Текст книги "Стая"

– Необыкновенно.

– Рад, что тебе нравится. Рядом есть еще водопады, но этот уединенный.

– Он уединенный, потому что мы вторглись в национальный парк, – с улыбкой замечаю я. – На случай, если ты не заметил знак «Проход запрещен».

Шон пожимает плечами.

– Всего лишь очередные воображаемые границы.

– Вроде времени, да?

– Да, вроде времени. – Он убирает с моего лба намокшие от пота волосы. Голос Шона окутывает меня теплом: – С днем рождения, Сесилия.

– Спасибо. Классно, что ты запомнил.

– Ты упоминала, что скоро у тебя день рождения, и я уточнил дату в отделе кадров.

– Твой план намного интереснее моего, – признаюсь я, вдыхая прохладный туман, поднимающийся от водопада. Ниже на камнях сияет небольшое облачко радуги, и я мысленно запечатлеваю эту красоту. Я бы не хотела оказаться в другом месте.

– А что ты планировала?

– Читать. – Я оглядываюсь. – Но теперь мой план выглядит жалким. – Я смотрю на него и озвучиваю вопрос, который очень хотела задать: – Ты настоящий?

Открывая контейнер и закинув в рот кусок сыра, Шон хмурится.

– Ты о чем?

– Ну… ты правда такой милый? Или через пару недель превратишься в одержимого урода и все испортишь?

Его, кажется, совсем не задевает мой вопрос.

– Так вот к чему ты привыкла?

Я смело отвечаю:

– Да.

– Тогда, полагаю, зависит от обстоятельств.

– От каких?

– Ты сумеешь сохранить секрет?

– Да. – Я наклоняюсь к Шону, пальцы ноют от желания повторить его жест и смахнуть со лба мокрые светлые волосы.

– Хорошо.

– И все?

– Угу.

– Ты опять говоришь загадками. Мы и есть этот секрет?

Шон протягивает руку и прижимает меня к себе спиной. Берет кусок сыра и предлагает его мне. Я принимаю и жую сыр, прислонившись к Шону, наслаждаясь видом и ощущением его тела. Он такой заботливый, такой обезоруживающий, так хорошо умеет меня успокаивать, и мне гадко при мысли, что он может оказаться совсем не тем, за кого себя выдает.

Именно тогда я чувствую его замешательство.

– Что бы это ни было, пожалуйста, скажи сейчас. Я серьезно. Я бы предпочла знать.

Его дыхание щекочет мне ухо.

– Когда речь идет о любом аспекте жизни, я поступаю совсем не так, как большинство людей. Я во всем следую своей интуиции, своим инстинктам и редко отвечаю на вопросы.

– Что именно это значит?

– Это значит, что я верен себе, Сесилия. Всегда. И я придирчиво выбираю тех, с кем проводить мое настоящее. Я эгоист в плане своего времени и иногда в плане своих желаний.

– Ладно.

– Но я принимаю без особых сожалений любое свое решение, невзирая на последствия.

– Звучит… опасно.

Снова молчание.

– Возможно, так и есть.

Глава 12

После пикника мы прикорнули на одеяле. Я просыпаюсь первой, лежа на груди Шона, а сам он растянулся на спине, закинув руки за голову, его глаза закрыты, а дыхание ровное и глубокое. Я тихонько собираю контейнеры и отряхиваю руки.

Меньшее, что я могу предложить, – это уборка. День рождения прошел идеально, хотя сказанная Шоном правда отчасти меня задела. Если я правильно истолковала его слова, то, выходит, Шон не заводит постоянных отношений и не связывает себя обязательствами. Вот только его поступки за все время нашего знакомства говорят об обратном. Он до сих пор полон тайн, хотя мы провели вместе много времени. Но я в изумлении поедаю его взглядом уже не от желания дать определение нашим отношениям. Это тупая боль, нервная дрожь, необходимость сблизиться вынуждают меня внимательно рассматривать рельефность его бицепсов, широкую мускулистую грудь. Руки так и чешутся коснуться пирсинга, блестящего на его пухлых губах. Язык горит от желания обвести кадык на его шее. Я хочу Шона самым немыслимым образом и ловлю себя на мысли, что даже обижена на него за такую невозмутимость, когда сама уже поехала умом.

