко глянула на него. Он наблюдает за мной, пристально, неотрывно. – Ливер, ты должна прислушаться ко мне. Твоя мать не убивала меня, Ливер. Я хотел сказать тебе об этом прошлым вечером, но ты убежала и…

Я начинаю напевать себе под нос, блокируя его слова. «Просто игнорируй его. – Я убеждаю себя продолжать дышать, хотя воздух опять с трудом находит путь в легкие. – Он не настоящий. Если ты будешь игнорировать его, он уйдет. Ты не чокнутая. Ты не чокнутая. Ты можешь заставить его уйти».

– Она этого не делала, понимаешь? Я это знаю. Возможно, это единственное, что я знаю наверняка. Именно это я и хотел тебе сказать.

Я вижу, что рисунки начинают расплываться, чувствую выступившие на глазах горячие слезы. «Исполнение желаний»: фрейдистская теория, подсознательные устремления выходят из снов, истерические фантазии. Я внимательно слушала в тот день на уроке психологии. Меня это интересовало. Я подношу карандаш к бумаге, рисую что-то абстрактное, ничего конкретного.

– Ты слышала, что я только что сказал? – Теперь он сидит на корточках передо мной, его руки на моих коленях, лицо в нескольких дюймах от моего. Странно, но он него пахнет костром. – Ты понимаешь? Она невиновна. Ты можешь помочь ей. Ты можешь помочь мне.

Меня начинает трясти, несбыточные надежды сжимают мои внутренности, как лианы-мутанты. «Прекрати. Просто прекрати». Я хочу встать, я хочу убежать, но не уверена, что ноги удержат меня.

Штерн садится, по-прежнему передо мной, затихает. Какое-то время молчит. Смотрит на широкие стеклянные створки двери вестибюля, на автомобильную стоянку.

– Что здесь было прежде? – Он оглядывает просторный, залитый светом вестибюль, более темный коридор, отходящий от него, шоссе, которое видно за воротами. – Пастушье поле, так? Мы играли тут в бейсбол! Ох… одно из первых воспоминаний, которое пришло ко мне после того… после того, как я оказался там, где сейчас нахожусь. До чего приятно.

– Райна и я называем это место Город призраков, – осторожно говорю я, отдавая себе отчет, что веду разговор с кем-то несуществующим. – Она говорит, что здесь плохая энергетика.

– Она права. Так и есть… я это чувствую. – Его темные кудри торчат во все стороны. Он никогда с ними не справлялся. – Ты это слышишь?

– Слышу что?

Он закрывает глаза, возможно, чтобы лучше слышать.

– Кто-то плачет… ты слышишь?

Я качаю головой: не слышу. Не слышу ничего, кроме шуршания толстых пальмовых листьев, которые иногда касаются стеклянных стен, да далекого гула автомобилей на шоссе.

Я решаю, что больше не буду дожидаться отца. Мне нужно уйти отсюда: от этого момента, этого безумного, воображаемого, истерического момента. Я складываю архитектурную схему и сую в сумочку.

– Куда ты собралась? – спрашивает он.

– Домой, – отвечаю я резко. – Тебя здесь нет, Штерн. – Я смотрю ему в глаза. – Я тебя вы-думала.

Как только я это произношу, он неистово дрожит, а потом исчезает. «Пуф!» Вот так. Я трясу головой, сердце бьется быстро, кожа горячая, ее покалывает. Я схожу с ума. Я точно схожу с ума.

Я запихиваю сумочку в ранец, надеваю его на плечи, спешу к стеклянной двери, к своему велосипеду. Влажность такая сильная, что мне нечем дышать. Руки трясутся, когда я пытаюсь вставить ключ в замок цепи, но я справляюсь, залезаю на широкое, горячее сиденье, качу по длинной, усыпанной гравием подъездной дорожке, потом по Воробьиной улице к променаду.

Дорога за спиной словно в тумане. Шины бьются о неровности променада, образы заполняют голову, запретные, нежеланные воспоминания.

Когда мамина паранойя усилилась, она не могла выйти из дома без бейсбольной биты. Доктор увеличил дозу лекарств до такой степени, что она едва могла шевелиться, не то чтобы куда-то пойти. Она говорила, что таблетки туманят сознание, что ей проще бояться смерти от укуса гремучей змеи, чем сидеть перед роялем, зная, что никакого вдохновения нет, а пальцы не могут вспомнить ни одной мелодии, которые легко играли раньше.

