Текст книги "Феликс с железной дороги"

Глава 8. Новые открытия

Полу хватило одного дня, чтобы проникнуться симпатией к котенку. Наутро он уже играл с ним так же увлеченно, как и остальные сотрудники железной дороги. И именно Пол вместе с Энджи Хант организовал следующее крупное событие в жизни Феликса: его первый визит к ветеринару.

Феликс был смышленым котом, но иногда вел себя неразумно. Его совсем недавно утвердили в должности, и он не слишком интересовался иерархией в компании. Когда Пол попытался осторожно засунуть его в переноску, Феликс дал сдачи. Бац! На носу у начальника станции появилось три царапины, словно от колючек. Нечего сказать, Феликс, умеешь ты ладить с руководством!

А кот, видимо, не забыл, как испугался, когда его везли на станцию Хаддерсфилд. Переноска у него была теперь собственная, другой модели, чем та, в которую его сажали Бриско – светло-голубая снизу и кремовая сверху, – но когда он увидел на столе этот зловещий ящик с разверстой пластмассовой пастью, то сообразил, что переноска дожидается его, и впал в неистовство. Пол и Энджи затолкали его внутрь и отвезли к ветеринару. Настроение у Феликса за время дороги не улучшилось.

Никто из животных не любит посещать ветеринара, и их можно понять. Для Феликса это был первый раз, но он извелся, сидя в переноске, а потом окончательно потерял самообладание, сидя в коридоре вместе с другими животными. Ему предстоял общий осмотр и первая прививка.

Ветеринар осторожно вынул из переноски котенка, который злобно щурился. Затем, к огромному неудовольствию Феликса, его снова нагло перевернули вверх тормашками и стали щупать под хвостом.

– О, – авторитетно сообщил ветеринар, – да у вас девочка.

Пол и Энджи ошарашенно переглянулись. Такого они не ожидали. А Феликс, когда ее развернули обратно и посадили на металлический стол, принялась сердито вылизываться, но совершенно не удивилась. «Ну да, – словно говорила она, – чего вы рты разинули? Я барышня».

На вокзале новость произвела фурор. Кто-то смеялся, кто-то разводил руками: как это вообще произошло? А затем возник серьезный вопрос: нужно ли переименовывать Феликс?

Результат благотворительной лотереи никто не собирался оспаривать, но справедливо ли оставлять кошке имя, подходящее для кота? Не лучше ли назвать ее «Фелиция»? От предложений не было отбоя.

Но она так и осталась Феликс. Это имя ей шло. Оно выделяло ее из общей массы, намекало, что у нее сильный характер – а хаддерсфилдская станционная кошка такой и была. Постепенно она запомнила свое имя и даже научилась приходить, когда ее зовут (но только под настроение). Судя по всему, имя ей нравилось. Ей вообще нравилась станционная жизнь, да иначе и быть не могло, так все ее баловали.

Каждый день у нее был праздник. Следующие несколько недель в служебных помещениях вокзала были сплошь заполнены развлечениями. Подарок Мартина оказался далеко не последним; бригадир Дейв Руни подарил Феликс первую лазерную игрушку, и та была в восторге, особенно в ночную смену, когда огонек ярко светился в темноте.

«Феликс, что это? – спрашивали у нее, включив лазер. – Что это?» Она оборачивалась, а луч выключали: «Где зайчик, где зайчик?» Включали обратно: «Вон он, лови его, Феликс, лови!» И она принималась носиться за неуловимым огоньком.

Не забывала она и свое любимое занятие: засыпать на всем, что хоть полминуты простоит неподвижно. Нередко она разваливалась на нужных вещах с таким хозяйским видом, словно считала, что не мешает, а помогает коллегам работать, хотя ничто не могло быть дальше от истины. Например, в качестве одной из лежанок она облюбовала стопку сумок, куда проводники убирают выручку. И вот они выстраиваются в очередь и торопятся к своим поездам, но сначала нужно разбудить блаженно развалившуюся на сумках кошку. В конце концов они научились выдергивать сумки из-под Феликс так же ловко, как фокусник сдергивает со стола скатерть, не опрокинув посуду. А кошка пристально наблюдала за ними, словно в надежде разгадать, в чем фокус.

