Текст книги "Код Розы"

Глава 2

Надо найти работу. Вот о чем Озла в первую очередь подумала, вернувшись в Англию в конце 1939 года.

– Милая, так ты не в Монреале? – удивленно воскликнула ее подруга Салли Нортон. У Озлы и достопочтенной Сары Нортон имелся общий крестный, а ко двору они были представлены с разницей всего лишь в год. Вот Озла и позвонила Салли, едва ступив на английскую землю. – Я думала, мать отправила тебя к кузинам, едва только началась война.

– Салли, ты правда думала, что мне что-то помешает пробраться обратно домой?

Кипящей от возмущения Озле хватило шести недель, чтобы спланировать побег из Монреаля, куда ее спровадила мать. Немного беззастенчивого флирта с парочкой влиятельных мужчин, которые выправили ей разрешение на дорогу, чуть-чуть находчивого вранья канадским кузинам, малюсенький подлог – право же, Озле тот билет на самолет Монреаль – Лиссабон подходил куда больше, нежели его изначальному владельцу, – а дальше осталось только запрыгнуть на корабль, плывущий из Португалии, и дело в шляпе. «Счастливо оставаться, Канада!» – пропела Озла, забрасывая чемодан в такси. Пусть она и родилась в Монреале, но до своих четырех лет, когда она впервые прибыла в Англию вместе с только что получившей развод матерью, свиту которой составляли дорожные сундуки, скандальные слухи и дочка, Озла себя не помнила. Канада, бесспорно, прекрасна, но ее дом – Англия. Пусть лучше тут на нее упадет бомба, но она будет среди друзей. В безопасности на чужбине она бы просто зачахла.

– Мне нужна работа, – сообщила Озла Салли. – То есть в первую очередь мне необходим парикмахер. Я подхватила вшей на кошмарном лиссабонском корабле и вообще выгляжу как пугало. А после этого мне понадобится работа. Мамуля так взъерепенилась, что перестала выплачивать мое содержание. Могу ее понять! Да и вообще пора взять себя в руки и потрудиться на благо страны. Война как-никак. – «Трон королей, державный этот остров»[16]16
  Цитата из пьесы Уильяма Шекспира «Ричард Второй» (пер. А. И. Курошевой).


[Закрыть] и так далее и тому подобное. Учитывая, сколько пансионов в свое время указали Озле Кендалл на дверь, было бы странно, если бы она не набралась там шекспировских цитат.

– Женский королевский морской корпус…

– Не мели вздор, Салли. Все ожидают, что девушки вроде нас запишутся в ЖКМК. – Озлу не раз обзывали светской дурочкой, и ей надоело терпеть эти уколы. Ах, ее считают всего лишь тупой дебютанткой, мейфэрской штучкой, бальной бабочкой? Ну так она им докажет, что девушка из высшего света тоже способна по-настоящему закатать рукава. – Лучше запишемся в Женскую земельную армию. Или собирать самолеты – как тебе такая идея?

– Да что ты знаешь о сборке самолетов? – расхохоталась Салли.

Примерно тем же вопросом встретил их и скептически настроенный начальник цеха на заводе «Хокер Сидли» в Колнбруке, куда они пришли наниматься несколько дней спустя.

– Зато я знаю, как снять руль автомобиля, чтобы в случае оккупации его не угнали фрицы, – парировала Озла.

Она и глазом не успела моргнуть, как оказалась облаченной в спецовку и в компании еще пятнадцати девушек по восемь часов в день сверлила листы дюраля в учебном цеху. Работа была нудной, зато она сама зарабатывала на жизнь и впервые ни от кого не зависела.

– Я полагала, мы будем собирать «спитфайры» и флиртовать с пилотами, – разочарованно бросила стоявшая за верстаком напротив нее Салли, – а не сверлить, сверлить да сверлить без конца.

На дворе был канун Нового года.

– Не ныть! – отозвался проходивший мимо инструктор. – Идет война!

Озла успела заметить – теперь все, чуть что, поминали войну. Молоко закончилось? Идет война! На чулке затяжка? Так война же идет!

– Ой, только не говорите, что вас самого не мутит от этой мерзости, – пробормотала Салли, стуча по лежавшему перед ней листу дюраля.