Одна из ее сонат, которая всегда вызывала мысли о папе, – ритмичный, успокаивающий стук ковбойских сапог по залитой дождем улице, – звучит в моей голове, пока я еду.

Дома кондиционер работает на полную мощность. Я оставляю туфли и остальное в выложенной плиткой прихожей, заглядываю в темную кухню, вижу ящерицу, которая бежит по дальней стене. Оставляю велосипед, поднимаюсь на второй этаж в свою комнату, запираю дверь, едва переступив порог, жду, пока сердцебиение придет в норму.

Эта комната для меня все еще чужая. Мне недостает комнаты, в которой я выросла: деревянный пол, турецкие ковры, мамина детская мебель, которую мы вместе перекрашивали, когда я была маленькой. Только моя кровать прежняя, и мне не терпится забраться под покрывало, чтобы спать долго и крепко… может, и не проснуться. Уснуть вечным сном. Как уснул он. Я задаюсь вопросом: а есть ли пение там, где он сейчас, в Нигде? Есть ли там колыбельные? Может, я пущу его в свою голову, когда засну. Может, позволю ему спеть мне. «А ночью я увидел сон, такие, брат, дела, и в этом сне с холма ко мне моя Сюзанна шла. Не плачь, не плачь, Сюзанна, не плачь ты обо мне».

Я поворачиваюсь, готовая юркнуть под покрывало, и замираю: Штерн. Терпеливо сидит у моего стола, наклонившись вперед, смотрит на меня.

– Знаешь, – он улыбается так, будто ему больно, – ты всегда ездила на велосипеде как де-вочка.

У меня возникает желание закричать, повалить его на землю, вцепиться в лицо ногтями. Вместо этого я закрываю глаза, прижимаю руки к ушам, затягиваю: «Я тебя не слышу я тебя не слышу я тебя не слышу» и «Я не чокнутая я не чокнутая я не чокнутая…».

Штерн встает и направляется ко мне.

– Ты не чокнутая, – говорит он. И когда он это говорит, я чувствую, как его руки накрывают мои: ощущаю дрожь там, где он ко мне прикасается.

Мои глаза распахиваются: он так близко, такой холодный.

– Почему это происходит? – шепчу я.

– Послушай. – Голос его ровный, такой успокаивающий и знакомый. И внутри у меня что-то разбивается. Это же здравомыслящий парень, рядом с которым я росла всю мою жизнь, парень, который всегда знал, как вернуть меня на землю, когда я боялась, нервничала, расстраивалась. Парень, который служил мне якорем. – Я понимаю, тебе это кажется безумием, но если все упростить до предела, речь о следующем: человек, который меня убил, все еще здесь. Ходит среди вас. На свободе. И этот свет, который я вижу, оттуда, где нахожусь… когда тянусь к нему… он посылает меня к тебе. И не только потому, что ты моя лучшая подруга. Не потому, что мы клялись в вечной дружбе, понимаешь? – В голосе появляется мольба. – Ты можешь мне помочь. Ты должна мне помочь. Мы должны с этим разобраться. Найти убийцу. Покончить с ним.

Я смотрю на него пристально.

– Я не могу тебе помочь, Штерн. Убийца не на свободе. В тюрьме. Убийца – моя мать.

Он качает головой.

– Она этого не делала.

Теперь меня трясет, я в ярости, вся горю.

– Ты рехнулся? Есть улики. Они нашли ее рядом с тобой… с твоим телом. Потребовалось много времени, чтобы осознать такое, но мы осознали или начали осознавать, и теперь мне надо с этим только сжиться, понимаешь? – Я моргаю, изо всех сил пытаюсь изгнать дрожь из голоса. – Отец хотел остаться в «О, Сюзанне», хотел, чтобы Хитер переселилась туда. Ради меня. Но мы не смогли. Люди каждый день забрасывали дом яйцами. Писали на нашей двери ужасные слова. Делали все, чтобы мы никогда, никогда не забыли. – Я глубоко вдыхаю, чтобы взять себя в руки. «Ты говоришь с тем, кого нет. Он не настоящий. Его не существует». Я продолжаю напоминать себе об этом. – Извини. – Я поворачиваюсь к нему лицом. – Это так странно – спорить с тем, кого здесь нет. Особенно если он в разгаре лета носит рождественскую фланелевую рубашку.

