Текст книги "Абсолютный порядок"

Глава 5
ЯРКАЯ БЛОНДИНКА

Ванесса спала на маленьком диванчике в женском туалете усыпальницы Монингсайд, и спала плохо. Здесь было ужасно холодно, диванчик оказался слишком коротким, а бигуди раздражали.

Ванесса взглянула на часы. Почти шесть. Пора уходить. Она быстро сняла бигуди и расчесала волосы. Они выглядели лучше, чем можно было ожидать, и отливали бронзой. К этому и стремилась Ванесса, ибо ее новый облик разительно отличался от прежнего – элегантного и мягкого. Немного поколебавшись, она начала наносить на лицо косметику, стараясь еще сильнее изменить свой облик.

Щеки ее запылали от румян. На веки легли темные тени. Теперь лицо выглядело довольно странно, но, обведя глаза темно-коричневым карандашом и наложив на ресницы тушь, она добилась эффектности. Ванесса припудрила свои густые темные брови, чтобы смягчить контраст между ними и волосами, и поняла: ее усилия не пропали даром. Никто не узнает в этой яркой блондинке сорокалетнюю богатую даму, проскользнувшую сюда вчера вечером.

Однако придется изменить и цвет глаз. Ванесса заменила свои контактные линзы новыми, с зеленоватым оттенком. Ее темно-карие глаза вдруг стали ореховыми. Незначительное отличие, но, как она надеялась, достаточное.

Ванесса надела новый, более плотный бюстгальтер, свитер из ангорской шерсти и шерстяную плиссированную юбку. Теперь она казалась гораздо полнее. Ванесса сменила туфли от Феррагамо на средних каблуках на туфли на шпильках от Чарльза Джордана. Дома она походила в них, поэтому сейчас они не причиняли неудобств. Более того, в этой обуви было легче покачивать бедрами, чем в любой другой.

Время бежало неудержимо быстро. Ванесса поспешно переложила вещи из старой сумочки в новую, собрала снятую одежду, краску, бигуди, туфли и запихнула все в пакет для мусора. Убедившись, что в комнате не осталось следов ее пребывания, она вывернула наизнанку пальто и надела его. Апельсиновый шарф дополнил наряд. Взяв пакет для мусора и сумочку, Ванесса направилась к крематорию.

Идти пришлось на цыпочках: иначе стук каблуков эхом разносился по коридорам. Хотя было еще рано, Ванесса боялась, что кто-нибудь из служителей уже пришел на работу. Проходя через часовню, она заметила, как посветлело небо, ускорила шаг, достала фонарик, нашла кнопку, открывающую раздвижную дверь, и нажала ее. Резная дубовая панель бесшумно скользнула в сторону. Ванесса поспешила в крематорий, подошла к печи, открыла тяжелую металлическую дверцу и быстро сунула внутрь пакет для мусора. Покидая зал, она тщательно вытерла ноги, чтобы пепел не оставил следов на ковровом покрытии.

Все получилось вполне сносно. Теперь осталось лишь дождаться, когда служители откроют двери. Первая процессия прибудет сюда к десяти тридцати, и Ванесса затеряется среди скорбящих.

Глава 6
ЕЕ НОВОЕ «Я»

Направляясь вверх по Пятой авеню, Триш разглядывала свое отражение в витринах магазинов. Выглядела она превосходно. Эта Норин великолепный мастер. Осветленные волосы тоже украсили ее. Триш чувствовала себя гораздо моложе, особенно благодаря отличному макияжу, и надеялась, что запомнила, как его делать.

Внезапно Триш заметила в витрине Гуччи мягкие серые высокие – до икр – ботинки. Они великолепно подошли бы к ее новому костюму, решила она и открыла дверь магазина.

Через полчаса с костюмом, ботинками и сумочкой в руках она пыталась остановить такси. В час пик это казалось безнадежным. Отель, где остановилась Триш, находился не так уж далеко, но она устала и не хотела идти пешком.

А вот «Плаза» совсем рядом. Почему бы и нет? Она зайдет в Палм-Корт, слегка перекусит, выпьет бокал вина, а затем попросит швейцара вызвать для нее такси.