Я стягиваю топик, оставшись в спортивном бюстгальтере, и смачиваю его в разливающейся каскадом воде, чтобы вытереть пот и грязь, осевшие на коже во время похода. Шон лежит на одеяле, пока я отряхиваюсь, представляя, каково это – свободно прикасаться, целовать и ощущать его поцелуи.

Шон утверждает, что он человек, который берет от жизни все, который следует своей интуиции без толики сожалений и не волнуется за последствия. Интересно, что бы он почувствовал, если бы я вела себя так же смело и подчинилась желаниям своего тела? Я снова сажусь на одеяло и просто смотрю.

Я веду себя жутко. В эту минуту я жуткая девчонка, которая следит за тем, как он спит. Я отворачиваюсь с пылающими от румянца щеками и провожу рукой по лицу. Мы совсем одни. Он хотел, чтобы так все и произошло? Но мы уже были наедине и не раз.

Разум говорит «не делай этого», но я решаю последовать совету Шона. Проворно сажусь на него верхом, наклоняюсь и робко провожу языком по пирсингу в губе.

Шон мгновенно отзывается, резко вытянув руку и схватив меня за затылок. Приподнявшись и удерживая меня, он проводит своим носом по моему носу, и у меня перехватывает дыхание. Пронизывающим взглядом Шон изучает выражение моего лица, а в его голосе сквозит чистая похоть, когда он наконец произносит:

– Долго же ты думала.

В следующую секунду он набрасывается на мои губы, стонет, и просовывает в рот свой язык в таком глубоком поцелуе, что между ног становится влажно. Не разрывая поцелуя, Шон переворачивает меня на спину. Дергает за пуговицу на моих шортах и, прижимаясь эрекцией к моему бедру, медленно расстегивает молнию. Растерявшись от такого напора и реакции на мой поцелуй, я раздвигаю ноги, продолжая его целовать. Шон отрывается от меня и запускает руку под шорты и трусики, проводя пальцем по клитору. Приоткрыв рот, он гипнотизирует меня, медленно двигая пальцем вверх и вниз.

Вверх и вниз.

По телу бежит дрожь только от одного прикосновения подушечки его пальца. Шон привстает и смотрит на меня с убийственным пылом.

У меня вырывается громкий стон, когда он продолжает легкие, как перышко, прикосновения, и я сжимаю его руку, двигая бедрами и упрашивая продолжать.

– Пожалуйста, – шепчу я. – Пожалуйста.

– Черта с два. Я не спешу. И ты не торопись.

– Я не знала, что ты этого хочешь.

– Да уж, конечно. Я позволил тебе самой принять решение.

– Ты… – глаза закатываются от еще одной ласки пальцем, – специально ждал?

– Хотел, чтобы ты была уверена.

Тело гудит от жгучего желания, и я внимательно смотрю на Шона.

– Я уверена.

Он улыбается, и я впиваюсь в его руку ногтями, побуждая не прекращать.

– Шон, пожалуйста.

Наконец, он просовывает крепкий палец мне в белье и стонет, поняв, что я уже мокрая. Я ослеплена желанием и чувствую дрожь в бедрах, когда Шон возобновляет свои ласки с тем же нежным натиском. Вот только мне этого мало, и он прекрасно это осознает.

Я хватаю Шона за волосы и тяну за них. Он ухмыляется, его глаза горят похотью, палец продолжает дразнить. Этого недостаточно, совсем недостаточно. Я ерзаю и в отчаянии стону, а через мгновение Шон начинает отодвигаться.

Наказывая меня за нетерпеливость.

Ублюдок.

– Я перестану, перестану. Пожалуйста, не останавливайся. – Плевать, что я умоляю. Ко мне так давно не прикасались, и ни разу, за всю историю моего настоящего, меня не влекло к мужчине так сильно.

– Шон… – шепчу я, и он, увидев в моих глазах желание, наклоняется и целует меня так страстно, так необыкновенно, что во мне разом пробуждаются все эмоции. Через несколько секунд мое желание выходит из-под контроля, а я в опьянении хватаюсь за Шона.

Это все слишком.

И когда я горю под его прикосновениями, Шон наконец вводит в меня палец и внимательно смотрит, как у меня дугой выгибается спина.

– Проклятье, – шепчет он и, наклонившись, оставляет засос на моей шее и проводит дорожку поцелуев чуть ниже уха. – Скажи, чего ты хочешь, именинница.