– Там, где я, всегда холодно, – отвечает он искренне и просто. Пауза, потом он спрашивает: – Здесь есть что-нибудь из музыкальных сочинений твоей мамы?

Я слишком устала, чтобы задаваться вопросами о необъяснимой логике моей галлюцинации.

– Несколько коробок, которые я не разрешила папе сдать на склад. – Я тру глаза. – Ноты, блокноты, что-то еще… Почему ты спрашиваешь?

И тут он проходит мимо меня – по телу опять дрожь – к двери спальни.

– Отведи меня к ним, – говорит он, и я слышу волнение в его голосе. – Я собираюсь доказать тебе, что я настоящий.

– Они там. – Я иду к стенному шкафу. Картонные коробки спрятаны в глубине, под моими туфлями и старыми шарфами, потому что отец перевез все мои вещи из старого дома, но я их еще не разбирала. Вытащив коробки из шкафа, я стою рядом, глядя на них.

– Открой, – просит Штерн.

Я медленно отдираю клейкую ленту, откидываю клапаны. Теперь, когда коробки открыты, видны стопки бумаг. И сдержать слезы уже нет никакой возможности: это музыка моей мамы. В смущении я отворачиваюсь от Штерна.

– Ну, – наконец спрашиваю я, – это ты хотел увидеть? Ноты?

– Нет. Должна быть черная деревянная шкатулка с белыми нотами на боковинах.

– Я никогда не видела у мамы такой шкатулки.

Я лезу в первую картонную коробку, медленно, осторожно ощупываю нотные листы с обтрепанными краями, словно боясь, что они рассыплются в пыль от моих прикосновений: как теперь рассыпается она в моих кошмарах.

– Посмотри в другой коробке. Здесь шкатулки нет. В той, – указывает он. – Давай.

Я уже не борюсь с его голосом. Отодвигаю первую коробку и берусь за следующую. Наверху несколько старых альбомов с фотографиями, а под ними маленькая черная шкатулка. С белыми нотами на боковых сторонах. По моим рукам ползет холодок. Я никогда не видела этой шкатулки. Уверена в этом. Так как я могла ее выдумать?

Штерн опускается на колени рядом со мной, и я дрожу, когда он приближается еще на несколько дюймов.

– Она. – В голосе слышится радостная удовлетворенность. – Открой ее. Там тонкий слой чего-то, а под ним «Сливочные карамельки Гетса». Она всегда давала их мне после урока. Знала, что они мои любимые. И однажды сказала, что прячет их здесь, чтобы ни ты, ни твой папа до них не добрались.

Чувствуя, будто моя рука принадлежит не мне, я поднимаю крышку шкатулки, чтобы найти тонкую деревянную пластинку, как и предупреждал Штерн. Медленно убираю ее и вижу «Сливочные карамельки Гетса», уложенные в два слоя. Я смотрю на Штерна.

– Господи… – Чувствую, как убыстряется пульс, а чувство облегчения наполняет меня одновременно с ужасом. «Он настоящий. Иначе быть не может».

Он кивает.

– Да.

Вопросы проносятся в мозгу, слетают с губ.

– Ты помнишь, что случилось? Как тебя убили? – Слова душат меня. Штерн. Мой Штерн – здесь. Настоящий, но и ненастоящий. По-преж-нему не вернувшийся, по-прежнему не мой.

Штерн трет лоб, на лице тревога.

– Нет.

– Тогда откуда такая уверенность, что моя мама невиновна? Как ты помнишь, где она прятала карамельки, но не можешь вспомнить, что случилось ночью, когда тебя убили?

Штерн поджимает губы.

– Та ночь была… темной. Почти все мои воспоминания темные. Но я просто… знаю. Я все еще могу, как это сказать, кое-что чувствовать. Я чувствую тебя. И я чувствую, что с моей смертью что-то не так. Вероятно, поэтому я здесь, понимаешь? Незаконченное дело. Воспоминания отрывочные… я не знаю, откуда они берутся. Я не знаю, почему я что-то помню, а что-то – нет. Сейчас многое не имеет смысла, но я думаю, это часть… умирания. Возвращения туда, где тебя быть не должно. Большая часть воспоминаний недостижима. Ускользает от меня.