Войдя в небольшое, украшенное картинами кафе старого отеля, Триш обнаружила, что примерно половину обитателей Нью-Йорка посетила такая же мысль. У нее не было ни малейшего желания отстоять очередь с тяжелыми сумками в руках только для того, чтобы попить. Может, лучше заскочить в «Оук-бар»? Вспомнив, что там темно, прохладно, уютно и, вероятно, не так многолюдно, Триш направилась туда.

В зале, отделанном деревянными панелями, сидели в основном мужчины в костюмах-тройках. В воздухе плавали облачка дыма. Добравшись до маленького столика, Триш рухнула в кресло. Боже, как хорошо бросить все покупки и расслабиться!

Она сделала заказ, и через несколько минут ей принесли бокал белого вина. Пригубив его, Триш огляделась. Женщин здесь было немного, и все они оживленно разговаривали. Кроме нее, никто не пил вино в одиночестве. Триш вдруг почувствовала себя неуютно. И зачем она сюда пришла? Тратит деньги, пьет? Но ее второе, новое «я» отвергло этот вопрос. А почему бы ей, черт побери, не посидеть здесь, если она, свободный человек, этого хочет? «Нет, я ни перед кем не обязана отчитываться», – успокоила себя Триш.

Между тем мужчина, сидевший в компании за соседним столиком, поднялся и направился к ней.

Высокий, стройный, с прекрасной осанкой, седыми волосами и усами, со слишком загорелым для жителя Нью-Йорка лицом, он выглядел очень привлекательным для своих лет. А ему, по мнению Триш, было около шестидесяти.

– Как поживаете? – учтиво спросил незнакомец. – Не возражаете, если я присяду рядом с вами? Затем столом все курят, у меня уже слезятся глаза.

Триш понимала его: в барах права некурящих не соблюдались.

– Конечно, – ответила она. – Воздух здесь и впрямь тяжелый.

Мужчина сел, и Триш отметила его безупречно сшитый дорогой костюм – несомненно, от Сэвилла Роу – и великолепный золотой перстень.

– Меня зовут Ричард Теран. Буду рад, если позволите заказать вам бокал вина.

– Спасибо, не стоит. Я только что выпила. Боюсь, это для меня предел.

– Мудрая девушка. Официант, принесите мне, пожалуйста, еще виски и воды… Льда не нужно.

– Без льда? – удивилась Триш.

– Да, эту привычку я приобрел в Лондоне. А теперь назовите свое имя. Или хотите, чтобы я угадал?

Триш почувствовала себя заинтригованной. Мужчина был очаровательным, но, кажется, не опасным.

– Так какое имя вы для меня выбрали бы? – спросила Триш более игриво, чем намеревалась.

Мужчина улыбнулся, явно получая удовольствие от этой маленькой игры.

– Гм, посмотрим. Это имя должно звучать достойно… Знаете, вы очень благородны.

Триш изумилась. Никто еще не называл ее благородной. «Странно. Неужели новая прическа так изменила меня?»

– В лучшем смысле слова, – продолжал он. – Вы поразили меня… Вы настоящая леди. Полагаю, вы нежны, умны и очень доброжелательны.

Триш улыбнулась.

– Все это очень мило, но вы так и не назвали предполагаемого имени.

– Джессика… верно?

– Джессика? Звучит чудесно, но нет. Меня зовут Триш… Триш Делани.

– И откуда вы, Триш… Триш Делани? – В его глазах замерцал веселый огонек.

– Пожалуй, из… ниоткуда.

– Гм, я хорошо знаю это место. Сам бывал там много раз.

– Вы живете в Нью-Йорке? – спросила она.

– Боже, конечно, нет. Я из Лос-Анджелеса.

Триш смутилась. Как странно, что она встретила в Нью-Йорке человека из своего родного города. Ну и ладно. Лос-Анджелес – большой город.

– Что привело вас сюда? – полюбопытствовала она.

Теран уныло улыбнулся.

– Бизнес, проклятый бизнес.

– Понимаю.