Феликс обживалась на станции, а Энджи и остальные учились вести ее финансы. Все расходы оплачивала железная дорога, но в бухгалтерских ведомостях их нужно было записать в какую-нибудь статью, объяснить, на что потрачены деньги. Когда Энджи первый раз заносила в ведомость корм для Феликс, она долго грызла шариковую ручку в раздумьях, наконец улыбнулась и написала: «Еда для дератизатора».

С тех пор Феликс часто называли «наш дератизатор», но правильнее было бы назвать ее стихийным бедствием.

У нее была когтеточка, но ей больше нравилось точить коготки об стулья, обтянутые тканью доски объявлений, а также об одежду (и руки!) окружающих. С каждым днем она становилась все более крупной и резвой, а еще научилась совмещать два любимых занятия: воздушную акробатику, опробованную на Гарете, и классическое танго со штаниной, от которого так страдал ее почетный дедушка Крис Бриско.

Подкараулив какого-нибудь беспечного железнодорожника, Феликс кидалась на него и начинала карабкаться ему на спину. Сначала вонзались коготки, потом котенок повисал всей своей тяжестью на форменных брюках. Цепляясь за ткань, Феликс взбиралась по ногам, оттуда на гладкую форменную рубашку, подтягивалась на плечо, как на турник, и совершала коронный номер: запрыгивала на самый верх. Ощущения от ее когтей были такие, словно в голову вбивают флаг с надписью «Феликс».

Она проделывала это с множеством людей, но, как нетрудно догадаться, мало кому нравилось работать скалодромом. Только самые стойкие, вроде Гарета, позволяли ей увлеченно заниматься альпинизмом.

Брюки у всех приобрели плачевный вид, сплошь в мелких дырочках и затянутых нитках, потому что даже если Феликс ссаживали на пол, она успевала зацепить брюки. Стало ясно, что она слишком засиделась в четырех стенах.

В середине августа 2011 года Феликс исполнилось двенадцать недель, и ей сделали вторую, последнюю, прививку. Все видели, как она выросла, а ее глаза приобрели восхитительный переливчато-зеленый цвет, совсем как у матери.

Родителям всегда нелегко признавать, что их чадо повзрослело, но Гарет Хоуп как-то вечером все-таки решил, что Феликс готова для знакомства с внешним миром. До сих пор она, не считая визитов к ветеринару, жила в служебных помещениях, где дверь всегда плотно закрывали, чтобы она не выскользнула наружу. Она привыкла, что вселенная так устроена: люди входят и выходят, а ее не выпускают.

В тот вечер, когда летние сумерки сменились темнотой и наступила ночь, Гарет собрался с духом и открыл дверь.

– Вперед, – сказал он своей маленькой приятельнице. – Можешь выглянуть наружу.

Феликс чуть не кувыркнулась через голову от неожиданности, а потом выбежала за порог, радуясь грандиозному приключению. Она смело устремилась к общему выходу на платформу номер 1, который находился сразу за служебным и всегда был открыт. Там она замерла, словно удивленная, что за дверью не комната, а огромное бескрайнее пространство. Впечатления обрушились на нее и отбросили назад, как удар молота, и она не могла двинуться дальше, пока не переварит их новизну.

В поздний час на станции было тихо – но только по сравнению с часом пик, и в темноте ночные звуки казались в сто раз громче, особенно для ушек Феликс.

Поездов на путях не было. Ее слух завораживали другие мелодии: пластиковые мешки для мусора шуршали на ветру в своих рамах; в зале цокали женские каблуки; гудело электричество в лампах и всегда включенных светофорах. Феликс была насторожена и напряжена, но Гарет оставался рядом. Он стоял в нескольких шагах позади и присматривал за своей подопечной. Хоть она и подросла, но все еще была котенком, а на пороге удивительного нового мира вдруг стала казаться еще меньше.

Ободренная его присутствием, Феликс снова повернулась к платформе номер 1. Она села на пороге и стала осматриваться, поворачивая голову то вправо, то влево, вглядываясь в то, что ее окружало. Ровная бетонная поверхность платформы уходила вперед и обрывалась за ярко-желтой линией; Феликс не хотелось выяснять, что находится на дне этой пропасти. На другой стороне ущелья виднелась другая платформа, номер 4, а слева можно было различить начало платформы номер 2, которая находилась сразу за ее родной платформой номер 1. Платформа 2 заканчивалась пандусом до самой земли, но оттуда, где Феликс сидела, его не было видно. По меркам котенка до него было не ближе, чем до Сибири. Справа от нее находились стойки для велосипедов, и они уже в первую вылазку показались ей хорошим укрытием; возможно, она даже взяла их на заметку.