Он поднимает на меня глаза, и на мгновение наши взгляды встречаются.

Я глубоко вдыхаю. «Что ж, я ему подыграю. Чтобы посмотреть, куда это ведет».

– Ладно… давай начнем от печки. Что ты помнишь?

Дверь открывается одновременно со ртом Штерна.

Папа.

Я мгновенно поворачиваюсь к моему лучшему другу, к моему возлюбленному, к моему Штерну, но он ушел. Исчез. Не знаю, почему я так поражена: он же призрак. Настоящий призрак, со всеми присущими призракам возможностями.

И я не знаю, почему в душе такая пустота.

– Господи, – говорит папа, шумно втягивая воздух через нос. – Я так переволновался. Ты могла умереть, тебя могли похитить. – Он поднимает руку к лицу, закрывает глаза, никак не может успокоить дыхание. – Я же просил тебя подождать. Что случилось? Ты забыла сказать мне, что у тебя более важные дела? – Капельки пота блестят на лбу под тронутыми сединой волосами. Он достает носовой платок из кармана пиджака, в котором всегда его носит. Из-за этого мама называла его старомодным.

Я воинственно смотрю на него, пусть даже он прав: я совершенно о нем забыла, удрала, когда появился Штерн.

– Ты не оставил мне ключ от кабинета, поэтому я оставила тебе папку с файлами. – К счастью, лгать я умею. – Извини, но я не могла болтаться там, пока вы с Хитер не закончите переговоры с девятьсот семьдесят третьей по счету фирмой, организующей свадьбы.

– Я отменил встречу с мистером Поумроем. Сказал ему, что должен убедиться, а не лежишь ли ты сейчас в какой-нибудь канаве Либерти-Сити. На эту встречу он приехал из Ки-Уэста, а я отправил его назад в «час пик». – Он вздыхает, теребит в руках старомодный носовой платок. – Нельзя так поступать, Лив. Я пытаюсь наладить бизнес. Твоя безответственность может стоить мне клиента.

– Ты мог бы и не отменять встречу. – Я не отрываю глаз от ковра, пытаясь отогнать чувство вины. – Я не виновата в том, что ты чего-то испугался. Я не беззащитная двухлетка, знаешь ли. Так что перестань волноваться. Сосредоточься на своих клиентах и на своей краснеющей невесте… Я в порядке. Всё у меня отлично!

– Я знаю, что ты не в порядке, – ровным голосом говорит он. – Слушания приближаются, и я знаю, что ты чертовски испугана, так же, как и я. Так что не вешай мне лапшу на уши, Оливия. Тебе шестнадцать, и пусть ты думаешь, что этого достаточно, чтобы считать себя старой и мудрой, ты все равно моя дочка, – говорит он. Убирает носовой платок в карман, его взгляд смягчается. – Для меня ты всегда важнее любого клиента. Ты это знаешь, правда?

Я киваю. «Знаю». Но, по правде говоря, не знаю. По крайней мере, в последнее время.

Он уже направляется к двери, останавливается, потом поворачивается ко мне.

– Между прочим, а с кем ты говорила?

Я недоуменно смотрю на него, и он добавляет:

– Только что. Перед тем, как я вошел.

– С Райной, – быстро отвечаю я, кося глазом на коробки с мамиными вещами, которые стоят на ковре. Папа их не упомянул. И хорошо. – Общались по скайпу.

Он качает головой, его взгляд говорит: «Я знаю, что ты врешь, и этим еще больше разочаровываешь меня».

– Я знаю, к чему ты стремишься. – Он вздыхает. – И ничего у тебя не получится.

Папа, вероятно, думает, что я каким-то образом пытаюсь расстроить его свадьбу с Хитер. Но я отказалась от этих попыток, как только узнала, что они обручились. Он уже слишком глубоко увяз в этой трясине.