– Я хочу почувствовать твой рот.

– Где?

– На своем теле.

– Где конкретно?

– Везде.

Шон начинает вытаскивать палец.

– Между ног. Сейчас же.

Он приподнимается, стягивает с меня шорты и откидывает их за спину, а потом раздвигает мои ноги. Опустив голову, Шон проводит языком по шелковой ткани между моих бедер.

– Ш-Ш-Шон! – с запинкой произношу я. Он дразнит, через ткань втянув губами клитор, и я начинаю колотить по его бицепсам, когда желание всецело овладевает мной.

С раздражающей ухмылкой Шон устремляет на меня взор.

– Этого ты хочешь?

– Я хочу твои губы, твой язык на своей вагине.

Проходит несколько долгих, мучительных секунд, после которых трусики оказываются где-то на камне за моей головой. Шон раздвигает мне ноги, поглаживая кожу пальцами, опускает голову и одним движением языка пробует на вкус. Я издаю одобрительный вскрик, когда он начинает дарить мне ласки, за которыми скрывается один только злой умысел. Извиваясь на одеяле, я выдаю череду проклятий, когда Шон просовывает палец и задевает точку G. Я много месяцев изучала, как добиться оргазма в одиночку, тренировалась, вычисляла, какая часть моего тела отвечает за возбуждение, а этому мужчине удалось найти их все за считаные минуты. Убедительная демонстрация суперсилы.

Он жадно меня пробует, лишив способности четко выражать свои мысли. Я сжимаю его голову трясущимися ногами. Шон смотрит своими карими глазами, как я стискиваю пальцами одеяло и извиваюсь от магии, которую он творит своим ртом. Он яростно облизывает меня, и я в ответ дергаю бедрами. Сердце в блестящей от пота груди громко стучит. Шон проводит пальцами по складкам, дразнит, мучает, а потом, подтянув меня к себе, проталкивает их внутрь. Меня охватывает удовольствие, и я, отдавшись ему с головой, подергиваюсь в судорогах, выкрикиваю его имя, пока Шон проводит языком по моему клитору. Он продолжает лизать, и по телу прокатывает дрожь, пока я не начинаю умолять его прекратить. Я больше не выдержу. И несмотря на то что я сжимаю бедрами его голову, Шон засасывает в рот мои половые губы и принимает все до единой капли моего удовольствия. Это непристойно и идеально, и когда Шон приподнимается, чтобы меня поцеловать, я жадно исследую его рот, пылко посасывая язык. Провожу рукой по шортам и чувствую его реакцию. Спустившись ниже, скольжу пальцами по его упругому животу и стону, ощутив смазку. Шон тоже хочет меня и сильно. Это видно, когда я на секунду обхватываю ладошкой его внушительный ствол, но парень опускается, отказывая мне в доступе. Насытившаяся, но желающая продолжения, я смотрю на него с желанием.

Шон качает головой.

– Сегодняшний день для тебя.

– Уж поверь, это тоже будет для меня. Быть эгоистом – нормально, – задыхаясь, выпаливаю я.

Он перехватывает протянутую мной руку и целует ее.

– Шон, ведь я не непорочная дева.

Он переплетает наши пальцы.

– Нет, ты больше. Намного больше.

– Ты сейчас серьезно? Учитывая сказанное тобой ранее?

– Ты неправильно меня поняла.

– Что это значит?

Обхватив мою щеку теплой рукой и водя большим пальцем по губам, Шон смотрит на меня.

– Это значит, что с тобой в эту минуту я немного чувствую себя эгоистом.

– Это плохо?

– Очень плохо.

– С чего вдруг?

Шон кладет голову мне на живот и стонет.

Сердце наполняется эмоциями, когда он поднимается, чтобы взглянуть на меня. Мы смотрим друг на друга, ранимость в его глазах говорит о том, что я произвожу на него такое же сильное впечатление, что и он на меня. В ответ на его молчаливое признание я дарю ему чуточку доверия. Больше слов не нужно.

На обратном пути к машине он особенно внимателен ко мне: берет на руки, периодически останавливает, чтобы поцеловать, усыпляя мою бдительность жаркими ласками языка. И в эти минуты я понимаю, что могла бы влюбиться в Альфреда Шона Робертса. И сегодня отчасти так и происходит.

Глава 13

Шон: «Думаю о тебе».

«Что думаешь?»