Озла с ненавистью посмотрела на свой. Дюралем обшивали «харрикейны», на которых летали пилоты Королевских ВВС (если они вообще куда-то летали – казалось, на этой войне ничего не происходит). Последние два месяца Озла училась сверлить дюраль, обрабатывать дюраль напильником, клепать дюраль… Металл сопротивлялся и плевал в нее тонко растертой пылью, застревавшей в волосах и в носу, после купания вода в ванне была серой. Кто бы подумал, что можно настолько невзлюбить самый обычный металлический сплав.

– Надеюсь, ты спасешь жизнь какому-нибудь красавчику-пилоту, когда тебя наконец-то пришпилят к боку «харрикейна», – обратилась она к листу дюраля, направляя на него сверло, как ковбой из вестерна – револьвер.

– Слава богу, хоть на Новый год выходной, – простонала Салли, когда стрелки часов доползли до шести и поток работниц направился к дверям. – Ты какое платье привезла?

– Зеленое атласное. Я быстренько его накину в мамином номере в «Кларидже»[17]17
  «Кларидж» – фешенебельный отель в центре Лондона.


[Закрыть].

– А она тебя уже простила за побег из Монреаля?

– Более-менее. Она сейчас всем довольна, поскольку нашла себе нового поклонника.

Озле хотелось надеяться, что поклонник не станет однажды ее четвертым по счету отчимом.

– Кстати, о поклонниках! Я пообещала одному бесподобному парню познакомить его с тобой. – Салли лукаво посмотрела на Озлу. – Он то что надо.

– Надеюсь, брюнет? Блондинам доверять нельзя.

Все еще смеясь, они выбежали из заводских ворот и понеслись к дороге. Когда получаешь один выходной раз в восемь дней, глупо терять драгоценное время, возвращаясь на квартиру. На этот раз им удалось поймать попутку до самого Лондона. Фары старенького «алвиса» были прикрыты чехлами с прорезями – светомаскировка, – а двое лейтенантов на переднем сиденье оказались уже здорово поддатыми. К «Клариджу» они подкатили, распевая «Можно всё»[18]18
  Anything Goes – песня Коула Портера, написанная в 1934 году для одноименного мюзикла.


[Закрыть] в четыре глотки. Салли задержалась у машины, флиртуя с лейтенантами, а Озла взлетела вверх по ступенькам и поздоровалась со швейцаром, который уже много лет был для нее чем-то вроде дворецкого, дядюшки и личного секретаря в одном лице:

– Здравствуйте, мистер Гиббс!

– Добрый вечер, мисс Кендалл. Вы приехали вместе с мисс Нортон? О ней справлялся лорд Хартингтон.

– Салли устроила мне свидание с парнем, – сказала Озла, понизив голос. – Она вам случайно не намекнула, кто это?

– Вы верно угадали – намекнула. Он ожидает вас в главном салоне. Одет в форму кадета Военно-морского флота. Передать ему, что вы спуститесь через час, когда переоденетесь? – проницательно добавил швейцар.

– Нет уж, если я ему не понравлюсь в спецовке, то и наряжаться ради него не стоит.

Подбежала Салли и начала расспрашивать Гиббса о Билли Хартингтоне. Озла неторопливо направилась в вестибюль. Приятно было шествовать в замызганной спецовке по мраморному полу, отделанному в стиле ар-деко, и ловить на себе возмущенные взгляды мужчин во фраках и женщин в атласных вечерних нарядах. «Ну смотрите, смотрите же на меня! – хотелось ей закричать. – Я только что с восьмичасовой смены на самолетостроительном заводе. И теперь я отправлюсь в “Кафе де Пари“ отплясывать конгу до рассвета. Посмотрите на меня! Я Озла Кендалл, мне восемнадцать, и я наконец-то приношу пользу».

Он стоял у барной стойки, спиной к залу и к ней, – форму морского кадета заметить было нетрудно, а вот лица не разглядеть.

– Это случайно не с вами мне устроили свидание? – поинтересовалась она, обращаясь к его великолепным плечам. – Во всяком случае, так сказал мистер Гиббс, а если вы хоть раз были в «Кларидже», то знаете, что мистер Гиббс никогда не ошибается.

Он обернулся, и первой мыслью Озлы было: «Салли, змея ты эдакая, могла бы и предупредить!» Хотя нет, это была уже вторая мысль.

