Текст книги "Исход"

Глава 10

«Ты одержима».

Груз этого заявления всю смену ощущался на плечах.

– Ты уверена? – спрашивает Мелинда, собирая оставшиеся контейнеры.

– Что, извини?

Она внимательно смотрит на меня. На лице подруги явное беспокойство, а я пытаюсь воскресить в памяти наш разговор. Она хочет свести меня с юным пастором из ее церкви. Мелинда далеко не дура. Она научилась предугадывать мое настроение. Нередко приносит с собой второй ланч, чтобы я обязательно поела. Мне приятно знать, что она дорожит мной и по-матерински опекает.

– Да, – отвечаю я, вытирая наше рабочее место. – Просто пойду домой.

Мелинда замирает, пока мы собираемся.

– Милая, прошло несколько месяцев. Я не хочу, чтобы ты и дальше чахла.

Несколько месяцев. И именно сегодня, как никогда, я чувствую тяжесть этой правды.

«Ты одержима».

– Все хорошо, – заверяю я подругу. – Я недавно ходила на свидание.

От этой информации она оживляется.

– О, правда?

– Да. Отличный парень. И мы снова встретимся, – ложь дается легко, но я не чувствую за собой вины, увидев в глазах Мелинды облегчение. Порой своей назойливой болтовней она сводит с ума, но я привязалась к ней и считаю своей подругой.

– Я так рада. – Она чуть не выпрыгивает из штанов. – Извини за такие слова, но какой же он дурак. И обещаю тебе: он пожалеет, если еще не начал жалеть. Поверить не могу, что он просто взял и бросил тебя.

Мы обе понимаем, что она говорит про Шона, но я отвожу глаза в сторону. Когда конвейерная лента останавливается, оповещая о конце смены, Мелинда подходит ко мне и нерешительно обнимает.

Я крепко обнимаю ее в ответ.

– Я буду по тебе скучать.

Мелинда отстраняется и обхватывает руками мои плечи.

– Но по моей болтовне скучать точно не будешь. – Она смеется и подталкивает меня локтем. – А вот мне будет не хватать такой слушательницы. Когда ты уезжаешь?

– Осталось всего несколько месяцев.

Мелинда подмигивает.

– Проведи их с пользой.

Я киваю и умудряюсь изобразить искреннюю улыбку, когда она выходит с линии, чтобы отметиться на выходе. Я плетусь за ней, мыслями возвращаясь к утреннему разговору на кухне. Для всех, кто близко меня знает, теперь я девушка с разбитым сердцем, которая замкнулась в себе.

Тобиас тоже видит меня слабой, но ирония в том, что люди вроде Мелинды, которые каждый день с трудом сводят концы с концами, и моя привязанность к ней и к остальным из нашего круга, вынуждает меня молчать и уступать. Если бы я хоть на секунду подумала, что Тобиас собирается навредить Мелинде или тем, кто мне дорог, то уже давным-давно подала бы сигнал. Но это не тот случай. И вопреки моей ненависти к Тобиасу я знаю, что он планирует вернуть жителям этого города власть.

И этот план я полностью поддерживаю.

Делает ли меня плохим человеком желание, чтобы мой отец из-за этого страдал? Возможно.

Но это та роль, которую я выбрала сама.

И, возможно, отчасти мое неуважение к отцовскому благосостоянию связано с затаенной злобой на то, что предпочел мне свою империю.

Может быть, потеря состояния принесет отцу столь необходимое смирение и даст ему второй шанс, шанс отыскать более значимую цель. Я знаю, что меня сильно изменило смирение. И эти уроки я не воспринимала как должное, даже если в процессе они казались такими.

Но если Доминика я считала холодным, то его брат гораздо более черствый. Неприступная стена, которая считает любовь всего лишь помехой.

«Плохо для бизнеса».

«Ты одержима».

На меня накатывает злость, когда я забираю из шкафчика телефон и читаю сообщение, в котором Кристи сообщает, что она на свидании и позвонит завтра. Теперь подруга выходит со мной на связь каждый день. И я знаю, что это связано с тем, что она меня жалеет. Волнуется за меня.

Я не могу даже своего злейшего врага заставить воспринимать меня всерьез, потому что рассекаю по городу со своей душевной болью, как с клеймом на лбу, и это отравляет мне существование.