Шон: «Всякое-разное».

«Не хочешь уточнить?»

Шон: «Ты красивая и даже не подозреваешь насколько. А еще чертовски приятная на вкус».

«Что ты со мной делаешь?»

Шон: «И половины не сделал. Приходи в гараж».

«Буду через час».

После похода к водопаду прошло несколько дней, и с тех пор Шон почти до меня не дотрагивался. Когда мы зависаем с ребятами, он постоянно меня обнимает, но каждый вечер уходит, скромно поцеловав в лоб. От его противоречивых намеков хочется лезть на стену. Он словно ждет чего-то…и я не могу понять, чего именно. Но я не жалуюсь, а подыгрываю ему, потому что, признаюсь, получаю удовольствие от этой тоски и предвкушения. Я никогда не была распутной женщиной, но из-за влечения к Шону становится трудно придерживаться своих принципов. Парни из моего прошлого и рядом не стояли с этим мужчиной. И сейчас, смотря на свое отражение в зеркале, я вижу, как расцвела от внимания Шона. Это кайф, о котором я почти позабыла. Кайф, от которого торчишь сильнее, чем от любого другого наркотика. На моем сердце уже есть несколько рубцов, но оно продолжает уверенно биться, беспрестанно напоминая, что, играя в его игры, я становлюсь уязвимой. В глубине души я чувствую угрозу. Но пока нахожусь в блаженном неведении, более чем готовая к очередной дозе.

– Не могла бы ты отложить телефон, пока мы ужинаем?

Я вытягиваюсь в струнку, чувствуя на себе взгляд Романа, и запихиваю мобильник в карман, а потом снова берусь за вилку.

– Извините, сэр.

– Сегодня вечером ты постоянно отвлекаешься.

Потому что предпочла бы сейчас находиться в компании Шона. Не знаю, зачем Роман настаивает на совместных ужинах. Разговор не клеится, наши совместные трапезы проходят невыносимо неловко – во всяком случае, для меня. Сложно угадать, что беспокоит Романа, потому что этот человек непробиваемый камень. Он всегда недоволен, и кажется, что никакую другую эмоцию выжать из себя не способен. Чем дольше я живу в его доме, тем сильнее он кажется мне незнакомцем.

– Какими были твои родители?

Прежде я ни разу о них не спрашивала. Даже в детстве. Даже, когда была ребенком и могла прибегнуть к напускной дерзости, я понимала, что лучше не спрашивать. Они оба ушли из жизни, если верить той скудной информации, что знали я и мама.

Роман идеально ровно набирает на вилку пасту.

– Что конкретно тебя интересует?

– Они были такими же общительными, как ты?

Отец скрежещет зубами, и я мысленно поздравляю себя, но и бровью не веду.

– Они вели светский образ жизни, а мой отец регулярно посещал поле для гольфа.

– От чего они умерли?

– Они пили.

– Яд? Они отправились на тот свет в стиле Шекспира?

– Смерть тебя забавляет?

– Нет, сэр. – Меня забавляет этот разговор.

– Они умерли почти сразу друг за другом. С разницей в три года. Когда я родился, им было за сорок.

– В этом смысле ты их опередил, да?

Моя мать родила меня в двадцать лет, а Роман был старше ее на двенадцать. Он урвал лакомый кусочек.

– Я вообще не планировал заводить детей.

Я растопыриваю пальцы и быстро трясу ладонями.

– Сюрприз. У вас девочка.

Даже ни намека на улыбку.

– Как с тобой тяжело. – Я делаю глоток воды. – Извини за подгузники, тут уж ничего не поделаешь. – Я уверена, что этот мужчина не менял мне подгузники. Ни разу.

– Сесилия, ты весь вечер собираешься так себя вести?

– Можно только надеяться. – Что ты не изничтожишь мою душу своим убийственным взглядом.

– Выходит, ни родителей, ни женщин. А друг, с которым можно отдохнуть, у тебя есть?

– У меня есть компаньоны. Много.

– Так как же Роман расслабляется?

Очередной неодобрительный взгляд. Я ничего не добьюсь.

– Ужин был очень вкусный, но на сегодня у меня запланированы неотложные дела. Могу я уйти?

Он даже не раздумывает.

– Да.

И сдается мне, я слышу, удирая из столовой, как у отца вырывается точно такой же вздох облегчения.