А первая – она знает, кто перед ней, хотя они никогда прежде не встречались. Его имя то и дело мелькало в «Татлере» и «Байстэндере»; она знала, из какой он семьи и кем приходится британскому королю. Знала, что они ровесники, что он кадет в Дартмуте и что по требованию короля вернулся в Британию из Афин, как только началась война.

– Вы, должно быть, Озла Кендалл, – сказал принц Филипп Греческий.

– Правда? – растерянно отозвалась она, с трудом удерживаясь от желания поправить волосы. Знай она заранее, что идет на свидание с принцем, то уж нашла бы минутку, чтобы вычесать из кудрей дюралевую стружку.

– Во всяком случае, мистер Гиббс сказал, что вы примерно сейчас и подойдете. А ведь мистер Гиббс никогда не ошибается.

Принц прислонился к барной стойке – золотистый загар, волосы сияют, как новенькая монета, прямой взгляд синих-пресиних глаз. Хорошенько рассмотрев грязную спецовку Озлы, он улыбнулся. «О боже, – подумала она. – Вот так улыбка!»

– Сногсшибательный наряд, – заметил он. – Так вот что носят все девушки в нынешнем сезоне?

– В нынешнем сезоне это носит Озла Кендалл, – парировала она, вставая в позу, достойную обложки модного журнала, и отгоняя мысли о лежащем на дне сумки зеленом атласе. – Меня нельзя запереть в слабой ограде местных обычаев![19]19
  Измененная цитата из пьесы Шекспира «Генрих V» (пер. Е. Бируковой).


[Закрыть]

– «Генрих Пятый», – немедленно отреагировал он.

– Ого, я вижу, в Шекспире вы разбираетесь.

– Немного пришлось подучить в Гордонстауне. – Он кивнул бармену, и у локтя Озлы появился широкий бокал исходящего пеной шампанского. – В свободное от походов и парусных гонок время.

– Даже не сомневалась, что вы моряк.

– Почему это?

– Вы ведь вылитый викинг – должно быть, пришлось немало поработать веслами. У вас случайно не припаркована за углом ладья?

– Увы, всего лишь «воксхолл» моего дяди Дикки, как ни жаль мне вас разочаровывать.

– Вижу, вы уже подружились, – рассмеялась Салли, внезапно оказавшаяся рядом. – Оз, наш с тобой общий крестный (она подразумевала лорда Маунтбеттена) по совместительству приходится Филу дядюшкой. Дядя Дикки сказал, что Фил абсолютно никого не знает в Лондоне, и попросил познакомить его с приличной девушкой, которая покажет ему тут все.

– Приличная девушка, – пробурчала Озла в бокал с шампанским. – Нет ничего зануднее, чем когда тебя называют приличной.

– Я вас вовсе не считаю приличной, – возразил принц.

– Да вы мастер делать комплименты! – Озла откинула голову назад. – А кем же вы меня считаете?

– Вы самая хорошенькая девушка в спецовке, которую я встречал в своей жизни.

– И это вы еще не видели, как я клепаю швы.

– С удовольствием посмотрю, принцесса.

– Так мы идем на танцы или как? – нетерпеливо спросила Салли. – Пошли наверх, Оз, пора переодеваться!

Принцу Филиппу, похоже, пришла в голову идея.

– А если я брошу вам вызов… – начал он.

– Берегитесь! – перебила его Озла. – Предупреждаю, этим меня не испугать.

– Озла никогда не отступает, – подтвердила Салли. – В пансионе мисс Фентон старшие девочки подбили ее подсыпать чесоточный порошок директрисе в панталоны.

Ухмыляющийся Филипп воззрился на Озлу с высоты своих шести футов:

– И вы это сделали?

– Естественно. Заодно украла ее пояс для чулок, забралась на крышу часовни и подвесила его на кресте. Ну и скандал же она закатила. А в чем состоит ваш вызов?

– Пойдите на танцы в том, в чем вы сейчас, – подначил ее принц. – Не переодевайтесь в свой атлас или что там у вас в сумке.

– Принято! – Озла залпом допила шампанское, и троица, смеясь, выкатились из главного салона.