Потеряв к нему интерес, Триш сделала глоток вина и решила уйти. С самого утра она ничего не ела, и вино немного опьянило ее. Триш поискала в сумочке кошелек, чтобы оплатить счет, но Теран слегка коснулся ее руки.

– Не нужно, пожалуйста… позвольте мне. Я был счастлив поговорить несколько минут с такой милой леди. Вы остановились в этом отеле?

Триш покачала головой.

– Нет. И я предпочла бы оплатить свой счет сама. Мне тоже было приятно побеседовать с вами.

– Не смею надеяться, что вы согласитесь пообедать со мной. Что скажете? Столовая здесь, в отеле. Готовят неплохо, прекрасный вид на Пятую авеню, на коляски, запряженные лошадьми.

Триш колебалась. Хотя предложение соблазняло ее, такое знакомство в баре казалось ей несколько авантюрным.

– Послушайте, Триш. Это всего лишь обед, обещаю вам. Я не стану задерживать такую милую леди. Напротив, прослежу, чтобы вас посадили в такси и доставили в целости и сохранности… в никуда.

Триш смягчилась. Почему бы и нет? Чем ей это угрожает? Из-за чего тревожиться?

– Хорошо, но можно ли пообедать поскорее?

Я устала и должна пораньше лечь спать. Завтра у меня важная встреча.

Вечер получился тихий и приятный. Кабинет был обставлен в стиле эпохи короля Эдуарда. Ричард рассказывал бесчисленные истории о знаменитых людях, которых знал лично, и очаровал Триш. Он оказался остроумным, светским, умным человеком с изысканными манерами. Она сидела у окна, выходящего на Пятую авеню, и во время нечастых пауз в беседе смотрела на людей, спешащих куда-то в этот холодный вечер, на огни города, придающие всему вокруг волнующий оттенок. Маленький оркестр играл романтическую танцевальную музыку, которую сын Триш называл «лифтинговой», но она ей нравилась. Боже, как она любила Нью-Йорк!

– Подозреваю, что вы не хотите рассказывать о себе. А может, поделитесь со мной своими мечтами? Не говорите, что их у вас нет. У каждого из нас есть мечта. – Глаза Ричарда поблескивали, и, казалось, он был очень доволен собой.

– Мои мечты… Господи, да у меня их полно. Родители считали меня непрактичной из-за того, что я слишком много мечтала. Отец всегда говорил: если не сосредоточишься, жизнь пройдет мимо.

– Что это за мечты?

Триш игриво улыбнулась. Она чувствовала себя спокойной и слегка безрассудной.

– Расскажите мне о своих мечтах, а я расскажу вам о своих.

Ричард рассмеялся.

– Боже мой, вы слишком молоды, чтобы помнить эту старую песню.

– Чего вы хотите от жизни? Он пожал плечами.

– Не знаю. У меня уже есть успех и слава. Я выигрывал дела, считавшиеся безнадежными. Пожалуй, я хочу продолжать делать то, что делаю, поскольку это у меня хорошо получается. Мне не нужно более простой и легкой жизни. Я люблю риск.

Внезапно Триш все поняла и смутилась:

– Боже милостивый, так вы Ричард Теран, адвокат, выигравший тот нашумевший процесс… – Она замолчала, пытаясь вспомнить подробности.

– Против всего мира, – подсказал он.

– И еще вы защищаете преступников, верно?

– Я предпочитаю называть их «обвиняемыми». Теперь ваша очередь.

Быстро оценив то, что она обедала со знаменитостью, Триш не выказала особого удивления.

– Хорошо, Ричард, если вы обещаете не смеяться надо мной, признаюсь: моей мечтой всегда была живопись. Я хотела учиться в художественной школе, но родители считали, что уроки в школе секретарей – более практичное занятие. Все эти годы я рисовала, но никто ни разу не похвалил меня. Разве что мои дети. Но когда они выросли и поумнели, им тоже мои усилия стали казаться жалкими и бессмысленными. К счастью, моя дочь одарена талантом, о котором я только мечтала. Поэтому мне не на что жаловаться.

– Не переставайте мечтать, Триш, и никогда не маршируйте под бой чужих барабанов. А что вы сами думаете о своих работах?