Станционная кошка тихо смотрела по сторонам, и тут вечерний августовский ветерок впервые пошевелил ее мех, поднял стоймя каждую черную шерстинку. Она моргнула огромными зелеными глазами, встопорщила белые усы, принюхалась ко всем этим новым запахам. Вид у нее был такой, словно она была готова ахнуть от восторга.

Знакомься, Феликс, это мир. Мир, это Феликс.

Маленькая кошка еще не знала, что станет здесь царицей.

Глава 9. Восхитительный новый мир

– Феликс, ты идешь?

Гарет Хоуп остановился на пороге. Это было через несколько дней, и кошечке не потребовалось нового приглашения. Она кинулась через комнату, вскарабкалась по его длинным худым ногам и устроилась на плече, словно пиратский попугай.

– Сегодня, Феликс, – сказал Гарет, – мы с тобой пойдем на обход.

Обход полагалось делать в каждую смену, чтобы убедиться, что вокзал работает правильно и безопасно. Железнодорожники все осматривали, заглядывали в разные укромные углы, и это была прекрасная возможность показать Феликс границы ее нового дома. Она была еще так мала, что пока не обходила свои владения, а объезжала, сидя на плече у Гарета.

После той летней ночи, когда Феликс впервые вышла из помещения, Гарет и коллеги еще несколько раз выпускали ее наружу, и то лишь поздней ночью. Феликс не отходила далеко от порога. С половины первого до пяти утра главный вход на станцию Хаддерсфилд закрывал тяжелые филенчатые синие двери, которые запирались большой бронзовой задвижкой. Ночью их открывали редко – только за пятнадцать минут до отправления нескольких предутренних поездов, а потом тут же закрывали. При запертых дверях на вокзале оставались только Феликс и двое дежурных: идеальная возможность показать котенку платформу номер 1, когда там нет ни поездов, ни пассажиров. Феликс боялась уходить далеко, но ей понравилось прятаться за стойками для велосипедов. Стойки возвышались над ней, как металлические деревья, и за их толстыми стальными ветками, в нескольких шагах от желтой кирпичной стены вокзала, она, видимо, чувствовала себя в безопасности.

В тот вечер Гарет вывел ее чуть раньше, чем она привыкла, еще до захода солнца. Весь день стояла прекрасная летняя погода, и когда Феликс с Гаретом зашагали по платформе номер 1, воздух еще дрожал от дневного жара. Феликс озиралась по сторонам огромными зелеными глазищами. Маленькому котенку было на что посмотреть. Людей в этот час было больше. Грохот сумки-тележки в зале, басовитый мужской смех – все заставляло ее навострить уши. Она уже успела привыкнуть к людям, звуки не казались ей страшными, как и удивленные лица тех, кто встречал Гарета в ее обществе.

Весело покачиваясь у Гарета на плече, Феликс замечала кофейню на платформе номер 1 и двери справа, ведущие к главному входу на станцию, а оттуда на площадь Святого Георгия и в центр Хаддерсфилда. Она встрепенулась, когда из глубин, точно кит, всплыл странный стеклянный ящик – лифт, поднимавшийся на платформу из подземного перехода. Феликс обернулась и озадаченно посмотрела на него через плечо, но они с Гаретом шли в другую сторону.

Гарет стал спускаться по лестнице, слегка придерживая Феликс рукой. Они оказались внизу, под путями. Хаддерсфилд – очень старый вокзал, он охраняется государством как памятник архитектуры. Первый камень заложили 9 октября 1846 г.; в честь этого события объявили выходной, а церковные колокола звонили весь день. Мало кто знает, но под самой станцией соорудили целый лабиринт подземных коридоров и комнат. Сейчас посторонних в них не пускают, а в девятнадцатом веке там находились служебные помещения, подвалы для угля, фонарные и даже зал ожидания первого класса. Все это давно пришло в запустение, залы стояли темные и заброшенные, огонь не плясал в старинных каминах, там только копилась пыль и грязь. В нескольких комнатах «Транспеннинский экспресс» разместил склады и хранил оборудование, но большая часть помещений оставались незанятыми. Это было жутковатое подземелье, о котором впору рассказывать истории с привидениями, а не дорожные байки. Некоторые из сотрудников железной дороги побаивались этого места, и Гарет ни за что не отпустил бы Феликс туда гулять – еще заблудится! Он прошел с ней по ярко освещенному подземному переходу, где светло, чисто и нельзя потеряться.