Мистер Гиббс подмигнул Озле, открывая перед ней двери. Она вдохнула полной грудью ледяную звездную ночь – благодаря затемнению над Лондоном теперь действительно можно было разглядеть звезды – и посмотрела через плечо на принца Филиппа, который тоже остановился, запрокинув голову. В ее венах заиграло шампанское, и она спросила, потянувшись к сумке:

– Но их-то мне можно надеть? – В руке болталась пара зеленых атласных сандалий со стразами. – Как-никак принцесса не может плясать конгу без своих хрустальных туфелек.

– Пожалуй, да. – Принц Филипп забрал у нее сандалии и переместил ее руку на свое плечо. – Держитесь, не упадите…

Опустившись на одно колено прямо на ступеньках «Клариджа», он расшнуровал ботинки Озлы, дождался, пока она выпростала из них ноги, затем стянул с нее шерстяные носки и обул ее голые ступни в атласные сандалии – одну, вторую. В лунном свете его загорелые пальцы, касавшиеся ее белых щиколоток, казались совсем темными. Наконец он поднял к ней полуприкрытые веками глаза.

– Ну-ну, – ухмыльнулась ему Озла. – И много девушек уже удостоились этого трюка, господин моряк?

Он тоже рассмеялся, не сумев сохранить на своем лице серьезное выражение, и так хохотал, что чуть не потерял равновесие. На мгновение его голова коснулась колена Озлы, и она дотронулась до его блестящей шевелюры. Теплые пальцы Филиппа все еще держали ее за щиколотку. Ночь была холодная. Озла заметила, как таращатся прохожие на девушку в спецовке на ступеньках лучшей гостиницы Мейфэра и мужчину в морской форме, преклонившего перед ней колено, и шутливо шлепнула Филиппа по плечу.

– Ну все, прекращайте млеть, – скомандовала она.

– Как прикажете. – Он поднялся.

Все трое вприпрыжку спустились по накрытым ворсистой ковровой дорожкой ступенькам «Кафе де Пари» – клуб располагался в подвале – и протанцевали всю новогоднюю ночь напролет.

– Не знала, что у вас в Греции тоже умеют танцевать фокстрот! – Вращаясь в руках Филиппа, Озла пыталась перекричать ревущие тромбоны. Он оказался быстрым, темпераментным танцором.

– Да я же не грек, – выдохнул Филипп, закрутив Озлу в такой пируэт, что дыхание полностью вернулось к ней, лишь когда музыка перетекла в мечтательный вальс.

Движения Филиппа стали медленнее. Он пригладил свои растрепанные волосы и снова сгреб Озлу в охапку. Она положила ладонь на его свободную руку, и они плавно закачались в ритме танца.

– В каком смысле не грек? – спросила она. Вокруг кружились, сталкивались и смеялись пары. В «Кафе де Пари» царила особая атмосфера, теплая, интимная, как ни в одном другом лондонском клубе, – возможно, потому, что заведение располагалось на глубине двадцати футов под землей. Музыка здесь казалась громче, шампанское – холоднее, кровь – горячее, а шепот – лихорадочнее.

Филипп пожал плечами.

– Меня вывезли с Корфу в ящике из-под фруктов, когда мне не исполнилось и года, – пояснил он. – Мы убегали от толпы революционеров. Я мало времени провел в Греции, почти не говорю на их языке. Да это и не понадобится.

Озла знала, что он имел в виду – он не станет там королем. С тех пор греческая королевская семья вроде бы вернулась на трон, как она смутно припоминала, но Филипп был далеко не первым в очереди на престолонаследие и, учитывая деда-англичанина и дядю-англичанина, походил просто на одного из многочисленных королевских кузенов. И разговаривал так же, как они.

– У вас произношение еще более английское, чем у меня, – заметила Озла.

– А вы канадка…

– …и ни одна из девушек, с которыми меня представили ко двору, не позволила мне об этом забыть. Но на самом деле лет до десяти я говорила с немецким акцентом.

Он удивленно приподнял бровь:

– Вы немецкая шпионка? Правда, я не знаю никаких военных секретов, ради которых меня стоило бы соблазнить, но надеюсь, вас это не остановит.

– Для принца вы себя очень плохо ведете – да что там, положительно опасны.

– Все лучшие принцы ведут себя именно так. А откуда у вас взялся немецкий акцент?