Папа закрывает за собой дверь моей комнаты с легким стуком. Рефлекторно я хватаю с кровати подушку и швыряю в закрытую дверь. Она мягко падает на пол. Я усаживаюсь рядом с мамиными коробками, подтягиваю колени к груди. Беру карамельку из маминой секретной шкатулки для сладостей. Бедный папа. Бывшая жена сумасшедшая, а теперь еще и дочь ку-ку.

Но… если Штерн реальный, если он прав, тогда есть шанс, что я не чокнутая. Тогда я в шоколаде. В здравом уме… по крайней мере, пока.

Каждый год на мой день рождения мама проводила не один час, готовя мне торт, пробуя новые рецепты, новые комбинации. Она помешивала глазурь в большой керамической миске, звала меня: «Подойди сюда, Лив. Скажи, что нужно добавить», – и давала попробовать с серебряной ложки с длинной ручкой. Красила глазурь в розовый цвет свекольным соком или в сапфировый – черничным, а потом поливала ею многочисленные пики и долины.

И я знаю: если есть даже малейший шанс, что Штерн говорит правду, я его выслушаю, помогу, сделаю все возможное и невозможное.

На секунду я приваливаюсь к краю кровати, стараясь понять, что же мне делать. На потолке вижу маму, улыбающуюся мне из глубин белого океана.

«Пусть он будет настоящим».

Паника змеей заползает в грудь, и я выпрямляюсь. Если он не настоящий, если так все начинается… что за этим последует? И чем все закончится?

«Пожалуйста. Пожалуйста, Боже… пожалуйста, кто угодно. Пусть он будет настоящим. Пусть он не ошибся».

Он должен быть настоящим.

Я это докажу.

Глава 7

Я намереваюсь позвать Райну на помощь, но не более секунды. Она не поймет. Куда ей?

Есть у Райны одна особенность: иногда она так действует мне на нервы, что я могу закричать. Я люблю эту девушку и, возможно, без нее умерла бы в какой-нибудь канаве, но иногда я думаю, что наша дружба – еще один трофей, который ей хочется заполучить. На следующей неделе она пойдет на кладбище, будет стоять рядом с родителями Штерна, будто его лучшая подруга, изображать святую, тогда как я, Засранка с большой буквы, не смогу предстать перед их глазами. И звание «Самой сострадательной подруги погибшего парнишки» достанется…

Райне!

А ведь именно я их познакомила, и это убивает. В шестом классе мы с Райной ходили на обществоведение, и она выглядела такой одинокой – только что переехала в Майами из Миннеаполиса, – и мне понравилась прядь розовых искусственных волос, которую она вплетала в свой темный конский хвост. Поэтому я пригласила ее к себе на ночь. Штерн – он всегда учился в спецшколах, которые помогали развивать его музыкальный талант, – пришел, чтобы поесть пиццы с грибами и посмотреть «Площадку»[17]17
  «Площадка» (The Sandlot) – американская спортивная комедия, вышедшая на экран в 1993 г.


[Закрыть]
. Тогда мы впервые и провели вечер втроем. Собственно, не только вечер, но и большую часть ночи. Говорили о Миннеаполисе, о том, как ее отец вдруг сменил город, а месяцем позже сюда же приехали она, и ее мать, и три сестры, потому что мать нашла здесь работу переводчика. Райна научила меня подводить глаза широкой полосой, а потом мы прокрались в стенной шкаф мамы и переоделись в ее концертные платья, да еще натянули на головы колготки. Изображали из себя музыкальный дуэт «Колготочные головы», а Штерн выступал нашим менеджером, организовывающий нам концерты во всех самых известных клубах Северной Америки, Западной Европы и Китая.

После этого мы стали практически неразлучными.

Но первой его нашла я.

Я глубоко вздыхаю: Штерн. Мама. Сердце бьется быстрее, откликаясь на его слова: «Она этого не делала; она невиновна».

Я встаю, начинаю срывать с себя рабочую одежду, потом поворачиваюсь к стенному шкафу, где все развешено по цветам, надеваю чистый «синий» топик с пуговицами на груди, замшевые «бежевые» шорты, широкий пояс с головой барана на пряжке, черные ботинки «Док Мартенс» с розовыми шнурками: для меня все серое, только разного оттенка.