Триш взяла свой бокал и смущенно улыбнулась.

– Я всегда считала свои работы неплохими. Он легко и ободряюще коснулся ее руки.

– Нет ничего важнее вашего мнения, дорогая. Великие художники работают только для собственного удовольствия. Запомните это. Заняться живописью никогда не поздно.

Триш старалась не есть много, но блюда были слишком вкусными.

После чашечки кофе она решила, что пора уходить.

– Ричард, это был восхитительный вечер. Не знаю, как благодарить вас, но мне нужно идти.

– Конечно, конечно. И, пожалуйста, не благодарите меня. С вашей стороны было очень любезно принять мое приглашение. Благодаря вам я ненадолго забыл, как отвратителен наш мир.

Ричард проводил Триш до выхода из отеля и кивнул подошедшему к ним шоферу. Тот быстро сел за руль длинного черного лимузина и подогнал его к двери.

Триш смутилась.

– О нет, Ричард. Я не могу позволить себе этого. Мне нужно обычное такси.

Он засмеялся.

– Не беспокойтесь. Эта машина – одно из преимуществ моей работы здесь, и сегодня вечером она мне не нужна. Сейчас я поднимусь к себе в номер и лягу спать. Шофер отвезет вас, куда вы ему скажете. Ваши свертки уже внутри. И не давайте ему никаких денег.

Ричард осторожно посадил Триш в роскошный автомобиль, молча махнул ей рукой и направился в отель.

Назвав шоферу адрес, Триш откинулась на спинку сиденья и осмотрела салон. Боже, он был не меньше ее номера в отеле и гораздо роскошнее. Она хотела бы уснуть прямо здесь.

Пока лимузин двигался в поредевшем к вечеру потоке машин, Триш думала, почему Ричард Теран обратил на нее внимание… и увидятся ли они когда-нибудь еще.

Глава 7
ТРАГИЧЕСКИЕ ОБЕРТОНЫ

На следующее утро Дэн проснулся в безмолвном, безжизненном доме и почувствовал себя невероятно одиноким. Всю свою семейную жизнь он жаловался, что шумят дети, их друзья и собака. Но непрерывно лающий старина Болдпейт благодаря усилиям ветеринара замолк навеки за месяц до того, как Роб и Трина уехали учиться. А теперь пропала Кейк. И Дэн чувствовал себя брошенным.

Бреясь и принимая душ, он старался не думать о вчерашнем ужасном вечере с мрачными обертонами и о том, как явно обрадовалась Селена, узнав об исчезновении его жены. Почему он так нервничал, разговаривая с Селеной по телефону перед тем, как лечь спать? Должно быть, боялся, что она захочет приехать и провести с ним ночь. Дэн полагал, что выразился достаточно ясно: исчезновение Кейк временное. По крайней мере, ему хотелось так думать.

Одевшись, Дэн вышел из дома и пересек улицу, решив зайти к Джойс, близкой подруге жены, и спросить, не знает ли она чего-нибудь о Кейк.

– Дэн! А я ждала Кейк, – удивилась Джойс. – С ней все в порядке?

– Не знаю, Джойс. Когда я вернулся вчера домой, Кейк куда-то исчезла. Не знаешь, где она может быть?

– Нет! Входи… входи.

Войдя в гостиную, Дэн сообщил Джойс некоторые подробности случившегося.

– Иисусе! – тихо воскликнула она.

– Что ты думаешь об этом, Джойс? Ты ее самая близкая подруга. Можешь мне что-нибудь объяснить?

– Хотелось бы надеяться, что она наконец поумнела и ушла от тебя, но это не в ее характере. Твоя глупая жена считает, черт побери, что ты – перл творения.

– Выбирай, пожалуйста, выражения, Джойс.