Почти через час я захожу в гараж, и первым меня встречает Тайлер с ямочками на щеках. Он окидывает меня взглядом, и я наслаждаюсь его вниманием. Сегодня я уделила своему телу особое внимание, увлажнив его лосьоном с эфирным маслом можжевельника. Уложила волосы пляжными локонами и нанесла бронзатор, чтобы кожа сияла даже в свете тусклой желтой лампы. Немного накрасилась, чтобы проглядывали веснушки, которые так любит Шон. Но губы намазала ярко-розовым под цвет своего нового сарафана.

– Черт возьми, девочка, да ты соблазнительная штучка, – говорит Тайлер и тепло меня обнимает. Шон тем временем стоит вдалеке от остальных и ведет в другом конце гаража беседу с Домиником. На приличном расстоянии их напористый тон приглушен играющей на заднем фоне песней «The Joker» Стива Миллера. Похоже, они ведут жаркий спор, поэтому я решаю к ним не подходить. Следующим со мной, кивнув и бросив одобрительный взгляд, здоровается Джереми и делает удар кием на бильярдном столе. Джереми пониже ростом, но тренажерный зал явно его второй дом. Под простецкой одежкой скрываются крепкие мышцы, но они ему под стать. У него новомодная бородка, а поверх футболки спортивные подтяжки. Его каштановые волосы стрижены короче, чем у Шона, которому досталась шевелюра, словно пораженная божественной молнией.

– Будешь играть, Си? – протяжным тоном спрашивает Джереми и забивает в лузу «девятку».

– Чтобы вы снова надрали мне задницу? – спрашиваю я и провожу взглядом от его татуировки ворона до черной шапочки, торчащей из заднего кармана. Да, после заката становится значительно прохладнее, но для начала лета шапка явно не к месту.

– Собираешься кого-то ограбить, Джереми?

Он замирает, а потом запихивает шапочку поглубже в карман и продолжает натирать мелом кий.

– Уже ограбил.

– Да неужели?

Он подмигивает, и Тайлер фыркает от смеха.

– Единственное, что ты сегодня ограбил, – это шкаф своей мамочки.

Джереми смотрит на Тайлера.

– А к твоей мамочке мы сегодня заглянем? Потому что, думаю, мы оба знаем, чем это кончится. А для меня развязка всегда счастливая.

– Заткнись нахрен, – грубо рявкает Тайлер. Рассел, которого я считаю вторым молчуном после Доминика, берет кий и натирает его мелом.

– Тайлер, ты же знаешь, что никто не умеет обращаться с твоей мамочкой лучше Джереми.

Я гляжу на Тайлера, который выглядит не на шутку сердитым.

– Тут и правда есть какая-то история?

– Нет, – с яростью отвечает Тайлер скорее остальным, чем мне. – Они просто надо мной стебутся.

– Если так ты себя утешаешь, чтобы спать спокойнее, сынок. – Джереми ухмыляется и обращается ко мне: – Он маменькин сынок. Но, думаю, еще немного времени – и мы это исправим. Папочка знает, как поступить.

Улыбаясь от их обмена остротами, я перевожу взгляд и замечаю, что на меня смотрит Доминик, пока Шон говорит со скоростью сто слов в минуту. Под его испытующим взглядом во мне разжигается какая-то искра. Мы не разговаривали с того вечера, когда он пустил меня в гараж. Всякий раз, как я оказываюсь рядом с ним, он замолкает, откровенно меня игнорируя, словно я не к нему обращаюсь. Шон советует не воспринимать его поведение на свой счет, но как же раздражают его регулярный бойкот и взгляды, которыми он меня награждает. Я пытаюсь отвлечься от Доминика и смотрю на Шона, вспоминая тот поцелуй, взгляд, когда он жадно ласкал меня ртом и обещал большее. Именно это я вижу, когда он наконец поворачивается в мою сторону. Он оценивающе ведет глазами по моему телу, и на его губах появляется легкая улыбка.

По спине бегут мурашки, когда Шон так на меня смотрит. Словно мы знаем, что будет после, и в курсе не только мы.

– Вам нужно уединиться? – заметив наши переглядывания, ехидно подкалывает Рассел и, выровняв кий, ударяет им по шару.