Из-под земли они поднялись по лестнице на платформу номер 4. Феликс вертела головой, разглядывая все, что попадалось на пути, и прислушиваясь к каждому новому звуку. Между платформами номер 4 и номер 8 находится буфет, но в этот вечерний час он был уже закрыт. Зато по утрам там царило оживление, сонных пассажиров манил аромат жареной ветчины и звон посуды. Когда наши путешественники вышли на поверхность, Феликс посмотрела в южный конец станции и увидела платформы номер 5 и номер 6. Туда между платформами 4 и 8 ведет отдельный путь. Хорошо, что цифры Феликс не интересовали, потому что в здешней нумерации запутался бы и самый гениальный математик – например, платформ номер 3 и 7 в Хаддерсфилде вообще нет.

Но пути, да и люди, не привлекали Феликс – ее глаза загорелись, когда она посмотрела на крышу.

Листы гофрированного железа покрывают хаддерсфилдский вокзал не полностью; в крыше есть зазор, прямо над путями. Но котенок заинтересовался не открытым небом, а воронами.

Несколько крупных, черных ворон жили на станции и вели себя по-хозяйски. Крышу поддерживало переплетение стальных балок, на которых птицы рассаживались с большим удобством. Они были нахальными, самодовольными, их гладкие перья лоснились, как нефть, а размером они в то время превосходили Феликс. Она посмотрела, как они слетают на платформу и подбирают оброненные пассажирами крошки, и тревожно нахмурилась, словно хотела пожаловаться на них и сказать, что они ей не очень нравятся.

Между тем Гарет продолжал обход, и когда он пошел по платформе 4, случилось то, что заставило Феликс забыть про ворон. На путях, вдоль которых они шли, стоял поезд и спокойно ждал отправления. Но вдруг локомотив ожил и жутко взревел!

Феликс, сидевшая у Гарета на плече, от ужаса выпустила когти и впилась ему в плечо. Гарет вскрикнул от боли; ему показалось, что Феликс тоже закричала бы, если бы могла, но она только вцепилась еще крепче. Он осторожно снял ее с плеча, и, увидев, как она перепугалась, отнес в безопасную дикторскую. Все плечо у него было исцарапано, но Феликс не пострадала.

Стало ясно, что грохочущих локомотивов Феликс побаивается, но хаддерсфилдские железнодорожники вспоминали других станционных кошек по всей стране, которые прекрасно себя чувствовали, живя на вокзале, и понимали, что нужно просто терпеливо приучать Феликс к поездам – тогда все получится. Дети тоже зажимают уши от рева самолетов, но постепенно этот звук перестает пугать и становится частью обычной жизни. Феликс живет на вокзале, а значит, должна привыкнуть к реву поездов.

Ее коллеги читали, как важно с самого раннего возраста приучать котят к тому, что позже станет частью их повседневной жизни. То, что не запомнилось кошке с детства, позже будет пугать ее, настораживать и мешать ей во взрослой жизни. Именно поэтому на станцию взяли маленького котенка – чтобы Феликс научилась работе, взрослея.

Впрочем, в подробности вокзального быта ее посвящали постепенно, ни к чему не принуждая. Ее не торопили и не выгоняли на улицу, если ей не хотелось. Наоборот, она сама почти всегда стремилась за порог, так влекли ее приключения и неведомые просторы.

Чтобы ей было спокойнее, ее обязательно кто-нибудь сопровождал, а когда на вокзале была толпа, оставляли в дикторской. Пока она не привыкла к поездам и не осмелела, ее обычно носили на руках. Гарет и его коллеги постоянно брали Феликс с собой на обход, и за несколько недель она понемногу привыкла, что у поездов, стоящих у платформ, негромко рокочут двигатели. Перестали пугать ее и сигналы открывающихся и закрывающихся дверей, звуки объявлений из трескучих вокзальных динамиков, шипение воздуха, который выдували локомотивы, прежде чем двинуться с места. Во время обходов ей часто хотелось прижаться к Гарету, но, к счастью для него (и для его плеча), она больше не впадала в панику и не так сильно впивалась когтями.