– Извини. Не хочу огорчать тебя, Дэн, но, боюсь, мне не удастся ничем тебе помочь. Вчера я не видела Кейк. Несколько дней назад она сказала мне, что не сможет на этой неделе ни поиграть в теннис, ни пройтись по магазинам, потому что к приему гостей ей нужно привести в порядок дом. Последний раз я видела Кейк в пятницу в больнице. Выдался чертовски тяжелый день, потому что большая часть персонала слегла с гриппом и администрация положилась на добровольцев. Кейк в педиатрическом отделении кормила детей, а я катала на колясках инвалидов. Мы с ней быстренько выпили по чашечке кофе. Выглядела она превосходно. Я даже не помню, о чем мы говорили. Наверное, ни о чем важном.

– Да, она действительно здорово поработала. Дом вычищен и приведен в полный порядок – даже ее шкафы и ящики с одеждой.

– Ты дурачишь меня? – изумилась Джойс.

– Нет. Но это ведь странно, правда?

– Конечно. Она всегда говорила: «Если шкафы в доме содержатся в порядке, значит, у жены помутился рассудок». Полагаю, Кейк и тебе говорила нечто подобное. – Джойс вдруг усмехнулась. – Проклятие! Держу пари, она тебя бросила!

– Спасибо на добром слове, – с сарказмом ответил Дэн.

– Прости, это, конечно, не слишком приятно, но все же лучше, чем если бы ее похитили. – Джойс почувствовала, что он колеблется. – Ты все-таки дерьмо. Твоя жена – одна из самых милых, нежных и верных женщин, которых я когда-либо знала. Если она наконец поумнела и бросила тебя, это чудесно. Но Кейк так чертовски наивна и доверчива, что я тревожусь о ней, ибо теперь она окажется наедине с миром, полным дикарей и подонков.

– К твоему сведению, я тоже беспокоюсь о ней!

Дэн встал. К чему оставаться здесь и выслушивать оскорбления Джойс, не имевшей никакой полезной информации.

– Ладно, если что-нибудь вспомнишь, дай мне знать.

Он поехал в больницу повидать мать. Кейк навещала ее почти ежедневно, поэтому, возможно, мать что-то сообщит ему. По дороге Дэн подумал, что ему предстоит ужасный разговор с Робом и Триной. Неужели и они обвинят его, как Джойс?

Кейк теперь занимала все его мысли. Дэн попытался вспомнить, когда они последний раз занимались любовью, но не смог. Смешно! Занятия сексом стали для них чем-то обыденным – вроде утреннего кофе. Неужели Кейк, как и ему, секс уже не доставляет удовольствия? Такое предположение совсем испортило настроение Дэну, и он отогнал эту мысль.

Дэн приехал в больницу, где его мать находилась постоянно после последнего инсульта. Кейк хотела привезти ее домой, но мать привыкла к независимости и отказалась жить в доме с двумя шумными подростками. Однако все знали, что это только предлог. Она не хотела быть обузой для семьи, которую самозабвенно любила.

Дэн быстро прошел по коридору, стараясь не смотреть на несчастных, переживших себя людей. Нет, современная медицина продлевает не жизнь, а умирание.

Все здесь так угнетало, напоминая о смерти, что для Дэна было мукой приходить сюда.

Элизабет Холлидей сидела в постели. Перед ней на подносе стоял обед, к которому она едва притронулась.

Дэн остановился на пороге и смотрел на женщину, которая родила и вырастила его, своего единственного сына. Голова матери покоилась на подушке, глаза были закрыты. Дэн молча приблизился к ней. Боже мой, сколько она еще вот так протянет?

Дэн наклонился и осторожно прикоснулся губами ко лбу матери, почувствовав неизменный запах мочи. Эта когда-то красивая, холеная женщина не заслужила такого унижения.

Мать медленно открыла глаза, посмотрела на сына и не сразу сказала:

– Дэн… это ты?

– Да, мама. Как ты себя чувствуешь? На ее лице промелькнула улыбка.

– О, как и следует ожидать. А где Кейк?

Дэн колебался. Кейк много значила для Элизабет, возможно, даже больше, чем постоянно занятый сын.

– Не знаю, мама. А ты?

Глаза Элизабет открылись пошире, и она вдруг встревожилась:

– Что ты сказал, сынок? Кейк ушла от тебя? Дэн покачал головой.

– Вчера она не вернулась домой.

– Расскажи подробнее, – попросила мать, взглянув на сына с живым интересом.