В итоге я выгляжу некой смесью ковбоя, клоуна, механика и стриптизерши. Меня это вполне устраивает. Тем более что на уме у меня совсем другое: попытаться выяснить, если ли правда в версии моего мертвого лучшего друга в словах о невиновности мамы. Для этого необходимо найти человека, с которым я могла бы поговорить: кого-то живого. Время на исходе.

Я не видела маму шесть месяцев: последний раз – когда приезжала на зимние каникулы и сквозь толстую пластиковую панель. Папа заставил меня пойти. Я злилась на нее, больше, чем злилась, но даже тогда не думала, что она сделала это сознательно. Мама как раз не принимала лекарства, потому что работала над новыми произведениями. Раньше она тоже отказывалась от лекарств, когда писала музыку, и все обходилось, если не считать легких приступов паранойи или истерики. Но на этот раз больной разум отправил ее в какую-то новую реальность, и из этой реальности она вернулась уже с кровью Штерна на руках.

Я слышала и такую сплетню, циркулировавшую над болотом флоридских школьников: развод послужил последней каплей, свалившей ее в пучину безумия.

Прежде всего не следовало ей отказываться от приема лекарств. Она же знала, к чему это может привести. Но, похоже, понадеялась на авось. И вина за это, конечно же, лежала на ней. За это я не могла ее простить. Не хотела прощать. И не желала видеть.

Если только…

Если только она этого не делала.

Желудок урчит, но я его игнорирую и иду на крыльцо с ноутбуком. Впечатываю в строку поисковика фамилию маминой адвокатессы: «Коул, адвокат, Майами». Я не помню ее имени. Может, и не знала. В любом случае Коул с не известным мне именем провела с мамой многие и многие часы, допытываясь до истины. Если мама действительно не убивала, у женщины наверняка возникли бы сомнения, она начала бы искать бреши в выводах следствия.

Когда я напечатала фамилию, машина выдала мне сотню различных Коулов, а когда начала кликать каждого, адвокатов среди них не нашлось. Вероятно, где-то я ошиблась. Или с самой фамилией, или с ее правильным написанием.

Я глубоко вдохнула. Отцу сказать ничего не могла. Он ясно дал мне понять, что намерен двигаться дальше и забыть все, связанное с мамой. Кто еще мог подсказать мне, где найти маминого адвоката?

Поездка в поместье Оукли много времени не занимает, но разница между районами более чем существенная. Извилистая, обсаженная пальмами подъездная дорожка ведет к особняку, в сравнении с которым дом папы и Хитер – и это самый дорогой дом, где мне доводилось жить, – выглядит придорожной лачугой для карликов.

Мне становится не по себе, когда я паркую мою старую ржавую развалюху у гаража на четыре автомобиля, рядом с «БМВ» Теда. Только начало смеркаться; солнце, скатывающееся в океан, вытянуло тени. По крытой дорожке я направляюсь к парадной двери их дворца, совершенно белого, невероятно огромного, этакого архитектурного мамонта, с множеством широких окон, черепичной крышей, французскими дверями, верандами, галереями с резными колоннами, мраморными столиками.

Я вытираю потные ладони о шорты и дважды нажимаю на кнопку звонка, прежде чем Клер Оукли распахивает дверь, широко улыбаясь наколотыми ботоксом губами.

– Оливия, дорогая, как приятно тебя видеть! Я так рада, что ты заехала. – Она крепко обнимает меня. – И очень вовремя. Мой инструктор только что отбыл, а Тед на сегодня свое отплавал.

Она ведет меня по сверкающему мрамором коридору – золотая подвеска болтается под подбородком – и засыпает меня вопросами: нравится ли мне новый кондо, согласна ли я с тем, что Хитер такая милая, пойду ли я в городскую школу осенью и знаю ли кого-то из нового класса, пришлют ли мои отметки из художественной школы

Я киваю, и улыбаюсь, и отвечаю «о, да» на каждый вопрос, правда это или нет.

– Тед? – говорит она, наклонившись к маленькому аппарату внутренней связи в конце коридора, одновременно нажав на белую кнопку.

Тут же из динамика раздается резкий голос Теда:

– Я в кабинете, дорогая. Тебе что-то нужно?

Клер сильно загорелой рукой обнимает меня, направляя к двери кабинета Теда, легонько стучит.