– Как насчет заткнуться нахрен? – непринужденно говорит Шон, подходит ко мне и прижимает к себе. У этого мужчины самоуверенности хоть отбавляй, улыбка, от которой у монашек слетят трусики, и глаза, передающие все без лишних слов. С каждым днем я все больше привязываюсь к нему, и каждый день чувствую узел, который начинает нас опутывать. Поступки важнее слов – вот к чему я отношусь с осторожностью после предостерегающих слов Шона в мой день рождения.

– Соскучился. – Он крепко прижимает меня к себе, а я таю в его объятиях и встречаюсь взглядом с Домиником. Тот без слов распахивает заднюю дверь и выходит из гаража.

– Почему он меня ненавидит?

– Забей на него.

– Трудновато.

– Он в этом хорош, – отвечает Шон и нежно касается быстрым поцелуем моего обнаженного плеча. – Чудесно выглядишь. – Он наклоняется и вдыхает, почти вызвав у меня стон. – И пахнешь тоже вкусно.

Я поворачиваю голову, чтобы наши губы были ближе.

– Спасибо.

– Для меня так оделась? – Шон ведет тыльной стороной руки по моему платью, и от воспоминаний о впивающихся в спину камнях, стекающей каскадом воде и его шаловливых губах начинает ныть между ног. Шон читает мои мысли, в его глазах вспыхивает огонь, и на сей раз это я натягиваю на лицо улыбку кошки, съевшей канарейку.

– Возможно.

– Проблема, – шелестит он.

Я прикусываю губу и слышу тихий стон.

– Мы играем или как? – Резкий голос Рассела рушит нашу интимную обстановку. Шон закатывает глаза, и я отодвигаюсь от него. Он выуживает из рядом стоящего холодильника две банки пива. Я беру одну, зная, что выпью немного. Как только Шон вскрывает банку, а музыка становится громче, я беру кий, и игра начинается.

Играю я кошмарно. Как бы ни старалась, но мое пространственное восприятие не в лучшей форме – настолько, что становится стыдно. А парни не стесняются подшучивать надо мной по этому поводу. Сойдя с дистанции после очередного проигрыша Джереми, я надуваю губы и, подойдя к дивану, плюхаюсь Шону на колени. Он не противится и радушно проводит рукой по моей спине.

– Я такой сосунок в бильярде.

– О да, – соглашается он.

Пихаю его локтем в бок.

– Успокойся. Все приходит с опытом, – шепчет Шон, и я льну к его руке, которой он гладит меня по спине. Размеренное шевеление его пальцев меня возбуждает, и я наблюдаю, как он смеется вместе с друзьями. После нескольких игр я полностью поглощена его запахом, его руками, тембром его голоса, этими ощущениями. Все в Шоне меня заводит. Не только его внешность, но и ход его мыслей. От такой сексуальной привлекательности у меня кружится голова, я постоянно возбуждена и зачарована, чего раньше за собой не наблюдала. Шон в каком-то смысле новый наркотик. Более крепкий. Вызывающий сильнейшую зависимость и в целом просто… лучше.

Шон поворачивается ко мне, видимо, поймав ход моих мыслей, и расплывается в улыбке.

– О чем призадумалась, Щеночек? – Ему прекрасно известно, о чем, но я не собираюсь доставлять ему удовольствие.

– Я… ты научишь меня водить?

– Ты же умеешь.

– Нет, как ты водишь.

Я обвожу взглядом его лицо и опускаю ниже. На секунду или две мы снова оказываемся в той пещере. Я знаю, что он разделяет мои мысли. Шон напрягается, когда я к нему наклоняюсь.

– Пожалуйста?

Шон без слов встает, прижимая меня к себе, и кивает Тайлеру.

– Мы отъедем.

Расплывшись в улыбке, я машу парням на прощание и иду за Шоном. Мы выходим из гаража на парковку. Он вытаскивает из кармана ключи и подкидывает мне, и я легкостью их ловлю, чувствуя, как меня потряхивает от возбуждения.

– Ты всерьез разрешишь мне сесть за руль? – Я глазею на его драгоценную собственность.

– Давай посмотрим, на что ты способна.

Я с восторгом сажусь в его машину и с наслаждением провожу пальцами по рулю.

Шон залезает следом.

– Умеешь ездить на механике?

Я киваю.

– У мамы была такая машина. Я училась на ней.

Я проверяю, что машина находится на нейтральной передаче, и включаю двигатель, чтобы он прогрелся.

Через материал сарафана чувствую приятную прохладу сиденья.