Дэн коротко изложил ей подробности. Элизабет слушала внимательно, то и дело кивая головой. Когда Дэн закончил, она сказала:

– Ты прав, сынок. Она ушла от тебя, но, возможно, не навсегда.

– Откуда ты знаешь?

– Кейк не оставила записки… не сказала тебе, что все кончено. Она ушла, но оставила дверь незапертой, чтобы можно было вернуться.

– Почему она это сделала?

– Вероятно, Кейк все еще любит тебя, хотя не понимаю за что.

Дэна уязвили слова матери. Неужели ее мозг ослаб так же, как и тело?

– Почему ты так говоришь?

Элизабет закрыла глаза, словно набираясь смелости, чтобы сказать жестокую правду:

– Просто потому, что ты так относился к Кейк. Ты относишься так ко всем, кто тебя любит. Прости, Господи, но я часто думала, нет ли тут моей вины… Может, я слишком сильно любила тебя, когда ты был ребенком. Может, считала тебя центром вселенной. Не знаю. – Ее голос стих. Она отвернулась от Дэна и посмотрела в окно.

– Мама, Кейк когда-нибудь рассказывала тебе о том… как я относился к ней?

Элизабет покачала головой:

– Нет, Дэн, но кое-что ты должен знать… – Она опять сделала паузу, закрыла глаза, затем продолжила: – Несколько месяцев назад я попросила Кейк взять деньги, которые я перевела со своего счета в банке на ее. Я хотела отдать их ей перед смертью. Эти деньги лежали в банке уже много лет. Твой отец никогда не знал о них. Это был мой маленький секрет, но он давал мне… чувство свободы, сознание, что у меня есть какая-то подстраховка. В общем, я хотела, чтобы у Кейк тоже был такой маленький секрет… немного денег, которые принадлежали бы только ей. Я сказала, что она может потратить их как захочет.

– И она взяла деньги? – Голос Дэна дрогнул, когда он подумал, что Кейк просто ушла от него.

– Неохотно. Кейк отказывалась, но я убедила ее, что от этих денег мне нет никакой пользы и она доставила бы мне огромное удовольствие, взяв их. Счет оказался гораздо больше, чем я ожидала. Знаешь, я ведь не трогала его в течение многих лет. Он превысил двенадцать тысяч долларов. Я удивилась и почувствовала удовлетворение от того, что так помогла невестке. Кейк была нежна со мной почти как дочь, о которой я всегда мечтала. И я полюбила ее, как родную.

– А давно это было?

– Не помню точно. Для меня все дни одинаковы, и сейчас я уже потеряла счет времени. Может, месяц назад… может, три… Не знаю.

– А в какой банк она положила деньги?

– Понятия не имею. Теперь это ее деньги.

– Хорошо, это отчасти объясняет проблему, где Кейк взяла деньги для отъезда, не правда ли?

Дэн злился, что мать оказалась в какой-то степени соучастницей случившегося, и его голос выдал его.

– Сынок, думаю, Кейк была очень несчастна с тобой, если воспользовалась этими деньгами, чтобы уехать от тебя. Мне жаль, что она ушла, – и из-за себя, и из-за тебя. Но я никогда не пожалею, что отдала ей деньги. Ничто не подорвет мою веру в нее.

– Я должен идти, мама. У меня очень много дел.

– Ты еще придешь ко мне, сынок? Ты не сердишься на меня? – Решительные нотки исчезли из голоса Элизабет. Против своего желания она начала извиняться.

– Конечно, приду, – заверил ее Дэн, внезапно тронутый слабостью матери.

Когда ее губы прикоснулись ко лбу Дэна, у него защемило сердце: ему вдруг отчаянно захотелось увидеть мать такой, какой она была когда-то. На пороге Дэн улыбнулся.

– Не волнуйся, мама… Обещаю приходить к тебе так же часто, как Кейк.

Выйдя из палаты, Дэн поклялся себе выполнить это обещание. Сев в машину, он решил не ехать в офис. Тихий внутренний голос советовал ему поспешить домой. Что-то подсказывало Дэну, что Кейк уже вернулась.