– Здесь Оливия. Ты в приличном виде? – Она хихикает, сжимая мне плечо. Я слышу, как стул Теда отъезжает по деревянному полу.

– Оливия! Заходи, заходи. – Он распахивает дверь. Кладет мясистую руку мне на плечо, тянет к себе. В сумраке кабинета его нос выступает еще больше. Он в гарвардской футболке и хорошо сшитых темно-серых брюках. Я догадываюсь по покрою и оттенку, что они цвета хаки. В его кабинете пахнет кедром и одеколоном… а может, это одеколон с запахом дерева. – Хочешь чего-нибудь, милая? Воды со льдом? Чая? Кофе? – Тед предлагает мне сесть по другую сторону стола из темного дерева.

– Слушай, и у нас есть потрясающая запеканка, которую приготовила нам Маджоли, если ты захочешь кусочек, – добавляет Клер с порога. Я-то думала, что она давно ушла. Ее рука лежит на бедре, на пальце кольцо со сверкающим камнем размером с Техас. Другой рукой она перебирает жемчужины на шее. – С луком-пореем и грюйером. И разумеется, мы будем счастливы, если ты останешься к обеду!

– Спасибо, я не голодна, – отвечаю я, провожу пальцами по резьбе подлокотника. – Перекусила перед тем, как выйти из дома. И пообещала, что сегодня буду обедать дома.

– Тогда попрощайся со мной перед отъездом, дорогая. – Клер одаривает меня ослепительной улыбкой и ретируется в коридор. Я какое-то время перебираю пальцами резьбу. Тед откидывается на спинку вращающегося стула, проходится рукой по редеющим волосам.

– Действительно, так приятно видеть тебя здесь, Оливия. Нам тебя недостает. Я знаю, что и твоему отцу тоже.

Я пытаюсь скрыть недоверие.

– Он слишком занят со свадьбой, чтобы… – Я замолкаю.

– Поверь мне, – говорит Тед. – Сейчас он много работает, но при этом безумно тебя любит. Ты не сходишь у него с языка. – Он наклоняется вперед, кладет руки на стол. – Так… чем обязан таким удовольствием, маленькая мисс?

Я откашливаюсь, глубоко вдыхаю.

– Я… насчет мамы.

– Твоей мамы? – Он определенно удивлен. – Не знаю, смогу ли я помочь, но постараюсь. Выкладывай. – Он убирает ручку со стола в средний ящик, накрывает одну руку другой.

– Просто хотела узнать, как связаться с ее адвокатом… Коул? Имени не знаю.

– Кэрол?

«Да. Кэрол. Все правильно».

– Я… у меня есть несколько вопросов, которые я хотела бы ей задать. О деле мамы. – Я борюсь с желанием скрестить руки на груди. В этом огромном кабинете чувствую себя такой беспомощной. Даже слова даются с трудом.

– Каких вопросов? – Тед пристально смотрит на меня.

Я колеблюсь, разглядываю блеск и тени поверхности его стола.

– Слушания на следующей неделе… и я хотела бы узнать побольше о том, что она будет говорить, что она… в смысле, Кэрол… думает о возможном исходе. Есть ли какие-то новые улики… которые могут что-то изменить. – Я поднимаю глаза на Теда. Они полны жалости, и я чувствую, что выгляжу дура-дурой.

Он потирает подбородок, ерзает на стуле королевского размера, берет «Блэкберри», что-то там находит, пишет на листочке, пододвигает его ко мне. «Кэрол Коль». Я искала не ту фамилию.

– Здесь телефон и адрес Кэрол, – говорит он. – Но я не хочу, чтобы ты питала особые надежды, Лив. Для тебя это будет болезненно. Если ты что-то испытаешь, так это разочарование. – Он тяжело вздыхает. – Нам всем недостает Мириам, и мы бы хотели, чтобы все это просто ушло, но так не бывает. – Он тянется к моей руке. Я позволяю ему сжать ее. – Я очень сожалею, милая. Тебе столько пришлось пережить. Если бы я думал, что могу чем-то еще помочь твоей семье, сделал бы это тотчас же. Ты знаешь, что сделал бы.