– Где вы нашли столько классических тачек? – Я осматриваюсь в салоне, восхищаясь его состоянием. Он безупречно восстановлен.

– Они все принадлежали моей семье, их коллекционировал мой дядя. После его смерти мы их восстановили. Так и начали ремонтировать тачки.

– Это же такой раритет. Не боитесь их испортить?

– В чем смысл владеть вещью и не пользоваться?

– Точно подмечено, – говорю я, закрепляя старый ремень безопасности вокруг талии, и провожу руками по значку на руле. У меня начинают закрадываться сомнения, и Шон развеивает их, подбадривая меня. Он не нервничает, что начинает успокаивать и меня.

– Это всего лишь тачка. Полегче на поворотах, такие машины не предназначены для горных дорог.

– И правда. Зачем вы тогда на них ездите?

Шон расплывается в улыбке.

– Потому что можем, черт возьми.

Заметив гордость в его глазах, я качаю головой.

– Какой же ты мужлан.

– Спасибо. А теперь привыкни к ощущению руля, но изучи не спеша.

Я киваю, внимательно смотрю на коробку передач и хмурюсь.

– Я училась на другой.

– Не спеши, – убеждает Шон, водя пальцем по руке, которую я держу на переключателе. – У нас полно времени.

Я улыбаюсь ему, и у меня перехватывает дыхание от выражения его лица. Глухой стук у меня в груди – признак растущего желания. Обстановка в машине приятно накаляется, и Шон с удобством устраивается на своем месте.

– Готов?

– Охренеть как готов, – шепчет Шон и убирает руку.

Несколько гнетущих секунд на сцеплении, я вздрагиваю – и мы отъезжаем.

Первые несколько минут Шон указывает, как мне ехать. Он нежным подбадривающим голосом помогает мне двигаться по извилистым дорогам. Как только резкие повороты заканчиваются, я немного прибавляю газа, и Шон дает еще несколько подсказок, пока я запоминаю алгоритм сцепления.

– Ты способная.

– Не очень.

– Нет, – произносит Шон и ведет рукой вниз по моему плечу. – Ты способная. Признай.

Я вздрагиваю от его прикосновения и, посмотрев на него, замечаю в темном салоне, как он мне подмигивает.

В динамиках низко грохочет музыка, Шон приподнимается со своего кресла и поворачивает ручку настройки на приборной панели.

– Хорошая песня. – Все, что он говорит и замолкает, давая понять, что урок окончен и теперь я сама по себе.

Когда мне даруется свобода, начинает реветь песня «She Talks to Angels» группы The Black Crowes, и я принимаю эту свободу, алчно ожидая снова ощутить кайф. От музыки и ровного гула машины все мое тело покрывается мурашками. Я чувствую на своем лице улыбку, а ветер развевает мои волосы.

Мы летим, мое сердце парит, и я переключаю скорость, удивившись тому, с какой легкостью адаптировалась к другой машине, после чего жму на газ.

Сидящий рядом Шон не дергается, даже не двигается, он полностью мне доверяет, и я начинаю подпевать вместе с ним. Я то ли кричу, то ли пою, когда он рукой убирает мои волосы и ведет по шее пальцами. Чувства обостряются, тело томно жаждет его ласки. Шон накрывает рукой мою шею, плечо, спускается вниз и кладет ладонь на мою руку, лежащую на коробке передач, а потом снова ведет вверх и проводит костяшками по моему подбородку. Пульс ускоряется, когда он спускает вниз тоненькую бретельку сарафана и еле ощутимо ласкает мою кожу.

Я приоткрываю рот и, снизив скорость, украдкой смотрю на него. Проходит секунда-другая, и я вдруг сворачиваю на одну из безлюдных дорог и перевожу рычаг в нейтральное положение, жму на тормоз. Мы сидим в полуметре друг от друга, и Шон лаской доводит меня до исступления, пока я жду.

– Взгляни на себя. – В его голосе звучит голод и резкость.

– Шон, – вырывается у меня хриплый стон. Я уже изнываю, пока он пальцами продолжает наводить свои чары.

Его покидают сомнения, и я, на грани срыва, явственно ощущаю это, пока он забавляется со мной, вынуждая изнывать от похоти.