Обычно Гарет обходил станцию, неся Феликс на плече, и так привык, что не представлял себя без кошки. Зрелище, наверное, было удивительное – новая пушистая сотрудница производила настоящий фурор среди пассажиров, которые провожали их с Гаретом изумленными взглядами. Впрочем, не все были довольны. Как-то под вечер Гарет заметил двух знакомых любителей наблюдать за поездами; они сидели на своем обычном месте в конце платформы и неодобрительно качали головами, словно сокрушались: «Что творится с нашей железной дорогой?»

Поскольку Феликс теперь стала выходить на улицу, коллеги позаботились о том, чтобы принарядить ее: у нее появился первый ошейник. Его покупала Энджи, и это было исключительно приятное поручение, настоящий праздник! Энджи зашла за ним в зоомагазин по соседству и долго выбирала самый лучший. Она любила все блестящее, так что, наверное, неудивительно, что ее покупка была сплошь в сияющих стразах. Ошейник был васильково-синего цвета, как крыши вагонов «Транспеннинского экспресса», и Феликс в нем выглядела сногсшибательно.

Энджи была довольна своим выбором, но не все с ней согласились.

– Это что такое? – с отвращением произнес Билли, когда впервые увидел ошейник. Ему казалось, что это чудовищно. Он уставился на Феликс, потом снова повернулся к Энджи: – Почему ты выбрала этот кошмар?!

– Потому что она должна быть заметной! – парировала Энджи. Не заметить Феликс было бы трудно: стразы у нее на шее сверкали в лучах сентябрьского солнца, как прожекторы на дискотеке.

Разумеется, от ошейника будет мало толка, если на нем нет медальона с адресом. Первый медальон для Феликс купила кассирша Кристина. Сотрудники станции дарили котенку всякие мелочи – игрушки, угощения, новые мисочки, и прочее, – и Кристина тоже сделала подарок кошке, благодаря которой жизнь в Хаддерсфилде преобразилась. Она пошла в специализированный магазин и заказала медальон с гравировкой: на лицевой стороне кличка Феликс и адрес, платформа 1, на обороте – номер рабочего телефона бригадиров. Теперь, если Феликс вдруг потеряется, тому, кто ее найдет, сразу будет ясно, что ее любят, ждут и ищут, и ей помогут вернуться домой.

Кристина выбрала не простой медальон – хаддерсфилдской станционной кошке требуется нечто особенное! Кристина видела блестящий ошейник, который купила Энджи, и задумалась у витрины о том, как долго бедная кошечка считала себя мальчиком; поэтому она выбрала маленькой принцессе вокзала медальон в виде очаровательного ярко-розового сердечка. Можете себе представить, что сказал Билли…

Энджи и все остальные старались приучать котенка к шумному вокзалу. Все сотрудники станции любили носить Феликс на плече, но нельзя же делать так всю жизнь! Феликс пора было твердо встать на собственные лапы. Однако если прямо сейчас отпустить ее гулять, ей столько всего угрожало – убежит или кто-нибудь заберет ее себе (Энджи содрогалась, когда задумывалась о том, сколько чужих людей, которые каждый день проходят через станцию), не говоря уже о том, как опасно на путях, если не знаешь, что нужно вести себя осторожно. Феликс исполнилось почти четыре месяца, но она еще многого не знала.

И тут Энджи, кажется, нашла решение – шлейка!

– Купим поводок, – бурно радовалась она, – и будем ее везде водить! Феликс обойдет все платформы собственными лапами, и при этом ей ничего не будет угрожать.

Вскоре Феликс стала счастливой обладательницей ярко-розовой шлейки, которую надевали ей на черную мохнатую спинку, застегивали на шее и под брюхом и пристегивали длинный поводок.

Билли посмотрел на это и страдальчески воздел руки к небу.

– Я не собираюсь ходить с кошкой на поводке, – воскликнул он. – С кошкой! На поводке! Я клоун, что ли? Никогда!