– Моя мать развелась с отцом и приехала в Англию, когда я была совсем маленькой. – Озла покружилась под его рукой, затем снова оперлась на сгиб его локтя. – И заперла меня в деревне с немецкой гувернанткой. По понедельникам, средам и пятницам я говорила только по-немецки, по вторникам, четвергам и субботам – по-французски. Пока меня не отправили в пансион, я пользовалась английским лишь один день в неделю. И на всех языках у меня был немецкий акцент.

– Канадка, разговаривает как немка, а живет в Англии. – Филипп перешел на немецкий: – Какая же страна по-настоящему завладела сердцем Озлы Кендалл?

– England für immer, mein Prinz[20]20
  Англия навсегда, мой принц (нем.).


[Закрыть], – ответила Озла и тут же вновь переключилась на английский. Не хватало еще, чтобы их действительно обвинили в шпионаже на немцев, мало ли что взбредет в голову полному залу патриотично настроенных лондонцев навеселе. – У вас безупречный немецкий. Вы на нем говорили дома?

Он рассмеялся, но как-то невесело.

– В каком смысле «дома»? Прямо сейчас я живу на раскладушке в столовой дяди Дикки. Дом – это везде, куда пригласили или где живет очередной кузен.

– Я это хорошо понимаю.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

– Сейчас я живу в одной квартире с Салли. До этого – с кошмарными монреальскими кузинами, которые были мне совсем не рады. А еще раньше крестный поселил меня у себя на время светского сезона, – пожала плечами Озла. – У моей матери постоянные апартаменты в «Кларидже», где я чувствую себя лишней, если вдруг задержусь больше чем на одну ночь. Отец давно умер. Где мой дом? Понятия не имею. – Она широко улыбнулась. – Но сокрушаться по этому поводу не собираюсь. Все мои подруги, которые до сих пор живут с родителями, изнывают от желания сбежать, так что еще вопрос, кому из нас больше повезло!

– Прямо сейчас? – Рука Филиппа обвилась вокруг ее талии. – Мне.

Какое-то время они молча вальсировали. Их тела легко и свободно двигались в танце. Пол был липким от пролитого шампанского; музыканты начинали выбиваться из сил. Несмотря на время – почти четыре утра, – клуб оставался забитым под завязку. Никто не хотел останавливаться – и Озла тоже. Ее брошенный через плечо Филиппа взгляд уперся в плакат на стене – один из тех победных плакатов, что появились в Лондоне повсюду, как грибы после дождя. «Победили однажды – победим снова!»

– Пусть бы эта война наконец-то толком началась, – сказала Озла. – Это ожидание… Мы ведь знаем, что они собираются нас атаковать. Где-то в глубине души мне хочется, чтобы они уже принялись за дело. Чем скорее начнется, тем скорее и закончится.

– Пожалуй, – проронил Филипп и отвернулся.

Теперь его щека почти касалась ее волос, и они больше не глядели друг другу в глаза. Озла многое бы отдала, чтобы взять свои слова обратно. Легко ей болтать, что, мол, хорошо бы война наконец началась, – ведь не ей предстоит идти на фронт и по-настоящему воевать. Хотя Озла и считала, что каждый обязан сражаться за родину и короля, но понимала, что для женщин этот вопрос оставался в целом теоретическим.

– Да нет, я как раз хочу сражаться, – проговорил Филипп, уткнувшись ей в волосы, будто прочитал ее мысли. – Хочу уйти в море и исполнить свой долг. Главным образом, чтобы окружающие перестали подозревать меня в тайных немецких симпатиях.

– Что?!

– Три мои сестры вышли за членов нацистской партии. Правда, тогда те не были нацистами… В общем, неважно. Просто хочется заткнуть рот людям, которые считают меня слегка подозрительным из-за семейных связей.

– А мне бы хотелось заткнуть рот тем, кто считает, что от беззаботной дебютантки не может быть никакой пользы. Вы скоро выходите в море?

– Не знаю. Будь моя воля, я бы уже завтра стоял на палубе военного корабля. Дядя Дикки пытается мне помочь. Может, на следующей неделе, а может, и через год.

«Пусть это случится через год», – мысленно взмолилась Озла, ощущая под рукой его худое, но крепкое плечо.

– Значит, вы будете гоняться в море за немецкими подлодками, а я – клепать швы в Слау. Не так уж плохо для светской пустышки и слегка подозрительного принца.