Гигантская комната вроде бы сжимается и сжимается, и я уже чувствую, как она расплющивает меня и мне нечем дышать. Я беру листок, складываю, сую в задний карман. Потом в голову приходит новая мысль.

– А другой адвокат? – выпаливаю я. – Первый мамин адвокат, который вышел из дела. Грег Фостер, да?

На лице Теда изумление, он откидывается на спинку стула, будто ему переломили позвоночник. В свое время отказ Фостера защищать мать поразил его не меньше, чем нас.

– Послушайте, – говорю я. – Я понимаю, вы не думаете, что это что-то изменит, но мне хотелось бы поговорить с ним. На всякий случай.

Он вскидывает руки, ладонями вверх.

– У меня нет никакой информации о мистере Фостере. Может, он переехал. Ты не спрашивала у отца?

– Нет, – быстро отвечаю я. – Я буду вам очень признательна… очень признательна, если вы не скажете ему о нашем разговоре.

– Я понимаю, – кивает Тед, его лицо смягчается улыбкой. – Мне действительно очень жаль, Оливия. Я знаю, как тебе хочется все исправить. – Он встает одновременно со мной. – Но лучше всего для тебя попытаться двигаться дальше. – Он обходит стол и отечески обнимает меня. – Приезжай к нам еще, лады? Может, как-нибудь пообедаешь с семьей?

Мне удается пробормотать что-то невнятное. И, когда Тед возвращается за стол, я выскальзываю в длинный, освещенный хрустальными канделябрами коридор.

Помню об обещании попрощаться с Клер, я нахожу ее рядом с домом, она поливает цветы в угасающем свете.

– Приезжай в самом скором времени, – говорит она мне, когда мы обнимаемся на прощание. – И поздоровайся с Остином на обратном пути. Ос! – кричит она в сторону бассейна.

Я замираю: совершенно забыла, уж не знаю почему, что могу наткнуться на него.

– Что? – отвечает он. Голос приглушенный. Слышится плеск воды.

– Я уверена, он обрадуется, увидев тебя, – шепчет мне Клер. Если бы только эта милая, подколотая ботоксом Клер знала о нашей короткой tête-à-tête на песчаном берегу…

Я подавляю желание рассказать, что он уже видел меня… видел всю, включая и уникальное французское нижнее белье. Впрочем, он мог быть слишком пьяным, чтобы помнить.

– Что, мама? – вновь зовет Остин.

Клер подталкивает меня к каменным ступеням, которые ведут к бассейну, где Остин плавает на спине. Я чувствую, как она неотрывно смотрит на меня. Удрать невозможно, хотя на мгновение и возникает желание сбежать через боковую калитку. Вместо этого я набираю полную грудь воздуха, жду, пока голова появится из воды у ближнего ко мне бортика, и заставляю себя поздороваться: «Привет, Остин».

Он разворачивается, капельки воды летят с волос.

– Вау. Оливия Тайт. – Судя по голосу, он, что странно, рад меня видеть. Плохая девушка. Бедная девушка. Девушка, которая напивается и на берегу снимает платье перед мальчиками. Он чуть придвигается ко мне, кладет руки на бетонный бортик. – И что ты здесь делаешь? – Он улыбается. – Скучала по мне?

Присутствие этого недоумка странным образом расслабляет узлы в моем животе. Я словно вновь и вновь смотрю ремейк одной и той же романтической комедии. Заранее знаешь, что грядет и чем все закончится.

– Я пришла, чтобы повидаться с твоим отцом, так что не возбуждайся. – Я наблюдаю, как вода у его тела вскипает при каждом движении. – Работаешь над закатным загаром?

– Можно сказать и так, Тайт.

Остин вылезает из воды, берет полотенце с шезлонга, который стоит рядом со мной, вытирает воду со стройного торса, ног, плеч. Он весь в веснушках, которых я не замечала ранее, когда видела в цвете. А около темных, с цент, сосков кудрявятся завитушки волос. Он придвигается ближе, всеми своими шестью футами и двумя дюймами, и внезапно нависает надо мной.

– Послушай, – говорит Остин, и его идеальное лицо совершенно серьезно. – Я хочу извиниться за то, что сбежал прошлым вечером… Выпил больше, чем думал. – Он улыбается. – Не каждый день девушка может меня перепить.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации