Текст книги "Школьная лихорадка и ошейник для тигра"

Глава 3. Робот капризничает и загадочный код

Меркурий Иванович Гвоздев пребывал в трёх реальностях сразу. Одна, ближайшая, заполняла экран компьютера замысловатыми цифрами и значками. Выползала она из утробы новейшего геофизического робота, управляемого дистанционно откуда-то из Калифорнии в Америке. Робот был капризный и требовал полного внимания к своей информации.

– Ну, миленький, чего ты так разошёлся? Мне же от тебя только прогноз погоды нужен, – пытался уговорить настырную машину начальник Обсерватории, которую многие по-прежнему называли Службой Солнца, доктор астрономических наук Гвоздев. – Вот разберусь с этими непонятными сигналами, и всё моё внимание будет твоим.

Речь шла о второй реальности, которая ворвалась в обсерваторию загадочными геомагнитными вспышками и пульсациями. Поступили они незнамо откуда, неведомо от кого и непонятно как. Но геомагнитную станцию буквально встряхнуло от мощного потока неизвестной энергии. Она вздрогнула, испуганно «выплюнула» череду непонятных цифр на свой монитор и замолкла. Вошла в «спящий режим».

Третья реальность, хотя и находилась очень далеко от первых двух, но мучила голову и сердце Меркурия Ивановича больше всего. Звалась она Надеждой и пока ещё числилась женой Гвоздева старшего. И это хлипкое, как подтаявший лёд «пока», грозилось лишить его весьма слабой надежды на примирение с женой и погрузить в заросли таёжного одиночества.

– Меркурий Иванович! Надо срочно разгадать код на мониторе станции! Она гудит и мигает этими цифрами, как будто хочет что-то нам сказать, – в лабораторию впорхнула младший научный сотрудник Венера Солнышкина

– Минуточку! Я уже заканчиваю с обработкой данных с робота.

– И что он нам обещает?

– Грозовые явления, низкую облачность на юге Приморского края и проливные дожди в районе нахождения нашей станции.

– Тайга будет только рада. А бедная китайская черепаха – так просто счастлива!

– Ты про ту, у которой вместо панциря кожа?

– Ну да… Озёро местное до того обмелело, что земноводным и поплескаться вволю негде. Я рано утром верхом вдоль русла Комаровки проехалась. Так она на слабый ручеёк больше похожа, чем на речку.

– Смотри, Венера! Приметит тебя дикая кошка или тигр, потом ищи тебя свищи… И жених твой Елисей не выручит.

Венера действительно собиралась замуж за молодого биолога со сказочным именем Елисей, но вполне земной должностью лесника. Оба они устали от своих городских квартир и шумных Владивостокских улиц. Казалось, что портовый город не спит и не умолкает никогда. И с раннего детства мечтой хрупкой светловолосой Венеры и крепкого брюнетистого Елисея было место жительства на затерянной от людских глаз таёжной делянке. Мечту свою они почти осуществили.

– Меркурий Иванович! Пойдёмте на станцию. Я уже и айтишника нашего туда пригласила.

– Белкина, что ли?

– Ну да… А что?

– Ну, этот нам сначала лекцию прочтёт о последних достижениях в борьбе с хакерами, а потом только на человеческий язык перейдёт.

– Не до лекций ему сейчас. Всеми цветами красного переливается… От стыда… Циферки-то, вроде, простые. А что они означают – у него ни одной идеи в голове…

Учёные вышли наружу и, как обычно, Гвоздев зажмурился от удовольствия и глубоко, с наслаждением втянул в себя ароматную порцию таёжного воздуха. Острое чувство счастья ворвалось в него ни с чем несравнимыми запахами любимой тайги. Пощипывал ноздри кисловатый, с изысканной горчинкой запах лимонника. Пьянил голову терпкий аромат амурского винограда. Кусты жимолости и бересклета дразнили воображение сухим древесным благовонием, с которым не решился бы соперничать ни один французский парфюмер. Запахи малины, элеутерококка, маньчжурского ореха, аралии, сирени и ещё десятков удивительных растений окутывали станцию душистым облаком таёжных тайн.

– Венера! Меркурий Иванович! Я разгадал! Но не знаю, что!

По выжженной солнцем тропинке бежал странный человек: очки на макушке головы отражали солнце, непомерно большая футболка намекала на почти полное отсутствие мышечного каркаса, а длинные ноги описывали дуги, прежде чем занять положение одна впереди другой.

– Белкин! Только ты можешь разгадать, сам не зная что!

– Вот и неправда! Сейчас все могут рассказать, как что устроено, но мало кто соображает, как это работает. Хоть смартфон любой возьмите…

– Ну да ладно! Так что ты там прочитал? Или расшифровал?

– Расшифровал! Всё оказалось до обидного просто.

– Ну не тяни ты амурского тигра за ухо! Говори уже.

– Послание состояло из набора простых чисел…

– А разве есть непростые? Заковыристые?

– Эх, и отстали Вы Меркурий Иванович. Солнечные вспышки ваш ум совсем ослепили…

– Ну-ну… Без критики начальства. Объясни, как чайнику!

– Простые числа делятся только на самих себя и единицу. И всё! Например, 1, 17, 31…

– Понял! И что в них особенного?

– А то, что шифровальщики и компьютерщики их очень полюбили. Так сказать, за несговорчивость… Больно они капризные… даже загадочные…

– Белкин! Теперь тебя на лирику потянуло, – прервала коллегу Венера. – К сути переходи.

– Короче говоря, обработал я это огромное, с пятью знаками, простое число и обнаружил, что если перемножать две цифры – 31 и 7 энное количество раз, то в итоге мы его и получаем!

– Кого получаем?

– Да не кого, а что! Я нашёл два главных простых числа, умножение которых друг на друга и даёт присланную нам циферку! Вот!

– А дальше-то что? Позабавился, поумножал, поделил… А нам какая от всего этого польза?

– С пользой проблема. А вам ничего с этими циферками – 31 и 7 – сделать не хочется? Признайтесь, Меркурий Иванович.

Заведующий станцией стал наливаться предгрозовым гневом быстрее, чем неожиданно налетевшие лохматые, свинцовые облака.

– Ладно! Понял! Просто сложите 31 и 7. Получаем 38! Номер школы, где учится Ваш отпрыск – Гвоздев Иван.

– И… Я говорю: «И…!»

– И что? Что нам с этой информацией делать? – перевела зависшего начальника Солнышкина.

– А вот этого я не знаю. Пока не знаю! Но станция разблокировалась. Я сейчас номер школы на адрес отправителя скину и, думаю, получу дальнейшие инструкции!

– Так иди уже получай! – рыкнул начальник, и все трое застыли в ужасе. Рык получился таким зверским и оглушительным, что Гвоздев сам себя испугался.

В следующую минуту рык повторился, и компания согнулась в смехе. Рычало небо, предупреждая о долгожданном ливне. Коллеги поспешили в укрытие геофизической лаборатории.

Только поздним вечером, когда набрякшие влагой листья, иголки и первые таёжные цветы наполнили лес тихим, шуршащим перезвоном падающих с них лёгких капель воды, Белкин доложил начальству последние новости.

– Всё оказалось так просто, что даже неинтересно, —заявил инженер, глядя в горящие любопытством глаза начальника. – Это наши коллеги из Калифорнийской лаборатории нас, так сказать, «на вшивость» проверяли. Сумеем ли мы их код распознать… Айтишники и программисты зачастую так развлекаются. Так я Вам сразу сказал, что речь идёт о школе. У одной из их сотрудниц в тридцать восьмой знакомая работает. Преподавателем иностранных языков. И так как завтра у них необычный, экспериментальный день, то англичанка и свой урок решила по-другому организовать. Инновационно и нескучно, так сказать.

– Ну а мы-то здесь причём?

– Со школой им связаться не удалось. Не знаю, по каким причинам. А с нами их лаборатория постоянно на связи. Только в этот раз письмо своё закодировали. Просят Вас завтра в школу позвонить и сообщить время урока английского языка. То есть, не просто урока, а живого общения на английском языке по Скайпу. Вот, собственно, и всё.

– Ну… Это мы сделаем…

Меркурий Иванович вздохнул и в очередной раз поспешил к спутниковому телефону. Но домашний номер его хрупкой Надежды безжалостно молчал.

Глава 4. ЧСВ у Гвоздя и «лофт» у информатика

На следующий день, В самом начале урока с загадочной темой «Роботы из прошлого» в кабинет информатики заглянула секретарша и вызвала Гвоздя к директору.

– Андрей Карлович! – взмолился Гвоздев. – Не начинайте урок без меня… пожалуйста.

– Гвоздев! Ушам своим не верю! Ты – и добровольно просишься на урок?! Вам вчера прививки какие-то делали. Может быть, у тебя такая странная реакция на вакцину?

Меньше всего Гвоздев нуждался сейчас в намёках на то, что он типа лентяй, которого ничего не интересует. Потому что именно в этот момент глаза девочки без имени послали ему порцию симпатии и доброго любопытства.

– Андрей Карлович! У меня инновационное мышление, и поэтому…

Гвоздь так удивился собственным словам, что резко замолчал. Замолчал не только он. Вся мужская часть публики, казалось, испугалась того, что вырвалось изо рта Гвоздя. Слова «инновация» и Гвоздь были несовместимыми. С Гвоздем отлично сочетались грубоватые словечки футбольных фанатов, либо «примитивный и головоломный», с точки зрения родителей, слэнг сетевого общения.

– Гвоздь! Ты чо, в илиту подался? «Финт ушами» решил сделать?

Муза Мандельштамовна, входящая в этот момент в класс, лихо взмахнула каскадной богемной юбкой и прокомментировала словесный выплеск Ватрушкина:

– Ватрушкин! Не тупикуй! Гвоздев был и остаётся ровным пацаном. У него, М.Б., ЧСВ случилось. Так что нет смысла «катать вату».

В нереально тихом кабинете веселилась только литераторша. Она лихо надвинула свою красную кепку на лоб и обвела аудиторию насмешливым взглядом:

– Что! Выражаясь словами Маяковского, уконтрапупила я вас?

Первым пришёл в себя преподаватель информатики:

– Маяковский такое говорил?

– Ещё как говорил. А Высоцкий повторил. И не только он. Кое-кто повыше…

Муза Мандельштамовна многозначительно глянула наверх и подняла указательный палец.

Гвоздеву надо было бежать, и он умоляюще смотрел на преподавателя информатики.

– Да ладно, не начнём мы урок без тебя, иди уже… – благодушно улыбнулся обычно серьёзный, даже грозный Андрей Карлович. И тут же обратился к удивительно похорошевшей Музе Мандельштамовне:

– А что Вы Ватрушкину изволили сказать?

– Намекнула, что, может быть, у Гвоздева, по только ему ведомым причинам, – её хитрый взгляд обрызгал девочек веснушками весёлой догадки, – случился ЧСВ, то есть чувство собственной важности на него нахлынуло. И потому нет смысла на него давить…

– Фигасе! – причмокнул Железняков.

Все подумали, что сетевое «ни фига себе» относилось к словам Музы Мандельштамовны, но они ошиблись. Железняк выражал свой восторг видом вплывшей в кабинет англичанки. Когда её разглядели остальные, класс забродил репликами:

– Вот это да! Улётный вид!

– Да! Классно выглядите, Тина Ивановна! Настоящий Треш!

– Сяб, – буркнула преподавательница вместо скучного «спасибо», чем привела в восторг до сих пор молчавших.

– А откуда Вы и Муза Мандельштамовна сетевой язык так хорошо знаете?

– Так это трудно несколько иностранных языков выучить. А потом всю жизнь их совершенствовать, а ваш…

– Мы вчера за час им овладели!

– Небось, флексите? Хвастаетесь?

– Это ты, Ватрушкин, любишь бахвальством заниматься. А нам ни к чему. Мы и так себе цену знаем.

– Тина Ивановна! Но для чего вам, взрослым, всё это надо? Как-то не комильфо получается, – стараясь звучать интеллигентно и загадочно, задала интересующий всех вопрос Вера Пятакова.

– Мы к родительскому собранию готовимся. В эту пятницу у нас тренинг по сетевому слэнгу для ваших родителей назначен. Если, конечно, всё по плану пойдёт.

Андрей Карлович, между тем, смотрел на англичанку, и по совместительству историчку, разве что не с ужасом.

– Тина Ивановна! А где вы такую классную вытянутую майку достали? – спросила Белла Дольчина.

– И не пытайся, Дольчина… Мои секреты – это мои секреты. А то тебе про майку скажи, так ты начнёшь корсетом поверх майки интересоваться…

– Дольчина, отрасти дзен! – нокаутировала красавицу Муза Мандельштамовна.

– Что надо отрастить Дольчиной? – испуганно воскликнул информатик и попятился к доске.

– Не волнуйтесь Вы так, Андрей Карлович. Это я её на понятном им языке к спокойствию призываю.

Учитель вздохнул, покачал красивой головой и продолжил инспектировать наряд, обычно сдержанной приверженцы классического стиля, Тины Ивановны. Поверх вытянутых, небрежно заправленных в узкие джинсы футболок и маек, коих было несколько, её фигуру обтягивал корсет с изображением рычащего тигра на чёрном фоне. Англичанка казалась выше ростом, так как рваненькие джинсы резко исчезали в ковбойских сапогах на каблуках с металлическими шпорами.

Сам Андрей Карлович, уступая настойчивому требованию Лешакова, тоже пребывал в новом имидже. Но он всё-таки соблюдал приличия! И выбрал нейтральный стиль «Лофт» —символ свободы, трудолюбия и уверенности в себе. Стиль даже не потребовал в него вживаться. Информатик жил в нём всегда. Единственное, чем пришлось пожертвовать, это временем, потраченным на поход в парикмахерскую. Там его неподатливые, как шотландский вереск волосы, так намучили, что они упали на лоб усталой, только что выбравшейся на берег пенистой волной. И ему это понравилось.

– Наш урок надо будет прервать ровно в полдень!

Громкий голос вбежавшего в класс Гвоздя разбудил погрузившуюся в раздумья публику.

– Это почему? – строго полюбопытствовал Андрей Карлович.

– А Вам – особый привет от Рэйчел! – не ответив информатику, Гвоздев повернулся к англичанке и затих.

– Очешуеть! – прошептал Гвоздь, забыв о своём инновационном мышлении. – То есть, я хочу сказать – офигеть. Ну, я не это имел в виду…

– Знаю, Иван, что ты имел в виду. Ты хотел элегантно произнести «Я в восторге» по-английски. Только вот давно не тренированная память начисто «забанила» весь английский словарь. Но это сейчас не так важно. От кого мне привет? Ты не ошибся?

– Нет! На станции Службы Солнца, то есть в Обсерватории, вчера и робот, и геомагнитная установка чуть не свихнулись… Их натурально трясло. Кто-то посылал им закодированные мессиджи… То есть, письма. А когда Белкин их расшифровал, оказалось, что с ними офис из Калифорнии связывался.

– Ты, Гвоздев, сегодня точно хочешь в «белом» выглядеть. Дескать, я такой крутой… Весь из себя апгрейдившийся… – подала голос Дольчина. Она, и только она, была обычно в центре внимания мальчиков, а сегодня одеяло всеобщего интереса перетащили на себя Гвоздев с англичанкой. И её это раздражало.

Только один человек заулыбался в ответ. Учитель информатики. Да и тот радовался любимому слову «upgrade», а не реплике ученицы Дольчиной.

– И что же было в том мессидже? В послании из Калифорнии?

– Просьба к учителю информатики прервать урок ровно в двенадцать, так как эта самая Рэйчел выйдет с нами на связь. В формате «Классная комната». По Скайпу.

Тина Ивановна отошла в сторонку. Казалось, что она смахивала слезу. Все остальные притихли окончательно.

– Рэйчел – удивительный человек. Я работала в их классе, в Америке, несколько лет назад. Это был класс особенных детей. Переживших нападение коварной болезни под названием церебральный паралич.

– А Рэйчел сильно болела? Она могла ходить? Говорить? – вопрос пришёл от новой ученицы, имени которой никто не знал.

– Она передвигалась в электрической коляске. И почти не говорила до одного случая.

– До какого случая?

– Рэйчел удалось уничтожить в киберпространстве всемогущего компьютерного червя, который планировал расползтись по всему миру. И когда её друзья и учительница кричали «ура!» и прыгали от радости, она вдруг тоже громко и ясно крикнула «Ура!». И с того дня заговорила. Да не просто хорошо заговорила, а так правильно и красиво, что открыла собственный курс «правильной речи» и «риторики».

– А что она сейчас делает?

– Рэйчел экстерном закончила колледж, курс программирования, и начала работу в одной из лабораторий Калифорнии. Это всё, что я знаю.

– Эй, Гвоздь! А почему эта девушка связалась именно с Обсерваторией у нас, в Приморье. И как ты об этом узнал? Ведь в Уссурийской тайге, где твой отец работает, нет мобильной связи, – это был конкретный вопрос от всегда конкретной Веры отличницы.

– Отец по спутниковому телефону директору школы позвонил. А почему с нашими астрофизиками – не знаю. Вот выйдем на связь, и спросим.

– А! Ну тогда вопросов больше нет.

– Ребята, пора и урок начинать, – вернул всех в действительность Андрей Карлович.

Глава 5. Подобревшая завуч, служанки Гефеста и трон Лешакова

Класс погрузился в кромешную темноту. Большой экран, закрывавший всю доску, засветился непонятным золотистым светом, и …ожил.

– Супруг мой, Гефест, – склонив пышноволосую голову, нежнейшим голосом вещала завуч школы, обратив взгляд куда-то в глубину экрана. Оттуда доносились звуки, как из школьной мастерской во время уроков труда. Одетая в серебристый хитон из мягкой материи, ниспадающий с её тела многочисленными складками до самого пола, завуч казалась величественной и подобревшей. – Дом наш почтила своим визитом сама богиня Фетида! Она желает тебя видеть по важному делу.

Завуч ловко подхватила под руку высокую стройную женщину и повела к дивану. Дамы присели.

– Вот это Перфоманс! Экстремальный выход! – не удержался от реплики Железняков. Его можно было понять. Ведь в богине Фетиде без труда угадывалась личность, вызывающая страх у одних, трепет у других и подспудное уважение у всех – уборщица Соня, которая по основному своему статусу была студенткой Института Управления. Цепких рук, въедливых до беспощадности глаз и всезнающей, ничего не забывающей головы Сони опасались все. Начиная с директора Лешакова. Сама Соня работала в школе временно, чтобы присматривать за своими братьями близнецами, неугомонными экспериментаторами – второклассниками Антошей и Гошей. Родители всех троих находились в длительной командировке в Перу, где изучали древние, исчезнувшие цивилизации.

– Моя спасительница Фетида! Подобравшая несчастного маленького уродца, выброшенного матерью в море! Богиня, хранившая его тайну, пока несчастный прятал свой лик и покалеченное тело в пещере! – голос был хриплый, с глухими перекатами боли и гнева…

Следом за голосом на экране возник сам Гефест. Лохматый, с всклоченной, никогда не чесаной бородой… С некрасивым лицом, искажённым изматывающим трудом в секретной кузне, Гефест тяжело переставлял хромые ноги…

– Вот это да! Да быть такого не может!!

– Не… Чо-то здесь не так… Я реально тупикую!

– Либо я чего-то не понимаю, либо я чего-то не доучил…

– Неужели такое уже тогда было возможно?!

Публика бурлила и изливала своё восхищение тем, что появилось на экране. И было от чего бурлить! Гефеста вели под руки настоящие роботы. Главным их отличием от современных был материл, из которого они были сделаны. На вид это было чистое золото.

– Глянь, Пятакова! – тыкал пальцем в сторону экрана Гвоздь. – А по стенам движутся ещё роботы! Вон те треноги видишь? Похожие на роботов из Звёздных войн…

– Я всегда знала, что первые роботы были вовсе не роботы! – сладко пропела сама Дольчина. – Это были роботы-девочки! Посмотрите, какие они хорошенькие.

– И функциональные! Вон как ловко бедного Гефеста под руки ведут, – сухо отметил Белкин, который приходился сыном знаменитому астрофизику программисту.

– Отроки! Затихли все и разом! – незнакомый, раскатистый голос Гефеста обеззвучил зрителей с первой попытки. – У нас тут спор на Олимпе: что нас сподвигнуло машины человекообразные строить? Желание стать известными? Любопытство?

– Конечно, известности захотелось, – без соринки сомнения в голосе и взгляде выдала свой ответ Белла.

– Неверный ответ…

– Любопытство! Только любопытные люди что-то новое изобретают, – это был Белкин.

– Порадовал ты меня, землянин! Ну, тогда ещё разок напряги свою умственную мышцу. А без чего любопытство – это просто девчачья слабость, стремление во всё свой нос сунуть?

– Без знаний! – не дала ответить товарищу Вера Пятакова.

– Неверный ответ! Знания можно приобрести на практике! Сто раз не так железки сложил – на сто первый всё равно получится.

– Без воображения! Сам Эйнштейн сказал: «Воображение важнее, чем знание». Знание ведь о том, что человечество уже знает. А воображение относится к тому, чего ещё не существует… Или, может, существует, только никто об этом пока не знает. Человек думает, воображает, что бы это такое могло быть? А потом пытается разгадку, ответ найти…

Сам Гефест, бурно поддержанный Андреем Карловичем, принялся рукоплескать Белкину.

Гвоздь сидел натурально пригвождённым к парте. Боковым зрением он видел, с каким удивлением посмотрела на Белкина новая девочка. Впрочем, и все остальные девчонки уставились на неуклюжего, не очень спортивного, всегда небрежно одетого Белкина. Вдруг все заметили его умные серые глаза и обаятельную улыбку. Вспомнили, с какой готовностью он помогает каждому по химии и математике. Даже по английскому даёт списать! И Гвоздь гвоздил себя последними словами за лень, за то, что не притрагивается к тем ярким книжкам, которые специально для него привозил из командировок отец. Каждый раз, ставя новую книгу на полку, Меркурий Иванович говорил:

– Ты хоть открой книжечку на досуге! Это же не школьный учебник. Там о таких чудесах на земле и в небесах узнаешь! Сам удивишься. А там, гляди, и заинтересуешься…

Грустные размышления Ивана Гвоздева не успели, однако трансформироваться в жестокую фразу: «Всё! Начинаю новую жизнь… Сегодня же…».

Комната вновь погрузилась во мрак, а когда осветилась картинкой с экрана, все ахнули в очередной раз. Перед ними на странном, невиданной конструкции троне, восседал сам директор Лешаков. На его лбу красовалась татуировка: «Царь Соломон». Перед троном стояли просители. Их очень естественно изображали учащиеся младших классов:

– Мудрый и великий! – протягивал ему бумагу второклассник, известный забияка и драчун Лёшка Зверев. – Не сочти за наглость и прими от меня, раба твоего верного, прошение о помиловании. Не осведомляй моих уважаемых предков о моём метании фрикадельками в нашей общественной трапезной давеча днём. Я имею в виду столовую… Я клянусь…

Раздался такой жуткий рык, что присутствующие вздрогнули. Рык исходил из-под кресла Соломона. Затем оттуда показались лапы четырёх роботов львов, и кресло угрожающе поползло вверх, вознося царя Соломона – Лешакова на недостижимую для просителей высоту.

– Смотрите! А по бокам кресла дроны какие-то уселись, – тихо прошептал Белкин.

– А что, во времена Соломона уже вертолёты были? – громко спросил Железняков.

Соломон стукнул кулаком по ручке трона, рык, громче и яростнее прежнего, заглушил все звуки в классе, и Лешаков стал возноситься на руках роботов львов всё выше и выше… Механические дроны оказались птицами, которые расселись на неизвестно как возникшем золотом дереве, и принялись щебетать, укрощая накатившую на мудрого царя волну несдерживаемого гнева.

– Следующий! – рявкнул робот лев и ударил лапой по полу.

– Всемогущий и умнейший повелитель! Смиренно ходатайствую о переводе меня в следующий класс с двумя двойками в четвёртой четверти.

Раздавшийся рык был не просто громким. Он был устрашающим до такой степени, что проситель грохнулся на колени и быстро уполз из зала приёмов.

С остальными подданными произошло то же самое. Сам Соломон не произнёс ни слова. За него всю грязную работу выполняли запрограммированные на неё львы роботы. Когда трон вознёс царя на совсем уже недостижимую для простых смертных высоту, Соломон обратил свои взоры к публике.

– Чего, мудрейшие, нет и никогда не будет у роботов?

– Постоянной работы, – рискнул предположить Ватрушкин.

– Неверный ответ! Следующая попытка.

– Власти над людьми, – очень тихо сказала новенькая.

– Неверный ответ.

– Совести, сочувствия и интуиции, – выручил учеников Андрей Карлович.

– Верный ответ.

Иван Гвоздев немного пришёл в себя. Он уже не так беспощадно утюжил себя за лень. То, что новенькая ученица тоже не всезнайка, как-то успокаивало. Оставляло надежду.

Совершенно неожиданно, ругая себя за слабоволие, Гвоздь резко обернулся. И внутри произошла вакуумная разрядка. Стало холодно, страшно и очень приятно… А потом – опять жарко. Жар исходил из ореховых глаз, которые как будто ждали его взгляда. Что-то, чему Гвоздь не знал названия, наполнило его непонятной радостью. Сложность была в том, что та самая интуиция, которой нет у роботов, велела Гвоздю эту загадочную радость спрятать глубоко внутри. Наверное, подумал он, именно для таких моментов у нас и существует сердце. Для хранения в секрете радостей и печалей.

Поразмышлять на такую неожиданную тему Гвоздеву опять не удалось. Громкие вздохи восхищения, неверия собственным глазам и даже просто шока заполнили кабинет.

– Это из «Трёх мушкетёров»… Я по фильму знаю… – уверенно вещал Ватрушкин.

– И какие роботы в «Трёх мушкетёрах»? – с ехидцей возразила Дольчина.

– Можно подумать, ты знала о роботах у Соломона, – неожиданно поддержала Ватрушкина Вера.

Спор разрешился сам собой. Экран ожил.

– Ваше высочество! Вам почта. Здесь указано: «Вручить лично в руки герцогу Филиппу Бургундскому»

– Давай сюда! Это наверняка счёт за все работы по реновации дворца. Так и есть! Всё идёт по плану. Я намеревался завершить реконструкцию и обновление всей механической части своих владений в году тысяча четыреста тридцатом. И я сделал это!

Герцог, к восторгу присутствующих, говорил густым басом школьного охранника.

– Но, хозяин! Во сколько обошлись все ваши причудливые фантазии?

– Ровно в такую же сумму, сколько стоит сам замок. Но за потеху, которой Франция не видала за всю свою долгую историю, никаких денег не жалко.

Экран вдруг погас, а когда зажёгся, зрителям предстало нечто в форме гоночного болида – овальное, обтекаемое, белое и непонятное. Болид был длинный, с передней панелью. На ней размещались многочисленные тумблеры, ручки, задвижки, кнопки и рычаги. В эту пустую, похожую на кишку бочку, стали входить нарядно одетые гости.

– Смотри, Дольчина! Опять твой Валерка на главных ролях…

Ровно в этот момент случилось невообразимое! Сначала на председателя школьного совета хлынули такие мощные потоки воды, что друг герцога Бургундского стал беспорядочно и суматошно вертеться и бегать по кишке. Впрочем, бежать было некуда. Бочка была до отказа набита приглашёнными на бал гостями, которые впали в полную панику. Водяные потоки работали по людям, как заведённая циркулярная пила. Струи воды, испускаемы стенами большой бочки, врезались в толпу безжалостно и мощно. Но это была только разминка.

– Я вижу человека с палкой! Он… – вдруг беспомощно, по-детски закричал Валера…

Он не закончил фразу, потому что какие-то фигуры, похожие на привидения, принялись колотить мягкими резиновыми дубинами благородных гостей. По крайней мере, так казалось примолкшим зрителям. Затем комната наполнилась странными, пугающими звуками. Всё это продолжалось не больше минуты, но бедным участникам драмкружка «Вихрь в голове» хватило ощущений надолго.

Наконец, всё смолкло. Как грозовой ливень. Раздался голос самого герцога:

– Вы вольны покинуть эту комнату! Сейчас откроется дверь на выход. Но я, ваш хозяин, запрещаю вам это делать. Те, кто выйдут, подвергнутся обсыпанию мукой, купанию в грязных лужах, вываливанию в грязи и атаке моих механических слуг-животных. Затем они могут быть свободны.

Те, кто останется, до конца праздника будут находиться в этой комнате и развлекать нас своим мокрым, жалким видом и крысиными забегами. С моими машинами спорить и вступать в схватку бесполезно.

Злобный смех завершил речь. Экран погас. Из чёрного квадрата донёслось:

– Какому использованию робототехники и механики положили начало эксперименты герцога?

– Хонтинг хаузам! Ну, эти самым, домам ужасов! Которые на Хелловин принято делать! – уверенно выкрикнул Гвоздь.

– Верный ответ! А ещё?

– Модным нынче Квестхаузам! Вон их сколько во Владивостоке пооткрывали… Там, говорят, такого страху натерпишься, что готов на колени бухнуться и просить, чтобы тебя выпустили…

– Ответ хоть и верный, но повторяющий первый.

– Механическому производству… Может быть, даже конвейерам, – неуверенно сказал Белкин.

– Верный ответ! Так впервые, считают некоторые учёные, родилась мысль о внедрении в производство механизмов, заранее запрограммированных на определённые действия. Таких, для которых сам человек, который их обслуживал, стал слугой. От человека требовалось совершать одни и те же точные действия. И всё. Никакого самовольства или творчества не допускалось. Ничего не напоминает?

– Люди работали на машину, как роботы. А надо бы наоборот! – задумчиво сказала Пятакова.

– Без пяти двенадцать! – раздалось в притихшем и задумчивом кабинете. – Нам надо выходить на связь с Рэйчел! – англичанка стала подталкивать ребят к выходу. – Ребята! Урок о роботах продолжим после обеда. А сейчас – бегом в компьютерную лабораторию. Там нам будет удобнее всего!