– Вы могли бы заняться кое-чем поинтереснее клепки. – Он притянул ее ближе, не отрывая щеки от ее локонов. – Вы не спрашивали дядю Дикки – может быть, в министерстве обороны найдется работа для девушки с вашим знанием языков?

– Предпочитаю собирать «харрикейны» своими руками, пусть они при этом и пачкаются. Для борьбы за победу это важнее, чем стучать по клавишам печатной машинки.

– Борьба – это ради нее вы пробрались сюда обратно из Монреаля?

– Если твоя страна в опасности, а ты уже способна ее защищать, так и надо делать, – отчеканила Озла. – А не вытащить свой канадский паспорт…

– Или греческий.

– …и смыться в безопасное место. Так просто нельзя.

– Полностью согласен.

Вальс закончился. Озла отступила на шаг, посмотрела ему в лицо.

– Мне пора возвращаться на квартиру, – огорченно признала она. – Я уже совсем без сил.

И Филипп отвез Озлу и зевающую Салли обратно в Олд-Виндзор. Водил он так же страстно, как танцевал. Припарковавшись, он помог Салли выбраться с заднего сиденья. Сонно чмокнув его в щеку, она поковыляла по темной улице. Послышался всплеск, визг, и голос Салли кисло сообщил:

– Оз, смотри под ноги, если не хочешь испортить туфли. Прямо перед дверью натекло целое озеро…

– Придется снова надевать ботинки. – И Озла потянулась к усеянным стразами пряжкам сандалий, но Филипп поднял ее на руки.

– Нельзя рисковать хрустальными туфельками, принцесса.

– Ну, знаете, это уже слишком, – рассмеялась она, обхватив его за шею. – Даже для моряка чересчур театрально, разыграно как по нотам.

Она почти чувствовала его озорную улыбку, пока он нес ее сквозь темноту. Висевшие на локте Озлы ботинки и ридикюль стучали по его спине. От него пахло лосьоном после бритья и шампанским. Чуть влажные и растрепанные после танцев волосы Филиппа мягко завивались вокруг ее пальцев там, где она сомкнула руки на его затылке. Прошлепав по луже, он собрался было поставить Озлу на крыльцо, но в этот момент она легко коснулась его губ своими.

– Просто чтобы закрыть вопрос, – беззаботно пояснила она. – Не то мы еще долго будем тут топтаться и думать, целоваться – не целоваться… ужасно неловко.

– Меня еще никогда не целовала девушка, просто чтобы закрыть вопрос. – Озла ощутила, как его губы улыбаются возле ее рта. – Тогда уж сделаем это как следует…

Его поцелуй был долгим, неспешным, Филипп все еще не выпускал ее из объятий. У его губ был вкус нагретого солнцем моря, и в какой-то момент Озла уронила ботинки прямо в лужу.

В конце концов он опустил ее на крыльцо. Они постояли в темноте. Озла с трудом переводила дух.

– Я не знаю, когда уйду в море, – сказал Филипп, прервав молчание. – Однако до того мне бы хотелось снова вас увидеть.

– Но здесь совершенно нечем заняться. В свободное от клепания дюраля время мы с Салли едим овсянку и слушаем граммофонные пластинки. Скучища.

– Вовсе не думаю, что вы настолько скучная. Готов биться об заклад, что все как раз наоборот. Держу пари, вас трудно забыть, Озла Кендалл.

В голову ей пришло сразу несколько легких ответов, подходящих для флирта. Она всю жизнь флиртовала – инстинктивно, защищаясь. «И ты тоже играешь в эту игру, – подумала она, глядя на Филиппа. – Стараешься быть обворожительным со всем и каждым, чтобы никто не подобрался к тебе слишком близко». Всегда находились люди, которые были бы не прочь поближе познакомиться с симпатичной брюнеткой, крестницей лорда Маунтбеттена и наследницей толстого пакета отцовских акций Национальной Канадской железной дороги. И Озла не сомневалась, что еще больше людей пытались приблизиться к красавцу-принцу, пусть и несколько запятнанному наличием зятьев-нацистов.

– Приходи меня проведать в любой вечер, Филипп, – сказала Озла просто, без всяких игр. Ее сердце подпрыгнуло, когда он дотронулся до форменной фуражки и направился к своему «воксхоллу».

Начинался 1940 год, и она его встретила в рабочей спецовке и атласных сандалиях, танцуя с принцем. Интересно, что еще принесет ей этот год.