Напряжение нарастает, как и пульсация у меня между ног. Я взглядом умоляю его сделать ровно то, о чем он сейчас думает. За секунду до его «к черту все» я вижу в его взгляде решимость. В следующее мгновение я оказываюсь в его объятиях, и мы резко приникаем друг к другу. Поцелуй Шона никак нельзя назвать нежным: он грубо просовывает язык мне в рот и начинает его изучать. Словно каждый взгляд, каждое прикосновение, еле уловимое переглядывание привели нас к этому моменту. Изнемогая и имея на то все основания, я блуждаю руками по его телу, сжимаю футболку на его бицепсах. А когда Шон притягивает меня к себе, я поднимаю ногу и сажусь на него верхом, желая большей близости. Выброс адреналина схлестывается с ненасытной потребностью. Мы целуемся и целуемся, сидя в машине на безымянной дороге. Сердца колотятся, дыхание учащается, когда он задирает мое платье до бедра. Я начинаю тереться о Шона, сидя у него на коленях, и вылизываю ему рот, проводя языком по пирсингу.

– Твою мать, – между поцелуями хрипло произносит Шон на выдохе. Он стягивает вторую бретельку платья, а уже через секунду дергает за материал и обнажает мою грудь. Набухшие соски встают торчком, ноющая боль не отступает. Шон обхватывает грудь мозолистыми руками, и его поцелуй становится глубже, доводя меня до безумия. Клитор пульсирует. Я хватаю Шона за руку и кладу ее себе на бедро под юбку. Чувствую лишь секундное колебание – и он сжимает пальцами украшенный кружевом шелк между моих ног. Шон запускает пальцы под резинку, отодвигая трусики вбок, и я ахаю ему в рот, когда он грубо засовывает в меня два пальца. Мой стон его только распаляет, и Шон, провернув пальцы, резко трахает меня ими.

– Шон, – выдыхаю я и обхватываю за шею, чтобы оседлать его руку. Рукой потянувшись вниз, сжимаю ладонью его эрекцию и слышу стон, когда Шон придавливает меня к приборной панели, резко убрав мою руку со своей шеи. Он устраивает меня у себя на коленях, а я кладу локти на приборную панель и просто за ним наблюдаю. Платье так и задрано на бедрах, а Шон берется за непрочный треугольник материала между моих ног и срывает его с моей промежности. Я в нетерпении тянусь, чтобы помочь и ему, но Шон шлепает меня по руке, расстегивает джинсы и, достав член, сжимает его кулаком. При виде того, как он теряет рассудок, у меня текут слюнки.

Шон приподнимается, вытаскивает бумажник и вынимает из него презерватив, а потом протягивает его мне. Я срываю обертку и сжимаю рукой шелковистую кожу, обхватывая член от основания до кончика, из которого сочится смазка, а потом раскатываю по нему латекс. Как только Шон готов, он проводит пальцем по моим складкам, размазывая скопившуюся между ног влагу. По машине проносится прохладный бриз, а Шон обхватывает ладонью мою голову и притягивает к себе, чтобы поцеловать. Через секунду он опрокидывает меня на спину, примостившись между ног, и вонзается до самого основания. Я вздрагиваю от ощущений, пока он безжалостно в меня погружается. Меня распаляет звук шлепков наших тел, и я начинаю подаваться бедрами ему навстречу. Шон сжимает кулаком мои волосы, а я продолжаю стонать от резких ощущений, чувствуя, будто меня наконец наградили. Задрав футболку, я провожу руками по его накаченной груди. Шон тем временем смотрит на меня сверху вниз. Его глаза горят, а сердце колотится под моей ладонью.

– Черт… тебя… побери… – рычит он, набирая темп. – От тебя столько проблем.

Меня переполняют ощущения, я тереблю его футболку, чтобы снять ее, и Шон без труда от нее избавляется. Теперь мне ничто не мешает, и я запоминаю каждую деталь: тембр его рыка, ощущение его кожи, каждый нюанс тела. Я обхватываю его ногами, подаваясь ему навстречу, и запрокидываю голову назад. Он глубоко, очень глубоко. Мне остается лишь держаться за него и позволять неистово брать меня. Шон поглощает меня целиком – своим ароматом, лицом, телом, членом. Он прижимает мое согнутое бедро к сиденью, входя еще глубже, и я выкрикиваю его имя, когда темп становится совсем диким. Шон двигает бедрами с невообразимой скоростью, прожигая меня насквозь.