Захлопываю дверцу, чувствуя, как вокруг меня змеей свивается раздражение. Мои близкие ходят подле меня на цыпочках, беспокоясь о моем состоянии. И в эту секунду меня осеняет омерзительная мысль.

Я становлюсь своей матерью.

* * *

«Одержима».

«Одержима».

Я действительно зависима?

Если быть честной, с парнями как раз это я и чувствовала. Они кормили меня этими ощущениями по очереди. Но в этом и есть суть любви, ведь так? Она во многом и есть наркотик, на который люди подсаживаются. Тот, что разрывает душу напополам, когда теряешь любовь.

И, возможно, именно охота за любовью заставила меня сегодня нарушить правила. Восемь месяцев молчания. И если я наркоманка, то без дозы прожила слишком долго.

Воспроизводя в памяти то, что случилось на кухне, в физическом смысле я чувствую, как усиливается напряжение на тонкой нити, что связывает нас троих.

Тобиас снова меня провоцировал.

А я снова его хотела.

Чувствуя вину и съежившись от этой мысли, я еду по дороге, ведущей к таунхаусу. Я ни разу не вела себя как взбесившаяся бывшая, а уже давно пора это сделать.

Когда я приближаюсь к их дому и фары освещают знак «СДАЕТСЯ В АРЕНДУ», чувствую, будто эта нить натягивается еще больше.

Гнев охватывает меня, я выхожу из машины, не выключая двигатель, и иду к дому. На крыльце прикладываю ладони к стеклу, чтобы разглядеть, что творится внутри. Пусто. Ни намека на жизнь. Ни намека на воспоминания, которые здесь родились.

Все исчезло.

На обратном пути к машине я понимаю, что трава высотой минимум в метр, а это значит, что место пустовало месяц или дольше. Чутье подсказывает, что намного дольше.

Сев за руль, несусь по дороге. В висках стучит кровь, а я пытаюсь понять, как так вышло. Где сейчас живет Тайлер? Я видела его недавно, а значит, он не может жить далеко, и остальные тоже. Шон должен был понимать, что его просьба не искать их обходится мне слишком дорого. И до сегодняшнего дня я относилась к ней с уважением из-за его обещания «однажды».

Негодуя из-за сегодняшнего открытия и намереваясь получить ответы, я мчу по дорогам, которые знаю наизусть. Когда я оказываюсь на стоянке перед гаражом и резко бью по тормозам, с облегчением вижу свет в лобби. Неизменный символ моей прежней жизни. Из гаража доносится тихая музыка, когда передо мной появляется Рассел. Он смотрит, как я подхожу к двери и легонько в нее стучу. Я знаю, что он меня видит. Когда дверь мне не открывают, стучу снова – и теперь делаю это громче.

– Открывай дверь, Рассел, – требую я. Сердце колотится при виде заброшенного дома.

Ничего.

– Рассел! – Я подхожу ближе и смотрю через толстое стекло лобби, когда на мой стук никто не отвечает. Рассел отворачивается, чтобы избежать моего яростного взгляда, и в эту минуту к нему подходит Джереми. Стоит ему заметить меня, как и он опускает голову.

– Я просто хочу с вами поговорить, – взмаливаюсь я, стоя по другую сторону толстого стекла и зная, что они слышат каждое слово. В следующую секунду свет выключается, и Рассел уходит в гараж. Джереми придерживает дверь, застыв, когда слышит меня.

– Не делайте этого! – умоляю я и стучу в окно. – Пожалуйста, не поступайте так со мной, мать вашу! Джереми! – Он останавливается, и я вижу в его позе неподдельное сожаление. – Пожалуйста, Джереми! – Вижу, как он в расстройстве сжимает челюсть, не поднимая глаз, а потом заходит в гараж. В ярости отступаю и осознаю правду, с которой боролась весь день.

Я действительно одержима.

Ничтожная девчонка, которая с первого слова не может понять, отказываясь отпускать.

Будь я честной с самой собой, то увидела бы в лице каждого, кто теперь на меня смотрит, жалость и беспокойство. Их отказ стоил мне гордости, самоуважения и уважения всех моих знакомых.

Я заплатила за любовь гораздо дороже ее реальной цены.

И давно пора вспомнить, как нужно сражаться…

Глава 11

Налив себе в один из хрустальных бокалов Романа виски со льдом и выпив его до дна, я ныряю в бассейн. В небе висит полумесяц, а я, чтобы успокоить гнев, делаю несколько кругов, наслаждаясь теплой водой.

Пока я выбиваюсь из сил, пытаясь придумать хоть одну причину, почему они приложили столько усилий, чтобы исчезнуть, меня охватывает разочарование. Обман и унижение – я выставила себя дурой из-за двух мужчин, которые за эти бесконечно тянущиеся месяцы даже не удосужились появиться.

И ради чего?

Теперь я чувствую, что потерпела крах, неизбежное разочарование. Несколько месяцев я пыталась убедить себя, что живу, отпустив их, тогда как на самом деле ждала.

Больше я не буду врать себе и напрасно любить.

Никто из мужчин, которым я отдала свое сердце, не вышел из тени, чтобы заявить на меня права.

Я питала иллюзии, веря, что хотя бы с одним из них у меня есть будущее.

Насколько сильными могут быть их чувства, если между нами столько лжи? Мне представлялось прекрасным то, что мы пережили, но время предоставило мне доказательство, что чувства были не взаимными.

Прошло чуть больше восьми месяцев с тех пор, как я танцевала на улице с Шоном. Все это время я старалась жить обычной жизнью. Память о том дне держала меня на привязи.

Но так и поступают наркоманы: отрицают наличие проблемы и прикрывают ее оправданиями. И только от меня зависит, как себя спасти.

Так что с меня довольно.

Я покончила со своей нездоровой зацикленностью двумя мужчинами, которые не заслужили восьмимесячной безответной привязанности. Я более не желаю понимать их мотивы и причину их отсутствия.

На данный момент я просто хочу порвать нить, которая нас связывает, и освободиться от боли безответной любви.

Обессилев от плавания и захмелев от виски, я выхожу из бассейна и встаю под уличный душ, чтобы смыть с волос хлорку. Завернувшись в полотенце, иду наверх и на полпути в комнату чувствую, что я не одна.

Раздраженная, заворачиваю за угол и вижу, как Тобиас листает книгу, лежавшую на моей тумбе. Он одет в костюм, галстук свободно свисает, а волосы идеально зачесаны назад. Я прохожу мимо него и, скинув полотенце, иду к шкафу, чтобы достать шорты и футболку. Замерев, чувствую на себе пристальный взгляд Тобиаса.

– Ты здесь по делам или это часть моего наказания?

Он резко захлопывает книгу.

– Ты получила ответ. Они приняли решение.

И их решением стала не я.

Принятие. Один из пяти шагов, верно? И поэтому я не позволяю жалящим словам проникнуть в мое ожесточившееся сердце. Вместо этого я ищу в ящиках одежду.

Секунды тянутся, Тобиас продолжает молчать, однако я чувствую его изучающий взгляд.

Намереваясь свести к нулю его попытку запугать меня, поворачиваюсь к нему лицом и развязываю верх от купальника, позволяя ему упасть на пол. Именно этот топ в день нашего знакомства он держал, чтобы унизить меня.

– Что-то еще? Очередная лекция о горошинах или пешках?

Я выпрямляюсь. Соски напряжены, вода стекает по коже и собирается на ковре у моих ног. Тобиас встает у края кровати, равнодушный к моей наготе и вызывающему поведению, а я медленно развязываю плавки, и ткань падает на пол. Ничего такого, что бы Тобиас не видел, но я замечаю появившееся в его глазах удивление, когда, обнаженная, поднимаю голову и поворачиваюсь к нему лицом. Я больше не позволю ему запугивать меня. Пришло время разорвать нить.

Тобиас пожирает глазами мою обнаженную плоть, на скулах играют желваки, когда он оценивает масштабы развернутой мною войны.

– Я знаю, кто ты, – наконец заговаривает он. В его голосе слышно предупреждение, которое видно и в его глазах.

– Правда? – с вызовом спрашиваю я. – Сомневаюсь.

Он делает ко мне шаг, но я и бровью не веду. Воздух сгущается, когда он бесцеремонно пожирает голодными глазами твердые линии и изгибы моего тела. Чем ближе он оказывается, тем сложнее игнорировать притяжение.

– Сесилия Лиэнн Хорнер, родилась восьмого июня тысяча девятьсот девяносто пятого года. Рост – сто восемьдесят сантиметров, вес – шестьдесят пять килограммов. – Он делает еще шаг, вода ручейками стекает по моей спине. – Внебрачная дочь миллионера Романа Хорнера и Дианы Джонстон.

Тобиас пожирает меня глазами, пока я упиваюсь притяжением, которое усиливается при его приближении.

– Это должно меня впеча…

– Тихоня, выросшая на любовных романах и живущая рассказами своей лучшей подруги, пока ее мать коллекционировала парней и штрафы за вождение в нетрезвом виде.

Я сдерживаю ком в горле, когда Тобиас, сделав последний шаг, нависает надо мной и я ощущаю запах кожи и цитрусовых. Он поднимает руку и берет меня за подбородок, проводит большим пальцем по нижней губе, запускает подушечку мне в рот, ведет ею по зубам. Я отворачиваюсь, а Тобиас наклоняется, шепча:

– Олицетворение недостатка родительского внимания, ты росла вдали от отца, не принимавшего участия в твоей жизни, и поставила перед собой цель заботиться о матери. Ты была хорошей девочкой, пока тебя не подвело любопытство и ты не пропустила выпускной бал, поскольку в это время расставалась с девственностью.

Потрясенная, поворачиваюсь к нему.

– Может, потому что ты чувствовала, что твой парень выждал приемлемый срок, а не потому что тебя обуревала страсть, к которой ты так отчаянно стремилась.

Я быстро отвожу глаза в сторону, но Тобиас наклоняется, чтобы перехватить мой взгляд, и удерживает его – меня – в плену. Мое тело поддается, пульсируя от гнева и стремительно растущего желания. Тобиас осторожно ласкает мое лицо, анализируя мой жизненный путь.

– В подростковые годы ты взяла на себя роль ответственного взрослого и сознательно провалила выпускные экзамены, став в классе высшей школы Торрингтона третьей. Либо с целью избежать внимания назло папочке и остаться незамеченной из-за идеальной посещаемости и школьных грамот, либо чтобы твоя мать не чувствовала себя виноватой из-за того, что не может оплатить обучение в университете Лиги плюща – на случай, если папочка не придет на выручку. В конце концов, гораздо безопаснее держаться в тени и пользоваться ошибками своей матери в качестве оправдания, чем попробовать рискнуть.

– Довольно! – с яростью произношу я.

Теперь, когда он анализирует мою жизнь, мои решения, я не могу отвернуться.

Тобиас придвигается, и я оказываюсь прижатой к нему.

– Что тебя утешает? Ты воспользовалась нервным срывом своей матери как поводом скинуть с себя родительскую ношу и все же дала себе возможность прикинуться мученицей. А это подводит нас к главному. Ты заявляешь, что поступила так ради матери, но правда в том, что приезд сюда подарил тебе возможность сбежать. Ты впервые по-настоящему вкусила свободу.

Я стою перед Тобиасом обнаженная телом и душой, а он обхватывает мое лицо руками.

– А теперь ты снова прячешься, потому что, рискнув и впервые пожив своей жизнью, не получила того, что надеялась получить. Но я тебя вижу, Сесилия. Я. Тебя. Вижу. Ты продолжаешь отдавать себя, свое сердце, свою верность первому встречному, но причины своему поведению не понимаешь, а она мучительно проста. Твоя мать – самовлюбленная эгоистка, твой отец избежал ответственности, ты чувствуешь, что мои братья воспользовались тобой и бросили, и постоянно храбришься, тогда как тебя засасывает тоска.

Тобиас приподнимает мой подбородок, по щеке стекает слеза. Я разрешаю ему смотреть на нее, собирать последние остатки своей слабости, а потом он нежно смахивает ее большим пальцем.

– Тебе грустно и одиноко. Ты круглыми сутками сидишь в стенах этого дома, и мне стоило бы на это наплевать, но я понимаю, что в этом есть и моя вина. Я перевернул твою жизнь вверх дном и…

Удар ладонью по его щеке приносит тошнотворное удовлетворение. У Тобиаса вырывается рык, он хватает меня за запястья и прижимает к шкафу.

С секунду я смотрю ему в глаза, а потом он грубо целует меня. Судя по всему, Тобиасу доставляет удовольствие моя боль, и мне лишь остается делать ему приятно своей реакцией, гневом и злыми слезами. Он наслаждается моим сопротивлением и страданиями, которые причиняет невыносимой истиной. Его намерения меня уничтожить столь же интуитивны, как и продуманны.

Я отрываюсь от него и с отвращением качаю головой.

– Да ты от этого возбуждаешься, больной ублюдок.

– Печально, но ты тоже, – парирует Тобиас и снова овладевает моим ртом так, что сбежать мне не удастся – да и не хочется. Целую его в ответ, потому что тело меня никогда не слушает. В конце концов, он прав. Мое сердце умоляло о любви не у тех, стремилось в любом направлении, лишь бы обрести пристанище. Но Тобиасу не нужно мое сердце. Он намерен погубить мою душу.

Он поднимает свободную руку и обхватывает мое лицо, а я хватаю его за запястья, пытаясь вырваться, но безуспешно. Тобиас раздел меня догола, лишил гордости своей нелестной оценкой. Ненавижу, что ему удается так ясно это увидеть, так ясно увидеть меня.

Или что он натворил.

Потому что я больше не та девушка, которой была вчера или даже час назад.

Он произносит шепотом:

– Ты боец, надо отдать должное. – Наши губы разделяет пара сантиметров, Тобиас заглядывает мне в глаза. – Но отдаешь слишком многое ни за что. Слишком легко доверяешь, потому что всю чертову жизнь тебе было одиноко.

– Говорит одинокий король одинокой маленькой девочке.

Наши дыхания сливаются, и несколько долгих секунд мы пристально друг на друга смотрим.

Впервые в жизни я увязла на дне и даже не хочу бороться. Я хочу утонуть… в своем враге. Он – путь. Единственный путь.

И как только я это сделаю, пути назад уже не будет.

Словно почуяв, что я приняла решение, он поднимает руку, чтобы намотать мои волосы на кулак, и тянет, обнажая мою шею. Его дыхание сбивается, а через секунду полные теплые губы касаются моего плеча, слизывая капли воды. Тобиас жадно втягивает их в рот, а я с трудом сдерживаю стон.

Оборви нить, Сесилия.

Он неспешно движется вдоль моей ключицы, смакует воду на моем торсе и животе. В глазах у меня стоят злые слезы, и я с трудом сдерживаю всхлип.

Решив довести дело до конца, я впиваюсь ногтями в кожу его головы, пока он горячим ртом прокладывает дорожку по моему телу. Тобиас пожирает, накрывает губами каждый миллиметр, ладонями раздвигает мне бедра и начинает лизать лоно.

Сжав в кулаке его волосы, я вскрикиваю от силы, с которой он присасывается к моей коже. Густые локоны Тобиаса щекочут бедра, а потом он высовывает язык и раздвигает мои половые губы, нацелившись на клитор. Одно уверенное движение языком – и мои ноги перестают держать. Я ударяюсь спиной о шкаф и, запрокинув голову, начинаю тереться о его лицо.

– Да будь ты проклят. – Я бью ладонями по его плечам, когда его движения набирают скорость и Тобиас просовывает в меня палец. Он пожирает меня, его голод подначивают мои крики. Я оседаю, прижавшись к шкафу, ручки которого впиваются в спину. Душа болит, но меня поглощает желание, и я начинаю безудержно дрожать. Оргазм уже близок, но я запрещаю себе, я ненавижу Тобиаса, ненавижу себя, ненавижу, что никогда раньше не испытывала такого удовольствия.

– Tu te retiens[10]10
  Ты борешься (фр.).


[Закрыть].

Я понимаю его слова.

Он поднимает на меня взгляд, двигая ловкими пальцами. От вида своего возбуждения на его костяшках я чувствую, как вскипает кровь.

– Je gagnerai[11]11
  Победа будет за мной (фр.).


[Закрыть].

Мной овладевает похоть, когда Тобиас тянет меня на ковер и, нависая, широко разводит мои ноги. «Молчи», – приказывает он взглядом, опускает голову и возобновляет движения. От манящих умелых пальцев и долгого прикосновения к клитору я кончаю. Он обводит языком мое пульсирующее лоно и высасывает каждую каплю моего оргазма.

Шумно дыша, Тобиас отпускает меня, чтобы снять пиджак и медленно расстегнуть рубашку. Не сводя с меня глаз, он тянется в задний карман брюк за кошельком, откуда выуживает презерватив и отбрасывает его на ковер рядом с моей головой. Я перевожу взгляд на него, видя в нем угрозу того, что произойдет, если не остановлю это.

Одним поступком он разорвет все связи, уничтожит нас и все тайные надежды, что я еще лелею. По его мнению, я – угроза, и Тобиас хочет от меня избавиться. И это прекрасный способ убедиться, что среди них мне нет места и будущего. Только я могу остановить то, что будет дальше.

Но я не останавливаю. Не стану. Потому что у меня больше нет причин ждать.

А еще потому, что я одержима.

Жалкий плод своей фантазии и своих деяний.

Эмоционально зависимая.

Слабая.

Ненасытная.

И с Тобиасом я словно набираюсь сил. Каждый мой вдох напитывается ею, затягивая меня глубже в него, в место, где я никогда не была.

Он расстегивает молнию на брюках и высвобождает возбужденный член, водит по нему, пока я смотрю, а потом начинает медленно раскатывать по нему презерватив. Я запоминаю каждую частичку его тела, которую требует запомнить мой ненасытный разум. Его широкую мускулистую грудь со смуглой кожей, небольшой пушок волос между грудными мышцами, рельефные мышцы, подчеркивающие подтянутый живот и узкую талию. Резко очерченные косые мышцы скрывает дорожка волос, спускающаяся к бедрам. Надев презерватив, Тобиас ладонью приподнимает меня за шею и наклоняет голову, чтобы я получше его рассмотрела. Он хочет, чтобы я стала свидетелем финала, его предполагаемой победы.

И я не стану себе в этом отказывать, но по совсем иной причине.

Тобиас замирает, предоставляя пару секунд на возражения, а потом входит в меня. Постепенно заполняет меня целиком, и у меня перехватывает дыхание от его силы и размеров. Чертыхнувшись, он продолжает движение и внимательно наблюдает за тем, как я приоткрываю рот. С его губ срывается едва слышное шипение. На лице появляется сдержанная гримаса, а тело дрожит от оставшейся злости. И сомнений не остается.

Это его месть моему отцу, братьям, которые ослушались и умышленно ввели его в заблуждение. Месть мне за то, что неосознанно приложила к этому руку. И я даю ему право на эту месть. Позволяю себе пасть еще ниже.

Я в который раз отдаюсь своему дьяволу, но теперь… теперь все иначе, потому что я успела примириться с происходящим на своих условиях. Я сознательно позволяю ему делать это, намереваясь довести дело до конца. И если прокляну себя после, то получу удовольствие от этого клейма.

Тобиас медленно входит в меня, и я вскрикиваю от проникновения. Он невообразимо растягивает меня, двигая бедрами и медленно проникая в мое тело.

– Putain de merde. Tellement serrée[12]12
  Черт возьми. Так узко (фр.).


[Закрыть].

– Brûles en enfer[13]13
  Гори в аду (фр.).


[Закрыть].

Слова слетают с губ с идеальным произношением, и глаза моего врага расширяются, прежде чем он полностью входит в меня.

И вот тогда я чувствую рывок… и меня поглощает жжение в мышцах.

Мы вместе стонем, а у Тобиаса вырываются ругательства на английском вперемешку с французским. Выйдя, он снова входит до самого основания. Мы – единое целое, и его жаркое дыхание опаляет мне шею. Я впиваюсь ногтями ему в плечи и шумно дышу от дискомфорта, получая наслаждение от ощущения заполненности и неописуемого удовольствия.

Тобиас кладет ладони мне на бедра, раздвигает их шире и вновь входит в меня, опустив глаза на место нашего соединения. Я кричу, мое тело дрожит, пока он берет меня, проходясь по всем сокровенным местам в моем теле. Еще несколько толчков – и мышцы начинают сокращаться. Я борюсь с удовольствием, но требуется всего лишь вспышка янтарного пламени и прикосновение его пальца – и я падаю в пропасть.

Я упиваюсь своим моральным падением, меня охватывает оргазм. Удовольствие струится между ног, а с губ срывается полный экстаза крик. Выгнув спину, дрожу от удовольствия, искупая вину в раскаленном добела огне, который распространяется по моим конечностям, пока тело дрожит в экстазе.

Тобиас резко закрывает глаза и откидывает голову назад. Его рот приоткрывается, когда я сжимаю мышцами его член, и нас трясет от возникшей из-за этого бури чувств. Приоткрыв глаза и впившись в меня взглядом, Тобиас теряет контроль.

А потом мы трахаемся, хватаясь руками, вздохи и стоны смешиваются, на коже блестит пот, когда он одержимо входит в меня, обезумев от похоти. Боль стихает, и я подаюсь Тобиасу навстречу, сжимая его, пока не подступает второй оргазм, застав меня врасплох. Мои мышцы сжимаются, и я вижу теплое пламя в его глазах.

– Putain, putain, – чертыхается он.

Тобиас накрывает руками мое тело, его прикосновение – разряд тока, и я снова начинаю возбуждаться с каждым мощным движением его бедер. Искры вспыхивают и разгораются от клетки к плоти, пока он входит в меня. От звука шлепков наших тел подступает еще один оргазм. Когда он охватывает меня, я бью Тобиаса в грудь от переизбытка прикосновений. Зубы стучат, и я кончаю, а Тобиас беспощадно увеличивает скорость движений, полностью овладевая моим телом. Ненависть распаляет меня, и я царапаю ему грудь, решив собрать ногтями немного его плоти.

С каждым уверенным и убийственным толчком его бедер я понимаю, что уже никогда не буду жаждать прикосновений другого так, как его.

От этого осознания меня начинает трясти, спина снова выгибается, и я чувствую, как он удерживает меня на грани. С первым импульсом оргазма рука Тобиаса напрягается на моей груди. Его тело дрожит, а глаза открываются от нахлынувшей волны экстаза. Задыхаясь, он смотрит на меня, и в его глазах читается откровенный ужас.

И за это я благодарна.

Благодарна за каждую секунду уязвимости, потому что вижу признание, когда он понимает, что я и так уже знаю.

Тобиас не хотел что-то чувствовать, а вместо этого почувствовал все.

Мы только что погубили себя своей обоюдной ненавистью.

Он обхватывает ладонями мою голову и смотрит на меня сверху вниз. В его глазах что-то, напоминающее изумление. Это всего лишь вспышка озарения, но я ее вижу. Тобиас закрывает глаза, выходя из меня, и молча берет лежащее рядом полотенце, пытаясь меня им прикрыть. Я скидываю его, чувствуя отвращение из-за его малодушия. Если мне придется быть этому свидетелем, то и ему тоже. Ни одному из нас не будет пощады.

– Тебе тоже придется с этим жить.

Мои слова, как я и рассчитывала, застают его врасплох. Лицо Тобиаса напрягается, страх сменяется яростью. Но злится он не на меня.

Он вскакивает, выкидывает презерватив в мусорную корзину и надевает боксеры. Когда он начинает медленно застегивать рубашку, выражение его лица становится каменным.

Страсть затухает, и, застегивая воротник, Тобиас смотрит на меня.

– В случившемся не стоит искать какой-то смысл. Это секс. И бизнес. Не принимай близко к сердцу.

Лежа на ковре, я мотаю головой, не веря его стремительному отрицанию.

– Тебе действительно нужно спуститься с небес на землю.

Он замирает и взирает на меня сверху вниз.

– Сесилия, я тебя не виню. Тебя с раннего возраста приучили к ответственности. Вожделеть безответной любви и отчего-то верить, что это воздастся сторицей.

Он кивает на потрепанный библиотечный экземпляр «Поющих в терновнике», лежащий на тумбе возле кровати.

– Но в этом и заключается разница между мальчишкой из книги или фильма и мужчиной в гребаном реальном мире. Не все хотят узнать, как устроены твой разум и сердце, не все жаждут отказаться от гордости, рассказать тебе наши секреты или признаться в любви. Некоторые из нас просто хотят тебя трахать, пока ты не надоешь.

Я поднимаюсь с ковра и замечаю, как он скрупулезно оглядывает мое тело.

– Вот только ты не живешь в реальном мире. Ты решил создать свой собственный. И я никогда тебе не надоем. Вот твое наказание за то, что предал их. Оно такое же, как мое.

Тобиас с равнодушным лицом одергивает под пиджаком манжеты и проводит рукой по густым черным волосам.

– Belle et délirante[14]14
  Красивая и одержимая иллюзиями (фр.).


[Закрыть].

Я его понимаю.

– Наверное, так и есть. В конце концов, я всего лишь маленькая девочка, которую ты, не удержавшись, трахнул.

Он хочет причинить мне боль. Я чувствую, как от него волнами исходят ненависть и злоба.

Тобиас зашел слишком далеко, и я последовала за ним, но по совершенно другой причине.

Но разделю с ним это наказание.

И буду вожделеть своего врага.

Потому что мы именно такие.

– Не только я одержима иллюзиями, – возражаю я и, взяв полотенце, заворачиваюсь в него. Тобиас прищуривается. – Ты безумен, если считаешь, что я когда-нибудь захочу узнать, как устроены твои разум и сердце. – Я поднимаю с пола его пиджак и швыряю ему в лицо. – Не принимай близко к сердцу, но катись-ка ты к черту.

Его глаза вспыхивают, а я тем временем разворачиваюсь и ухожу в ванную, хлопнув напоследок дверью.

* * *

Я стою на балконе и курю, смотря на горизонт и успокаиваясь с каждый вдохом.

Через семь недель я стану свободной. Свободной от надзора Романа, свободной от его роли в моей жизни. Через семь недель я окажусь далеко от Тобиаса, его пристального внимания и осуждения. Пока я в этом городе, два самых могущественных человека борются в попытке установить надо мной контроль. Я дам Роману и Тобиасу то, что им от меня нужно, чтобы их укротить, но это будет происходить на моих условиях.

Потому что я больше не чувствую тяжести раскачивающегося над головой маятника.

Тобиас собирался покончить со мной нашим общим предательством, но ему было неизвестно, что тем самым он меня освободил.

Сладкий вкус свободы.

На город надвигаются фиолетовые тучи, а я стряхиваю пепел с сигареты, которую украла несколько месяцев назад из спальни Доминика. Не знаю, зачем ее взяла, но, выдыхая последние клубы дыма, рада, что так поступила.

Провожу рукой по шее, где остался небольшой шрам после того, как Тобиас сорвал с меня кулон. На месте раны образовалась корочка. Я сорвала ее, чтобы помнить о случившемся, что однажды кто-то захочет заявить на меня права, назвать своей, даже если это случится на короткий миг.

Но теперь кулон и его смысл не играют никакой роли.

Это невозможно. Тобиас разорвал связь, порвал нить. А я позволила ему, поэтому больше не чувствую себя связанной с ними.

Теперь я поняла, в чем состояла его цель, но у меня были и свои намерения.

Теперь я чувствую себя оправданной – оправданной за то, что перестала ждать и стала двигаться вперед.

Если бы Шон с Домиником сейчас вернулись, то уже было бы слишком поздно. Но даже если бы они и вернулись, теперь я никогда их не захочу, как раньше. Все мои глупые принципы и надежды разрушились, когда я позволила врагу взять меня на полу его соперника.

И хотя я всей душой презираю Тобиаса, меня устраивает это открытие. Я пересекла черту, с чем согласились мой разум и тело и что проигнорировало мое сердце. И все во имя горького удовольствия.

Так что, пока моя любовь к Шону и Доминику угасает, страсть к другому мужчине разгорается. И самое приятное в том, что мне не придется что-то чувствовать.

Стыд, угрызения совести, вина – теперь неизвестные мне слова.

Я без оправданий устанавливаю правила, чтобы искоренить свою слабость.

Я могу ненавидеть Тобиаса, но он во многом прав.

Точно указав на мой недостаток, он снял кандалы с моего сердца, которое продолжает меня тяготить.

Сердце, которое оказалось никому не нужно, а я так легко его отдала. Это сделало меня слабой и безрассудной. И потому я перестану пичкать его надеждой и ложью. Я буду отрицать его существование и глупые желания. Позволю ему зачахнуть, попытаюсь лишить силы и власти, которой оно обладает над моими решениями. И пока я не покину Трипл-Фоллс, позволю себе быть дочерью своего отца: холодной, жестокой, коварной, расчетливой и бессовестной.